Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические предпосылки исследования музыкальной культуры Месоамерики 15
1. Определение сферы изучаемого поля исследования 15
2. Краткая историческая характеристика изучаемого района 30
Глава II. Проблемы типологии месоамериканской музыкальной культуры 40
1. Место и роль музыкального фольклора и его особенностей в процессе смены исторических формаций Месоамерики-Мексики 58
2. Выявление и анализ дуалистических тенденций музыкальной культуры ритуально- церемониального цикла 76
2.1. Письменные артефакты 84
2.2. Археологические артефакты 93
2.3. Этнографические источники 95
3. Зарождение и развитие признаков профессиональной музыкальной культуры 104
4. Реконструкция некоторых форм светского музицирования конца XIV - начала XVI века в Месоамерике 129
Заключение .156
Список сокращений 161
Список использованной литературы 162
Приложения
- Определение сферы изучаемого поля исследования
- Краткая историческая характеристика изучаемого района
- Место и роль музыкального фольклора и его особенностей в процессе смены исторических формаций Месоамерики-Мексики
- Выявление и анализ дуалистических тенденций музыкальной культуры ритуально- церемониального цикла
Введение к работе
Актуальность темы. Широкий исследовательский интерес к музыкальной культуре Латинской Америки, заметно проявившийся в середине XX века, был обусловлен стремлением глубокого изучения сложных проблем межкультурных взаимодействий, открывающих новые страницы в истории музыкальной культуры мира. Определяющая черта истории Месоамерики (Мексики) - постоянное динамическое взаимодействие различных элементов: расово-этнических, культурно-типологических, художественно-творческих. До начала XVI в. это определялось внутриматериковыми взаимодействиями (см. 2, гл. I), после открытия Нового Света и Конкисты (завоевания) - это, в первую очередь, взаимодействия с западноевропейской и африканской культурами, что позволяет представить музыкальную культуру современной Мексики как некий своеобразный гибрид, возникший в результате смешения противоположных миров, различающихся, прежде всего, по уровню социально-экономического и художественного развития. Однако процесс интеркультурного взаимодействия, формирующий принципиально новые типы отношений между художественными культурами, в свою очередь нивелирует их самобытность в общем синтетическом контексте. Таким образом, вызревает естественное стремление в дефиниции, самоопределении своих национальных характеристик и особенностей. Своего отдельного структурно-типологического анализа требует и музыкальная культура Месоамерики, как составляющая часть всей месоамериканской культуры, часто объединяющаяся определением «народный фольклор». Также представляется необходимым анализ самих причин й процессов смысловых смещений понятий и определений, возникших в результате пересечения различных культур, а также адекватности осмысления их категориальных дефиниций на протяжении истории изучения музыкальной культуры Месоамерики как объекта исследования. Поэтому особое значение приобретает задача, связанная с изучением национальных музыкально-художественных традиций в контексте исторического развития региона и
4 необходимости перехода от этапа описания конкретных музыкальных жанров к теоретическому обобщению накопленного исследовательского материала.
Степень научной разработанности темы. Началом отсчета истории исследований культуры древних цивилизаций Месоамерики можно считать начало XVI в., когда вместе с конкистадорами в Новые Индии прибывали монахи-миссионеры. Им-то и можно поставить в заслугу те усилия, предпринятые для сохранения памяти о цивилизациях, которые были разрушены конкистадорами и поселенцами. Прежде всего здесь следует упомянуть доминиканца Диего Дурана с его «Историей» («Historia de las indias de Nueva Espafia e islas de tierra firme», 1581) [153], Бернардино де Саагуна — Codex de Florence [228], рукописи монахов Иеронимо Мендиеты [198], Диего де Ланда [183], Толибио де Мотолинии [211]. Оставляют свои воспоминания очевидцы событий тех лет Бернардо Диас де Кастильо [148], Эрнан Кортес [146], потомок самого МоктесумыИ - дон Эрнандо Альварадо Тезозомок (Хроника Мехикано, 1600) [240]. И если воспоминания Кортеса и Диас де Кастильо связаны в первую очередь с описанием битв между конкистадорами и индейцами, то труды Мендиеты, Диего Дурана, Бернардино де Саагуна - это богатейший энциклопедический материал о национальных обычаях, нравах, религии, науки и культуры.
С последующими столетиями интерес к культуре Месоамерики возрастает все больше и круг интересов становится шире. В первую очередь интерес связан с изучением древних рукописных книг (кодексов), оказавшихся в различных европейских библиотеках и частных коллекциях. В поисках исторических раритетов в XVII-XVIII вв. в Новый Свет отправляются Карлос де Сигюенса и Гонгора [233], Лоренсо Ботурини [129], Гемелли Каррери, имена которых Мигель Леон-Портийя назвал первыми отдельными звездами в истории поисков и исследования письменных сокровищ ацтеков и майя [191, р. 175].
С XIX в. начинаются работы по публикации факсимильных источников, как, предположительно, аутентичных, так и их копий. Немецкий исследователь
5 Александр фон Гумбольдт [179] издал в 1810 г. некоторые фрагменты из различных кодексов в своей работе о географии и истории культуры Америки, частично используя манускрипты из «Музея Ботурини». Англичанин Эдвард Кинг, лорд Кингсбороу, в 1831 г. также издает фрагменты древних рукописей, правда, без научных комментариев. К 400-летнему юбилею открытия Америки в 1892 г. публикуются пять рукописей под редакцией Альфонсо Чаверо. Но, как наиболее серьезные научные исследования конца XIX - начала XX в. выделяются работы немецкого ученого Эдварда Селера и его последователей (Мануэль Мартинес Гракида, Эрнест Теодор Гами, Паул Шейхаст, Джеймс Коотер Кларк и др.) в области иконографии и этноистории, в которых ученый, исследуя кодексы Nuttall, Bodley, Seldan проводит параллель с письменностью цивилизаций Ассирии, Шумер и Вавилона [119, pp. 12-13].
XX в. отмечен появлением исследовательских работ, совершенно разных по своему уровню и глубине исследования: от познавательного, научно-популярного и дидактического до кратких курсов и многотомных исследований. Необходимо выделить имена Альфонсо Касо [137-139], Эрика Томпсона [243] и Юрия Кнорозова [59] как наиболее выдающиеся в области дешифровки древних манускриптов. Появляются также разработки, связанные и с изучением культуры Месоамерики, ее литературного и музыкального наследия. Ценный материал для теоретического исследования культуры представляют научные работы в области: «Театр - науатл» Фернандо Оркаситас [177], Мария Стерн [238], «Философия науатль» М. Леон-Портийя [187], «История литературы науатл» A.M. Гарибай [167-170], Г. Баудо [130], Л. Чеффлер [184], И. Лара [184], «Мифы и легенды Месоамерики» В. Крикебергер [182], П. Чан [179], «Песни Мексики» В. Мен доза [199-202], «Фольклор и музыка Мехикано» Рубен Кампос [134] и др., в которых предпринимается попытка синкретического анализа отдельных элементов месоамериканской культуры и установления связи с космологическими и мифологическими представлениями этносов. Среди массы исследований музыкальной культуры Месоамерики помимо мексиканских (Самюэль Марта
[195], Габриэль Салдивар [230], Мишел Конча [145]) широко представлены и иностранные авторы, среди которых Томас Станфорд [236], Роберт Стивенсон [95], Генриетта Юрченко, П.А. Пичугин [83-85], Г.Г. Ершова [43], М.Р. Зембатов [45] др. Эти научные разработки характеризуются общностью направления развития исследования музыкальной культуры Месоамерики как исторического и самобытного явления, а также выявления его межкультурных контактов и взаимных влияний культур.
Пути исследователей XX в. концентрируются на разных аспектах. Некоторые исследователи ставили себе задачу чисто описательного характера, знакомя с богатством ритуалов, включающих великое разнообразие песенно-танцевальных жанров («Мексиканский церемониальный календарь» Хосе Антонио Браво [132]), классификацией музыкальных инструментов доиспанского периода (Пабло Кастеянос [140], Самюел Марти [194], Хорхе Дагер [147]). Фолыелорно-этнографические экспедиции фиксировали весь материал, в первую очередь, по географическим и этническим признакам. (Франциско Домингес, Роберт Тейес Гирон [180], Иесус Бал и Гай [120]). Заслуживает внимания своеобразная гипотеза известного ученого-переводчика древних текстов на языке науатль священника Ангель Мария Гарибай и его последователя Мигель Леон-Портийя о якобы существовавшей в древности у ацтеков особой системы нотной фиксации звуков. Некоторые исследователи во что бы то ни стало хотели увидеть в музыкальном наследии Месоамерики зашифрованные музыкальные знаки (Пабло Кастеянос, 1970). Другая крайняя точка зрения строилась с позиции сравнивания музыкальной культуры Месоамерики с музыкальной культурой Европы. И это, естественно, было не в пользу первой (Эльба Эрреро, 1917 [175]).
Новый прогрессивный путь исследований, рассматривавший музыкальную культуру Месоамерики как своеобразное явление и, в своем роде, уникальное, начался в первой половине XX в. в контексте всеобщего национального подъема в Мексике. И, в первую очередь, этот период в исследованиях связан с именами Висенте Мендосы, Самюэля Марти, Рубен
7 Кампос, Гуиермо Орто [215], Хулио Эстрада [162], Йоланды Морено Ривас [224] и др.
В ряду важных проблем в исследовании мексиканских и зарубежных ученых - проблема типологии новых возникших музыкальных видов в культуре Латинской Америки. Одна из наиболее традиционных точек зрения формулируется в своеобразной специфике происхождения и особенностях их социального функционирования. Речь идет о европейских нефольклорных истоках и прототипах национальных традиций музицирования, которые в процессе фольклоризации и смешения с другими творческими видами образовали латиноамериканский музыкальный фольклор (П. Уренья, А. Леал [121], П. Пичугин). Дальнейшее исследование музыкальной культуры Латинской Америки и ее творческих видов привело к необходимости дифференцировать это понятие с тем, чтобы терминологически зафиксировать огромную массу художественно-творческих явлений, возникших, в основном, на городской почве и которые по основным параметрам не соответствовали пониманию термина «фольклор». Однако, возникший термин музыка «popular» не смог до конца решить проблему дефинициации жанров народного демократического музицирования. Хае Рейтер (1984) [223] подсчитал 8 различных терминов (Popular, Tradicional, Anonima, Folklorica, Tipica, Regional, Etnografica, Vernacula), встречающихся в Мексике для обозначения песенной и популярной инструментальной музыки и вызывающих научные споры об использовании наиболее приемлемых вариантов. Приблизительно в это же время выходит из печати еще одна работа латиноамериканских исследователей под общей редакцией Изабель Аретс (1994) [124], в которой проблемы типологизации латиноамериканской музыки поднимает А. Карпентиер и предлагает свою шкалу: культовая музыка, академическая, popular, populachera (музыка плебса), фольклорная. Как видно, многие латиноамериканские исследователи часто каждый по-своему трактуют одни и те же понятия, что усложняет получить общее представление о существующей структуре «музыки населения» в Латинской Америке и, в частности, в Мексике.
8 Существует и другая идея. Идея двух самостоятельных разновидностей фольклора в Латинской Америке:
фольклор коренного населения, который не подвергся метисации и который типологически сопоставим с традиционным фольклором Европы;
смешанный фольклор, который представляет специфическое явление и возникновение которого обусловлено объективными потребностями формирующейся национальной культуры Латинской Америки (Мексики) (Й. Морено Ривас, С. Марти и др.).
Однако такое деление не до конца раскрывает понятие музыкальной культуры Месоамерики до Конкисты, объединенное часто в одно целое — индейский фольклор.
На примерах из эпического наследия индейцев, рукописных летописей, используя хронику монахов-миссионеров, представляется возможным найти подтверждение идеи неоднородности музыкальной культуры Месоамерики. Для этого условными гранями в исследовании может послужить разделение музыкальной культуры Месоамерики на религиозную и светскую, а также профессиональную, любительскую и собственно фольклорную. В подтверждение такого деления хочется сослаться на высказывания П.Г. Богатырева, приведенные Михаилом Сапоновым в своей книге «Менестрели» [89], где исследователь считает основной мерой отличия фольклора от любых других видов наличие функции публики. Где народную песню поют все, ее исполнитель здесь не отделен от публики. Фольклор адресован не посторонним, а самому себе и всем сразу. Такого же принципа разделения между фольклорной и не фольклорной культурами придерживается и Л.Л. Бочкарёв (1997), подчеркивая, что в синкретической фольклорной форме автор-исполнитель и слушатель неотделимы.
Развивая идею зарождающейся полифункциональности музыкальной культуры, а также возникновение таких новых категорий в месоамериканском социуме, как «авторское творчество», можно подчеркнуть закономерности их возникновения в контексте общего духовного развития общества, его
мировоззрения и психологии. Поскольку «в процессе деятельности человек сталкивается не только с задачей обнаружения, выявления, раскрытия смысла, но и в его формировании, создании» [19, с. 60].
Научный же интерес к взаимодействию месоамериканской и западноевропейской культур, в первую очередь, заключается в раскрытии своеобразного исторического эксперимента (Г. Салдивар, И. Эстрада, П. Пичугин, Г. Ершова, В. Земсков [46], Я. Шемякин [113], С. Созина [92] и др.). Для этого необходимо вначале определить, что понимается под категорией взаимодействия культур. Взаимодействие подразумевает взаимное, паритетное сосуществование, взаимообогащение, взаимовлияние и т.д. Однако говорить о взаимодействии культур в период Конкисты можно очень условно. На деле имеются совершенно другие формы пересечения двух культур. В силу исторических событий эти формы пересечения приобрели агрессивный характер. Испанское вторжение привело к уничтожению месоамериканской цивилизации. Кортес и его немногочисленное войско было для индейцев только авангардом нового мира (М. Гролиш, 1998 [33]). Вероятно, было бы правильнее говорить не о взаимопроникновении, а о трансплантации, перенесении готовых форм культурного воздействия одной цивилизации (Западной Европы) на другую (Месоамериканскую). Вследствие этого было нарушено естественное, поступательное развитие цивилизации ацтекского царства, в частности, и в общем всей Латинской Америки. Невзирая на более прогрессивную суть западноевропейской культуры, она подавила самобытность национальных форм, что привело в отдельных случаях к полному их исчезновению. (В. Земсков, 1991). На современном этапе развития искусства, когда язык концептуализма и абстракционизма практически нивелировал национальные корни, став явлением универсальным и вненациональным, такие потери наиболее ощутимы (Е. Флорескано [163], Р. Мирандо [204], Л. Выготский [24], А. Горелов [31]).
Открытие Нового Света явилось началом культурно-политической экспансии. На этом закончилось изолированное развитие цивилизации и
10 культуры Месоамерики. Земли, занимаемые коренными жителями — индейцами, надолго стали территорией столкновений политических и экономических интересов двух мировых культур: Европейско-христианской, с одной стороны, и древней культуры ацтеков и майя - с другой (X. Иннес, 2002 [49]). Было положено начало длительному периоду европейского проникновения. Латинская Америка стала первым опытом колониального захвата, на земли которой экспансируются европейские традиции, обычаи, образ жизни, религия, культура. Территория Месоамерики-Мексики долгое время находилась под властью Испании, Франции, США, и коренной этнос постепенно исчезал, ассимилируясь. С введением христианства погибла вера индейцев. Как оригинальная и самобытная культура Месоамерики практически перестала существовать. Однако, на этом своеобразный исторический эксперимент не закончился. Начиная с конца XV в., начала XVI в. одновременно с Конкистой увеличивается количество эмигрантов из Западной Европы и количество вывезенных из Африки и обращенных в рабство негров. Произошедшая от смешения браков метисация послужила возникновению новой нации - латиноамериканской расы. Это не была нация с европейской точки зрения, веками складывающаяся общность людей, объединенная языковыми, психофизическими особенностями. Однако интеграция этносов способствовала возникновению новых культурно-цивилизационных факторов и формированию новой многосоставной латиноамериканской культуры (Л. Гумилев, 1997 [36]).
Вследствие этого процесса синтезирования одной из основных проблем латиноамериканской культуры является проблема самоопределения, поднимающая вопросы: что представляет собой латиноамериканская культура? в чем заключается ее основополагающая сущность? Этот процесс самоопределения идет путем построения собственного образа мира Латинской Америки в соотнесении с различными культурами Европы, США, Японии и пр. Поскольку в латиноамериканской культуре всегда можно найти прообразы из этих культур, эта проблема самоопределения актуальна до настоящего времени,
порождая дискуссионный вопрос: что определяет доминанту музыкальной культуры Мексики? Музыкальное наследие древней культуры майя, ацтеков, сапотеков, миштеков? Ассимилированные традиции западноевропейского городского фольклора? Культура креольского барокко XVI-XVII вв.? Культура мариачи? Или нововведения вненациональной принадлежности XX в.?
Своеобразие мексиканской культуры заключается в том, что на протяжении веков она постоянно вбирала в себя готовые модели различных культур, по-своему преобразуя и комбинируя их. И в этом ее отличительная черта. Это культура становящегося типа, которая строит себя, вырабатывая альтернативные формы. И если в какой-то момент и чувствовался так называемый дефицит аутентичности, то в последнее время из недостатка это превратилось в достоинство: возрождая культуру до Конкисты, преломляя ее через элементы реализма XIX-XX вв., модернизма и концептуализма..
Цель и задачи исследования:
Изучить феномен музыкальной культуры Месоамерики как интегральную часть мировой музыкальной культуры и определить, что представляла собой музыкальная культура Месоамерики до эпохи Конкисты, охватывающая огромный исторический период развития этого региона Центральной Америки.
Систематизировать научные представления о музыкальной культуре Месоамерики и проследить процесс формирования этого феномена в контексте общего исторического развития древних цивилизаций.
Теоретически обосновать структурную неоднородность изучаемого феномена.
Рассмотреть музыкальную культуру Месоамерики до эпохи Конкисты с точки зрения дефиниции по признакам: профессиональным, любительским и фольклорным. Выявить зарождающиеся признаки авторского искусства.
Выявить на примере музыкальной культуры Месоамерики специфику синтеза музыкальных традиций и поэзии.
Проанализировать на примере музыкальных культур Месоамерики и Западной Европы процесс пересечения культур и раскрыть связанное с этим процессом понятие «инаковости», или «другого».
Выявить зависимость процесса дефинирования музыкальной культуры Месоамерики от развития научной мысли на разных исторических этапах.
Раскрыть особенности функционирования процессов, проходивших в музыкальной культуре Месоамерики - Мексики в период Конкисты.
Теоретической и методологической основой служит комплексный подход исследования. Работа основана на критическом изучении исследований как латиноамериканских, так и отечественных авторов. Ведущими методологическими ориентирами в данной работе стали принципы аналитического исследования, сформировавшиеся в различных областях искусствознания. Предпринята попытка анализа музыкальной культуры Месоамерики с позиции общегуманитарного знания. Специфика осуществляемого исследования обусловлена необходимостью привлечения материалов по истории, религии, культурологии, философии (в том числе К. Юнг [117], О.Шпенглер [114], Г.Франкфорт [109], Э.Дюркгейм [41], А. Тойнби [101], Э. Тайлор [100], К. Хюбнер [ПО], М.Бахтин [12], М. Мамардашвили [69], Е. Балабушкин [10], Л. Сеа [146] и др.). Теоретическими источниками исследования явились труды известных ученых, в которых рассматриваются проблемы музыкальной и этнической психологии (Л. Бочкарев [19], Ю. Бром л ей [20], С.Лурье [68], Л. Леви-Брюль [62], К.Леви-Строс [64], Э.Сепир [99], Я.Пономарев [86]), этики (Э. Дюссель [154], К.-О. Апел [122]), музыки как предмета логики (А. Лосев [66]), музыкальной социологии (Л. Туррент[242], Т.В. Адорно [3]), музыки как вида искусства (А. Сохор [93], В. Суханцева [98], И. Герасимовой [28]). Останавливаясь на проблемах и особенностях фольклористики, целесообразным считалось привлечение научного материала по данному вопросу как русских, так и мексиканских авторов (Б. Путилова [87], И. Земцовского [48], П.Богатырева [17], А. Байбурина [9], Е. Мелетинского [72], С.Неклюдова [76], К. Монтемаера [208], В. Мендоса [199], И. Ромеро
13 [225] и др.). А также материалов, основанных на личных беседах с профессором археологии Ангелес Олай Б., сотрудником Центра INAM.
Научная новизна диссертации определяется следующими моментами:
максимальное приближение исследования к новым и уже известным историческим фактам, основанным на новейших археологических открытиях и пиктоглифической дешифровке;
комплексный, междисциплинарный подход в изучении музыкальной культуры Месоамерики, который представляет исследуемый феномен как интегративную часть искусства;
уточнены структурные составляющие, функции, виды и формы как средства формирования музыкальной культуры Месоамерики;
установлена роль этнопсихологического фактора в процессе дефинирования изучаемого феномена.
Объект исследования. Объектом исследования в диссертационной работе является история Мексиканского государства, его культура, фольклорное наследие, сохранившиеся эпические источники, археологические исследования. Необходимость изучения музыкальной культуры Месоамерики как самобытного явления искусства потребовала привлечение большого количества источников как музыкального, так и не музыкального плана. В качестве материала исследования использовались диско- и видеографические примеры (Musica del Archivo Samuel Marti [213], Fonoteca del INAH [165] и др.), антологические сборники этнографических и фольклорных экспедиций (В. Мендоса, Ф. Домингес, Т. Станфорд и др.), свидетельства монахов-францисканцев XVI в. (Диего Дуран, Бернардино де Саагун, Диего де Ланда, Торибио де Мотолинияи др.), эпико-поэтическое произведение народа киче «Пополь-Вух» (Книга народов) [221], Рабиналь Ачи (эпическая драма-балет) [222], музыкально-поэтическое наследие ацтекского царства («Мексиканские песни», «Романсы сеньоров Новой Испании», «20 гимнов богам»), которые позволили рассмотреть музыкально-культурные связи в социальном и историческом контексте. Кодексы Vindobonensis [143], Chimalpopoca [141],
14 Ramires [142], Fejervary-Mayer [157], El Titulo de Yax [156] и др. Исследование проводилось при использовании web-сайтов: , ,
Предмет исследования. Предметом исследования является специфика дефинирования особенностей музыкальной культуры Месоамерики как синтеза этнокультур.
Теоретическая и практическая значимость. Данная диссертация может быть полезна для курсов по истории древней музыкальной культуры, а также для дальнейших научных исследований в этой области.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры теории и истории искусства Академии переподготовки работников искусства, культуры и туризма и рекомендована к защите. Основные положения диссертации опубликованы в печатных работах. Ее результаты апробированы в выступлениях на научных конференциях и семинарах, проводимых в АПРИКТ, РГСУ и других учебных заведениях. Материалы исследования использовались в цикле лекций, прочитанных в Колимском университете (Мексика).
Определение сферы изучаемого поля исследования
Сложность и многоплановость современного спектра научной мысли о культуре и искусстве объясняется плюрализмом научных точек зрения, разницей оценок как в структурном, так и в антропологическом, ценностном и экзистенциальном смысле.
Музыкальная культура как предмет научного исследования не может ограничиваться какой-то одной наукой в силу универсальности самого предмета исследования. Термин «музыкальная культура» определяет союз интересов как минимум двух наук: культурологии - науки о духовной культуре человечества и музыковедения - как раздела искусствоведения, изучающего историю и теорию музыки [18]. К отраслям науки о музыке можно отнести теорию и историю музыки, этнографию, акустику и др. В изучении общих проблем музыкального искусства — отражения действительности в музыке— теория музыки соприкасается с музыкальной эстетикой [116, с. 167]. В совокупности указанных научных дисциплин, тем не менее, каждая в отдельности обладает известной самостоятельностью и проявляет свои специфические интересы к предмету общего исследования. С другой стороны, музыкальная культура, как духовный опыт человечества, имеет прямое отношение к изучаемым проблемам в контексте истории, философии и социологии. Рассматривая музыку как предмет логики, а также рассуждая о понятии нормативности в музыке, А. Лосев отмечает, что «норма в музыке есть нечто непрестанно становящееся и, следовательно, ничего общего не имеющее с идеальной неподвижностью логических норм» [65, с. 467]. Таким образом, предметное поле исследования даже такой узко специфичной темы, как «Музыкальная культура Месоамерики», теряет свою замкнутость и аккумулирует сумму знаний как различных, уже названных, наук, так и их различных производных (музыкальной психологии, этнопсихологии, социологии музыки). Теоретическое осмысление явления «музыкальной культуры», взятой в единстве важнейших аспектов ее функционирования, определяет ее предметом целого комплекса научных дисциплин и таким образом формирует межпредметный уровень познания. Можно считать, что познание музыкальной культуры фиксируется на « качественно-определенных ее сторонах и характеристиках: деятельно-ценностных, социально-исторических, антропологических, дифференциально-психологических, художественно-музыкальных» [19, с. 5].
Как известно, музыка (лат. musica; греч. - муза) - это искусство, в котором переживания, чувства и идеи выражаются ритмически и интонационно организованными звуками, а также сами произведения этого искусства [116, с. 162]. Если представить музыку исключительно как звук - то она становится предметом изучения акустики, если как знак — то предметом изучения семиотики. Если предположить, что музыка - это форма мышления, форма человеческого сознания, реальная мысль, то изучение музыки выходит за рамки чисто музыкальные. Чисто музыкальное бытие, как определяет А.Ф. Лосев, есть абсолютное взаимопроникновение бытия и небытия, т.е. абсолютное тождество логического и алогического моментов. Музыка - все есть форма. Она - ритм, метр, тональность и проч., т.е. то, что указывает на ту или иную сложность и оформленность ее содержания. Но она, вместе с тем, совершенно вне какого бы то ни было логического оформления и есть царство алогического и бессмысленного. Музыка говорит многое, но она не знает, о чем она говорит... она говорит о не сказуемости, логически конструирует алогическую стихию, говорит о непознаваемом и о размыве, о стихийном инобытии смысла [65, с. 505].
Процессы музыкального «переживания» и «выражения», выделенные в музыкальной психологии как формы музыкальной деятельности, определяют важнейшие свойства человека — его сознательное активное реагирование во взаимодействии с окружающей средой. Таким образом, музыкальная деятельность - это в первую очередь продукт человеческой мысли. Как указывает И.А. Герасимова, «освоение человеком звукового пространства предполагает в когнитивном аспекте (связанным с сознанием, мышлением) определенные интеллектуальные усилия» [26, с. 91]. Звук из чисто акустического явления приобретает смысловое значение в виде определенной интонации, древнейшие истоки которых «кроются в первичном и еще нерасчлененном массиве человеческой практики, в грубо утилитарной потребности элементарной коммуникативности» [97, гл. I]. Накопление «первичной практики» можно определить как процесс познания, характеризующийся бесконечностью и избирательностью. Накопленная сумма знаний «первичной практики» дает возможность через этап осознания перейти в новое качественное состояние самого сознания. Л.П. Киященко называет это «эффектом избыточного накопленного знания» [52]. Это предположение дает право утверждать, что, невзирая на отсутствие музыкальных фиксированных источников, отражающих этот процесс в глубокой древности, но по косвенным фактам и, в дальнейшем, по первым известным таким источникам и отраженным в них того, современного им, качественного состояния, процесс накопления знания и его осознание различной интенсивности характеризует любое человеческое общество. И как вектор движения накопления знаний, как фактическое доказательство этого процесса, можно определить его направлением от палеолитических богинь плодородия - до античной скульптуры, от каменных орудий труда - до хирургических инструментов древнеегипетской медицины, от «взятых» из природы примитивных музыкальных инструментов - до специально изготовленных.
Известная «нематериальность» продукта музыкальной деятельности, отсутствие ее фиксированных примеров в глубокой древности ставят исследователей в наиболее невыгодные условия. Поэтому особенно ценными являются сохранившиеся «критерии великих мыслителей Греции о музыке, начиная с Платона и Аристотеля» [229, р. 33]. В этом Адольфо Саласар видит основные причины длительного совместного пути развития науки о музыке, как составной части философии. Может быть, именно поэтому музыка для Аристотеля лишь дополнение к поэзии. Отсутствие самостоятельного значения музыки сфокусировано у него в функциях «украшения» трагедии. И, тем не менее, в его «Поэтике» четко формулируются эстетические критерии эпохи. «Поэты более возвышенного направления стали воспроизводить (хорошие поступки и) поступки хороших людей, а те, кто погрубее - поступки дурных людей. Первые - создавали гимны и хвалебные песни...» [7, 1068-1069].
Эстетическое видение музыки доминировало над технологическими приемами и достаточно развитыми теоретическими изысканиями античных музыкантов. В этой связи целесообразно привести высказывание А.Ф. Лосева, который вначале вопрошает: «Почему тонкое греческое ухо, плохо терпевшее всякую темперацию и слышавшее не два новоевропейских, но, по крайней мере, семь разных ладов, не создало музыки...» (Имеется в виду равноценной скульптуре, архитектуре, драме.) Ученый объясняет это особенностью древнегреческого мироощущения. «Здесь все сводится к живым телам - ярко оформленным и очерченным, внутри которых бьется и трепещет органическая жизнь. Боги суть - совершенные и прекрасные тела, люди - тела, космос — живое тело, число - тело. Также телесна и музыка. Она не уходит в бесконечные дали, но лишь наполняет внутреннею жизненностью и трепещущей органичностью видимое и осязаемое тело. Дело не в музыке как таковой, а в ее волшебном и магическом действии» [67, гл. IV]. Таким образом, музыкальная культура, являясь составной частью философии, сама становится одной из форм отражения реального мира в историческом процессе развития общества.
Краткая историческая характеристика изучаемого района
Понятие цивилизация обычно используется в нескольких значениях. Наиболее общим из них является обозначение в качестве цивилизации современного развитого общества. При этом цивилизованное общество противопоставляется обществам, не достигшим ставших нормативными в современную эпоху уровня экономического развития, социального порядка и политической стабильности. Цивилизация выступает синонимом высшего на данный момент уровня развития общественной культуры.
Другое значение применения термина «цивилизация» относится к обозначению различных категорий обществ, вышедших за рамки развития первобытнообщинного строя. Термин «цивилизация» появился в западноевропейской литературе с середины XVIII в. (Тюрго, Мирабо, Фергюсон). А в XIX в. американский этнограф Г.Л.Морган определил цивилизацию как стадию развития человечества вслед за дикостью и варварством, выделяя в качестве признаков цивилизации: разделение умственного и физического труда, появление письменности, наличие городов как центров экономической и культурной жизни. (В современной науке разрабатывается новая периодизация первобытной истории - «крайняя жестокость, грубость» [18].) Если понимать «цивилизацию» как предметную форму структуры общества разделенного труда, то в этом смысле она выступает синонимом определенного уровня развития общественной культуры. Культура универсальна и извечна для социальной истории человечества. О. Шпенглер в «Закате Европы» отмечал, что у каждой культуры есть своя цивилизация и цивилизация - неизбежная судьба культуры. Исходя из того, что никакой цивилизации не бывает вне культуры, А. Тойнби, английский историк и социолог, выдвинул свою теорию круговорота сменяющих друг друга локальных цивилизаций, каждая из которых проходит аналогичные стадии: возникновения, роста, надлома и разложения. Эта теория получила дальнейшее развитие в виде «пассионарных циклов» цивилизаций у Л. Гумилева, которые включают как начальные этапы возникновения какого-либо народа, так и дальнейшее формирование его этнографических, лингвистических и антропологических особенностей, и в его же теории этногенеза — происхождения народов.. Особое значение в контексте анализа локальных цивилизаций имели работы Ю.В. Бромлея, в которых ученый поднимал вопрос о типах этнических общностей и их иерархий, анализировал социальные и этнокультурные связи малых и больших народов, выделяя узлы этнических взаимодействий в основных сферах социокультурной жизни. В этой связи появляется в научных дискуссиях понятие «цивилизованное самосознание», которое актуализируется в присутствии «другого», при столкновении с другими культурно-историческими типами, обладающими иными нормами, принципами жизнестроения. «Антитеза: МЫ — ОНИ, - как считает Н.В. Клягин, - играет решающую роль не только в социальной психологии, но и в культурно-историческом "метаопыте"» [55]. Таким образом, необходимо выделить эти свойства «цивилизованного самосознания» как основные причины межкультурных противоречий, а не только определять возможные противоречия разницей уровней социального развития. Это особенно оказывается важным при анализе исторического «перехода» месоамериканских цивилизаций традиционного типа в «техногенную» цивилизацию, где последнее определяется как «особый тип цивилизационного развития, который возник в Европе в эпоху становления раннего капитализма» [94, с. 3-4]. (И если для традиционного общества характерны замедленные темпы социальных изменений, инновации допускаются только в рамках апробированных традиций, то для техногенной - характерно те же функции традиции видеть не только в «воспроизведении», но в постоянной модификации.)
Следовательно, можно заключить, что цивилизация является не абстрактно-теоретическим, а конкретно историческим, социально-культурным понятием. Она не возможна вне конкретных условий ее существования. Она не является стадией в развитии общества, но сама есть общество, которое, как общественный организм, рождается, растет и гибнет. Само название - «Месоамериканская» цивилизация не до конца раскрывает сущность этого понятия, т.к. на территории, определяемой древней Месоамерикой, существовали иногда параллельно, иногда хронологически разноудаленно ольмекская, майя, сапотеко-миштекская, тотонакская, ацтекская и др. цивилизации. Таким образом, это понятие используется скорее как общесмысловое и географическое, территориально объединяющее в себе различные цивилизации. В этой связи особый научный интерес вызывает изучение доколумбового периода Америки. Считается, как утверждает Д.Д. Беляев, что в Америке возникновение цивилизаций не было связано с появлением на континенте европейцев. Более того, и вся история развития до появления Старого Света демонстрирует независимую традицию развития [16].
Территория Месоамерики (Mesoamerica) занимала земли Центральной Америки, от рек Пануко, Лерма, Синалоа на севере (по другой версии от Невадских гор) до субтропического побережья (нынешняя территория Гондураса и Никарагуа) [159, р. 942], и была заселена различными этническими группами, которые находились в состоянии естественных миграций.
В настоящее время считается, что американские индейцы произошли от монголоидов, пришедших из Азии через район Берингова пролива около 25 тыс. лет назад (Общая история Мексики I том, 1987) [176, р. 15-17].
Самые ранние следы пребывания человека обнаружены здесь в озерном крае (долина Мехико) и на побережье Мексиканского залива. Сложные общества формировались параллельно в разных районах Месоамерики на общем культурном субстрате архаического периода. В раннеформативное время Месоамерика была поделена между собой двумя большими культурными традициями: «горной», распространенной в Центральной и Западной Месоамерике, и «равнинной», охватывающей Юго-восточную Месоамерику [15]. Основным видом занятий людей в то время были рыболовство и охота. Развитие земледелия (выращивание бобов и позже маиса) способствовало формированию оседлого образа жизни. Переход к земледельческой экономике вызвал качественные перемены в отношениях с окружающим миром, демографический рост и потребность в новых механизмах социального регулирования. В таком «постпервобытном» (Д. Беляев) обществе община являлась основной социальной единицей, где структура и ее внутриобщинные отношения в большей мере определяли направления эволюции данного социума. «Усложнялись отношения не только между человеком и миром природы, представлявшимся богами, но и связи внутри человеческой популяции» [Там же]. В сложившихся центральных поселениях начали зарождаться формы культурной жизни. Переосмысливая реальность, иллюзорно ее интерпретируя, общество начинает компоновать свои обряды. Практически у всех первобытных народов ритуал так или иначе был тесно связан с мифом, который являлся «сценарием» ритуальных действий. Миф заменял древнему человеку искусство и науку (см. 2, гл. II).
Место и роль музыкального фольклора и его особенностей в процессе смены исторических формаций Месоамерики-Мексики
Предложенное для анализа под первым параграфом явление музыкального фольклора Месоамерики не случайно. Это, к сожалению, единственно реальная, пережившая Конкисту и частично сохранившаяся, форма музыкальной культуры Месоамерики. Поэтому в данном разделе исследования предлагается остановиться на вопросах, связанных в первую очередь со структурными особенностями явления. Прослеживая его основные тенденции в историческом развитии, предлагается определить преемственность понятий: фольклор этнокультур Месоамерики и фольклор коренного населения Мексики. Выявляя причины быстрой ассимиляции европейской и африканской музыкальных культур на территории Нового Света, возможно ответить на вопрос, а существует ли для мексиканской культуры актуальность проблемы выявления чистоты и не смешанности элементов форм музыкального фольклорного творчества на современном этапе.
По одной из наиболее традиционных точек зрения, которую отстаивают и американские и европейские исследователи Месоамерики (Г. Салдивар, Й. Ривас Морено, Т. Станфорд, Г. Юрченко, Г. Веласкес, П. Пичугин и др.), вопрос о существовании и эволюции самобытных видов музыкального творчества Мексики связывают с фольклором. Тем самым не подвергая сомнению факт его существования на континенте.
Одна из основных трудностей - определение понятия самого феномена «фольклор». «Фольклор как память традиций и одновременно как актуальное действо не позволяет применить к нему односторонних оценок. Его специфическая сила именно в многообразии, противоречивости, наличии взаимоисключающих тенденций» [87, с. 68]. И хотя попытки обосновать «широкую трактовку», о чем пишет Б.Н. Путилов, предметного поля фольклора осуществлялись и ранее, однако часто преобладали и тенденции отдельных научных приоритетов либо идеологизация научных исследований. Тенденции к повороту от «достаточно емкого понимания» предметного поля фольклора к «сужению» и «ограничению» его категорий, в свою очередь, можно объяснить рефлексирующими свойствами, размытым характером понятий и высказываний оппонентов, в определении, где «достаточно зыбки границы» и при этом «доводы сторонников не совпадают» [Там же, с. 35]. Множественность научных точек зрения говорит лишь о неисчерпаемых возможностях изучаемого предмета. Тем более, когда на сферу определения предметного поля (в данном случае фольклора) оказывают влияния, взаимодополняясь, другие дисциплины, умножая количество научных методик и междисциплинарных изучений. Это свидетельствует лишь о том, что сам фольклор находится в постоянном развитии. Раз возникнув, фольклор как феномен не превратился в ископаемый рудимент, но, как образно определил И.И. Земцовский, «находится в бесконечных процессах изменения, обогащения, новообразования, утрат, преобразования, переосмысления, перегруппировки и т.п., но и мысль о нем постоянно идет вперед, в результате чего фольклор находится как бы в бесконечном процессе не только самораскрытия, но и раскрытия его со стороны исследователей. При этом темпы развития самого фольклора и научных представлений о нем, разумеется, не совпадают» [48, с. 293]. Таким образом, становится очевидно, что фольклор как явление существует постоянно. Он не замкнут во времени каким-то историческим промежутком, но тесно соотносится с историей человечества. Именно поэтому и существуют определенные, но и достаточные условные границы его периодизации (когда речь идет о всеобщей истории цивилизаций). Характерная же постоянная процессуальность явления, пребывание в процессе «изменения, обогащения, преобразования», о которых говорит И. Земцовский, в открытых историко-временных границах рождает и множественность культурно-творческих образований, в классификации которых существует достаточно много своих специфических трудностей и споров. Универсализм фольклора заключается в его постоянном проявлении, являясь отражением различных сторон жизнедеятельности общества, составляя неотъемлемую его часть и тем самым являясь единством эстетического и функционального начала. «Сам по себе фольклор как культурный феномен ни хорош, ни плох, ни прогрессивен, ни реакционен. Он прежде всего просто существует - так же естественно и необходимо, как жилища, одежда, орудия труда, еда, речь. Его субстанционные признаки - вербальность, принадлежность устной традиции, специфические способы порождения и живого функционирования» [87, с. 64].
Если рассматривать фольклор как культуру, нельзя не связать ее с «этнографической действительностью» (В. Пропп [88]), определить ее региональное и локальное начало. Такой принципиальный подход разделяют и мексиканские исследователи (Иолотл Гонсалес, Карлос Монтемаёр, Гуиермо Бонфил и др.). В частности, Гуиермо Бонфил, этнолог и доктор антропологии, считает это положение базовой идеей в различии всей народной культуры, именно в определении локальных (автономных) культур, выраженных своими индивидуальными характеристиками [127, р. 19-20]. Эти индивидуальные характеристики, по мнению ученого, не ограничиваются только аутентическими свойствами, поскольку аутентика имеет свои исторические границы, но и учитываются свойства, приобретенные в последующих этапах развития в своих автономиях [Ibid, р. 20-21]. А также, являясь отражением действительности и тем самым многосоставным, богатым своими формами и неисчерпаемым по содержанию, фольклор, в первую очередь, есть порождение фантазии человека, реализации его умственно-психической деятельности. В вопросах «изучения этнических особенностей в отдельных проявлениях психики, отражающих ее направленность», Ю.В. Бромлей выделяет так называемые «ценностные ориентации» [20, с. 9-10], характеризующие национальный, этнический характер. Можно заключить, что ценностные ориентации этноса, сформированного в определенном культурно-лингвистическом, музыкально-интонационном и историческом единстве, в значительной мере обуславливают характер и особенности своей культуры, процессы творчества и восприятия, порождая новое, качественно своеобразное сочетание психологических особенностей на надиндивидуальном уровне.
Одна из принципиальных проблем, стоящих перед исследователями фольклора, это определение его «культурного поля». Сегодня уже ни у кого не вызывает сомнения принадлежность фольклора к сфере духовной культуры, выступающего как ее часть. Однако споры вокруг «самых полных» списков видов и форм фольклора как комплекса вербальных и невербальных явлений продолжаются и поныне. Достаточно ознакомиться с высказываниями по этому вопросу таких исследователей, как И.Х. Брунванд, А. Дандис, П. Миранда, В.Е. Гусев, В.Н. Топоров и др., приводимые Б.Н. Путиловым в своем труде «Фольклор и народная культура», чтобы убедиться в множественности совершенно разных точек зрения, где наибольшую дискуссионность в классификации проявляют многообразные виды так называемых малых форм. Аналогичную ситуацию в этномузыковедении русской народной музыки видят В.А. Лапин и И.И. Земцовский. «Увы, сегодня у нас нет возможности дать адекватную картину русского музыкального фольклора в его реальной исторически сложившейся целостности по целому ряду причин, начиная с исходной - отсутствия единой системы описания его данных, выполненной на одинаково разностороннем и документально надежном уровне» [48, с. 293].
Выявление и анализ дуалистических тенденций музыкальной культуры ритуально- церемониального цикла
По существующей точке зрения в современном музыкознании (в частности, мнение Е. Герцмана, 2004), необходимо смириться с тем, что древняя музыка как художественное явление для современного поколения непостижима и любые попытки, осуществляемые в этом направлении, бессмысленны. Наиболее ценными источниками для познания данного явления, считает ученый, являются не сами образцы древней музыкальной культуры, где таковые имеются, но древние источники, так или иначе связанные с музыкальной культурой. Исходя из этого утверждения, предлагается рассмотреть феномен музыкальной культуры Месоамерики как процесс, взятый во времени, и на примерах письменных, археологических и этнографических источников и артефактов определить некоторые особенности древнего музыкального мышления, дуализм его ценностно-категориального функционирования в общественной, государственной и религиозной практике социума.
Историческим итогом развития всех цивилизаций и культур Месоамерики, но одновременно и ее пределом оказалось ацтекское царство. Оно как бы подытожило развитие языческой государственности Месоамерики более чем за 4 тысячи лет. А явление музыкальной культуры, наряду с другими видами искусства, воплотило в себе с глубокой древности весь эстетический опыт поколений коренного населения Месоамерики. Безусловно, рассуждая об этих сложных продолжительных во времени процессах формирования менталитета нации, ее философии и культуры, приходиться делать обобщения, за рамки которых невольно попадают частности. Например, говоря о коренном населении Месоамерики, приходится объединять в это понятие множество этнических групп, имеющих специфические особенности, касающиеся своей истории, языка, религии, культуры. В рассуждениях об изолированном типе культуры Месоамерики (до конца XV в.) имеются в виду ее внешне континентальные признаки. Однако, внутриматериковые культурно-бытовые контакты были разнообразны. Они были тесно связаны с естественными миграциями, бесчисленными войнами, торговлей и т.д. По мнению Д. Беляева, уже в раннеформативное время экспансии месоамериканских культур связаны с постоянным распространением керамических традиций. И наоборот, ненаблюдение обмена керамикой объясняется борьбой между вождествами. Керамика, монументальная архитектура и скульптура свидетельствуют, что уже, в частности, «политий Юго-восточного побережья входили в сеть межрегионального обмена, известного как сфера Мирафлорес, где складывается новая система межрегиональных альянсов» [15].
Мифологическое начало в мировоззрении являлось генеральной особенностью всего периода в истории Месоамерики, вплотную смыкаясь с культурной традицией и осуществляя над ней идеологический контроль и регулируя ее принципы и практику. Выделяя регулирующе-контролирующую функцию религии как одну из важных, Л. Васильев отмечает, что, «раз возникнув и сформировавшись, приобретя устойчивые структурные очертания, создав идейный догматизм и практические методы воздействия на мышление и поведение людей, религия приспосабливает к своим потребностям соответствующие ее нормам системы духовных и этических ценностей, ритуалы и церемониал, праздники и обряды, стереотипы поведения и т.д.» [22]. О невозможности существования «мирских» форм культуры самих по себе, в независимости от религии, выступая ее элементами, говорит Е. Аринин, подчеркивая, что знание было бессмысленным без религии [6]. Поэтому миф выступает как форма философии древности и дает определенную картину мира и его восприятия. Он становится коллективным верованием и выступает также в качестве механизма эмоционально-психологической консолидации общества. Мифология, как отметил А.Ф. Лосев, стоит на почве реального и непосредственного чувственного начала [66]. Принципиальная опора на эмоционально-чувственную стихию, на иррационально-интуитивные моменты постижения мифа объясняет особую эмоциональную наполненность месоамериканского искусства. Эмоции выступают результатом особого оценочного акта отражения действительности. Примат древнейших эмоциональных состояний человека, закрепляясь в определенных и привычных категориях, формировал традиции выражений этих эмоций (от, например, «плачей» до погребальных церемоний) и совершенствовал при этом «язык» - технику воплощения эстетической мысли. Рожденный при этом феномен творчества преобразовывал явление музыки (танца, пения) от утилитарного до возвышенно-спиритуального. Рассуждая о глубинном смысле этих явлений, Карло Пировано считает, что, «выходя за рамки практической функциональности, этот смысл получал надвременную протяженность в ходе исторического процесса. Его неизбежная эфемерность истинного значения, амбивалентность и многозначность пронизывала всю культуру древнего общества, включая великое разнообразие религиозно-церемониальных действ» [82, с. 12]. Ритуальный язык музыки (танца) часто изначально выступал как форма коммуникации, как знаковая форма сообщения определенных государственно-политических событий или преобразований, и в этой связи скорее можно говорить о социальной функции музыкальной культуры, нежели об эстетической, где изучение феномена «музыка» выходит в более широкую сферу.
Если рассмотреть феномен музыкальной культуры Месоамерики как процесс, взятый во времени, то возможно заметить, что каждый его исторический промежуток отмечен своими специфическими особенностями развития. Для удобства предлагается условно поделить этот процесс на три основных этапа по функциональным признакам (субстратный, синтезирующий, авторский). Зыбкость этих условных границ объясняется, в первую очередь, несинхронностью и неравнозначностью уровней развития локальных этномузыкальных культур Месоамерики, рассматриваемых за одну единицу исторического времени, с одной стороны, и, с другой — переходы и интенсивность от одного условного этапа в другой также представляют собой преобразования, обусловленные естественными процессами, проходящими в обществе. Поэтому переходные периоды отмечены обычно различной продолжительностью и различной динамичностью преобразований, частично сохраняющие в виде традиций признаки предыдущих культурных завоеваний. Тем не менее, общие тенденции в контексте компаративистики региональных особенностей позволяют предположить именно идентическую сущность проходивших процессов в этномузыкальных культурах.
