Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Эмоциональный концепт удивления и подходы к его изучению 10
1.1. Эмоциональные концепты в языковом сознании 10
1. Предмети задачиэмотиологии 10
2. Языковое сознание 12
3. Эмоциональные концепты 20
4. Способы вербализации эмоций 27
1.2. STRONG Лингвистические методы исследования эмоционального концепта
удивления STRONG 29
1. Концепт в сопоставительном аспекте 29
2. Удивление и концептуальное поле 31
3. Специфика адмиративного поля 35
Выводы 47
Глава 2. Удивление в научном и религиозном сознании 49
2.1. Удивление в научном дискурсе 49
2.2. Удивление в религиозном дискурсе 76
Выводы 91
Глава 3. Удивление в языковом сознании 92
3.1. Денотативное поле удивления 92
1. Имя концепта и ядро поля 92
2. Семантизация ядерных адмиративов в лексикографии 95
3. Переводческие эквиваленты ядерных адмиративов 100
4. Синтагматика ядерных адмиративов 104
5. Модификации значения ядерных адмиративов ПО
6. Периферия 116
3.2. Метафорическое поле удивления 126
Введение к работе
Диссертационное исследование посвящено комплексному сопоставительному анализу объективации концепта удивления в русском и английском языках. Тема работы находится на перекрестке важнейших дисциплинарных областей современной лингвистики: эмотиологии, лингвокультурологии, лингво-концептологии, этнопсихолингвистики - и обращена к рассмотрению вербализованных представлений о внутреннем мире человека как носителя определенной культуры в рамках антропоцентрической парадигмы гуманитарной науки.
Актуальность данного исследования объясняется необходимостью углубленного изучения способов отражения эмоций в языке как элементе целостного этнического самосознания говорящего коллектива в условиях прогрессирующего межкультурного диалога с целью решения многочисленных задач лингвопедагогики.
Представляя собой одну из фундаментальных эмоций, удивление выступает в качестве родовой характеристики homo sapiens, поскольку оно предваряет человеческое познание и стимулирует его развитие. Являясь неотъемлемым компонентом духовной культуры, эмоция удивления, при всей своей универсальности, проявляет в разных языках определенную специфику вербализации, обусловленную присущей говорящим субъективностью интерпретации окружающей действительности, что представляет несомненный* интерес для лингвистики.
Нарушение вероятностного прогноза, лежащее в основе удивления, делает перспективным исследование его языковой объективации с точки зрения установления особенностей так называемой «каузальной атрибуции», составляющей основное содержание социальной перцепции этноса (Стефаненко 2000). В связи с этим выявление специфики языковой реализации удивления необходимо для выяснения характера восприятия и интерпретации причинно-следственных связей происходящего, который варьируется в каждом языковом
коллективе в зависимости от их соотнесения с локусом контроля.
Эмоция удивления имеет достаточно широкий репертуар разноуровневых средств языковой объективации, которые неоднократно привлекали внимание отечественных и зарубежных лингвистов. В последние десятилетия они анализировались в следующих направлениях:
изыскивались способы адекватного толкования удивления с помощью метаязыка (Иорданская 1970; Апресян-Апресян 1993; Вежбицкая 1996);
предпринимались попытки классификации и сопоставления лексических и фразеологических единиц со значением удивления на материале английского, немецкого, польского и английского, русского языков соответственно (Kryk-Kastovsky 1997; Рассказова 1998);
изучались существительные и глаголы удивления в английском и немецком языках (Коротких 1987; Смагина 1998; Колаян 1999);
выявлялась специфика текстовой реализации удивления в английском языке (Адамчук 1996);
описывались просодические и кинесические средства выражения удивления в сценической речи на материале английского языка (Корлыханова 2000);
удивление интерпретировалось как особый вид субъективной модальности и оценки, средства реализации которых изучались на материале русского, английского и испанского языков (Вольф 1987, 1988; Малышева 1990; Ворка-чев 1990, 1992).
Вместе с тем, по нашим данным, комплексный анализ средств объективации удивления до сих пор не проводился, что и предопределило выбор темы диссертации.
Объектом данного сопоставительного исследования является эмоциональный концепт удивления, вербализованный посредством лексических и фразеологических единиц в русском и английском языках.
Предмет исследования составляют универсальные и специфические характеристики языковых средств, реализующих значение удивления.
Цель данной работы состоит в выявлении, классификации, сопоставительном описании лексико-фразеологических средств объективации удивления в русском и английском языках.
В соответствии с поставленной целью выдвигаются следующие задачи:
создать обобщенный семантический прототип удивления в научном сознании на основе философских и психологических исследований;
изучить реализацию концепта удивления в одной из сфер бытования -религиозном дискурсе;
выделить языковые единицы, реализующие в своей семантической структуре значение удивления, и структурировать элементы соответствующего концептуального поля;
описать базовые семантические, синтагматические и этимологические признаки ядерных элементов в обоих языках;
установить характер отношения удивления с другими абстрактными концептами;
определить ассоциативные связи концепта удивления;
выявить специфику внешнего выражения удивления в исследуемых лингвокультурах;
провести сопоставительную интерпретацию русских и английских паремий, объективирующих удивление.
Цель и задачи настоящей работы определили выбор следующих методов анализа:
дискурсный анализ, раскрывающий содержание концепта в научном и религиозном сознании;
полевой метод, являющийся базовым для системного представления лексических единиц общего семантического пространства;
дефиниционно-компонентный анализ, используемый для синхронного описания ядерных элементов концептуального поля удивления;
этимологический анализ, применяемый с целью изучения концепта в
диахронии, установления механизма его формирования;
контекстуальный анализ, позволяющий выявить специфику функционирования языковых средств в тексте;
интерпретативный анализ, устанавливающий характер преломления концепта в языковом сознании на основе различных средств его реализации;
сопоставительный метод, определяющий сходство и различие в концептуальных полях удивления русского и английского языков.
Материалом исследования явились тексты художественной и публицистической прозы русскоязычных и англоязычных авторов XX века, а также переводы Нового Завета. Корпус сплошной выборки составил около 10000 примеров. Источником языкового материала послужили толковые, ассоциативные, этимологические, фразеологические, паремиологические словари, привлекались тексты религиозного и научного характера.
В качестве методологической основы исследования следует рассматривать базовые положения лингвистики эмоций (В. И. Шаховский, Н. А. Красав-ский, А. А. Камалова и др.), концепции «языковой картины мира» и «языкового сознания» (Г. В. Колшанский, Ю. Д. Апресян, Е. С. Кубрякова, В. Н. Телия, С. Е. Никитина), лингвокультурологической концептологии (Д. С. Лихачев, Ю. С. Степанов, С. X. Ляпин, В. И. Карасик, В. И. Шаховский, Н. А. Красав-ский, С. Г. Воркачев и др.), теорий поля (Ю. Н. Караулов, Г. Н. Скляревская) и субъективной модальности (Е. М. Вольф, С. Г. Воркачев и др.).
Научная новизна работы заключается в применении концептологиче-ского и полевого подходов к рассмотрению объективации удивления в языке, установлении базовой смысловой структуры, синтагматических связей, переводческих эквивалентов и этимологического значения его номинантов; в определении лексических, метафорических и фразеологических средств вербального выражения удивления; выявлении единиц, описывающих его внешнее проявление; изучении специфики паремиологической интерпретации удивления в русском и английском языках, исследовании дискурсной реализации концепта.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в развитии основных положений лингвистической эмотиологии, лингвокульту-рологии и теории поля применительно к концепту удивления в русском и английском языках.
Практическая ценность данной работы заключается в возможности применения выводов и материалов исследования в теории и практике перевода, при подготовке лекционных и практических занятий по общему и сопоставительному языкознанию, лексикологии, стилистике; при разработке тематики дипломных и курсовых работ, магистерских диссертаций; при обучении межкультурной коммуникации. Материалы исследования активно используются автором в процессе преподавания курса «Лексикология современного английского языка» для слушателей дополнительной квалификации «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации». Полученные результаты также могут послужить основой к составлению двуязычного эмотивного словаря удивления.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования были изложены на научном аспирантском семинаре «Проблемы лингвоконцептологии» (Краснодар, КубГТУ), на заседаниях кафедры научно-технического перевода КубГТУ (Краснодар), на международных конференциях: «Проблемы современной лексикографии» (Харьков, ХЛО, май 1999), «Перевод: язык и культура» (Воронеж, ВГУ, апрель 2000), «Язык в мире и мир в языке» (Краснодар, КубГУ, апрель 2001), «Global English for Global Understanding» (Москва, МГУ, май 2001),а также на международном симпозиуме молодых ученых «Лингвистическая панорама рубежа веков» (Волгоград, ВГПУ, май 2000), на Второй Международной школе-семинаре по когнитивной лингвистике (Тамбов, ТГУ, сентябрь 2000), на Всероссийской научно-методической конференции «Языковые и культурные контакты различных народов» (Пенза, ГГГПУ, ПДЗ, июнь 1999, июнь 2000, июнь 2001), на Всероссийской научно-практической конференции «Инновационные процессы в высшей школе» (Краснодар, КубГТУ, октябрь 1999, сентябрь 2000, сентябрь 2001), на
региональной научно-практической конференции молодых ученых «Развитие социально-культурной сферы Северо-Кавказского региона» (Краснодар, КГУ-КИ, июнь 2000).
В работе приняты следующие сокращения терминов:
ЯС - языковое сознание;
ЯЛ - языковая личность;
ЭК - эмоциональный(е) концепт(ы);
АО - адмиративная оценка;
ПМК - прямомодальный контекст;
КМК - косвенно-модальный контекст.
Языковое сознание
Являясь высшей формой психики, отличающей человека от животных, сознание как специфический способ отношения к миру формируется в процессе преобразования и осмысления знания о его объективных закономерностях (ПС 1999: 361; Зубкова 2001: 98).
Основной характеристикой человеческого сознания выступает его способность направлять внимание на предметы внешнего мира и одновременно сосредоточиваться на тех состояниях внутреннего опыта, которые сопровождают это внимание (СФ 1996: 71).
Сознание, в силу своего рефлективного характера, представляет собой высоко интегрированную систему регуляции психических процессов, благодаря которой человек не только воспринимает и эмоционально реагирует на окружающий его мир, но еще и регистрирует все это особым образом (Рейковский 1979: 54). Другими словами, он не просто переживает, но и отдает себе отчет в том, что переживает и наделяет переживание смыслом (СФ 1996: 72). Различают следующие типы сознания - научное, философское, религиозное, обыденное. Все они проявляются как в мышлении отдельного человека (индивидуальное сознание), так и всего народа (коллективное сознание). «Ментальную неповторимость этноса» определяют формы взаимодействия с природой, коммуникативные нормы и психологические особенности, составляющие глубинный уровень индивидуального и коллективного сознания, выражающийся в понятии менталитета как специфического способа миропонимания или ми-ровидения, характеризующего его носителей (Сухарев-Сухарев 2000: 9; Стефа-ненко 2000: 140). Национальный менталитет приобретается людьми в процессе их взаимодействия на протяжении многовековой жизни, он включает традиционные формы реакции на окружающий мир, стереотипы поведения и деятельности, а также способы регулирования общения, сложившиеся на основании усвоенной системы ценностей (Сухарев-Сухарев 2000: 12). Все это формируется под влиянием экономических условий, политических изменений, социальных процессов, природных явлений, контактов с другими этническими группами (Попова-Стернин 2001: 67).
Понятие общественного сознания или менталитета часто сближают с понятием так называемой картины мира, описываемой в научной литературе как «сложное, многоуровневое образование, в которое, наряду с научным, понятийным знанием, входят и религиозный опыт, виртуальные построения искусства, идеология, а также глубинные пласты мифологического и коллективного бессознательного» (Петренко-Митина 1997: 105).
Наиболее адекватным определением термина картина мира представляется его описание как «исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» (Постовалова 1988: 21). Картина мира как «ядро мировоззрения» обладает определенной антропоморфичностью: «она несет в себе черты специфически человеческого способа миропостижения» (Постовалова 1988: 44). В современных научных исследованиях наряду с терминами картина мира, образ мира, мировидение используется также модель мира. Совокупность таких моделей составляет специфический концептуальный каркас, при прохождении через который окружающая действительность в сознании человека соответствующим образом «трансформируется, категоризуется, интерпретируется» (Борухов1991: 109).
В силу того, что формой существования картины мира в мышлении человека является абстракция в виде понятий и их отношений, ее следует воспринимать не как зеркальное отражение окружающей действительности, а как результат интерпретации мира коллективным и/или индивидуальным субъектом. (Постовалова 1988: 29; Колшанский 1990: 23).
Обычно различают две картины мира - концептуальную и языковую. Концептуальная картина мира представляется богаче языковой, поскольку в ее формировании, как полагают, функционируют различные типы мышления. Несмотря на различия, обе картины мира между собой связаны: язык исполняет роль средства общения именно благодаря тому, что он объясняет содержание концептуальной картины мира и означивает её посредством создания слов и средств связи между словами и предложениями (Серебренников 1988: 107).
Вместе с тем язык не отражает действительность, а лишь репрезентирует ее при помощи знаковых средств, отражая особенности ее понятийного освоения. Следовательно, при образовании картины мира «язык выступает не демиургом этой картины, а лишь формой выражения понятийного (мыслительно-абстрактного) содержания, добытого человеком в процессе своей деятельности (теории и практики)» (Колшанский 1990: 25).
Под собственно языковой картиной мира (ЯКМ) принято понимать «представление о действительности, отраженное в языковых знаках и их значениях - языковое членение мира, языковое упорядочение предметов и явлений, заложенную в системных значениях слов информацию о мире» (Попова-Стернин 2001: 68). Варьируясь в разных языках, ЯКМ представляет собой «информацию, рассеянную по всему концептуальному каркасу и связанную с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители данного языка» (Телия 1988: 177).
Таким образом, ЯКМ предстает как вербализованная часть концептуальной картины мира и в то же время как ее глубинный пласт и вершина, с учетом значения знаний, воплощенных в языковой форме, для ее формирования (Рыбникова 2001: 8).
ЯКМ выполняет в каждый момент своего исторического развития функцию регистрации и инвентаризации всего накопленного коллективом говорящих на данном языке. «Это, прежде всего, определенная совокупность обозначений разных фрагментов мира, множество знаков со своими интенсионалами и экстенсионалами, набор единиц номинации, КАРТИРУЮЩИЙ МИР» (Кубря-кова 1999: 8).
На этой картине «видны» не отдельные независимые признаки предметов и событий, а сразу целостные объекты действительного мира. При этом их образы искажены, в них «прописаны только те контуры и свойства, которые значимы с точки зрения человека» (Рахилина 2000: 22).
Рельефность ЯКМ обусловлена тем, что на ней отражению подвергается не мир в целом, а лишь его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными (Почепцов 1990: 111).
Создавая для говорящего коллектива специфическую окраску, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, ЯКМ передает избирательность отношения к ним (Маслова 2001: 64-65).
Каждый язык репрезентирует определенный способ концептуализации окружающего мира. При этом языковые значения образуют определенную «систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка» (Апресян 1995: 38-39). Способ концептуализации действительности, присущий тому или иному языку, является универсальным и в то же время национально-специфичным, позволяющим «видеть мир» по-разному «через призму» разных языков.
Эмоциональные концепты
При означивании эмоций в сознании они приобретают собственное содержание, репрезентируясь в эмоциональных представлениях или когнитивных образах, в состав которых входят экстероцептивные и интероцептивные компоненты, сигнализирующие субъекту об изменениях в его внутреннем мире с точки зрения значимости для него окружающих лиц, предметов, явлений и событий (Дорфман 1997: 148, 161). Представления человека о его внутреннем мире образуют в сознании эмоциональную концептосферу, состоящую из системы динамично развивающихся мыслительных конструктов - эмоциональных концептов (ЭК).
Антропологическая ориентация современной лингвистики, приводящая к исследованиям, реализуемым на стыке её с другими дисциплинами (Костома-ров-Бурвикова 2001: 37), предопределяет междисциплинарный статус категории концепта, используемой в двух новых парадигмах: лингвокогнитологии и лингвокультурологии.
Представители первого направления (Е. С. Кубрякова, Н. А. Болдырев, И. А. Стернин, А. П. Бабушкин, и др.) интерпретируют концепт как единицу оперативного сознания (Кубрякова 1988: 143), выступающую как целостное, нерасчлененное отражение факта действительности (Чесноков 1967: 93). Образуясь в процессе мысленного конструирования (концептуализации) предметов и явлений окружающего мира, концепты отражают содержание полученных знаний, опыта, результатов всей деятельности человека и результаты познания им окружающего мира в виде определенных единиц, «квантов» знания (Болдырев 2000:23-24).
В представлении когнитивистов, концепт рождается в виде первичного конкретного образа. Затем в процессе познавательной деятельности и коммуникативной практики человека этот образ в его сознании постепенно приобретает новые концептуальные уровни, окутывается, обволакивается новыми концептуальными слоями что увеличивает объем концепта и насыщает его содержание (Стернин 2000: 14; Попова-Стернин 2001: 71).
Многокомпонентная и многослойная структура концепта может быть выявлена через анализ языковых средств ее репрезентации. Как «дискретная единица коллективного сознания», отражающая предмет реального или идеального мира, концепт присутствует в национальной памяти носителей языка в виде «познанного вербального обозначенного субстрата», что обеспечивает хранение полученных знаний и их передачу от человека к человеку и от поколения к поколению (Бабушкин 1996: 95; Болдырев 2000: 22).
Представители второго, культурологического, направления (А. Вежбицкая, Н. Д. Арутюнова, Д. С. Лихачев, Ю. С. Степанов, Л. О. Черненко, С. X. Ляпин, В. И. Карасик, В. И. Шаховский, С. Г. Воркачев и др.) рассматривают концепт как ментальное образование, отмеченное в той или иной степени этносемантической спецификой.
А. Вежбицкая в своих работах описывает так называемые универсальные культурные концепты, которые принадлежат идеальному миру, определяются посредством набора семантических примитивов и отражают специфические культурно-обусловленные представления человека о действительности (Тиль-ман 1999: 29).
Н. Д. Арутюнова трактует концепты как понятия практической (обыденной) философии, возникающие в результате взаимодействия таких факторов, как национальная традиция и фольклор, религия и идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей (Арутюнова 1993: 3). Составляя своего рода культурный фонд, эти мировоззренческие понятия, которые «личностны и социальны, национально специфичны и общечеловечны», функционируют, по мнению исследователя, в контекстах разных типов сознания -обыденного, художественного и научного. При этом ключ к семантической модели концепта Н. Д. Арутюнова видит в следующих аспектах: 1) наборе атрибутов, свидетельствующих о принадлежности к тому или иному концептуальному полю, 2) определениях, которые обусловлены местом в системе ценностей, 3) указаниях на функции в жизни человека (Арутюнова 1991: 3-4).
Д. С. Лихачев, обращаясь к работе С. А. Аскольдова, описавшего концепт как мысленное образование, замещающее в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода, интерпретирует данный термин как «алгебраическое» выражение значения, которым носители языка оперирует в устной и письменной речи (Лихачев 1997: 281).
Формирование концептов исследователь объясняет ограниченными возможностями человеческой памяти и сознания, а также спецификой личностного восприятия действительности: «...Охватить значение во всей его сложности человек просто не успевает, иногда не может, а иногда по-своему интерпретирует его (в зависимости от своего образования, личного опыта, принадлежности к определенной среде, профессии и т. д.)» (Лихачев 1997: 282).
Кроме того, Д. С. Лихачев связывает содержание концепта с национально-культурным опытом говорящих: «Концепт... является результатом столкновения словарного значения... с личным и народным опытом человека» (Лихачев 1997: 281). Совокупность таких концептов, по мнению исследователя, образует так называемую концептосферу, в которой концентрируется культура нации (Лихачев 1997: 282).
Более узкое понимание концептов характерно для Ю. С. Степанова, который относит к ним семантические образования, отмеченные лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры: «Концепт это как бы сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт это то, посредством чего человек - рядовой, обычный человек, не творец культурных ценностей - сам входит в культуру, а в некоторых случаях влияет на нее» (Степанов 1987: 10). Совокупность таких концептов не образует концептосферы как некоего целостного и структурированного семантического пространства, но занимает в ней определенную область (Воркачев 2001: 69).
Л. О. Чернейко видит в концепте содержание слова (денотативное и кон-нотативное), которое отражает представление данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей (Чернейко 1995: 75) B. П. Нерознак определяет концепт как знаменательный образ, отражающий фрагмент национальной картины мира (Нерознак 1998: 67), а В. П. Москвин называет концептом «понятие, представляющее ценность для носителя языка, актуальное для него и потому выражаемое значительным коли чеством синонимов (в том числе - с метафорической внутренней формой), об ладающих богатой лексической сочетаемостью; понятие, являющееся темой значительного количества пословиц, поговорок, фольклорных сюжетов, лите ратурных текстов, произведений изобразительного искусства, скульптуры, му зыки; понятие, глубоко укоренившееся в языке и культуре народа и потому являющееся диахронической константой и языка, и культуры» (Москвин 1997: 67). C. X. Ляпин представляет концепт как многомерное идеализированное формообразование, опирающееся на понятийную основу, закрепленную в значении какого-либо знака, и обладающее дискретной целостностью смысла, который функционирует в определенном культурном пространстве и поэтому предрасположен к культурной трансляции из одной предметной области в другую (Ляпин 1997: 18-19).
Удивление и концептуальное поле
В лингвистической теории модальности удивление рассматривается как особая ее разновидность - субъективная модальность, содержащая в своей рамке « представления о нормативных связях вещей, «отклонениях от них и о формальном ходе событий», а также включающая элемент дополнительной субъективной оценки (Вольф 1988: 127-128).
Оценка в широком понимании отождествляется с проводимой субъектом мыслительной операцией над содержанием высказывания, которая имеет место при соприкосновении с объективным миром (Воркачев 1990а: 5).
Оценочная структура включает в себя следующие элементы: субъект оценки, объект (ы) оценки, предмет оценки, основание оценки, характер оценки и обоснование оценки. Предмет оценки - это то свойство или признак объекта, подвергающиеся оценке, основанием которой выступает точка зрения, с которой он рассматривается. Характер оценки - абсолютный или сравнительный -проявляется в зависимости от единичности или множественности объекта оценки, а обоснованием оценки следует считать её основополагающие «мотивы-причины» (Воркачев 1990а: 6).
Смысловую основу субъективной модальности удивления образует так называемая адмиративная оценка (АО), специфическими компонентами которой, отличающими ее от прочих видов оценок и определяющими собственную внутреннюю градуацию и семантический состав ее видовых показателей, являются:
а) вероятностный прогноз, его степень и устойчивость подкрепляющего его стереотипа; б) предмет как та сторона, тот аспект объекта, на который направлена оценка.
в) кинесика как вегетативные или соматические реакции субъекта;
г) когнитивный момент как стремление субъекта включить объект, вызы вающий удивление в сеть объяснительных причинно-следственных связей (Воркачев 1992: 82).
Центральным и обязательным компонентом АО выступает предварительный вероятностный прогноз, от степени нарушения которого зависят конкретные виды ее проявления в виде недоумения, собственно удивления и изумления.
Кроме того, на основе наличия/отсутствия вероятностного прогноза либо его соответствия/несоответствия «норме ожидания» (Арутюнова 1988: 30), в АО выделяют два логических оператора: с одной стороны, удивление (с его модификациями), а с другой - противоположное ему состояние психического равновесия, гомеостаза, не переживаемого человеком ни отрицательно, ни положительно, и соответствующего физиологической или психологической норме.
Это состояние представляет собой разновидность рациональной оценки (РО), основанной на оправданном вероятностном прогнозе и возникающей как результат потребности в нем человека. РО, как правило, передаёт степень веры субъекта в наступление какого-либо события, степень ожидания этого события» (Воркачев 1990а: 7). Поскольку удивление переживается модальным субъектом в том случае, когда прогнозировавшиеся им с той или иной степенью события не осуществляются, РО можно интерпретировать как результат «семантического отрицания удивления: «удивительно - ничего удивительного», «странно - как и следовало ожидать» и пр.» (Воркачев 1992: 82).
Таким образом, как особый вид отношения говорящего к сообщаемому, удивление представляет собой оператор АО, основанный на обманутом вероятностном прогнозе и переживаемый как нарушение нормы ожидания. Являясь разновидностью субъективной модальности как функционально - семантической категории, удивление реализуется посредством разноуровневых лингвистических средств - лексических, грамматических, фразеологических и паралин-гвистических.
Основанием для рассмотрения АО в виде функционально-семантической категории является универсальное понятийное содержание, связанное с конкретными двуплановыми единицами, выражающими его в языке (Воркачев 1990: 12; Бондарко 1984: 21-22).
Удачным эвристическим приемом систематизации и описания средств, объективирующих АО в ЯС, является её представление в виде поля, образуемого планом их содержания
Традиционно под понятие поле подводится совокупность языковых единиц, объединённых общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений, в силу чего поле предстаёт как способ существования и группировки лингвистических элементов с общими инвариантными свойствами (См. Щур 1974: 19; Кузнецов 1998: 381).
Для поля характерны следующих признаки: а) набор разноуровневых средств, связанных между собой системными отношениями и образующих кон-ституенты поля; б) общее значение, в той или иной степени присущее его кон-ституентам; в) возможность выделения в общем значении других значений, которые могут быть противоположными или полярными; г) сложная структура (См. Гулыга-Шендельс 1969: 9).
Возможность полевого представления языковых знаков определяет их следующее свойство: при номинации познаваемых предметов эти элементы, с одной стороны, отражают в своей семантике «обобщенный опыт когнитивного освоения действительности», а с другой - языковые знаки входят «в уже сложившиеся языковые отношения - эпидигматические, или деривационно-смысловые..., семантические (полисемичные, антонимичные, синонимичные, гипонимические и др. парадигматические связи...), синтагматические (соче 34
таемостные) и стилистические» (Алефиренко 1999: 31-32).
Основоположники полевого метода в языкознании И. Трир, Ф. Дорнзаф, В. Порциг и Л. Вайсгербер использовали когнитивную метафору поля как многомерного, жестко упорядоченного образования с иерархической структурой для изучения синхронной языковой интерпретации «картин мира», отображенных в понятийном содержании языковых знаков (См. Воробьев 1999: 58).
Ю. Н. Караулов обосновал размытость, неопределенность границ семантического поля, обусловленную онтологически - избыточностью поля и «необратимостью» членов этой иерархически организованной микросистемы элементов и ее ядра (Уфимцева 1988: 139).
В числе наиболее общих свойств поля следует отметить связь между элементами, их упорядоченность и взаимоопределяемость, которые подводят нас к одному из фундаментальных свойств комплексного характера - самостоятельности поля, выражающейся в его целостности, а, следовательно - принципиальной выделимости. Другим комплексным свойством поля является специфичность его в разных языках. Поле как способ отражения концепта «характеризуется социальной, историко-генетической и индивидуальной обусловленностью, т. е. в значительной степени этноспецифично» (См. Караулов 1976: 270).
Удивление в научном дискурсе
Поскольку эмоции являются предметом исследования философии и психологии, наряду с лингвистическим анализом эмоциональных концептов, на наш взгляд, их исследование должно проводиться также на материале соответствующих текстов, раскрывающих представление об эмоциях в научном дискурсе.
Имена концептов принадлежат языку философии, в котором они наполняются конкретным семантическим содержанием, благодаря функционированию в рамках определенной теории.
Если понятие - это определенная система знаний (Войшвилло 1989: 159), то концепция выступает как способ семантического представления, принцип организации этой системы - её активное начало, «понятие понятия» (Воркачев 2002: 35).
В отличие от собственно языковых, философские и научные представления, систематизированные в рамках различных концепций, являются универсальными, более точными и детальными, что вызывает необходимость их экспликации с целью постижения природы и сущности ЭК.
С древних времен удивление рассматривалось как начало философии, о чем свидетельствует наличие в античной мифологии удивляющегося бога Тав-манта (или Фавманта), который был отцом богини мудрости Ириды (радуги). Именно она выступает позднее как символ философии в трудах Платона и его последователя Олимпиадора, впервые обозначивших основополагающую роль удивления в зарождении философского знания: «Философу свойственно испытывать... изумление. Оно и есть начало философии, и тот, кто назвал Ириду дочерью Тавманта, знал толк в родословных» (Платон 1993: 208). «Начало всякой философии - удивление. Удивляясь, ведь мы идем от«чего» к «почему». Философствовать - значит отдавать себе отчет о причинах сущего, если только философия - это познание сущего или само сущее. В связи с этим богиня вестница Ирида ... есть символ философии, так как ...она вопрошает о сущем» (Цит. по Лосев-Тахо-Годи 1993: 480).
Источником философии считал удивление и Аристотель: «Вследствие удивления люди и теперь и впервые начали философствовать, причем вначале они испытали изумление по поводу тех затруднительных вещей, которые были непосредственно перед ними, а затем понемногу продвинулись на этом пути дальше и осознали трудности в более крупных вопросах, например, относительно изменений луны и тех, которые касаются солнца и звезд, а также относительно возникновения мира. Но тот, кто испытывает недоумение и изумлениє, считает себя незнающим (поэтому и человек, который любит мифы, является до некоторой степени философом, ибо миф слагается из вещей, вызывающих удивление). Если таким образом начали философствовать, убегая от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради постижения вещей , а не для какого-либо пользования ими ... «Все начинается с изумления, обстоит ли дело именно так: как недоумевают , например, про загадочные самодвижущиеся игрушки, или сходным образом в отношении солнцеворотов, или несоизмеримости диагонали; ибо у всех, кто еще не рассмотрел причину , вызывает удивление, если чего-нибудь нельзя измерить самою малою мерою. А под конец нужно придти к противоположному - и к лучшему, как говорится в пословице, - этим дело не кончается и в приведенных случаях. Когда в них разберутся: ведь ничему бы так не удивлялся человек, сведущий в геометрии, чем, если бы диагональ оказалась измеримой...» (Аристотель 1934: 22).
Таким образом, Платон, Олимпиадор и Аристотель открыли смысл удивления и осознали «вес этого высокого строя души в философии», для занятий которой необходимо иметь «присно-изумленный взор на жизнь» (Флоренский 1998: 126). Показав первоосновность удивления в познании, эти мыслители были по сути первыми, кто употребил диалектический метод, поскольку диалектика и есть «организованное удивление» (Флоренский 1998: 126). Развиваясь на фоне «обостренного внимательного созерцания жизни» и «обновленной чувствительности» к ней, диалектика стремится к тому, «чтобы, как проспавшийся крепительным сном, ум непредубежденным и омытым оком узрел золотой зрак бытия и узревши - удивился, удивившись же - изумился, а изумившись - восхитился и, восхищенный, видел бы уже не внешние перегородки бытия, не пыльные чехлы его, но ...творческие волнения жизни...» (Флоренский 1998: 127).
Противоположную Платону и Аристотелю позицию в отношении удивления занимает Демокрит, который называет основой мышления «гармоническое состояние души относительно составляющей ее смеси» (Демокрит 1935: 196). Мыслитель призывает воспринимать все в мире как происходящее в порядке вещей и никогда не «терять ум», то есть не удивляться:
Также не должно тому удивляться, как может такое Малое солнце давать такое обилие света, Чтобы волнами его и моря, и все земли, и небо Полнить и все заливать потоком горящего жара, Ибо возможно, что здесь единственный в мире источник Света открыт и лучи изливает он мощной струею... Но вызывать не должно при этом у нас удивленья То, что огня семена способны стекаться совместно В точно положенный срок и блеск восстанавливать солнца. Видим же мы, что в положенный срок совершается много Всяких явлений других; в положенный срок зацветает Лес, и в положенный срок с дерева цвет опадает... Молнии, снег и дожди, наконец, и ненастье и ветры Все наступают в году в достаточно точное время. Ибо, когда таковы изначальные были причины, И оказывались все вещи с рождения мира, То и теперь они вновь возвращаются в точном порядке... (Демокрит: 86-88)
