Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Проблема выделения и анализа класса абстрактных имен существительных 14
1.1 Категория имени существительного и принципы выделения класса существительных в рамках различных теоретических традиций 14
1.2 Структурно-семантические разряды имен существительных 18
1.2.1 Классификации имен существительных 18
1.2.2 «Конкретное/абстрактное»: дихотомия или континуум 24
1.3 Лингвистическая таксономия абстрактных имен существительных 28
1.4 Абстрактное мышление в антропологических концепциях 35
1.5 Методологические основы семантического анализа 39
1.5.1 Компонентный анализ 39
1.5.2 Формальная семантика 40
1.5.3 Теория семантического поля 40
1.5.4 Генеративная теория языка 41
1.5.5 Когнитивная парадигма 42
1.5.5.1 Понятие концепта. 42
1.5.5.2 Роль метафоры в процессе репрезентации абстрактных понятий 46
1.5.5.3 Понятие категоризации и прототипическая семантика 49
1.6 Ономасиологический и семасиологический подходы к анализу лексики языка 53
1.7 Номинализация как средство языковой реализации абстрактных понятий 56
Выводы по главе 1 58
ГЛАВА II. Особенности языковой реализации абстрактных понятий в миноритарных языках 60
2.1 Особенности абстрактного мышления 60
2.2 Категория посессивности и ее роль в языковой реализации абстрактных понятий 62
2.2.1 Антропоцентричность категории посессивности 62
2.2.2 Лингво-когнитивный аспект оформления абстрактного имени посессивными маркерами 63
2.3 Деривационные модели образования абстрактных существительных в миноритарных языках 69
Выводы по главе II 83
ГЛАВА III. Семантическая структура и словообразовательная оформленность абстрактных субстантивов в диалектах хантыйского языка 85
3.1 Корреляция между деривационными возможностями слов и их абстрактной семантикой 85
3.2 Понятийная ступенчатость абстрактных имен как основа классификации абстрактных
субстантивов в хантыйском языке 104
Выводы по главе III 116
Глава IV. Прагматические компонентны содержания абстрактного понятия в хантыйском языке (в сопоставлении с кетским языком и языком навахо) 119
4.1 Номинализация определительных причастных конструкций как способ выражения абстрактных понятий в хантыйском языке 119
4.2 Способы актуализации абстрактных понятий в дискурсе 130
4.2.1 Репрезентации некоторых абстрактных понятий в диалектах хантыйского языка в сопоставлении с кетским языком и языком навахо 132
Выводы по главе IV 144
Заключение 146
Библиография 150
Приложение! 168
- Категория имени существительного и принципы выделения класса существительных в рамках различных теоретических традиций
- Лингво-когнитивный аспект оформления абстрактного имени посессивными маркерами
- Корреляция между деривационными возможностями слов и их абстрактной семантикой
- Номинализация определительных причастных конструкций как способ выражения абстрактных понятий в хантыйском языке
Введение к работе
В современной лингвистической науке отмечается постоянно возрастающий интерес ученых к проблемам изучения языков малочисленных народов мира. Неоспорима значимость и необходимость подобных исследований, поскольку они вносят существенный вклад в сохранение языкового и культурного многообразия мира, так как большинство таких языков находятся на грани исчезновения, и их число сокращается с каждой декадой. Более того, как отмечает А.Е. Кибрик, «все общие лингвистические концепции, как правило, базируются на фактах, добытых из горстки привилегированных языков (относящихся в своем большинстве к индоевропейской семье), а море лингвистических фактов, которыми изобилует остальная часть языков мира, или вообще не зафиксировано, или почти не принимается во внимание теорией языка» [Кибрик 1972: 9].
Хантыйский язык, наряду с мансийским и венгерским, составляет угорскую ветвь финно-угорской группы языков и в настоящее время представлен двумя диалектными массивами - северным и восточным. Научные исследования хантыйского языка ведутся с середины 19 века и связаны с именами таких выдающихся ученых, как К. Карьялайнен, М. Кастрен, И. Папай, А. Альквист, С. Патканов и др. В свое время изучен и подробно описан грамматический строй (М. Кастрен, С. Патканов, Д. Р. Фукс), морфология и фонетика (К. Карьялайнен) хантыйского языка. Значительный вклад в изучение хантыйского языка и фольклора внесли В.К. Штейниц, А. Регули и И. Папай. В настоящее время ведутся исследования синтаксиса и морфологии хантыйского языка (Е.К. Скрибник, И. Николаева, Е.В. Ковган, Н.Б. Кошкарева, А.Д. Каксин, В.Н. Соловар и др.). Большую научную ценность представляют словари X. Паасонена, Н.И. Терешкина, М.К. Могутаева, P.P. Скамейко и З.И. Сязи.
К настоящему времени слабо изученным остается лексический состав хантыйского языка. В основном словарном фонде хантыйского языка до сих пор
сохранилось большое количество слов, унаследованных из финно-угорского праязыка, около 30-40% корнеслов являются обско-угорскими, остальная часть лексики либо специфически хантыйская, либо заимствованная [Терешкин 1966: 337]. Различные социальные факторы и географическая близость обусловили появление в хантыйском языке заимствований из татарского, эвенкийского, ненецкого и коми языков [Хайду 1985], но самой многочисленной и разнообразной группой являются заимствования из русского языка, обозначающие понятия из общественно-политической, культурной, научно-технической сфер жизнедеятельности человека. Это явление объясняется близким соседством носителей русского и хантыйского языка, а также социальным престижем русского языка на протяжении всего советского и постсоветского периода. Заимствования в хантыйском языке неоднократно становились предметом исследования [Терешкин 1966, Хайду 1985], но, к сожалению, некоторые аспекты лексического многообразия хантыйского языка, а именно такой пласт лексики, как абстрактные имена, до настоящего времени остаются почти неизученными.
Проблемы выражения абстрактности в языке недостаточно подробно освещены в советской и российской научной литературе и пренебрежение ученых этой проблемой непонятны, так как лексическое «поле» абстрактных имен существительных можно считать одной из ступеней эволюции языка. Более того, очевидна необходимость в изучении абстрактной лексики миноритарных языков, которая отражает своеобразное мировосприятие и миропонимание народа, дает представление о языковой картине мира людей и является ключом к пониманию самобытности их культуры. Несмотря на свою неповторимость, эти языки обнаруживают поразительные сходства, например, в способах передачи абстрактных понятий. Абстрактные слова в языках малочисленных народов являются особой группой лексики, поскольку отражают нестандартное для большинства носителей индоевропейских языков восприятие действительности.
По утверждению Б.А. Серебренникова, абсолютно всё, что представлено в языках мира - от мелкой частицы до сложного предложения и многих тысяч самых различных слов, - создано человеком [Серебренников 1988: 73]. Таким образом, абстрактная лексика помогает понять культуру каждого народа, его уникальность и должна рассматриваться в теснейшей связи с человеком, его мышлением, сознанием, духовной жизнью и трудовой деятельностью. Большая часть вокабуляра и даже разделы грамматики любого языка отражают культуру его носителей [Goddard 1998: 1].
Описание и сопоставление семантических пространств неродственных языков дает возможность увидеть не только общечеловеческое, универсальное, но и выявить национально специфическое в построении концептов, их вербализации (либо невербализации), таким образом, позволяет описать не только слова, но и обнаружить значимое отсутствие лексем - лакуны. Важно отметить, что лексическая система не представляет собой постоянного набора слов и словосочетаний, она меняется и развивается вместе с обществом, обновляя свой «репертуар» новыми лексическими единицами и естественным образом отбирая слова, обозначающие вышедшие из употребления понятия и явления.
Среди исследователей-лингвистов наблюдается повышенный интерес ученых к семантике и её лексическим, морфологическим и словообразовательным аспектам. Абстрактная лексика также становилась предметом научного изучения в лингвистике. В разное время этой проблемой занимались такие известные лингвисты, как С.Д. Кацнельсон, А.А. Уфимцева, В.Г. Гак, Б.А. Серебренников, В. Сташайтене, И.В. Арнольд, Р.А. Будагов, А. Вежбицкая, С.Л. Дорский, В.В. Виноградов и др. Исследования в области абстрактной лексики проводились на материале различных языков, как в синхронии, так и в диахронии, однако, впервые предметом научного исследования является абстрактная лексика исчезающих языков Сибири. До настоящего времени в область интересов лингвистов не попадала абстрактная лексика хантыйского и кетского языков,
которая имеет свои семантические и морфологические особенности. Как отмечает А.А. Уфимцева, основываясь на идеях В. Гумбольдта, «язык является способом воплощения своеобразия национального мышления и духа народа» [Уфимцева 1986: 10].
Данное исследование абстрактной лексики миноритарных языков проводится в рамках бурно развивающейся и актуальной в настоящее время в лингвистике когнитивной парадигмы, одним из главных принципов которой является постулат о том, что язык является неотъемлемой частью познавательного процесса. Основным положением когнитивной лингвистики признается утверждение, что «язык отражает взаимодействие между психологическими, коммуникативными, функциональными и культурными факторами» [Ченки 1997: 340], то есть является неотъемлемой частью когнитивной системы человека. Следовательно, любое описание языка должно привлекать известные данные наук о человеческом мышлении, мозге человека и организме в целом. И наоборот, описание и анализ структуры языка и его лексического состава (в частности, абстрактных имен) позволяют ученым приблизиться к пониманию проблемы о взаимоотношении языка и мышления, выяснить, в какой степени мыслительные процессы являются культурно обусловленными и какие аспекты культуры, религии (либо мифологии) и общественной жизни находят свое отражение в языке, который является средством коммуникации в данном социуме.
Проблема выражения абстрактных понятий в языке не является исключительно лингвистической, она непосредственно связана с философией (а именно, гносеологией), психологией и этнографией, что свидетельствует о многогранности и необъятности данного вопроса (по крайней мере, в рамках настоящего исследования).
Теоретической и методологической базой данного научного исследования служат труды отечественных и зарубежных ученых по хантыйскому языку, общему и типологическому языкознанию. В работе использованы основные
принципы и подходы когнитивной лингвистики, отраженные в работах Е.С. Кубряковой, Е.В. Рахилиной, А. Вежбицкой, В. Крофта, Р. Лангакера, Дж. Лакоффа, Д.А. Круза, Д. Герертса и др. При классификации абстрактной лексики диалектов хантыйского языка были использованы классификации, предложенные А.А. Уфимцевой и Л.О. Чернейко. В работе отражены идеи В. фон Гумбольдта о том, что именно язык дает ключ к разгадке характера народа и что функционирование языка должно исследоваться в его отношении к деятельности мышления и чувственного восприятия [Гумбольдт 1984: 7]. Также в основе данного исследования лежит принцип лингвистической относительности Сепира-Уорфа (представления, восходящие к идеям В. Гумбольдта), суть которого заключается еще и в том, что "язык - это не просто инструмент для воспроизведения мыслей, он сам формирует наши мысли" [Грушевицкая и др. 2002: 158], и идеи А. Вежбицкой о наличии общей базы для всего разнообразия способов концептуализации действительности, обнаруживаемых в различных языках мира [Вежбицкая 2001:8].
Основными методами данного исследования являются описательный, лингво-когнитивный, сравнительно-сопоставительный, служащий выявлению особенностей в способах языковой реализации абстрактных понятий в языках неродственных семей, и типологический. При сборе материалов по диалектам хантыйского языка, кетского и языка навахо в экспедициях использовалась традиционная методика полевых исследований, а именно, наблюдение, документирование и обработка языкового материала при помощи технических средств, метод лингвистического эксперимента, в частности, опрос информантов.
Целью исследования является выявление особенностей языковой реализации абстрактных понятий в диалектах хантыйского языка в сопоставлении с языками неродственных семей на основе лингво-когнитивного анализа абстрактных имен.
В работе поставлены следующие задачи:
Рассмотреть традиционные подходы к выделению и анализу класса абстрактных (отвлеченных) имен в общем и частном языкознании и определить параметры «абстрактности» значения имени.
Сравнить способы языковой реализации абстрактных понятий в некоторых миноритарных языках и выявить особенности вербализации абстрактных понятий в этих языках в структурно-семантическом аспекте.
Выявить корреляции между деривационными возможностями слов и их абстрактной семантикой в хантыйском языке.
Классифицировать абстрактные существительные в хантыйском языке и выявить градации по степени абстрактности их значений.
Рассмотреть аналитические способы выражения абстрактных понятий в диалектах хантыйского языка.
Провести сравнительно-сопоставительное исследование неконвенциональных способов вербализации абстрактных понятий в хантыйском, кетском языках и языке навахо с целью выявления лакун в национальных картинах мира и определения культурно специфических моделей в каждом языке.
В настоящее время типология фактически стала одним из лидирующих направлений теоретической лингвистики и, введя в оборот данные редких и малоизученных языков, она теперь является необходимой отправной точкой всякого теоретического лингвистического описания. Актуальность данного исследования заключается в том, что оно соответствует состоянию лингвистической науки на сегодняшний день и ее потребностям, а именно необходимости проведения анализа и классификации абстрактной лексики с привлечением данных исчезающих языков Сибири, что существенно дополнит описание хантыйского и кетского языков и внесет значительный вклад в восстановление языковой картины мира данных малочисленных народностей и сохранение их языков.
Научная новизна представленной исследовательской работы заключается в том, что впервые проводится анализ и подробное описание класса абстрактных имен на материале исчезающих языков Сибири. В работе проводится сопоставительный анализ способов языковой реализации абстрактных понятий на материале неродственных языков. Впервые подобное типологическое исследование осуществляется с использованием методов когнитивной лингвистики и с привлечением некоторых данных смежных наук, а именно философии, психологии и этнографии.
Кетский язык принадлежит к группе енисейских языков палеоазиатской языковой семьи и является единственным живым языком из всей этой группы. Остальные языки енисейской группы считаются языками вымершими. По многим своим особенностям и характеристикам кетский язык является уникальным языком для всего сибирского ареала, обладающим целым набором несвойственных данному ареалу типологических черт. Данная особенность кетского языка и его уникальность для сибирского ареала определили выбор кетского языка для сопоставительного анализа. Более того, существенной и релевантной особенностью кетского языка для нашего исследования является наличие в этом языке классов имен - родо-классной системы, которая не присутствует ни в одном сибирском языке. Такое типологическое своеобразие кетского языка дает основание для выдвижения гипотез о родстве енисейских языков с атабасскими языками Северной Америки (одним из сторонников такой гипотезы является профессор Э. Вайда), которые обнаруживают много типологически сходных черт с енисейскими языками (например, полисинтетическая структура глаголов, наличие именных классов и т.д.). Учитывая возможные гипотезы о родстве енисейского языка и атабасских языков, мы привлекаем для нашего сопоставительного исследования один из североамериканских атабасских языков - язык навахо.
В лингвистической литературе неоднократно отмечалось, что предметы и явления окружающей нас действительности осознаются и становятся доступными для говорящих только тогда, когда номинируются языковыми средствами. Следовательно, предметы и явления включаются в языковую картину мира и систему понятий носителей языка только после того, как им дано название. Тем не менее, изучение языков аборигенных народов Сибири демонстрирует тот факт, что не все явления окружающей действительности и внутреннего мира человека получают название, что вовсе не свидетельствует о том, что данных понятий не существует в системе представлений о мире этих народов. Точнее, не все понятия актуализируются в миноритарных языках именами или словосочетаниями: они актуализируются предложениями и их номинализациями.
Объектом данного исследования являются абстрактные понятия -ментальные образования, содержащие знания о мире и опыт познания окружающей действительности носителями миноритарных языков.
Предметом исследования являются способы языковой реализации абстрактных понятий в диалектах хантыйского языка в сопоставлении с кетским языком, языком навахо и другими миноритарными языками.
В соответствии с теорией Сепира-Уорфа реальный мир создается благодаря языковым особенностям данной культуры, и каждый язык имеет собственный способ представлять одну и ту же реальность [Грушевицкая и др. 2002: 159]. Таким образом, национальная специфика мышления обусловлена не национальным языком, а национальной действительностью. Отсутствие лексической единицы не означает отсутствия в сознании народа соответствующего понятия, за исключением случаев мотивированных лакун, отражающих отсутствие у народа конкретных предметов или явлений, и, если какое-то понятие не актуализировано в языке, это свидетельствует о его коммуникативной невостребованности [Пылаева 2002: 17-18]. Изучение абстрактной лексики, контекста ее употребления и частоты употребления
абстрактных слов (частоты смыслов) позволит определить частоту возникновения соответствующих ситуаций в процессе коммуникации, востребованность данных абстрактных понятий при общении, что, несомненно, отражает особенности национального мышления и культуры. Подобное сопоставительное исследование миноритарных языков позволит выявить лакуны в сознании и языке соответствующих народов.
Материалом исследования послужила картотека абстрактных имен существительных объемом более 150 лексем (включая лексемы с вещественным и собирательным значением), составленная на материале словарей по восточным и северным диалектам хантыйского языка (М.К. Могутаев 1996, Н.И. Терешкин 1981, P.P. Скамейко, З.И. Сязи 1985); грамматические пособия и хрестоматии по восточным и северным диалектам хантыйского языка; фольклорные и бытовые тексты; полевые записи и опубликованные тексты Л.И. Калининой, хранящиеся в архивах кафедры языков народов Сибири им. А.П. Дульзона Томского государственного педагогического университета; а также полевые записи автора и других сотрудников кафедры языков народов Сибири, сделанные в местах компактного проживания коренного населения. Информантами по хантыйскому языку были М.К. Волдина (г. Ханты-Мансийск, казымский диалект), З.И. Ерганкина (д. Светлая Протока Александровского района Томской области, васюганский диалект). По кетскому языку информантами были З.В. Максунова (п. Бакланиха Туруханского района Красноярского края, среднекетский диалект) и В.А. Романенкова (п. Келлог Туруханского района Красноярского края, южнокетский диалект). По языку навахо информантом была М. Че (г. Альбукерке штата Нью-Мексико, США).
Теоретическая значимость работы заключается в определении критериев деления слов на абстрактные и конкретные и классификации имен внутри класса абстрактной лексики, что позволит использовать применяемый в работе подход для дальнейшего изучения лексики других языков. Описание особенностей
словообразования абстрактных существительных позволяет выявить закономерности семантической организации деривационных моделей.
Практическая ценность работы определяется возможностью применения результатов исследования при подготовке лекционных и семинарских занятий по общему и сравнительному языкознанию, лексикологии, теории перевода. Материалы данного исследования, значительная часть которых впервые вводится в научный обиход, могут быть использованы при выполнении диссертационных работ, в научно-исследовательской деятельности аспирантов и студентов. Полученные результаты могут иметь прикладное значение в преподавании хантыйского и кетского языков, при составлении словарей, создании пособий и справочников по хантыйскому и кетскому языкам.
На примере исчезающих хантыйского и кетского языков и языка навахо в работе описываются средства языковой реализации абстрактных понятий и анализируются значения слов, которые обозначают уникальные понятия, не характерные для концептуализации мира в других языках, либо соответствуют понятиям, существующим и в других культурах, но особенно значимым именно для данных культур или получающим особую интерпретацию.
На защиту выносятся следующие положения:
Классификации имен существительных, разработанные для современных индоевропейских языков, не позволяют отразить специфику абстрактного словаря миноритарных языков.
В диалектах хантыйского языка большая часть абстрактных понятий выражается непроизводными существительными.
Деривационные возможности хантыйского языка в выражении абстрактных понятий ограничены и сводятся к отглагольному образованию существительных.
В основе классификации абстрактных субстантивов в хантыйском языке лежит критерий недоступности явлений прямому зрительному наблюдению.
В хантыйском и кетском языках, а также в языке навахо значительную часть средств языковой реализации абстрактных понятий составляют аналитические и неконвенциональные языковые средства.
Различия в средствах вербализации абстрактных понятий в миноритарных языках объясняются особенностями мировосприятия носителей этих языков и обуславливаются культурой этих народов.
Категория имени существительного и принципы выделения класса существительных в рамках различных теоретических традиций
Словарный состав любого языка объективно существует как внутренне организованное целое, определенная непрерывность, а не только как сумма отдельных слов [Веселитский 1972: 15]. Словарный состав языка представляет собой определенную систему, единицы которой распределяются по частям речи на основе их семантико-грамматических признаков. Каждая часть речи представляет собой лексико-грамматические разряды слов, которые непосредственно связаны с определенными морфологическими категориями. Под лексико-грамматическими разрядами понимается «класс лексических единиц, объединенных общим лексико-грамматическим значением, общностью форм, в которых проявляются присущие этим единицам грамматические категории, общностью возможных слов-заместителей и определенным набором аффиксов и моделей словообразования» [Арнольд 1966: 95]. Слова делятся на служебные («неполнозначные», «частичные», «несамостоятельные») и знаменательные («полнозначные», «самостоятельные») [Шмелев 1973: 50]. Служебные слова «имеют по преимуществу грамматические функции, отличаются отсутствием прямой предметной соотнесенности, ослабленным вещественным значением» [Жирмунский 1968: 10]. Противоположение полнозначных (автосемантических) и служебных (синсемантических) слов является отправной точкой не только для грамматической классификации слов по так называемым «частям речи», но и для семасиологической их классификации на слова с лексическим и слова с грамматическим значением (или «грамматической функцией») [Кацнельсон 1965; 3]. Более того, среди слов выделяются открытые и замкнутые классы. Открытые -существительные, глаголы, прилагательные, наречия, т.е. полнозначимые слова, самостоятельно выделяющие объекты (вещи, явления, свойства, процессы и т.д.); замкнутые - артикли, предлоги, союзы, аффиксы и т.д., выполняющие функцию грамматического оформления высказывания. Различия между этими классами заключаются в том, что любой открытый класс можно неограниченно расширять; каждому вновь добавляемому элементу следует просто приписывать требуемый семантический признак, напротив, замкнутые классы морфем задаются списками; элементы любого замкнутого класса не имеют общего семантического признака, и, следовательно, к такому классу нельзя произвольно добавлять новые элементы [Вейнрейх1981: 113].
В рамках различных теоретических направлений разрабатывалась своя терминология и свои подходы к вопросу о принципах выделения частей речи в языке и их классификации.
Сторонники структурализма выдвинули понятие «класс слов» вместо понятия частей речи и отстаивали приоритет синтаксического критерия над морфологическим, утверждая, что каждая часть речи выполняет определенную синтаксическую функцию - подлежащего, сказуемого, определения и т.д. [Sasse 1993: 647, 649].
В рамках теории генеративной грамматики, в которой термин «синтаксические категории» заменил термин «классы слов», Н. Хомский постулировал, что каждая синтаксическая категория характеризуется наличием определенных синтаксических черт [цитата по Newmeyer 1980: 72], а семантика является второстепенной независимой чертой, которая добавляется к системе грамматических правил, в отличие от когнитивной парадигмы, в которой семантика считается основным компонентом, который существовал в виде чувственных репрезентаций до того, как язык полностью развился [Gardenfors 1999: 24]. Вслед за Н. Хомским, Дж. Катц и П. Постал считали синтаксические категории постоянными (субстантивными) универсалиями, т.е. концептами, с помощью которых строятся утверждения в лингвистическом описании [там же, C.83]. Таким образом, все языки можно описать с помощью одного и того же набора синтаксических категорий.
Как отмечает В.В. Виноградов, в русской традиции четко выделялись две основные точки зрения на категорию частей речи - семасиологическая и синтаксическая. А.А. Шахматов сначала исходил из семасиологических критериев в характеристике и выделении частей речи, но позже начал рассматривать части речи как категории синтаксические [Виноградов 19756: 170]. Тем не менее, А.А. Шахматов, анализируя синтаксис русского языка, признавал части речи прежде всего синтаксическими категориями, «хотя и тесно связанными с семасиологическими основами разграничения слов» [Виноградов 19756: 171].
Известно, что первые классификации частей речи создавались для классических греческого и латинского языков на основе формальных критериев. Морфологическая классификация также основывалась на комбинации синтаксических и семантических критериев. Тем не менее, вопрос об универсальности подобной классификации оставался дискуссионным, а описание системы частей речи многих миноритарных языков требовало разработки новых критериев для их выделения. Более того, категории частей речи своеобразно развиваются в различных языках: в одних языках преобладают их морфологические критерии, в других - чисто синтаксические, в третьих -собственно дискурсивные [Кубрякова 2004: 106].
В своей работе Е.С. Кубрякова (2004) отмечает, что «причины существования у частей речи различных синтаксических и морфологических примет есть следствие выражаемых ими значений, т.е. такое различие - результат семантической и функциональной дифференциации слов» [Кубрякова 2004: 58]. Автор считает, что в вопросе о категории частей речи важно понять, на основании каких критериев человек распределяет увиденное, услышанное или прочувствованное по определенным группам. Е.С. Кубрякова приводит точки зрения различных исследователей на этот вопрос. В рамках номиналистской концепции развивается идея о том, что называние словами одной части речи разных сущностей приводит к тому, что однотипность имен ведет к выводу об идентичности стоящих за ними когнитивных структур; сторонники реалистского взгляда утверждают, что существование частей речи как разных слов есть верное отражение того факта, что онтологически в мире представлены разные объекты и разные явления и что такое видение мира и объективируется в языке; наконец, концептуалистский подход признает, что за разными частями речи стоят разные когнитивные (концептуальные) структуры, но, в общем, это соответствует онтологии мира [Кубрякова 2004: 98].
Лингво-когнитивный аспект оформления абстрактного имени посессивными маркерами
Все вышесказанное свидетельствует о многогранности категории посессивности, которая охватывает не только языковые аспекты, но и правовые, историко-культурные, религиозно-философские. В данной подглаве кратко рассматривается категория посессивности в хантыйском языке, поскольку подобный анализ дает возможность приблизиться к пониманию границ личной сферы и индивидуальности и определить характер посессивов в диалектах хантыйского языка, как одного из средств выражения абстрактных понятий. Таюке мы делаем попытку очертить семантическое пространство имен, которые оформляются посессивными суффиксами и дать их классификацию, а также определить типы посессоров. В подглаве 2.2.1 мы говорили о важности категории посессивности как высоко «личной» категории при исследовании абстрактной лексики хантыйского языка. Такая структура категории, имеющая место в современных языках, объясняется генезисом языкового и человеческого менталитета: осознание человеком самого себя, своего тела и его частей, а также ближайших к нему объектов внешнего мира как «своих», затем - «присвоение» им более удаленных конкретных и абстрактных сущностей и, наконец, абстрагирование категории, перенесение уже сформировавшейся модели на эти, расположенные вне человека неодушевленные сущности, которые прежде могли быть только присваемы, а затем и за ними было признано "право" присваивать [Головачева 1989: 45]. Следовательно, категория посессивности является одним из вспомогательных средств выражения абстрактных понятий, поскольку позволяет постигать более абстрактные сущности через отображение отношений между конкретными объектами действительности.
В данной работе интерес к категории посессивности обусловлен тем, что она относится к числу тех показателей, которые зачастую четко отражают внеязыковую ситуацию в конкретном сообществе. Анализ категории посессивности позволяет выявить особенности не только мировоззрения, но и социально-экономического уклада народов (формы брака, формы собственности) [Журинская 1977: 201], но данное исследование ограничивается описанием средств, используемых в хантыйском языке для языковой реализации абстрактных понятий.
Как уже упоминалось выше, антропоцентричность категории посессивности заключается и в том, что она связана с позиционированием человека в окружающем его пространстве и ограничением пространства внутреннего и внешнего. Эта оппозиция легла в основу оппозиции «свой/чужой», то есть противопоставления знакомого и безопасного неизвестному и враждебному [Грушевицкая и др. 2002: 47, Цивьян 1986: 244]. Рассмотрим для сравнения способы выражения категории посессивности в различных языках с целью выявить их значимость при обозначении абстрактных сущностей. Можно предположить, что посессивными маркерами будут оформлены имена, имеющие прямое отношение к личной сфере человека, поскольку в некоторых именах отстраненность человека закодирована, говорящий эти события себе не присваивает, например, рус. суета, суматоха.
В латышском языке от основы возвратного местоимения savs (из общебалтийского и общеиндоевропейского местоименного обозначения притяжательности) образовано (с помощью архаического суффикса абстрактных имен ne, ср. хет. n, гетероклитический суффикс основы косвенных падежей, входящий в парадигму суффикса абстрактных имен -atar) существительное savatne индивидуальность, особенность, отдельность (архаизм), ср. savatne отдельно, с глазу на глаз , лат. situs свой , например, sua ab aliis bene facta laudari чтоб другие прославляли их подвиги , iuventutem suam exercuit провел свою молодость , sua quoique satis placebant каждый был доволен своим [Иванов 1989: 11].
В древнехеттском (17-16 вв. до н.э.) и среднехеттском (15 в. до н.э.) постпозитивные притяжательные суффиксы -mi-s, мой ; -//- s, твой ; -si- s, его ; -sumi-s наш ; -smi их маркировали обозначения древней неотчуждаемой принадлежности, но позднее сфера употребления этих суффиксов могла несколько расшириться [Иванов 1989: 11]. С помощью притяжательных суффиксов маркированы: имена родства (также друзья, товарищи); части тела не только человека, но и животных (напр. istanzanas-mis моя душа ); пространство, занимаемое чем-л. (напр. arhas- san границы его ); личная собственность человека (напр. assu- set его имущество (добро) ; отвлеченные понятия (напр. религиозный долг апійг-set их религиозная обязанность , грех wasdul-met грех мой , papratar- samet ритуальная оскверненность их ); угрожающие человеку состояния и свойства в заговорных формулах этого типа сочетаются в однотипных конструкциях erma(n)-smet, esh(ar-s)amet, idalu-smet, hatuka(n)- smet их болезнь, их кровавая вина, их зло, их ужас ; из действий и их результатов, которые должны защитить от этих грозящих опасностей, посессивами оформлены ispanduzzi-smet "их жертвоприношения", memal-semet их мука , warsulases божественные проявления твои [Иванов 1989: 13]. С типологической и диахронической точек зрения особый интерес представляет возможность использования притяжательного суффикса -ті после отглагольного имени (инфинитива), напр. assu akuwatar-mit моё питьё хорошее (доел, хорошее питьё моё ); milidu-ssit его (вина) сладость . По отношению к Богу в сферу притяжательности, выражаемой местоименным суффиксом, входят и названия атмосферных явлений: alparamitit твоя облачность (облачная завеса) (в гимне Богу грозы), в ритуалах tegan-set земля его . Такие ритуальные символы, как образ (мирового) древа, источника (родника), могут пониматься как единое целое, имеющее свою (псевдо)личную сферу: оформление посессивами частей дерева - ветвей, вещества - стихии, из которой состоит обладатель. В истории хеттского языка описанная конструкция постепенно соединяется с генетивными и ими вытесняется. В хеттских текстах распространена конструкция, где за родительным падежом обладателя следует имя обладаемого с притяжательным суффиксом [Иванов 1989: 14].
В славянских и балканских языках основными способами выражения категории посессивности являются синтаксические конструкции (словосочетания) различного состава и структуры, для построения которых используются средства разных уровней языка (лексико-грамматические, словообразовательные, морфологические, синтаксические) [Молошная 1989: 112].
Корреляция между деривационными возможностями слов и их абстрактной семантикой
В ваховском диалекте хантыйского языка сложилась такая же ситуация в области морфологического словобразования имен существительных, как и в других диалектах. Н.И. Терешкин (1961) рассматривает формы словообразования существительных в ваховском диалекте. Как уже отмечалось выше, словообразование в хантыйском языке развито слабо, и ваховский диалект в этом отношении не исключение. В ваховском диалекте имеется относительно небольшое количество словообразовательных суффиксов, большинство из которых имеют конкретное значение, например, образование названий инструментов от глагольных основ [Терешкин 1961: 29].
В словообразовании имен существительных с абстрактным значением от глаголов со значением названия действия и результата действия участвует только один суффикс -was [по материалам СВХД 1981, ОДХЯ 1961]: wer-was работа, занятие werta делать , Iil-W9s дыхание lalt a дышать , liy-was еда Ша есть , lig-was упрямство ligkita дразнить , wal-was жизнь walta жить , pit-was злость, ярость pitta обозлиться, прийти в ярость , lalam-was воровство lahmta воровать , n ul-was клятва n ulta клясться, дать клятву , qin -was заразная болезнь, эпидемия qon t a болеть, сильно хворать , moc-was болезнь mockalta заболеть, захворать , cin-was нерадивость, леность . Относительно образования абстрактных имен существительных от глаголов, во многих языках часто наблюдается процесс конкретизации значения отглагольного имени. Всем языкам присущи определенные модели номинализации, согласно которым практически любой глагол может быть номинализован без какой-либо значительной модификации его концептуального содержания. Наоборот, деривация глагола от существительного обычно сопровождается добавлением концептуального содержания [Langacker 1991: 25]. В восточных диалектах отмечен деривационный суффикс -w (-aw, -iw), который участвует в образовании абстрактных имен существительных. В северных и южных диалектах этому суффиксу соответствуют суффиксы иртыш. ір, каз. -ер При образовании абстрактных имен суффикс -w (-aw) является менее продуктивным, хотя также участвует в отглагольном образовании имен (в большинстве случаев, как и в северных диалектах, для обозначения инструмента действия): вах. pet-aw ловушка (pet- попадать в ловушку ), tint-aw взнос (tint платить ) [Терешкин 1961: 29]. Словосложение существительных в диалектах хантыйского языка довольно хорошо развито и морфологически не оформляется [Животиков 1942, Терешкин 1961, Gulya 1966, Nikolaeva 1999 и др.]. Тем не менее, словосложение является непродуктивным способом образования абстрактных существительных в диалектах хантыйского языка. В грамматике ваховского диалекта Я. Гуя отмечает несколько композитных существительных. Они имеют абстрактную семантику: - numoram бог пит верхняя часть и toram бог ; - il-nowat прошлое [Gulya 1966: 48] И до, низ и nowat период . Например, (26) il-nowa-na tim tayi-пэ jank wal-iyan прошлое-Лок. Указ. место-Лок. вода быть-Прош.ЗЕд. В прошлом здесь была вода [Gulya 1966: 56]. Подобные примеры являются очень немногочисленными и такая словообразовательная модель «верх +» и «низ +» является непродуктивной, что связано с ограниченными возможностями сочетаемости слов данной семантики. Существительное il-now9t имеет абстрактное значение «прошлое», тем не менее, примере (26) оно маркировано локативным падежом со значением «место». Гипотетически возможно предположить, что носителями языка прошлое мыслится как место, в котором происходили определенные события. Таким образом, мы сталкиваемся с явлением конкретизации абстрактного понятия «время» в хантыйском языке, которое осмысливается носителями языка посредством метафорического переноса «время - место» и реализуется в языке как оформленное местным падежом существительное в функции обстоятельства. Встречаются композитные модели «существительное+существительное», которые также можно отнести к именам абстрактной семантики, а также модели «прилагательное+существительное»: - вас. aj-kol новость, известие [СВХД 1981: 21] aj речь и ко/ слово, звук , например, (27) вас. ajarj-kohg imi разговорчивая (болтливая) женщина [СВХД 1981: 22]; - вах. jom-wer мир [Gulya 1966: 49] jam хороший и wer причина, дело , которое само по себе уже является абстрактным существительным. Например, {2%)тэу-пэ jam-wer-a pit-эг) jay djnam jama wal-aksto-walt земля-Лок. хороший-дело-Лат. стать-Уел. люди все хорошо жить-Инх. Наст.ЗМн. На земле будет мир, люди будут жить хорошо [Gulya 1966: 87]. Интересен случай словосложения, при котором одним из компонентов является причастием несовершенного вида. Такая модель может образовать композитное имя абстрактной семантики. Например, шур. /еґ-і/ еда ( кушающее дело ), вах. lit-ot {Шэ едящий является причастием несовершенного вида от глагола lita есть , ot вещь ) еда [СВХД 1981: 209], аг., юг. wart-ot работа {warta работающий , о/"вещь ) [СВХД 1981: 519]. В таких случаях сложное слово считается одним словом, поскольку его значение фиксируется и конвенционализируется. В данном случае мы имеем дело с грамматикализованным самостоятельным существительным ot вещь, дело , которое эволюционировало в деривационный суффикс и стало частью сложного слова и преобрело более абстрактное значение.
Номинализация определительных причастных конструкций как способ выражения абстрактных понятий в хантыйском языке
В хантыйском языке намечается процесс превращения подобных конструкций в именную группу, обозначающую более абстрактное явление, чем «место». Этот процесс называется номинализация и понимается как грамматический процесс, через который финитное предложение - либо полное предложение, либо безеубъектная глагольная фраза - обращаются в именную группу [Givon 2001: 24]. Большинство изученных нами примеров в хантыйском языке, демонстрируют стратегию номинализации, когда главное предложение имеет полный финитный синтаксис, а определительное придаточное предложение номинализовано. Номинализованная пропозиция утрачивает сентенциальные предикативные свойства, «нефинитные глагольные формы не конкретизируют время, поскольку время может быть нерелевантным» (Haiman, Thompson 1984: 512).
Подобное явление представляет себе хорошо распространенный и довольно продуктивный способ образования новых абстрактных значений в хантыйском языке. Это также является следствием того, что в языках намечается сильная тенденция к более кратким предложениям и паратаксису в разговорном языке и широко распространено развертывание предложений в письменном.
Во всех примерах относительных предложений слово tayi место управляет целым придаточным предложением. Проанализировав данные примеры, можно утверждать, что послеложное имя tayi находится в процессе грамматикализации и, следовательно, является теперь номинализатором, который выполняет функцию образования языковых выражений абстрактных понятий. В пользу данного предположения свидетельствуют следующие аргументы. Во-первых, очень прозрачна этимология слова tayi место , которое до сих пор представляет собой полнозначную лексическую единицу со значением «место». Тем не менее, из примеров следует, что данная лексическая единица начинает преобретать более общее и абстрактное значение «место», но все же источник вновь образовавшейся грамматической формы (номинализатора) довольно легко определить. Во-вторых, процесс грамматикализации подразумевает, что лексическая единица (или конструкция) грамматикализуется только в определенном лингвистическом окружении (Bybee 1994, Hopper and Traugott 2003). В хантыйском языке подобным окружением (или точнее сказать употреблением) для tayt являются нефинитные определительные конструкции. В данном исследовании мы рассмотрим конструкции с tayi как раз с таких описательных и синхронных позиций, а именно, как синтаксическое и дискурс-прагматическое явление, не углубляясь в детали эволюции данной грамматической единицы. В-третьих, существование в языке одной единицы, находящейся на разных стадиях грамматикализации, является универсальным явлением, что наблюдается также в хантыйском языке. Первоначальное локативное значение tayi место ограничивает употребление этого номинализатора до конструкций с определительными причастными оборотами. Хотя, уже имеет более общее значение, поскольку в таких конструкциях первоначальное конкретное значение «место» утрачено. Наблюдается процесс градуальной десемантизации этого языкового знака. Более того, примеры свидетельствуют о том, что слово tayi приобрело и другое значение - более абстрактное - темпоральное значение. Подобный метафорический перенос «место-время» является универсальной когнитивной способностью человека [Croft 2004: 194]. Если форма должна всегда появляться в определенных комбинациях, она не имеет референциального значения [Nida 1975: 203]. Таким образом очевидно, что автосемантическая лексическая единица tayi со значением «место» находится на разных стадиях эволюции и является уже довольно частотным функциональным словом - номинализатором. Более того, данная лексема преобрела грамматические характеристики функционального слова, а именно, в примерах (1)-(3) в функции номинализатора она не маркируется падежами, не имеет форм двойственного и множественного числа и употребляется только с определительными причастными конструкциями. К. Леманн назывет этот процесс «морфологической дегенерацией», когда имя лишается своих словоизменительных показателей [Lehmann 1985: 307]. Но в данных примерах tayi является все еще независимым словом, т.е. несвязанной морфемой. Дж. Байби (1985) выдвигает гипотезу о градуальном характере оппозиции между словоизменительными и деривационными значениями, в основе которой лежит понятие релевантности категорий и значения основы слова -степени, до которой изменяется семантика основы. В соответствии с этим континуумом данная единица представляет собой свободное грамматическое слово с относительной фонологической и синтаксической независимостью и, вероятно, находится в процессе эволюции в деривационный аффикс. К. Леманн утверждает, что автономность языкового знака является показателем того, до какой степени этот знак грамматикализован [Lehmann 1985: 306]. Показателем грамматикализованное tayi является также его довольно стабильная и фиксированная синтаксическая позиция. Как видно из примеров и вышеперечисленных факторов, свидетельствующих о том, что tayi является грамматикализующимся номинализатором, это функциональное слово служит облигаторным средством образования языковых выражений абстрактных понятий в хантыйском языке. Эта экспансия его дистрибуции свидетельствует о том, что tayi является еще и довольно частотным средством языковой реализации абстрактных понятий. Согласно теории Дж. Байби [Bybee 1985], в которой она противопоставляет «комплексную» (rote processing) и «аналитическую» (rule processing) обработку языкового материала, носители языка одни языковые единицы действительно хранят в памяти в готовом виде, а другие порождают в процессе речи, но то, что хранится в памяти - это отнюдь не элементы «словаря», а скорее совокупность наиболее релевантной информации. Конструкции с номинализатором tayi построены по регулярным моделям (в подтверждение этого предположения ниже приведены примеры таких моделей) и являются наиболее употребительными словоформами носителями языка, скорее всего, не членятся, а хранятся в памяти в готовом виде - и именно поэтому наиболее частотные формы и могут позволить себе быть также нерегулярными, супплетивными или аналитическими. Иными словами, важную информацию человек запоминает целиком, а неважную -синтезирует.
Можно предположить, что такой способ языковой реализации абстрактных понятий в диалектах хантыйского языка является довольно частотным, судя по степени грамматикализованности данной конструкции.
