Содержание к диссертации
Введение
1 Глава I. Проблема системного подхода к рассмотрению ассоциативно-образных смыслов в языкознании. варианты моделей АОКС 10
1.1 «ФИЛОСОФСКИЙ» подход 16
1.1.1 Истоки понятия языковой образности. Категория образа в философии 17
1.1.2 Связь образности с ассоциативным восприятием (теория А. А. Потебни) 18
1.1.3 Связь между образностью и многоплановостью текста... 19
1.1.4 Типологии образности 20
1.1.5 Преимущества и недостатки «философского» подхода 30
1.2 «ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ» подход 31
1.2.1 Категория «образа автора». Структура «образа автора» и художественного текста : 31
1.2.2 Филологический формализм. Выделение художественного приёма как элемента текстовой структуры. Понятие о «затруднённой форме» 34
1.2.3 «Семиотическое» направление в «филологическом» подходе 35
1.2.4 Попытки моделирования художественных текстов и переводов 37
1.2.5 Преимущества и недостатки «филологического» подхода.40
1.3 "ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ" подход 43
1.3.1 "Некогнитивные" подходы к образности текста 45
1.3.1.1 Структурирование образности текста путем выделения стилистических приёмов (фигур) 45
1.3.1.2 Структурирование образности текста при помощи категорий текста 47
1.3.1.3 Преимущества и недостатки "некогнитивных" подходов. Выводы 54
1.3.2 "Когнитивный" подход к образности текста 55
1.3.2.1 Когнитивное структурирование метафор и образного текста. Варианты формализованного представления ассоциативно-образной структуры 55
1.3.2.2 Ценность когнитивного подхода. Выводы 66
1.4 Теоретическая модель ассоциативно-образного компонента смысла текста. особенности построения и представления 68
1.4.1 Общий вид модели АОКС 68
1.4.2 Частный вид модели АОКС 76
2 Глава II. Сопоставление структур образности оригинала и переводов геттисбергской речи а. линкольна. выявление переводческих стратегий ... 84
2.1 Анализируемый текст, предыстория создания, особенности 84
2.2 Проблема равноценной передачи ассоциативно-образного компонента смысла оригинального и переводных текстов 89
2.2.1 Передача ассоциативно-образного компонента смысла с точки зрения теории переводческой эквивалентности 89
2.2.2 Модели АОКС и переводческая стратегия 100
2.3 Описание процедур выявления и моделироваі іия ассоциативно-образного компонента смысла текста 113
2.3.1 Стилистический анализ текста 114
2.3.2 Формально-квантитативный анализ текста 118
2.3.3 Направленный анализ тематико-семантических сеток... 120
2.4 Сопоставление АОКС оригинала и переводов геттисберскои речи, выявление переводческих стратегий 133
2.4.1 Преобразования на уровне концептов 133
2.4.2 Преобразования на уровне клю чевых позиций и вербальные трансформации 135
2.4.2.1 Для перевода В. В. Набокова : 137
2.4.2.2 Для перевода А. В. Дранова 138
2.4.2.3 Для перевода П. Р. Палажченко 139
2.4.2.4 Для перевода В. К. Ланчикова 139
2.4.3 Выводы 140
3 Заключение 145
4 Библиография 148
5 Приложение
- Истоки понятия языковой образности. Категория образа в философии
- Преимущества и недостатки «философского» подхода
- Анализируемый текст, предыстория создания, особенности
- Модели АОКС и переводческая стратегия
Введение к работе
Введение. Ассоциативно-образный компонент смысла как часть смысловой структуры текста
Смысл текста как единая многокомпонентная структура изучается уже достаточно давно. В выявлении смысловых структур исследователи видят ключ к открытию законов текстообразования, которые являются не столь ясными и очевидными при рассмотрении только языкового плана текста, только формально-структурных особенностей, или же только общих свойств, функций и категорий текста. Структурирование текстового смысла подразумевает не только разбиение на элементы, но и изучение их взаимодействия и взаимосвязей, которое, в свою очередь, позволяет понять, почему сумма смыслов отдельных единиц не равна смыслу целого текста [Колшанский 1982]; [Ревзин 1977:232] (понятие «неаддитивности смысла»).
Изучение структуры скрытых смыслов, с одной стороны, оказывается тесно связанным с психолингвистическими вопросами упорядоченного восприятия текста читателем (см., например, [Мурзин, Штерн 1991], [Залевская 1988, 1998, 2001]) В семантическом ключе, понятие «смысловой структуры» рассматривается в фундаментальных исследованиях Л. В. Сахарного [Сахарный 1989], Л.А.Черняховской [Черняховская 1976], М. Я. Дымарского [Дымарский 1999]. Необходимо упомянуть и понятие предикативной структуры, разработанное Н. И. Жинкиным [Жинкин 1982, 1998], развиваемое И. А. Зимней [Зимняя 1976] и Т. М. Дридзе [Дридзе 1976а, б]. Наконец, ещё одно перспективное направление связано с экспериментальными исследованиями денотатнои структуры текста [Ермолович 1979, 1999; Новиков 1983; Чистякова 1975]. В. И. Ермолович в своих работах экспериментально исследует сущность денотатнои структуры, уточняя и формализуя его, превращая в эффективный инструмент сопоставления текстов оригинала и перевода и, одновременно, изучения психологических особенностей переводческого процесса [Ермолович 1979, 1999]. Перечисленные исследования, правда, не всегда (и не в исключительной мере) затрагивали проблему текстов, для которых характерна связная образность; речь идёт о некоторых произведениях художественной литературы, публицистики, таковы отдельные ораторские выступления, наконец, некоторые рекламные тексты. Поскольку текстовая образность является частью смысла текста, притом немаловажной с точки зрения его понимания, есть все основания полагать, что, во-первых, образность может быть рассмотрена не как свойство или категория текста, а как особого рода смысловая структура, а во-вторых, именно такое её рассмотрение может быть весьма удобным в рамках такой дисциплины, как переводоведение.
Речь в данной работе пойдет об определенной части текстового содержания, которую мы назовем ассоциативно-образным компонентом смысла текста; в диссертации мы попытались обратить внимание на наличие/отсутствие такого компонента в тексте оригинала и потери, которые могут быть связаны с его утратой или деформацией в переводе. В диссертации предпринята попытка исследовать этот компонент как отдельную смысловую структуру, служащую в тексте на благо его цельности и работающую в читательском сознании на порождение скрытых, подспудных ассоциативных и метафорических смыслов, которые, в конечном счёте, могут оказаться важнее буквального содержания. Наконец, мы предлагаем методику сопоставления образных структур оригинального текста и его переводов, которая, в частности, помогает установить факт смысловой эквивалентности, но главное — такая методика может служить для выявления отличительных особенностей того или иного перевода и, как следствие, индивидуальных стратегий переводчика.
Объектом исследования выступают единицы текста, значимые с точки зрения актуализации его образно-ассоциативного подтекста, равно как и сам подтекст, рассматриваемый как целостный компонент текстового смысла. Предмет исследования составляют стратегии, избираемые переводчиком- при работе с образными текстами, в частности, специфические переводческие решения, ориентированные на воспроизведение ассоциативно-образного компонента смысла оригинала в переводе.
Теоретическую основу исследования составили положения о том, что ассоциативно-образный компонент смысла текста не сводим к отдельным, составляющим его единицам-носителям образности и не связан напрямую с понятием художественности текста, поскольку может быть обнаружен не только в текстах художественной литературы.
Актуальность работы определяется необходимостью
совершенствования методик перевода и переводческого анализа на фоне значительного роста объема переводов произведений художественной литературы и публицистики, значимым компонентом которых является ассоциативная и образная связность.
Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые проблема ассоциативно-образного компонента смысла текста рассмотрена с позиций передачи целостной структуры образов текста. Новым является и предложенный в работе подход к структурному анализу образности текста оригинала и переводов.
Теоретическая ценность исследования заключается в дальнейшей разработке теории перевода в аспекте передачи образности; в разработке концепции целостной ассоциативно-образной структуры текста, подлежащей целостному осмыслению и передаче; в разработке концепции трехуровневого анализа стратегии передачи образности; в развитии методологии оценки адекватности перевода и методик обучения переводу.
Практическая ценность работы состоит в том, что результаты проведенного исследования могут быть использованы непосредственно в переводческой практике, а также при разработке методики преподавания таких дисциплин, как переводоведение, теория текста, лингвостилистика и др.
Цель исследования состоит в разработке концепции структуры образности, которая могла бы послужить инструментом для выявления различий в смысловом плане оригинала и перевода и, как следствие, - для изучения индивидуальных стратегий переводчика при передаче ассоциативно-образного компонента смысла текста.
Цель обусловила следующий перечень задач, которые автор исследования ставил перед собой:
- детально разработать теоретическую модель ассоциативно-образного компонента смысла текста;
- применить эту модель к оригиналу и переводам одного и того же текста в целях сопоставительного изучения;
- исследовать выявленные в ходе анализа отличия в ассоциативно-образном плане текстов ИЯ и ПЯ, выявить и сформулировать принципы и стратегии, которыми руководствовался каждый из переводчиков;
- сформулировать (гипотетически) целевые установки, намерения, стратегические принципы, которыми руководствовался каждый из переводчиков.
Методология исследования базируется на теории перевода, теории логико-семантического анализа, теории компонентного анализа, теории прагматической эквивалентности, теории межкультурной коммуникации.
Предлагаемая в работе процедура анализа образности текста и выявления переводческих стратегий опирается на комплекс взаимодополняющих методов: стилистического анализа (выявление маркированных элементов текста), семантических сеток (выявление семантически сходных элементов текста и их рассмотрение в структурной взаимосвязи), статистического анализа (подсчет повторяющихся элементов текста, а также установление частотности употребления элементов в литературном языке), сопоставительного анализа (сопоставление структур образности оригинала и переводов), трансформационного» анализа (характеристика переводческих преобразований), а также на гипотетико-дедуктивный метод (восстановление авторских и переводческих намерений, целевых установок, стратегий).
В качестве рабочей гипотезы исследования было принято положение о том, что стратегию перевода образного текста переводчик чаще всего выстраивает, исходя из объективно наличествующей в нём и воспринимаемой читателем ассоциативно-образной структуры. В ходе исследования гипотеза нашла подтверждение.
Основным материалом исследования послужил текст «Геттисбергской речи», произнесенной в 1863 г. президентом США А. Линкольном, и четыре его перевода на русский язык, сделанные в разное время разными авторами. В обзорной главе, в целях иллюстрации проявлений ассоциативно-образного компонента смысла в тексте и его значимости для теории перевода, приводятся также отрывки из различных произведений художественной литературы и публицистики и их переводы.
Достоверность полученных данных и обоснованность сделанных выводов обеспечиваются широкой и надежной теоретической базой; использованием методов, отвечающих целям и задачам исследования; привлечением надежных лексикографических и справочных изданий.
Положения, выносимые на защиту:
• образность текста — сложное явление, всестороннее исследование которого в рамках одной дисциплины (лингвистики, литературоведения, психологии), вероятно, невозможно; в то же время, образность может быть рассмотрена как компонент смысла текста, имеющий свою специфику и представляющий проблему при переводе текста на другой язык;
• ассоциативно-образный компонент смысла текста (АОКС) поддаётся структурному анализу методами, принятым в лингвистической науке; • целесообразно рассматривать АОКС в рамках иерархической лингвокогнитивной модели, объединяющей вербальные единицы и единицы смысла (концепты);
• адекватная передача АОКС в переводе может быть связана с воспроизведением его структуры или с созданием новой структуры, функционально равнозначной оригинальной;
• образный текст, как правило, требует от переводчика выработки специфических приёмов и решений, составляющих переводческую стратегию, уникальную для каждого случая;
• инвариантом при передаче АОКС будут определённые структурные и количественные характеристики этого смыслового компонента;
• несоответствие характеристик АОКС текста оригинала и переводов может свидетельствовать о низком качестве перевода, но в ряде случаев является отражением применённой переводчиком стратегии; стратегия переводчика, его намерения, цели, задачи и сверхзадачи связаны с последовательностью преобразований АОКС и могут быть восстановлены в рамках предлагаемой модели образности.
Апробация работы: основные положения и результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры общей теории, истории и критики перевода переводческого факультета Московского государственного лингвистического университета в 2002-2004 гг. и нашли отражение в двух публикациях.
Цели и задачи работы определили структуру диссертации, которая состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии и приложения.
Во введении обосновываеся выбор темы, определяются цели и задачи исследования, актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая ценность работы.
В первой главе содержится обзор лингвистических и иных теорий, на которых базируется исследование, рассматриваются существующие модели текстовой образности и приводится разработанный на их основе собственный, вариант такой модели.
Во второй главе уточняется понятие переводческой стратегии применительно к проблеме передачи ассоциативно-образного компонента смысла текста (АОКС); дается характеристика выбранному для практического исследования тексту - Геттисбергской речи А. Линкольна; производится построение и сопоставление моделей АОКС оригинала и переводов; дается характеристика выявленным по итогам анализа целям, задачам и стратегиям переводчиков.
Заключение содержит обобщения и выводы, сделанные по итогам исследования.
В библиографии приведен перечень,работ, составивших теоретическую базу исследования, список литературных источников и использованных при анализе лексикографических изданий.
В приложении содержатся оригинал и переводы «Геттисбергской речи» А. Линкольна, выбранной нами в качестве предмета анализа; подробные структурные схемы-модели АОКС текстов оригинала и переводов; таблицы зафиксированных переводческих преобразований в рамках АОКС текстов оригинала и переводов.
Истоки понятия языковой образности. Категория образа в философии
В своём современном виде, философские представления об образе, символе, мифе как о формах отражения объективной действительности в сознании человека начали формироваться в конце 18-го века. Иммануил Кант отводит образу особое место в своей теории познания: под образом вещи он понимает единство двух представлений об этой вещи, чувственного и рассудочного [Кант 1963:156]. Уже тогда термин «образ» понимается 1) как двухслойная структура (чувства + рассудок), 2) как познавательный (эпистемологический) механизм, 3) как категория эстетики. Гегель говорит о чувственной природе художественного образа [Гегель 1968] и отводит ему особую роль в своей диалектической системе: для искусства художественный образ становится таким же двигателем, механизмом развития, как догматы для религии и понятия для философии. Конечно, мы не стали бы относить образы вещей и художественные образы в одну категорию, однако похоже, что философский подход направлен скорее на их объединение, нежели разграничение.
"Философский" подход в языкознании исходит именно из перечисленных свойств образа. Достаточно сравнить две формулировки. Одна из них принадлежит Ф. Шеллингу; немецкий философ говорит о художественном отображении мира и мифотворчестве, которое есть способ выражения бесконечного через конечное (см. [Шеллинг 1989, 1999]). Вторая формулировка выглядит почти переложением мысли философа на современный научный язык, с одним важным уточнением: «образность — языковое средство воплощения какого-либо абстрактного понятия в конкретных предметах, явлениях, процессах действительности и наоборот» [Гальперин 1981:75-76]. Как пишет И.Р.Гальперин, его не удовлетворила формулировка Н. И. Кондакова: образ - это «форма художественного обобщённого восприятия действительности в виде конкретного, индивидуального явления». Гальперин превращает образ из инструмента «восприятия» в инструмент «воплощения», полагая, что восприятие всегда субъективно [Гальперин 1981:81]. Однако в более ранних работах сам учёный делает акцент именно на восприятии, определяя образность как «такое использование языковых средств, которое делает возможным чувственное восприятие абстрактного понятия, вызывая определенные (подчас весьма отдаленные) ассоциации между общим и частным, абстрактным и конкретным, общепринятым и фактическим» (Galperin I.R. Stylistics, М. Higher School, 1977, р.264 цит. по: [Чес 2000:20]). Понимание образности как связи только лишь между абстрактным и конкретным, на наш взгляд, не совсем верно. Так, соотнесение Собакевича с медведем в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя представляет собой соотнесение двух конкретных объектов; в примере из М. Шолохова конкретные «веревочка», «катушки», «мухи» и «паутина» могут вызвать в памяти одних абстрактную ассоциацию {«тревога»), а к других — более конкретную («сеть», «ловушка»).
Констатация связи между образом и ассоциацией представляется крайне важной; оба этих понятия были перенесены на лингвистическую почву русским ученым А. А. Потебней. В труде «Мысль и язык», впервые изданном в 1862 г., ученый предпринял попытку осмыслить образную ментальную деятельность человека через посредство языка (слова или высказывания). Свою теорию восприятия (апперцепции) Потебня развивает из учения о внутренней форме, созданного Вильгельмом фон Гумбольдтом, которого, в свою очередь, называют преемником Гегеля в языкознании. А. А. Потебня говорит о существовании внутренней формы слова как «отношения содержания мысли к сознанию; она показывает, как представляется человеку его собственная мысль» [Потебня 1989:98]. Это касается каждого слова в отдельности: например, слово стол, на бессознательном уровне, должно ассоциироваться у человека с глаголом «стлать», «расстилать»; в слове «понятие» зашифрован образ «брать» (от древнерусск. «по-яти») и т.д. В другом месте у Потебни находим, что и это «отношение содержания мысли к сознанию» также находит воплощение в слове: получается своего рода образ образа [Потебня 1999:146-161]. Ученый впервые выделил образ не просто как компонент значения, но как самостоятельную единицу, которая вступает в отношения с другими единицами языка. Однако опять же подчеркнем, что образность трактуется Потебней как свойство (внутренняя форма) слова и рассматривается преимущественно на уровне слова. У Потебни пока не идёт речи ни о какой многоуровневой структурности.
Преимущества и недостатки «философского» подхода
Из рассмотренных выше концепций видно, что «философский» подход частично вскрывает проблематику АОКС. В рамках этого подхода становится возможным, оперируя категорией образа, выделить уровни структуры и охарактеризовать составляющие ее элементы. Данный путь ведёт представлению образности в виде трёх- или четырёхуровневой модели, в которой выделяются уровни: вербальный, уровень образных представлений, смысловой уровень, эмоциональный уровень. По нашему мнению, первые три уровня должны быть непременно учтены при анализе ассоциативно-образного компонента смысла текста, поскольку олицетворяют её составляющие: вербальные носители смысла, их образные значения и итоговые смыслы, актуализирующиеся в сознании. Уровень эмоций, вероятно, не имеет прямого отношения к теме данного исследования.
Категория образа обнаруживает свою размытость и, как следствие, низкую объяснительную силу, когда речь заходит о конкретном тексте: образ в «философском» понимании оказывается скорее не единицей языка (и текста), а выразительным средством, которому в языке нет однозначного соответствия: если у метафоры еще возможно выявить языковые границы, то в случае с символом это достаточно затруднительно.
Для полноценной репрезентации и анализа АОКС текста необходимо в качестве составных частей модели АОКС выбрать единицы, более четко ограниченные в пространстве. Эта проблема различными способами решается в рамках следующих двух выделенных нами подходов — «филологическом» и «лингвистическом». Под «филологическим» мы понимаем подход .к проблеме АОКС, возникший совершенно независимо от философского, заключающийся в том, что для анализа образности используется уже не только общефилософский понятийный аппарат, но и категории конкретных дисциплин, в первую очередь литературоведения. Впрочем, в современной науке литературоведам приходится обращаться к знаниям, накопленным и в других областях: культурологии, эстетике, семиотике и др., что снова сближает их с философами. Однако имеются как минимум два критерия, по которым можно противопоставить концепции Ю.М. Лотмана, М. М. Бахтина, Б.А.Успенского, Ц. Тодорова системам А.Ф.Лосева и А. А. Потебни. Первый - в основе «филологического» подхода лежит проблематика художественности. Эта сложная эстетическая и ценностная категория напрямую связана с выбором предмета исследования: анализу, в рамках данного подхода, подлежит именно художественный и никакой другой текст. Второй критерий - текстоцентричность, т.е. ориентированность не на язык в целом, а на конкретный текст, конкретное (художественное) произведение.
«Филологический» подход трактует текст специфически. Надо полагать, что существует немного литературоведческих работ, где давалось бы развёрнутое определение этого понятия. Г. В. Степанов замечает, что в исследованиях по литературоведческой стилистике «объём текста не определён: он колеблется от одного предложения (даже если оно выражено одним словом) до такого текстового континуума, как все произведения данного автора» [Степанов 1980:202]. По замечанию Ю. М. Лотмана, литературоведческое понятие о тексте - «общепризнанное, но не сформулированное» [Лотман 1992а:204]. В обобщении учёного, оно звучит так: во-первых, «текст - графически зафиксированное художественное целое (или фрагмент художественного целого)», а во-вторых, «... для того, чтобы стать "текстом", графически закреплённый документ должен быть определен в его отношении к замыслу автора, эстетическим понятиям эпохи и другим, графически в тексте не отраженным величинам». [Ibid.]
В отношении к автору и авторскому замыслу «филологический» подход, возможно, даже первичен по сравнению с «философским» и «лингвистическим» (как первичны при изучении литературы в школе вопросы вроде «Что автор хотел сказать своим произведением?»). Попытки исключить Автора из анализа художественного произведения литературоведением были отвергнуты. Вот, например, как формулировалась задача исследователя художественного произведения в первой половине двадцатого века В. Ф. Переверзевым: «в объекте поэтического изображения найти его субъект, в изображенном открыть изобразителя» [Переверзев 1928:15]. С позиций марксистской вульгаризации исследователь утверждает, что мир образов тождественен реальному миру, что действительность автоматически переносится в текст. И, как показывают статьи критиков «переверзианства», наибольшее возмущение вызвало именно «вынесение за скобки» роли автора, см., например, [Шемякин 1930; Тынянов 1977:518-530].
В современном литературоведении авторский замысел и личность автора поставлены в центр внимания исследователя. Автор предстаёт как деятельный субъект. В случае рассмотрения этого субъекта в связи с героем, фокус «филологического» исследования смещается в сторону психологии (см., например, [Бахтин 1986]). Автор как субъект изображения рассматривается в литературоведении через призму особой категории, чуждой для «философского» и «лингвистического» подходов, — категории образа автора. Образ автора определен В. В. Виноградовым как «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их отношении с повествователем-рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием [произведения -С. А.]...». В более поздних трудах учёный характеризует «образ автора» как «индивидуальную словесно-речевую структуру, пронизывающую строй художественного произведения и определяющую взаимосвязь и взаимодействие всех его элементов» [Виноградов 1971:232].
Таким образом, в рамках данного подхода мы получаем две нетождественные, но изоморфные структуры: образ автора, т.е. художественное воплощение авторского «Я», и собственно художественное произведение как объект читательского восприятия (вероятно, такое удвоение объекта заложено в самой сути «филологического» подхода и потому неизбежно).
И в образе автора, и во всем художественном тексте выделяются три составляющих структуру уровня [Новиков 2003]:
Языковой уровень. Соответствует вербальному уровню (поясу) в «философских» концепциях, вмещает функционирующую систему изобразительных средств. Она, в свою очередь, охватывает все ярусы языкового уровня (в лингвистике - уровни языка): лексический (семантический), грамматический (морфологический и синтаксический), словообразовательный, фонетический и т.д.
Анализируемый текст, предыстория создания, особенности
Практический сопоставительный анализ оригинала и переводов необходимо предварить краткой справкой о предыстории создания текста. Сбор подобной фоновой информации отнюдь не удел только литературоведов. Эта часть необходима для полноценного рассмотрения коммуникативной цепочки, точнее, её начального звена - «автор - текст оригинала».
В качестве материала для анализа нами был выбран текст исторического документа - Геттисбергской речи Авраама Линкольна (Lincoln s Gettysburg Address), см. [Линкольн 2005]. Эту речь 16-й президент США произнёс 19 ноября 1863 года на освящении кладбища близ города Геттисберга в штате Пенсильвания; захоронение появилось там после одной из самой кровопролитных битв, которая, в итоге, ознаменовала собой перелом в войне Севера и Юга. Геттисбергская речь считается одним из выдающихся образцов американской риторики и в США, без преувеличения, известна практически каждому школьнику. Изначально это текст устного выступления, однако он существует в нескольких письменных вариантах; копии, принадлежащие, как полагают, перу самого автора, содержат три версии; четвертая версия - это стенограмма в газете «Нью-Иорк-Таймс» того времени. Хрестоматийным считается так называемый "экземпляр Блисса" (the Bliss copy - по имени армейского полковника, семья которого владела копией), в настоящее время хранящийся в комнате Линкольна в Белом доме.
Выбор в качестве материала исследования текста обусловлен тем, что он а) прозаический, б) не выходящий за пределы одной печатной страницы (оригинал содержит в общей сложности около 1200 печатных знаков) и в то же время репрезентативный по своему объему, в) содержащий, помимо явного смысла, определенный неявный, подспудный. Литературоведческие исследования дают представление о том, что стоит за вербальным планом линкольнской речи - уделяется внимание, в частности, проходящей сквозь текст теме «зачатия - рождения - смерти - воскресения»[Satire 1999]. С точки зрения стилистики, отмечается наличие в тексте религиозной, библейской лексики. При соотнесении этих двух фактов выявляется, что автор совершенно сознательно строил текст на развёрнутом образе-символе «американская нация - это Спаситель», «жизнь и предназначение американского народа имеют мессианское значение». М. Берди пишет: «In Lincoln s Address, the American nation is portrayed as a heroic godhead... In the Old World was born Christ, who died to save the American republic, whose men have died to save the Union...» [Berdy 2005].
Логично предположить, что мессианская символика должна была быть доступна восприятию большинства слушателей и понятна на первом же этапе, ведь возможность прослушать выступление президента повторно ни у кого из них не было. С другой стороны, послание Линкольна согражданам содержало явно не одну мысль, было насыщено смыслами. В этой связи трудно сказать, является ли идея Христа основной в этом произведении. Так, можно сказать, что помимо темы зачатия - рождения - жизни - смерти -возрождения, помимо темы Бога - Священного Писания — религиозного обряда (consecration, dedication), есть темы "задачи - труда" и "свободы — демократии". Кроме того, оратор заостряет внимание слушателей на величии — не только величии родины, но и величии как таковом: величии войны (great war), 3afla4H(great task).
Многослойным смысловым сплетением текст Геттисбергской речи приближается к разряду художественных текстов. Хотя, с позиций «филологического» подхода, он не может быть причислен к таковым, поскольку он привязан к реальной ситуации, существовавшей на тот исторический момент, а одним из неотъемлемых свойств художественного текста считается его «бесситуативность» [Псурцев 2001]. В то же время в тексте обнаруживается характерный для художественного текста приём остранения, когда та самая реальная ситуация описывается будто впервые увиденная: североамериканский континент, Соединённые Штаты, война Севера и Юга, поле Геттисберга в речи не упомянуты: вместо этого мы имеем обезличенные "this continent", "this nation", "that war", "that field" [Berdy 2005]. (Следует заметить, что это остранение не будет работать в отношении современного читателя, помещенного в другую временную реальность, для которого описываемые в тексте вещи действительно «в новинку». Надо полагать, что данные знаки были ключевыми для слушателей Линкольна, но сегодня они уже не будут подвержены выдвижению. Как мы увидим далее, все русские переводчики текста снимают авторскую остранённость).
Разница между классической и остальными версиями Геттисбергской речи касается отдельных формулировок: It is altogether fitting and proper that we should do this - this me may, in all propriety do; so nobly advanced - so nobly carried on; have consecrated - have hallowed; but it can never forget - while it can never forget; honored dead - dead и т.д. Есть и более существенные разночтения. В так называемом "экземпляре Николи" (the Nicolay draft) речь иначе разбита на абзацы, кроме того, не хватает целого предложения, ср. It is for us the living, rather, to be dedicated here to the imfmished work which they who fought here have thus far so nobly advanced. It is rather for us to be here dedicated to the great task remaining before us и It is rather for us, the living, we here be dedicated to the great task remaining before us. Так же существенна разница формулировок government of the people - this government of the people - Governments of the people, поскольку в первом случае речь, скорее, идёт о форме правления, во втором - о конкретном правительстве, в третьем - о всех правительствах или формах правления по тому же образцу и замыслу.
Мы допустили возможность, что переводчики могли работать с другой версией оригинала, однако структура абзацев и предложений в переводах
В. В. Набокова, А. В. Дранова, П. Р. Палажченко и В. К. Ланчикова соответствуют структуре классической версии, и, по всей видимости, переводы сделаны с неё.
Разница между копиями, в том числе пера самого А. Линкольна, мало что скажет об авторском замысле. Другое дело, что некоторые пассажи из Геттисбергской речи встречались в предыдущих выступлениях президента в иных формулировках; возможно, над этими участками текста А. Линкольн работал особенно тщательно [Berdy 2005; Safire 1999, 2003]. В этом случае речь может идти о ключевых знаках текста, необходимых для его интерпретации, иначе бы автор не стал уделять им особого внимания.
Модели АОКС и переводческая стратегия
Термин «переводческая стратегия» фигурирует в работах самой разной направленности. Практически во всех случаях это понятие вводится для обозначения совокупности целевых установок переводчика и соответствующих им средств и приёмов. В узком смысле под стратегией понимаются переводческие преобразования, рассмотренные в комплексе. Через понятие стратегии, на наш взгляд, переводчик должен раскрываться как личность в свете своих целей, задач и принципов.
Стратегию помогают выявить психологические методики, применяемые в процессе переводческой деятельности (ср. Ю. Хольц-Мянттяри; Д. Селескович и М. Ледерер; метод «думай-вслух» (think-aloud method) X. Крингса, обосновавшего, в частности, необходимость рассмотрения предпереводческого анализа и постпереводческой обработки). Но если процесс принятия решений переводчиком скрыт от глаз исследователя, ему приходится реконструировать его на основе текстов оригинала и переводов; это как раз наш случай.
О стратегии говорят в случаях «безэквивалентности», «непереводимости», которая, по словам А. Поповича, «постоянно побуждает нас к поискам способов, решений, методов преодоления различных препятствий, возникающих при смысловой многозначности выражений...» [Попович 2000:23]. Наибольший интерес представляют не «языковые» препятствия, а «тематические» (т.е. культурологические, когда не существует однозначного эквивалента в системе языка перевода) и «стилистические» (связанные с выбором стилистического варианта из нескольких, существующих в системе языка перевода).
Во-вторых, имеет смысл всесторонне исследовать стратегию переводчика на этапе «прагматической адаптации» текста (не станем привязывать эту деятельность к «постпереводческой обработке», так как она, на наш взгляд, вполне может выполняться и одновременно с переводом). Вновь процитируем В.Н. Комиссарова: «... создавая текст перевода, переводчик либо старается сохранить прагматический потенциал оригинала, либо пытается добиться, чтобы этот текст обладал иным прагматическим потенциалом, более или менее независимым от прагматики исходного текста. В связи с этим переводчик по-разному видит свою роль в межъязыковой коммуникации: в одном случае он выполняет функции посредника, чья работа оценивается по степени верности перевода оригиналу, а в другом случае он активно вмешивается в коммуникативный процесс. В конкретной ситуации переводчик выбирает тот или иной прагматический подход к своей деятельности» [Комиссаров 2002, с. 146].
В-третьих, вопрос об определении стратегии часто поднимается в отношении литературных текстов (см., например, работы: [Межуев 2006; Пестова]), особенно тех, чьи форма и содержание сами по себе ставят переводчикам прагматические задачи и сверхзадачи (литературность «Геттисбергской речи» и её языковые, культурные, стилистические и прагматические особенности текста неизбежно требуют от переводчика разработки целой стратегии преобразований).
Стратегия - понятие достаточно абстрактное, и, вероятно, можно понимать термины «разновидность переводческой стратегии» и «принцип переводческой стратегии» как синонимы, так как стратегия по сути и есть цели и принципы, провозглашенные переводчиком. Объем понятия «стратегия» будет зависеть от того, что мы понимаем под «целевой установкой». Например, как у Ф. Шлейермахера, целью может быть либо адаптация текста к читателю (к его мировоззрению, культуре), или сознательный уход такой адаптации; стратегий в таком, широком, понимании, может быть две: «одомашнивающая» (domesticating) и «очуждающая» (foregnizing). По А. Д. Швейцеру, один из основных принципов переводческой стратегии состоит в определении степени буквальности или, наоборот, вольности перевода в зависимости от жанра текста, цели перевода, действующей социальной нормы перевода. Существует и вторая «шкала» - «шкала приоритетов» «относительно тех аспектов оригинала, которые должны быть в первую очередь отражены в переводе» [Швейцер 1973:65-66] - А.Д.Швейцер считает, что переводчик должен выбрать, чему отдать предпочтение смыслу или художественно-эстетическому содержанию. В. Н. Комиссаров же призывает, во-первых, в принципе избегать буквализма, а во-вторых, различать по важности не просто аспекты текста, а элементы текстового смысла; добавляет ученый и ещё два правила: «значение целого важнее значения частей» и «не переводить непонятное» (например, абсурдистские стихи из «Алисы в Стране чудес») [Комиссаров 2002:194-198].
Понятие стратегии также иногда сводят к определенному набору процедур или этапу переводческой деятельности, например, выделяют: стратегию уяснения жанрово-стилевой принадлежности текста; стратегию определения плотности в тексте наиболее важных элементов, или доминант (это положение представляется нам особенно существенным); стратегию вероятностного прогнозирования; стратегию проб и ошибок; стратегию компрессии/декомпрессии; стратегию компенсирующих модификаций; стратегию передачи мироощущения; стратегию дословного перевода [Дьяконова 2004]; специфически для синхронного перевода выделяются: стратегия ожидания, столлинга (замедления), линейности и т.д. [Илюхин 2001:27-41].
Часть из перечисленных стратегий, конечно, характерны специфически для устного перевода, но большинство подходит и к письменному. Наконец, стратегия — это набор элементарных преобразований (трансформаций). В широком смысле целенаправленным «преобразованием» является сам процесс перевода (по определению Л.С. Бархударова — «преобразование или трансформация текста на одном языке в текст на другом языке») [Бархударов 1975:6]. В. Г. Гак предлагает рассматривать трансформации как логические операции: «в основе переименования (семантических трансформаций), так же как и в основе изменений значения, таких как, например, расширение, сужение, различные виды переноса, лежат формально-логические закономерности мышления, отношения между понятиями" [Гак 1998:454, тж. 381]. Однако обычно под трансформациями понимаются любые, не только содержательные, но и формальные изменения текстового плана.
Типологии трансформаций Я. И. Рецкера [Рецкер 1980], Л.С. Бархударова [Бархударов 1975:190], З.Д. Львовской [Львовская 1985:183], В.Г. Гака [Гак 1998:512] включают возможные замены, опущения и добавления, относя их к лексике, грамматике и семантике. С уровнями языка трансформации соотнесены у В.Н. Комиссарова [Комиссаров 2002:162-165], хотя и здесь в разряд лексических и лексико-грамматических трансформаций попадают понятия смысловой модуляции, антонимического и описательного перевода предложения. Р. К. Миньяр-Белоручев предлагает лексико-семантическую классификацию приемов перевода, сводя их к операциям описательного и антонимического перевода, конкретизации, генерализации и логического развития понятий [Миньяр-Белоручев 1980]. А. Д. Швейцер различает переводческие приёмы и дробит их на элементарные операции -собственно трансформации, которые, согласно этой типологии, будут либо семантическими, либо синтаксическими [Швейцер 1973:270-275].
В этой связи интересен подход И. В. Полуяна: исследователь избегает понятий «переводческой трансформации» и «переводческого приёма». Вместо этого внимание сосредоточено на имеющихся в русском и английском языках стандартных конструкциях, «содержащих» (кавычки автора - С.А.) причинно-следственные, временные, пространственные и другие отношения, указание на количество, категорию «общее-частное», модальность, указание на эмоциональные состояния...» [Полуян 2005:4]. Очевидно, что автор опирается на положения структурной семантики и функционального синтаксиса (например, [Золотова 1973]). Потенциально, регулярные соответствия между семантико-синтаксическими моделями могут дать нам достаточно разветвленную классификацию типичных переводческих преобразований.
