Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Лингвистическая природа метафоры
1.1. Метафора как объект исследования отечественных и зарубежных лингвистов
1.2. Когнитивный подход к изучению метафоры
1.3. Семантический механизм метафоризации Выводы по главе 1
Глава 2. Системно-семантический анализ фразеологических единиц с метафорически переосмысленным компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках 48-114
2.1. Структура фразеосемантическго поля «Музыка» в английском и турецком языках 48-61
2.2.Анализ внутренней формы фразеологических единиц 62-68
2.3. Механизмы образного переосмысления фразеологических единиц с компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках 69-75
2.4. Сопоставительный анализ сем, лежащих в основе метафорического переноса фразеологических единиц с компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю Музыка», в английском и турецком языках 76-114
Выводы по главе 2 115-116
Глава 3. Систематика действительности фразеологических единиц с метафорически переосмысленным компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках 117-154
3.1 . Связь метафоры и языковой картины мира 117-127
3.2. Антропоцентричность фразеологических единиц с метафорически переосмысленным компонентом 128-132
3.3. Типы регулярных/нерегулярных метафорических переносов в отражении языковой картины мира 133-154
Выводы по главе 3. 155-157
Заключение 158-161
Библиография 162-182
Приложение 183-212
- Метафора как объект исследования отечественных и зарубежных лингвистов
- Когнитивный подход к изучению метафоры
- Структура фразеосемантическго поля «Музыка» в английском и турецком языках
- Связь метафоры и языковой картины мира
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование посвящено сопоставительному анализу когнитивных и семантических процессов, формирующих метафорические значения фразеологических единиц (в дальнейшем ФЕ), относящихся к фразеосемантическому полю (в дальнейшем ФСП) «Музыка», а также анализу ФЕ в отражении и систематике фрагмента картины мира носителей английского (в дальнейшем АЯ) и турецкого (в дальнейшем ТЯ) языков.
Проблема метафоризации в течение длительного времени привлекает внимание как зарубежных, так и отечественных лингвистов и традиционно занимает особое место в теории семантических, синтаксических, стилистических и прагматических исследований. Однако наряду с анализом структурно-семантических и функциональных особенностей усилился интерес к метафоре как важному инструменту познания, обусловленному глубинными процессами человеческого сознания.
Метафоризация является универсальным средством пополнения языкового инвентаря и играет большую роль в актах идиомообразования, когда речь идет о переосмыслении некоторого сочетания на основе тех или иных ассоциаций и вызываемого ими образа [Телия, 19886:176]. Например, в основе ФЕ to play first fiddle лежит образ скрипки, солирующей в оркестре. Отсюда и метафорическое значение данной ФЕ «занимать ведущее положение».
Данная работа выполнена в русле когнитивной парадигмы. В рамках когнитивного подхода метафора трактуется как универсальный когнитивный механизм, который дает возможность изучать непосредственно ненаблюдаемые мыслительные явления, происходящие в сознании человека и связанные с отражением и осмыслением окружающей действительности.
Метафора выступает важнейшим инструментом категоризации мира в целом и отдельных предметных областей структурирования восприятия и чувственного опыта. Благодаря метафоре мы можем свести (а значит, понять) абстрактные понятия к нашему физическому, чувственному опыту в его свя-
5 зи с внешним миром, то есть понятийная система метафорична по своей сути (Лакофф, Джонсон).
На сегодняшний день когнитивная теория метафоры представлена в трудах отечественных и зарубежных ученых, таких как: Н.Д. Арутюнова; В.Г.Гак; М.Джонсон; Ю.Н.Караулов; И.В.Кононова; Дж. Лакофф; Э. Мак-кормак; М.В.Никитин; Г.Н. Скляревская; В.Н. Телия; Е.Н. Шитикова и др. Метафора рассматривается как механизм мышления, позволяющий нам представить одну концептуальную сферу - область цели метафорического переноса в терминах другой концептуальной сферы - области источника метафорического переноса (Лакофф, Джонсон).
Объектом нашего исследования являются ФЕ с метафорически переосмысленным компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках.
Предметом исследования являются структурно-семантические особенности метафорически переосмысленных компонентов ФЕ, и структура фрагмента концептуальной картины мира носителей английского и турецкого языков, образованного посредством ФЕ с метафорически переосмысленным компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка».
Актуальность данного исследования определяется необходимостью изучения ФЕ с компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках с позиций семантического и когнитивного направлений, также необходимостью сопоставительного анализа данной группы ФЕ с целью выявления как общих, универсальных признаков, так и дифференциальных, специфических черт, характерных для того или иного языка. Актуальность также выражается в описании и структурировании фрагмента языковой картины мира (в дальнейшем ЖМ) носителей английского и турецкого языков данной группы ФЕ.
Цель данной работы - рассмотрение механизмов метафоризации, а также выявление на основе сопоставительного анализа общих и различных
черт ФЕ с метафорически переосмысленнным компонентом в английском и турецком языках.
Достижение цели связывается с решением следующих задач:
проанализировать имеющиеся точки зрения на природу метафоры;
осуществить отбор ФЕ рассматриваемой группы в обоих языках;
описать фразеосемантическое поле «Музыка» в английском и турецком языках и выделить его основные микрополя;
осуществить сопоставительный анализ сем, лежащих в основе метафорического переноса, выявив сходные и различные по компонентному составу семы в обоих языках;
провести сопоставительный анализ фрагмента концептуальной картины мира носителей английского и турецкого языков, осуществленный посредством ФЕ с метафорически переосмысленнным компонентом исследуемой нами группы;
Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые осуществляется комплексный анализ группы ФЕ с компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках. С помощью разнообразных методов исследования выявлены общие и специфические черты анализируемой группы. Было осуществлено моделирование метафорических значений фразеологизмов путем классификации обобщенных схем метафорических переносов компонентов ФЕ данной группы.
Материалом исследования послужили 383 ФЕ английского и 264 ФЕ турецкого языка, отобранных методом сплошной выборки из одноязычных и двуязычных толковых, фразеологических и этимологических словарей, словарей английского и американского сленга, словарей пословиц и поговорок, а также синонимических словарей. Авторская картотека употребления фразеологизмов насчитывает 480 единиц. Подвергались обработке произведения американских, английских, турецких писателей, а также периодические издания (газеты, журналы).
Методы исследования. Основными методами, используемыми в диссертации, являются метод сопоставительного анализа, метод компонентного анализа, метод семантического поля, метод анализа словарных дефиниций, метод концептуального анализа, метод этимологического анализа, количественный метод, метод контекстологического анализа ФЕ, метод фразеологической идентификации, разработанный А.В. Куниным.
Теоретическая значимость проведенного исследования заключается в том, что вносится определенный вклад в дальнейшую разработку когнитивной теории метафоры, где на первое место выдвигается тезис о метафоре как о мыслительном процессе, протекающем в сознании человека. Наше исследование позволило проанализировать фразеосемантическое поле «Музыка» в английском и турецком языках его с позиций когнитивной лингвистики с учетом семантического и культурологического аспектов. Показаны особенности процесса метафорического проецирования как когнитивного моделирования значений метафорических компонентов ФЕ в исследуемых языках. Представлены концепты, лежащие в основании нового метафорического значения компонентов ФЕ, определена системность метафорических переносов компонентов ФЕ, относящихся к ФСП «Музыка», в основе которых лежат конвенционные логические и образные схемы.
Практическая значимость работы заключается в том, что материалы диссертации могут быть использованы при написании учебных пособий, в лекционных курсах по лексикологии английского и турецкого языков на факультетах иностранных языков и в качестве преподавания этих языков как иностранных. Представленный в диссертации материал может использоваться и в качестве информации по лингвокультурологии.
Положения, выносимые на защиту:
1. Метафорические значения ФЕ с компонентом, относящимся к ФСП «Музыка», формируют фрагмент языковой картины мира носителей английского и турецкого языков. При этом большая часть метафорических значений ФЕ создает и структурирует представления об объектах антропосферы, что
8 демонстрирует антропоцентризм метафорических переносов. Человек во всех его многообразных характеристиках является прообразом для образной оценки-метафоры как основы ФЕ исследуемой группы. Преимущественную позицию занимает прообраз человека как живого существа, следующую позицию занимает прообраз животных.
ФЕ данной группы в двух генетически неродственных языках обладают культурно-национальной спецификой и отображают действительность посредством стереотипов, эталонов и символов. Прототипные ситуации, лежащие в основе ФЕ английского и турецкого языков, в целом схожи, но, совпадая в целом, они различаются нюансами, деталями и описывают определенные традиции, подробности быта и культуры, исторические обычаи, присущие только англичанам или туркам.
Оценочные значения компонента ФЕ при его метафорическом употреблении базируются на трех составляющих, связанных друг с другом: ассоциативном потенциале ФЕ, его внутренней форме, эмотивном отношении говорящего к объекту действительности. Оценочная метафора в ФЕ исследуемой группы сближает мир людей и мир вещей, демонстрируя их взаимопересечение и взаимовлияние, неразрывные и причудливые связи, комическую и трагическую взаимосвязь.
ФЕ с компонентом, относящимся к ФСП «Музыка», в английском и турецком языках отражают диффузную оценку, пересекающуюся по следующей оценочной шкале: пространство, время, действие и состояние человека (и их качественная характеристика).
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения в виде англо-русского и турецко-русского словаря ФЕ фразеосемантического поля «Музыка». В конце каждой главы приводятся выводы.
Во введении определяется объект исследования, называется предмет исследования, обосновывается актуальность, формулируются цели и задачи диссертации, указываются новизна, теоретическая и практическая значи-
9 мость, называются основные методы, а также указываются сведения об апробации полученных результатов исследования.
Первая глава «Лингвистическая сущность метафоры» посвящена рассмотрению различных направлений в исследовании метафоры отечественных и зарубежных лингвистов. В данной главе также проводится анализ основных концепций когнитивной теории метафоры, и рассматриваются различные подходы к пониманию механизма метафорообразования.
Во второй главе «Системно-семантический анализ ФЕ с метафорически переосмысленным компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках» рассматривается структура фразеосемантического поля «Музыка» исследуемой группы ФЕ в обоих языках, компонентный состав и внутренняя форма ФЕ, раскрываются механизмы образного переосмысления ФЕ, а также проводится сопоставительный анализ сем, лежащих в основе метафорического переноса ФЕ с компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках.
В третьей главе «Систематика действительности ФЕ с метафорически переосмысленным компонентом, относящимся к фразеосемантическому полю «Музыка», в английском и турецком языках» посвящена анализу фрагмента концептуальной картины мира носителей английского и турецкого языков.
Заключение содержит в себе основные выводы, полученные в результате исследования.
В библиографии приводятся используемые лексикографические и литературные источники.
Апробация работы. Основные положения исследования докладывались на ежегодных научно-методических конференциях профессорско-преподавательского состава кафедры контрастивной лингвистики КГПУ и ТГГПУ (2003—2005 гг.) и были изложены в 7 публикациях автора.
Метафора как объект исследования отечественных и зарубежных лингвистов
Метафора в наши дни представляется гораздо более сложным и важным явлением, чем это казалось ранее. Результаты последних исследований позволяют предположить, что метафора активно участвует в формировании личностной модели мира, играет крайне важную роль в интеграции вербальной и чувственно-образной систем человека, а также является ключевым элементом категоризации языка, мышления и восприятия. Поэтому изучение метафоры проводится в настоящее время не только в рамках лингвистики, но главным образом в психологии, когнитивной науке и теории искусственного интеллекта.
Существует множество точек зрения на сущность метафоры. Их можно условно разделить на три большие группы. Первое направление - стилистическое, изучающее метафору как поэтическое средство.
Метафора - феномен, который привлекает к себе внимание крупнейших ученых и мыслителей еще со времен античности. Аристотель был первым греческим философом, попытавшимся дать научную оценку метафоре. В своей «Поэтике» он определяет сущность метафоры следующим образом: «Метафора - перенесение слова с измененным значением из рода в вид, из вида в род, или по аналогии» [Аристотель, 1972:66]. Согласно точке зрения Аристотеля метафорические переносы рассматриваются как существенное средство языка, способствующее усилению аргументации и положительного воздействия на слушателя, т.е. ограничивается поэтикой и риторикой. Таким образом, рассуждения Аристотеля связаны с метафорой как фигурой речи, компонентом стиля. Аристотель не говорит о метафоре как о языковом явлении, однако именно с античных времен зародился взгляд на метафору как на неотъемлемую часть языка.
Цицерон также признавал исключительную роль метафоры: «Вначале одежду придумали, чтобы предохранить себя от холода, затем стали надевать, чтобы украсить и облагородить тело; так же и метафора, порожденная недостатком, получила развитие ради наслаждения» [цит. по: Гак, 1988:11].
Цицерон осуществляет важное по значению разграничение между видами метафорических изменений. Он различает лингвистическую метафору, которая является катахрезисом, т.е. соединением несовместимых значений, и литературную метафору, которая является собственно метафорой. Цицероновский подход к метафоре менее логичен и более психологичен. В своих воззрениях на метафору он исходит не из лингвистической или философской точки зрения, а преимущественно из оценки эффекта воздействия ораторского слова на публику [Жоль, 1984:55-56].
Вслед за Аристотелем Квинтилиан считает, что «структура метафоры в полном объёме раскрывается в сравнении; метафора - это свернутое сравнение» [Жоль, 1984:104]. Как мы видим, в этой характеристике Квинтилиан не оригинален. Но именно Квинтилиан был первым, кто отметил, что метафорическая функция - не часть языка, а пронизывает всю речь как целое [Кас-сирер, 1990:39].
Со сменой исторических эпох, сменой взглядов на сущность и предназначение языка менялись и представления на природу метафоры.
У английских философов-рационалистов XVIII в. позиция по отношению к метафорическим переносам приняла гипертрофированные формы. Так, Дж. Локк считал, что, «если мы говорим о вещах, как они есть, мы должны признать, что всякое риторическое искусство, выходящее за пределы того, что вносит порядок и ясность, всякое искусственное и обратное употребление слов, какое только изобретено красноречием, имеет в виду лишь внушать ложные истины, возбуждать страсти, вводить в заблуждение рассудок и, следовательно, на деле есть чистый обман» [Локк, 1985:566]. В дальнейшем именно эта точка зрения, отрицающая какое бы то ни было позитивное значение метафоры, была в течение долгих лет господствующей в работах позитивистов и эмпириокритицистов, которые рассматривали метафору не только как никому не нужное средство языка, но и как вредный фактор, уводящий от истинного восприятия действительности.
Однако Джамбатиста Вико один из первых в науке Нового Времени попытался преодолеть дуализм мышления и языка, утверждая, что мы не просто говорим или пишем символами, но мы и думаем (!) символами (словами и образами). Поэтому метафора как языковое явление не является произвольным, искусственным созданием, на чем настаивают некоторые риторы и логики. Это естественный способ выражения иного мировосприятия, отличного от нашего. Сознательное же конструирование чего-либо искусственного с помощью языка есть не что иное, как использование риторических приёмов. Вико называет это «поэтической логикой» [Жоль, 1984:84].
По мнению Вико, наиболее эффективным способом в деле языкового мифотворчества является использование метафор. Он считает, что при внимательном взгляде «каждая метафора оказывается маленьким мифом» [Вико, 1940:146].
Несмотря на всю разноплановость и противоречивость представлений о метафорическом переносе, в них были заложены основополагающие принципы осмысления этого сложного и многоаспектного явления и намечены основные подходы к его изучению. Работы античных и средневековых философов и лингвистов создали ту необходимую почву, на которой стали развиваться современные лингвистические исследования.
Когнитивный подход к изучению метафоры
В настоящее время метафора стала интерпретироваться на основе когнитивного подхода, который получил большое распространение и для которого характерно новое системное рассмотрение процессов метафоризации (суть такого подхода - в исследовании ментальных процессов и ментальной деятельности человека): «... метафора рассматривается не только как семантический процесс, но и как основополагающий когнитивный процесс, без которого было бы невозможно получение нового знания» [Маккормак, 1990:381].
С когнитивной точки зрения метафорическое переосмысление отражает базовый когнитивный процесс получения выводного знания, когда из сопутствующих какому-либо понятию ассоциаций формируется новое знание, результатом когнитивной обработки которого будет появление нового концепта. Когнитивная лингвистика позволяет по-новому взглянуть на метафору, которая воспринимается как вербализованный способ восприятия и постижения мира, универсальный познавательный механизм.
По мнению многих сторонников когнитивного подхода, главную роль в наших повседневных семантических выводах играют не формализованные процедуры типа дедукции и индукции, а аналогия. В основе последней - перенос знаний из одной содержательной области в другую. И с этой точкой зрения метафора является языковым отображением крайне важных аналоговых процессов. Национально-культурное знание, закрепленное в лексическом значении, является тем ассоциативным компонентом, который сопутствует формированию метафоры. Но языковое значение в значительной степени определяется культурной средой, предшествующим опытом, практическими навыками. Поэтому говорить о метафоре надо не только как о языковом, но и как о концептуальном явлении.
Существенный вклад в разработку взгляда на метафору как на инструмент познания внесли работы М.Джонсона и Дж. Лакоффа. Лакофф и Джонсон приходят к выводу, что метафора, «пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и действии» [Лакофф, Джонсон, 1990:387].
Основанием для подобного заключения послужил тот факт, что воспринимаемая нами реальность, а также способы нашего поведения в мире и наши контакты с людьми упорядочиваются понятийной системой, которая носит преимущественно метафорический характер. Тогда наше мышление, повседневный опыт и поведение в значительной степени обусловливаются метафорами.
Большинство из наших концептуальных представлений о мире создано на основе пространственных метафор типа «больше-хорошо», «верх-хорошо», которые определяют наше мировоззрение и мировосприятие. По мнению Лакоффа и Джонсона, мы, сами того не замечая, используем их в повседневной жизни, когда говорим о своем самочувствии (мое настроение повысилось) или о благосостоянии (счет в банке вырос). Метафоры с противоположным значением типа «меньше-лучше» не согласуются с нашими представлениями об окружающем нас мире и могут рассматриваться как несвойственные человеческому сознанию. Поэтому и предложения, построенные на основе представлений «меньше-хуже» или «низ-плохо», соответственно, обладают в нашем сознании отрицательным статусом.
Как отмечают Дж. Лакофф и М.Джонсон, «сущность метафоры состоит в осмыслении и переживании явлений одного рода в терминах явлений другого рода» [Лакофф, Джонсон, 1990:389]. В качестве примера автор приводит фразу «СПОР — ЭТО ВОЙНА (argument is war)». Авторы отмечают тот факт, что «многое из того, что мы реально делаем в спорах, частично осмысливается в понятийных терминах войны» [Лакофф, Джонсон, 1990:388], тем самым понятия упорядочиваются метафорически. В основе того, как и что мы говорим о спорах, лежит метафора, которую мы едва ли осознаем: «в споре нет физического сражения, зато происходит словесная битва, и это от ражается в структуре спора: атака, защита, контратака и т. п. [там же, 338]. Эта метафора проявляется не только в том, как мы говорим о споре, но и в том, как мы его понимаем. Отстаивая собственную точку зрения или опровергая точку зрения оппонента, мы используем такие выражения, как «выиграть спор», «проиграть спор», «защитить позицию», «он атаковал каждый слабый пункт моих доводов», «его критика попала точно в цель» и многие другие, основанные на базовой метафорической конструкции. Лакофф и Джонсон считают, что мы так говорим о спорах, потому что именно таково наше понятие спора, и мы действуем в соответствии с нашим осмыслением соответствующих явлений [Лакофф, Джонсон, 1990:389].
Наиболее важный вывод из всего сказанного выше состоит в том, что метафора не ограничивается одной лишь сферой языка, то есть сферой слов: сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны. Понятийная система человека упорядочивается и определяется метафорически. Метафоры как языковые выражения становятся возможны именно потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека. Таким образом, всякий раз, когда мы говорим о метафорах типа СПОР - ЭТО ВОЙНА, соответствующие метафоры следует понимать как метафорические понятия (концепты).
Структура фразеосемантическго поля «Музыка» в английском и турецком языках
Целью данного раздела является выявление особенностей структуры фразеосемантического поля «Музыка» в английском и турецком языках.
Для структурирования нашего материала важным является понятие языкового поля. При всем многообразии материала, интерпретируемого как поле, представляется возможным выделить несколько направлений в полевом подходе. Из подходов преобладающими являются парадигматический и синтагматический, или синтаксический.
К парадигматическим полям относятся самые разнообразные классы лексических единиц, тождественных по тем или иным смысловым признакам (семам или семантическим множителям). Парадигматический подход даже на сегодняшний день представляющий большой интерес и вызывающий большое количество спорных вопросов, как правило, связывают с именами И.Трира и Я. Вайсгербера. Заслугой Трира считается то, что он расчленил понятия «лексическое» и «понятийное» поле и ввел в лингвистический обиход эти термины. Вслед за И.Триром Я. Вайсгербер представил более глубокую теоретическую интерпретацию понятия поля. Он подразделяет поля на однослойные и многослойные с последующим их делением на составные элементы.
Отличие подхода Я. Вайсгербера от трировского состоит главным образом в методике исследования материала, входящего в поле: методика Я. Вайсгербера приближается к методу компонентного анализа, то есть разложению значений на семантические множители.
Синтаксичекий подход связывают с именем В.Порцига, который под синтаксическим полем понимает словосочетания и синтаксические комплек сы, основанные на «сущностных связях значений», то есть семантических компонентов. Ядром такого поля являются либо глагол, либо существительное или прилагательное (например: ржать-лошадь, видеть-глаз и т.д.).
Проблемой семантического поля занимались и отечественные языковеды (Л.М.Васильев, 1971; З.Н.Вердиева, 1986; Ю.Н.Караулов, 1976; А.А.Уфимцева, 1962; Д.Н.Шмелев, 1964; Г.С.Щур, 1974 и др.). Так в работе Ю.Н. Караулова [Караулов, 1976] приводится более тридцати различных определений поля, а Г.С.Щур перечисляет более ста различных полей, рассматриваемых как в лексикологии, так и грамматике [Щур, 1974:21].
Как справедливо отмечает Д.Н.Шмелев, «многообразие и противоречивость подходов в трактовке теории поля свидетельствует не только о субъективности выбора признаков, сколько об объективном их многообразии в языке» [Шмелев, 1964:111].
В основе нашего понимания семантического поля лежит классическое определение Трира: «Семантическое поле представляет собой группу слов, которые тесно связаны по смыслу и в своей взаимозависимости предопределяют значения друг друга» [Trier, 1973:189].
Семантическое поле - это обширное лексическое объединение, включающее лексику разных частей речи. Каждое семантическое поле может быть представлено как относительно замкнутая и единая система. В то же время каждое поле как единица лексико-семантической системы языка не может не быть связано с другими полями и проницаемо для элементов других полей. Именно идея пересечения семантических полей, их открытости и взаимодействия приводит к концепции семантической непрерывности лексики [Апресян, 1974:251-252].
Каждый народ имеет свои принципы членения внешнего мира, свой взгляд на окружающую его действительность, вследствие чего семантические системы (системы понятий) разных языков, равно как и конституирующие их поля, не совпадают. Поэтому семантические поля с течением времени имеют способность изменять свою структуру, вследствие чего будут менять ся и связи между ними, что приводит к изменениям лексической системы языка в целом.
В последнее время термин «семантическое поле» широко применяется и во фразеологии. В связи с развитием в лингвистике сопоставительного метода, с ростом интереса к содержательной стороны фразеологизмов появляются работы (Е.Ф.Арсентьева, 1989; А.Д.Рахштейн, 1980 и др.), уделяющие основное внимание указанным характеристикам, рассматривающим семантические и грамматические особенности фразеологизмов в их сложном взаимодействии как в одном языке, так и на сопоставительной основе.
Специфика значений фразеологических единиц, особый характер отражения ими действительности, отличия в структурной организации поля и парадигматические и синтагматические отношения внутри поля позволяют нам считать, что ФЕ образуют отдельные «фразеологические или фразеосеманти-ческие поля» [Добровольский, 1988; Мокиенко, 1995 и др.]. Таким образом, мы определяем фразеосемантическое поле как совокупность фразеологических единиц, связанных по смыслу. И эти единицы обладают общим интегральным и инвариантным семантическим признаком, объединяющим все фразеологизмы в определенную группу, противопоставленную другим полям в семантическом отношении.
То, что в музыке есть слово, совпадающее со словесным обозначением этой «темы», не означает, что оно выражает эту тему в чистом виде [Шмелев, 1973:107], но также является компонентом данной группы. Поэтому, для того чтобы определить, что входит в понятие «Музыка», мы обратились к словарной дефиниции данного понятия. На наш взгляд, более полно данное понятие рассмотрено в энциклопедическом словаре под редакцией А.М.Прохорова. Здесь под музыкой понимается «вид искусства, отражающий действительность в художественных звуковых образах и активно воздействующий на психику человека. Музыка способна конкретно и убедительно передавать эмоциональные состояния людей.
Связь метафоры и языковой картины мира
В основную задачу данной главы входит исследование и выявление взаимосвязи между метафорой и ЯКМ, а также анализ ФЕ с метафорически переосмысленным компонентом, относящимся к ФСП «Музыка» в английском и турецком языках как элементов ЯКМ.
Термин «картина мира» впервые появился в конце XIX - начале XX вв. в работах Г.Герца по физике применительно к физической картине мира, которая трактуется им как «совокупность внутренних образов внешних предметов, из которых логическим путем можно получать сведения относительно поведения этих предметов. Внутренние образы, или символы, внешних предметов, создаваемые исследователями, должны быть такими, чтобы логически необходимые следствия этих представлений в свою очередь были образами естественно необходимых следствий отображенных предметов» [Герц, 1973:208].
В общенаучном ее понимании о картине мира писали М.Планк, А.Эйнштейн. Так М.Планк понимал под физической картиной мира «образ мира», формируемый физической наукой и отражающей реальные закономерности природы [Планк, 1996]. А.Эйнштейн развивал такую мысль: «Человек стремится каким-то адекватным способом создать в себе простую и ясную картину мира для того, чтобы в известной степени попытаться заменить этот мир созданной таким образом картиной. Этим занимаются художник, поэт, теоретизирующий философ и естествоиспытатель, каждый по-своему. На эту картину мира и ее оформление человек переносит центр тяжести своей духовной жизни, чтобы в ней обрести покой и уверенность, которые он не может найти в слишком тесном головокружительном круговороте собственной жизни» [Эйнштейн, 1967, т.П:124].
Под термином «общенаучная картина мира» ученые понимают картину мира, сформированную в области философии, стоящую над конкретными науками, в рамках которых формируются частнонаучные картины мира (в физике, химии, биологии и т.д.). Помимо научной выделяются также религиозная, мифологическая и обыденная картины мира [Постовалова, 1988]. Вопрос об устройстве картины мира возникает в связи с признанием того факта, что в ходе своей практической деятельности люди имеют дело не непосредственно с окружающим их миром, а с его репрезентациями, с когнитивными картинами и моделями. Картина мира есть целостный глобальный образ мира, который является результатом всей духовной активности человека, а не какой-либо одной ее стороны. Картина мира как глобальный образ мира возникает у человека в ходе всех его контактов с миром [Постовалова, 1988: 19-20].
Если идея о возможности и необходимости реконструкции общей картины мира и ее разновидностей - научной, философской и др. - была высказана в сравнительно недавнее время, то мысль о существовании особого языкового мировидения была сформулирована В.Гумбольдтом как научно-философская проблема еще в начале XIX века. По мнению ученого, понять природу языка и объяснить ее можно лишь исходя из понимания человеком природы и его самого. «Постигая предметы, человек сближается с внешней природой и самостоятельно развертывает свои внутренние ощущения в той мере, в какой его духовные силы дифференцируются, вступая между собой в разнообразные соотношения; это запечатлевается в языкотворчестве» [Гумбольдт, 1984:78].
Несомненно, язык играет неоценимую роль в общей картине мира, так как закрепляет значения, присущие национальной культуре [Телия, 19886: 173- 190; Колшанский, 1990: 59-75]. По мнению Постоваловой, «язык непосредственно участвует в двух процессах, связанных с картиной мира. Во-первых, в его недрах формируется языковая картина мира, один из наиболее глубинных слоев картины мира у человека. Во-вторых, сам язык выражает и эксплицирует другие картины мира человека [Постовалова, 1988:11].
В работах Л. Вейсгербера, Э. Сепира, Б. Уорфа неоднократно высказывалась мысль о том, что мир видится человеку через призму его языка и что язык составляет некий «промежуточный мир», создавая в сознании человека образ мира. В противовес сторонникам данной теории выступал Г.В. Кол-шанский, который утверждал: «если язык предназначен служить формой выражения мышления, материализовать сознание человека, то он никак не может выступать в роли демиурга этого мышления, а должен быть в вместе с мышлением в неразрывном единстве. Другими словами, язык в своих источниках должен зависеть от мира, которому сам человек противостоит как познающий субъект» [Колшанский, 1975:186].
Г.А. Брутян определяет роль языка как ведущей в практической познавательной деятельности человека. Для него из всей совокупности вопросов, касающихся философской природы языка, специальный интерес представляет проблема активности языка в процессе отражения мира в сознании людей. Он отмечает, что активность языка проявляется не только в том, что результат отражения внешнего мира фиксируется в языке, аккумулируется в нем и посредством его передается от поколения к поколению людей. Важно в данном случае то, что результат отражения окружающей нас действительности преломляется через призму языка. Это означает, что знание имеет языковой характер не только в том смысле, что язык выступает как способ осуществления знания, но и в том, что язык оставляет свой специфический след на знании [Брутян, 1976:57-58].
