Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Статус словосращения как лексико-синтаксического способа словообразования 11
1.1. Синтаксис vs. морфология vs. лексика 11
1.2. Морфологическая анализируемость vs. этимология 16
1.3. Продуктивность vs. лексикализация 20
1.4. Словосращение как понятие и как термин 30
1.4.1. Универбация как способ компрессивного словообразования 30
1.4.2. Агглютинация и фузия 34
1.4.3. Сложное слово vs. словосочетание 37
1.4.4. Критерии отграничения словосращения от смежных понятий 45
1.5. Когнитивные основы словообразовательного сращения 50
1.5.1. Узуальное и неузуальное словообразование 53
1.5.2. Восприятие речи как особый когнитивный процесс. Модель когорты и модель взаимной активации TRACE 55
Выводы по главе 1 61
Глава 2. Словосращение в когнитивной деятельности человека 64
2.1. Языковые сращения (ЯС) 64
2.1.1. Исторический след сращения в языке общего пользования 66
2.1.1.1. Исконные ЯС 67
2.1.1.2. ЯС на почве заимствований 83
2.1.2. ЯС в современном языке 88
2.1.2.1. ЯС в литературном языке общего пользования 88
2.1.2.2. Индивидуально-авторские ЯС в художественной литературе 102
2.1.2.3. Профессиональные ЯС в специальных языках 110
2.2. Речевые сращения (PC) 114
2.2.1. PC как продукт речепроизводства и восприятия в детской речи 120
2.2.2. PC при восприятии иноязычной речи 123
2.2.3. PC в разговорной речи 127
Выводы по главе 2 131
Заключение 135
Список литературы 141
Список лексикографических источников 160
Список источников примеров 162
Приложение 1 164
Приложение II 173
- Синтаксис vs. морфология vs. лексика
- Восприятие речи как особый когнитивный процесс. Модель когорты и модель взаимной активации TRACE
- ЯС в литературном языке общего пользования
- PC в разговорной речи
Введение к работе
Актуальность исследования определяется тем, что оно выполнено в русле современного когнитивно-коммуникативного направления, ориентированного на выявление внутренних механизмов языковой способности человека, а также потребностью в осмыслении усилившейся тенденции использования слов-сращений в современных языках рекламы, компьютерной сферы, СМИ, а также в литературной практике.
Теоретической базой работы послужили:
исследования отечественных и зарубежных авторов, посвященные изучению места и роли словообразования в языковой системе (В.В. Виноградов, С.Д. Кацнельсон, Ф. Соссюр, И.П. Сусов, J.Aitchison, R. Jackendoff, и др.);
работы по изучению сходных со словосращением способов образования новых слов (О.С Ахманова, Е.А. Василевская, А.Ф. Журавлев, А.А. Реформатский, Д.Н. Шмелев, J. Bybee, P. Kyparsky, Н. Marchand и др.);
разработки, связанные с когнитивным словообразованием (Л.И. Борисенкова, Т.И. Вендина, В.З. Демьянков, И.М Кобозева, Е.С. Кубрякова);
работы, направленные на изучение творческого аспекта языкового употребления (В.А. Богородицкий, В. Гумбольдт, А.А. Потебня, Н. Хомский, В. Nerlich и др.);
теории речевосприятия и исследования в области сегментации речевого потока (Ж. Вандриес, А.В. Венцов, В.Б. Касевич, Р. Якобсон, A. Cutler, J. Elman, М. Marslen-Wilson, J. McClelland, J.M. McQueen, D. Norris).
\
Материалом исследования послужили 936 единиц, из них - 515 английских и 421 русских слов-сращений, источниками которых явились 1) словари различных категорий: этимологические словари русского и английского языков: Черных П.Я. «Историко-этимологический словарь русского языка» (2001), Шанский Н.М. <<Школьный этимологический словарь русского языка» (2004), Harper D. «The Online Etymology Dictionary» (2001), «The Oxford Dictionary of English Etymology» (1985) языков; словари новых и иностранных слов: «Большой словарь иностранных слов» (2006), Комлев Н.Г. «Словарь новых иностранных слов» (1995), Крысин Л.П. «Толковый словарь иноязычных слов» (2001), Green J. «Dictionary of New Words» (1996); толковые словари: «Толковый словарь русского языка конца XX века» (1998), «Longman Dictionary of Contemporary English» (2001), «Merriam-Webster Open Dictionary» (http); 2) художественные произведения таких отечественных и англоязычных авторов, как Ю. Алешков-ский, А. Арканов, С. Довлатов, В. Маяковский, В. Пелевин, Д. Рубина, И. Токмакова, Г. Бейтс, Т. Капоте, X. Филдинг, О. Голдсмит, Дж. Грин, Дж. Джойс, С. Сэлинджер и др.; 3) материалы СМИ и Интернета.
Цель настоящего исследования заключается в рассмотрении специфики номинативного процесса словосращения сквозь призму когнитивно-коммуникативного подхода. Для реализации поставленной цели потребовалось решить следующие задачи:
1) рассмотрев и критически проанализировав существующие в лингвистике точки зрения на словосращение и сходные с ним явления, определить критерии идентификации слов-сращений;
составить корпус исследуемых русских и английских слов-сращений с учетом их диахронического и синхронического состояний;
дать обоснование когнитивно-коммуникативного подхода к словообразовательному сращению как к естественному процессу создания цель-нооформленных единиц на основе раздельнооформленных наименований;
4) выявить основные исторические модели словосращения и их позна
вательную ценность в рассматриваемых языках и определить их дальней
шую судьбу, т.е. их задействованность/незадействованность в современ
ном словообразовании;
дать системное сопоставительное описание моделей словосращения, действующих в современных русском и английском языках;
рассмотреть возможность дифференциации слов-сращений в зависимости от степени понятийной спаянности и определить когнитивно релевантные связи в словах-сращениях;
охарактеризовать особенности значений узуальных и неузуальных слов-сращений в терминах референтного, индивидуального и социального фреймов.
выявить основные факторы, обусловливающие действие механизма словосращения, и очертить границы его когнитивного пространства.
Для реализации целей и задач исследования применялись следующие методы: теоретико-лингвистический метод анализа концепций по исследуемой тематике, метод сплошной выборки примеров, обобщение и систематизация эмпирического материала, квантитативный метод, метод этимологического анализа, сравнительно-сопоставительный метод, элементы когнитивного анализа.
Научная новизна работы состоит в 1) выявлении различной познавательной роли исторических слов-сращений при формировании значимых и служебных частей речи; 2) дифференциации предсращений, собственно сращений, дефразовых сращений в зависимости от степени их когнитивной целостности; 3) установлении особенностей формирования значений узуальных и неузуальных слов-сращений в терминах референтного, индивидуального, социального фреймов; 4) определении границ когнитивного пространства словосращения.
Теоретическая значимость исследования обусловлена: 1) соединением результатов диахронического и синхронического анализа при выявлении когнитивных свойств словосращения в рассматриваемых языках; 2) установлением специфических и общих прототипических моделей словосращения и их реализации в современном словообразовании в исследуемых языках; 3) выявлением функциональной асимметрии словосращения, свидетельствующей о наличии словообразовательной лакуны в современном литературном русском языке (в противовес языку английскому); 4) определением основных факторов, обусловливающих действие механизмов словосращения.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов в лекционных курсах по общему языкознанию, лексикологии и истории языка, в спецкурсах по проблемам когнитивного словообразования, в практике преподавания иностранного языка, а также при создании пособий по словообразованию.
На защиту выносятся следующие положения.
Сопоставляемые языки характеризуются разнообразием исторических моделей словосращения, в познавательном отношении ориентированных на освоение частей речи как понятийных категорий. Общей для обоих языков является модель сращения предлога с существительным при образовании наречий с пространственно-временной семантикой. Отличие определяется разницей онтологических сущностей, соответствующих, с одной стороны, предметной действительности и ее характеристикам, выражаемым значимыми частями речи в английском языке, и, с другой стороны, абстрактным структурам комбинирования полнозначных смысловых единиц, представленным служебными частями речи в русском языке.
Для русского языка характерна функциональная асимметрия сращения, свидетельствующая о наличии лакуны в системе узуального словообразования и проявляющаяся в неравномерном характере функционирова-
ния словосращения в различных сферах: низкой активности словосраще-ния в литературном языке общего пользования противостоит его активное использование в языках рекламы, компьютерной сферы, СМИ и в языке художественной литературы.
Действие трех прототипических моделей словосращения в современном литературном английском языке обусловливает образование сложных слов преимущественно с экзоцентрическими межкомпонентными связями. В зависимости от степени понятийной спаянности дифференцируются предсращения, собственно сращения и дефразовые сращения, значения которых могут строиться на основе гапонимической, метафорической или метонимической когнитивных моделей.
Общая модель когнитивного пространства словосращения базируется на различении языковых сфер употребления словосращения, отражающих те области человеческого опыта, где востребованы соответствующие понятия. Значение слов-сращений, функционирующих в различных языковых сферах, проходит разные стадии формирования, соответствующие референтному, индивидуальному и социальному фреймам.
Действие словосращения в рассматриваемых языках определяется двумя основными факторами: 1) механическим сращиванием компонентов внутри одного фонетического слова с преобладанием проклитической тенденции, проявляющейся в сращении опорного компонента и стоящего перед ним клитика; 2) стремлением к понятийной компрессии, обусловливающей образование слов-сращений на основе принципа концептуальной интеграции.
Апробация работы проводилась в форме докладов на Межрегиональной научно-практической конференции «Языковой дискурс в социальной практике» (Тверь, 2006), на Международной научно-практической конференции «Языковой дискурс в социальной практике» (Тверь, 2007), на заседаниях кафедры английской филологии Тверского государственного университета.
По теме диссертации опубликовано 10 работ общим объемом 3,7 п.л., две из них - в рецензируемых изданиях.
Цели и задачи исследования определили объем и структуру работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы (227 наименований на русском и английском языках), списка источников примеров, списка лексикографических источников (18 наименований) и двух приложений, содержащих списки исторических и современных сращений в русском и английском языках.
Синтаксис vs. морфология vs. лексика
Лингвисты, выделяющие словосращение как таковое, обычно характеризуют его как лексико-синтаксический способ словообразования, что обусловливает обращение к вопросам взаимодействия, с одной стороны, синтаксиса и морфологии, а с другой - синтаксиса и лексики.
В отличие от морфологии (а также фонологии и лексикологии) «синтаксис имеет дело не с воспроизводимыми, инвентарными языковыми единицами, а с единицами конструктивными», каждый раз строящимися заново в речи [Сусов 2007: 135]. Внутри грамматики, имеющей дело с закрытыми системами элементов, морфологию, как правило, противопоставляют синтаксису на том основании, что морфология исследует морфему в качестве простейшей единицы и слово в качестве более сложной, чем морфема единицы, в то время как синтаксис сосредотачивает свое внимание на надсловных единицах, т.е. на образованиях, более сложных, чем слово. Подобное разграничение условно и при детальном рассмотрении сферы действия морфологии и синтаксиса переплетаются настолько, что их невозможно разграничить. Об этом писал еще Ф. Соссюр, считавший, что невозможно отделить эти две дисциплины друг от друга, поскольку, по сути, у них один объект изучения: форма и функции языковых единиц [Соссюр 1999: 56-58]. Серьезные возражения против слишком четкого разделения морфологии и синтаксиса выдвигал и В.В. Виноградов, считавший, что границы между ними «очень неустойчивы и неопределенны» [Виноградов 1986: 9]. С одной стороны, есть словоформы, образованные морфологическими способами, но выполняющие синтаксические функции, а с другой стороны, есть словоформы, образованные синтаксическими средствами, но имеющие морфологическое назначение и входящие в состав морфологических формообразовательных парадигм слов.
Некоторые исследователи подчеркивают, что «деление на морфологию и синтаксис относительно, так как грамматические значения словоформ выявляются при наблюдении за их функционированием в словосочетаниях и предложениях (морфологическая синтагматика), а эти последние модифицируются на основе словоизменения одного из составляющих элементов (синтаксическая парадигматика)» [Кочергина 2004: 97]. Суть связи синтаксиса и морфологии состоит в том, что, «хотя словоформы и принадлежат лексеме, функционируют они в синтаксической конструкции. В этом отношении можно утверждать, что морфология служит синтаксису» [Алефиренко 2004: 332]. Формы слова не только являются строительным материалом для всех «сообщающих» единиц, участвуя в образовании словосочетаний, простых и сложных, но и выполняют в предложении синтаксические функции, соответствующие морфологическим значениям.
Тезис о тесной связи морфологии и синтаксиса и невозможности отведения какой-то из этих дисциплин главенствующую роль разделяется не всеми исследователями. Полагая, что лингвистическая наука недооценивает роль морфологии, С.Д. Кацнельсон [Кацнельсон 1986: 129] разделяет морфологию на флективную и синтаксическую, первая из которых охватывает учение о формах отдельных слов, а вторая соотносится с исследованиями, касающимися словосочетания. Синтаксису отводится роль учения о содержании конкретных грамматических форм. Если морфология связана с общетеоретическими вопросами, то синтаксис рассматривает те же проблемы применительно к конкретному языку на определенном этапе его развития. Объединяя сферы действия двух рассматриваемых дисциплин, С.Д. Кацнельсон отводит доминирующую роль морфологии. Такой подход к вопросу о взаимодействии морфологии и синтаксиса нетипичен: лингвисты, стремящиеся определить, какая из дисциплин является ведущей, чаще склонны отдавать преиму щество синтаксису. Так, Р. Джекендофф [Jackendoff 2002: 259-261] отказывается от термина «морфология» и разделяет грамматику на фразовый синтаксис и морфосинтаксис, признавая, что эти две «независимые системы» в некоторых случаях выполняют одинаковые функции. По мнению исследователя, такая избыточность не усложняет изучение языка, а, напротив, делает отношения между компонентами высказывания более понятными и очевидными. Традиционное деление грамматики на морфологию и синтаксис отрицается и другими зарубежными исследователями [Lyons 2001: 133], считающими, что грамматика в широком смысле предоставляет правила комбинирования слов в предложениях, включающие в себя многие аспекты, начиная от фонологического описания слова, заканчивая содержательной частью слов и предложений. Какие бы аспекты ни рассматривались в каждом конкретном случае, все подчинено главной цели - построению предложения. Сходного-подхода придерживается Дж. Эйтчисон [Aitchison 2006: 4], рассматривающий синтаксис как своего рода «ключ к языку», поскольку именно синтаксические конструкции объединяют звуковую сторону с содержательной. Попытка исследователей объединить в синтаксисе все возможные аспекты объясняется их «стремлением к единообразию теории» [Демьянков 1994: 18].
Иной подход [Plag 2004] связан с признанием морфологии и синтаксиса в качестве абсолютно разных дисциплин, смешение которых невозможно ввиду принципиального различия между правилами построения предложений и слов. На материале наиболее продуктивных аффиксов английского языка И. Плаг показывает, что правила присоединения аффиксов к основе имеют семантическую природу, а не соотносятся с частеречной принадлежностью единиц. Однако большинство современных лингвистов склонны говорить о морфологии и синтаксисе как о дисциплинах, во многом пересекающихся и имеющих сходный (и даже общий) предмет исследования.
Представляется, что сферы действия морфологии и синтаксиса все же не являются тождественными во всех их проявлениях и поэтому целесообразно, не смешивая эти дисциплины, признать наличие у них точек соприкосновения. Одной из сфер, где морфология и синтаксис работают вместе, является словообразование.
Поскольку слово представляет собой важнейшую языковую категорию, лексический ярус занимает особое место среди других уровней языка, что обусловливает и постоянный интерес к словообразованию. Взаимодействие лексики с другими ярусами языковой системы имеет сложный характер. Это касается, в первую очередь, вопроса о соотнесенности лексического уровня с синтаксическим. Конструирование высказываний осуществляется по имеющимся в языке структурным схемам, или моделям, «компонентами которых первоначально выступают не слова, а синтаксические позиции и личностные смыслы» [Алефиренко 2004: 332]. При этом правила замещения синтаксических позиций словоформами связаны с лексической семантикой, а именно - с лексическим значением слова и его лексико-семантическим окружением. До лексического наполнения структурная схема является носителем грамматического значения. Лексика, используемая в порождении высказывания, преобразует структурную схему в высказывание с определенным смысловым содержанием. Конкретные лексические значения, наполняющие структурную схему, требуют появления определенных распространителей, задавая тем самым соответствующий тип предложения. Вместе с тем синтаксическое значение диктует, по терминологии Т.П. Ломтева [Ломтев 2006], «правила вхождения лексики» в синтаксическую конструкцию.
Помимо того, что лексика и синтаксис взаимодействуют на уровне построения высказываний, точкой их соприкосновения также является и словообразование. Идея о том, что синтаксическая конструкция может послужить основой для создания лексемы, содержится уже в работах младограмматиков, но наибольшее развитие получает в рамках трансформационно-порождающего направления. Исследователи, работающие в данном ключе, не занимаются самим процессом образования слов, а стремятся доказать тот факт, что словообразование представляет собой синтаксическое явление и что внутри сложных и производных слов действуют те же синтаксические и семантические отношения, что и между компонентами единиц, принадлежащих к синтаксическому уровню. В рамках трансформационной концепции реально существующие слова объясняются исключительно на основе гипотетических структур. Особенно широкое распространение данные исследования получили после выхода в свет фундаментальных работ таких исследователей, как Р. Лиз [Lees 1966, 1970] и X. Марчанд [Marchand 1969].
Восприятие речи как особый когнитивный процесс. Модель когорты и модель взаимной активации TRACE
Речевая деятельность носит двусторонний характер; к оппозиции «говорящий - слушающий» принято относиться как к «двуединому функциональному целому» [Винокур 1983: 5], поскольку именно из коммуникативного поведения участников общения складывается речевой акт в целом. Речевая деятельность складывается не просто из процессов слушания (и понимания) и говорения, а из обоюдной активности участников коммуникации. Мысль о том, что разделение ролей участников общения является некой научной фикцией была высказана еще М.М. Бахтиным, считавшим, что это дает «совершенно искаженное представление о сложном и многосторонне-активном процессе речевого общения» [Бахтин 1977: 246]. В процессе взаимодействия участников речевого акта важен не сам факт разделения ролей, а осознание того, что они выполняют определенного рода деятельность, направленную на ус пешное осуществление коммуникации. Если воспринимать коммуникацию как процесс, в результате которого человек овладевает «синтетическим опытом поколений», что, в свою очередь, приводит к «перманентному усовершенствованию интеллекта» [Жинкин 1998: 78], то рассмотрение речевого акта в его целостности становится особенно важным.
В рамках когнитивного направления порождение (продуцирование) и понимание речи рассматриваются как когнитивные процессы, постижение которых требует учета множества особенностей. Для успешного порождения и для восприятия речи необходима активизация различных знаний, не ограничивающихся только лингвистическими знаниями (о языке). В их число входят знания онтологические (об окружающем мире), прагматические (о ситуации и контексте высказывания), умение извлекать хранящуюся в памяти информацию, планировать и управлять дискурсом, а также многое другое. Причем «ни один из типов знания не является более важным, ни одному из них не отдается явное предпочтение» [Герасимов, Петров 1988: 6].
Авторы различных теорий порождения и восприятия речи [Dell 1988; Dell, O Seaghdha 1992; Fowler, Gantalucci, Saltzman 2000; Luce et. al. 2000; Luce, Pisoni 1998; Marslen-Wilson, Welsh 1978; McClelland, Elman 1986] стремятся построить модели, объясняющие, каким образом протекают эти когнитивные процессы, чем они обусловлены и на каком из этапов могут произойти сбои.
Восприятие звучащей речи является одной из самых сложных когнитивных способностей человека, поскольку требует от слушающего множества мыслительных операций [Ranbom, Connine 2007: 273]. Оно сложнее продуцирования речи: «люди обычно проявляют более узкую языковую компетенцию в качестве отправителей речевых сообщений и более широкую компетенцию в качестве их получателей» [Якобсон 1985: 313]. Звуковой сигнал может быть незавершенным или нечетким и условия его распознавания, как правило, далеки от идеальных. Это обусловлено как особенностями речи говоря щих (индивидуальные особенности речи, акцент, различные диалекты), так и посторонним шумом.
Различные модели восприятия речи ориентированы на воспроизведение всего пути от восприятия первичного звукового сигнала до перенесения аку-стико-фонетических характеристик на лексическую репрезентацию. В настоящее время известно около 15 моделей восприятия речи, которые отличаются (1) заложенными в их основу принципами разработок, (2) разнообразием привлекаемого экспериментального материала и (3) степенью ориентированности на реальные процессы, происходящие в человеческом мозге при восприятии звучащей речи [Венцов, Касевич 2003]. С учетом этих признаков модели условно делят на символические и коннекционистские. Современная наука отдает предпочтение последним, поскольку они отражают (насколько это возможно) реальную работу нейронов мозга при восприятии речи на слух. Подробная характеристика коннекционизма представлена в работе И.Г. Овчинниковой [Овчинникова 2006].
Одной из наиболее известных и влиятельных коннекционистских моделей восприятия речи является модель когорты, разработанная М. Марслен-Вильсоном. Ранняя версия теория была представлена еще в конце 70-х годов [Marslen-Wilson, Welsh 1978] и с того времени претерпела изменения, превратившись сначала в расширенную [Marslen-Wilson 1987], а затем в дистри-бутированную [Gaskell, Marslen-Wilson 1997; Gaskell, Marslen-Wilson 1999] теорию когорты.
Модель когорты предназначена для изучения временных характеристик живой речи — промежутка времени, требуемого для распознавания слова. Когда человек слышит входной сигнал (input signal), т.е. начальные звуки того или иного слова, в его памяти активизируется целая «когорта» (cohort) лексических единиц, содержащих такую инициальную цепочку звуков, именуемую словоначальной когортой (word-initial cohort). Далее, с учетом акусти-ко-фонетической и контекстуальной информации, из когорты исключаются (или деактивируются) слова, не соответствующие последовательно поступающему звуковому сигналу или не согласующиеся с контекстом. Считается, что контекст начинает влиять на лексические кандидаты только после активизации слов, однако некоторые ученые [Inhoff, Radach, Heller 2000; Griffin, Bock 1998] предполагают, что воздействие контекста на слова ощущается еще до того, как звуковой сигнал достигает нашего слуха.
Распознание слова означает, что класс поиска сведен к единице; сигналом о том, что данная единица является искомой, служит так называемая «точка распознавания» (uniqueness point). В момент распознавания информация о слове (значение, принадлежность к какой-либо части речи и т.п.) интегрируется в репрезентацию и в таком виде слово входит в речь. Сведение класса поиска к единице представляет собой идеальную ситуацию, но информации не всегда достаточно, чтобы исключить все потенциальные кандидаты, оставив единственный вариант. В таких случаях активируются некоторые или все значения оставшихся кандидатов.
Согласно модели когорты, процесс распознавания происходит в соответствии с принципом оптимальной эффективности (optimal efficiency), предполагающему, что распознавание слова может состояться, прежде чем достигнут конец слова. Это касается лексических единиц с акустически уникальными начальными звуками, когда точка распознавания оказывается в середине или даже в начале слова.
В более поздней версии модели входящие в когорту слова рассматриваются как обладающие разной степенью активации в зависимости от частотности их употребления. Для исключения из когорты слов с высокой степенью активации требуется больше времени, нежели для низкочастотных слов, так что высокочастотные единицы имеют преимущество перед редко употребляемыми лексемами. Еще одно достоинство поздней версии модели когорты заключается в допущении вероятностной оценки совпадения анализируемой цепочки с соответствующими цепочками словарных единиц, что делает саму стратегию «более гибкой и не приводит к ситуации, когда неверная оценка одной-единственной начальной фонемы или ее вырожденная, ошибочная реализация делают идентификацию слова невозможной» [Венцов, Касевич 2003: 41].
В дистрибутированной теории когорты понятие оптимальной эффективности заменяется «максимальной эффективностью», означающей, что в любой своей точке модель должна получать как можно больше информации при обработке входящего речевого сигнала, так что по достижению точки распознавания мы имеем максимально полную информацию о слове.
ЯС в литературном языке общего пользования
Для современного русского языка словосращение как способ словообразования не типичен: по нашим данным слова-сращения в языке общего пользования составляют всего около 6% от общего числа слов-сращений. В отличие от периода становления русского литературного языка, когда с разной степенью активности действовали различные прототипические модели сло-восращения, в современном литературном языке общего пользования существует всего одна модель, заключающаяся «в образовании имен прилагатель ных на базе словосочетаний причастия или прилагательного и определяющего их наречия без изменения морфемного состава обоих слов» [Пастушенков 2003: 147]. В истории языка по этой модели (Прил. = Прил./Прич. + Нареч.) были образованы всего два слова — первозданный и близорукий.
В грамматиках русского языка сращение как отдельный способ словообразования выделяется начиная с 70-х годов XX века [Грамматика современного русского языка 1970; Краткая русская грамматика 1989; Русская грамматика 1980; Русский язык 1998]. Авторы грамматик выявляют ряд признаков, общих для словосращения и словосложения: закрепленный порядок следования элементов, единое ударение на опорном компоненте, объединительное значение. Главным отличием слов-сращений является то, что они «во всех своих формах по морфемному составу полностью тождественны синонимичному словосочетанию, и, таким образом, синтаксическая связь этого сочетания сохраняется как живая связь в структуре мотивированного им слова» [Русский язык 1998: 536]. В качестве примеров слов-сращений приводятся только прилагательные, например, азотсодержащий, умалишенный, вечнозеленый, фосфорсодержащий .
В современном литературном русском языке словосращение не является продуктивным способом словообразования и «используется только в словообразовании имен прилагательных» [Земская 2006: 305]. При этом рассматриваемый способ словообразования «обнаруживает большую активность в сфере окказионального (неузуального) словообразования» [Земская 2005: 50].
Само понятие сращения и те конкретные случаи, которые соотносятся с ним, весьма неустойчивы, разноречивы в трактовке разных исследователей. Для уяснения объема границ действия словосращения сведем в единое целое те примеры, которые приводятся исследователями для иллюстрации сращения:
[1] быстротекущий, вышеупомянутый, вдребезги, нижеподписавшийся, сегодня, тотчас [Розенталь, Теленкова 2001];
[2] сегодня, дотла, намедни [Шанский 1953, 2004];
[3] ибо, вышеуказанный, итого, поделом, скоропортящийся, времяпровождение, вдребезги, сумасшедший, тотчас, долгожданный, вышеупомянутый [Шанский, Тихонов 1981];
[4] малоупотребительный, долгоиграющий, вечнозеленый, самопишущая (ручка), скоропортящийся, трудноизживаемый, трудносмываемый, труднозащитимый [Земская 1963, 2005];
[5] близлежащий, сумасшедший, вечнозеленый, быстротекущий, спасибо, дотла, нет, теперь [Вартаньян 1982];
[6] тепловыделяющий, долгоиграющий, вышеуказанный, сумасшедгиий, умалишенный [Тихонов 1985];
[7] долгоиграющий, тяжелобольной, впередсмотрящий, умалишенный [Лопатин 1973, 1977];
Современный русский язык более активно пополняет свой словарь посредством заимствований, нежели при помощи словообразования. Замечено, что процесс «активизации употребления иноязычных слов» является «одним из наиболее живых и социально значимых процессов, происходящих в современной русской речи» [Бурлак, Старостин 2001: 142]. Это утверждение верно и в отношении слов-сращений: сегодня в русском языке наблюдаются две основные тенденции, связанные с заимствованными сращениями: 1) активизация употребления сращенных единиц, возникших еще в XVIII-XIX вв. и имеющих французские корни: дежавю — фр. deja vu «уже увиденное»; нувориш — фр. nouveau riche «новый богач»; моветон — фр. mauvais ton «дурной тон»; силъвупле — фр. s il vous plait «если Вам угодно» и др.; 2) вхождение в язык сращенной лексики, имеющей английское происхождение: фальстарт — англ. false start «ложный старт»; ноу-хау — англ. know how «знать как»; нокаут — англ. knock out «вышибать»; нокдаун — англ. knock down «сшибать с ног» и др. Если исторические сращенные заимствования проникали в русский язык через язык определенных слоев общества, то сегодня возникновение иноязычных слов, в том числе сращений на почве заимствований, обусловлено языком СМИ и массовой культурой в целом. Именно с этим исследователи связывают то, что в современном русском языке «все более упрочиваются позиции заимствований, бурный поток которых не иссякает» [Васильев 2003: 26]. Несмотря на наблюдающуюся в последние десятилетия активизацию словосраще-ния на почве заимствований, рассматриваемый способ образования новых слов в русском языке нельзя считать продуктивным. В этом отношении правомернее было бы говорить о словообразовательной лакуне, потенциальном ресурсе в системе узуального словообразования.
В английском языке словосращение, наряду со словосложением, является продуктивным способом композитного словообразования. Слова-сращения, возникающие в современном языке, достаточно разнообразны и могут различаться как по количеству компонентов и характеру графической связи между ними, так и по степени понятийной спаянности. В связи с этим дифференцируются предсращения, собственно сращения и дефразовые сращения.
Предсращения являются двухкомпонентными образованиями, находящимися на стыке так называемых «единиц-обозначений» и «единиц-описаний, или аналитических дескрипций». Единицы-описания представляют собой «комбинации уже имеющихся в ментальном лексиконе говорящего единиц» и, как правило, входят в один номинативный ряд с уже имеющимися в языке единицами, выступая в «качестве альтернативных, а нередко и конкурирующих между собой средств номинации» [Кубрякова 2004: 430-431]. В качестве примеров единиц-обозначений и единиц-описаний можно привести слово и его дефиницию. Взятые сами по себе, предсращения не могут являться дефинициями соответствующих односоставных наименований, однако конструкции, лежащие в основе предсращений, могут выступать как часть развернутых аналитических дескрипций. Например, hide-out «убежище» имеет сино ним refuge, значение которого может быть объяснено как «a place where one can hide out»; прилагательное next-door «соседний» имеет синоним neighbouring, который может быть объяснен как «refemng to people (or their property) who live next door».
Предсращения, строящиеся на основе сочетаний значимых частей речи и представляющие, таким образом, сочетание двух понятий, соотносимы с понятием предсращения и предпонятия у Ж. Пиаже. Характерная особенность предпонятий, по Ж. Пиаже, «состоит в том, что они расположены где-то на полпути между обобщенной природой понятия и индивидуальностью составляющих его элементов, не являясь по сути дела ни тем, ни другим» [Пиаже 2004: 141]. Интеграция понятий, наблюдаемая при образовании сращений в результате понятийной компрессии, в случае предсращений не является завершенной. Анализ эмпирического материала показал, что единицы, рассматриваемые нами как предсращения, имеют, как правило, дефисное написание. Таким образом, можно говорить о том, что двухкомпонентоность и дефисное написание являются формальными признаками при идентификации предсращений.
PC в разговорной речи
Общая тенденция к экономии языковых усилий проявляется в разговорном языке в том, что люди, сами того не замечая, стремятся к упрощению фонетической формы слова. В отличие от PC в речи детей и при восприятии иностранной речи, сращения, образуемые в повседневной речи, не отличаются по значению от соответствующих им цельнооформленных наименований.
Наиболее активно тенденция к сращению привычных словосочетаний проявляется в английской разговорной речи, например, aight a ight aiight all right, coulda could have, gahead go ahead, getirdun get it done, helluva hell of а и др. Возникновение подобных единиц подпадает под действие «гипотезы о линейной фузии» (Linear Fusion Hypothesis), согласно которой «используемые вместе элементы соединяются воедино» [Bybee 2002: 113]. Автор данной гипотезы Дж. Байби исходит из того, что часто встречающиеся в речи сочетания слов имеют тенденцию к слиянию, фузии. Заметим, что эта идея не нова, еще О. Есперсен писал: «Когда слова повторяются друг за другом, звуки одного из них часто переходят в другое» [Jespersen 1964: 281] (перевод мой - О. К.). Дж. Байби подробно останавливается на сочетаниях английских существительных с примыкающими к ним предлогами. Если какое-либо существительное часто встречается с определенным предлогом, можно с большой долей вероятности предположить, что они объединятся в одно целое. Таким же образом образовались want to wanna, have to hafta, got to gotta, берущие свои истоки в американском английском, но уже получившие распространение в разговорной разновидности современного британского английского [Pinker 1994: 179]. Несмотря на то, что отдельные авторы [Kabak 2006] считают гипотезу линейной фузии не вполне состоятельной, поскольку она учитывает только частотность и сочетаемость языковых единиц без привлечения других характеристик, существование в современном разговорном английском языке единиц типа wanna, hafta, helluva свидетельствует о ее действенности.
Возникающие в разговорной речи сращенные единицы проникают и в другие языковые сферы, например, в язык СМИ: «The company owns one of the world s best newspapers. The company s coulda-woulda-shouldas of the past 15 years will volume» (Businessweek, July 2, 2006). Существительное coulda-woulda-shoulda образовано на базе трех речевых сращений и имеет значение «something that could have or should have happened». Разговорная форма gotcha ( gotchu got you) использовалась в качестве названия теленовеллы, а также как заголовок статьи в газете «Sun», описывающей потопление британским флотом собственного корабля во время войны на Фолклендских ост-poBax[Crystal 2005: 275] .
В язык художественной литературы описываемые единицы попадают в качестве слов, принадлежащих отдельным персонажам, например, «It took а helluva lot more, that a few drinks» (J. Greene «Unsuitable Company») или «Why? What are you gonna do to her?» (E. Welty «A Curtain of Green»).
Описанные выше PC, возникающие в повседневной коммуникации, заняли место в ментальном лексиконе носителей языка и уже стали достоянием разговорного стиля. Некоторые из них встречаются в словарях английского языка с пометой «разговорное», а также в словарях новых слов. В разговорной, повседневной речи возникает гораздо большее количество сращений, которые остаются незафиксированными. Проследить, в каких ситуациях такие единицы возникают и какие сочетания чаще других подвергаются сращиванию, помогают художественные произведения, авторы которых намеренно прибегают к слиянию сочетаний слов, произнесенных под воздействием каких-либо эмоций и ставших в этот момент для говорящих неразделимым целым. Наглядный пример встречаем в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Совершенно пожелтев, продавщица прокричала на весь магазин: - ПалосичШалосич!... Павел Иосифович уже спешил к месту действия». Подобный прием использует и Д. Рубина в книге «На солнечной стороне улицы»: « - Рома, беги сейчас же к Юрькондратъичу, займи еще тыщу. Этим часам цены нет! Им цена десять кусков, а она три просит». В возбужденном состоянии люди произносят как одно слово не только имена и отчества хорошо знакомых им людей, но и другие «обкатанные» постоянным употреблением словосочетания. Так, любимым словом одного из героев произведения «When the Green Woods Laugh» Г. Бейтса было «Yessir», вне зависимости от того, в какой ситуации он находился и с кем разговаривал. В повести «Роковые яйца» М.А. Булгаков описывает эпизод, когда начали одна за другой «издыхать» куры попадьи Дроздовой. Одна из женщин, увидевшая мучающихся птиц, воскликнула: «Господисусе! ... Это что ж такое делается? Одна резаная кровь. Никогда не видела, с места не сойти, чтобы курица, как человек, маялась животом». Подобные восклицания встречаются и в художественных произведениях англоязычных авторов: «Aaron could hardly believe it. Chris, Jerry manipulated me out, for chrissakes, it s as simple as that» (O. Goldsmith «The First Wives Club» или: «Call him back and ask to meet you in the fountain. Ohmygod» (H. Fielding «Bridget Jones. The Edge of Reason»). Часто повторяемые в сердцах выражения становятся единым целым в восприятии людей: « Dammif, Mr Jerebohm said, I thought the hunt took care of the foxes » (Bates H.E. «When the Green Woods Laugh»). Окказиональные сращения могут отражать не только возбужденное состояние героев, но и, напротив, усталость и даже сонливость как у X. Филдинг: «Had no time to discuss Thailand, Rebecca, love, anything. Oof. Sleepynow».
PC в повседневной речи возникают как аналоги соответствующих словосочетаний, имеющих цельнооформленное написание. В понятийном отношении эти единицы наиболее динамичны, поскольку одна и та же форма может наполнятся разным содержанием в зависимости от контекста и индивидуальных особенностей говорящего. Так, восклицания типа господисусе, ohmygod могут выражать удивление, восторг, испуг, раздражение.
Несмотря на то, что слова-сращения возникают и функционируют в различных сферах, соотносимых с разными областями жизни человека (см. рис. 3), действие словосращения в русском и английском языках определяется двумя основными факторами: 1) механическим сращиванием компонентов внутри одного фонетического слова с преобладанием проклитической тенденции, проявляющейся в сращении опорного компонента и стоящего перед ним клитика; 2) стремлением к понятийной компрессии, обусловливающей образование слов-сращений на основе принципа концептуальной интеграции. Хотя речевая часть когнитивного пространства менее дифференцирована, чем языковая, заполняющие ее единицы не менее интересны в понятийном отношении, что связано с прямой отнесенностью речевых сращений к индивиду и его сознанию.
