Содержание к диссертации
Введение
1. Из истории зарубежной маринистики
1.1. Основные этапы развития литературной маринистики в Англии 17
1.2. Традиции и новаторство американской маринистики 31
2: Становление и развитие русской литературной маринистики 41
2.1. Героика и патриотизм маринистики Н.А.Бестужева, А.А.Бестужева-Марлинского, Н.П.Давыдова, В.И.Даля 44
2.2. Жанр морского путешествия в русской литературе: очерки И.А.Гончарова и Д.В.Григоровича 54
2.3. Национальная маринистика в творчестве К.М.Станюковича 60
2.4. Документалистика героической военно-морской летописи России как главный источник русской маринистики 70
2.5. Развитие традиций отечественной маринистики в литературе XX века. Русские первопроходцы в романе И.Ф.Кратта «Великий океан» 74
3. Морская тема как ведущая в творчественовороссийских авторов 81
3.1. Литературное воплощение героического образа моряка-черноморца в рассказах Г.В.Соколова 82
3.2. История и проблемы современного Черноморского флота в сборнике морской прозы «Идущие через океан» 115
3.3. Поэтическая маринистика Евгения Цыганко 127
3.4. «Город норд-остов» в творчестве новороссийских поэтов 152
Заключение 169
Список использованных источников
- Традиции и новаторство американской маринистики
- Жанр морского путешествия в русской литературе: очерки И.А.Гончарова и Д.В.Григоровича
- Документалистика героической военно-морской летописи России как главный источник русской маринистики
- История и проблемы современного Черноморского флота в сборнике морской прозы «Идущие через океан»
Введение к работе
Актуальность исследования процесса социализации обусловлена теми глобальными переменами, которые произошли за последние десятилетия. Они затронули различные стороны жизни общества, привели к изменению привычной системы ценностей, к трансформации основных институтов социализации, к смене семейной идеологии.
Особенно остро эти процессы отражаются на социализации подростков, оказавшихся в зоне социального и экономического неблагополучия. Как следствие, с начала 90-х гг. XX века в российском обществе проявилась и стала актуализироваться проблема адекватных способов взаимодействия взрослых и подростков, повлекшая за собой рост таких отклонений в процессе социализации, как уклонение от учебы, бродяжничество, курение, ранняя алкоголизация, наркомания, суицид.
Особенности социализации современных российских подростков связаны с появлением новых факторов риска. К этим факторам можно отнести, во-первых, общественные факторы, связанные с усиливающимся влиянием культа силы, потерей престижа честного труда, наличием негативных традиций (алкоголизма, употребление наркотиков), формальной заинтересованности и практической инертности общества и институтов социализации в обеспеченности необходимыми условиями для успешного вхождения в социум новых поколений россиян; во-вторых, семейные, определяемые изменениями социально-экономических условий функционирования семьи; в-третьих, индивидуальными, обусловленными психосоматической структурой личности подростка, склонного к агрессии, импульсивным действиям, неоправданному риску, отсутствием знаний о факторах риска, часто заниженной самооценкой подростков.
Как свидетельствуют результаты социологических исследований, ценностные ориентиры в понимании подростками жизненных перспектив стали замыкаться на материальном благополучии и условиях удовлетворения личностных потребностей. Подростки, как будущие активные участники всех социальных процессов, в условиях рыночной экономики на примере своих родителей видят и воспринимают факт превращения человека в товар; свои жизненные силы они воспринимают как инвестицию, которая может и должна принести ему максимальную прибыль.
Несмотря на то, что социальная политика Российского государства главной целью считает обеспечение социализации подростков, их интеграцию в общество, на практике наблюдается регрессивная динамика большинства социальных индикаторов, отражающих социальное неблагополучие подростков.
Дисбаланс между институтами социализации снижает способность усвоения подростками социальных и моральных норм и приводит к тому, что в общей структуре правонарушений доля преступлений несовершеннолетних в группе и повторных преступлений достаточно высока. Так, например, по
Белгородской области число повторно совершивших преступлений подростков в 1999 году составило 11% от общего числа, а в 2010 году - 21,8%. Достаточно высоким остается процент преступлений, совершаемых подростками в группе (42,0%). Распространение практики потребления, усиление ориентации на материальные ценности не только изменили состав правонарушений подростков, но и привели к утверждению консюмеризма в индивидуальном самоосуществлении и нахождении своего места в системе образования и профессионально-трудовой деятельности.
Таким образом, актуальность исследования обусловлена противоречиями практики социализации подростков, в которой явно проявляются разногласия между агентами социализации, что сопровождается отказом подростков от следования культурным моделям поведения старшего поколения. Такая ситуация делает необходимым обращение пристального внимания к социализационным траекториям подростков, к пониманию их групповой специфики в отличие от других социальных групп, что неизбежно приводит к обращению к ценностным основаниям непосредственной социальной среды.
Степень научной разработанности проблемы в истории социологического знания имеет для диссертанта особую значимость, связанную с тем, что преемственность поколений обеспечивает развитие общества. Если классики социологии - М. Вебер, Э. Дюркгейм, О. Конт, К. Маркс, Р. Мертон, Г. Спенсер, П. Сорокин определили противоречивую природу социализации и ее социокультурный смысл, то их последователи Ф. Гиддингс, Дж. Мид, Р. Парк, Т. Парсонс, Г. Тард конкретизировали проблемы социализации в собственно социологическом значении этого понятия, обратив внимание на механизм освоения социальных норм через взаимодействие. В XX веке Э. Гидденс, М. Мид, Н. Смелзер, Э. Эриксон и другие актуализировали изучение проблемы взаимосвязи человека и культуры, интеграции индивида в социальную систему посредством интериоризации социальных и культурных норм.
В отечественной науке социологические знания о подростках накапливались в рамках социологии молодежи, которая выявила ряд проблемных точек, связанных с образованием, воспитанием, семьей, особенностями социализационных процессов. В центре исследований социологов оказались проблемы изучения социального статуса молодежи, включенности в социальную структуру общества, положения в сфере образования, труда, досуга. Социологи фокусировали свое внимание на характерных особенностях и стилях жизни отдельных молодежных групп: рабочей молодежи (В.Г. Алексеева, Т.П. Богданова, Г.А. Калкей, Л.Н. Коган, И.Л. Корнаковский, Б.С. Павлов, О.И. Павлова и др.); городской молодежи (Э.К. Васильева, Г.Л. Зверева, Г.Ф. Науменко, Г.И. Осадчая, Л.П. Селеня, М.Ю. Сибирева, В.Н. Скриптунова, И.В. Цветкова и др.); сельской молодежи (СВ. Ахметвалиева, П.М. Ельчанинов, Б.В. Князев, И.Т. Левыкин, П.А. Михеев, И.М. Слепенков,); «неформальной» (девиантной) молодежи (Е.Н. Барябина,
Г.И. Забрянский, Е.Д. Иванникова, А. Коен, И.В. Кофырин, А.Л. Салагаев, А.В. Федотова и др.), детей-инвалидов (Д.В. Зайцев, Г.Г. Карпова, Э.К. Наберушкина, В.В. Печенкин, Е.Р. Ярская-Смирнова и др.).
Новая социальная ситуация вызвала к жизни новые направления в области молодежных исследований: занятость молодежи (Г.П. Бессокирная, Ю.А. Зубок); новые формы потребительского поведения (B.C. Магун); проблематика бездомных (В.В. Журавлев) и безнадзорных (Л.В. Акимова, Л.В. Дулинова, М.В. Литвяков); экономическое положение молодежи в условиях реформ (О.А. Кислицына, В.И. Чупров); вторичная социализация и профессионализация молодежи (И.А. Ильяева); вопросы адаптации творчески одаренных детей и молодежи (Е.Ю. Лукаш, P.P. Шаяхметова) и т.д. М.К. Горшков и Ф.Э. Шереги на базе уникального эмпирического материала предложили к рассмотрению свой социологический портрет современной молодежи.
Демографические проблемы, увеличение количества социальных сирот, снижение социализационных функций семьи и школы актуализировали исследования социализационных траекторий подростков. С.Н. Майорова-Щеглова обратила внимание на парадоксальное сцепление несочетаемого в социализации в современной социокультурной ситуации России. О.Ю. Андриенко, А.В. Батыкова, М.В. Виноградова, Н.П. Гришаева, И.Ф. Дементьева, Е.Н. Икингрин, Г.А. Кантемирова, Т.И. Морозова, Е.Н. Пронина, Ю.Е. Руденская, Н.А. Янковская и др. в качестве особого предмета исследований взяли проблемы социализации подростков в семье и школе.
В российской социологии стало формироваться особое направление, связанное с изучением социализационных траекторий молодежи, начало которому было положено А.И. Ковалевой, что послужило толчком для написания ряда диссертационных исследований (В .В. Богданова, О.В. Дядиченко, И.А. Потемкина и др.), имеющих междисциплинарный характер.
Однако, несмотря на обилие работ и разнообразие тематик, за пределами социологического осмысления остаются вопросы, связанные с кардинальными институциональными изменениями в нашей стране за последние десять лет, которые привели к изменению социализации не только отдельных личностей, но и социальных групп, возрастных когорт. В этой связи социологическая интерпретация ценностных оснований воздействия на социализационные траектории подростков в условиях трансформации общества и определяет поле данного исследования и конкретизирует его проблему, связанную с противоречием между потребностями общества в адекватной передаче социального опыта от поколения к поколению, актуализацией традиционных методов воздействия и инновационными технологиями влияния основных агентов социализации на социализационные траектории подростков.
Объект исследования - подростки в возрасте 14-17 лет.
Предмет исследования - социализационные траектории подростков (региональный аспект).
Цель исследования - выявить социально-значимые типы социализационных траекторий подростков. Задачи исследования:
описать границы объекта и предмета исследования на основе систематизации основных идей предшествующих западных и отечественных социологических теорий социализации личности;
конкретизировать социокультурные основания социализационных траекторий, опираясь на социологическую интерпретацию теорий социализации подростков;
предложить модель социализационных траекторий подростков, детерминируемую внешними и внутренними факторами социализации в условиях трансформирующегося общества;
выявить социокультурные ресурсы и препятствия регионального социального контекста формирования социализационных траекторий подростков;
5) осуществить типологизацию социализационных траекторий
подростков по результатам собственного эмпирического исследования и
информации, полученной другими авторами;
6) выделить значимые для социализационной практики типы
траєкторного развития подростков.
Гипотеза исследования базируется на предположении о том, что социально-значимые типы социализационных траекторий обусловлены новыми ценностными основаниями, определяющими специфику включения подростков в культуру.
Теоретико-методологическую основу диссертации составила ориентация на основные направления исследования социализации в истории социологического знания (структурно-функциональный анализ, понимающая социология, символический интеракционизм, феноменологическая социология) и социально-антропологический и социокультурные подходы, применяемые в современном научном знании (А.С. Ахиезер, С.Г. Кирдина, Н.И. Лапин, П.А. Сорокин, Д.К. Танатова и др.). Методологическая сущность социально-антропологического подхода, на который опирался диссертант, определила направление и способ исследования, состоящие в том, что, во-первых, диссертант обратил внимание на процессуальность изменения социокультурного пространства социализации под влиянием поведения подростков, их ценностей и ментальных установок, в результате сложившихся традиций и новаций в отношениях с другими людьми), во-вторых, приобретение подростком социальности (субъектности) всегда облекается в определенные формы культуры, способствующие формированию личностности и индивидуальности (культурности) подростка. Социокультурный подход применялся для осмысления результатов процесса социализации, происходящего в том или ином культурном контексте, в котором базовые культурные факторы (образ жизни, образование, язык, принятые формы
социального поведения) унифицируют и одновременно типизируют социализационные траектории.
В основе исследования лежит концепция траекторией модели социализации молодежи А.И. Ковалевой. Методология инструментария эмпирической части исследования и операционализация основных понятий строились с учетом теоретических положений Г.С. Батыгина, И.Ф. Девятко, Г.Г. Татаровой, Ф.Э. Шереги, В.А. Ядова, В.Н. Ярской. Эмпирическую базу исследования составили:
- анализ материалов официальных и специальных статистических
источников, в том числе материалы ведомственной социальной статистики
органов внутренних дел Белгородской области за 1999-2010 гг.;
- данные анкетного опроса «Состояние социализационных траекторий
подростков (региональный аспект)» (N=1000 подростков, 355 родителей и 100
учителей школ г. Белгорода и г. Губкина Белгородской области, 2006).
Репрезентативность обосновывалась выбором школ трех типов (средняя школа
с повышенным статусом; средняя школа; основная школа - 9 классов) на
основе гнездовой и квотной выборки;
- данные повторного анкетного опроса подростков, учителей и родителей
в тех же школах г. Белгорода и г. Губкина (подростки N=200, учителя N=50,
родители N=50, 2010);
- данные экспертного опроса (члены комиссии по делам
несовершеннолетних и методисты управления образованием N=15, 2010);
- данные нестандартизированных интервью с директорами средних школ,
начальных и средних профессиональных учебных заведений (N=15, 2010);
- вторичный анализ исследования Фонда «Общественное мнение»
«Поколение XXI в.: структура и среды достижительных стратегий» под
руководством Л.А. Паутовой («Оценка школьного образования» N=2000, 2010;
«Отношение к ЕГЭ», N=2000, 2003-2009; «Ключевые установки молодежи»
N=34000, 2008-2009).
Достоверность результатов исследования обусловлена сочетанием количественных и качественных методов и сопоставимостью полученных данных с выводами других исследований, близких по тематике.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:
предложена авторская интерпретация понимания социализационных траекторий в рискогенных условиях российского общества, определяющих границы их пространственно-временных координат;
определены направления исследования объективных и субъективных условий и факторов и обозначены основы типологизации социализационных траекторий;
дана авторская модель исследования социализационных траекторий подростков и в дискурс научных исследований введены по-новому осмысленные критерии типологизации;
выявлена региональная специфика социокультурного контекста формирования социализационных траекторий подростков;
охарактеризовано влияние специфических форм взаимодействия традиций и новаций на социализационные траектории, установлены тенденции изменения ориентации подростков на развитие своей субъектности, личностности и индивидуальности и заложены основы типологизации социальной практики;
представлена авторская типология социализационных траекторий подростков, их ценностные основания и направления использования типологии в деятельности субъектов социализации.
Достоверность и обоснованность результатов исследования определяется сочетанием качественной и количественной стратегии работы диссертанта над теоретическим и эмпирическим материалом, накопленным в зарубежной и отечественной социологии; доказательностью выдвигаемых теоретических положений, согласованностью теоретических и эмпирических социологических методов; корректным выбором способов интерпретации полученных собственных эмпирических данных и данных вторичного анализа исследований подростков, проведенного другими исследователями.
В ходе проведения теоретического и прикладного социологического исследования получены научные результаты, формулируемые автором диссертации как Положения, выносимые на защиту:
Изменения социализационного процесса в современном российском обществе расширяют и видоизменяют границы социализационных траекторий (внешняя среда, субъектность, диспозиция личности по А.И. Ковалевой). Внешняя среда оказывается подвержена унифицированному аспекту культурной глобализации, деперсонификации современной коммуникации, субъектность испытывает на себе влияние процесса индивидуализации, внутренних превращений субъекта, диспозиция видоизменяется под влиянием «кластеров коммуникации», формируя новые типы социальных взаимодействий, что ведет к диспозиционной асоциальности. Отсюда расширение границ социализационных траекторий, которое диссертант связывает с двумя социокультурными основаниями: отношениями подростка с другими, ценностными отношениями к себе и другим и постоянно изменяющимися потребностями «быть» и «иметь».
Целостность рассмотрения социализационных траекторий подростка обосновывается социологической интерпретацией педагогических, культурологических, психологических и социально-психологических теорий подросткового периода социализации. Анализ трансформации социокультурных оснований социализации - способов действий по отношению к другим и к себе и ценностной идентификации себя в системе отношений, дал возможность диссертанту предложить понимание социализационных траекторий подростков как стремление к статусной определенности в социальных отношениях. В условиях кризиса ценностно-нормативной системы
российского общества, связанного: а) с увеличением различий субъективных оценок социальными группами перспектив общественного развития; б) с изменением ценности семьи и школы, как институтов, стабилизирующих социальные процессы в обществе, ценностей коммуникации и общения подростков с другими людьми; в) с нарушением взаимодействия традиционных и инновационных форм передачи социального опыта, изменился жизненный цикл в формировании социализационных траекторий подростков. Их унификация и универсализация предполагает поиски новых вариантов пространственно-временных координат для типологизации.
3. За основу алгоритма построения модели социализационной траектории
подростка диссертант взял жизненный цикл развития субъектности подростка с
одной стороны, определяемой его личностными диспозициями, с другой -
обусловленной семьей, референтными и досуговыми группами, системой
образования, профессиональной структурой общества, находящимися под
влиянием постоянно меняющихся социальных практик. Анализ изменений в
ценностных основаниях социокультурной системы позволил найти устойчивые
комбинации множества признаков сочетаний свойств подростков и выделить в
декартовой системе координат пространство вариантов возникающих и
развивающихся потребностей подростков, располагающихся на осях «быть» и
«иметь» и пространство вариантов социальных отношений, располагающихся
на осях «Я» - «Другие» и «Я как ценность» - «Другие как ценность». Сложность
типизации по двум основаниям, бесконечное множество вариантов
социализационных траекторий предполагает проверку предложенной гипотезы
в эмпирическом исследовании и поиски технологий социализирующего
влияния различными акторами социализации.
4. Диссертант обосновывает необходимость выделения региональной
специфики социализационных траекторий подростков на основе данных
социальной и криминальной статистики и анализа вторичной информации по
социализации подростков. Региональные трансформации социальных
отношений в России происходят, с одной стороны, под влиянием инноваций
сверху и снизу, а с другой - достаточно сильными региональными традициями.
Специфика социализационных траекторий подростков в Белгородской области
определяется социокультурными ресурсами и негативными последствиями
трансформации ценностных оснований, определяющих пространство вариантов
траєкторного развития подростков. Первые связаны с благополучными
социально-демографическими показателями (по Центральному федеральному
округу 2-3 место), с достаточно высоким уровнем образовательной системы (10
место среди субъектов РФ), и низкой численностью населения с денежными
доходами ниже величины прожиточного минимума (10,3%, 3 место по
Центральному федеральному округу). Вторые - с закономерностями развития
подростковой преступности в Белгородской области, которые не отличаются от
общероссийских (повышение удельного веса преступлений
несовершеннолетних в общем объеме преступности, сближение мотивационной структуры подростковой и взрослой преступности, омоложение преступности).
Основы типологизации социальной практики диссертант видит в современном культурно-историческом контексте российского общества, разворачивающемся под влиянием традиционных и инновационных изменений, в результате чего возникает несколько социальных конструктов, связанных с разнообразием жизненных притязаний подростков - реалистическими, ориентирующимися на пример отцов, идеалистическими, связанными с биографическими стремлениями к самоутверждению собственной уникальности, реализующейся в условиях всеохватывающей индивидуализации образа жизни, негативистскими ценностными ориентациями, обуславливающими возникновение противоречий с родителями, учителями, сверстниками, безразличной самоидентификации, характеризующей цели, принципы, самооценку и самодостаточность подростков. Сравнительный анализ мнений респондентов (подростков, родителей и учителей) позволил подтвердить изменения в траекторном развитии подростков под влиянием сочетания традиций и новаций в трансформирующемся социуме, а объективные факторы и субъективные притязания подростков - специфику их включения в образовательную и профессиональную деятельность. Основные тенденции траєкторного развития связаны: а) со снижением традиционных факторов, обуславливающих достижение жизненных целей, что ведет к снижению успеваемости и изменению ориентации на выбор профессии; б) ослаблением ориентации на семью и школу, что приводит к увеличению правонарушений вне этих институтов социализации; в) реструктуризацией отношений с другими; г) увеличением вариативности ценностей, определяющих разнообразие притязаний.
Оценка динамического изменения состояния социализационных траекторий подростков позволила выделить социально-значимые для практики четыре типа социализационных траекторий - притязательную, образовательно-трудовую, поведенческо-ситуативную, социально-диспозиционную, которые определены границами нашего объекта исследования - подростками 14-17 лет, характеристиками их возрастных свойств, полом, степенью успеваемости в образовательном учреждении и изменением количественных показателей принадлежности подростков к тому или иному типу.
Теоретическая и практическая значимость работы. Основные теоретические выводы, полученные в результате проведенного исследования, могут использоваться для расширения предметного поля социологии молодежи и социологии образования; для дальнейшей разработки концептуальных и теоретико-методологических положений анализа динамики социализационных траекторий в подростковой среде; в подготовке и проведении мониторинговых исследований по проблемам изучения социализационных траекторий; при разработке и чтении учебных курсов по социологии молодежи, социологии образования, социологии личности и других дисциплин, а также при
подготовке вариативных и факультативных курсов по проблемам социализации подростков.
Практическая значимость выделенных типов социализационных траекторий состоит для субъектов социализации подростков (семьи, школы и социокультурной деятельности различных социальных групп) в том, что позволит предпринимать корректирующие воздействия на социализационные траектории подростков.
Материалы исследования могут представлять интерес для практических работников, занимающихся проблемами подростков, средств массовой информации, формирующих общественное мнение; использоваться органами федеральной и региональной власти для совершенствования молодежной политики.
Апробация исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в 12 публикациях общим объемом 13,1 п.л., в том числе в трех статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых журналах, определенных Высшей аттестационной комиссией Министерства образования и науки Российской Федерации. Отдельные результаты и выводы диссертационного исследования представлены в выступлениях на Международной научно-практической конференции «Развитие интеллектуального потенциала поколений регионов в трансформирующемся российском обществе» (Губкин, ноябрь 2010 г.); Всероссийской научной конференции «Мировоззренческие и поведенческие стратегии разных возрастных групп в российском обществе» (Саратов, июнь 2010 г.); XIV Краевой научно-практической конференции «Космос и одаренность» с международным участием (Железногорск, август 2005 г.); Международной научной конференции «Диагностика и прогнозирование социальных процессов» (Белгород, апрель 2005 г.).
Положения и выводы диссертации обсуждены на заседании кафедры социологии Московского гуманитарного университета.
Структура работы. Диссертационная работа состоит из введения, двух глав, включающих шесть параграфов, заключения, списка литературы, приложения.
Традиции и новаторство американской маринистики
«Морским разбоем не брезговали и боевые фрегаты; каперство как система существовало и в XIX веке, военные корабли нападали на торговые суда, которые затем продавались через адмиралтейство, а доход делился между членами команды в соответствии с чинами» [109; 45-46].
Причем выбирали пираты «слабо защищенные суда, ... они безжалостно убивали и команду, и пассажиров, если не могли получить за них выкуп» [109; 76]. Вот как описывает такую ситуацию Дефо в романе о пиратских приключениях «славного» капитана Сингльтона: «Изрубивши в куски человек двадцать пять, захваченных ими на палубе, они бросили несколько гранат в рулевое помещение, а затем вошли туда. Тогда португальцы сразу же запросили пощады, и мы завладели судном...» [42; 114]
В творчестве Марриета романтический изгой уступает место человеку, ощущающему себя «встроенным» в социальную эпоху. В то же время марриетовский герой охвачен романтикой океанского странствия. Ни у Дефо, ни у Скотта нет персонажей, которые бы грезили о море, убегали из дома только для того, чтобы стоять на качающейся палубе [112].
Принципиально по-новому, по сравнению со своими предшественниками, изображает писатель экипаж корабля: здесь уже отсутствует монолитность команды, персонажи индивидуализируются, отсутствует показное единство, нет идеализации моряков, все они разные, обладающие противоречивыми характерами.
Марриетовский корабль — это и место службы, и жизненное пространство, которое не всегда вызывает положительные эмоции, на новичка его каюты производят впечатление застенка. Морское судно является частью общества —" на нем действуют те же законы, что и на суше. А пространственная ограниченность корабля лишь усугубляет пороки и агрессию. Марриет показывает жестокую государственную систему, царившую на британских военных кораблях, и детально изображает внутреннюю служебную иерархию флота, ориентируясь на принцип достоверности.
Таким образом, морская проза Марриета превращается из романтически-возвышенного в реалистическое повествование о своеобразной социальной среде, «особость которой объясняется оторванностью судна от берега, но с точки зрения социума являющейся уменьшительной копией взаимоотношений на суше» [111; 198].
Кроме этого, Марриет разрабатывает еще одно ставшее уже традиционным направление в развитии морского романа — «пиратское». Мотив пиратства в британской литературе восходит к XVI веку. Тогда отношение к пиратам было двояким: никто не хотел встретиться с «морскими волками» в открытом океане, но на суше они были овеяны ореолом «джентльменов удачи» [117; 28], да и флибустьерский путь накопления богатства был ничем не хуже любого другого. Роман «Пират» (1836) совершенно в ином ключе представил этот феномен: не как авантюру и удаль, а как преступление и последующее за ним неизбежное наказание.
Занятие пиратством разрушает душу капитана Каина, превосходящего сообщников «своей жестокостью и презрением ко всем заповедям религии» [67; 420], а безнаказанность его кровавых злодеяний провоцирует психологическое состояние абсолютной вседозволенности.
Марриетовский морской роман в его различных модификациях является началом новой для литературы XIX века традиции. «Романы его, как амфибии, живут на воде и подчас касаются суши, где им, к сожалению, приходится очень не сладко... Герои его не живут, а несут службу, они движутся между небом и водой, и это небо и эта вода замыкают границы их жизни» [134; 18], — так судит о Марриете последний из выдающихся писателей-маринистов XIX столетия Джозеф Конрад, который, пройдя за двадцать лет все ступени морской службы — от матроса до капитана — и, сделавшись писателем, воспел «романтику и полную суровых приключений жизнь на море» [113; 95].
Главной заслугой Джозефа Конрада стала трансформация традиции жанра морского романа, предложенной Марриетом. Океан выступил для него не только частью его личной, но и писательской судьбы [48]. В предисловии к «Морским повестям и рассказам» английский маринист заметил: «В море я нашел подлинный смысл своего существования задолго до того, как захотел написать хоть одну строку, или почувствовал самую смутную потребность в самовыражении посредством печатного слова. Жизнь моря стала моей жизнью» [53; 18].
У Дж. Конрада совершенно иная, нежели у его предшественников, интерпретация таких жанровых констант морского романа, как океанская стихия, корабль, моряк. «Служба на флоте предоставила Конраду уникальную возможность не только в подробностях узнать жизнь моряков, но и увидеть, чем реально была Британская империя, которая ... рисовалась многим англичанам «аванпостом цивилизации» [26; 378-379].
Если Марриета интересует весь комплекс морской судьбы, и его герой, пройдя суровую школу на корабле, нацелен на дальнейшую жизнь, то Конрада притягивает смертельная схватка человека с океаном, постоянно испытывающим личность на прочность. Героев Конрада «объединяет духовная одержимость, безотложная необходимость решить самые важные, самые жгучие нравственные вопросы бытия. Тайна удела человеческого, тайна личности, характера — центральная проблема в романах писателя» [26; 379].
Жанр морского путешествия в русской литературе: очерки И.А.Гончарова и Д.В.Григоровича
Не случайно именно в уста простого русского моряка марсового Кирюшкина автор вкладывает слова: «Я российский и российским и останусь» [107; 265], «Лучше последней собакой быть дома, чем в вашей. Америке...То ли дело Россия-матушка...» [107; 266]
Многие персонажи рассказов К.М. Станюковича говорят о беспредельной любви к Отчизне. Вроде бы и неплохо живется на чужбине героине рассказа «Пассажирка» (1892), бывшей крепостной Аннушке, но чужая сторона остается «чужой», и женщина жалуется матросам, что ее тянет домой.
Решительно отказывается остаться на берегу во французском госпитале умирающий от чахотки молодой матрос Иван Артемьев из рассказа «Между своими» (1890), предпочитая закончить свои дни на родном корабле: «Уж ежели бог не пошлет мне поправки, дозвольте хоть умереть между своими, а не на чужой стороне» [106; 25].
Герои К.М. Станюковича чрезвычайно разнообразны. Персонажи эти не статичны, а изображены в динамике. Прошка Житин из рассказа «Человек за бортом!» (1887), лодырь и вор, презираемый офицерами, потчующими его бранью и побоями, и не любимый товарищами, считающими его неисправимым, бросается за борт, рискуя собственной жизнью, чтобы спасти того, кто отнесся к нему по-человечески. Из труса и рохли матрос Житин на глазах читателя превращается в человека, способного на поступок. А все потому, что Егор Шутиков, всеобщий любимец, балагур и песенник, однажды ласково, по-дружески поговорил с Прошкой и предложил свою помощь. Этого участия хватило, чтобы Житин, слабый и обиженный судьбой, привязался к Егору и в трагический момент бросился ему на помощь. «С этого дня Прошка перестал быть прежним загнанным Прошкой и обратился в Прохора» [105; 24].
Приведенный фрагмент — это уже не только психологически верное исследование изображаемого характера и взаимоотношений между русскими матросами, но и знак высокого литературного таланта автора.
С большой художественной убедительностью писатель впервые в отечественной литературе показал прекрасный облик простого матроса, его удивительную доброту и природную живость ума.
В рассказе «Отплата» (1898) старый отставной матрос Андрейка Кирюшкин вспоминает о «первом по зверству капитане» [105; 238]. Никандре Петровиче Быстрове, прославившемся на весь балтийский флот «боем и шлифовкой» [105; 238]. Отношение к матросам у Ястреба (так прозвали страшного командира моряки) изменилось в связи с трагическим случаем. Грозного капитана спас от смерти вестовой Антон Тепляков, не раз страдавший от жестокости командира. На вопрос товарищей о том, как же его угораздило спасти своего «злодея», Тепляков ответил: «Сперва не хотел... Вижу, откинуло его парусом от вельбота и тонет он... И как увидал он меня, то с такой ... тоской посмотрел — понял, мол, что не ждать ему от меня помощи, — что в тую же минуту жалость меня взяла, и я к нему... А он уж захлебнулся и под водой. Я за волосы и ... тут катер подошел ... и чувствую я ... теперь легкость на душе. А не спаси я его ... был бы вроде убивца...» [105; 245] С того времени суровый капитан «совсем другим человеком стал... И ожесточенность прошла... Вот каким родом матросик выправил Никандру Петровича...» [105; 246]
В «морской» прозе К.М. Станюковича симпатии читателя вызывают не только матросы, но и те офицеры, о которых рядовой состав команды отзывается с любовью. Такими героями являются старший офицер клипера «Чайка» Николай Николаевич, за человеческое отношение к матросам окрещенный прозвищем «Ласковый» («На «Чайке»); добрый и умный капитан Давыдов, прозванный матросами «Голубем» (повесть «Вокруг света на «Коршуне»); «сам прежде выученный битьем» [105; 28], никогда не обижающий матросов боцман Никитин, про которого матросы говорили: «Правильный человек Егор Митрич» [105; 28] (рассказ «Ужасный день»); командир Белобородов, не стерпевший крушения своего корвета («Гибель «Ястреба»); добросовестно исполняющий свой долг и переживающий о 1 состоянии флота старый адмирал Берендеев (повесть «Берег» и море») и многие другие. Все творчество писателя-мариниста, а «морские» рассказы особенно, соответствует реалистическому методу раскрытия характера. «Искусство воспроизведения человеческого характера позволило Станюковичу подняться в морских рассказах до больших типических обобщений, которые ( знаменовали собой огромный рост его мастерства и успех русской повествовательной прозы в целом» [22; 168]. «Морские» произведения К.М. Станюковича глубоко лиричны в своей любви к безграничным российским просторам и проникнуты волнующей морской романтикой как символом борьбы и свободы, красоты и мужества. «Море для Станюковича — не натура для пейзажиста романтика или I реалиста. Море — это естественная обстановка, в которой протекает жизнь и v работа» его тружеников [154]. «Современники называли К.М. Станюковича «Айвазовским слова»» [21; 261]. В лучших своих произведениях при описании моря «автор становится словно живописцем его» [21; 261]. Оно то бурное, то тихое, то гневное, то ласковое, но всегда манящее человека своей мощью и простором. Использование маринистом пейзажа как средства психологической
Документалистика героической военно-морской летописи России как главный источник русской маринистики
Усиление звучания темы подвига, массового героизма, преданности Родине, стойкости людей с «морской душой» в русскую маринистику привнесла Великая Отечественная война.
Определение тому, что такое «морская душа», дал Леонид Соболев, морская проза которого проникнута любовью и уважением к русскому моряку и его мужеству: «Морская душа — это решительность, находчивость, упрямая отвага и неколебимая стойкость. Это веселая удаль, презрение к смерти, давняя матросская ярость, лютая ненависть к врагу. Морская душа — это нелицемерная боевая дружба, готовность поддержать в бою товарища, спасти раненого, защитить командира...» [103; 108]
Все сказанное относится к центральному образу маринистики — образу военного моряка (и рядового матроса, и офицера) и может рассматриваться не только как некий конкретный образ, но и более широко — как обобщенное представление обо всем русском флоте.
При изучении характера моряка Черноморского флота на основе литературы о Новороссийске возникает необходимость включения в исследуемый контекст сборника документальных рассказов Георгия Соколова «Мы с Малой земли», посвященного легендарному десанту морских пехотинцев на мыс Мысхако и освобождению Новороссийска в 1943 году.
В книге Г.В.Соколова названо около двухсот фамилий героев, принимавших непосредственное участие в битве за Новороссийск, продолжавшейся более года. Персонаж каждого рассказа, вошедшего в сборник, — это сгусток силы воли, энергии, отваги всюду — на воде и на земле. Автору не надо было искать героев. Он сам принимал участие в атаках, рукопашных схватках и ночных рейдах в тылу противника и не по архивным материалам узнал полную опасностей боевую жизнь. Капитан Георгий Владимирович Соколов командовал ротой разведчиков, высадившихся на Мысхако вслед за отрядом Цезаря Львовича Куникова, и все семь долгих месяцев героической обороны находился на Малой земле.
Многие вопросы, отмеченные пристальным вниманием автора «Мы с Малой земли», освещаются в идейно и тематически близкой сборнику Г.В. Соколова документальной хронике генерал-лейтенанта И.С. Шияна «На Малой земле». Автор небольших по объему записок, также непосредственно принимавший участие в событиях на Малой земле, руководил тылом и описал «наиболее напряженные дни беспримерной новороссийской эпопеи» [127; 3]. Полные трагизма сцены перехода судов морем, подхода к Малой земле, освещение работы тыловых подразделений в самых горячих точках оставляют сильное впечатление благодаря простоте и правдивости документалиста.
Несмотря на то что оба произведения — и Г.В. Соколова и И.С. Шияна — имеют документальную основу, материал в них изложен по-разному. Если сборник Г.В. Соколова изображает события Малой земли художественно, через картины подвигов и судьбы ее героев, то хроника И.С. Шияна лишь фиксирует реалии военного времени: документальные факты, списки имен погибших, схемы расположения частей войск. Г.В. Соколов в своем повествовании идет от человека к событию, а И.С. Шиян сначала констатирует свершение исторического факта, а уже потом говорит о защитниках Малой земли.
Различен и подход писателей к сбору материала: фундаментом книги Г.В. Соколова явились воспоминания участников битвы на Малой земле, а основу хроники И.С. Шияна зачастую составляют архивные материалы Министерства обороны.
Такое разное освещение малоземельских событий в книгах «Мы с Малой земли» и «На Малой земле» взаимно дополняет друг друга и помогает составить истинное представление о реальных действиях отечественного флота и характерах героев десантников при освобождении Новороссийска в годы Великой Отечественной войны.
В связи с большей художественностью объектом данного исследования является сборник рассказов Г.В. Соколова «Мы с Малой земли», а историческая хроника И.С. Шияна выступает лишь в качестве иллюстрации, подтверждающей подлинность описанных событий.
Проблема восприятия и изображения характера русского моряка, типологический и поэтический аспекты данной проблемы и являются предметом настоящего исследования. Цель данной главы состоит в изучении и осмыслении идейно-художественной функции характера русского моряка через анализ, его типических черт и своеобразие поэтического воплощения в книге Г.В. Соколова.
Анализ характера русского моряка как оригинального исторического художественного явления с учетом его социально-исторических, национальных особенностей и художественно-выразительных возможностей значительно расширяет представление о новороссийской литературе.
Сборник рассказов Г.В. Соколова «Мы с Малой земли» — книга не только личных впечатлений автора, но и результат многолетних поисков оставшихся в живых фронтовиков, чьи воспоминания явились свидетельством беспримерного героизма черноморских десантников в битве за Новороссийск.
Преодоление трагизма событий, героическая интонация, обжигающая правда психологических переживаний, быт войны во всех его неприглядных реалиях, устремленность к правде придавали каждой документальной новелле особенные черты. Они обнажали нравственную биографию человека, проходившего на войне трудную школу жизни, перед лицом смерти проверявшего многие социальные и моральные ценности.
История и проблемы современного Черноморского флота в сборнике морской прозы «Идущие через океан»
Чтоб с ними повстречаться навсегда [34; 22]. Новороссийск — город-герой, поэтому военная тематика стихотворений сохранилась во все послевоенные годы, осталась до сих пор и, хочется верить, никогда не уйдет из новороссийской поэзии.
В лирике, посвященной военной поре, воспевается мужество защитников города, рассказывается о любви и преданности, об ушедших на войну и невернувшихся: Ты помнишь, как ночью, в предутренней мгле Матросы сражались на Малой Земле?.. Ты помнишь, как город родной и любимый Дрожал от огня, забинтованный дымом?.. [125; 40] Город в военной лирике является и фоном разворачивающихся событий, и одновременно — это главное действующее лицо, символ Родины, с которой связано все самое дорогое, светлое и трагическое. Новороссийск становится символом непрерывного жизненного движения, символом вечности. Читаем у Кронида Обойщикова: .. .Когда железные норд-осты Свистят, как пули у виска, Встают бессмертные матросы, На нас глядят издалека. Мой город весь в огнях салюта, Поет о подвиге волна. И на груди Цемесской бухты Огни горят, как ордена [34; 19]. Город-память в большей мере зависит от истории прошедшей, от истории, которая в плохом или хорошем неизменно возвращает нам воспоминания: В новороссийской стороне Все говорит вам о войне. Здесь, пулями со всех сторон Простреленный, стоит вагон... ... Над набережной в полный рост Здесь Неизвестный встал матрос. Война здесь так еще жива, Что в горле комом все слова. Лишь море катит буруны, Как будто не было войны [34; 20-21]. Великая Отечественная война оставила жестокий след в истории Новороссийска. Но город продолжал жить — его поэтическая аура менялась. И поэты стали посвящать строки своих стихов не только городу-солдату, но и городу-труженику, городу-порту, образ которого неразрывно связан с образом моря. В «городских» стихах новороссийских поэтов запечатлен уже другой облик города — облик рабочего Новороссийска, города-труженика. Появляются стихи — дань уважения и признательности жителям города, поднявшим его из руин и сделавшим его красивым и цветущим: По городу торопится весна, Дымят над бухтой заводские трубы... Крутая черноморская волна Целует берег в каменные губы [34; 29-30]. Тяжелейшие условия морского труда становятся объектом лирики Бориса Васильева, главной темой поэзии которого всегда было море: Пусть бывает, что в порт Судно входит С приспущенным флагом И ломаются ногти На руках, принимающих трос... Но мне хочется моря, Как деревьям живительной влаги, Как волны кораблю, Что у берега тиной оброс [19; 30]. «Маленький приморский городок — детище охрипшего причала» [6; 48] в лирике новороссийских поэтов символизирует собой тех, кто в нем живет и работает. Он — их родина, часть их жизни. Город в поэзии Новороссийска — это не только природа и архитектурные памятники, это прежде всего люди, его населяющие. Поэтому внимание поэтов направлено на духовные опоры жизни города как большой человеческой общности, на соприкосновение в нем природного и рукотворного.
И, наконец, еще один аспект лирического восприятия города: Новороссийск как собеседник, город-встреча, в котором встречаются люди и с которым встречаются люди... Город, который сам идет нам навстречу и открывается нам так, что мы начинаем узнавать его, как узнают человеческое существо. Таковым Новороссийск предстает в стихотворении Виктора Пахомова «Старые дома»: В безлюдной поздней тишине Они особенно красивы. Вот странный вензель на стене, Вот львы, укутанные в гривы. Кариатиды босиком О чем-то шепчутся украдкой. Неповторим здесь каждый дом. Промокший сквер покрыт брусчаткой... [82; 120] Город становится близким собеседником, но и тогда поэт не считает возможным обратиться к нему на «ты»: Новороссийца званьем дорожу — И не нужна мне родина другая. По городу без устали брожу, Его судьбу все глубже постигая. Непозволительно с ним быть на «ты». Пусть он" лишен особенного лоска, Всмотрись получше: улицы-черты Без грима мужественны, но не броски [34; 37]. В «городской» лирике следует отметить как традиции романтического, так и реалистического изображения. Зачастую город воспринимается поэтами уже не столько как живое пространство, сколько как определенное культурное сообщение, как текст, который необходимо постичь, разгадать. Он предельно семантически насыщен и наделен своей душой, своим характером, выступает хранителем воспоминаний в «Новороссийской поэме» Николая Татаркина: Луна над морем, Ночь оберегая, Средь темных облаков едва видна. И листьев шорох слышится - такая Окутала весь город тишина. Но не потушен, Светится устало Из каждого окна твой нежный взгляд. Борясь со сном, Все улицы, кварталы О чем-то с морем тихо говорят. Им вспомнилась война, Февральский холод, Заводы, потонувшие в огне... Наверно, с той поры, родной мой город, Так недоверчив стал ты к тишине [114; 14-15]. Поэтический Новороссийск — город, воспринимаемый не только зрительно, он — слышимое пространство, передающееся особыми звуками города: «равномерный шум прибоя», «море молчаливо», «печальный ропот медных крон», «холодных капель ноктюрн» (В. Пахомов), «три ночи буря грохотала, суда срывая с якорей», «неумолкаемым оркестром гремит прибой у диких скал» (П. Чихаче в), «стенанья гнущихся стволов», «вздыхает прибой» (В. Бакалдин), «ветер счастливо застонет» (Н. Бойков).
В небольшом черноморском городе, каким в наше время является Новороссийск, явственно ощущаются беспокойные ветры морских странствий. Ветер моря стал одним из побудительных ритмов поэзии, посвященных «городу норд-остов». И «городская» лирика молодых поэтов не является исключением: главным персонажем стихотворения Сергея
