Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Тендерное измерение социальных трансформаций 17
1.1. Методологические щэинщшы гендерного анализа 18
1.2. Модели тендерных отношений на модусах традиционности и современности 40
1.3. Специфика гендерного взаимодействия в традшшонньгх северокавказских обществах 62
Глава 2. Тендерные отношения на Северном Кавказе в контексте модернизации: опыт социологического исследования 79
2.1. Приватное пространство гендерного взаимодействия: трансформация внутрисемейных отношений 82
2.2. Тендерный установки в отношении публичных форм социальной активности женщин 102
2.3. Тендерные границы и символическое поле гендерного взаимодействия 123
Заключение
Список используемой литературы "5
Приложение
- Методологические щэинщшы гендерного анализа
- Модели тендерных отношений на модусах традиционности и современности
- Приватное пространство гендерного взаимодействия: трансформация внутрисемейных отношений
- Тендерный установки в отношении публичных форм социальной активности женщин
Введение к работе
Актуальность темы. Демократизация жизни российского общества, расширение информационного пространства и многообразие видов коммуникаций привели к вовлечению России в глобальные процессы, в частности, в активную реализацию модернистского проекта. Однако историко-культурное своеобразие России (её территориальные масштабы, значительное различие её регионов, характеризующихся неодинаковым уровнем социально-экономического развития) детерминирует неравномерность реформирования общества. При этом поли культурность населения ряда регионов, сохранившего в значительной степени традиционный уклад жизни, изменяет социальные смыслы внедряемых центром модернистских инициатив, что часто влечет возникновение дисфункционального эффекта. Привнесенные в традиционную среду элементы модернового общества перестают функционировать в нём как рациональные. Это выражается, в частности, в том, что распространение новационных идей и инициатив приобретает антимо-,v дернистскйй и протестный характер, т.е. косвенно, часто в неявном виде, противостоит главной цели реформ - модернизации, осуществляемой как приоритетное направление государственной политики. Неосознанный антимодернистский потенциал нашел выражение в модернистских же формах проявления, в частности, в политической нестабильности, которая в наибольшей степени проявилась именно в поликультурных регионах, сохранивших основу традиционной системы социальной регуляции.
Здесь, по сути, возникает феномен превращенной формы: «в одеждах» современных явлений (манифестное движение национальных сил, женские общественные организации и др.), возникающих как реакция на те или иные преобразования, в действительности скрыто традиционалистское содержание. Например, кризис индустриального сектора производства в промышленных регионах России привел к разукрупнению и перепрофилизации предприятий, отбору наиболее , жизнеспособных из них формированию нового производственного сектора; в северокавказских республиках результат оказался иным: смена руководства в пользу представителей корпоративно-клановых этнических групп, приватизация пред приятии, распродажа оборудования, безработица квалифицированных кадров (преимущественно русских), их выезд за пределы республик, стремительное свертывание индустриального сектора экономики1. Можно привести и другой пример: так, в период выборов президента Карачаево-Черкесии в 1999 г. карачаевские женщины в организованной и активной форме, под конъюнктурными политическими лозунгами отстаивали кандидата, политический курс которого был направлен на восстановление ценностей традиционной культуры, т.е. по сути, способствовал архаизации социальных отношений. Иными словами, даже в том случае, когда формальные признаки свидетельствуют о современном характере того или иного социального явления, его содержательное воплощение в ситуации конкретной культуры наполнено традиционным смыслом.
, Поэтому при анализе степени продвижения того или иного общества по пути модернизации следует изучать не только произошедшие трансформации в социальной, экономической и политико-правовой сферах, но и, в первую очередь, социокультурные условия и индикаторы данного процесса, так как невозможно понять специфику, уровень и характер модернизационных изменений, глобальной социальной трансформации при переходе от традиционного к современному обществу вне социокультурного контекста. Данный контекст характеризуется высокой степенью разнообразия и многозначностью последствий для модернизацион-ного перехода, ведь «... в социокультурной толще имеются компоненты, как способствующие, ускоряющие процессы обновления, так и препятствующие, блоки-рующие модернизационные сдвипі» . Следовательно, и успешность масштабных преобразований в северокавказском регионе во многом зависит от учета культурного контекста их проведения, а модернизация каждой из сфер общественной жизни сопровождается, а зачастую должна предваряться определёнными трансформациями на социокультурном уровне. В этой связи решение многих современных задач - от организации и проведения избирательных кампаний до разра ботки и реализации комплекса экономических проектов - требует предварительного социокультурного анализа социальной среды, подлежащей реформированию.
Таким образом, налицо практическая потребность не столько в более глубоком изучении этнографических подробностей культур народов Северного Кавказа, сколько в сохранении и проявлении в современной жизни традиционных норм и регуляторов. Их отслеживание показывает произошедшие.и происходящие изменения смысла социальных отношений. Для обществ, в значительной степени сохранивших традиционную культуру, в качестве важнейшего социокультурного индикатора, маркирующего степень продвижения по пути модернизации, выступает характер организации тендерных отношений. Причём, как отмечает С.Айвазова, демократическое переустройство социально-политической жизни вообще не может являться полным без преодоления гендерной асимметрии в обществе, «в изменении характера власти и одновременно её разделении, т.е. перерас7 пределении полномочий между различными ветвями власти, между государством и гражданским обществом, между мужчинами и женщинами, по большому счёту состоит суть модернизации общественных систем, суть их демократического устройства»3. Процесс модернизации северокавказского региона влечёт за собой разрушение традиционных структур организации этноса, стержневым элементом ко- торой являются принципы регулирования межполового взаимодействия, что, в свою очередь, влияет на содержание тендерных паттернов и предполагает выработку новой модели тендерных отношений. Практическая потребность и недостаточная теоретическая разработанность данной сферы исследований объясняют актуальность изучения степени реальной трансформации традиционной культуры народов Северного Кавказа в процессе модернизационного перехода.
Степень разработанности проблемы. Отождествление социального и политического опыта центральных регионов России, достаточно адекватно трансформирующихся под влиянием социально-экономических реформ, с практиками народов Северного Кавказа объясняется слабой изученностью реальных социальных, в частности тендерных, отношений в данном регионе. Скорее, можно говорить о ряде мифологем, касающихся степени модернизированности культур северокавказских народов, произошедшей за советский период их развития. Их крушение наблюдалось в период осмысления социального эффекта чеченского кризиса 1991 г. и обнаружения реального функционирования тейповой структуры в организации жизни горских народов Северного Кавказа. Анализ трансформации традиционных культур этих народов, исходя из объективных показателей их социально-экономического и социально-демографического развития на фоне русской культуры, дан в работах Г.С. Денисовой. В них вьщелены три группы субъектов: 1) наиболее продвинутая с точки зрения модернизационного развития (Ростовская область, Краснодарский и Ставропольский края, Северная Осетия-Алания); 2) группа переходного типа, у народов в которых происходит размывание традиционного уклада жизни (Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия); 3) группа народов, в наибольшей степени поддерживающих традиционную культуру (Дагестан, Ингушетия, Чечня). Много исследовательских работ посвящено анализу выявления и сохранения элементов традиции в организации современной жизни народов Северного Кавказа. Большое влияние на социологическое осмысление этого феномена оказали труды Б.Х. Бгажнокова, А.М. Гутова, Х.К. Казанова, Р. Маметовой, И.И. Маремшаовой, Р. Хунагова, А.Ю. Шадже5.
Что касается проблематики этнокультурной обусловленности тендерных конструктов в свете социологического анализа, то в современной исследовательской литературе ей уделяется мало внимания. Тендерное взаимодействие в северокавказских культурах рассматривается преимущественно этнографами и этнологами, среди которых можно выделить работы М.Д. Боташёва, С.Ш. Гаджиевой, Ю.Ю. Карпова, И.С. Кона, Н.Д. Пчелинцева, Л.Т.
Соловьёва, Я.С. Смирновой, Я.Н.Чеснова6. Однако в этих исследованиях практически игнорируется вопрос о процессе трансформации тендерных структур, функционирующих в различных этнических средах. Иными словами, наиболее часто встречаются описания тендерных ролей в культурах региона, характерные для этапа их развития в XIX - и первой трети XX вв. В то же время степень воспроизводства и формы их проявления на современном этапе, изучение которых предполагает масштабные социологические опросы, исследование объективных форм проявления социокультурных массовых стереотипов, до сих пор редко выступают в качестве предмета специального анализа. В этом отношении можно указать на работы, осуществляемые преимущественно в психологическом ключе: И.И. Лунина, Г.У. Солдатовой, Г.В. Старовойтовой, Т.Г. Стефаненко , а также на монографию Х.В. Дзуцева посвященную этносоциологическому анализу трансформации осетинской семьи8.
Необходимо указать, что научно-исследовательское направление тендерного измерения социальной трансформации - также достаточно новый аналитический подход в отечественной социальной науке. В России его развивают исследователи, работающие в области экономики и социальной структуры (М. Баскакова, Т. Журженко, К. Крылов, М. Малышева, Т. Мельникова, Н. Римашевкская, Л. Ржаницина, Г. Силласте, Н. Тихонова, С. Ушакин, Р. Янов ский)9, социальной демографии и социологии семьи (А. Антонов, С. Голод, А. Клецин, О. Здравомыслова, М. Аругюнян, О. Митина, Н. Римашевская, Е. Ярская-Смирнова)10, социальной философии (Г. Брандт, Л. Бондаренко, Н. Габриэлян, О, Воронина, Т. Клименкова, Т. Рубанцова, А. Чучин-Русов)11, политологаи и феминистского анализа (С. Айвазова, Здравомыслова Е., Л. Попкова, А. Темкина, С. Ушакин, Н. Шведова). Несмотря на сравнительную многочисленность работ (перечисление авторов, безусловно, можно продолжить), гендерное измерение современных этносоциальных процессов остается на периферии исследований трансформации российского общества. •
Следует отметить и большую работу, проведённую российскими учёными и исследователями го СНГ по переводу классических трудов зарубежных авторов, заложивших теоретико-методологические основы гендерной теории, а также по изданию фундаментальных учебных пособий и хрестоматий, в которых опубликованы концептуальные разработки таких известных исследователей данного направления как Дж. Батлер, А. Дворкин, Т. Де Лаурентис, И. Гофман, Д. Зиммерман, Р. Коллинз, Р. Коннелл, Рубин Г., Дж. Скотт, Э. Оукли, К. Уэст, Н. Фрейджер, Н. Ходров, П. Эл лиот и др. Без опоры на методологические концепты этих авторов невозможно провести социокультурное изучение современной трансформации традиционных ген-дерных структур в полиэтничных регионах.
В последнее время появились и диссертационные исследования, затрагивающие самый широкий круг проблем гендерного взаимодействия: теоретико-методологические вопросы гендерных исследований13, гендерный анализ функционирования экономической сферы общества и специфика профессиональной самореализации полов14, социально-психологическое и философское осмысление характера воспроизводства и трансформации гендерных структур15, гендерный ракурс изучения социальной структуры общества и принципов социальной стратификации16, срьмволико-коммуникативные аспекты гендерной дифференциации . Но в данных работах опять практически не затрагиваются проблемы этнической детерминации воспроизводства патриархальных принципов функционирования гендерных систем.
Таким образом, указывая на достаточное количество трудов западных и российских учёных и отмечая разработанные ими концептуальные подходы как определенный научно-исследовательский задел для изучения поставленной проблемы, тем не менее можно зафиксировать также недостаточное число работ, выдвигающих своей целью сравнительный социокультурный анализ. При всем обилии исследований и разнообразии затронутых аспектов, практически вне поля внимания отечественных учёных остаётся изучение глубины социокультурной трансформации социальной жизни народов Северного Кавказа в аспекте выявления подвижек в сторону «осовременивания» преимущественно традиционной модели гендерных отношений в регионе. Восполнению данного пробела и посвящена настоящая работе.
Цель исследования. Проанализировать изменение гендерных отношений в культурах народов Северного Кавказа и обосновать их индикативную роль в выявлении вектора социальной трансформации.
Достижение выдвинутой цели предполагает реализацию следующих исследовательских задач:
? изучить теоретико-методологические подходы к определению конституирующих принципов функционирования гендерных систем;
? выделить индикаторы социальных сдвигов в нормировании обществом тендерного порядка;
? рассмотреть традиционную модель гендерной стратификации в культурах народов Северного Кавказа и доминирующие факторы ее формирования;
? выявить современные тендерно дифференцированные установки населения северокавказского региона в отношении внутрисемейного (приватного) взаимодействия;
? раскрыть восприятие этногендерными и возрастными подгруппами социальной активности женщин в публичных (экономических и общественно-политических) сферах на региональном уровне;
? исследовать символическое содержание нормативных гендерных границ на Северном Кавказе.
Объектом исследования является современный характер гендерной стратификации на Северном Кавказе.
Предметом исследования выступает изменение гендерных отношений в приватной, публичной и символико-коммуникативной сферах социального взаимодействия в культурах северокавказского региона.
Теоретико-методологическим основанием диссертационного исследования послужили: 1) концепция социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана, выдвигающих постулат непрерывного производства социальности в результате повседневных взаимодействий, смысловых интерпретаций и переинтерпретаций; 2) этнометодология Г. Гарфинкеля и драматургический интеракционизм И. Гофмана, концептуашоирующих проблемы механизмов и контекстов категоризащіи и осуществления гендера на микроуровне; в рамках данного направления Гофманом было введено понятие тендерного дисплея, являющегося основным механизмом повседневного создания базовых категорий мужского и женского; 3) объединительная методология, включающая концепции хабитуса П. Бурдье и теорию структурации Э. Гидценса, позволяющая преодолеть ограничение социально-конструктивистского подхода в аспекте концентрации внимания на микроуровне социальных взаимодей-ствий; применение так назьюаемой объединительной или структурно-конструктивистской парадигмы в гендерных исследованиях связано с акцентированием взаимообусловленности структур и практик, формирующих гендерный порядок в обществе; 4) аналитическое различение традиционного и современного (массового, информационного, модернового) общества, концептуализированное в трудах Ф. Тённса, М: Вебера, X. Ортеги-и-Гассета, Д. Белла, Т. Адорно, Э. Шилза, и модерни-зационная перспектива социального развития, разрабатываемая А. Инкелесом, С. Хантингтоном, Ш. Эйзеншгадтом, В.В. Алексеевым, Н.Ф. Нумовой, И.В. Побереж-никовым и др; 5) типология социокультурной динамики традиционных культур народов Северного Кавказа, выделенная на основе социально-демофафических и социально-экономических индикаторов (Г.С. Денисова).
Эмпирической базой диссертации являются результаты социологического опроса, который проводился лично автором совместно с Центром прикладных социо логических исследований РГПУ в январе 2004 г. Методом стандартизированного интервью в Карачаево-Черкесии, Ингушетии и Ростовской области было опрошено 575 человек, сегментированных на подгруппы по критерию региона проживания, тендерной принадлежности и возраста. При интерпретации эмпирических данных применялись следующие статистические процедуры: описательная статистика и корреляционный анализ. Исследование проводилось при поддержке программы «Университеты России» (грант № z 3455-04, научный руководитель проекта - профессор Г.С. Денисова)
Научная новизна исследования:
• выделены основные элементы социальной индикации тендерного порядка в традиционном и модернизированном обществах, характеризующиеся степенью выраженности гендерной асимметрии в приватной (семейно-бытовой), публичной (социально-экономической и политической) и символико-коммуникативной сферах функ-ционирования общества;
• проанализирована традиционная система гендерной стратификации у народов Северного Кавказа, воспроизводящаяся на уровне гендерных констант, ограничивающих женское пространство приватной сферой, а мужское - п бличными практиками, что поддерживалось разделением труда между полами, "гендерно-дифференцированной поведенческой стилистикой, этикетом, конструктами маскулинности и феминности;
• выявлена тенденция деконструкции традиционного тендерного порядка в приватной сфере и показаны три стадии этого процесса, проявляющегося в горизонтальном срезе синхронно функщюнирующих соседских культур: в ингушской - иод-держание традиции, в карачаевской и балкарской - ее размывание, в русской (Ростовская область)-установившийся модернизированный порядок;
• обнаружена тенденция трансформации традиционного гендерного порядка в сферах публичной деятельности и показаны три стадии этого процесса: преимущественное воспроизводство традиции в ингушской культуре; размывание традиции и распространение установки на проницаемость мембраны публичной сферы для женщин в Карачаево-Черкесии; утверждение модернизированного порядка эгалитарности ролей женщин и мужчин в публичной сфере - в русской культуре (Ростовская область);
• выявлен поколенческий разрыв между молодежью, с одной стороны, и средними и старшей возрастными группами, с другой стороны, с позиции восприятия тендерных отношений: молодежь независимо от пола и этнической принадлежности в отличие от представителей старших поколений демонстрирует готовность рассматривать бизнес, управление и политику как сферы гендерного партнёрства;
• установлено воспроизводство символического оформления тендерных границ на Северном Кавказе, характеризующееся традиционной поляризацией концептов маскулинности и феминности, и определена трансформация этнонациональных механизмов приписывания и поддержания гендерного статуса в сторону большей свободы знаковой визуализации внешнего облика.
На защиту выносятся следующие основные положения:
1. Сочетание социально-конструктивистского методологического подхода, сформулированного в концепции социального конструирования реальности П.Бергера и Т.Лукмана, этнометодологии ГЛГарфинкеля, драматургического инте- ракционизма НГофмана, со структурно-конструктивистской теоретической перспективой, включающей концепцию хабитуса П.Бурдье и теорию структурации Э.Гидденса, позволяет утверждать обстоятельство социальной детерминированности тендерных отношений уровнем социокультурного развития конкретного общества, который определяет способ и содержание конструирования гендерных паттернов.
2. В качестве маркеров трансформации гендерных отношений выступают следующие показатели: степень гендерного выражения императивов приватного и публичного; характер гендерного разделения труда; наличный спектр функциональных ролей женщин в общественной и политической жизни; степень гендерной окрашенности доступа к образованию; уровень свободы в конструировании гендерного статуса через символическую атрибутивность и знаковую визуализацию.
Универсалией гендерной культуры автохтонных народов северокавказского региона выступает её андроцентрическая доминанта. Она проявляется в аскриггтив ном приоритете статуса мужчины (в первую очередь, старшего) в семье, гендерном и возрастном разделении труда, обычаях избегания, исключении женщин из общественно-политической жизни, офаничении их имущественных прав. Конструирование и воспроизводство традиционных гендерных паттернов в символико-коммуникативной сфере выражались через дихотомию мужского и женского в пространственных критериях свободы, семиотике внешнего облика, проксемике жилища, этикетных нормах, мировоззренческих установках. Факторами, определяющими содержательную вариативность гендерных отношений в традиционных обществах Северного Кавказа, выступают: территориально-геофафическая специфика вмещающего ландшафта, задающая способ хозяйственной деятельности, уровень развития социальных отношений, степень инокультурного влияния.
4. Современное содержание семейных отношений на Северном Кавказе при поддержании в целом устойчивости гендерных паттернов традиционной культуры тем не менее демонстрирует тенденцию их постепенной деконструкции. На фоне того, что доминирующее число мужчин данного региона ориентировано на проявление традиционного гендерного дисплея — оценка своего семейного статуса как лидирующего и поддержание межполового разделения труда. Вместе с тем фиксируется значимая вариативность во взглядах на семейно-брачные, личностные и хозяйственные отношения в приватной сфере, которые корреспондируют с уровнем социокультурного развития этноса. По двум критериям (содержание установок на характера гендерного взаимодействия (степень выраженности традиционалистских либо модернизированных ориентации) и совпадение (несовпадение) гендернььх подфугш в данных установках) можно выделить три типа гендерного порядка: консервативный, переходный и модернизированный. Консервативному типу присуще воспроизводство гендерной иерархии в приватном пространстве (Ингушетия); переходный тип характеризуется размытыми фаницами гендерной иерархии, что является результатом оспаривания значительной частью женщин доминирующего статуса мужчины и расширении фаниц нормативного гендерного поведения (Карачаево-Черкесия); модернизированный тип отличается равновесностью гендерных статусов в приватном про странстве и современными нормами организации семейной жизни (Ростовская область).
5. В настоящее время характер межполового взаимодействия в публичной сфере на Северном Кавказе проявляется в наличии гендерного типа сегрегации в отношении карьерного самореализации женщин в профессиональной деятельности. По критерию совпадения (несовпадения) гендерных подгрупп во взглядах на восхождение женщин по профессиональной лестнице в бизнесе, управлении и политике также можно выделить три типа гендерного порядка: консервативный, переходный и модернизированный. Ценностные установки на поддержание традиционного типа (консервативного) гендерного взаимодействия, который оборачивается гендерной сегрегацией, в наибольшей степени воспроизводятся в Ингушетии, где их поддерживают подавляющее большинство мужчин средних и старших возрастных групп при одновременной демонстрации женщинами карьерных амбиций или готовности их поддержать. Положительно оценивается реализация женщиной бизнес-карьеры большинством опрошенных в Карачаево-Черкесии и Ростовской области. При этом если в Карачаево-Черкесии фиксируется определенное расхождение по этим вопросам между мужчинами и женщинами (переходный тип), то в Ростовской области можно отметить определённую гомогенность в позитивном утверждении перспектив женской мобильности в сфере публичной деятельности (модернизированный тип).
6. В наименьшей степени модернизационным изменениям в северокавказском регионе подверглось символическое содержание нормативных гендерных границ. Устойчиво воспроизводится стереотипное восприятие гендерно-дифференцированных качеств и черт личности (конструкты маскулинности и фе-минности), которые приписывают женщине пассивную, а мужчине - активную позицию. При этом в повседневных практиках семиотической репрезентации гендерного статуса наблюдается значительный отход от этнокультурных традиций, и подавляющее большинство населения Северного Кавказа как в повседневной жизни, так и в торжественных случаях придерживается современной городской стилистики оформления внешнего облика.
Практическая значимость исследования определяется в потребности в осмыслении специфики модернизации различньк регаонов российского общества с позиции социокультурной обусловленности трансформационных процессов. Проведённый анализ дает возможность показать на конкретном материале важнейшее значение культурных факторов препятствующих или способствующих укоренению современных демократических принципов организации социальной жизни. Положения и выводы диссертационного исследования имеют практическое значение для соответствующих органов управления Южного федерального округа в качестве информационно-аналитического сопровождения разработки и корректировки стратегии комплексного развития региона, а также для политических деятелей при реализации избирательных кампаний.
Результаты данной работы могут быть использованы для развития соответствующих направлений в современном социологическом знании: этносоциологии, социологии гендерных отношений, социологии культуры, организации социологического мониторинга, направленного на отслеживание динамики модернизационных сдвигов в социокультурной сфере.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования докладывались и обсуждались на всероссийских и региональных научных конференциях, на заседаниях кафедр социологии и политологии, регионоведе-ния и этносоциологии РГПУ, а также опубликованы в научных работах общим объемом в 3,5 п.л.
Структура диссертации. В соответствии с последовательностью решения поставленных задач работа состоит из введения, двух глав, включающих 6 параграфов, заключения, списка литературы и приложения, объем диссертации - 166 страниц.
Методологические щэинщшы гендерного анализа
Методологические принципы гендерного анализа Современная социальная теория исходит из признания того, что базовыми категориями, лежащими в основе социальной реальности, являются, в том числе, и гендерные конструкты, детершширующие способы ннтерпретащпі функционирования социума, организацию коммуникативного пространства, особенности репрезеїггащпї идентичности индишща исходя из принщша гендерной асимметрии. Но первоначально гендерные исследования возникли, и долгое время развивались только в рамках феминистского движения. Теоретики этого направления фиксировали сіпуацшо «культурной анонимности женщины» и задавались вопросом, является ли данная анонимность следствием маскулинных приоритетов в культуре или же, как выражался французский постструктурашіст ЖЛакан, «женщины не существует»1, т.е. что на самом деле за рамками физиологии нет ни какой особой женской природы, которая могла бы реализоваться в альтернатшном культурном творчестве. Пытаясь ответить на этот вопрос, исследователи, разводят категории пол (sex) и гендер. Рода Уингер предложила использовать слово пол, когда изучаются специальные биологические аспекты человеческого существования и использовать термин гендер, когда обсуждаются сощшльные, культурные и пснхолопиеские аспекты, которые относятся к чертам, нормам, стереотипам, ролям, считающимся тштичіїьіми и желаемыми для тех, кого общество определяет как женщин и мужчин2.
Изучение полоролевого деморфизма в различных культурах показывало, что дихотоміїзашія, разделите и пропшопоставлешіе мужского и женского начала -ушюерсально-всеобшдя черта человеческого сознания»5, причём эти начала проп mo-поставляются друг другу как активно действующее и пассивно воспршпшающее».3 Более того, Отмоной де Бовуар в ев работе «Второй пол»4 (1949) было указано, что общество конституирует маскулшшое как позитивігую культурігую норму, а фемин-ное как негативное, отклонение от нормы. Вместе с тем, в объясшггельных концепциях данных явлений с ХУШ до первой половины XX столетия доминировал биологический pedymfiiOHiGM, который феминистские философы позже назвали occemfua-лизлюм (от англ, essential - непремеїшьш, обязательно существуюнцш). Представігге-ли биологического детерминизма были склонны вьпюдить почти все различия в поведении и мотивации мужчин и женщин їв законов генетики и социобиологии. Теоретическое объяснение разделения мужских и женских ролей в биолопваторских концепциях наиболее ярко выражают слова З.Фрейда, который утверждал, что «анатомия - это судьба».
С другой стороны, известный американский антрополог Маргарет Мид ещё перед Второй мировой войной уделяла большое внимание вопросам тендерной асимметрии. В своих работах она описала конструкты маскулшшосш - фемишіости, характеризующие обыденное сознание трех племен Новой Гвинеи. ММид пришла к выводу, что гендерные роли, гендерные особенности общешія и взаимодействия варьируются под влиянием культуры, то есть, не является характсриспіками биологического пола. Тем самым «она нанесла сокруїшггельїіьш удар по убеждению, будто мужчины и жешщшы «от природы» созданы для оіфсделеїшьіх ролей. (...) В каждом ш трёх племён мужчины и жешщшы осуществляли совершенно разные роли, порой прямо пропшоположные общепрішятьім стереопшам, счигаюппвшся «естественными для каждого пола».
Тем не менее, вплоть до второй треш XX века основные сощшльные теории и концепций в своей шперпретащш гендерного взаимодействия так или иначе содержали эссенциалистские пршщшты. Так, в одном из классических направлеїшй социальной теории - марксизме утверждалось, что тендерные отношения, т.е. отношения между полами, - это один их аспектов производствеїшьіх отношений, которые мыслятся как отношения эшшуаташш.2 При этом разделеіше труда между лгужчшюй и женщшюй рассматрішается как первичное, необходимое для существовашія человеческого рода. «Вместе с этим (ростом потребностей) развивается и разделеіше труда, которое вначале было лишь разделешіем труда в половом акте, а потом - разделешіем труда, совершавшимся само собой или «естесгвешю возникни»») благодаря природным задаткам (например, физической силе), потребностям, случашіостям».
Модели тендерных отношений на модусах традиционности и современности
Рассмотренные в предшествующем разделе работы теоретические основашш гендерного анализа фиксируют социалыгую детермишфовашюсть гендера, который представляет собой социальный конструкт» являющийся результатом и причиной различных сощсшьных отношешііі Поэтому конкретное содержание гендерных отношений корреспоцщфует с урошіем общественного развития н характером организации социальной жизни той общности, в которой они функционируют.
В социальной теории общепршіятой является типология обществ на традиционные и современные (модернизированные). Данный подход разрабатьшался в трудах таких «классиков» сощіолопіческой мысли, какГ.Знммель, Ф.Тёшшс, МВебер, Э-Дюрктейм1. Так, Теннис сформулировал свою знамешпую дихотомию «общины» и «общества», Вебер пропівопосташш тип «традиционных» сощюкультурных образований современному западному рационализму или «западному кагаггализму», Дюркгейм выделил типы обществ, базіфующихся на «оргашпеской» и соответственно «механической» солидарности, наконец, Знммель противопоставил «до-денежные» общества обществу, основанному на современной денежной экономике. В дальнейшем, применительно к анализу современного уровня социального разшгпія западных стран сформировались концепции «массового общества», «общества по требления», «постиндустриального общехгіва шнффма1цюішого общества» развиваемые в трудах Х.Ортега-и-Гассета, КЛоппера, ДБелпа, ТАдорно, ЭШилза н др .1
Несмотря на многообразие теоретических шітерпретацийв анализе традиционного и современного обществ, большинство исследователей выделяют схожие черты, отличающие данные типы организащш социальной жизни. И, прежде всего, можно отметить, что традиционное общество отноаггелыю гомогенно, стабильно, в то время как современное (массовое) общество подвижно, динамично, гщклично. Природа совремеїшого общества предполагает частые перемены, подвижки, но при сохранении определённой устойчивости; традициошюе общество меняется относительно медленно как во времени, так и в пространстве, и если меняется, то достаточно глубоко. Все нововведения, прежде чем быть принятыми в традиционном социуме, должны быть адаппфованы к существующей социальной среде. «В шщустри-алыюм обществе, напротив, новшество принимается только потодгу, что является новшеством. В этом - коренное различие традиционного и шщустриалыюго общества»2.
Традиционное и современное общества различаются своими размерами. Первое, как правило, локально, малочисленно, размещается на ограниченной терріггории. Термин «массовое общество» уже сам по себе подчёркивает большие масштабы современного общества, разнообразие социальной структуры, сложность всего социального организма Географическая граница, как главная характеристика традіщион-ного общества, сменяется обществом, в котором основное значение придаётся социальным границам. Основные роли в период модерна принадлежат социальным группам, классам, слоям, профессиональным сегментам и большим организациям.
В современном обществе меняются и сами прюшдты социальной стратификации. Традиционный тіш социума, сощіальньш ішетитутам которого присуща аск-риптивностъ, отличается наследуемым, а не достигательным характером большинства статусов. В подобных обществах аскриптивность как исходный принцип признается всеми слоями общества как главное основание для социально-статусных притязаний. «В традищюнных обществах человек ориентируется на приписываемые, то есть аскриптивные статусы, при этом важны пол партнёра, возраст, место, занимаемое им в социальной иерархии - сословная или кастовая принадлежность. Партнёр воспринимается «диффузно», то есть, в первую очередь, не как партнер по конкретному взаимодействию, а как член семьи, рода, общины, а уж во вторую очередь партнёр»1, - пишет ЛР. Ионин. Люди восгопываются в духе судьбы, покорности ей, воспроизводя родительский опыт и их сощгальный статус. Данное положешіе вещей обеспечивается определёнными инсппущюнальнь»аі механизмами, которые на всех этапах социального развития структурігоуют социальное пространство, делают контуры стратификащпі чёткими, определяют условия, при которых индивид может претеїщовать на ту или иную статусную позищпо2. В модерновом обществе институты, защищающие иерархию, огаїраются не только на силу власти, но и на целенаправлеішо создаваемую и распространяемую в массовом сознашпі систему соответствующих цешюстей и нравственных правил. В современном обществе ведущее значение приобретают достигаемые статусы, овладение которыми не передается по наследству, а требует наличия образования, активности, мобильности, победы над конкурентами. Вместо шепггутов, закрепляющих аскршгпшньїГі принцип иерархии, возникают институты, ориеігшрующие индивидов на достіїгатель-ность жизненных стратегий.
Приватное пространство гендерного взаимодействия: трансформация внутрисемейных отношений
Северный Кавказ определяется большинством исследователей в качестве одного из немногих российских регионов, в котором позиции традищюшюсти и её воспроизводства наиболее сильны. В процессе модернизащюнного перехода с фор.\пгоо-ванием индустріїально-городской, урбанистической культуры и аношшностью социальных отношений традиционные черты проявляются чаще всего в семейно-бытовой сфере. Как указывает РАХанаху важнейшим агентом воспроизводства традицион-ной культуры является семья, которая в современных северокавказских обществах осуществляет два вида социализации — современную и традиционную. Однако, «в реальной жизни эти процессы слиты и малоразличимы» и подчас «модершваторская социализация может принимать традиционные формы» . Поэтому в качестве важнейшего элемента социокультурной индикации модернизационных сдвигов на Северном Кавказе выступает характер и тенденции трансформации внутрисемейных отношений в регионе.
В первой главе диссертационной работы уже рассматривались традицион-ные принщшы организации семейного пространства у автохтонных северокавказских народов, отличающиеся непререкаемым главенством старшего мужчины, строгим половозрастным разделением труда и ограшгченными имуществешшми правами жешщш. Но прежде чем обратиться к анализу современного состояшія семейных отношений в регионе, необходимо рассмотреть основное содержание внутрисемейной организации на предшествующем советском этапе развития, традшдионное іюполнеіше которого в этот период подверглось значіггельньш из-менеїшям.
По мнешпо ЕАЗдравомысловой и ААТёмкиной в советском обществе сфор.чшровался этакратический гендерный порядок, который «в значительной степени определялся государственной политикой, задающей возможности и барьеры для действий людей»2. В рамках этого порядка на этапе его стабнлизащш в 1930-е гг. оформился основной гендерный контракт,3 условия которого были сформулированы государством и в соответствии с которым «советская женщина работала полный рабочий день, осуществляла восшггшше детей, частично разделяя его с государственными институтами и родствеїшикалаї (ішогда и с наемными работниками), и оргашгзацию быта»4. Ещё на одну особенность советского тендерного контракта указывает Т.Журженко, которая пишет, что «социальные гарантии и льготы советской женщины, связанные с материнской функцией, реали зовывались через её обязательное участие в общественном производстве, главным образом в государственном секторе экономики» .
Таким образом, контракт фаботающей матери» отличался как от контракта «домашней хозяйки», базового для патриархатной семьи, так и от контракта «равных статусов», соответствующего одному из типов современной, модернизированной семьи. По «условиям» контракта женщина имеет, как правило, полную занятость на производстве, обеспечивая важный (иногда равный с мужчиной, иногда превышающий его долю) вклад в семейный бюджет. Что касается законодательного регулирования контракта «работающей матери», то французский социолог права ЩКурильски-Ожвен по этому поводу пишет следующее: «Разумеется, согласно ітріїнішпу, заложенному в семейном законодательстве 1917 г., лгуж и жена имели одинаковые права. Однако нормативные документы обходили вопрос о равенстве обязанностей мужа и жены и не очень «поощрялю равное распределение домашней работы и обязанностей по восшггашпо детей... Можно сказать, что до констіггуции 1993 г. официальная семейная модель была матрїщентріїческой» . Употребление термина «отцовство» наравне с «матершіством» в современном Семейном кодексе Российской Федерации3, с этой точки зрения, означает упразднение лепгшмных оснований контракта «работающей матери» в его советской форме.
В послевоенный период, и особенно начиная с 1960-х гг., жшнеішая стратегия типично работающей матери включает получение среднего и высшего образования, обеспечивающего ей определённый уровень сощіальной мобильности. При этом ценностным основание контракта остаётся патриархальная дихотомію мужественности и женственности, поддерживаются представления о «естественном» предназначении женщины, сохраняется неравное распределение бытовых обязанностей между полами.
Тендерный установки в отношении публичных форм социальной активности женщин
Опыт последней трети 20 века показал, что реальные достижения в аспекте тендерного паріпета непосредственно связаны с тем, насколько актишвд женщины в публичной сфере: являются ли они полноправными участниками социалыю-профессиональной деятельности, а также, что ещё важнее, насколько они влиятелысы в политике. Именно самореализащія женщин в этих сферах даёт представление о степени продвижения государства по пути демократических преобразований и степени реализации задачи формирования гражданского общества Значительная роль женщин в политических изменениях наиболее ярко выражена в «случае» Скандинав ских стран, но движение в том же направлении характерно для всей постшщустри-альной щтигаиации
В Западной Европе и США деконструкция гендерной асимметрии в пубгагч-ных сферах жизнедеятельности ясно обнаружилось в 70-х гг. 20 века и выразилось в распространегош среди женщин жизненных стратегий, связанных с получением высшего образования и профессиональной карьерой; включении в обществешгую дискуссию вопросов, ранее относивгшгхся исключительно к сфере частной жизни (разводы, аборты, домашнее насилие, распределение семейной власти, права сексуальных меньшинств и пр.). Начиная с этого периода полшика становится одним из фокусов внимания в тендерных исследованиях, что, в свою очередь, отразилось на потпических гаменениях: рост представіггельства женщин в структурах власти сопровождался политичесюгм акцеїггироваїшем особых интересов женщин. Их выражали, главным образам, сощшл-демокрапгческие и социалистические партии. Женщины не только поддерживали эти партии на выборах, но и приходили в политику, прежде всего, через эти партии. «Существование общественного разделения труда, преобладание женщин в образовании, здравоохранении и социальной потапике привело не к исключению ігх та политической сферы, а к их возросшей пошгагческой ответственности за эти области... К середине 90-х гг. в исследовании погаггического участия женщин был сформулирован тезис о наличии тендерного разрыва при отсутствии марппіализацші женщин в политике»2.
Вопрос об участии женщин в сферах социальной и политической активности в "российском обществе непосредственно связан с проівошедшиші трансформациями системообразующих принципов функционирования государства в советский период развития. Мы уже отмечали, что осуществление большевистского проекта подразумевало высокую степень женского трудового участия, поэтому советские женппшы были весьма массировано представлены в публичной сфере, правда, в большинстве случаев в качестве рядовых работников. При этом уровень занятости женщин практически не отличался от уровня занятости мужчин. Семья из двух кормильцев была безусловно преобладающей не столько по причинам непосредственной экономической необходимости второй заработной платы для семейного бюджета, но и пота\гу, что система социальных гарантий и льгот была увязана с занятостью женщины в общественном производстве. Заработок мужчины практически ни при каких условиях не мог компенсировать семье переход женщины в статус домохозяйки, что искусственным образом ликвидировало экономический базис патриархата,
Вместе с тем, при таких условиях на женщину ложился двойное бремя обязанностей - проюводствеїшая и домашняя нагрузка Стремительная шщустрііализащія была основана на мобилизации женского труда дома и на работе. Как указывает ТЮЖурженко женская рабочая сила была во многих отношениях более приемлемым для советской экономики трудовым ресурсом, так как «женские» отрасли и профессии позволили советской элите получить коїпроль над проговодством, присваивать побочный продукт, который терялся в других отраслях. Широкое использование женского труда в лёгкой промьпнлеішости, а также на лшшях конвейерной сборки - в отраслях с высокой шггенсивностью труда, позволяло задействовать такие особенности женской рабочей силы как лучшая дисщтгапт, отсутствие алкоголизма, согласие на меньшую заработную плату. Эти факторы в том числе и обусловили большую рентабельность данных отраслей и возможности изъятия прибавочного продукта и перераспределения его в пользу тяжёлой промьіішешюсти.2 Кроме того, опора на тяжёлую ішдустрию ограничивала развитие потребітельской индустрии и сферы обслужїіващш, которые обычно, по мере экономического развития, берут на себя обеспечение некоторых функций, связанных с ведением домашнего хозяйства, и облегчают его
