Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Криминализация общества: сущность процесса, сопряжение с дезинтеграцией, аномией, российская специфика с.20.
1. Криминализация общества как следствие, мера его дезинтеграции, анемичного развития с.20.
2. Процессы, протекающие в современном российском обществе и криминализация: анализ зависимости с.41.
3. Поведенческие и ментальные элементы криминализации современного российского общества с.65.
Глава 2. Предпосылки, условия и причины криминализации российского общества с.85.
I. Исторические и социально-психологические предпосылки современной криминализации российского общества с.85.
2. Внешние и внутренние условия криминализации современного российского общества с. 104.
3. Причины криминальной аномии российского общества в современных условиях с. 124.
Глава 3. Характеристика криминализации структуры современного российского общества, различных его подсистем с. 144.
1. Криминализация общества и ее отражение в социальной структуре, с Л 44.
2. Криминализация социально-экономической подсистемы общества , с. 167.
3. Криминальная аномия социально-политической сферы с. 187.
4. Духовно-идеологическая подсистема и ее криминализация с.211.
Глава 4. Социологические прогнозы возможности декриминализации российского общества и технологии продвижения его к нормальному состоянию с.234.
1. Стадии криминализации российского общества в двадцатом столетних.234. 2. Прогнозы, условия и технологии декриминализации российского общества. с.259.
Заключение
- Процессы, протекающие в современном российском обществе и криминализация: анализ зависимости
- Поведенческие и ментальные элементы криминализации современного российского общества
- Внешние и внутренние условия криминализации современного российского общества
- Криминализация социально-экономической подсистемы общества
Процессы, протекающие в современном российском обществе и криминализация: анализ зависимости
Ненормальным может быть уровень преступных посягательств, сами же они, как ни парадоксально это звучит, являются нормой. Любое преступное действие можно было бы остановить, предотвратить, если бы моральное сознание общества в целостном виде было "воплощено в индивидуальном сознании всех его членов" и обладало бы "силой воздействия достаточной для того, чтобы предотвратить любые посягающие на него деяния".2 Выход уровня преступности за эти, условно именуемые нормальными, рамки и происходит в состоянии аномии, во время перехода общества к промышленному, современному состоянию. Общество должно противостоять именно анормальному росту преступных деяний.
Итак, Дюркгейм полагает, что аномия, понимаемая как утрата значительной частью общества сопричастности моральной регуляции в силу, в частности, изобилия норм, свойственная усложняющемуся социуму, характеризует временный упадок регулирующих способностей общества, является своего рода издержкой неполноты перехода от принудительной, механической к органической, самостоятельной, кооперации индивидов. Упадок регулирующих возможностей социума вызывает и рост преступности, которая носит социальный характер, присуща обществу, как и все остальные проявления социального.
Несомненный интерес представляет исследование разнообразных поведенческих актов, проведенное П.А. Сорокиным. Не игнорируя социальное, объективное происхождение того, что является преступным, недозволенным, запретным, он в то же время утверждает наличие однозначной связи между тем или иным поведением индивида и его оценкой другими индивидами. По-другому говоря, российский социолог полагал, что нет вечного, неизменного понятия "преступление", содержательно оно претерпевало существенные коррективы в процессе развития общества. Сорокин выявляет и существующую, с его точки зрения, закономерность, суть которой сводится к уменьшению в обществе, по мере его самодвижения, числа актов, которые оцениваются как преступные.
Применительно к современному развитому индустриальному обществу концепцию аномии, выражающуюся, в частности, в росте преступных проявлений, уточнил Р. Мертон, ведя рассуждение в координатах "цель действия - средство достижение цели". С точки зрения этого американского социолога, обращающегося прежде всего к реалиям своего общества, в котором наибольшее развитие получили рыночная психология, культ успеха и престижа, антисоциальное поведение в известном смысле "вызывается к жизни" некоторыми общепризнанными ценностями культуры и социальной структурой, сопряженной с различным доступом к возможностям законного, придающего престиж достижения обусловленных культурой целей."1 Разрыв между не только декларируемыми, но и всемерно поддерживаемыми целями, среди которых наиболее продвинутой является потребление все более разнообразных товаров и услуг, производимых в развитом индустриальном обществе, и вызывает, по мысли Мертона, "противонравы и антисоциальное поведение".2
Действительно, индивид попадает в положение несовместимых требований культуры. С одной стороны, от него требуют, чтобы он ориентировал свое поведение "в направлении накопления богатства; с другой - ему почти не дают возможности сделать это институциональным способом". Интерес представляет и наблюдение Мертона относительно механизма поведения индивида, вызываемого разрывом требований к нему. Речь идет, во-первых, о символической, безличной природе денег, обладание которыми не несет отпечатка их законного или незаконного приобретения. Во-вторых, культура индустриального общества, особенно больших городов, носит анонимный характер, что означает, ко всему прочему, исключительную недоступность контролю со стороны группы (общины) большинства поведенческих актов людей.
Таким образом, аномичное состояние общества, мыслимое и как нарушение моральной регуляции в силу изобилия часто противоречащих норм, и как относительность оценок преступных актов, и как несоответствие провозглашаемых социумом целей поведенческим установкам людей, базирующихся на ограниченности предоставляемых обществом одобряемых путей достижения этих целей, является основанием продвижения его к патологии. Возможен и переход аномии в криминальную форму. Сказанное, разумеется, отнюдь не означает наступления фатальной неизбежности включения в антисоциальные действия каждого индивида.
Что касается анормального поведения отдельного человека, то коротко следует остановиться на концепции так называемой дифференциальной связи, имеющей целью объяснить такое поведение. Речь идет об идее своего рода социального заражения, подражания, обучения преступному поведению. Это поведение, с точки зрения авторов концепции, усваивается во взаимодействии с индивидами в определенной форме общения. "Специфическому направлению мотивов, побуждений, рациональных объяснений и установок, будь то в сторону преступного или антипреступного, учатся у лиц, которые рассматривают юридические кодексы как свод подлежащих соблюдению норм, и у лиц, установка которых благоприятствует нарушению норм юридических кодексов"1. Иными словами, в современном обществе всегда сосуществуют не только различные, часто противоположные оценки дозволенного и неодобряемого поведения, но и возможности столкнуться с такой ситуацией, когда один и тот же индивид может отстаивать перед другими оценки, противоречащие друг другу. Таким образом и закрепляется дезориентация человека относительно того, что является нормой, а что ее нарушением.
Не предполагается особо выделять взгляды, теории, рассматривающие биологическую природу, основу тех поведенческих актов, которые не вписываются в общие представления о допустимом, нормальном. И все же нельзя обойти вниманием достаточно распространенную и по-своему доказательную точку зрения о биологической составляющей агрессивных поведенческих актов, которые вне этих, естественных, генетически обусловленных основ действительно могут представляться немотивированными, а значит и непроясненными, непонятыми.
Поведенческие и ментальные элементы криминализации современного российского общества
Надо к тому же иметь в виду, что понятие трансформация достаточно прочно утвердилось в зарубежной социологии и политологии и активно используется там при характеристике процессов, происходящих во многих регионах и странах мира -Восточная Европа, Юго-Восточная Азия и др. Изначально, таким образом, трансформация - перестройка мыслились понятиями, отгораживающими от прежних режимов и ситуаций, передающими переход общества к некоему новому состоянию. В настоящее время, по крайней мере, в нашей стране, трансформация мыслится в одном ряду с понятиями, характеризующими коренное реформирование общества. Только если реформы подразумевают достаточную просчитанность, осмысленность, обоснованность их процедур, заданность целей, то трансформация при всех субъективных ее слагаемых выглядит более объективировано, отторгнуто от конкретных носителей, субъектов перемен в обществе.
Все эти оговорки и отвлечения необходимы для того, чтобы показать, что при всей неудовлетворенности категорией "трансформация", особенно ее многозначностью, легкостью, с которой ее применяют исследователи, чуть ли не противоположных научных направлений и позиций, она все же позволяет констатировать кардинальность, основательность перемен. Совершенно очевидно, что и понятие "изменение", как наиболее общее, и понятие "реформа", как передающее перемены в отдельных подсистемах общества, даже понятие комплекс, совокупность реформ не в состоянии передать всей глубины, всей многогранности, а главное - сущностной стороны, происходящего сейчас в России. Отходя от привычной для отечественного обществознания дихотомии "капитализм -социализм", категория "трансформация" передает главное - радикальное изменение отношений собственности и социально-политических взаимодействий.
Итак, российское общество вот уже примерно пятнадцать лет трансформируется, обретает новые качественные черты. Говорить о его модернизации, то есть передавать положительную направленность трансформации к настоящему времени, на наш взгляд, нет оснований. Хотелось бы в этой связи избежать и иной крайности, а именно такой характеристики российского общества как его демодернизация в силу незавершенности, невыявленности, если можно так сказать, многих явлений, отражающих положение в различных подсистемах общества. И все же представляется необходимым отметить еще несколько точек зрения на сущность происходящего. Это нужно для того, чтобы, в конечном счете, максимально приблизиться к пониманию движущих сил перемен, выявить интересы этих сил, последовательность их действий, а значит и вектор основных усилий, их результаты к нынешнему моменту.
Во-первых, фиксируется некоторое теоретическое отрезвление, которое пришло и вслед за известной паузой-ожиданием начала 90-х годов, когда ситуация менялась столь стремительно, что это не оставляло достаточного времени для вдумчивого, неполитизированного и неидеологизированного, можно сказать, дистанцированного взгляда на нее. За первыми суждениями, оценочными и относительными, свидетельствующими о далеко не полном проникновении в глубинный, ценностный, видимо, социально необратимый разворот нашего общества,1 пришел и анализ усиления криминальной активности в российском обществе, изменений его структуры, институтов. Стало невозможным, даже если такое желание и было, игнорировать все те данные, сведения, информацию, многочисленные социальные факты, которые повседневно подтверждали нарастание негативных явлений в нашем обществе.
В ряду с этим отмечается, в частности, что реальная ситуация свидетельствует о возвращении общества на новом витке к давно пройденным и, казалось, изжитым формам организации социальной жизни. Так, Л.И.Семенникова полагает, и не без основания, что возможность реальной модернизации, пятой по счету за историю страны, по мысли автора, с которой она связывает утверждение рыночных механизмов хозяйствования, частной собственности и многопартийности, к настоящему времени отброшена. На индустриальной стадии развития осуществляется возврат к корпоратизму, с которым исследователь сопрягает установление в новых условиях своего рода альянса власти, государства с избранными структурами, часто полукриминальными. Автор при этом не детализирует содержательно характеристики этих "избранных", уходит от оценки их ценностных ориентации, установок относительно права, морали.
Во-вторых, все в большей мере, анализируя реальные процессы в стране, исследователи восходят к их изначальным импульсам, в том числе теоретическим представлениям о порядке, условиях, факторах реформирования нашего общества у зачинателей преобразований. Это станет еще предметом особого анализа, когда имеется в виду остановиться на причинах нынешней криминализации общества. Сейчас же важно лишь обратить внимание на явное утверждение "телеологической", по выражению А. Олейника, концепции трансформации. Мы разделяем точку зрения, что, к сожалению, в очередной раз на уровне профессионального сектора общественного сознания состоялось утверждение концепта, когда за точку отсчета реформ, шагов к некоему более совершенному состоянию социальных институтов берется не реальная, нынешняя ситуация в обществе и противоречия в нем, а лишь некая конечная цель - каким-то самым общим образом воспринимаемый рынок и столь же абстрактно мыслимая демократия. Уже само обсуждение теоретических тупиков, в которые попали те, кто пытался модернизировать наше общество, так же свидетельствует о продолжающемся поиске ответов на запросы о существе происходящего в стране вот уже более десяти лет.
Нельзя не обратить внимания и на такую теоретическую конструкцию последнего времени как концепция катастрофического сценария развития нашего общества. В научных публикациях появляются и характеристики, передающие содержание понятия "социальная катастрофа", и доводы в пользу этого понятия, как якобы наиболее полно и всесторонне передающего все ныне происходящее, и аргументы против и самой этой категории, и описываемой с ее помощью ситуации. А.И. Пригожий, к примеру, предлагает критерии различения социальной катастрофы и общего кризиса общества. Он полагает, что катастрофа передает более стремительный характер социальной дезинтеграции, чем иные процессы, к примеру, кризис.
Внешние и внутренние условия криминализации современного российского общества
В целом можно констатировать, что по мере продвижения российского общества трансформационным путем масштаб теневой экономики не сокращается, а напротив, возрастает. Происходит тем самым теневизация всей экономической сферы. По данным МВД, в 1990 - 1991 гг. в теневой экономике производилось 10 - II процентов валового внутреннего продукта, в 1993 г. - 27, в 1994 г. - 39, в 1995 - 45, в 1996 - 46 процентов. По тем же сведениям, с теневой экономикой, так или иначе, к концу 90-х годов было связано примерно 58 - 60 млн человек. Таким образом, преступный мир окружен ныне своеобразным допреступным, составляющим основу перехода определенной меры аномичности общества. (Имеется в виду еще вернуться к этой проблеме, когда будет характеризоваться криминализация такой подотрасли экономики как производство подакцизных товаров, в частности, алкогольных изделий).
Зримо проявляется криминальная форма аномии во внешнеэкономической деятельности, к чему привела ее обвальная либерализация, когда самостоятельно вышли на рынок тысячи хозяйствующих субъектов. Особенно это было характерно для начала 90-х годов, стартового периода экономических преобразований. Так, в 1992 году незаконно было экспортировано 39 процентов металла, 20 процентов энергоносителей, 11 процентов иной продукции, произведенной на тогда еще не акционированных предприятиях. Разумеется, эти данные носят оценочный характер
Реальная картина криминальности внешних экономических связей куда более масштабна. Достаточно напомнить, что в 1993 году в число мировых лидеров по экспорту цветных металлов вышли Литва и Эстония, не имеющие, как известно, на своей территории ни одного месторождения указанного сырья. Только за 9 месяцев 1993 года, к примеру, через границу Эстонии в западные страны ушло цветных металлов на сумму более 35 млн долларов. Эстония в этом году, не производя цветных металлов, стала крупнейшим их экспортером.
К вышеизложенному можно добавить, что в начале 90-х годов около 70 процентов сырья, следовавшего через Литву из России в ее эксклавный регион, Калининградскую область, не достигало цели назначения. По данным МВД России, в Литовской республике действовало в ту пору 4 мощнейшие преступные группировки, связанные с российским преступным миром, которые специализировались на расхищении грузов из России. Гак, в 1993 году на территории этой страны ежедневно "исчезало" 7350 баррелей нефти, предназначенной для Калининградской области. Понятно, что сам криминалитет без активной поддержки вовлеченного в незаконную деятельность допреступного мира с этой задачей не справился бы. В этом и заключается существо криминализации, что она означает переход инициативы действий, решений к криминалитету, заставляющему играть но своим социальным правилам, нормам все большее число индивидов.
Криминализация проявляется, естественно, и в такой важной сфере экономики, какой является финансово-кредитная. Своеобразное проникновение преступного мира в банки, финансово-инвестиционные компании, приватизационных фонды идет давно. Эти учреждения служили и служат не только в качестве легального прикрытия оборота незаконно полученных финансовых средств, но и своего рода вынужденными спонсорами приоритетных, с точки зрения представителей преступного мира, направлений вложения финансовых ресурсов. Под видом специалистов по охранной деятельности, по связям с другими фирмами и т.п. представители преступного мира в начале - середине 90-х годов проникали в финансово-кредитные учреждения, создавали в них базу влияния.
Исключение из уголовного кодекса статей, предусматривающих ответственность за многие виды валютных операций, практически не используемые правовые рычаги по сохранившимся признакам преступных деяний в этой сфере вызвали массовую утечку валютных ресурсов из страны. По некоторым оценкам, в западные банки только с 1994 по 1997 годы было переведено примерно 60 млрд. долларов, что, как известно, существенно превышает объемы той помощи, которую оказывают России международные финансовые организации.1 Всего же, по информации, которой располагает МВД, с 1990 года из нашей страны незаконный вывоз капитала составил не менее 100 млрд. долларов. Н.Шмелев приводит, однако, иные данные. По его информации, за 90-е годы из нашей страны эмигрировало, по его выражению, не менее 300 - 400 млрд. долларов, что в полтора - два раза превышает задолженности РОССИИ внешнему миру. Темпы вывоза капитала из страны с 1993 г. составляют от I до 2 млрд. долларов в месяц. Поразительно, но даже финансовая катастрофа 17 августа 1998 г. не остановила этот процесс.
В конечном счете, бегство капитала из России означает не только прямой экономический ущерб нашей стране, ее экономике. Оно является зримым свидетельством того, что любые, светлые или темные, в данном случае не имеет значения, сферы бизнеса не связывают свое будущее с российским обществом, ориентируются на обретение легального статуса за рубежом. Достаточно конфиденциальное исследование, проведенное Федеральной службой безопасности. на которое ссылается П. Вощанов, показывает, например, что около 60 российских предпринимателей, входящих в элитарную первую сотню бизнесменов, уже: обустроили свои семьи в зарубежных странах и не связывают с нашей страной ни свое будущее, ни будущее своих детей.5 Естественно, что и экономическое поведение при этом делается все более ситуативным, снимающим барьеры на пути недозволенного. Взаимодействия и поступки, ориентации и установки этих людей продиктованы, содержательно насыщены лишь стремлением к максимально быстрому съему прибыли и столь же быстрой переправке ее в зарубежные банки. Это и означает растущую социальную базу преступного мира, перехода определенной меры аномии, наступления криминализации.
Происходит своего рода цепная реакция негативных проявлений в сфере экономических отношений: незаконное, антиправовое поведение индивидов подрывает малейшие перспективы выхода страны из системного кризиса, обретения стабильности, перехода на линию устойчивого развития. С другой стороны, отсутствие стабильности, неуверенность в том, что вложенные в производство финансовые средства и другие ресурсы дадут законную и нормальную отдачу, не дают возможности инвестировать капитал в расчете на длительное функционирование этих вложений.
Для валютно-финансовой и кредитной сфер характерны ныне игра на доверии клиентов, использование массовой психологии получения не заработанного, якобы дармового. По оценке экспертов МВД, к примеру, только в 1992 году не менее трети всей суммы долларов, реализованных через Московскую межбанковскую валютную биржу, было приобретено с использованием подложных авизо. По данным федеральной комиссии по ценным бумагам, на которые ссылается В.В. Лунеев, в России в середине 90-х годов действовало 833 так называемые "финансовые пирамиды", не имеющие лицензий. Ими было аккумулировано, изъято у населения около 2 млрд деноминированных рублей.2 Но и финансовые компании, формально действовавшие в рамках закона, имевшие лицензии, были не менее криминальными. Только за 1992 - 95 годы в стране было отмечено не менее 4 млн так называемых обманутых вкладчиков.3
Криминализация социально-экономической подсистемы общества
Таким образом, используя указанные критерии, выделяются следующие стадии нарастания аномии, дезинтеграции российского общества, постепенно приводящие к его нынешней криминализации.
Первая стадия. Охватывает временной отрезок с начала 20-х по конец 50-х годов. В рамках стадии совершенно отчетливо наблюдаются периоды резких подъемов криминальности общества (к примеру, в начале 20-х годов, затем в середине-конце 40-х годов), а также периоды относительно спокойного существования общества, когда, по крайней мере, общеуголовная преступность находилась в контролируемом состоянии (середина-конец 50-х годов). Главная характеристика указанной стадии заключается в формировании, а затем и самоопределении нового преступного мира (условно мы называем его "криминалитет советского периода" или "советский криминалитет").
Прежде чем оценить наиболее существенные характеристики данной стадии с точки зрения определенных нами критериев (степень соотнесенности преступного мира и сферы управления; необратимость или обратимость криминального перерождения институтов, структуры, взаимодействий, отношений), представляется целесообразным коротко дать своего рода экспозиционную картину криминальности в указанный период, что, собственно, и позволит нам в дальнейшем отграничивать одну стадию нарастания аномии, криминализации общества от другой. Сразу оговоримся, что подобную экспозицию мы имеем в виду давать, характеризуя каждую из выделенных нами стадий.
Новый преступный мир формировался как из адаптировавшейся к иным социальным условиям части старого преступного мира, в основном "профессионалов" ("карманники", "домушники", " медвежатники"), так и из новых слоев и социальных групп общества (в частности, из так называемых "совслужащих", которые достаточно быстро распознали возможность личного обогащения за счет бесхозной, по сути, общенародной собственности).
Своеобразие становлению советского криминалитета придает новая экономическая политика (НЭП), развернувшаяся, как известно, в самом начале 20-х годов. Нельзя в этой связи не согласиться с утверждением, что либерализация, взятая сама по себе, импровизационно, без перспективных, четких, достаточно жестких целевых программ развития по ключевым направлениям, особенно в условиях фактического двоевластия (партийные структуры - латентная во многом власть, но власть реальная, решающая, без юридической ответственности, однако; советские и хозяйственные структуры власть явная, открытая, несущая к тому же ответственность не только за свои, вторичные решения) оказывается малопродуктивной и лишь открывает дорогу новому тоталитаризму.1
Получается, что наступивший в конце 20-х годов новый период развития нашего общества ("год великого перелома"), сопряженный с ним новый этап первой стадии аномии, предшествующей переходу в форму криминализации, был своего рода реакцией, а значит в определенном смысле и порождением НЭПа, недовольством значительной части общества существенной дифференциацией доходов среди различных слоев социума. Именно это обстоятельство представляется наиболее важным. Общество в условиях своеобразного социально-психологического шока, пережитого в связи с резким переходом от декларируемого равенства, свойственного военному коммунизму строю лимитируемому уровню потребления, к допущению частной собственности не могло не ответить на такую ситуацию новой волной неверия, цинизма, озлобленности, агрессии против нуворишей.
Постепенно складывавшаяся в нашей стране специфическая социально-экономическая система, в основе которой лежала обезличенная, ничейная (общенародная) собственность, получала своеобразное отражение в массовом сознании, в отношении людей к материальным благам, создаваемым на производстве. Превращенная форма отчуждения человека от собственности, как мы это понимаем, и на этой, и на последующих стадиях нарастания криминальности состояла в том, что все средства производства, результаты труда были якобы общими, то есть в какой-то степени доступными в равной мере всем, но в то же время не были достоянием никого конкретно. Отсюда и требовался поистине тотальный, всепроникающий, постоянный контроль над всеми работниками. Что, естественно, при всей жесткости режима было все же недостижимо, тем более что требовался ведь и контроль над самими контролерами.
Но обезличенной собственностью от имени государства управляли работники аппарата. Ничейность собственности в этом случае порождала своеобразное своеволие, безответственность, готовность жертвовать многомиллионными издержками производства во имя не всегда рациональных, логичных действий, диктуемых партийным сверхаппаратом. Соблазн определенного прикосновения к собственности, результатам деятельности производственных коллективов делался все сильнее, хотя нельзя исключать и честное служение многих управленцев своему делу, обществу. Так постепенно складываются предпосылки появления допреступного мира. Именно особого социального мира, поскольку отдельные доиреступные элементы (хулиганьї, мелкие воришки), погранично связанные с криминалитетом присутствуют в обществе всегда.
Немаловажным аспектом, влиявшим на степень криминальности российского, советского тогда общества, было такое атрибутивное качество сложившейся в рамках указанной стадии социально-экономической системы как постоянный дефицит многих жизненно важных порой товаров и услуг. Существовавший уклад лишь в самой малой степени был развернут к человеку, видел в нем в основном функциональную единицу, а не реальную личность, потребителя материальных и духовных ценностей В силу этого продукты материального производства, услуги были разнодоступными для представителей различных профессиональных социальных групп. Не случайно, поэтому на данной стадии как общеуголовная, так и элитарная преступность, то есть свойственная отнюдь не рецидивным или/и профессионально криминально ориентированным элементам, в наибольшей мере фиксируется в сфере распределения и обмена.
Похожие диссертации на Криминализация российского общества : Состояние, тенденции развития, прогноз
