Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Социальное пространство и идентичность: характер связи 12
1. Экспликация взаимозависимости социального пространства и идентичности в истории социально-философской мысли 12
2. Основные способы и принципы трактовки идентичности России в отечественной социальной философии 29
3. Особенности конституирования идентичности в современном российском обществе 45
Глава 2. Российская идентичность как презентация онтологической структуры социального пространства России 62
1. Социально-пространственные эйдосы России как условие формирования российской идентичности 62
2. Топологическая структура социального пространства России 80
3. Модели социального пространства современной России как условие конституирования российской идентичности 102
Заключение 121
Библиографический список 124
- Основные способы и принципы трактовки идентичности России в отечественной социальной философии
- Особенности конституирования идентичности в современном российском обществе
- Топологическая структура социального пространства России
- Модели социального пространства современной России как условие конституирования российской идентичности
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
В глобализирующемся мире идентичность того или иного общества не является заданной и неизменной субстанцией, метафизическим ядром, не подверженным никаким воздействиям извне, но представляет собой явление открытое, следовательно, подвижное и изменяющееся. В основании этих процессов лежат определённые онтологические схемы и механизмы, экспликация которых представляется тем более актуальной и необходимой, когда социокультурная идентичность отдельных социальных общностей находится под угрозой нивелирования и полного исчезновения.
Осмысление места российского социума, а тем самым и определение идентичности России в изменившемся мире – это животрепещущая проблема, поскольку продолжающаяся депопуляция российского общества, неравномерность в развитии центра и регионов, все более усугубляющийся разрыв между масштабным географическим пространством России и «пробелами» в социальном пространстве могут стать факторами риска при сохранении целостности России в условиях глобализации.
Из вышесказанного следует, что актуальной задачей социально-философского исследования российской идентичности является анализ онтологических оснований и путей конституирования идентичности как таковой, что позволит выявить способы формирования новых солидарностей, межрегионального сотрудничества, сохранения культурного своеобразия, формирования финансово-экономических, коммуникационных, инфраструктурных узлов в мировом сетевом пространстве в целом и в России в частности.
В философской мысли пространство всегда выступало в качестве одного из определяющих атрибутов как бытия в целом, так и его отдельных областей: пространство представляется в качестве условия человеческого бытия, познания, порядка. В качестве определяющего условия образования феномена идентичности может быть рассмотрено социальное пространство, поскольку оно представляет собой динамичную, открытую смысловую структуру. В связи с этим в поиске новых оснований бытия современного российского общества особую актуальность приобретают социально-философский анализ российского топоса, экспликация его смысловой структуры и консолидирующего потенциала.
Таким образом, актуальность темы исследования заключается в выявлении одного из фундаментальных условий образования идентичности российского социума в современной ситуации глобализации. Тем самым, проблемой диссертационного исследования выступает обоснование социально-онтологического статуса социального пространства как одного из факторов формирования идентичности российского социума.
Степень научной разработанности проблемы.
Характер исследуемой проблемы обусловливает разделение наличной литературы и полученных в ней результатов на три части: исследование России как особого социокультурного и исторического феномена; разработка концепта «социальное пространство»; социально-философский анализ идентичности.
Осмыслению социокультурных, пространственных, религиозных, исторических особенностей России посвящены работы П.Я. Чаадаева, А.С. Хомякова, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, Ф.М. Достоевского. С.М. Соловьёва, В.С. Соловьёва, В.О. Ключевского, П.А. Флоренского, С.Л. Франка, А. Белого и других мыслителей. В их работах Россия трактуется как особое самостоятельное социокультурное явление, обладающее своей национальной, духовной и социальной спецификой, своей судьбой, своей идентичностью. Среди факторов, формирующих российскую идентичность и определяющих её специфику, немалое внимание уделяется пространству. Уже с этого времени закладываются две основные тенденции рассмотрения пространства, которые будут противостоять друг другу в дальнейшем. Во-первых, пространство рассматривается как явление сугубо географического порядка, обусловливающее все характерные особенности российского общества. Начиная с работ П.Я. Чаадаева данная тенденция впоследствии находит своё воплощение в трудах представителей классического евразийства (П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский), а также в работах Л.Н. Гумилёва. Во-вторых, пространство трактуется как преимущественно духовный феномен метафизического порядка (Н.Я. Данилевский, А.С. Хомяков, Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьёв, П.А. Флоренский, С.Л. Франк, А.Белый и др.).
В современных исследованиях вычленяется новая тенденция трактовки пространства как явления, возникающего из сложного взаимодействия разнородных факторов: географических, социальных, ментальных, и, следовательно, находящегося вне дихотомии материального-идеального. Пространство начинает рассматриваться не как заданное, само по себе существующее образование, но как результат онтологических процедур конституирования, где ментальное, символическое оформляет материальное, наполняет его смысловым содержанием. Данная тенденция представлена в работах Д.Н. Замятина, И.Т. Касавина, И.И. Митина, В.А. Подороги, А.Ф. Филиппова, В.Г. Щукина, И.Г. Яковенко и др.
Значительный вклад в разработку концепта социального пространства и его теоретического обоснования внесли исследования Ф. Броделя, П. Бурдье, М. Дуглас, И.А. Исаева, М. Фуко, М. Элиаде и др. Социальное пространство трактуется как самостоятельный, не сводимый к географии феномен, формирующийся на основе отношений власти, присвоения, установления границ.
Постмодернистская философская традиция обнаруживает тенденцию к трактовке пространства как сложного, многоуровнего, открытого, находящегося в состоянии перманентных трансформаций образования, как ветвящуюся, не имеющую единого и фиксированного центра сеть отношений (Ж. Деррида, Ж. Делёз, Ф. Гваттари). Ж. Бодрийяр предлагает интерпретацию социального пространства как симулякра, возникающего вследствие тотальной подмены реальности знаками, лишёнными какого-либо референта. Данные идеи имеют существенное значение для анализа современного состояния социального пространства и феномена идентичности.
Проблеме идентичности также посвящено значительное число исследований на протяжении всей истории философии, однако сама эта проблема не всегда была явно представлена. В классической метафизике идентичность рассматривается как заданная, автономно существующая сущность, бытие которой всецело определяется и гарантируется наличием высшего сущего (платоновский мир идей, Бог). В эпоху метафизики субъективности таким условием становится познающий субъект (Р.Декарт, И. Кант, И.Г. Фихте, Г.В.Ф. Гегель и др.). В неклассической философии идентичность начинает рассматриваться не как заданная, но как конституируемая различными факторами, как возникающая, исчезающая, преобразующаяся и трансформирующаяся. Данная трактовка идентичности впервые наиболее отчётливо заявляет о себе в философии Ф.Ницше, затем проявляется в экзистенциализме (К. Ясперс, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр), постструктурализме и постмодернизме (М.Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делёз, Ф. Гваттари, Ж. Бодрийяр). Проблеме идентичности России посвящены работы следующих авторов: А.С. Ахиезер, Ф.И. Гиренок, Д.Н. Замятин, В.К. Кантор, А.А. Кара-Мурза, В.Е. Морозов, А.С. Панарин, В.И. Пантин и др.
На основе анализа работ указанных авторов устанавливается степень разработанности проблемы и определяются цель и задачи исследования.
Цель исследования – экспликация онтологической структуры социального пространства в качестве условия формирования российской идентичности.
Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:
1. Проанализировать феномен социального пространства как определяющее условие формирования идентичности.
2. Раскрыть основные подходы к осмыслению роли социального пространства в конституировании российской идентичности в отечественной социально-философской мысли.
3. Определить специфику конституирования идентичности современной России.
4. Эксплицировать основные социальные перспективы сознания современных россиян, обусловливающие конституирование эйдоса России.
5. Исследовать механизмы преобразования социального пространства России.
6. Выявить топологические модели социального пространства России.
Объект исследования – социальное пространство как онтологический атрибут социальной жизни.
Предмет – трансформации социального пространства как условие формирования российской идентичности.
Методологическая основа исследования.
В диссертации используется методологическая установка перспективизма Ф. Ницше, Х. Ортеги-и-Гассета, А. Шюца, согласно которой социальное познание обусловлено личной позицией, точкой зрения познающего. «Перспектива», определяемая местонахождением человека в социальной целостности, выступает организующим принципом мировосприятия. Используется в диссертации и социальный конструктивизм П. Бурдье, П. Бергера, Т. Лукмана и других исследователей, учитывающий роль ментальных процедур в формировании социальной реальности и феномена идентичности. Применение указанной методологии дает возможность трактовать социальное пространство не как нечто «естественное» и «объективно данное», но вскрыть его искусственный, конструируемый характер, эксплицировать многообразие перспектив видения России. Таким образом, акцент делается на роли человека в конституировании и освоении социальной реальности, что позволяет выявить ее смысловое, символическое строение.
Используется метод сравнительно-исторического анализа, позволяющий выявить специфику социального пространства России через рассмотрение его исторической динамики и трансформаций, сопоставление с западноевропейским социальным пространством.
Применяется феноменологическая методология, разработанная Э. Гуссерлем, А. Шюцем и другими исследователями. Обращение к феноменологическому методу обусловлено его эвристическим потенциалом, позволяющим раскрыть гетерогенность смысловой структуры российского социального пространства. Указанный метод дает возможность выявить основные интенции сознания современных россиян, исследовать способы и формы формирования идентичности в их обусловленности онтологической структурой и спецификой социального пространства России.
В диссертации применяются некоторые концептуально-методологические разработки постструктуралистской и постмодернистской философии М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делёза, Ф. Гваттари, Ж. Бодрийяра и других авторов, позволяющие показать множественность, полисемантичность и трансформационный потенциал социального пространства России, образуемого различными дискурсами, выявить трансгрессивные феномены, встроенные в структуру социального пространства российского общества и служащие механизмами его преобразования.
Результаты исследования и их научная новизна:
1. Проанализирован феномен социального пространства как определяющее условие формирования идентичности. Сделан вывод, что социальное пространство возникает на базе отношений власти и выступает в качестве организующего и упорядочивающего фактора, который противостоит хаосу.
2. Раскрыты два основных подхода в отечественной социально-философской мысли к пониманию роли социального пространства в качестве фактора конституирования российской идентичности. В первом случае пространство России рассматривается как феномен, приводящий к рассеиванию, размыванию российской идентичности. Во второй тенденции акцент делается на консолидирующем потенциале российского пространства, которое представляется как синтезирующее, интегративное образование.
3. Определена специфика конституирования идентичности современной России, которая представляет собой централизованный монодискурсивный процесс, осуществляемый дискурсом власти.
4. Эксплицированы и описаны основные социальные перспективы, наличествующие в сознании современных россиян и обусловливающие конституирование эйдоса России: центрированные («россиецентричная» и «этноцентричная») и нецентрированные («Россия-в-мире»).
5. Исследована специфика социального пространства России, которая заключается в его дихотомичном характере. Раскрыты такие трансгрессивные феномены, как странничество и юродство, встроенные в структуру социального пространства России и служащие механизмами его преобразования. Предложена трактовка российской интеллигенции как феномена, генерирующего антидискурс по отношению к дискурсу власти, а также российской истории как дихотомичного чередования дискурсивного и антидискурсивного периодов.
6. Предложены пространственные модели социального пространства России: концентрическая, пограничная и модель хаоса. Каждая из названных моделей задаёт свою специфику смыслообразования и конституирования идентичности.
Новизна указанных результатов обеспечивается применением к исследованию социального пространства современного методолого-концептуального аппарата, что позволяет представить онтологическую структуру социального пространства России как определяющего фактора конституирования российской идентичности.
Теоретическая и практическая значимость исследования.
Теоретическая значимость исследования заключается в осмыслении социального пространства российского общества в качестве онтологического основания образования идентичности России. Тем самым определяются границы современного варианта понимания идентичности российского социума и пути его преобразования, что позволит осуществить консолидацию российского общества на основе смыслов, рождаемых разнообразными перспективами социального пространства России.
Основные положения и выводы исследования являются существенными для прогнозирования тенденций развития и будущих состояний российского социума и могут быть использованы для управления структурами социального пространства России.
Основные положения и идеи диссертационного исследования и полученные результаты могут быть использованы в качестве методологического инструментария при анализе различных социокультурных общностей и общественного бытия в целом. Материалы диссертационного исследования могут использоваться в научно-педагогической практике: в лекционных и семинарских занятиях по философии, культурологии, социологии, политологии. Результаты и положения диссертации использованы в разработке спецкурса «Жизненный мир как местопребывание человека».
Апробация результатов исследования. Основные идеи и положения диссертационного исследования изложены в 12 публикациях автора. Положения диссертации излагались автором в докладах на Международной научной конференции «Литература XI-XXI вв. Национально-художественное мышление и картина мира» (Ульяновск, 2006), Международной научно-теоретической конференции «Iдентичность у сучасному соцiумi» (Донецк, 2006), Первом областном научно-теоретическом семинаре «Этика в науке» (Ульяновск, 2006), Межрегиональной научно-практической конференции «Развитие гражданского общества в России средствами образовательного процесса» (Тверь, 2008), Международной теоретико-практической конференции, посвященной памяти профессора Г.Ф. Миронова, «Наука – Творчество – Образование» (Ульяновск, 2009, 2010), научно-технических конференциях УлГТУ «Вузовская наука в современных условиях» (Ульяновск, 2005-2010).
Результаты исследования были представлены на кафедре философии Ульяновского государственного технического университета; основные идеи использованы в образовательном процессе.
Структура работы определяется целью и задачами исследования и состоит из введения, двух глав, включающих по три параграфа каждая, заключения и библиографического списка. Объём диссертации: 141 страница.
Основные способы и принципы трактовки идентичности России в отечественной социальной философии
Задача данного параграфа состоит в раскрытии базовых подходов к осмыслению места и роли пространственных факторов в конституировании российской идентичности в отечественной философии.
Рефлексии об особом статусе пространства российского общества, осмыслению его онтологической специфики, социокультурных, религиозных характеристик посвящены работы многих отечественных философов. Предельно обобщая, можно утверждать, что русская философия на всём протяжении её развитияпредставляла собой симбиоз западнического (квазиевропейского)1 и восточно-византийского дискурсов: Однако- вопрос о-социокультурном самоопределении России ставился- преимущественно в контексте её отношения к западному социальному пространству как к референтному Другому. Следует подчеркнуть, что наряду с интенцией встраивания отечественного культурного дискурса в европейский в российском общественном сознании уже начиная с 1820-30-х годов всё явственнее зреет подспудное желание избавиться от идеологической и культурной опеки Европы: «С Запада на Русь шли не только глашатаи идей Возрождения. и гуманизма- (их было абсолютное меньшинство), но и завоеватели, несшие смерть и разрушение... Стоит ли удивляться1, что почти все слои населения России видели в Европе в основном не очаг культуры и прогресса, а источник постоянной опасности»13. В то же время все социально-философские попытки обнаружения «русской идеи» могут быть поняты как поиск универсального мета-феномена (мета-дискурса), выходящего за рамки локальных исторических задач и закладывающего основания для всемирного исторического пути.
Как это ни парадоксально, выделение и осмысление России в качестве особого социокультурного мира с особой спецификой социального пространства было проведено не только в русле восточно-византийской традиции, но и в лоне западноевропейской концептуальной перспективы. Ключевую роль в определении специфики социального пространства России сыграло творчество П.Я. Чаадаева. В своём первом «Философическом письме» исследователь впервые в истории русской философии обратил внимание на приоритетную роль географического фактора в российской истории. Масштабное географическое пространство России трактуется Чаадаевым как эрзац культуры, а также своеобразный идентификационный маркер: растянувшись «от Берингова, пролива до Одера» наша страна обращает на себя внимание, восполняя, тем самым недостаток культурных ценностей. Таким образом, Россия выпадает из всеобщего исторического процесса: «Одинокие в мире, мы миру ничегос не дали, ничего у мира? не взяли, мы не внесли вл массу человеческих идей ни одной мысли, ни в-чём не содействовали движению вперёд человеческого разума»16.
В позднем творчестве П.Я. Чаадаева так называемое «незападное» бытие России, понимаемое ранее как источник её исторических бед, начинает трактоваться»как фактор её преимущества: «...У нас другое начало цивилизации... Нам незачем бежать, за другими; нам следует откровенно оценить себя, понять, что мы такое, выйти из лжи и утвердиться в истине. Тогда мы пойдём вперёд, и пойдём скорее других, потому что пришли позднее их, потому что мы имеем весь- их опыт и весь труд веков, предшествовавших нам»17. Потенциальность российского пространства, выявленная» Чаадаевым, становится впоследствии одним из лейтмотивов русской философии и культуры. Мысль о скрытом, нереализованном потенциале России была расценена Н.А. Бердяевым как последовательное выражение «русской мессианской идеи». К.Н. Леонтьев, в определённой степени основываясь на указанной мысли Чаадаева, считал даже необходимым «подтормозить Россию», чтобы она не повторяла ошибок далеко зашедшего по пути прогресса Запада18.
Предложенное Чаадаевым понимание специфики российской идентичности закладывает основы для трактовки конституирующих её пространственных факторов как ускользающих от феномена Власти, выступающего в западной философской мысли в качестве условия структурирования и упорядочивания социального пространства как такового19. Если в западной традиции социальное пространство противостоит хаосу, то в ряде отечественных концептуальных разработок появляются представления о конститутивной роли самого хаоса, о выдвижении на передний план потенциальности, а не структурированности и упорядоченности. В работах Чаадаева данная позиция представлена во многом имплицитно, в зачаточном состоянии, однако впоследствии она будет так или иначе обнаруживаться в концепциях многих российских мыслителей и образует самостоятельный вектор трактовки социального пространства России.
Следующей важной вехой в осмыслении исторической судьбы России является разгоревшийся в XIX веке спор между славянофилами (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, Ю.Ф. Самарин, К.С. Аксаков и др.) и западниками (Н.В. Станкевич, ВТ. Белинский и др.).
Важной заслугой славянофилов в характеристике социального пространства России и конституируемой на этой основе идентичности является введение ими понятия «соборность», развитого впоследствии многими русскими философами. Согласно А.С. Хомякову, соборность есть, прежде всего, религиозное единство, основанное не на принуждении, но на любви. Принцип соборности противостоит как индивидуализму, разрушающему человеческую солидарность, так и коллективизму, нивелирующему личность. Представляя? собой «единство--воІ множестве»?0, она сплачивает человеческое сообщество, сохраняя; Вт то же время неповторимые черты каждого человека:
Особенности конституирования идентичности в современном российском обществе
В предыдущих параграфах нами были рассмотренные способы трактовки социального пространства и выявлены основные тенденции и закономерности, играющие немаловажную роль в образовании современной российской идентичности. В настоящем исследовании идентичность трактуется не как нечто «естественное» и «объективно данное», но как ментальный конструкт. Отсюда основной задачей параграфа является описание специфики конструирования идентичности современной России с учётом влияния на этот процесс структуры социального пространства. Решение поставленной задачи требует предварительного анализа особенностей конструирования идентичностей в обществе постмодерна, что позволяет более выпукло определить особенности российской идентификации.
Проблемным моментом в анализе феномена идентичности является тот факт, что, если вскрытие метафизических оснований для философского сознания является имманентной необходимостью, то постановка вопроса о собственной «чтойности» для субъекта, не выходящего за пределы «естественной установки» (Э. Гуссерль), маркирует важную перемену в его жизни. Здесь уместно провести аналогию с собственным домом, который не вызывает особого внимания и интереса, пока в нем все благополучно. Однако с нарушением привычного для нас хода вещей, разрушением понятного миропорядка приходит новое видение нашего дома: к примеру, мы понимаем, что дом нуждается в ремонте. Таким образом, сама постановка вопроса о собственных основаниях в обыденном сознании служит индикатором утраты субъектом «точки опоры», вызванной ситуацией дискомфорта и неудовлетворенности, изменением привычного и понятного жизненного мира. Важно подчеркнуть, что при определении идентичности происходит актуализация интерсубъективного отношения «Я - Другой», причем под Другим может пониматься и собственное прошлое. Самоидентификация предполагает способность взглянуть на себя из иной социальной перспективы, глазами Другого.
Выделим особенности современного мира, обусловливающие актуальность проблемы идентичности. Нынешнее общество вступило в новый этап своего развития, следующий за эпохой модерна, который многие исследователи называют постмодерном. Автор использует этот термині, не включаясь в существующую дискуссию о его правомерности, для обозначения настоящего периода общественной жизни. Состояние, характеризующее мир постмодерна, метко обозначено И. Валлерстайном: «Конец знакомого мира»37. Тем не менее, следует предостеречь от рассмотрения модерна и постмодерна как отдельных отрезков, звеньев в цепи времени: черты модерна соприсутствуют и в настоящем, поэтому хронологический подход в трактовке этих феноменов должен быть дополнен онтологическим, наделяющим их статусом разных миров.
В эпоху модерна в результате Тридцатилетней войны в Европе сложилась так называемая! «вестфальская система», которая выдвинула на вершину пирамиды политического устройства общества национальное государство. Бытие человека модерна — это «бытие-в-границах», отделяющих «свое» пространство от «чужого». Ведущей становится национальная идентичность, выраженная в принципе территориального суверенитета государства-нации. Дискретные представления о пространстве в мире modernity дополняются просветительской идеей линейности времени, поэтому описание идентичности осуществляется через призму социального бега: выделяются государства передовые и догоняющие, развитые и отстающие, прогрессивные и консервативные. Одним из важнейших факторов конституирования национальных идентичностей становится история, объединяющая» представителей разных поколений государства-нации. Наличие общего исторического дискурса выступает важнейшим средством отнесения Других к «своим». А поскольку многочисленные слои исторического полотна плелись на протяжении веков, то идентификационная «щель», позволяющая проникнуть в круг «своих», являлась весьма узкой: для исторических «неофитов», к которым Европа относила и Россию, вход в европейский дом был закрыт. Среди европейских национально 48. государственных идентичностей разыгрывается гонка за лидерство, что находит свое выражение и в философской мысли. Так, вершиной, авангардом, центральной осью европейского развития в трудах философов, писателей, общественных деятелей объявляются разные страны: Германия (Г.В.Ф. Гегель, Й. Гёррес), Франция (Т. Жоффруа, А. Ламартин), Италия (В. Джоберти). Как некое единство Европа мыслилась лишь в своей противопоставленности внешнему Другому, представляющему религиозную или культурную угрозу, в роли которого в разные эпохи выступали «Сарацин», «Турок» и «Русский Другой»38.
Показательными метафорами российской идентичности в глазах европейцев в эпоху модерна служат «варвар у ворот» и «ученик», «подмастерье». Первая метафора свидетельствует о негативном восприятии сознанием модерна маргинальных пространственных феноменов. Метафора российской идентичности как «ученика» Европы характеризует Россию как феномен, маргинальный, не только в топологическом, но и в хронологическом измерении: для того, чтобы «догнать» умудренного опытом учителя, молодому ученику необходимо время. Парадигма «догоняющего развития», закрепившаяся в России со времен Петра I, надолго определила-самоидентификацию российского общества, принуждая его совершать все новые и новые рывки на пути «догоняющей модернизации».
Топологическая структура социального пространства России
Основная задача настоящего параграфа — выявление и описание специфики топологических структур социального пространства России в сравнении с западным обществом, поскольку, как явствует из анализа, проведенного в предыдущем параграфе, особенности российского социума и российской идентичности можно эксплицировать лишь исходя из более широкого социально-онтологического контекста. Особое внимание будет уделено исследованию трансгрессивных феноменов, встроенных в структуру социального пространства и служащих механизмами его преобразования.
Необходимо ещё раз отметить, что в настоящем исследовании под социальным пространством понимается перманентно образующаяся интерсубъективная целостность (переупорядочивающийся порядок, выступающий в качестве диспозитива власти). Данный концепт применительно к бытию российского социума в целом характеризует универсальный горизонт его потенциальных перспектив. В отличие от Гуссерля и его последователей (особенно А. Шюца), сводивших феномен социального пространства исключительно к структурам повседневного опыта, мы полагаем целесообразным, вслед за постструктуралистской философией, включение в содержание данного понятия трансгрессивных феноменов, благодаря которым происходит связь повседневности с ее будущими состояниями и обновление ее структур. Рассматриваемая в «чистом виде» повседневность (подчас выступающая синонимом обыденности, рутинности, шаблонности и т.п.) характеризуется онтологической неполнотой, ибо она всегда стремится к самопреодолению, поиску над- и внеповседневных смыслов. Таким образом, внеповседневное, выпадающее из типизированных пространственно-временных структур, является одним из онтологических моментов социального пространства.
Способом генерации социального пространства является его перманентная образуемость, которая выражается в появлении новых интенций сознания, а, следовательно, и новых смыслов. Такое состояние формирует особое отношение к миру, с необходимостью предполагающее преодоление повседневности и целенаправленное конструирование нового миропорядка и себя самого в качестве иного. Образование рождает внеповседневные смыслы и состояния сознания, преодолевая наличный зазор между обыденным и потаенным, очевидным и проблематичным, типизированным и еще не воплотившимся, и тотчас конституирует новый. Экс-центричность образования проявляется в создании новой концептуальной оптики, новых перспектив мировидения и миропонимания, что предполагает творческую перестройку прежнего социального пространства. Прерывание связи с прежним миром, выход за пределы повседневности одновременно означает готовность к совместному бытию с новыми Другими и создание новой пространственной сферы для этого бытия. Разрыв с наличным бытием и конструирование нового миропорядка может привести к включению этого последнего в структуру социального пространства в качестве одной из его возможных сфер, а может породить максималистскую интенцию элиминации «неподлинной» сферы или ее тотальной трансформации в5 соответствии с эталоном «подлинной». И1 уже в этом отношении к искусственно сконструированному миропорядку и в его топологическом статусе в структуре социального пространства проявляется различие между российским и западным социумами. На Западе потребность в выходе за пределы повседневности и образовании себя в качестве иного, в поиске каналов для выражения многомерности человеческого бытия1 привела к становлению и поддержанию пространства публичного, противополагаемого сфере приватного. С образованием сферы публичного, прообразом которой в древнегреческой и древнеримской культурах были - соответственно греческая агора и forum Romanum - площадь как политический, торговый и сакральный центр, — было создано пространство одновременного присутствия разнообразных точек зрения и перспектив. Как отмечает X. Арендт, «... хотя общий мир предоставляет общее для всех место собрания, однако все сходящиеся в нем каждый раз занимают тут разные позиции и местоположение одного так- же не может совпасть с местоположением другого, как и местоположение двух предметов. Увиденность и услышанность другими получает свою значимость - от того факта, что каждый смотрит и слушает с какой-то другой позиции. Это как раз и есть смысл публичного существования, в сравнении с которым самая богатая и удовлетворяющая семейная- жизнь может предложить лишь распространение и размножение своей собственной позиции и присущих ей аспектов; и перспектив» . Таким образом, присутствие в публичном пространстве дает возможность, конструирования реальности из различных перспектив (и в этом проявляется- топологическая обратимость, данного пласта социального пространства). Вместе с тем, каждый актора публичного попадает в поле зрения других, что обеспечивает его открытость. Невозможность скрыться ускользнуть, от взгляда другого размыкает эгоцентризм и является залогом этичного поведения. В- пространстве публичного человек уподобляется»одновременно зрителю, актеру и режиссеру некоего театрального действа. В этой- связи далеко- не случайно этимологическое родство слов «личность» (лат. persona) и «маска». Шерсона (от лат. per se - для. себя; сам по» себе) автореферентна: ее действия автономны и подчинены цели представления себя- окружающим. Смена масок, исполнение ролей, презентация, себя другим становится, второй натурой и интегральной частью личности западного человека. В русской культуре, напротив, маскарадность (которая; выражаясь современным языком, может проявляться»- в. смене привычного дресс-кода) традиционно-соотносилась с анти-поведением, то есть ей придавался колдовской смысл: так, обязав свое окружение носить европейскую одежду, Петр I, по отзывам современников, «нарядил людей бесом» . Пространство публичности в западном обществе — это площадка состязательности властных интересов личностей. Это не диалог с властью, но диалог носителей власти как имманентной характеристики, бытия человека, которая, будучи «вездесущностью» (Ml Фуко), исходит из всего социального пространства, различным образом концентрируясь в отдельных его точках. По М. Фуко, власть есть «множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются», причем в основании отношений власти не существует бинарной оппозиции между господствующими и теми, над кем осуществляется господство78. Субъект как «складка1 власти» (Ж. Делёз) задан дистанцией от Другого и предполагает культивирование этой дистанции: Следует отметить, что наличие пространства публичного предполагает признание границ частной! жизни, внутреннего пространства субъекта, являющегося условием самой публичности . Признание автономности сферы частного приводит к обоснованию принципа laissez-fair — невмешательства государства в социальную и экономическую жизнь, отводящего ему роль «ночного сторожа». Отделение внутреннего пространства субъекта, как условия его власти, предполагает прорисовывание границ с Другими, форм отношения с ними. Таким образом, пространство публичности складывается как баланс форм и границ.
Модели социального пространства современной России как условие конституирования российской идентичности
Смысловая недостаточность социального пространства России, с одной стороны, лишает его полноценного присутствия на современных геополитических «ментальных картах». Смысловой пробел российского пространства может расцениваться другими как тревожный симптом и , _ вызвать желание заполнения отсутствующих смыслов своими. Вместе с тем, смысловая неполнота в настоящем приводит к вынесению. смыслообразования в социальном пространстве России в модус будущего. Россия потенциальна, и в этом одновременно и её сила, и её слабость. Бессмысленность сущего и вместе с тем простор для рождения смысла подвигают русских на поиски предельных оснований бытия и, в то же время, заставляют пренебрегать каждодневными «малыми делами». Поэтому социальное проектирование в России приобретает поистине вселенский масштаб.
Потенциальность, смысловую незавершённость России не следует признавать исключительно свидетельством её неполноценности на горизонте будущего смыслообразования. Потенциальность есть само российское бытие как отсутствие возможности завершённости, успокоения, отсутствие конечного вектора социальной динамики. Пространство России, ускользающее от дискурса власти, есть-чистый горизонт потенциальности — бесконечное движение, «исчезающая точка» (Ж. Бодрийяр):
Российское социальное пространство потенциального - это утопическое пространство в двояком смысле. Во-первых, отталкиваясь от буквального смысла термина «утопия» («отсутствующее место»), можно считать утопическими воображаемые топосы, конституируемые антидискурсом интеллигенции. Всякая утопия начинается с «большого взрыва» социального пространства. К.Мангеим, подчёркивая это, даёт определение утопии как «трансцендентной по отношению к реальности ориентации, которая, преобразуясь в действие, взрывает существующий порядок»130. Во-вторых, утопил — это-не просто" «отсутствующее», но І ещё и, «благословенное» место (от греч. ей,— благо) — та «праведная земля» - источник абсолютного смысла, на поиски которой и ориентированы русские скитальцы131.
Однако чрезмерно- масштабные" анклавы потенциального в российском пространстве — области, характеризующиеся смысловой незаполненностью, -напротив, могут вызвать энтропийный эффект, привести к кризису смыслообразования: для того, чтобы, в социальном пространстве произошёл синтез нового смысла, необходима пассионарная энергия для реализации возможностей модуса потенциальности. Тьма как выражение потенциальности ценна тем, что» она отсылает к свету. Хаос прекрасен лишь на фоне гармонии: «Тень есть явное, хотя и непроницаемое свидетельство потаенного свечения»132. Смыслы, рождающиеся из чистой потенциальности и проступающие на поверхности социального пространства, складываются в дискурсы, которые устанавливают новые центры.
Модели хаоса соответствует особый тип идентичности — нулевая идентичность, выступающая в качестве «перемешивающего слоя», который определяет условия всех возможных идентичностей и обеспечивает конституирование монодискурсивных и полидискурсивных идентичностей . Основанная на модели хаоса нулевая идентичность представляет потенциальность российского социального пространства в качестве определяющей его характеристики: с одной стороны, русская земля таит в своих недрах колоссальный запас нерастраченной силы, творческой энергии, остающейся пока непроявленной. С другой стороны,. потенциальность российского пространства демонстрирует его неорганизованность, неоформленность, и, как следствие, непредсказуемость. Литературными, иллюстрациями: нулевой идентичности в1 российском; обществе могут служить образы; России-тройки, мчащейся, вдаль, по бескрайним просторам;, и русского народа (помещиков, чиновников, крестьян) из поэмы Н;В. Еоголя «Мёртвые души», герой И-А. Гончарова Илья Обломов (а также, выведенная другими- русскими писателями галерея;-;. «лишних людей»: Онегин, ПечорищРудин и др.), герои Ф.М. Достоевского; мятущиеся в поисках твёрдой основы, надёжного и устойчивого центра.
Таким, образом, на основе проведённого выше анализа можно сделать вывод, что социальное пространство России является, неоднородным, многомерным по своей структуре. Существующие топологические модели социального пространства порождают разнообразные каналы конституирования? российской идентичности. Поэтому определение идентичности России всегда остаётся открытой проблемой; не поддающейся окончательному решению. Выявленные и описанные в данной главе установки сознания россиян (центричные и нецентричные), трансгрессивные феномены (странничество, юродство, интеллигенция) и лежащие в основе данных феноменов топологические модели демонстрируют неустойчивый, подвижный и текучий характер российской идентичности. Данная особенность выступает не временным состоянием, но атрибутом бытия идентичности России. В отечественной истории немало примеров, когда российская идентичность, казалось бы, наконец, преодолевала свою хаотичность и обретала прочность и устойчивость: масштабные в историческом плане периоды господства единого дискурса власти (золотоордынский период, романовская империя, СССР). Однако в самом социальном пространстве России заложены антидискурсивные феномены, не позволяющие окончательно кристаллизоваться какой бы то ни было дискурсивной структуре, взрывающие её изнутри и выступающие в качестве источника перманентного преобразования российской идентичности.
