Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Методологические основания социально-философского анализа электорального дискурса 17
1.1. Концептуальное осмысление политических выборов 17
1.2. Коммуникация в зеркале современных социальных теорий 32
1.3. Электоральный дискурс как предмет философского анализа 47
Глава 2. Дискурс как предконтекст: социокультурные основания института выборов в России 63
2.1. Эволюция института выборов в России: историко-философский анализ 63
2.2. Концепты как средство анализа дискурса 85
2.3. Концепты российского электорального дискурса 95
Глава 3. Российский электоральный дискурс как информационная среда для принятия решения 108
3.1. Электоральный дискурс и процедурная рациональность: методологический аспект 108
3.2. Российский электоральный дискурс с позиций концепции процедурной рациональности 121
3.3. Социальные функции российского электорального дискурса 131
Заключение 150
Список литературы 1
- Коммуникация в зеркале современных социальных теорий
- Электоральный дискурс как предмет философского анализа
- Концепты как средство анализа дискурса
- Российский электоральный дискурс с позиций концепции процедурной рациональности
Введение к работе
Актуальность темы исследования:
Анализ аксиологических, гносеологических и методологических оснований человеческой деятельности – одна из основных исторически сложившихся задач философии. Современное состояние общества, его политических и социальных институтов побуждает философов вновь и вновь обращаться к осмыслению характера общественных процессов. Важнейшим социальным институтом современного общества являются политические выборы, изучаемые в рамках политологии, социологии, психологии, лингвистики. Внимание философов они привлекают в разных контекстах: от классической проблемы свободы и ответственности, до проблем воспроизводства социальных практик.
Настоящее состояние института выборов в России представляет собой тревожную картину: неясно, будут ли выборы основой для формирования исполнительной и законодательной власти или продолжится наметившаяся тенденция сокращения сферы влияния избирателей на политический процесс в стране и регионах. В такой ситуации требуется переосмысление социального опыта, четкое понимание того, какие основания российской политической культуры достаточно стабильны, а какие могут быть подвержены изменениям. На понимание принципов и закономерностей, логики социальных процессов и мировоззренческих установок, связанных с институтом выборов, направлен социально-философский анализ электорального дискурса. В данной работе он основывается на понимании и интерпретации коммуникативной среды, в которой существует этот институт, а также информационной базы, на основании которой избиратели принимают решение о голосовании. Если в лингво-коммуникативной парадигме дискурс-анализ обычно представляет собой толкование текстов с точки зрения речевых стратегий их авторов и риторических приемов, то социально-философский анализ дискурса есть исследование коммуникации и символической легитимации как онтологической характеристики социальных институтов.
Языковая коммуникация все чаще становится объектом или предметом исследования тех наук, интересы которых лежат в области социального взаимодействия. Использование различных лингвистических структур – не просто придание формы мыслительным процессам, это – использование существующих классификационных схем, существующего аксиологического аппарата. Только учитывая связь между социальными институтом и его коммуникативным «измерением», можно обрести корректную методологию, необходимую для того, чтобы выявить мировоззренческие основания этого института в обществе.
Электоральный выбор можно рассматривать в ряду того бесконечного множества решений, которые принимает человек в процессе своей жизни. А принимает он их внутри и в зависимости от сложившихся вокруг него коммуникативных связей. Анализировать же коммуникацию невозможно без понимания контекста, в котором она разворачивается. Причем не только ситуативного, определяющего конкретные речевые практики, но и самого широкого социокультурного, аксиологического контекста. В этом аспекте разработка методологии философского исследования электорального дискурса может рассматриваться как составная часть научной стратегии совершенствования процессов принятия решений и институционального взаимодействия.
Данная проблематика привлекает исследователей, стоящих на разных теоретико-методологических позициях: политологии, социологии, социальной и когнитивной психологии, дискурс-анализа, лингвистики. Однако должный уровень междисциплинарного синтеза языкового взаимодействия и функционирования конкретного института общества может быть достигнут только в русле философии, способной преодолеть фрагментарность указанных подходов и учесть накопленный опыт теоретического осмысления социальных феноменов.
Степень научной разработанности темы
Институт выборов давно изучается социальными науками, однако зачастую он интерпретируется излишне однобоко, что диктуется предметом и целями конкретных наук: политологии, социологии, правоведения. Анализ же философских работ по проблеме политического устройства государства и института выборов, позволяет выделить, прежде всего, труды таких авторов, как Платон (политическое устройство идеального государства), Аристотель (справедливое правление и участие граждан в формировании институтов власти), Н. Макиавелли (аргументация в пользу республиканской формы правления в «Рассуждении о первой декаде Тита Ливия»). Большое внимание проблемам политической организации государства уделили мыслители эпохи Просвещения: Т. Гоббс, Д. Локк, Ж-Ж. Руссо, а также И. Кант («Метафизика нравов: метафизические начала учения о праве»), Г. Гегель («Философия права») и другие. Значение данных работ для социально-философского анализа выборов определяется тем, что именно в них очерчиваются основания существования этого института в обществе.
Различные аспекты политической философии и сейчас остаются объектом пристального внимания ученых и философов. При этом можно выделить несколько относительно самостоятельных направлений исследований.
В разработке понятийно-категориального аппарата, применимого для социально-философского описания властных отношений и политических институтов принимали активное участие такие авторы, как Дж. Ролз, Э. Гидденс, П. А. Сорокин, В. В. Ильин и А. С. Панарин. Отдельные проблемы поднимались в работах К. Поппера, Р. Формизано, Н.С. Розова, Е. Г. Васильевой, С. В. Устименко, А. В. Тер-Газаряна. Философским аспектам электорального поведения посвящены исследования О. Савельзона, Г. А. Антипова и А. З. Фахрутдиновой, А. Н. Баранова, С. А. Широбокова, О. А. Кукобы, А. В. Коршунова. Особое место среди зарубежных авторов занимают работы экономистов Э. Даунса и Д. Бьюкенена. Опора на выводы и положения этих ученых, позволила расширить подход к коммуникативной среде выборов и рассматривать их в качестве информационной базы для принятия избирателями решения о голосовании. Такой подход «выходит» на проблему рациональности человеческого поведения. Этой классической для философии проблеме и ее современной интерпретации посвящены работы М. Вебера, нобелевских лауреатов Д. Канемана и Г. Саймона, статьи и монографии Б. Вандельфельса, Н. С. Автономовой, А. В. Перцева, Г. В. Сориной, А. А. Шевченко, Д. В. Твардовского и др. Теория процедурной рациональности, тесно связанная с философской концепцией принятия политико-управленческих решений, разрабатывается в трудах В. С. Диева, статьях О. Савельзона. Однако принятие решений избирателями не рассматривалось сквозь призму того дискурсивного пространства, в котором оно подготавливается и реализуется.
Труды в области философских и междисциплинарных исследований позволили расширить сферу социально-философского анализа института выборов, определяя «дискурс» в качестве предмета этого анализа. В русле «гумбольтовской традиции», опираясь на этнолингвистику, когнитивную, аксиологическую и социолингвистику, философия ассимилировала большой массив знаний о языке и речи, где значительную роль играет структурирование мира в языке, соотношение языковых элементов мыслительной активности с пространством объективированных форм жизнедеятельности (Э. Сепир, Б. Уорф, Э. Кассирер). Усиление социальной роли коммуникации и, в частности, массовой коммуникации, в современном обществе подчеркивали Д. Белл и Э. Тоффлер, влияние СМИ на мышление обывателя осветили П. Слоттердайк и А. В. Перцев. Социальной природе слова и диалогическим отношениям посвящена герменевтическая концепция М. М. Бахтина, работы Н. Л. Виноградовой, Л. Н. Реснянской и др.
Философская теория дискурса, занявшая центральное место при формировании методологической стратегии данного исследования, разрабатывалась, главным образом, французской школой анализа дискурса (П. Серио, Э. Лассан, М. Фуко, Ж. Лакан, Ж. Деррида и др.), а также Т. ван Дейком. Отдельно необходимо отметить теорию коммуникативного действия Ю. Хабермаса, в которой категория интерсубъективной значимости, заключенная Ю. Хабермасом в понятие «дискурс», придает особый оттенок анализу социальных явлений, смещая представление о «разумном» на разумность коммуникативных процедур, применяя которые люди пытаются решать те или иные проблемы. Проецирование положений названных авторов на институт выборов, позволило преодолеть умозрительную отвлеченность «дискурса вообще» и сформировать представление об институциональном дискурсе как об источнике связанных с конкретным институтом знаний и ценностей.
Проблема властных полномочий дискурса и конструирования социальной реальности посредством лингвистических структур была поставлена в работах М. Фуко, П. Бурдье, Р. Барта, Ж. Бодрийяра, Г. Маркузе. В России семиотикой политического дискурса занимается В. Шейгал. Среди российских авторов также необходимо отметить статьи и монографии Е. Г. Дьяковой и А. Д. Трахтенберг, посвященные феномену «agenda-setting» (установлению повестки дня). Большое внимание языковым факторам уделяет Е. В. Плотникова в своих работах по философскому анализу социокультурного программирования человека. Выработкой подходов к изучению институционального дискурса занимается Е. А. Кожемякин. Значительная роль языковых (дискурсивных) детерминант политического и социального поведения признается указанными авторами, однако не применяется конкретно к такому объекту, как выборы.
Обращаясь к российской специфике выборов, преломленных в языковом пространстве нашего социума, нельзя не упомянуть крупнейших исследователей в области теории языковой культуры: А. Ф. Лосева, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана. В русле представлений о том, что в языке находят отражение те черты внеязыковой действительности, которые представляются релевантными для сообщества, большой пласт работ посвящен «ключевым слова», «культурным концептам», в которые и «вбирается» культурная и ментальная специфика народа. Среди них отметим труды таких авторов, как А. Вежбицка, Ю. С. Степанов, С. А. Аскольдов, М. В. Ильин, А. А. Григорьев, В. В. Красных, В. И. Карасик, Г. Г. Павлов и Г. Г. Слышкин. Описанию внеязыковой специфики российской политической культуры посвящены работы А. С. Ахиезера, И. Г. Яковенко, И. Дзялошинского, С. Г. Кара-Мурзы, Г. Д. Гачева, Г. П. Федотова, В. К. Трофимова и многих других.
Тем не менее, нельзя не отметить, что намеченная в ряде исследований социально-философская теория институционального дискурса не является в достаточной степени систематизированной, способствующей лучшему пониманию социальных феноменов. Существует чрезмерная автономность исследований в различных областях научного познания, что затрудняет синтез результатов. При всей значимости подходов к основаниям выборов как к одной из значимых институциональных практик современного общества, недостает работ, в которых выборы рассматривались бы аспекте их дискурсивного пространства. И в то же время, несмотря на существенные наработки в области теории дискурса, не проводилось исследований, которые накладывали бы проблематику конструирования социальной реальности и дискурсивного пространства социального феномена на конкретную социальную практику в конкретном обществе. Остается нерешенной проблема описания этого института с позиций его дискурсивного пространства, позволяющего учесть социокультурные и языковые его особенности.
Объект и предмет исследования
Практическая и научно-теоретическая актуальность проблемы конструирования института выборов в России средствами электорального дискурса и создания информационной базы для принятия рационального решения о голосовании, обусловили объект, предмет, основные цели и задачи диссертационного исследования.
Объект исследования – институт выборов как значимая социальная практика современности.
Предмет исследования – дискурсивное пространство института выборов России.
Целью настоящей работы является анализ социально-философских аспектов российского электорального дискурса и разработка концептуальной модели, способствующей осмыслению мировоззренческих оснований института выборов в России.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих исследовательских задач:
рассмотреть возможные подходы к выборам в социально-философских концепциях государственного устройства;
предложить и обосновать методологию философского анализа электорального дискурса, понимаемого как дискурсивное пространство института выборов;
обратившись к российскому электоральному дискурсу, определить, как исторически складывалось коммуникативное пространство этого института, и рассмотреть наиболее значимые, закрепленные в языке, его социокультурные особенности;
в русле предложенной методологии проанализировать российский электоральный дискурс как информационную среду, призванную обеспечить избирателя сведениями для принятия ими решения о голосовании;
рассмотреть современные социальные функции российского электорального дискурса.
Теоретико-методологические основы исследования
Исследование выполнено в традиции философского подхода к исследованию коммуникативного пространства социальных феноменов. Значительную ценность для разработки проблемы взаимосвязи политических институтов общества и языковых структур имеют идеи имманентности знания и власти (М. Фуко, Ж. Лакан, Ж. Бодрийяр, Р. Барт, Г. Маркузе, Р. Водак). Методологически значимыми для данной работы стали также: теории социального конструирования реальности (Т. Лукман и П. Бергер) и коммуникативного действия (Ю. Хабермас), а также теория политического анализа и символической легитимации (П. Бурдье).
Методы исследования: В работе использованы общенаучные методы анализа и синтеза, индукции и дедукции, аналогии, абстрагирования и обобщения. Метод социально-философской интерпретации понятия «дискурс» позволил, опираясь на различные философские концепции, реконструировать дискурс как философское, а не только лингвистическое понятие. Метод социокультурной и исторической реконструкции (историко-генетический) предоставил возможность проследить становление электорального дискурса в России и странах Запада. Сравнительно-исторический метод позволил сопоставить развитие социально-политических идей в разных государствах и выявить российскую специфику становления электорального дискурса. Структурно-функциональный метод позволил рассмотреть современные социальные функции и функционирование российского электорального дискурса. Понятийный анализ выявил смысловые составляющие дискурса, привязанные к российским лингвистическим и историко-культурным реалиям.
Научная новизна диссертационного исследования определяется используемыми методологическими подходами к решению проблемы функционирования социальных институтов, в частности, такого института, как политические выборы, а также тем, что данная тема интерпретируется в междисциплинарном, философском ключе. Результаты диссертационной работы заключаются в следующем:
– предложена методология социально-философского анализа дискурса, в которой он рассматривается как узловой элемент взаимосвязи между коммуникацией, знаниями и представлениями о мире и социальной реальности членов общества и самой социальной реальностью, организуемой и функционирующей на основе этих знаний и представлений;
– обоснована методологическая интеграция концепции процедурной рациональности и электорального дискурса, когда дискурс рассматривается как источник информации для принятия решения о голосовании;
– выявлены наиболее важные особенности дискурсивного пространства политических выборов в России, позволяющие понять функционирование этого социального института в нашей стране и прогнозировать направления его дальнейшего развития.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Коммуникативная среда выступает посредником между человеческим сознанием и процессами и явлениями в обществе. Необходимым теоретическим средством ее анализа может стать понятие дискурса (как инструмента социально-философского анализа), позволяющего учесть исторические, культурные, социально-психологические и языковые детерминанты социума. Дискурс позволяет учитывать не только ситуативный контекст, в котором разворачивается коммуникация, но и социокультурный «предконтекст», играющий большую роль в передаче смыслов, в том числе в наполнении института выборов социально значимым содержанием.
2. Политические институты должны рассматриваться в контексте целостной системы общественных отношений и ценностей. Учет дискурсивной специфики социальных феноменов, их «символической легитимации», необходим для адекватного описания процессов, происходящих в стране. Что дополняет, но не отменяет существующие подходы к объяснению общественных процессов в рамках социологии, политологии, политической философии.
3. Важнейшим фактором развития самостоятельности и ответственности в обществе выступает «инфраструктура» свободы: формирование критериев и социокультурные процедуры ее оценки, ценностно-нормативное оформление, механизмы трансляции и воспроизводства. Электоральный дискурс может рассматриваться как один из элементов такой инфраструктуры, поскольку является средством формирования мнений и оценок, воспроизводства аксиологических компонент социального бытия. Электоральный дискурс включает в себя не только знания («что именно думают») и приоритеты («о чем думают»), но и возможности («о чем обычно думается», «о чем вообще принято говорить и думать»).
4. В философской (в отличие от лингво-коммуникативной) парадигме анализа дискурса его следует понимать как предконтекст (мир идей и идеологий, а также пласт явлений, их порождающий; исторический, социокультурный, языковой контекст) плюс контекст (конкретная синхронная коммуникативная среда). В данной работе обосновывается следующая стратегия социально-философского анализа российского электорального дискурса: историко-философский экскурс института выборов в России, своего рода «история идей», подготавливающая его возникновение и современное состояние; анализ концептов (с опорой на лингвистические и современные социологические исследования), призванный раскрыть ценности и представления, связанные с институтом выборов в нашем обществе; рассмотрение российского электорального дискурса сквозь призму концепции процедурной рациональности; анализ его социальных функций.
5. Формированию электорального дискурса в России свойственно, во-первых, значительное отставание во времени по сравнению с Западными странами, и, во-вторых, выраженный тон недоверия и неодобрения в отношении парламентаризма и выборности. Анализ «истории идей» выявил специфичность российского электорального дискурса: Россия на протяжении своего развития регулярно оказывалась в ситуации выборов без позитивной их оценки.
6. Анализ с точки зрения этимологии, социального происхождения и современного состояния таких концептов, как «государство», «выборы», «принятие решения», «власть», показал, что российский электоральный дискурс обладает рядом сложившихся смыслов, которыми наполняется словесное интерсубъектное взаимодействие. Они затрудняют развитие политических институтов в направлении классической представительной демократии. То есть, используя те средства, которые предоставляет российский электоральный дискурс, гражданину крайне трудно воспринимать себя как активного политического субъекта, а не объекта неподвластных и отчужденных от него властных отношений.
7. Электоральный дискурс, реализуемый, в том числе посредством СМИ, должен поставлять информацию такого разнообразия и качества, чтобы позволить процессу принятия решения о голосовании максимально соответствовать алгоритму, ведущему к выработке оптимального решения. Особенно учитывая то, что избирателям свойственно желание минимизировать затраты на получение информации для обоснованного принятия решения при голосовании (так называемое, рациональное неведение): они ожидают, что необходимая им информация сама достигнет их по каналам межличностной и массовой коммуникации. Показано, что российский электоральный дискурс этим требованиям не соответствует. Следовательно, вступает в силу «модель вероятностного голосования», когда выбор определяется экзогенными факторами: то есть значительный вес получают не явные, контекстные составляющие электорального дискурса, становясь «спусковым механизмом» для актуализации заложенных в концептах ценностей и установок.
8. Электоральный дискурс выполняет такие социальные функции как: побудительная (самопрезентации), солидаризации / дифференциации, ориентирования (информирования) и просвещения (легитимации института выборов). Выявлено, что в российском электоральном дискурсе налицо явная диспропорция этих функций, в пользу побудительной, продающей кандидата как рекламный объект, и в ущерб наиболее социально значимым функциям: ориентирования и просвещения. Специфика российской электоральной коммуникации состоит также в отсутствии у нее установки на новизну, стремление к стандартности и стереотипности. Целью коммуникации становится не передача информации, не уточнение новых понятий, не формирование демократических ценностей и не нахождение взаимопонимания, а провоцирование желаемой реакции. Российскому электоральному дискурсу также свойственна смысловая неопределенность, абстрактность и широта значения (вплоть до фантомности денотатов).
Теоретическая и практическая значимость исследования:
Методологическое значение работы состоит в разработке определенного понятийно-категориального аппарата, позволяющего описывать и анализировать социально-культурные процессы становления и функционирования социальных институтов. Теоретическое значение исследования состоит в проведенном анализе российского электорального дискурса как средства легитимации института выборов в России. Содержание диссертационного исследования может также быть использовано в курсах по социальной философии и социологии массовых коммуникаций, при разработке таких образовательных дисциплин, как «Философия коммуникаций» и «Политическая журналистика».
Прикладной аспект исследования заключается в том, что на его основе могут быть сделаны некоторые прогнозы относительно дальнейшего развития политической ситуации в современной России. Возможна разработка образовательных программ для редакторов и политических обозревателей региональных СМИ по улучшению информационной среды выборов, понимаемой именно как основа для принятия избирателями обдуманного и обоснованного решения о голосовании.
Апробация:
Основные положения и выводы диссертации докладывались на I Всероссийской научно-практической конференции «Куда идет Россия: проблемы системной трансформации современного российского общества» (март 2005, Челябинск), на I Республиканских Копыловских философских чтениях «Социальная онтология России» (март 2007, Новосибирск, НГТУ), на IX региональной межвузовской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы социальных наук» (апрель 2007, Томск), на V Региональной научной конференции молодых ученых Сибири в области гуманитарных и социальных наук «Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований» (ноябрь 2007, Институт философии и права СО РАН), неоднократно докладывались на Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» (2000, 2001, 2005 гг.).
Публикации. По теме диссертационной работы опубликовано 10 печатных работ, из них: 2 научные статьи – в рецензируемом журнале, вошедшем в перечень рекомендованных ВАК РФ, 6 публикаций – в материалах международных научно-практических конференций, и 2 статьи опубликованы в материалах Всероссийской научно-практической конференции.
Структура и объем диссертации. Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы из 205 наименований. Работа изложена на 174 страницах, включая список используемой литературы.
Коммуникация в зеркале современных социальных теорий
Тема политических выборов неразрывна с историей социальной философии. Современные выборы, в конечном итоге, - результат осмысления ряда сложных проблем: каким должно быть государственное устройство, каким должен быть правитель и кто им должен быть, кто должен создавать законы и кого считать гражданами, и так далее. Внимание к теме политического устройства государства, в целом, и политическим выборам, в частности, имеет в философии давние традиции. Первостепенной важностью обладают взгляды философов Древней Греции, особенно Платона и Аристотеля; поскольку именно эти два автора задали канву общих идейных норм и предпочтений на очень долгое время. Сами их формулировки, сами темы, которые они затрагивали в своих работах, вопросы, которые задавали в них, и проблемы, на которые обращали внимание, высветились для будущих поколений философов светом значимости и значительности.
Выборы для философов Древней Греции не были первостепенной темой. Платон, Аристотель пишут не о проблеме выборов, а о выборах, как о само собой разумеющемся средстве формирования органов управления государством. Считается необходимым только пояснять, кто и кого выбирает. В «Законах» Платон прописывает, сколько должно быть семейств в идеальном государстве, как должны избираться правители: хранители законов выбираются трехступенчато всеми гражданами, носящими оружие (своего рода имущественный ценз); военачальники избираются воинами; сенат выбирается посословно, причем высшим классам полагается пеня за неявку, чтобы усилить их участие в делах. Изначально сенаторов выбирается двойной комплект членов, и только половина из них по жребию действительно становится сенаторами. Есть еще масса других выборных должностей: различные надзиратели, жрецы, «сельская милиция». Высшие (государственные) судьи выбираются одними сановниками, низшие же - жребием, чтобы никто не был исключен из участия в суде. Но гораздо важнее для будущего развития политических выборов обоснование того, что в идеальном государстве «жалкие вожделения большинства подчиняются разумным желаниям меньшинства, то есть людей порядочных» [Платон, 1998. С. 181].
Для Аристотеля выборы в большей степени, чем для Платона, были отдельной темой. На его взглядах необходимо остановиться подробнее. Аристотель в «Политике» подробно рассматривает спартанский строй, ставший прообразом идеального по своей стабильности государства для Платона, и высказывает свое о нем мнение. Он критикует эфорию, потому что она пополняется из среды всего гражданского населения и имеет массу недостатков, например, легкость подкупа бедных эфоров. К тому же избрание эфоров, по мнению Аристотеля, стоило бы производить «не тем слишком уж ребяческим способом, каким это делается в настоящее время» [Аристотель, 2002. С. 77]. Под «ребяческим» способом избрания, как его называет Аристотель, Бертран Рассел, к примеру, понимал выборы по жребию [Рассел, 1999. С. 105], но ,сам Аристотель пишет, что в Лаконии «все должности замещаются путем избрания и нет ни одной замещаемой по жребию» [Аристотель, 2002. С. 151]. Так что недовольство эфорами Аристотеля связано, видимо, с тем, что «в их число попадают случайные люди» [там же. С. 82]. Вот в Карфагене, где эфорам соответствует должность ста четырех, дело обстоит лучше, потому что сто четыре избираются исключительно из людей благородного происхождения [там же. С. 83]. Способ избрания геронтов Аристотель также не одобряет, потому как «способ избрания геронтов в отношении оценки их достоинства тоже ребяческий; неправильно и то, что человек, стремящийся удостоиться избрания на эту должность, сам хлопочет об этом, тогда как следует, чтобы достойный занимал должность независимо от того, хочет он этого или не хочет» [там же. С. 78].
Вообще же выбирать должностных лиц можно по-разному: «одни должности замещаются из всех, другие - из некоторых; одни — путем выбора, другие - по жребию» [там ж. С. 168]. Возможность по очереди быть управляемым и править - важнейшее условие демократии и свободы вообще [там же. С. 217]. Причем одной из основ демократического строя является замещение должностей по жребию, поскольку это устанавливает равенство всех граждан, в то время как замещение должностей по избранию - одна из основ олигархического строя. К тому же в демократиях это замещение не обусловлено имущественным цензом, а в олигархиях обусловлено [там же. С. 150]. Самым лучшим государственным строем Аристотель считает тот, «в котором управление сосредоточено в руках наилучших. Это будет иметь место в том случае, когда либо «кто-нибудь один из общей массы, либо целый род, либо вся народная масса будет иметь превосходство в добродетели» [там же. С. 130]. Следует пояснить, что Аристотель понимает под добродетелью. Оказывается, добродетель сопровождает богатство и благородство происхождения, потому что «благородство есть старинная доблесть и богатство» [там же. С. 149]. А люди, имеющие больший имущественный достаток, чаще всего бывают и более образованными, и более благородного происхождения, то есть аристократами (на греческом языке — «лучшими») [там же. С. 148].
«Управление государством должно принадлежать исключительно людям, имеющим возможность приобрести оружие на собственный счет; что же касается имущественного ценза, то невозможно установить его количественное мерило, однако следует наладить дело так, чтобы этот ценз был возможно более высоким, но вместе с тем и таким, чтобы число людей, которые могут принимать участие в государственном управлении, все-таки превышало число тех, кто лишен этого права» [там же. С. 159].
Электоральный дискурс как предмет философского анализа
Характерно, что в России событийное развитие шло вне связи с дискурсивным, насаждаясь высшими органами власти и не воплощаясь в философии, публицистике, дискуссиях. Так, вне публичного поля оказалось введение местного самоуправления, когда в конце 30-х годов XVI в. на отдельных территориях Русского государства были учреждены губные, а с начала 50-х годов земские избы. Постепенно, они были введены повсеместно и заменили собой кормления. Но активным «правилоустанавливающим» был только царь. Он в губных грамотах определял, какие категории населения могут участвовать в выборах и выдвигать кандидатов, формулировал требования к кандидатам, устанавливал порядок их избрания. В конце XVI в. кандидатуры стало необходимо утверждать у царя же. Выборные органы местного самоуправления просуществовали до начала XVIII в. За это время правительство неоднократно изменяло их полномочия, уточняло требования к кандидатам и постепенно усиливало их ответственность за исполнение своих обязанностей, соответственно и коллективную поруку избирательной группы за выбранное должностное лицо. Тогда уже не просто оно решало какие-то задачи и могло быть заменено другим, в случае неудовлетворительного их решения, сами «избиратели» (хотя, кандидатов утверждал царь) отвечали перед высшими властными органами за своих избранников, что приводило к сложному, неоднозначному отношению местных жителей ко всему институту.
Осью робких дискуссий стала на какое-то время тема абсолютной или «советной» основы власти монарха, хотя про возможность влиять на саму кандидатуру князя речь нисколько не шла. В XVI в. начинают раздаваться рекомендации князю делать данное ему «дело Божие» «вседушно»: «и тебе, государь, все то даст Господь за твой труд, аше без ленности послужишь людем господним в том деле, в котором поставлен еси от своего Государя» [Посланная грамотка от старца Зиновия Отенскаго монастыря ис пустыни к государеву великого князя диаку Якову Шишкину, 1961. С. 219]. В этом же веке в «Валаамской беседе», авторство которой приписывается некому «анониму», затрагивающему большой комплекс проблем, обсуждавшихся тогда в публицистике, автор впервые пишет, что «царю достоит ... со советники совет совещевати о всяком деле, а святыми Божественными книгами всех свыше советов виймати» [Моисеева, 1958. С. 181].
В робких выступлениях за ограничение самовластья точки над і расставил Иван IV Грозный. Его публицистическим оппонентом выступил Андрей Курбский. Он, проживая за границей, в своей «Истории о Великом князе Московском» подчеркивает роль «разумных и совершенных» советников в начале правления Ивана IV, называвшихся Избранной Радой. «Царь в дружбе и приязни с ними решал все дела с общего совета. И, как вещал мудрый Соломон, царь добрыми советниками, как город твержыми столпами, был утвержден. Пока царь любит совет и советников, он сохраняет душу свою, если же возлюбит сего, то может пропасть, так как управлять следует, не склоняясь к естественным бессловесным влечениям, а совместным советам и рассуждениям» [Курбский, 2001. С. 13].
Но Иван Грозный полагал, что царская власть безгранична и надзаконна: царю не должно спрашивать совета у людей, помощником ему может быть только Бог. Ответственность царя перед подданными таюке отрицается - она возможна только перед Богом: «до сих пор русские властители ни перед кем не отчитывались, но вольны были жаловать и казнить своих подданных» [Переписка..., 1981.С. 154]. «Вольное (неограниченное) царское самодержавие наших великих государей - не то, что ваше убогое королевство: нашим великим государям никто ничего не указывает, а тебе твои паны указывают, что захотят, потому что наши государи - самодержцы Божьей милостью сидят на престоле непрерывно от великого Владимира, просветившего Русскую землю святым крещением, и до нынешнего государя, никто их, вольных самодержцев, на престоле не сменяет, не ставит и не утверждает на нем - они посажены на свое самодержавное государство всемогущей Божьей десницей», - это цитата из «Послания Сигизмунду II Августу от имени М.И. Воротынского», автором которого считается также Иван Грозный [Послания..., 1951. С. 337].
Тем не менее, россияне еще не раз будут обращаться к идеям возможности и даже предпочтительности «советного» принципа правления и принятия государственных решений. Но понятия, воплощаясь в реальности, быстро переставали «вмещать» в себе только первоначальное значение-пожелание, смещаясь к таким денотатам, которые обессмысливали и обесценивали саму идею, наполняя дискурсивное пространство выборности коннотациями неодобрения.
В XVI-XVII веках особое место среди органов государственной власти заняли Земские соборы. Сначала они проходили в виде расширенного совещания при царе думских чинов и высшего духовенства - Освященного собора. Состав определялся царем и менялся в зависимости от обстоятельств. Первые делегаты, выбранные от уездного дворянства, присутствуют на соборе 1584 г., на следующем избирательном соборе в 1598 г. их число увеличилось, а также расширился круг представленных сословных групп. В начале XVII века в условиях социально-политического и экономического кризиса к прежним принципам участия в Земских соборах прибавился, хоть и ограниченно, принцип выборности территорий и сословного делегирования. Окончательно складывается «список» участников: царь, Освященный собор, Боярская дума, «земля». Тогда же появляется термин - «Земский» собор.
Земские соборы не были постоянно действующим органом. Решение об их созыве принималось царем в совете с Боярской думой и высшими церковными иерархами и оформлялось в виде царского указа, в котором содержалось требование собрать «всяких чинов людей Московского государства» с перечислением конкретных сословных групп. Помимо сословного делегирования, в «призывных» грамотах иногда указывались дополнительные требования к кандидатам, чаще всего - состоятельность.
Концепты как средство анализа дискурса
Изменилось и понимание смысла высказывания. Несовпадение, а зачастую и просто разрыв между понятиями «смысл» и «значение» - проблемы многих логических исследований. Считается, что в отличие от значения, которое связано с объемом понятия, смысл располагается в какой-то другой плоскости содержательных характеристики предмета или высказываний о нем. И в данном исследовании смысл и значение - это не значение формальной логики, но ценностный смысл, рождающийся при взаимодействии коммуницирующих сознаний. Как писал А.Ф. Лосев «не надо суживать эту терминологию до абстрактных и рационалистических схем. Смысл не есть обязательно логический или рациональный смысл» [Лосев, 1993. С. 816]. Ориентируясь на современную герменевтику - на социально-философское учение о понимании как онтологической характеристики существования человека и социума, - мы определяем смысл как содержание, указывающее на общественную мотивацию данности предмета, на его целевое назначение, значимость.
Подход к анализу концепта у этнолога, историка и лингвиста будет различным. Нас же, в рамках социально-философского анализа, в большей степени интересуют концепты как некое коллективное достояние духовной жизни российского общества, - то есть с социальной его стороны. С этих позиций для нас в данной работе представляется не столь значимым, что у культурного концепта как у многомерного образования выделяются ценностная, образная и понятийная стороны. Как не важна и весьма существенная для лингвистов разница между уже упоминавшейся логоэпистемой и лингвокультурогемой. Нам важно проследить социальное происхождение и эволюцию концепта (что невозможно, впрочем, без обращения к этимологии, происхождения имени предмета, в котором заключается миропонимание явления), вскрыть смыслы, репрезентируемые концептом. Будем, при этом, придерживаться традиции мысли, выявляющей значимые особенности социального феномена, чтобы через условия возникновения понять содержание политического концепта.
Электоральный дискурс, в том числе посредством концептов, влияет на место, которое отводится в общественном сознании институту выборов, самой возможности участия в политической жизни общества. Он сказывается на политических преобразованиях, на принятии конкретных электоральных решений, особенностях восприятия людьми политического пространства своего общества тем, что, порождая определенные установки, мотивации, оценки, влияет, в итоге, на поведение людей. Контекстная составляющая электорального дискурса, детерминированная языковыми, социокультурными и историческими особенностями социума, теснейшим образом связана с тем целостным, что понимается как особенность осмысления действительности, общества, человека и его места в мире и обществе. Эта целостность выражает мировоззрение, миропонимание и мирообъяснение, интересующее нас, главным образом, в той части, которая оказывается непосредственно или опосредованно связана с политической составляющей жизни России.
Хотя мало кто сомневается в существовании этой целостности, признается крайняя трудноуловимость, трудноопределяемость, сложность, в целом, его познавательной рефлексии. Как писал Г. Гачев: «Национальный характер...- очень «хитрая» и трудно уловимая «материя». Ощущаешь, что он есть, но как только пытаешься его определить в слова, - он часто улетучивается, и ловишь себя на том, что говоришь банальности, вещи необязательные, или усматриваешь в нем то, что присуще не только ему, а любому, всем народам» [Гачев, 1998. С. 55]. Основное, что, в общем-то, не подвергается сомнению, - то, что эта система базовых ценностей общества, составляющих основу национальной культуры, является лимитирующим фактором даже для развития таких, казалось бы, универсальных теорий, как теория управления и теория принятия решений, поскольку сами представления о должном: о сути деятельности человека и организации, о рациональности, — обусловлены социокультурными факторами и зависят «от общего опыта и культурного контекста, который связывает людей с помощью единого языка, общих ценностей и истории» [Диев, 2000. С. 71].
Возможны разные варианты наименования этой мировоззренческой целостности: менталитет, ментальность, национальный характер, массовое сознание, политическая культура, духовный опыт. Подробный теоретико-методологический анализ этих понятий не входит в задачи данного исследования, отметим лишь трудности, которые вызовет необходимость выбрать единственное, наиболее устраивающее нас определение. Так, понятие «массовое сознание» содержит в себе внутреннее противоречие, поскольку «сознанием» называется то, что зачастую мыслится бессознательным: «массовое сознание представляет собой инверсированный, с точки зрения типовых стандартов социокультурной рациональности, способ самоорганизации субъективной реальность, складывающийся на основе смыслопорождающих структур коллективного бессознательного» [Васильева, 1997. С. 9].
Понятие «политическая культура» ориентировано на образцы участия и культуру, лежащую в его основании: каждая политическая система встроена в структурный образец (pattern) ориентации на политическое действие, - так, в качестве образца участия, понимал политическую культуру Алмонд, закрепивший это понятие в учениях об обществе. То есть политическая культура изначально понималась как ориентированная на определенные действия, на поведение, как бы исключая при этом сферу коммуникации. Хотя впоследствии она нередко воспринималась более широко, как совокупность знаний, ценностных ориентиров и установок в отношении политической системы, различных ролей, наличествующих в ней, и их исполнителей.
«Духовный опыт», отсылая, казалось бы, к исторической конкретности, связи с реальной жизнью, своим внутренним значением предполагает связь только с духовной сферой. Хотя в исторической ретроспективе все то, что впоследствии стало сферой информационной (поскольку культуру можно понимать как систему негенетического наследования информации, трансляции и передачи другим поколениям культурных образцов) имело вполне конкретные корни в материальной сфере: быте, общественных отношениях, особенностях поведения в тех или иных ситуациях.
«Менталитет» воспринимается исследователями как некая интегральная характеристика людей, живущих в конкретной культуре, которая позволяет описать своеобразие видения этими людьми окружающего мира и объяснить специфику их реагирования на него [Дубов, 1997. С. 10]. В структуре менталитета находятся знания, верования, социальные архетипы, ценности, стереотипы, которые образуют структурные элементы менталитета -национальный характер и картину мира. Менталитет (ментальность) может быть понят и как система образов, которые лежат в основе человеческих представлений о мире и, следовательно, определяют поступки и поведение людей [напр., Трофимов, 2000. С. 91].
Российский электоральный дискурс с позиций концепции процедурной рациональности
Один из широко использующихся «обходных маневров» в отношении разума электората - эвристический перенос, который можно условно назвать -«свет звезды». К примеру, приехавший в Новосибирск, поддержать свою партию. С. Шойгу, как бы невзначай начинает рассказывать журналистам, что у него на заимке был Президент. «Цель была просто отдохнуть. Говорили о жизни и, конечно, о судьбе страны» [«Советская Сибирь», 13.11.2003]. И наоборот, - не «свет звезды», а «тень политика-жупела». Так, в 1996 г. кандидата от КПРФ Г. Зюганова по центральным телевизионным каналам показывали не так уж и редко. Но по мере приближения президентских выборов в параллель с ним все чаще и чаще снимали, давая ему возможность высказаться, В. Анпилова, который был коммунистическим радикалом и на победу на выборах не претендовал. Стыкуя в эфире образы спокойного Зюганова и эмоционального, радикального Анпилова, обыгрывая физиономические особенности последнего, телевизионные каналы снижали привлекательность Зюганова в глазах колеблющихся избирателей: пугали Анпиловым, а снижали образ Зюганова.
Таким образом, функция самопрезентации, в перспективе ставящая целью побудить к «правильному» голосованию («за меня») оказывается, по сути, основной социальной функцией российского электорального дискурса. Он предоставляет две стратегии речевого поведения: апелляция к проблемам современности и непосредственное создание положительного образа. Одна из основных черт электорального дискурса - высокая степень его проблемности: концентрация «нужд» государства и общества в предвыборных публикациях и сюжетах очень велика. Высказывания о проблемах вроде бы имеют самостоятельную функцию: человек анализирует положение в стране или регионе. Тем не менее, «акцент на проблему» служит реализации той же функции самопрезентации, поскольку обзор проблем в российском электоральном дискурсе выступает как часть повышения собственной значимости («апологизации»). Дискурсивная практика, констатирующая положение дел, нужна для того, чтобы представить себя в выгодном свете, приписать себе искомую характеристику, которая поможет это положение дел исправить. Представление фактов действительности, их отбор и создание положительного образа одинаково служат функции самопрезентации. Подобная модель: «избиратели - проблема - я, который проблему решу», стала типовой для российского электорального дискурса. Приобщиться к проблеме, сказать: «Я знаю о ней», - заменяли в российском электоральном дискурсе слова: «Я знаю, как ее решить». Поэтому вслух никакие средства, не озвучивались. Напротив, отказ от дискуссии на уровне программ, конкретных предложений, породил мифологему «человека дела», успешно закрепившуюся в российском электоральном дискурсе на несколько избирательных кампаний вперед.
Иной стратегии имели возможность придерживаться кандидаты, обладавшие пресловутым административным ресурсом в отношении СМИ. Их тактика заключалась в максимально частом предъявлении себя избирателям. Причем, конечно, не просто «себя», а «себя, радеющего за народ». Такая тактика широко востребовала новостные жанры, невольно превращая новости в новостийную рекламу, запрещенную российским законодательством. А дальше в ход вступала селективность журналистики, особенно новостных программ на телевидении: предъявление аудитории активно создаваемые информационные поводы одних и закрывая доступ к важному информационному каналу других (ведущих агитацию вполне официально, а не делающих вид отказа от нее во имя активного исполнения своих должностных обязанностей). В этом проявился крен побудительной функции электорального дискурса в сторону функции воспроизводства власти, то есть укрепления приверженности существующей системы власти. Но «казалось бы, жесткий контроль над прессой со стороны государства должен обеспечить быстрое и легкое переизбрание действующих глав субъектов федерации. Однако в действительности такие случаи редки и не повсеместны» [Нуреев, 2005. С. 461]. Что еще раз напоминает о скрытых возможностях сопротивляться манипулированию [см. Дур дин, 2000. С. 144-145].
Функция социальной солидарности (интеграции в рамках всего общества или отдельных социальных групп) и социальной дифференциации не должны рассматриваться независимо друг от друга, поскольку являются «двумя сторонами одной медали», а вернее - полюсами одной шкалы: социальной интеграции. Функция солидаризации тесно связана с созданием предпосылок для унификации поведения, мыслей, чувств, желаний большого числа индивидуумов. В том числе через высвечивание одних тем, которые должны стать значимыми для общества и нивелирования других (путем их замалчивания, отсутствия внимания к ним со стороны массовых информационных каналов). Специфика электорального дискурса заключается в стремлении к интеграции именно в рамках отдельных групп. Интеграции в
140 рамках всего социума, в целом, в электоральном дискурсе нет. Единственная тема, которая может (и должна) объединять все общество, в целом - это легитимация института выборов. В остальном же электоральный дискурс стремится объединить приверженцев определенных кандидатов, партий, идеологий, отстраняясь, напротив, от других претендентов. Дифференциацию общества, отчуждение противников вызывает то, что борьба имиджей, переносится на большие группы людей, поддерживающих «другого». Часто это достигается реализацией атональной функции, вернее ее «усеченного» варианта. Если агональная функция предполагает инициирование и разрешение социального конфликта, то электоральный дискурс сводит ее именно к инициации конфликта, поскольку все действия не правящих кандидатов и партий направлены на выражение несогласия и протеста против действий властей. А действующий депутаты, губернаторы, Президент не склонны относиться всерьез к предвыборной конфронтации, стараясь не отвечать инициаторам конфликта, не замечать их. Ведь если кругов на воде будет как можно меньше, то электорат подумает, что камешек, упавший в воду, был совсем маленьким. Поэтому дестабилизационный вектор, который задает электоральный дискурс высоким уровнем проблемности и негативом в отношении действующей элиты, вряд ли может быть реализован, учитывая несопоставимый уровень доступа «власть имущих» и их оппонентов к информационным каналам.
Средства, которые предоставляет электоральный дискурс, для реализации функций солидаризации/дифференциации, - категории «свои-чужие», «друг-враг», «мы-они». Научные сотрудники Института психологии РАН провели ряд исследований, посвященных интенциональному анализу (интент-анализу) политического дискурса [Ушакова, Павлова, 2000. С. 100-104]. Так, категории «мы» соответствовали следующие интенции (в порядке убывания): самопрезентация (явная или неявная), сохранение, отвод обвинений, самооправдание, самокритика, презентация своих сторонников, отвод критики.
Причем «самопрезентация» значительно доминировала. При обсуждении противников («они») в текстах присутствовали интенции: обвинение, разоблачение, критика, размежевание, угроза, дискредитация, противостояние. «Корневая», преобладающая интенция, чаще всего эксплуатируемая в рамках этой, в целом, негативной установки,- обвинение. В рамках направленности на 3-ю сторону были выявлены: кооперация, предупреждение, успокоение, побуждение.
Характерно, что «они», на которых возлагается проблема, которой они объективируются, крайне редко называется прямо. Не принято говорить: «промышленность разрушена, люди голодают. Виноват такой-то». Обыкновенна косвенная форма возложения ответственности. Например: «ложь - это форма существования нынешней власти» [Г. Зюганов, «Советская Россия», 17.02.1996]. «Судьба огромной страны не может зависеть от капризов, настроения, здоровья одного человека» [М. Горбачев, «Московские Новости», 24.02.1996]. «Людей унижают, ... используют как временный электорат» [И. Стариков, «Советская Сибирь», 15.11.2003]. Я противник действующих депутатов, «которыми из соседнего кабинета командует партийное руководство или названивает на сотовый телефон спонсор» [С. Насташевствий, «Советская Сибирь», 20.11.2003].
