Содержание к диссертации
Введение
1. Зоолексика как объект контрастивной лингвистики 10
1.1. К вопросу о сопоставительном изучении языков 10
1.2. Зоолексика как лексическая микросистема и зоонимическое пространство как лингвистическая универсалия 18
2. Типология словообразовательных гнезд с исходным зоонимом в русском и адыгейском языках 33
2.1. Словообразовательные гнезда с исходным зоонимом в русском языке. 34
2.2. Словообразовательные гнезда с исходным зоонимом в адыгейском языке 55
2.3. Контрастивный анализ словообразовательных гнезд с исходным зоонимом в русском и адыгейском языках 73
3. Имена собственные с зоокомпонентами и их национально культурный фон 86
3.1. Зоонимы как источник образования онимов 86
3.2. Культ коня и его "следы" в адыгейской антропонимии и топонимии Северного Кавказа 98
3.3. Культ собаки и его отражение в адыгейском антропонимиконе
4. Фразеологизмы и паремии с зоокомпонентами в русском и адыгейском языках и их национально-культурная специфика 111
4.1. Фразеологизмы с зоокомпонентами: общее и специфическое в их интерпретации 111
4.2. Паремии с зоокомпонентами в русском и адыгейском языках: общее и специфическое в их семантической структуре и интерпретации 129
Заключение 146
Литература
- Зоолексика как лексическая микросистема и зоонимическое пространство как лингвистическая универсалия
- Словообразовательные гнезда с исходным зоонимом в адыгейском языке
- Культ коня и его "следы" в адыгейской антропонимии и топонимии Северного Кавказа
- Паремии с зоокомпонентами в русском и адыгейском языках: общее и специфическое в их семантической структуре и интерпретации
Зоолексика как лексическая микросистема и зоонимическое пространство как лингвистическая универсалия
Одним из приоритетных направлений современной лингвистики является сопоставительное изучение языков. Становление сопоставительного языкознания - это важное достижение лингвистики XX века, в целом обусловленное эволюцией и совершенствованием методологии лингвистических исследований. В лингвистической литературе под термином "сопоставительное языкознание" понимается нередко целый комплекс лингвистических дисциплин, оперирующих приемом сравнения, а именно: это "сравнительно-историческое", "ареальное", "типологическое языкознание", "лингвистика текста" и "сопоставительное языкознание" в собственном смысле этого слова. Последнее в свою очередь в ряде работ именуется как "сравнительно-типологическое", "сравнительно-сопоставительное", "сопоставительно-типологическое языкознание", а также "контрастивная" или "конфронтационная лингвистика" (Нещименко: 62-63; см. также КСЛТ:52).
В нашем исследовании отдается предпочтение традиционному отечественному термину -"сопоставительное языкознание", хотя в качестве синонима может быть использован и заимствованный термин -"контрастивная лингвистика", представленный в заглавии данной главы. Термин "конфронтационный" имеет несколько иную специализацию и поэтому нами не используется в данной работе. Сопоставительные исследования на базе двух и более языков получили большое распространение во 2-ой половине XX века в отечественной лингвистике.
Они были вызваны к жизни, с одной стороны, поисками наиболее оптимальных способов обучения языкам (иностранным и русскому в нерусской аудитории) и потребностями переводческих и лексикографических работ, широко развернувшихся в нашей стране в связи с развитием национальных новописьменных языков. Контрастивныи анализ разноязычного материала может предсказать область потенциальных ошибок и позволяет объяснить и предвидеть эти ошибки через интерференцию (Ахмедов:5).
С другой стороны, интерес к сопоставительным исследованиям, дающим материал для общей типологии языков, усиливается вместе с новыми успехами в языкознании, вызванными использованием структурных методов и появившимися отсюда возможностями по-новому осмыслить языковой материал.
Однако наряду с все возрастающим вниманием к сопоставлению, нередко раздавались и до сих пор раздаются и упреки в адрес подобных исследований.
Причины следует искать в неясности самой специфики сопоставительных исследований, в отсутствии точной научной обоснованности принципов и задач сопоставительного метода, в неопределенности его места среди других лингвистических методов (и прежде всего в неопределенности его отношения к сравнительно-историческому методу).
Все это и определяет, на наш взгляд, круг вопросов, на которых следует остановиться при решении данной проблемы.
Зарождение сопоставительного изучения языков Н.В.Исаченко относит к той поре, "когда молодая сравнительно-историческая наука впервые вышла за пределы одной генетически родственной группы языков", т.е. ко 2-ой половине XIX века (Исаченко: 271).
Однако вся история языкознания свидетельствует о том, что элементы сопоставления присутствовали и раньше во многих работах при рассмотрении фактов любых двух языков. В трудах первых русских лингвистов уже встречались эпизодически подобные сопоставления.
Так, еще в 1755г. М.В.Ломоносов в "Российской грамматике" греческий член сравнивает с французским le, la, немецким der, die, das, говорит о различных системах падежей в разных языках и т.д.(Ломоносов: 411).
Сопоставление проводилось более или менее регулярно уже тогда, когда дело касалось по крайней мере двух языков, необходимость изучения которых была вызвана культурными и экономическими контактами разных народов.
Так, в 1835 г. Ф. Володимеров-Смородинов создает любопытнейшую "Грамматику трех языков: российского, французского и немецкого, или совокупный свод оных с показанием правил" в связи с тем, что "ни одной не было издано грамматики, в коей сведены бы были два или три языка вообще и объяснены сходственность и разность оных" (Володимеров-Смородинов: 5). Грамматика заключала в себе:1) "правила общие, в коих показана сходственность языков"; 2) " правила особенные, показывающие разность сих языков". Автор отмечает, что " по сему способу можно обучаться грамматике каждого языка особенно, или двум и всем трем вместе", что они не "токмо облегчают учение сих трех языков, но и подадут способ к легчайшему научению и прочих языков" (Володимеров-Смородинов: 2).
Словообразовательные гнезда с исходным зоонимом в адыгейском языке
Словообразовательное гнездо (СГ) как основная комплексная единица словообразовательного уровня языка является предметом пристального исследовательского интереса лингвистов. Найдя обоснование в работах А.Н.Тихонова, Е.А. Земской, Е.С. Кубряковой, А.И. Моисеева и др., теория СГ как микросистем словообразовательной системы языка остается актуальной проблемой русского и общего языкознания.
Еще в 1971 году А.Н. Тихонов в своем основополагающем труде "Проблемы составления гнездового словообразовательного словаря современного русского языка" обосновывает необходимость изучения СГ на основе принадлежности исходного слова к определенной лексико-семантической или тематической группе лексики: "исходные слова, относящиеся к одному и тому же лексико-семантическому или тематическому классу, нередко имеют полностью или частично совпадающий состав производных. К таким классам слов, например, относятся названия животных, растений, конкретных предметов и т.д." (Тихонов 1971: 283).
Еще одной актуальной задачей словообразования является сравнительное и типологическое исследование СГ как комплексных единиц словообразовательного уровня (Л.В.Полякова, А.А.Лукашанец, П.В.Степко, П.М.Чацкун и др.), что дает возможность не только сравнения словообразовательных систем родственных или неродственных и типологически различных языков, но и может послужить материалом для рассмотрения их национально-культурного своеобразия.
С рассматриваемых позиций представляет несомненный интерес изучение СГ с исходными словами - наименованиями животных, принадлежащих к основному словарному фонду, отличающемуся устойчивостью в развитии (Авина 1987: 346), на материале таких типологически различных языков, как русский и адыгейский языки.
Материалом исследования послужили СГ с исходными словами -наименованиями животных, извлеченные методом сплошной выборки из словообразовательного словаря русского языка А.Н. Тихонова. В качестве исходных выступили непроизводные слова со значением "животное", "всякое живое существо, кроме растений" (Кузнецова: 39).
Таким образом, рассматриваемая совокупность лексем уже традиционно изучаемой лексикологами ЛТГ "названия животных", поскольку в качестве предмета исследования не признаются производные зоонимы, число которых, по данным Л.А.Хачатуровой, в общем массиве наименований животных весьма значительно: ищейка, несушка, прилипала (суффиксация), тонкопряды, листоеды, трубконос (сложение), многоножки, пестрокрылки, двукопытные (сложение с суффиксацией), олень-жук, игла-рыба, луна-рыба (составление), серый (заяц), борзая (собака), чалый (лошадь) (субстантивация) (Хачатурова: 156-158).
В то же время путем сопоставления с некоторыми лексикографическими источниками, построенными по тезаурусному принципу, нам удалось не только выделить центр и периферию данной ЛТГ, но и установить, что центральная часть ЛТГ "названия животных" (102 лексемы, извлеченные из словаря "Лексическая основа русского языка" (1984) " и сопоставленные с данными Иллюстрированного тематического словаря русского языка (1989) представлена, в основном, непроизводными словами. Так, только 4 из указанных 102 наименований животных не рассматриваются нами вследствие их производности (горбуша, синица, кукушка, носорог), при том что наш материал содержит 342 СГ с исходным зоонимом.
Анализ СГ как целостных микросистем предполагает, с одной стороны, изучение их объема, то есть установление количества входящих в систему элементов (объемная классификация), а с другой стороны, рассмотрение структуры этой системы, то есть связей между элементами (структурная классификация).
В количественном отношении, как видно из диаграммы, доминируют СГ, состоящие из 4 - 10 слов (то есть имеющие от 3 до 9 производных от исходного - зоонима). Далее с небольшим отрывом следуют СГ, имеющие 2, 3 и 11 - 20 членов, и, как и следовало ожидать, гипергнезд, имеющих более 40 компонентов, небольшое количество: свинья - 46, змея - 48, коза - 51, зверь - 64, скот - 64, конь - S3,рыба - 133 члена СГ.
На рассматриваемом материале прослеживается зависимость количества производных от принадлежности исходного слова к центру или периферии ЛСГ: низкое число производных первых двух групп обусловлено тем, что все лексемы-вершины 2- и 3-членных СГ, за исключением слов кета, филин и соответственно дрозд, жираф, оса, находятся в периферийной зоне рассматриваемой ЛСГ, то есть не обладают достаточной активностью и употребительностью, в то время как слова лошадь - 31, медведь - 31, собака - 32, теленок - 35, червь - 36, курица - 37, птица - 37, кот - 38, свинья - 46,
Культ коня и его "следы" в адыгейской антропонимии и топонимии Северного Кавказа
В целом показательно, что действительно фамилии с зоонимическими компонентами представляют собой универсальную часть национального антропонимикона, подтверждая еще раз наглядно общечеловеческий путь развития мыслительных способностей любого этноса, отражаемый в языках с выбором тех или иных приоритетных для этноса исходных зоонимов.
Если сопоставить, например, исследуемый пласт фамилий с английскими, то в английском антропонимиконе наиболее употребительны зоофамилии с компонентами cock "петух" (44 - Handcock, Geffcock, Hellcock, Raincock...), wolf "волк" (12-Wolf, Wolf son, Wolford, Wolfenden, Wolfin...) fox "лиса" (11- Foxall, Foxen, Foxhall, Foxwell, Foxon...) 96
А.И.Рыбакин считает, что среди английских прозвищ, ставших фамилиями, есть прозвища-эпитеты, "указывающие на сходство именуемых (по складу ума, характера, по поведению и другим признакам) с животными, птицами, рыбами, растениями и другими представителями фауны и флоры: William Bullos (1225) "бычок", Robert Calf (1163) "теленок", Richard Starling (1230) "скворец", Tohn le Wolf (1279) "волк".
Фамилии с компонентом cock представлены у него таким образом: Peacock "павлин"; Cock // Cocks //Сох // Сохе // Cockson // Coxon как варианты от др.англ. Сосс "петух"; Cockburn; Cockcroft от др.англ. Сосс+ Croft " огороженный участок земли, пашня, небольшое хозяйство"; Cockett "петушок"; Cocklin "петушок"; Cockhead" петушиная голова"; Cockshot от др.англ. Cocc s cyte "место, где растягивали сети для ловли пернатых" (Рыбакин: 10-11).
По мнению Л.М.Щетинина, наличие разнообразных фамилий с компонентом cock можно объяснить широким развитием птицеводства еще в Древней Англии. Однако, считает он, возможно, на их образование повлияло и одно из важных для фамильных моделей значение cock - "самец" (Щетинин: 87).
В адыгейском языке ему может соответствовать -хъу "самец", вторичное или наоборот давшее глагол хъун "пасти, разводить": ср. бзы-лъфыгъ "женщина" (букв, "самка рожденная"), хъу-лъфыгъ "мужчина" (букв. "самец рожденный"), ср. также - хъа-бз "собака-самка" и хьа-хъу "собака-самец", что соответствует русским зоонимам сука и кобель).
Сопоставительный анализ фамилий с зоокомпонентами в русском и адыгейском языках выявил определенные сходства и различия в их семантике, структуре и частотности употребления.
Зоофамилии в обоих языках, как мы можем предположить, восходят к языческим личным именам-прозвищам, которые в силу семантической прозрачности и омонимичности с соответствующими апеллятивами - с одной стороны, и из-за негативной ассоциации их назначений, с другой стороны, - в фольклорной традиции (заяц "трусливый", баран "упрямый" и т.д.) теряют статус личного имени. Как личные имена они сейчас почти не употребляются: как личное имя Хъэзешэ ("разводящий собак") встречается только в Кабарде, Лев - в русском антропонимиконе, но их зоонимичность не ощущается. Эти примеры доказывают их знаковый характер онимов.
В исследуемых нами языках, как было показано выше, самыми частотными зоокорнями в онимах оказались - в адыгейском хъэ "собака" и шы "лошадь", в русском - сокол, лебедь, соловей. Причем в адыгейском и английском языках в фамилиях представлены композитные образования, а в русском - преимущественно суффиксация.
Что касается топонимов, то в целом зоотопонимы характерны для адыгейского топонимикона (о чем будет сказано ниже). В русской топонимии отзоонимные образования, очевидно, более системны в микротопонимии, при этом чаще всего такие топонимы образованы опосредственно - через прозвищные имена основателей поселков или старых уездных городов.
Так, топонимы г.Козельск Калужской обл., упоминаемый в летописях с 1146 г., пос.Козелец Черниговской обл. -с 1098 г., Козлов (ныне Мичуринск) Тамбовской обл. -с 1636 г., образованы соответственно от прозвищного имени Козел + - ск, Козелец, Козлов, последний топоним - по имени Степана Козлова, владельца стана русского поселенца (Поспелов: 105).
Многие русские топонимы являются результатом русификации иноязычных названий. Например, г.Орел назван по расположению в устье реки Орел , т.е. по гидрониму, обязанному своим происхождением, по одной из версий - тюрек, айыр "развилина" , по другой- балт. Arle "озеро" (Поспелов: 140-141). Точно также название райцентра Белгородской обл. Валуйки обязано своим происхождением названию реки Валуй //Волуй, в котором обнаруживается форма др.-русск. прилагательного волуй // воловий // бычий (ручей), хотя сейчас нередко его соотносят с курск.-орл. валуй "человек вялый, неповоротливый, разиня" (Отин:210-212; см. еще Поспелов: 62). Однако научное изучение русской микротопонимии на территории Адыгеи только начинается (А.Ю. Баранова).
Паремии с зоокомпонентами в русском и адыгейском языках: общее и специфическое в их семантической структуре и интерпретации
В действительности же "все типы устойчивых оборотов особенно пословицы, поговорки и фразеологизмы - в системе языка взаимосвязаны и взаимодействуют в процессе функционирования в одних и тех же тематических группах на базе семантической общности" (Тихонов 1996: 11). Так фразеологизм стреляный воробей восходит к паремии стреляного // старого воробья на мякине не поведешь, так же как тихий омут к паремии в тихом омуте черти водятся (Тихонов 1996: 10).
Заметим, что статус устойчивых сравнений как особой единицы фразеологии определен нечетко.
Они то включаются во фразеологические словари (во ФСМ нет таких единиц, как голодный, как волк; красный, как рак; нем, как рыба; плавать как топор и т.д. и есть такие как лить как из ведра; кататься как сыр в масле; как сельдей в бочке; как рыба в воде; биться как рыба об лед; вертеться как белка в колесе; жить как кошка с собакой, а в ИСИ все они представлены как идиомы), то выделяются как самостоятельная подсистема во фразеологии (работы Л.А.Лебедевой, В.М.Огольцева), то признаются паремиями, находя место среди присловий - незамкнутых клишированных предложений "с эллипсисом или местоименной заменой одного из членов, обладающих в отличие от обычных поговорок не образной, а прямой мотивировкой общего значения" (Пермяков: 167) Ср.: (от него) пользы как от козла молока.
Г.Л.Пермяков еще в 1975г. в международном паремиологическом журнале "Proverbium" (№ 25, Хельсинки) опубликовал "75 наиболее употребительных русских сравнительных оборотов типа присловий", удививших зарубежного редактора тем, что "среди русских сравнений много международно распространенных" (Пермяков: 167). Почти половина из них -28 устойчивых сравнений - содержат зоокомпоненты. Очевидно, что среди тематических разрядов лексики, являющейся основой сравнения, анимализмы обладают высоким фразо-образовательным потенциалом. По свидетельству Е.К.Николаевой, в польском языке насчитывается 177 компаративных ФЕ с компонентом собака, 56 - с компонентом волк, 55 - с компонентом свинья (Лебедева 1999: 135).
Наиболее полное лексикографическое описание компаративных фраазеологизмов в русском языке дала Л.А.Лебедева в двух словарях, дополняющих друг друга.
В первом словаре (СУС -1994) представлены группировки УС по их семантически опорному слову, называющему объект сравнения. Второй словарь (СУС-1998) является тематическим. Он впервые дает представление о тематическом распределении по основаниям (т.е по признакам) сравнений на 23 поля, независимо от их лексического наполнения.
Если первый словарь облегчает поиск сравнений с одной денотативной основой, позволяя выявить "слова, способные выполнять роль эталона сравнения в данном языке", то второй словарь является словарем активного типа, т.к. "предоставляет пользователю возможность выбора языковой единицы для ее включения в конкретную ситуацию общения с целью выражения своего эмоционально-оценочного отношения к предмету речи" (Лебедева 1998:8).
Выделенные автором 23 фрагмента образной языковой картины мира, нашедших отражение в 1200 устойчивых сравнениях, позволяют увидеть антропоцентрическое начало в восприятии реалий с точки зрения обиходно-культурного опыта этноса.
По нашим подсчетам, на долю устойчивых сравнений с зоокомпонентами приходится 254 единиц, т.е. почти четвертая часть всего корпуса устойчивых сравнений, представленных во втором словаре (СУС-1998). Учитывая, что по своей тематике лексическую систему языка представляют разные ЛТГ, самые значительные из которых составляют более 50 групп (Апажев: 170-171), следует признать весомость исследуемой тематической микросистемы в формировании фразеологического яруса в данном случае - русского языка.
В свою очередь среди устойчивых сравнений с зоокомпонентами наиболее частотными являются УС с компонентами собака (15), муха (8), кот, заяц, лошадь, корова, змея (по 5 единиц), баран, рак, свинья (по 4 единицы), голубь, коза, козел, соловей, лебедь, муравей, медведь, овца (по 3 единицы), кабан, жираф, лев, мышь, пес, петух, поросенок, слон (по 2 единицы). И единично представлены из 130 зафиксированных в сравнениях зоонимов - агнец, акула, бегемот, белка, белуга, бульдог, боров, бык, блоха, верблюд, вобла, вол, волк, ворон, ворона, галка, грач, дятел, жук, журавль, индюк, ишак, кролик, крыса, клоп, крот, крыса, лань, мокрица, морж:, налим, осел, орел, пескарь, обезьяна пиявка, попугай, пудель, рысь, саранча, сморчок, страус, сурок, суслик, тараканы, тетерев, теленок, филин, хомяк, цапля, червяк, черепаха, шакал, ястреб.
