Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Основные типы русского субстантивного склонения 18
1. Место существительного среди других частей речи русского языка 18
2. Место оппозиции Н (наречие) -> С (существительное) в системе частеречных оппозиций русского языка 25
3. Семантические классы существительных русского языка в их предрасположенности к образованию деклинационных типов 31
4. Описание и исследование деклинационных типов 43
5. Семантическая мотивация двух первых деклинационных типов 53
6. Третий субстантивный тип склонения. Что такое «средний род»? 61
7. Еще один (четвертый) субстантивный тип склонения 67
Выводы к первой главе 72
ГЛАВА ВТОРАЯ. Дериваты основных (базовых) шпов русского склонения 76
1. Основные принципы построения деривационной системы русского склонения 76
2. Сильный и слабый дериваты четвертого (женского нестрогого) склонения 79
3. Сильный и слабый дериваты второго (мужского нестрого) склонения 82
4. Сильный и слабый дериваты первого (мужского нестрого) склонения 85
5. О возможности нахождения в третьем (женском строгом) склонении сильных и слабых дериватов 87
6. Сверхсильный дериват первого (мужского строгого) склонения... 89
7. Сверхсильный дериват второго (мужского нестрогого)скпояения 92
Выводы ко второй главе 94
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Дериваты второй степени основных (базовых) типов русского склонения 100
1. Дериваты второй степени нестрогого женского склонения (типа жена, баня, беда, грязнуля и т.д.) 100
2. Дериваты второй степени строгого лсенского склонения (типа дверь, радость, церковь, кровать, тетрадь, ночь, пасть, газель, лошадь, ель, грудь, мышь и т.д.) 116
3. Дериваты второй степени нестрогого мужского склонения (типа блюдце, болото, гнездо, горе, молоко и т.д.) 119
4. Дериваты второй степени строгого мужского склонения (типа ад, виноград, дом, дым, еле, медведь, крот и т.д.) 125
Выводы к третьей главе 145
Заключение 150
Библиографический список 160
- Место существительного среди других частей речи русского языка
- Основные принципы построения деривационной системы русского склонения
- Дериваты второй степени нестрогого женского склонения (типа жена, баня, беда, грязнуля и т.д.)
Введение к работе
Русский язык, будучи мировым языком [Свадост 1968; Костомаров 1968; Кузнецов 1998], принадлежит не только русскому народу и изучается не только русскими людьми; именно поэтому в ею научном описании не должно быть противоречий и чрезмерных сложностей; если же таковые случаются, они должны быть объяснены и представлены как необходимые закономерности: это особенно важно для иностранцев, изучающих русский язык, например, для вьетнамцев.
Сказанное здесь больше всего касается так называемых типов русского склонения, то есть моделей изменения русских существительных по падежам (одна из таких моделей красиво представлена в стихах Б.Окуджавы: «Судьба, судьбы, судьбе / Судьбою, о судьбе»).
Типов склонения существительных в русском языке гораздо больше, чем это указано в учебной [Бабайцева,Чеснокова1982: 96-100; Федоренко 1969: 84-87] и специальной научной литературе по русскому языку [Аванесов, Сидоров 1945; Богородицкий 1935; Виноградов 1972; Кузнецов 1953; Грамматика 1953: 133-181; Грамматика 1960; Шведова 1980: 83-506], в энциклопедиях и справочниках [Плотникова (Робинсон) 1979: 294-296].
Иностранцу это особенно заметно; ему не кажется достаточно мотивированным, например, отнесение к одному и гому же типу склонения таких слов, как город и село (первое - мужского рода, второе - среднего): различия в окончаниях здесь обнаруживаются сразу же, в начальных формах (город-п - с «нулевым» окончанием, сел-о с окончанием -о). Немотивированность подобных отнесений отмечалась и в научной литературе [Обнорский 1927: 1-324], но более рациональные, нежели
5 существующие, классификации типов субстантивных склонений (например, выделение в особое склонение существительных среднего рода) не получили поддержки [Карцевский 2000: 97-204].
В современных учебниках по русскому языку (школьных и вузовских), а также в научных описаниях морфологического строя русского языка представляются три субстантивных склонения (нумерация условна и часто меняется от автора к автору): 1-е склонение: слова мужского, рода типа завод, конь и среднего рода - типа окно, поле; 2-е склонение: слова женского. Рода типа карта, земля и мужского рода типа мужчина, дядя; 3-е склонение: слова женского рода типа тень, мать. Некоторое количество слов в рамках установленных типов не умещается и рассматривается как особые совокупности; это касается существительных с формантом -мя (время, племя, темя, бремя и под.) и слова путь; но констатация особых деклинационных групп субстантива (помимо основных классов) по сути дела является признанием дополнительных шпов склонения, и это более рационально, чем, допустим, искусственное приобщение слов типа время, племя или слова путь к тому же 3-му склонению [Плотникова (Робинсон) 1979: 294-296], содержащему слова женского рода.
Дело, однако, не только в этом. При описании любого из трех признаваемых типов склонения существительных всегда так или иначе приходится говорить о вариантах окончаний: слово армия, например, относящееся к тому же склонению, что и слова карта, земля, в предложном падеже имеет вместо ожидаемого окончания -е (сравните: о карт-е, о земл-е) окончание -и (об арми-и); такие же отклонения от стандарта имеют слова планетарий и здание, относящиеся к тому же склонению, что и слова завод, конь и окно, поле. Если всякую вариативность при склонении учитывагь как весьма значимое и существенное явление, количество деклинационных типов придется увеличить во много раз; и, видимо, гораздо проще и разумнее констатировать действительное число типов склонения, нежели искусственно
уменьшать их количество, постоянно обращая внимание на вариативность окончаний. Именно так в 1922 году поступил Н.Н.Дурново, констатируя неожиданное множество типов склонения в русском языке [Дурново 1922: 235-255; 1924], и эго было сделано с учетом не только флексий, но и на акцентолої ическом материале, а также с констатацией особых падежей существительных, которые обычно так не рассматривались (см. еще: [Якобсон1985:176-197]). В дальнейшем идеи Н.Н.Дурново были развиты или повторены в работах Л.В.Копецкого [Копецкий 1965; 1970], А.А.Зализняка [Зализняк 1967; 1977], Л.Дюровича [Durovic 1970]. Продуктивность этих идей была очевидна, и она проявилась, прежде всего, в преподавании русского языка как иностранного или второго родного [Руделев 1974: 2-31; 1979; Руделев, Руделева 1995]. В.Г.Руделев в 1974 году только на материале падежных субстантивных флексий установил 40 деклинационных типов существительных; им учитывались вариации флексий как в единственном, так и во множественном числе основных субстантивных падежей; акцентные характеристики, как и различного вида вариации основ, пока что не учитывались - это позволило бы увеличить число типов склонения еще в несколько раз (ср.: [Руделев 1977: 11-15]).
Актуальность исследования. Нам представляется работа над составлением списка типов субстан гивного склонения русского языка еще не завершенной, а завершение этой работы - делом необыкновенно нужным и своевременным. Речь здесь должна, однако, идти не столько об открытии каких-либо пока не описанных парадигм склонения, сколько о создании иерархической модели того, что уже открыто. Говорить о 40 типах субстантивного склонения было важно тогда, когда еще грамматическая мысль не выходила за пределы небольшого количества деклинационных образцов, теперь же более важно установить некоторые начала склонения русских существительных и от этих начал идти к самым сложным их развитиям, находя оправдание и мотивацию подобных сложностей. Смысл
7 современного (актуального) описания русского склонения, таким образом, -в открытии системных (оппозитивных и корреляшвных) [Арнольд 1996: 106-110] связей между различными деклинационными типами, в выявлении структур подобных оппозиций и условий их нейтрализации в особых (слабых) позициях. Такая работа применительно к деклинационным типам русского языка еще не проводилась, но она вполне назрела в связи с освоением языковедами-русистами современных методов исследования, примененных раньше всего в фонологии, но теперь уже вышедших за ее пределы. Поскольку мы берем на себя такую трудную задачу, той полагаем, что наше исследование вполне актуально.
Объект исследования. С этой точки зрения, мы должны говорить и об объекте нашего исследования. Внешне он остается прежним - таким же, что и в работах Н.Н.Дурново, А.А.Зализняка, Л.В.Копецкого, В.Г.Руделева, новаторских для своего времени. Это, как и прежде, - типы склонения существительных в современном русском литературном языке. Но он, наш объект, уже представлен не как сумма известных или открытых фактов, а как некоторая динамическая система, способная действовать на полную мощь и одновременно сокращаться, представляя главное, инвариантное, и такое, что зависит от привходящих моментов (стилистических и иных), несомненно, важных, но не на столько, чтобы с них начинать изучение русского склонения.
Предмет исследования в нашей работе юже остается по сути прежний -существительные русского языка в их грамматических вариантах, маркирующих различного рода синтаксические позиции и представляющих то, что составляет совокупность грамматических значений субстантивных лексем. Но у нас уже есть достаточные основания отличать то, что действительно представляет субстантив как в плане содержания, так и в плане грамматических и даже мимикрических (адъектьивных) форм, от того, что является только субстантивной (мимикрической) формой глагола,
8 прилагательного или наречия; таким образом, у нас есть возможность поставить те или иные типы субстантивного склонения в русском языке в зависимость от взаимодействия частей речи русского языка, образующих живую, динамическую систему [Руделев 1996: 83-89; 2005: 132-140; 2006: 81-83; В.Г.Руделев, О.А.Руделева 1995; Руделева 1991; Подольская 2004; Юрьев 2006: 242-261]. Столь же важно, интересно и необходимо отличить надкласе символических субстантивов («собственных слов») от надкласса знаковых существительных [В.Г.Руделев, О.А.Руделева 1995; Руделева 1991], найдя в обоих и какие-то инвариантные моменты. Что же касается существительных, принадлежащих так называемому «адъективному склонению» [Плотникова (Робинсон) 1979: 235] - типа портной, булочная, пирожное, чаевые, то эти слова мы помещаем за пределы нашего исследования, видя в них только адъективные элеменш двусловных слов [В.Г.Руделев, О.А.Руделева 1995], выступающих в эллиптических вариантах (ср.: [Соболева 1959; Кубрякова 1974; 1998]).
Материалом исследования послужили поэтические тексты (сказки)
для детей, созданные замечательным русским поэтом Корнеем Ивановичем
Чуковским (1882-1969): «Муха-Цокотуха», «Мойдодыр», «Тараканище»,
«Бармалей», «Топтыгин и Лиса», «Федорино горе»», «Краденое солнце»,
«Телефон», «Путаница», «Чудо-дерево», «Крокодил» и стихотворные
детские миниатюры: «Обжора», «Слониха читает», «Закаляка», «Поросёнок»,
«Ёжики смеются», «Бутерброд», «Свинки», «Федотка», «Ёлка», «Радость»,
«Черепаха», часть из которых - переводы с английского («Курица», «Котауси
и Мауси», «Скрюченная песня», «Барабек», «Храбрецы», «Дженни»)
[Чуковский 1989; 2002]. Эти тексты представляют уникальные образцы
русского языка в его речевых композициях, переполненных субстантивными
словами во всех интересующих нас формах: падежных, уменьшительно-
ласкательных (диминутивных), увеличительно-неодобрительных
(пейоративных), различных стилистических модификаций, форм,
9 принадлежащих только письменной или только устной речи и т.д. Ни один русский писатель на подобном же ограниченном речевом пространстве не мог бы представить такого обилия субстантивов и субстантивных форм - в их взаимодействии, вариативности, неологических образованиях и т. д. На сказках К.И.Чуковского русские дети учились и учатся русскому языку. Эти тексты - прекрасные подспорье и для взрослых людей, углубляющих свое знание русского языка, особенно для иностранцев. Помимо всего сказанного, тексты К.И.Чуковского амбивалентны, символичны, их лексика отражает менталитет русского народа, без знания которого говорящий на русском языке человек (иностранец и даже тот, кто может считать себя русским) создает лишь суррогаты русской речи, эсперантизированные, междометизированные и депоэтизированные ее образцы [Руделев 2001].
Цель исследования - создание деклинационной модели русского литературного языка, учитывающей все субстантивные парадигмы, представляющей их в системе и исключающей какие-либо исключения; в этой системе на первое место ставятся стандартные типы русского склонения -в их ограниченном числе, далее строятся и представляются деклинационные дериваты основных, стандартных, типов и дериваты их дериватов. Назначение такой модели - и научное, и педагогическое: она дает представление о постепенном синхроническом усложнении деклинационной системы и одновременно представляет удобный способ ее постижения (в духе педагогики Яна Амоса Коменского).
Задачи исследования определяются его целями; они отражают по сути его основные этапы:
Во-первых, составляется и описывается на основе базовых падежей (именительного, родительного, дательного, творительного и предложного; точно в духе уже упомянутого Б.Окуджавы: судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе) реестр деклинационных образцов русских существительных и субстантивных форм других частей речи.
Во-вторых, строится система отношений между деклинационными типами, выявляются базовые типы и их отношения друг к другу, за гем определяются дериваты базовых (стандартных) типов и дериваты их дериватов.
В-третьих, определяется количественный, тематический и всякий иной состав каждого деклинационного класса (базового и деривационного).
В-четвертых, выявляется причина образования и сохранения каждого деклинационного типа, его синхроническая мотивация.
Четвертая задача, очевидно, является наиболее важной и особенно трудной в смысле выполнения, но только она позволяет осмыслить необходимость множества фактов и исключить в данном случае то, что В.фон Гумбольдт назвал преобладанием формы над содержанием [Звегинцев 1984].
Меюд, применяемый нами в нашей диссертационной работе, можно назвать оппозиционным Он был разработан в русле Тамбовской лингвистической школы [Руделев 1996-а: 3-21; 1996-6: 41-44; Юрьев 2006: 242-261] на базе фонологической теории Н.С.Трубецкого (1890-1938) [Трубецкой 1960; 1995: 446-447], имевшей ярко выраженный теоретико-информационный характер [Руделев 1980: 3-Ю] (ср.: [Шеннон 1963]). Оппозиционный метод был применен, прежде всего, в фонологических описаниях В.Г.Руделева [Руделев 1968:120-123; 1972:319-333; 1975]; затем он был распространен на другие участки русской языковой системы [Дриняева, Каменская, Руделева 1987: 147-162; Руделев 1979; 1980: 3-Ю; 1985: 75-76; 1995: 446-447; 1996-в: 83-89; 2001:10-19; 2002:120-145; 2005-а: 132-140; 2005-б: 103-106; 2006: 81-83; Руделев, Руделева 1995; Руделев, Шарандин 1981: 32-53; Дриняева 1987; Челюбеева 1988; Руделева 1991; Федотов 1997; Клокова 1995; Андреева 2003; Подольская 2004; Юрьев 2006]; особенно продуктивным оказалось применение оппозитивного метода в области теории частей речи русского языка [Руделев 2005: 132-14].
Кажется странным, что в фундаментальной работе В.Г.Руделева, посвященной типам склонения существительных в русском языке [Руделев 1974: 2-31], оппозитивный метод применен не был; не был он применен и в последующих обработках этой статьи [Руделев 1979; 2002 I: 120-145] (ср.: [Руделев, Зыонг Ван Чи 2005: 122-129]). Странного, однако, здесь меньше, чем кажется: оппозиционный метод за пределами фонологии с гал применяться последовательно и безупречно тамбовскими языковедами только с 1987 года, но типы склонения русских существительных к этому времени были описаны так детально и, казалось, непротиворечиво, что вновь обращаться к этому материалу было нецелесообразно или, по крайней мере, несвоевременно.
Когда же описание типов русского субстантивного склонения, сделанное в 1974 году, было проверено с точки зрения теории оппозиций и их нейтрализации (основных постулатов теории Н.С.Трубецкого) [Руделев, Зыонг Ван Чи 2005; Зыонг Ван Чи 2006], оказалось, что модель русского склонения 1974 года нуждается в серьезной пересгройке. Дело касалось не каких-либо деталей модели, а самого принципа моделирования. Суть оппозиционного (теоретико-информационного) меюда описания языка, включая любые его участки, состоит в нахождении оппозиций, под которыми понимаются прежде всего двучленные (привативные) структуры, в которых информация (положительное значение составляющего данную структуру признака) сосредоточена лишь в одном (маркированном) элементе, а в другом элементе она равна нулю [Руделев 1968: 120-123; 1972: 319-333; 1980: 3-Ю; 1995: 446-447; 1996: 83-89; 2005: 132-140; Руделев, Зыонг Ван Чи 2005: 122-129]. Выявить информационно нагруженный элемент и отличить его от нулевого элемента каким-либо внешним путем невозможно; язык, однако, сам предоставляет такую возможность опознания, противопоставляя сильные позиции различения и слабые позиции нейтрализации [Трубецкой 1960; Руделев 1968: 120-123; 1972: 319-333; 1975; 1980: 3-Ю; 1985: 75-76; 1995:
446-447; Журавлев 1972; 1998: 328-329; Akamatsu 1988] Нейтрализации оппозиций в слабых положениях позволяют совершенно точно установить как самое оппозицию, так и ее характер (маркированный и немаркированный оппозиты).
И заяц-и Р. зайц-а Д зайц-у Т. зайц-ем П о зайц-е Но:
И. заиньк-а V.3amibK-u ]\.заиньк-е Т.заиньк-ой
Применительно к нашему материалу, отраженному в творчестве К.И.Чуковского, это обстоит следующим образом: существительные типа заяц, таракан, зверь, апельсин, аэроплан, кафтан, двор, составляют класс, находящийся в оппозиции классу существительных типа акула, блоха, ворона, жаба, корова, кошка, лиса, лягушка, муха, обезьяна, оса, птица, пчела, рыба, утка, цапля; это доказывается тем, что, выступая в форме уменьшительно-ласкательной или уменьшительно-пренебрежительной, существительные типа заяц, таракан, зверь приобретают парадигму окончаний, свойственную типу, включающему слова акула, блоха, ворона (происходит нейтрализация двух типов склонения; это явление до сих пор именно так не объяснялось) Сравните:
блох-а
блох-и
блох-е
блох-ой (и блох-ою)
о блох-е.
блошк-а блошк-и блошк-е блошк-ой
П.о заиньк-е, как о блошк-е.
Приведенный факт является чрезвычайно важным, несмотря на свою кажущуюся простоту: именно этот факт позволяет видеть в классе слов типа блоха начало русского склонения, а в классе слов шпа заяц - его продолжение, развитие, прибавление информации; произвольному присвоению русским склонениям порядковых номеров приходит конец, и это имеет важнейшее практическое значение - в смысле той же педагогики великого Яна Амоса Коменского: изучение (и описание!) русского склонения нужно начинать с класса слов типа блоха и только затем следует переходить к изучению (и описанию!) более трудных деклинационных типов, перечень которых, даже самый подробный, ничего не значит в сравнении с их системным (оппозитивным) представлением [Руделев, Руделева 1995: 52-55] Что же касается объективности подобных представлений, то она обеспечивается констатацией нейтрализации, т.е. таких обстоятельств, когда количество формальных показателей убывает при сохранении содержательных признаков. Необходимость подобных сокращений диктуется потребностями увеличения скорости речи (ср. [Арнольд 1966: 106-110]).
Гипотеза, выдвигаемая в нашей работе, касается рассуждений о том, зачем нужно русскому языку такое обилие типов субстантивного склонения. Не проще было бы и не лучше ли, допустим, склонять (изменять по падежам) слово заяц так же, как слово блоха или овца: именительный падеж: * зайца, родительный падеж: Ьайцы, дательный падеж: *зайце, творительный падеж: *зайцей или *зайцею, предложный падеж: о зайце?
Может быть, ничего бы страшного не произошло, если бы подобное в русском языке случилось? Здесь мы должны непременно отметить, что начало Тамбовской лингвистической школы прочно связано с выдвижением гипотетического тезиса о грамматике как семантическом шифре: назначение грамматики связано с необходимостью шифровать (выражать) языковые (лексические и иные) значения. Шифрующая роль грамматики (системы склонений, спряжений и всего прочего) всегда подчеркивалась
14 тамбовскими исследователями [Руделев 1974: 2-31; 1977: 11-15; Афанасьева 1978; Шарандин, Горват 1978: 25-38; Носова 1979; Василькова 1979; Руделев, Шарандин 1981: 32-53; Шарандин 1982; Шарандин, Горват 1978; Челюбеева 1988; Шарандин 1982; Дриняева 1989; Иванова 1991; Руделева 1991; Клокова 1995; Федотов 1997; Руднева 1998; Юрьев 2006]. Выдвигая гипотетический тезис о шифрующей роли грамматики, тамбовские языковеды всегда искали и подчеркивали в случае нахождения мотивирующий момент в любом грамматическом явлении русского языка. Мы поддерживаем этот оправдавший себя тезис и предполагаем увидеть в огромном многообразии типов русского склонения семантические моменты; с нашей точки зрения, типы склонения русских существительных - явление мотивированное, оправданное; устранение этого явления привело бы к огромным грудностям, гораздо большим, чем те, которые приходится преодолевать сейчас при усвоении русской деклинационной системы чисто механически, произвольно.
Научная новизна. Говоря о научной новизне нашего исследования, мы никоим образом не хотели бы преувеличить свои личные заслуги в области изучения и описания русской грамматики в том ее разделе, который касается деклинационной системы. Прорыв в действительно новую русскую грамматику был совершен выдающимся русским ученым, членом-корреспондентом АН СССР Н.Н.Дурново (1876-1837), опубликовавшим в Париже в 1922 году новаторскую работу о склонении в современном «великорусском» литературном языке («De la declinaison en grand-russe litteraire modern») [Дурново 1971]. Изданная за границей, написанная на французском языке, работа Н.Н.Дурново не повлияла сколько-нибудь заметно на развитие грамматической мысли в СССР. Только в 1971 году она была переведена на русский языки и опубликована в центральном советском лингвистическом журнале «Вопросы языкознания» (инициатором этого издания был известный советский языковед, прекрасный организатор науки
15 Н.И.Толстой), но к этому времени языковые факты, описанные Н.Н.Дурново, уже стали известны по работам Л.В.Копецкого [Копецкий 1965; 1970J; Л.Дюровича [Durovic 1970] и А.А.Зализняка [Зализняк 1967, 1977]. В.Г.Руделев, написавший свою статью о русском склонении [Руделев 1974] больше под влиянием работ А.А.Зализняка, чем Н.П.Дурново, впервые представил логическую классификацию типов русскої о склонения на основе детально разработанной им системы операторов преобразования исходной модели склонения с учетом мотивирующих факторов. Это было несомненно новое в учении о русском склонении, но этому новому не пришлось стать хорошо известным - в силу недоступности для автора публикаций в центральных изданиях (см. также: [Руделев, Руделева 1995; Руделев 2002: 120-145]).
Лично нам было поручено пересмотреть материал русского субстантивного склонения, представленного теперь уже во множестве известных парадигм, в конкретных речевых воплощениях (тексты К.И.Чуковского) и построить классификационную модель типов русского склонения существительных в плане оппозиций, корреляций и нейтрализации. Это нами было сделано, и это было то новое, что нам оставалось сделать и что сделать нам удалось.
Практическое значение нашей диссертационной работы в том, что она позволяет перенести преподавание русскою языка для русских и, особенно, для иностранцев в части деклинационного материала на рельсы творческого, осознанного осмысления фактов. Как известно, всякая лингвистическая теория существует только для одной цели - преподаванию языков [Ельмслев 1962: 117-136]. Изучающий русский язык как свой родной или как иностранный теперь в свете нашей работы получает не существовавший ранее инструмент, позволяющий понять и принять и русскому и не русскому человеку смысл деклинационных типов русских существительных, их совершенно точное количество (без исключений и
многочисленных громоздких вариантов); преподавание перестает быть догматическим, чрезмерно напрягающим память, вызывающим недоумение (Зачем все это? Не проще было бы? И т.д.). Все это чрезвычайно важно для осмысления причин, согласно которым русский язык имеет все права быть мировым языком.
По материалам диссертации должны быть разработаны различные специальные курсы, семинары, целая серия творческих работ и т.д.
На защигу выносятся следующие положения:
Основными (базовыми) деклинационными типами русских существительных и субстан швных форм иных частей речи (глаголов, прилагательных и наречий) являются четыре склонения: 1) «строгое мужское» склонение типа заяц, 2) «нестрогое мужское» склонение типа болото, 3) «строгое женское» склонение типа лошадь, 4) «нестрогое женское» склонение типа блоха.
«Строгое мужское» и «нестрогое женское» склонения образуют оппозицию, подвергаемую нейтрализации; маркированным оппозигом в этой структуре является «строгое мужское» склонение. Это склонение наиболее информационно в деклинационной субстантивной системе русского языка.
«Строгие» и «нестрогие» склонения («мужские» и «женские» образуют корреляцию, так что в целом базовая деклинационная система русского языка стройна и проста; она относительно легко усваивается изучающими русский язык как родной и как иностранный.
Базовая деклинационная сисіема русского языка во всех своих участках имеет семантическую мотивацию - в основном по признакам <пола>.
Склонения, образующих деклинационную систему русского языка имеют параллельные дериваты (подсклонения): слабое, сильное и сверхсильное. Все подсклонения семантически или как-то иначе (стилистически) мотивированы.
6. Дериваты дериватов, т.е. разновидности подсклонений, имеющие различительные признаки в окончаниях множественного числа, также имеют семантическую мотивацию.
Апробация работы. Настоящее исследование обсуждено на научном семинаре кафедры русского языка Тамбовского государственного университета им. Г.Р.Державина и на методическом объединении учителей русского языка и литературы города Тамбова.
Основные теоретические положения и практические результаты докладывались на научных конференциях Тамбовского государственного университета имени Г.Р.Державина Диссертант опубликовал две научные работы, в том числе стат ыо «Сколько субстантивных склонений в русском языке?» - в журнале «Вестник Тамбовского университета» (вып. 4/40, 2005 г., 8 с.) (в соавторстве с профессором В.Г.Руделевым).
Структура работы. Работа состоит из Введения, 3-х глав, Заключения и Библиографического списка, содержащего 101 наименование.
Место существительного среди других частей речи русского языка
Действие представленной модели осуществляется в определенной логической последовательности: в слабой частеречной (подлежащной) позиции нейтрализуется участок С «- Г (глагол смешивается с существительным, заимствуя у него его субстантивные формы); вслед за этим подвергается нейтрализации вновь образованная (ситуативная) оппозиция С П (прилагательное, подобно глаголу, смешивается с существительным, также образуя мимикрические субстантивные формы.
Так образуются мимикрические субстантивные формы глагола и прилагательного, которые традиционно считаются существительными [Богородицкий 1935; Аванесов, Сидоров 1945; Грамматика русского языка 1953; Кузнецов 1953; Копецкий 1965; Федоренко 1969; Лаврова 1970; Лопатин 1979; Шведова 1980; Бабайцева, Чеснокова 1982; Живов 1998: 499-500; Козлова 1999: 23-29; Карцевский 2000: 97-204]; в них находят даже предмешые значения, которые выдвигаются в качестве абстрактных грамматических признаков имени [Щерба 1957].
У К.И.Чуковского, между тем, в сказках для детей мимикрические субстантивные формы глагола встречаются не так уж часто. Это объясняется тем, что дети младшего возраста, для которых, собственно говоря, и созданы сказки К.И.Чуковского, этих форм в своей речи еще не употребляют, а если употребляют, то соотносят их, как свидетельствует О.А.Дриняева, не с именами, а с глаголами [Дриняева 1989]. Чрезвычайно интересно свидетельство О.А.Дриняевой о том, что, работая с детьми в начальных классах, не удавалось связать, например, слово борьба с каким-либо предметным словом: дети связывали это слово с глаголом драться или (в конце концов!) бороться; между тем слово борьба в учебниках того времени стояло первым в числе существительных, т. е. слов с предметным значением [Бабайцева, Чеснокова 1964].
Что касается старших классов, то іам дети уже строго по учебникам находили предметность в словах типа борьба, но шло это по заученным учебным текстам и не было осмыслено.
И все же действительно субстантивные формы глаголов у К.И.Чуковского есть; сравните, например, субстантивную форму глаголов:
Основные принципы построения деривационной системы русского склонения
Если в первой главе мы рассматривали базовые типы склонения русских существительных и субстантивных форм других частей речи в их отношении к семантике и формам выражения важнейших имманентных субстантивных признаков, то в данной главе учитываются в основном стилистические моменты различного уровня - начиная от разделения русского языка на его устную и письменную формы и кончая самыми тонкими стилевыми моментами, составляющими довольно сложные сферы русского языка.
Письменная форма русского литературного языка подверглась большому влиянию церковнославянского языка и до сих пор еще хранит следы этого влияния. Ср., например, субстантивные формы: рычание, верещание, блеяние, мычание, волнение, - сугубо письменные, хранящие черты церковнославянского языка в виде форманта -ие, и их дублеты с формантом -ье, принадлежащие устной речи. Существуют правила разграничения устных и письменных форм (например, недопусіимость в устной речи конструкций типа «карета, скачущая по мосту», «слуга, метущий комнату» - из А.С.Пушкина), но эти правила нарушаются даже выдающимися мастерами русского языка.
«А это ленивый и старый пастух, / Который бранится с коровницей строгою, / Которая доит корову безрогую, /Лягнувшую старого пса без хвоста, / Который за шиворот треплет кота, /Который пугает и ловит синицу, / Которая часто ворует пшеницу, /Которая в темном чулане хранится /В доме, который построил Дэ/сек» («Дом, который построил Джек»)
В этом тексте упомянутое правило нарушено только один раз (вместо придаточного предложения с синтаксическим элементом который употреблен причастный оборот - принадлежность письменной речи, совершенно явный церковнославянизм, поскольку в современном русском устном языке причастий как таковых нет.
То же самое наблюдаем и в языке сказок К.И.Чуковского -применительно к субстантивными деклинационным формам. Сравните: сосуществование рядом форм среднего рода на -ие и -ье:
«А взволнованный, дрожащий Крокодил / От волнения салфетку проглотил...» («Крокодил»). «Ах, какое поднялось рычанье,/ Верещанье, и блеянье, и мычанье...» (там же).
Такое явление называется креолизацией [Л.П.Крысин 1998: 367]; в данном случае происходит креолизация (смешение) устной и письменной форм русского языка в том участке языковой системы, которая касается типов склонения. Варианты, подобные тем, которые были только что описаны, имеют гри субстантивных склонения: четвертое {женское, нестрогое - типа овца): полиц-и-я; второе {мужское нестрогое - типа болото): волнен-и-е; первое {мужское, строгое - типа заяц ): грав-ий-П. Третье {женское, строгое склонение - типа лошад-ь) аналогичного деривата не имеет, и на то есть некоторые причины, о которых будет сказано позже. Впрочем, здесь положение дел гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Принято находить в субстантивах (или субстантивных формах) типа полиция, волнение, гравий окончания: -я (женский род), -е (средний род), -D (= нулевое окончание) - для мужского рода; -и- (для женского и среднего рода) и -ий- (для мужского рода) относятся к основе. Морфонологически во всех трех родах упомянутое «наращение» основы («инфикс») будет иметь вид: -ий- ([полиц-ий-а[, \волнен-ий-э\, [грав-ий-U]), однако относить этот инфикс следует не к лексической основе, а к грамматической части -форманту; последний включает в себя и окончание.
Дериваты склонений типа полиц-и-я, порц-и-я, волнен-и-е, грав-ий-U каждый в своем склонении {четвертом, втором и первом) следуеі называть сильными, поскольку в них содержится дополнительная информация - в данном случае о письменной форме русского языка, об уместности употреблять эти разновидности склонений только в письменной форме языка и т.д. Для освоения русского языка такие формы труднее обычных; они предполагают дополнительные правила для предложного падежа: о полщ-и-и, а не о полиц-и-е (сравните: о цапл-ё), о волнен-и-и, а не о волнен-и-е (сравните: о пол-е), о грав-и-и, а не о грав-и-е (сравните: окон-е).
В оппозициях [полиц-и-я - цапл-я], [волнен-и-е - пол-е], [грав-ий-U -» кои-ь] маркированным всюду являет первый элемент, а немаркированным - второй. Из этого следует, что данные (т. е. каждый второй) элементы являются базовыми и могут составлять только слабые дериваты основных склонений. Четвертое склонение, таким образом, разделяется на сильное (типа полиц-и-я) и слабое (типа цапл-я); второе - на сильное (гипа волнен-и-е) и слабое (типа пол-е), первое - на сильное (типа грав-ий-U) и слабое (типа кон-ь).
Дериваты второй степени нестрогого женского склонения (типа жена, баня, беда, грязнуля и т.д.)
Для данного склонения в работе В.Г.Руделева и О.А.Руделевой установлено три варианта относительно форм множественного числа:
№ 2 (грозд-ь - гроздь-я, гроздь-ев),
№ 4 (двер-ь - двер-и, двер-ей),
№ 7 (саоїсен-ь - сажен-и, сажен-П).
Эти выводы должны быть проверены и уточнены.
В первую очередь следует отметить для строгого женского склонения дериваты второй степени, отражающие singularia tantum (в нашей системе терминов и обозначений это класс № 1), т.е. существительные и субстантивные формы, не имеющие множественного числа:
а) субстантивные формы глагола и прилагательного (благодат-ь, дребеден-ь, жалост-ь, завист-ь, кор-ь, печал-ь, прыт-ь, радост-ь) и
б) подлинные субстантивы с вещественным и иным значением (кров-ь, груд-ь).
Сравните:
«Я наступила тогда благодать / Некого больше лягать и бодать» («Крокодил»); «И такая дребедень /Целый день./Динь-ди-лень, Джъ-ди-лень, Динь-ди-лень! / То тюлень позвонит, то олень» («Телефон»), «И всех людей,/ И всех детей / Они без жалости съедят / О бедный, бедный Петроград!» («Крокодил»), «А медведи, медведи в лесу, / Как увидят мою красу,/ Заболеют, бедняги, от зависти» («Іоптьігин и Лиса»); «И корь, и дифтерит у них,/ И оспа и бронхит у них, / И голова болит у них, / И горлышко болит» («Айболит»); «Но чайные чашки в печали, / Стуча и бренча, закричали: / -Бутерброд, / Сумасброд, /Не ходи из ворот...» («Бутерброд»), «Рады, рады, рады / Светлые березы, /Ну них от радости / Вырастают розы...» («Радость»); «Тут Федорины коты / Расфуфырили хвосты, / Побежали во всю прыть, / Чтоб посуду воротить» («Федорино горе»), «А злодей-то не шутит/Руки-ноги он Мухе веревками крутит, /Зубы острые в самое сердце вонзает / И кровь у нее выпивает» («Муха-Цокотуха»); «Лялечка лезет на дерево,/ Куклу прижала к груди / Бедная, бедная Лялечка! / Что это там впереди?» («Крокодил»).
Класс № 3, конгруэнтный классу № 3 нестрогого женского склонения, разумеется, вполне реален:
газел-ь (мн. ч. газел-и, газел-ей),
двер-ь (мн. ч. двер-и, двер-ей),
кроват-ь (мн. ч. кроват-и, кроват-ей),
лохан-ь (мн. ч. лохан-и, лохан-ей),
лошад-ь (мн. ч. лошад-и, лошад-ей),
мыш-ь (мн. ч. мыш-и, мыш-ей),
ноч-ь (мн ч ноч-и, ноч-ей),
паст-ъ (мн. ч. паст-и, паст-ей),
печ-ь ( мн. ч. печ-и, печ-ей),
смерт-ь (мн. ч. смерт-и, смерт-ей),
тетрад-ь (мн. ч. тетрад-и, тетрад-ей),
цеп-ь (мн. ч. цеп-и, цеп-ей), церков-ь (мн. ч. церкв-и, церкв-ей), част-ъ (мн. ч. част-и, част-ей).
Следует отметить только, что слов данного класса в текстах Чуковского очень мало, а форм множественного числа вообще почти нет.
Сравните, однако:
«А недавно две газели /Позвонили и запели / - Неужели / В самом деле / Все сгорели / Карусели?/ - Ах, в уме ли вы, газели?/ Не сгорели карусели, / И качели уцелели! / Вы б, газели не галдели,/ А на будущей неделе / Прискакали бы и сели / На качели-карусели!» («Телефон»); «Но тут распахнулися двери,/ В дверях показалися звери...» («Крокодил»), «Лошади заржали:/ И-и-и!» («Путаница»), «Мыши кошку изловили / В мышеловку посадили...» («Путаница»); «Десять ночей Айблоит /Не ест, не пьет и не спит, /Десять ночей подряд / Он лечит несчастных зверят /И ставит и ставит им градусники» («Айболит»), «Не проклинаю палачей, / Ни их цепей, ни их бичей, / Но вам, предатели друзья / Проклятье посылаю я» («Крокодил»), «Ты поди-ка, косолапый, / Крокодила исцарапай, / Разорви его на части, / Вырви солнышко из пасти» («Краденое солнце»).
Отвлекаясь от текстов К.И.Чуковского, видимо, можно говорить о классе № 2, конгруэнтном классу № 2 нестрогого женского склонения, имея в виду пример: сажен-ь (им. п. мн. ч. са.жен-и, род. п. множ. ч. сажен-D). В принципе этот пример мог бы быть и в текстах Чуковского.
Но класса № 4 в строгом женском склонении не может быть: материал этого класса (слова pluralia tantum с окончаниями -и в им. п. и -ей в род. п.) уже отошел к классу № 4 нестрого женского склонения. Таким образом, для строгого женского склонения можно отметить только вторичные дериваты (классы) № 1, №2 и №3:
