Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Явления омонимии и метафоры применительно к транспозиции временных формглагола в современном русском языке 13
1.1. Знаки языка и единицы языка 13
1.2. Система временных форм глагола в русском языке 22
1.3. Омонимия временных форм глагола в аспекте речемыслительной деятельности 26
1.4. Перенос форм глагола. Метафора или омонимия 33
Выводы по главе 1 40
ГЛАВА 2. Основные типы транспозиции временых форм глагола в современном русском языке 42
2.1. Перенос формы настоящего времени несовершенного вида в контекст прошедшего времени (настоящее историческое) в современном русском языке 42
2.2. Переносное употребление форм настоящего и будущего простого времен в контексте прошедшего времени при обозначении повторяющихся событий прошлого (на примере контекстов со словом бывало)
2.2.1. Сравнение комментария с переносной формой и формой прошедшего времени 69
2.2.2. Семантические классы глаголов, наиболее употребительные при переносе форм настоящего и будущего в контекст прошедшего 75
2.2.3. Синтаксические конструкции, наиболее употребительные при переносе форм настоящего и будущего времен в контекст прошедшего (с частицей бывало) 91
2.2.4. Примеры использования форм настоящего и простого будущего времен при обозначении повторяющихся событий в прошлом без слова бывало 93
2.2.5. Транспозиция форм настоящего и простого будущего времен при обозначении повторяющихся событий прошлого в разных режимах интерпретации 97
2.2.6. Метафорическое или омонимичное использование глагольной формы
2.3. Тенденции в употреблении форм непрошедшего времени в контексте прошедшего 107
2.4. Перенос формы настоящего времени несовершенного вида в контекст будущего времени 118
2.5 Типы переносного употребления форм, реализующих временную метафору, и типы переноса, для которых признак времени не важен 131
2.5.1. Употребление форм прошедшего времени совершенного вида в контексте абстрактного настоящего 136
2.6. Опрос респондентов: соотношение временного значения контекста и временного значения формы глагола 140
Выводы по главе 2 148
Заключение 153
Библиографический список
- Система временных форм глагола в русском языке
- Перенос форм глагола. Метафора или омонимия
- Переносное употребление форм настоящего и будущего простого времен в контексте прошедшего времени при обозначении повторяющихся событий прошлого (на примере контекстов со словом бывало)
- Перенос формы настоящего времени несовершенного вида в контекст будущего времени
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование посвящено проблеме транспозиции временных форм глагола в современном русском языке, представляющей собой интересное и относительно малоизученное лингвистическое явление. Будучи употребительным большей частью в разговорной речи и произведениях художественной литературы, перенос временных форм глагола является одним из многочисленных средств выразительности в русском языке.
Характеризуя состояние разработанности указанной проблемы в современном языкознании, можно отметить, что в этом направлении исследователи ограничиваются, как правило, констатацией фактов так называемого «аномального» употребления временных форм. Данные контексты наполнены экспрессивностью и выразительностью и потому в лингвистической литературе именуются образными, или переносными. Такое свойство кажется вполне достаточным для объяснения рассматриваемого явления: говорящий использует контраст двух временных планов для придания своей речи большей экспрессивности и выразительности. Дополнительным доказательством этого служит тот факт, что подобная транспозиция представлена главным образом в разговорной речи и в языке художественной литературы, особенно там, где авторы воспроизводят разговорный стиль. Согласно формулировке П.А. Леканта, «в разговорной речи, а также в художественной литературе и публицистике формы времени могут употребляться одна вместо другой, т. е. выступать в переносных, метафорических значениях».
В современном русском языке выделяются следующие типы переносного употребления видовременных форм глагола: а) перенос формы настоящего времени несовершенного вида в контекст прошедшего (praesens historicum); б) перенос формы настоящего времени несовершенного вида в контекст будущего; в) перенос форм будущего времени совершенного и несовершенного вида в контекст прошедшего; г) перенос форм прошедшего времени совершенного вида в контекст абстрактного настоящего и будущего. Что касается формы прошедшего времени несовершенного вида, то возможности ее переноса в другие временные планы крайне ограниченны, подобные употребления встречаются довольно редко и, по всей видимости, не имеют системного характера.
Все переносы, которые связаны с взаимозаменой глагольных форм времени, считаются временной метафорой (при этом, как правило, игнорируются другие семантические составляющие подобной формы), однако некоторые ученые достаточно убедительно доказывают, что не во всех случаях подобная интерпретация является верной.
Наиболее активной формой в плане возможности переносного употребления в том или ином контексте является глагольная форма настоящего времени несовершенного вида. Именно она участвует в наиболее известном типе переноса, существующем во многих европейских языках, – praesens historicum (перенос настоящего времени в контекст прошедшего). Принято считать, что в этом случае настоящее время используется для образной актуализации, оживления событий прошлого. Именно эта позиция является своеобразной отправной точкой во многих исследованиях (например, в трудах А.В. Бондарко) и отмечается в пособиях по русскому языку, где рассмотрение транспозиции глагольных форм имеет, как правило, обзорный характер.
Перенос формы настоящего несовершенного в контекст будущего также представляет собой реализацию указанного явления, распространенного прежде всего в европейских языках (ср. Завтра я еду в Москву, I am going to Moscow tomorrow). Применительно к русскому языку данный тип переноса достаточно детально описан в монографии А.В. Бондарко «Вид и время русского глагола».
Нельзя не согласиться с автором указанной работы в том, что все остальные случаи переноса глагольных форм, возможно, за исключением формы будущего времени совершенного вида, пока еще не рассматривались в русском языкознании достаточно глубоко. В некоторой степени данный пробел восполняется исследованиями того же А.В. Бондарко, однако, к сожалению, за пределами внимания автора остались многие аспекты переносного употребления интересующих нас глагольных форм.
В последнее время специалисты в области языкознания все чаще настаивают на разграничении функционирования языковых единиц в речи и литературном языке. О необходимости подобного разграничения (план речи – plan de discours и план повествования – plan de rcit) писал еще Э. Бенвенист в классическом труде «Общая лингвистика». А.В. Бондарко в работе «Теория морфологических категорий и аспектологические исследования», ссылаясь на приведенный тезис Э.А. Бенвениста, упомянул о различии форм praesens historicum в «непосредстенном, живом рассказе говорящего и в авторском повествовании». Идея Э. Бенвениста о разграничении плана речи и плана повествования была далее развита Е.В. Падучевой, в результате чего применительно к современному русскому языку ею был введен термин «режим интерпретации» и доказано, что значение и особенности функционирования одних и тех же слов или грамматических категорий могут меняться в зависимости от режима интерпретации.
В современной лингвистической литературе транспозиция временных форм глагола неоднократно рассматривалась такими известными исследователями русского языка, как А.А. Потебня, В.В. Виноградов, А.М. Пешковский, А.А. Шахматов и др. Особое внимание данной проблеме уделено в работах того же А.В. Бондарко, где переносное употребление времен включено в широкий контекст созданной им функциональной грамматики. Многие учебные пособия по русскому языку также отмечают возможность переносного употребления форм глагола и дают краткую характеристику основным типам переноса. В работах Е.В. Падучевой, Е.В. Петрухиной и др. делается попытка по-новому рассмотреть некоторые утвердившиеся в языкознании точки зрения и теоретические положения относительно транспозиции временных форм в современном русском языке.
Однако, несмотря на определенную степень разработанности рассматриваемой проблемы, остается ряд нерешенных вопросов, касающихся различных видов переносного употребления глагольных форм. Кроме того, все существующие в данной области лингвистические исследования характеризуются определенной односторонностью в трактовке интересующих нас фактов языка. С одной стороны, практически все типы переноса глагольных форм традиционно считаются образными, метафорическими, и при этом вне поля зрения исследователей остается возможность характеристики каких-либо иных типов переноса, относящихся, например, к разряду омонимичных. С другой стороны, к сожалению, в настоящее время не выяснен до конца вопрос, все ли типы переносного употребления времен являются именно временной метафорой. Не определено наличие общих признаков у разных типов переноса, что позволило бы распределить их по группам. В существующих исследованиях недостаточно внимания уделено и динамике развития переносного употребления глагольных форм времени.
Актуальность настоящего исследования заключается в том, что оно посвящено одному из наиболее важных и интересных аспектов функционирования глагольных форм. В настоящем исследовании анализируется яркое выразительное средство, связанное с переносом форм глагола, которое часто находит применение в языке художественной литературы и живой разговорной речи. Рассмотрение транспозиции форм глагола затрагивает теорию метафоры, которую в современных исследованиях по когнитивной лингвистике считают одним из ключевых механизмов развития языка. Актуальным представляется и уточнение специфики метафорического переноса при транспозиции временных форм глагола по сравнению с другими типами языковой метафоры.
Актуальность настоящей диссертационной работы также связана с тем, что в исследованиях разного типа по морфологии и аспектологии, к сожалению, нет детального и всестороннего рассмотрения особенностей транспозиции временных форм глагола, отсутствуют и специальные работы, посвященные подобной транспозиции в современном русском языке.
Объектом исследования являются различные типы транспозиции временных форм глагола и особенности их функционирования в современном русском языке на разных уровнях языковой системы, исследованные на материале, извлеченном из самых разнообразных источников.
Предметом исследования являются переносные формы глагольного времени, представленные в разных типах транспозиции в контекстах разной стилистической характеристики.
Научная новизна исследования заключается в том, что в диссертационном исследовании впервые осуществляется распределение основных типов транспозиции временных глагольных форм по группам в зависимости от особенностей семантических преобразований, возникающих при соответствующем переносе формы, и выполняемых ею в том или ином контексте функций. При этом установлены критерии такого распределения, учтены и описаны некоторые особенности разных типов переносного употребления форм, которые, к сожалению, не были детально изучены ранее в имеющихся исследованиях, посвященных данной проблеме, или были рассмотрены недостаточно глубоко. В работе впервые уделено внимание наиболее интересным случаям переносного употребления форм глагола (praesens historicum) в диахронии, при этом представлена динамика изменений подобных форм на протяжении нескольких столетий (XVIII – XX вв.). В настоящем исследовании впервые рассматривается связь транспозиции временных форм глагола и грамматической омонимии, что представляет собой определенный вклад в пока еще малоизученную область науки о языке.
Теоретическая значимость исследования заключается в определении языкового статуса транспозиции временных форм глагола в современном русском языке. Одновременно уточняется содержание таких базовых для современного языкознания терминов, как метафора и омонимия, применительно к транспозиции глагольных временных форм. Вместе с тем осуществляется систематизация существующего лингвистического материала, связанного с изучением различных типов переноса временных форм глагола, в свете концепций современного языкознания.
Материалом для исследования послужили контексты, извлеченные из многочисленных художественных, публицистических, научных произведений, из частной переписки, интернет-форумов, различных документов, содержащихся в Национальном корпусе русского языка 2012. В результате рассмотрено около 5000 контекстов.
В диссертации использовался и материал различных лингвистических исследований, посвященных описанию грамматической омонимии, с целью сравнения полученных в диссертации результатов с выводами и теоретическими положениями, имеющимися в подобных работах. В качестве дополнительных источников в ходе исследования были использованы материалы различных специальных словарей.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в учебных курсах по морфологии, лексикологии, в спецкурсах по глагольному словоупотреблению, а также при создании новых учебных курсов по стилистике, семантике и лингвокультурологии.
Цель исследования – рассмотрение особенностей транспозиции временных форм глагола в современном русском языке на базе сплошной выборки разностилевых текстов, а также определение тенденций в развитии и употреблении некоторых типов переносного употребления временных форм глагола.
Цель исследования обусловила постановку следующих задач:
1) рассмотреть основные типы переносного употребления форм времени при реализации собственно метафорического переноса по признаку времени и распределить все привлекаемые к исследованию типы переносного употребления временных форм глагола по группам в зависимости от выполняемых функций;
2) выявить и описать функции тех типов переносного употребления глагольных форм времени, которые не реализуют метафорического переноса по признаку времени;
3) изучить транспозицию форм будущего времени совершенного вида в плане лексической составляющей, определить семантические классы глаголов, наиболее часто участвующих в транспозиции глагольных форм времени;
4) сопоставить особенности переносного употребления форм будущего времени совершенного вида и настоящего времени несовершенного вида в контексте прошедшего времени с употреблением синонимичных им форм прошедшего времени несовершенного вида;
5) определить соотношение транспозиции форм будущего времени совершенного вида в контексте прошедшего и синонимичных им форм прошедшего времени несовершенного вида в диахронии и выяснить связь этого соотношения с режимами интерпретации текста;
6) изучить и проверить на релевантность трактовку переносного употребления форм как омонимичных или метафорических.
Методологическая база исследования. Поставленные в работе цели и задачи определили требование использовать комплексную методику исследования. В работе применен описательный метод, сравнительный метод, метод прямого подсчета грамматических форм, метод анализа данных с целью установления статистической значимости выявленных соотношений (метод Хи-квадрата и V Крамера), метод анкетирования (опрос респондентов) и др.
Теоретико-методологическая база исследования. Теоретическую базу исследования составляют направления языкознания, в которых реализуются принципы верховенства функции и содержания над формой и взаимосвязи различных уровней языка: теория функциональной грамматики А.В. Бондарко, коммуникативной грамматики Г.А. Золотовой и др. В данном исследовании определенную значимость имеют теоретические положения, представленные в работах некоторых лингвистов, например Е.В. Падучевой, согласно утверждению которой, в современной семасиологии необходимо переходить «от описания отдельных значений языковых единиц к описанию семантических переходов и контекстов, обуславливающих сдвиг значения». В диссертации учитываются различия в функционировании языковых единиц в нарративе и разговорной речи (повествовательный и речевой режимы интерпретации). Исследование осуществлялось также с учетом тезиса о необходимости разграничения единиц языка и знаков языка.
Важной составляющей теоретико-методологической базы диссертации явились некоторые работы по изучению грамматических особенностей русского глагола и реализуемый в них тезис о неразрывной связи грамматических категорий глагола с его лексическим значением.
Основные положения, выносимые на защиту:
1) Языковой статус переноса глагольных форм времени следует определить как транспозицию формы глагола.
2) Не все типы транспозиции временных форм глагола реализуют метафору по признаку времени. Однако сохранение связи с собственными признаками глагольной формы, а также явно выраженная зависимость от контекста не позволяют отнести исследуемые типы преобразований, не реализующие временной метафоры, к области омонимии.
3) Основным фактором, влияющим на актуализацию признака времени при переносе глагольной формы, является конкретность или обобщенность временного плана, в контекст которого осуществляется перенос формы.
4) В некоторых типах транспозиции собственный признак времени формы может актуализироваться в той или иной степени различными факторами: семантикой глаголов, участвующих в переносе, особенностями контекста (наличие различных распространителей, связи с предшествующим контекстом), типом коммуникативной ситуации (непосредственное живое общение, текст художественного произведения, где говорящего заменяет рассказчик, или повествование от 3-го лица).
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались:
1) на итоговых научных конференциях Казанского федерального университета (2008–2009 гг.);
2) на Международной конференции «Языковая семантика и образ мира» (Казань, 2008 г.);
3) на X Международной конференции «Когнитивное моделирование в лингвистике» (Бечичи, 2008 г.);
4) на III Конференции Комиссии по аспектологии Международного комитета славистов «Глагольный вид: грамматическое значение и контекст» (Падуя, 2011 г.).
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и приложения.
Система временных форм глагола в русском языке
Такое количество и трактовка временных форм, являющихся наиболее распространенными, оспаривается на разных основаниях.
В.В. Виноградов считал учение о временах русского глагола неразработанным разделом русской грамматики. Считая, что теория трех времен является своего рода компромиссной точкой зрения и что «в русской грамматике нового периода теория видов заслонила учение о временах глагола», он писал: «учение современной грамматики о формах времени русского глагола является отчасти бледным и искаженным видоизменением старой теории «вневременности» русского глагола, отчасти воспроизведением упрощенных грамматических схем русского глагола, предназначавшихся для иностранцев и возникших еще в XVII в.» [Виноградов, 1986: 441]. Исходя из этого, ученый предлагает дополнить временную парадигму глагола еще двумя формами: давнопрошедшего времени и «прошедшего времени мгновенно-произвольного действия» [Виноградов, 1986: 445, 448].
1 Действительно, диаметрально противоположные точки зрения ученых на систему времен русского языка (10 времен, выделяемые М.В. Ломоносовым, с одной стороны, и отрицание категории времени как таковой в трудах К.С. Аксакова и Н.П. Некрасова - с другой), сосредоточенность на нюансах функционирования и оттенках значения категории вида, богатство выразительных возможностей языка при сравнительно ограниченном количестве эксплицитно маркированных форм и некоторые другие факторы во многом располагают к тому, чтобы рассматривать систему трех времен как некий компромиссный вариант, не учитывающий, однако, всех особенностей проявления категории времени в русском языке. Однако, на наш взгляд, подобное положение вещей не должно становиться поводом к непременному расширению парадигмы, в частности к увеличению форм прошедшего времени, предлагаемому
Виноградовым. Выступая против этого, мы разделяем точку зрения А. В. Бондарко: «на наш взгляд, нет достаточных оснований для выделения «прошедшего времени мгновенно-произвольного действия». Нельзя согласиться и с включением «давнопрошедшего времени» в состав парадигмы активно употребляющихся, регулярных форм» [Бондарко, 2005: 258].
С другой стороны, есть возможность применить к грамматическим категориям подход, в какой-то степени зарекомендовавший себя применительно к лексическому материалу и разделяемый учеными Казанской лингвистической школы. Речь идет о концепции, лежащей в основе семантического словообразования [Марков, 1981]. Согласно данному подходу наряду с морфемным способом словообразования, когда новая лексическая единица образуется путем присоединения словообразовательного форманта, существует также и безморфемный способ, предполагающий образование нового слова путем изменения семантики его производящего. Таким образом, вместо одной лексемы с несколькими значениями, мы имеем несколько омонимичных лексем. Предлагается распространить данную концепцию на грамматический материал. «Как и сфере семантического словообразования, при котором слово включается в иной лексический разряд, что ведет к образованию лексических омонимов, в сфере семантического формообразования грамматическая форма включается в иной грамматический разряд, что приводит к образованию грамматических омонимов» [Николаев, 1987: 14]. В работе P.P. Сабитовой, где интересующие нас случаи функционирования форм глагола рассматриваются на материале русскоязычных текстов XVII века именно в свете концепции семантического формообразования, автором осуществляется восстановление парадигм, образуемых семантическими дериватами [Сабитова, 2004]. Исследования в данном направлении ведутся, однако нетрудно заметить, что предлагаемый подход не затрагивает важных для нас вопросов о соотношении категорий языка, речи и метаязыка науки. «Первым из отечественных лингвистов признал возможность появления нового грамматического значения на базе существующих без изменения структуры исходной грамматической формы А. А. Потебня, указавший на параллелизм семантических процессов в лексике и морфологии. Ученый писал, что «многозначность форм» как явление «вполне аналогично с тем, когда слово, понимаемое в смысле звуковой единицы (т. е. отвлекаясь от значения), имеет много реальных значений...» [Сабитова, 2004]. При этом приводится такая цитата из работы ученого: «Значение слова возможно только в речи. Вырванное из связи слово мертво, не функционирует, не обнаруживает ни своих лексических, ни тем более формальных свойств, потому что их не имеет» [Потебня, 1958: 42]. По нашему мнению, подобные суждения свидетельствуют о том, что ученый рассматривает свойства форм именно в контексте речевой коммуникации, и вовсе не обязательно приписывать их строю языка, то есть уровню единиц языка. В противном случае, если быть последовательным и верным логике данного подхода и принимать в расчет все возможные в контекстах оттенки значения формы, то парадигмы, которые «объективно» существуют в языке, могут разрастись до невероятных размеров и вряд ли окажутся поддающимися исчислению. Отдавая должное работе P.P. Сабитовой и анализу фактического материала, мы вынуждены констатировать, что данный подход к выделению парадигм противоречит тезису о разграничении единиц языка (метаязыка) и знаков языка (аспектов коммуникации).
Перенос форм глагола. Метафора или омонимия
Поиск специфических черт переносного употребления глагола в контексте, где формы настоящего-будущего времени глагола обозначают хабитуальное действие в прошлом в сочетании с частицей бывало, по сравнению с прямым употреблением формы прошедшего времени обозначает проблему соотношения данного явления с лексической семантикой глагола и особенность выявления тенденций в этой области.
Влияние семантики глагола на возможность переносного употребления его форм кажется естественным явлением, которое отмечалось лингвистами, правда, применительно к переносу формы настоящего времени в контекст будущего. В частности А. В. Бондарко выделил семантический признак глаголов, формы настоящего времени которых способны употребляться в контексте будущего времени. Это, прежде всего, глаголы «перемещения в пространстве» и такие глаголы, которые «зависят от воли субъекта» и представляют «собой событие, обладающее с точки зрения говорящего известной значимостью» [Бондарко, 2005: 341-342].
На сегодняшний день существует достаточно большое количество семантически ориентированных классификаций русского глагола, в основе которых лежат труды классиков науки о языке [Маслов, 1948, Vendler, 1967]. Разделяя мнение о необходимости различать тематическую (онтологическую) и аспектуальную классификации глагола (например, классификация Маслова, основной принцип которой - различение оттенков видовых значений, способа протекания процесса или действия во времени) [Падучева, 2009], мы делаем попытку применить классификацию тематического типа.
Для целей настоящего исследования используется тематическая классификация из Национального корпуса русского языка (подсчет частотностей глаголов различных классов). Для пояснения семантических особенностей глаголов привлекается классификация из [Золотова, 1998], как наиболее сбалансированная и полная, учитывающая не только тематическую отнесенность глагола, но и «возможность/невозможность участия глаголов в организации моделей того или иного типового значения, предполагающая - для ряда подклассов - и связь с определенным типом речи» [Золотова, 1998: 60].
По справедливому замечанию исследователей [Золотова, 1998], действие - это основной признак глагола как части речи, поэтому в центре классификации - акциональные глаголы, обозначающие действие. Это могут быть конкретные физические действия (мыть, чистить), перемещение, движение (ходить, идти, бегать, бежать, летать, плыть), речевые действия (говорить, рассказывать, сообщать, спрашивать, отвечать, докладывать). Сюда же, по мнению авторов коммуникативной грамматики, относятся глаголы так называемых социальных интерсубъектных действий (играть с кем-то, ссориться, мириться, воевать, драться, советоваться и т. д.), а также ментальных действий, глаголы восприятия и некоторые другие классы. Этому классу противопоставлены класс неакциональных глаголов (статуальные, функтивные, реляционные подклассы глаголов) и класс неполнозначных глаголов (фазисные, модальные и др.), которые имеют достаточно узкую сферу применения и не рассматриваются в данной диссертационной работе.
Традиционно русское языкознание [Бондарко, 2005, Виноградов, 1986, Прокопович, 1982] терминологически не разделяет тип употребления, при котором форма настоящего времени соотносится с единичным фактом в прошлом и имеет конкретно процессное значение (собственно настоящее историческое), с тем, когда глагол указывает на действия, повторяющиеся в прошлом. Тип употребления, при котором формы настоящего и простого будущего времен указывают на повторяющиеся события в прошлом (также и с частицей бывало), именуется нагляднопримерным и характеризуется следующим образом: « ... в рамках эпизодапримера, представляющего неограниченный ряд подобных эпизодов, создается иллюзия конкретного факта ... » [Русская, 1980].
В тех работах, где рассматриваемый нами тип употребления не дифференцируется с настоящим историческим, смысл такого употребления усматривается в актуализации событий прошлого, в том, чтобы представить события прошлого живо и ярко, будто они происходят перед глазами говорящего.
Думается, что уточнить данные представления, а также определить семантические границы контекстов с частицей бывало и переносными формами времени поможет рассмотрение употребляемости глаголов разных тематических классов в таких контекстах. Кроме того, признаваемая исследователями функция актуализации событий прошлого не позволяет обойти стороной регистровые характеристики рассматриваемых контекстов. По мысли авторов коммуникативной грамматики [Золотова, 1998], тексты могут быть разделены на «три уровня абстракции в виде трех коммуникативных типов речи, или речевых регистров: репродуктивного, информативного и генеритивного». При этом важно, что такое деление, по мнению исследователей, тесно пересекается с семантической классификацией глаголов, вместе с которой они составляют два важнейших ориентира для анализа текста. Репродуктивный регистр предполагает, что «говорящий воспроизводит непосредственно, сенсорно наблюдаемое, в конкретной длительности или последовательной сменяемости действий, состояний, находясь - в реальности или в воображении - в хронотопе происходящего». Информативный регистр «предлагает сообщения о фактах, событиях, свойствах, поднимающиеся над наблюдаемым в данный момент .. . ». В текстах генеритивного регистра «говорящий обобщает информацию, соотнося ее с универсальным опытом» [Золотова, 1998: 28-30].
Переносное употребление форм настоящего и будущего простого времен в контексте прошедшего времени при обозначении повторяющихся событий прошлого (на примере контекстов со словом бывало)
Подобно настоящему историческому, употребление настоящего времени в будущем известно во многих европейских языках и признается межъязыковой особенностью употребления форм настоящего времени. Русский язык не является исключением, и в нем данное употребление реализуется использованием формы настоящего времени несовершенного вида (наиболее активной в плане возможности переносного употребления) в значении будущего. A.M. Пешковский в своем классическом труде «Русский синтаксис в научном освещении» упоминает данный тип переносного употребления как пример яркого контраста между временным значением формы и временным значением контекста [Пешковский, 2001: 208-209].
Данный тип переносного употребления не был обойден вниманием отечественных лингвистов, однако остаются некоторые его особенности, не затронутые в существующих работах.
Возникает следующий вопрос. В каком случае (в случае с прямым употреблением формы простого будущего или переносным употреблением настоящего несовершенного) указывается на большую вероятность осуществления действия или события. С одной стороны, форма настоящего времени указывает на то, что действие в какой-то степени начало осуществляться сейчас и это дает определенные гарантии его свершения, с другой стороны, при переносном употреблении теряется оттенок завершенности действия, который несет с собой форма совершенного вида. РІменно такой семантический потенциал формы смещает акцент с самого действия на твердое намерение его осуществить.
В каких-то случаях речь идет о запланированных действиях: Спасибо. Теперь проводите Кларочку и —спать, спать. Георгий Николаевич, я вам завтра позвоню после работы, хорошо? — Хорошо, — ответил он.— Только, если можно, попозднее, я завтра еду в одно место и, наверно, задержусь. — Это куда же? — Ну, по работе надо. Лина засмеялась опять. [Ю. О. Домбровский. Факультет ненужных вещей, ч. 1 (1978)] В иных контекстах с помощью такого переноса указывается на полную решимость осуществить какое-либо действие: Наконец, Даль подходит к телефону, я слышу его голос: — Что, русские уходят? Ничего не подписывать без меня. Я завтра же вылетаю на вертолете. — Да, господин полковник. — Видишь? — говорит мне Карлсен. [И. М. Дьяконов. Книга воспоминаний. Часть вторая. Глава пятая (1944-1945) (1995)]
Я решил снять любительский фильм. Хватит отдавать свои лучшие годы пошлой журналистике. Хочется настоящей творческой работы. В общем, завтра я приступаю к съёмкам. Фильм будет минут на десять. Задуман он как сатирический памфлет. Сюжет таков. [Сергей Довлатов. Чемодан (1986)]
В обоих случаях видно, что акцент смещается с осуществления действия на намерение его осуществить. Форма настоящего времени указывает на уверенность в том, что действие начнется.
Ранее в лингвистической литературе уже отмечалось, что «обозначаются такие действия, которые зависят от воли субъекта» [Бондарко, 2005: 341]. Обычным для такого употребления является выражение запланированности действия. Косвенно этот признак должен соотноситься с грамматической категорией лица, поскольку именно эта категория указывает на круг действий, зависящих от воли субъекта (естественно предположить, что действие, осуществляемое самим субъектом (1-е лицо) в большей степени зависит от его воли, может быть им запланировано, чем то, что осуществляется 3-м лицом). Кажется естественным предположить, что семантика запланированности, зависимости от воли субъекта может отражаться на частотности граммем лица формы настоящего несовершенного времени. Можно предположить, что частотность глаголов первого лица выше частотности глаголов третьего лица при переносе форм настоящего несовершенного в будущее. Следующая таблица дает сравнение частотности 1-го и 3-го лица для формы настоящего несовершенного в контексте будущего, в качестве маркера которого выступало наречие завтра. Группа из 18 глаголов представлена, по нашим наблюдениям, а также согласно мнению А.В. Бондарко, наиболее употребительными лексемами.
Перенос формы настоящего времени несовершенного вида в контекст будущего времени
С другой стороны, ответы относительно контекстов 6 и 7, представляющих собой в традиционной терминологии употребление прошедшего совершенного в контексте абстрактного настоящего, распределились следующим образом. Согласно мнению большинства респондентов, в тексте Талант и бездарность не уживаются. Там, где восторжествовал талант, бездарности делать нечего(6) глагол выражает семантику прошедшего времени, в то время как в предложении Так суровый октябрьский день открывается, и точно так открывается сердце охотничье: хлебнул мороза и солнца, чхнул себе на здоровье, и каждый встречный человек стал тебе другом (7) глаголы хлебнул, чхнул и стал выражают настоящее время. При этом опрошенные весьма единодушны и в том, и в другом случае. Мы также не можем указать на маркеры времени, присутствующие в одном случае и отсутствующие в другом. Единственным объяснением, отражающим истинное положение вещей, нам представляется следующее: в контексте 6 не столь сильна отнесенность действия, выраженного формой прошедшего времени {восторжествовал), к опорному процессу-маркеру времени (не уживаются), который, по идее, являясь фоновым, включает в себя действия глагола прошедшего времени. К тому же пропозиции разделены точкой. В это же время отношения «фигура - фон» или отношение включенности действий, выраженных переносными глагольными формами, в состояние, эксплицируемое глаголом настоящего времени, передается более четко и недвусмысленно, чем в предыдущем контексте. Во всяком случае, семантика обозначенных процессов в предложении 7 более прозрачна, чем в 6, и поэтому с большей легкостью поддается адекватной интерпретации (сфера конкретных действий, доступных непосредственному наблюдению). Думается," что именно в связи с этим коннотации прошедшего времени, связанные с наиболее частотным значением формы, в меньшей степени будут «отвлекать» внимание респондентов в контекстах типа 7. Это подтверждает контекст 5, где форма перфектива прошедшего времени выражает, по мнению респондентов, настоящее время (согласно значению контекста). В пословице грязь не сало: потер, оно и отстало, как, предположительно, и во всех прочих идиоматических выражениях подобного рода, действия, выраженные перфективами как прошедшего, так и будущего времен, совершенно однозначно включены в фоновое состояние, которое лишено какой-либо временной локализации и мыслится некой вневременной константой. Кроме того, как в 7, так и в 5 употреблено двоеточие, которое, как известно, передает семантику включения.
Те же тенденции в оценках респондентов можно обнаружить и применительно к контекстам, которые представляют собой употребление форм совершенного вида с парадигматическим значением будущего времени в значении прошедшего (контексты 8, 9, 10, 11). Два контекста (8, 9) демонстрируют доминирующее положение формы, в то время как в оставшихся двух (10, 11) предпочтение отдается значению контекста. В предложениях, где временное значение глагола устанавливается по контексту, мы видим показатели времени, которые однозначно указывают на прошедший план события: в то время, было. В этих же контекстах отношения между двумя пропозициями однозначно выражается как включенность за счет семантики обозначенных состояний {было), процессов {вечера проходили) и осуществляемых на их фоне действий {придет, выпьет чаю, не шелохнет), обозначается двоеточием в контексте 10 и эквивалентной ему запятой (но важно, что не точкой). В контекстах 8 и 9 можно констатировать лишь частичное соблюдение вышеназванных условий! В контексте 8 семантика двух пропозиций выражает более «глобальное», фоновое состояние {было тихо), которое обозначает время всей ситуации и действия, которые, естественно, могут разворачиваться на фоне этого состояния, благодаря чему создаются условия для нивелировки временных коннотаций переносных форм (данный эффект проявляется в контекстах 10 и 11). Однако пропозиции здесь достаточно самостоятельны (большая распространенность второй пропозиции) и отграничены друг от друга точкой (как в контексте 6, где вопреки ожиданиям значение формы доминирует), что мешает восприятию ситуации как целостной, и коннотации формы обретают большую яркость. В контексте 9, несмотря на наличие двоеточия и довольно прозрачных отношений включенности между пропозициями, время ситуации выражено не столь четко, как в 10 и 11 (а также в 1, 3 и 4): с одной стороны, глагол было четко указывает на прошедшее время состояния, в которое включаются действия переносных форм. С другой стороны, присутствуют обстоятельства всегда и вечно, которые размывают семантику прошедшего времени и отсылают, скорее, ко времени неактуального настоящего. Не давая однозначного указания на пласт настоящего, они являются своего рода «помехой» при восприятии и понимании контекста.
Выводы. Таким образом, в качестве факторов, влияющих на принятие решения, можно назвать четкость в выражении показателей времени в контексте, с одной стороны, (и в таких примерах суждение выносится в пользу контекста), и четкость и недвусмысленность (в том числе проявляемая и на уровне пунктуации и слабой распространенности отдельных пропозиций) в выражении включенности процессов и действий, передаваемых различными способами, - с другой (процесс или действие, выраженные переносной формой, включены как часть в действие, процесс или состояние, выраженные формой в прямом значении, или относится к нему как к фоновому). Последний фактор предполагает, что ситуация во всех своих действиях и процессуальных проявлениях воспринимается как целостная, что неизменно способствует «выравниванию» (или унификации) форм по одному значению, даже форм, которые в парадигмах являются носителями противоречащих временных признаков.
Можно констатировать, что при интерпретации результатов анкетирования удалось выявить ряд зависимостей и соответствий между свойствами контекста и степенью проявленности временных коннотаций форм, употребляемых в противоречащих их парадигматическому временному значению условиях (то есть в контекстах, в которых создается ситуация омонимии временных форм глагола).
