Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСА. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ПРИЧАСТНЫХ И ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ 11
1.1. Проблема генезиса причастия в истории русского языка 11
1.2. Зависимость конструкций от положения относительно предикативного центра 18
1.3. Соотношение времени и вида причастных и деепричастных форм 21
1.4. Функционирование конструкций «именительный самостоятельный» и «дательный самостоятельный» 23
1.5. Зависимость употребления причастных и деепричастных конструкций от стиля и жанра произведений 28
1.6. Основные направления изучения причастных и деепричастных конструкций в современном русском языке 29
ГЛАВА 2. ТИПОЛОГИЯ ПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ 33
2.1. Номинативные конструкции 42
2.2. Генитивные конструкции 71
2.3. Дативные конструкции 84
2.4. Аккузативные конструкции 90
2.5. Аблативные конструкции 104
2.6. Конструкции, распространяющие предложный падеж 109
ГЛАВА 3. ТИПОЛОГИЯ ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ 113
3.1 . Синтаксические функции деепричастных конструкций 115
3.2. Состав и структура деепричастной конструкции 139
3.3. Деепричастная конструкция в составе предложения: сочетание деепричастий с разными типами сказуемых 147
3.4. Деепричастные конструкции с субъектом действия, не совпадающим с субъектом действия сказуемого 156
- Проблема генезиса причастия в истории русского языка
- Номинативные конструкции
- Синтаксические функции деепричастных конструкций
Введение к работе
Становление и развитие категорий причастия и деепричастия - один из многосторонне изученных, но не потерявших актуальности вопросов в русском языкознании. Исследование эволюции морфологической структуры причастия начинается в XIX веке, этот вопрос подробно рассмотрен в трудах А. X. Востокова, И. Давыдова, Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, Д. Н. Овсянико-Куликовского, В. А. Богородицкого, Д. Н. Кудрявского, А. А. Шахматова, С. П. Обнорского, В. И. Борковского, П. С. Кузнецова и других русских лингвистов. Большая часть специальных работ посвящена изучению специфики причастия и деепричастия на материале древнерусских памятников: исследования Е. С. Истриной, В. И. Борковского, А. А. Зализняка, В. Л. Георгиевой, Э. И. Коротаевой, А. А. Скворцовой, Н. Э. Беркович, Л. Н. Зе- ваковой, А. А. Припадчева, Б. В. Кунавина. Много исследований выполнено на материале современного русского языка, в частности, В. В. Виноградовым, П. Д. Богдановым, А. Ф. Прияткиной, Н. Н. Прокоповичем, Л. К. Дмитриевой, Т. В. Лыковой, А. А. Камыниной, И. М. Богуславским и др. Однако вопрос о том, каким образом изменения, происходившие в области морфологии, отразились на структуре синтаксического строя русского языка, изучен не полностью и оставляет ряд вопросов открытыми. В основном теории и концепции дополняют друг друга в вопросе о появлении полупредикативной деепричастной конструкции из «второстепенного сказуемого» (термин А. А. Потебни) в связи с активной перестройкой синтаксического строя, вызванной стремлением к гипотактическим конструкциям . Ряд исследований посвящен анализу синтаксических изменений, имевших место в русском языке начального периода формирования русской нации (XVII век), такие работы в основном дают подробный анализ изменения и функционирования аппозитивного причастия и оборота «дательный самостоятельный». К концу XVIII века завершается перестройка морфологического строя причастия и, как следствие этого процесса, передислокация, иная компоновка единиц синтаксиса с дальнейшим изменением их сочетаемости. Однако этот важный для истории русского языка период по сравнению с начальным этапом (XVII веком) менее изучен. В плане исторического синтаксиса не имеет необходимого подробного освещения вопрос о функционировании причастных и деепричастных конструкций, имеющих собственный субъект, не совпадающий с субъектом главного предложения, неясен также вопрос о происхождении - заимствованном или исконно русском - подобной формы.
Актуальность темы диссертационной работы определяется, во-первых, недостаточной изученностью в отечественной лингвистике изменений в синтаксическом строе, связанных с появлением новых категорий; во-вторых, наличием спорных вопросов по поводу генезиса как причастия, так и некоторых независимых синтаксических конструкций, включавших в себя эту форму.
Цель предпринимаемого исследования - анализ структуры, семантики, а также жанровых и стилистических функций свободных и несвободных причастных, деепричастных конструкций в эпоху формирования русского национального языка, когда завершается перестройка синтаксической системы русского языка, зарождается новая категория осложненного предложения и закладываются основы современных синтаксических норм. В соответствии с этим работа выдвигает ряд задач:
1) описание функционирования свободных причастных и деепричастных полуттреди- кативных конструкций в зависимости от семантико-синтаксических особенностей ядерного слова, выявление закономерностей строения и эволюции данных оборотов;
2) анализ специфики и функционирования несвободных синтаксических конструкций, уточнение степени их распространения в текстах в зависимости от их жанровой принадлежности;
3) уточнение роли причастных и деепричастных конструкций в становлении категории осложненного предложения.
В соответствии с задачами был выбран объект и материал для исследования. Основой послужил корпус текстов А. Н. Радищева, одного из крупнейших писателей XVIII века, в языке которого отразились тенденции развития норм и стилей русского литературного языка нового времени. Интерес исследователей к языку Радищева, одного из ярчайших русских просветителей XVIII века, никогда не угасал: ни у одного из писателей второй половины XVIII века не сочетаются в таком объеме разностильные элементы русского языка - церковнославянизмы и русская лексика, что приводит к ощущению намеренной архаизации литературного языка и одновременно его реорганизации с помощью сложной перегруппировки языковых, генетически разнородных элементов. Однако исследования в этой области в большей степени касаются лексических и морфологических особенностей языка Радищева, подробно описаны архаически-славянские формы и конструкции; синтаксис пока остается неразработанной областью, что обусловило выбор данного автора для изучения становления синтаксических норм русского языка.
Выборка материала шла с учетом следующих критериев.
Под конструкцией мы понимаем «относительно самостоятельное, целостное (неделимое на части без потери общего значения) и оформленное по некоторой грамматической схеме синтаксическое единство» . Основные направления исследований, посвященных проблеме свободных/несвободных синтаксических конструкций, следующие:
В основу первого направления положен принцип информативной достаточности высказывания. Предполагается, что в составе предложения имеются необходимые, конститутивные элементы и свободные, факультативные единицы. Первые не допускают исключения из состава предложения, вторые могут свободно вводиться в него и исключаться из структуры предложения, не нарушая при этом его смысла. Таким образом, большую значимость в случае причастных конструкций имеет семантический статус определяемого слова, его синсемантичность или автосемантичностъ. При автосемантичной основной части полупредикативные конструкции занимают относительно самостоятельную позицию, при - становятся обязательным компонентом предложения .
С другой стороны, сама синтаксическая единица (в нашем случае - причастная или деепричастная конструкция) может характеризоваться самостоятельным употреблением или употреблением в качестве компонента предложения. С этой точки зрения конструкции могут быть двух типов (функции): свободные и обусловленные. Свободная синтаксема предполагает самостоятельное, изолированное употребление единицы, обусловленная употребляется в качестве компонента предложения. Каждый тип реализуется в определенных синтаксических позициях. Первый тип представлен заголовками и драматургическими ремарками. Второй тип может быть предицирующим компонентом предложения, а также полупредикативным осложнигелем .
Если рассматривать вопрос о свободном функционировании компонентов предложения исходя из положения элемента в высказывании, то позиционно свободными конструкциями будут считаться те, что допускают перемещение в структуре предложения: Такими, согласно «Грамматике современного русского литературного языка» под редакцией Н. Ю. Шведовой, будут некоторые средства выражения субъективно-модальных значений: частицы, а также вводные слова, сочетания, предложения, включенные в структуру предложения лишь интонационно, но не грамматически. Осложняющие элементы, такие как причастные и деепричастные конструкции, в современном русском языке обладают только относительной позиционной свободой: они допускают перемещение в структуре предложения относительно определяемого слова - могут находиться в постпозиции и препозиции. Обязательным условием их функционирования является согласуемость с существительным или местоимением, то есть грамматическая включенность в структуру предложения. Причастные и деепричастные обороты, не имеющие общего субъекта с предложением, современными грамматиками признаны ненормативными в силу своей «несогласованности» с определяемым словом.
Свободная конструкция с точки зрения исторического синтаксиса «представляет собой отвлеченную синтаксическую схему, модель в собственном смысле этого слова, наполняемую - в пределах организующих ее грамматических категорий - любым словесным материалом» . Несвободная конструкция ограничена в возможностях лексического наполнения. Синтаксическая схема оказывается исторически тесно связанной со словами определенных семантических групп, то есть может функционировать только имея в своем составе данные группы слов. Ограничения действуют не только на уровне лексической сочетаемости: сужение возможностей построения напрямую зависит от перестройки синтаксической системы, которая идет в направлении от паратактической к гипотактической структуре предложения. Тесное взаимодействие в этом случае лексики и синтаксиса приводит к тому, что судьба конструкции часто зависит от ее «наполнителей». «Распространение одной и той же грамматической связи на новые лексико-грамматические группы слов» приводит либо к расширению функций конструкции, либо к их сужению, таким образом, «старое и новое сосуществуют, соответствующим образом распределившись по центру и периферии синтаксической системы» . «В результате развития несвободное™ конструкций в языке образуются застывшие формулы, «осколки» когда-то живых моделей; происходит синтаксическая фразеологи- зация отдельных словоформ и сочетаний» , появляются синтаксические штампы, бывшие на ранних этапах развития языка продуктивными моделями.
С этой точки зрения следует признать, что «несогласованные» древнерусские причастные конструкции в силу своего происхождения могли считаться синтаксически свободными единицами: однако, будучи продуктивными моделями в древнерусском языке, но впоследствии потеряв согласование с определяемым словом (что дало начало новой категории - деепричастию), в языке второй половины XVIII века они представляют собой застывшие формы, непродуктивные синтаксические модели. Переход свободной конструкции в несвободную обусловлен многими причинами: замкнутость модели может появиться от того, что вступают в силу категориальные ограничения, вызванные генезисом структуры простого предложения. Так, например, может рассматриваться поэтапное исчезновение из древнерусского языка дательного самостоятельного оборота со значением придаточного и независимого предложений. Устранение этого оборота вызвано: 1) утратой действительным причастием склонения, 2) вытеснением его более точными в выражении подчинительной связи придаточными предложениями. При этом оборот может претерпевать изменения и в своей структуре, свидетельствующие о том, что переход в несвободную конструкцию совершился не сразу, но путем попыток функционирования этой же конструкции, измененной в соответствии с требованиями нового синтаксиса: так, в эпоху отмирания дательного самостоятельного фиксируется резкое увеличение числа этих оборотов, оформленных с помощью подчинительных союзов, появляется дательный независимый оборот и т. д.
Таким образом, под синтаксически несвободными конструкциями мы будем иметь в виду причастные и деепричастные обороты с субъектом, отличным от субъекта предложения, функционировавшие в языке XVIII века уже в небольшом объеме. Синтаксически свободными для нас являются причастные и деепричастные конструкции, имеющие общий субъект с предложением, поскольку данные конструкции представляют собой полностью сформировавшуюся к середине XVIII века синтаксическую модель, наполняемую (с соблюдением правил лексической и грамматической сочетаемости) любым словесным материалом. В работу не входит изучение функционирования причастных конструкций, выполняющих предикативную функцию (входящих в состав сказуемого), а также субстантивированных причастий, выступающих в роли подлежащего, поскольку наш анализ сосредоточен на динамике становления и функционирования осложненного предложения. Таким образом, не учитываются конструкции: 1) с краткими страдательными причастиями в роли предиката (с опущенной или имеющейся связкой-глаголом быть, с полнозначным или полузнаменательным глаголом), 2) с полными действительными и страдательными субстантивированными причастиями в именительном падеже, выполняющими функции главных членов предложения, 3) с деепричастием в роли предиката. Из нашего анализа также исключены причастные конструкции, «прочно связанные с существительным при ослаблении связи с глаголом» , то есть препозитивные причастные конструкции, выполняющие атрибутивную функцию в предложении. Данная позиция относительно предикативного центра способствует процессу адъективации причастий - даже при наличии у причастия зависимых слов глагольные свойства данной формы стираются. «Связь причастия со сказуемым-глашлом может быть либо подчеркнута, либо ослаблена в зависимости от контекста, от значения. Первое находит свое отражение на письме в постановке запятой, а в устной речи - в паузе», - пишет Н. Н. Проко- пович . Однако данный показатель усиления предикативных свойств в причастной конструкции для нас является неприемлем - «хотя синтаксически-смысловой принцип был сформулирован в грамматических трудах в середине XVIII века, в практике постановки знаков препинания, в текстах произведений он стал основным, определяющим гораздо позже. В течение всей второй половины XVIII века .. . сосуществуют два принципа пунктуации - интонационно-смысловой и новый, синтаксически-смысловой» . Отсутствие запятых перед вводными конструкциями, частое невыделение причастных оборотов и даже запятая между подлежащим и сказуемым характеризуют пунктуацию второй половины XVIII века, поэтому мы не вправе опираться в этом случае на пунюуационные показатели.
Таким образом, нами учитываются конструкции: 1) с полными и краткими постпозитивными причастиями, действительными и страдательными, в приименном употреблении, выполняющими роль согласованных определений при имени существительном (местоимении), сохраняющими вместе с тем имплицитное значение полупредикативности, 2) с деепричастиями, 3) с причастиями и деепричастиями с субъектом, не совпадающим с субъектом предложения.
Всего было проанализировано 156 текстов разных жанров и времени написания. Общий объем выборки составил около 3300 конструкций.
Научная новизна данного исследования состоит в том, что впервые выстраивается детальная типология причастных конструкций с точки зрения осложнения формальной и семантической структуры предложения; типология деепричастных конструкций выстроена с точки зрения исторических изменений, происходящих в структуре предложения и отражающихся как на структуре деепричастных конструкций, так и на возможностях ее функционирования. Впервые дан детальный анализ архаических несвободных синтаксических
Проблема генезиса причастия в истории русского языка
Господствующая точка зрения на один го важнейших процессов в области изменения причастий состоит в следующем: краткие формы настоящего и прошедшего времени причастий в именительном падеже впоследствии стали неизменяемой формой - деепричастием, в связи с существованием в языке аппозитивного и атрибутивного причастий. Термин «аппозитивное причастие» был применен А. А. Потебней, который обнаружил наличие двух видов причастий в русском языке - определительных, тесно связанных со своими определяемыми, то есть атрибутивных, и причастий аппозитивных (или приложений), более близких глаголу. Таким образом, отпричастные прилагательные ведут начало от атрибутивных причастий, деепричастия - от аппозитивных. Начало процесса становления деепричастия - XII век или начало XIII века: в памятниках фиксируется смешение форм. В причастии уничтожаются знаки его согласования с подлежащим (род, число, падеж), и связь подлежащего с причастием разрушается - причастие оказывается вовлеченным в сферу притяжения сказуемого.
Помимо аппозитивной функции, или функции второстепенного сказуемого, как определяет это А. А. Потебня, причастие в древнерусском языке могло быть сказуемым (в сочетании со связкой быть или неполнозначными глаголами) и определением (краткие формы и полные формы причастий, возникшие путем присоединения к кратким формам указательных местоимений). Дальнейший путь развития синтаксического строя древнерусского языка предопределил изменение или исчезновение некоторых функций причастия. Так, различные типы причастий претерпели следующие изменения в структуре и функции:
1. Эловые формы причастия, потеряв связку быть, вытеснив аорист и имперфект, выполняют в русском языке только предикативную функцию;
2. Нечленное причастие настоящего времени, сохранив значение второстепенного сказуемого, потеряв формы склонения, перешло в разряд деепричастия и наречия;
3. Нечленное причастие прошедшего времени сохранилось в той же функции (в диалектах, возможно также его употребление в качестве сказуемого со связкой быть, появляющейся в прошедшем времени);
4. Членное причастие прошедшего и настоящего времени, сохранив аппозитивность, выполняет атрибутивную функцию .
А. А. Потебня, не переставая доказывать, что в основе генезиса синтаксического строя русского языка лежит его изменение в сторону глагольности от имени, отмечает, что причастия - еще одна ступень гипотактического развития русского языка: употребление причастия изначально было «объединение и сосредоточение мысли .. . , когда не было ни причастий, ни союзов с относительными местоимениями, ни придаточных предложений, когда было возможно лишь построение речи из предложений, не имеющих между собою никакой формальной связи» , в позднейшем они вытесняются придаточными предложениями.
Другая точка зрения на происхождение деепричастных и причастных конструкций - теория сокращенного предложения, существовавшая до появления труда А. А. Потебни. Так, в «Российской грамматике» А. А. Барсова, в главе «О сочинении изменяемых частей речи», причастие рассматривается как глагол и «возносительное местоимение», «причем речь сокращается опущением одного, а иногда и двух местоимений, и два предложения приводятся в одно, напр. вместо Кто Бога не боится, тот и людей не стыдится, короче сказать можно не боящийся Бога не стыдится и людей» . Подобно этому «чрез деепричастие речь сокращается опущением союза, особливо сопрягательного и, и два глагола как бы в один сливаются» .
Теория сокращенного предложения получает подробное рассмотрение в трудах И. И. Давыдова, Н. И. Греча, А. X. Востокова, Ф. И. Буслаева.
А. X. Востоков, давая характеристику полному и сокращенному предложению, пишет, что разница между полным и сокращенным предложением в следующем: полное придаточное предложение состоит из местоимения-подлежащего и глагола-сказуемого, соединяясь с главной частью относительным местоимением или союзом. «В сокращенном придаточном предложении глагол с местоимением относительным сокращается в причастие, а глагол с местоимением личным и союзом сокращается в деепричастие, или заменяется дополнительным словом» .
Номинативные конструкции
Мысли о сходстве и различии функций именительного и творительного падежей в сказуемом высказывали многие русские лингвисты. Ф. И. Буслаев отмечает, что при глаголах быть, стать, делаться, казаться в изъявительном наклонении возможно употребление именительного падежа наряду с творительным признака или состояния. «Глагол быть в настоящем времени изъявительного наклонения употребляется теперь с именительным падежом; напр., «это (есть) моя цель»; а в прошедшем и будущем с творительным; напр., «это было и будет моей целью» . Замена одного падежа другим при глаголе быть, по его мнению, производится без видимых причин; однако, сам Ф. И. Буслаев указывает на то, что творительный падеж при глаголе быть имеет значение признака несущественного, а именительный, напротив, - значение существенного признака. А. X. Востоковьгм было проведено различие между значениями этих падежей на основе признака «природного» (в таком случае употребляется второй именительный в качестве предикативного атрибута) и признака «случайного» (в таком случае употребляется творительный падеж в качестве дополнения к сказуемому). А. А. Потебня указывает на то, что второй именительный по времени предшествовал творительному предикативному и в русских памятниках был равноправен с ним. Затем творительный заменяет формы именительного при глаголах «большей энергичности» , однако среди таких глаголов есть группа глагольных форм, при которой именительный предикативный сохраняется дольше (те же формы указывает и Ф. И. Буслаев). При глаголе быть именительный и творительный в новом русском литературном языке равноправны, появление при глаголе есть в настоящем времени творительного падежа относимо к влиянию польского языка. Однако при опущенном глаголе «быть» творительный возможен — в таком случае, по предположению А. А. Потебни, опущенный глагол употребляется в значении, сходном с значениями глаголов «служит, является, оказывается» и пр., следовательно, «стоит сам за себя, но в значении вещественном» . Таким образом, «есмь равно как и был и пр., как связка с именительным и как сказуемое с творит., как бы ни трудно было уловить их лексич. различия, суть различные глаголы, ибо синтаксическое употребление не есть нечто безразличное по отношению к содержанию .. . , а, напротив, отделимо от этого содержания лишь искусственно и несовершенно» .
Корпус текстов Радищева предлагает небольшое количество примеров с именительным предикативным, распространенным причастным оборотом. Номинатив употребляется с различными связками:
1) синтаксическая модель «подлежащее + есть + номинатив + ПК». Примеры: 1. Понятие о вещественности есть частица вещественности, в движение приведенная, которая продолжит движение свое с одинакою скоростью и в одинаковом направлении вечно, доколе что-либо не воспретит сему продолжению или оное не преобразит (ИС, ОЧБ, 375).
2) синтаксическая модель «подлежащее + суть + номинатив + ПК». Примеры: 1. Они в глазах дворян старых и малых суть твари, созданные на их угождение (ИС, ППМ, 126); 2. Право собственности или имения простирается на все вещи, кои могут быть в нашем владении. И туг разумеются все недвижимые и движимые имения, или неосязаемые, и сии суть право собственности, от владения осязаемым вещи зависящее (ИС, 03,460-461).
3) синтаксическая модель «подлежащее + быть (прош. или будущ. время) + номинатив + ПК». Примеры: 1. Каинск был деревня, приписанная к барнаульским заводам, в него переселяются купцы, которые живали по деревням (III, ЗПС, 262); 2. Не можно, друзья мои, не можно после всего сказанного усумняться более, чтобы душа в человеке не была существо само по себе, от телесности отличное, дающее ему движение, жизнь, чувствование, мысль (ИС, ОЧБ, 409).
4) синтаксическая модель «подлежащее + номинатив с опущенной связкой + ПК». Примеры: 1. Итак, твердость есть следствие какие-либо силы; следует, что сила сия есть причина, а существо действие, от нее происходящее (ИС, ОЧБ, 380); 2. Но знай, что ты не токмо существо, соучаствующее всему чувствующему, но ты есть существо подражательное (ИС, ОЧБ, 355). В данном типе представлен один пример с инверсионным расположением подлежащего и сказуемого, ПК оказывается в дистантном положении, что вызвано, видимо, не стремлением к актуализации сказуемого, а законами стихосложения - сказуемое остается ремой. Пример: Во неистовых утехах / Провождая дни и нощи, / Он в позорищах являлся / Иль возницей, или чисгрий, / В посмеянье был народу, / Но палач он, всем грозящий (ИС, Песнь ист., 327).
Синтаксические функции деепричастных конструкций
Деепричастие, изначально бывшее формой действительного нечленного причастия в именительном падеже, обычно выступало в древнерусском языке в роли второстепенного сказуемого. В препозиции по отношению к главному сказуемому и подлежащему краткие причастия обладали наибольшей предикативной силой, часто это выражалось в соединении с главным сказуемым посредством сочинительного союза. Формирование деепричастия как грамматической категории завершается к концу ХУЛ века, но ДК претерпевает те же изменения в своей структуре, которые захватывают и структуру простого предложения: например, колебания в употребительности при деепричастии зависимых форм в именительном и творительном предикативном падежах. Синтаксические функции, выполняемые ДК, также претерпевают изменения: исследователями отмечено многообразие синтаксических функций, некоторые из них впоследствии, к началу XIX века, будут утрачены в связи с развитием конкурирующих форм - придаточных предложений и причастных оборотов. В том числе исследователи обращают внимание на ушедшие из языка, но оставшиеся в текстах XVIII века конструкции с «собственно обособленными» или «независимыми» деепричастиями В древнерусском языке зафиксированы случаи свободного употребления краткой формы действительного причастия - предложения, в которых причастие имеет собственное подлежащее (что приводит к появлению в русских говорах деепричастия в роли самостоятельного сказуемого)99. Однако, «для конца XVII и начала XVIII в. мы можем говорить уже только об употреблении деепричастий, а не о свободном употреблении причастий»100, поскольку процесс закрепления морфологической формы деепричастия в системе русского языка к концу XVII века завершен.
Препозитивные краткие действительные причастия в древнерусских памятниках обычно стояли в формах прошедшего времени (независимо от вида основы) и обозначали действие, предшествующее действию глагольного сказуемого. Такой порядок сохраняется вплоть до XVIII века, случаи выражения причастием значения одновременности событий редки. Однако в связи с развитием категории вида в языке XVIII века утверждается деепричастная конструкция, означающая действие, сопровождающее действие глагольного сказуемого. Данное значение деепричастной конструкции соответствует объективному порядку последовательности событий в действительности, препозиция по отношению к главному действию - типичное положение деепричастной синтагмы с временным значением. Если исходить из того, что подчинительная связь возникла «на базе парных объединений предложений однородного следования» , какое представлено в летописных сводах - исторические события фиксируются в строгой последовательности, но без причинно-следственных связей между ними, то становится понятным распределение основных функций краткого действительного причастия в древнерусском языке в зависимости от позиции в предложении. Препозиция означала предшествование действия («пришодъ къ реке да ставъ у реки, тако ркгш» = «когда пришли к реке и встали у реки, говорили»), постпозиция - одновременность действий («да иди с Обросиемъ к Степану жеребии возмя» = «иди с Обросием к Степану, взяв мою долю») .
Помимо этих двух основных функций в препозиции - предшествования и одновременности событий, ДК обладает набором различных обстоятельственных значений, появление которых вызвано тесной смысловой и грамматической связью с глагольным сказуемым. Традиционное деление обстоятельственно-характеризующих значений ДК - временное, причинное, уступительное, условное . Авторы монографии «Структурные и семантические типы осложнения русского предложения» выделяют данные значения в одну группу - мотивационные отношения между ДК и главным предложением: причинные, условные, цели, уступки. Функция деепричастия здесь определяется смысловыми отношениями, организующимися на основе каузации: деепричастие может являться в этом случае каузатором, следовательно, направление мысли имеет точкой отсчета деепричастную конструкцию и главная характеристика - невытекаемость деепричастного действия из главного. Сюда относятся значения причины, цели, условия. С другой стороны, ДК может быть и каузируемой единицей, мотивационным в таких предложениях будет главное действие. Деепричасгия- каузируемые единицы имеют значения следствия или результата. «Антикаузальными» отношениями характеризуются ДК со значением уступки. «Могавационные» ДК - действия, не замкнутые на характеристике предиката, им присуща как семантическая автономность, так и известная самостоятельность в предложении.
