Содержание к диссертации
Введение
Глава I Структурные модели фразеологических единиц 20
1. Принципы классификаций фразеологических единиц 20
2. Проблема моделируемости фразеологических оборотов и понятие фразеологической модели 24
3. Модели аналога словосочетаний 30
3.1. Морфологически изменяемые фразеологические единицы 30
3.2. Морфологически неизменяемые фразеологические единицы 45
4. Модели аналога сочетания слов 49
5. Модели аналога предложения 56
Выводы по главе 58
Глава II Источники фразеологических единиц, используемых в мемуарах. Заимствованная фразеология 61
1. К вопросу о функционировании заимствованной лексики и фразеологии 61
2. Калькирование как форма заимствования 66
3. Западноевропейские заимствования 72
3.1. Французский язык 72
3.2. Польский язык 81
3.3. Немецкий язык 87
4. Заимствования из старославянского языка 91
5. Заимствования из классических языков 104
5.1. Греческий язык 104
5.2. Латинский язык 108
Выводы по главе 111
Глава III Особенности функционирования фразеологических единиц в мемуарах 114
1. Стилистическая дифференциация фразеологических единиц 114
2. Стилистические функции фразеологических единиц 135
3. Индивидуально-авторские трансформации фразеологических единиц в "Записках" А.Т. Болотова 154
3.1. Изменение компонентного состава или порядка расположения компонентов 158
3.2. Изменение фонетической, грамматической, морфологической формы и синтаксической структуры 167
Выводы по главе 179
IV Заключение 182
V Список источников 189
VI Библиография 190
VII Словари 203
VIII Сокращения 206
IX Приложение 207
- Морфологически изменяемые фразеологические единицы
- Заимствования из старославянского языка
- Индивидуально-авторские трансформации фразеологических единиц в "Записках" А.Т. Болотова
- Изменение фонетической, грамматической, морфологической формы и синтаксической структуры
Введение к работе
Актуальность исследования определяется дискуссионным характером вопроса о месте фразеологических оборотов в системе мемуарной литературы второй половины XVIII в , малой изученностью функционально-стилистических особенностей и стилистических функций фразеологизмов в русском языке.
С равным успехом мемуары писали и представители знатных фамилий, и представители духовенства, и мелкопоместные провинциалы В России XVIII в одними из самых заметных и значительных мемуарных памятников считаются "Собственноручные записки императрицы Екатерины II", "Записки 1743 — 1810" Екатерины Дашковой, традиционно относящиеся к политической, документальной прозе, и "Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков", показывающие становление личности просвещенного русского человека Записки, сохраняющие для нас незаменимый язык времени с его особенностями, стереотипами, индивидуально-авторским стилем, содержат широкое изображение действительности, углубленное внимание к индивидуальной конкретности образа Вместе с этим выбранные источники еще не подвергались всестороннему языковому анализу Их место в истории русского литературного языка не определено до сих пор Между тем "Записки" А Т Болотова, Е Р Дашковой, Екатерины II представляют несомненный интерес, в первую очередь, потому, что являются стихийным отражением процесса демократизации русского литературного языка во второй половине XVIII века
Основным материалом для исследования послужил следующий источник. «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков» (1738-1795) В качестве дополнительных источников были привлечены «Собственноручные записки императрицы Екатерины II» и «Записки 1743 - 1810» Екатерины Романовны Дашковой Поскольку оригиналы "Записок" Е Р Дашковой и Екатерины II написаны на француз-
ском языке, - они не могут являться основанными источниками изучения состояния русского литературного языка (на примере фразеологии) Однако факт сопоставления русских и переводных "Записок" с точки зрения функционирования фразеологических единиц (ФЕ) в переводных текстах достаточно интересен
Объектом диссертационного исследования послужили фразеологические единицы мемуарной прозы XVIII в. на материале "Записок" А Т. Болотова, "Записок" Е. Дашковой, "Записок" Екатерины II
Предметом исследования являются морфолого-синтаксическая организация ФЕ, описание их происхождения, стилистическая дифференциация, стилистические функции и авторские трансформации фразеологических единиц в тексте
Цель диссертационной работы — описание и выявление особенностей фразеологического состава мемуарной литературы предпушкинского периода
Основные задачи
1 Описать структурно-семантические типы моделей ФЕ, извлеченных из мемуарной литературы второй половины XVIII в
2. Исследовать фразеологический состав с точки зрения происхождения, выявить заимствованные фразеологизмы и определить языки - источники заимствования
-
Установить влияние западноевропейских, классических языков, старославянского языка на формирование корпуса русской фразеологии.
-
Провести стилистическую дифференциацию используемых в мемуарах ФЕ
-
Проанализировать стилистические функции ФЕ в тексте
-
Выделить и провести классификацию трансформированных ФЕ в мемуарных текстах
-
процессе анализа и описания фразеологического материала использовались следующие методы исследования описательный метод, сравнительно-сопоставительный метод, метод этимологического анализа, дистрибутивный метод, метод компонентного анализа, статистический метод, а также контекстуальный анализ
Научная новизна обусловлена тем, что в диссертации комплексно исследуется фразеологический состав мемуарной литературы второй половины XVIII в, подробно рассматриваются фразеологические модели, характерные для изучаемого периода, в сопоставлении с современным состоянием русской фразеологии, изучаются языковые контакты и заимствования в области фразеологии; в научный оборот вводится обширный лек-
сический и фразеологический материал, почерпнутый из литературы средних жанров
Теоретическая значимость работы заключается в том, что представленный в ней материал отражает основные тенденции формирования и развития русского литературного языка.
Практическая значимость: результаты диссертационного исследования могут быть использованы в преподавании вузовских курсов истории русского литературного языка, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по исторической лексикологии, в лексикофафической практике, а также в дальнейших исследованиях, посвященных вопросам развития русского литературного языка в XVIII столетии.
Положения, выносимые на защиту
-
Мемуарные произведения второй половины XVIII в содержат разнообразный фразеологический материал, позволяющий судить об основных тенденциях в развитии русского литературного языка предпуш-кинского периода
-
Структурно-семантическое многообразие ФЕ, представленных в мемуарах, в целом соответствует состоянию фразеологической системы русского языка конца XVIII в Часть ФЕ, извлеченных из мемуаров, в последующие столетия была утрачена
-
Заимствованная фразеология имеет три источника классические языки, западноевропейские языки, старославянский язык Это отражает одну из основных тенденций формирования национального русского литературного языка При этом преобладают старославянские заимствования, восходящие этимологически к библейской фразеологии
-
Функционирование ФЕ в мемуарах отличается стилистической неоднородностью. На фоне преобладающей нейтральной фразеологии представлен широкий пласт разговорно-просторечных фразеологизмов, что явилось одним из следствий изменения стилистической системы русского литературного языка XVIII в
-
Усиление тенденции к внутреннему единству литературного языка обусловлено синтезом разнородных в генетико-стилистическом отношении языковых элементов
-
ФЕ в мемуарных текстах выполняют три основные функции экспрессивно-оценочную, изобразительную и номинативную.
-
В мемуарах четко прослеживается индивидуальность авторского использования ФЕ в целях усиления эмоционально-экспрессивного звучания текста Языковая личность автора проявляется в выборе фразеологиз-
мов, в характере их трансформации, что в значительной степени определяет формирование идиостиля А Т Болотова
Струю-ура диссертации Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографии, включающей список литературы и словари, Приложения.
Морфологически изменяемые фразеологические единицы
Модели аналога словосочетаний, в которых один компонент или оба изменяются морфологически, содержат в основном глагольные фразеологизмы, распределенные нами на две большие группы, включающие беспредложные глагольные фразеологизмы и предложные глагольные фразеологизмы в сочетании с именами существительными в различных падежах.
Беспредложные глагольные фразеологизмы.
ФЕ, представляющие собой структурный тип "глагол + существительное в винительном падеже без предлога" в единственном и множественном числе, составляют наиболее продуктивную и многочисленную группу беспредложных глагольных фразеологизмов. Количественный состав ФЕ данного структурного типа по отношению к источникам материала распределяется соответственно - 142:56:58 [Болотов: Екатерина: Дашкова].
Подробный анализ компонентного состава ФЕ данной подмодели показал наличие различных семантических групп со стертой или метафорической семантикой управляющего глагола. Нами отмечены глагольные процессуальные фразеологизмы, характерные для языка как XVIII, так и XX столетия, со стержневыми словами иметь, дать/давать, делать/сделать, держатъ/сдержатъ, нести/занести, оказать/выказать, пустить/пускать, кончить/окончить, обратить/обращать, кидать, говорить, рассказать, бросить, подать/подавать, потерять, умывать и др.
«- Пустое, - говорил я, их ободряя, - никогда этого быть не может; а хотя бы и действительно стал приближаться, так этот вооруженный народ, который теперь собирается, утрет ему нос, и это очень-очень хорошо, что они вздумали благовременно людей для отпора собрать» [Болотов, III, 166-167]; «Я его спросила: разве для того, чтобы ему понравиться, нужно гнуть спину, как рабы Турецкого султана? [Екатерина, 163]; «Я бы охотно обошлась без него, если бы исполнилась хотя бы одна моя мечта о счастье родины или хоть одна из истин, которые я старалась распространять, принесла бы плоды» [Дашкова, 206].
В качестве зависимого компонента выделим самые распространенные группы имен существительных - соматизмов и человеческих проявлений, связанных с органами тела; сюда же условно отнесем и проявления чувств.
Беспредложные глагольные фразеологизмы с соматическим компонентом выглядит следующим образом: ломать голову, повесить голову, утереть нос, вытаращить глаза, вылупить глаза, заслепить глаза, открыть глаза, прожуоісжать все уши, заткнуть уши, поднять руку, умывать руки, марать руки, гнуть спину, прижать хвост, протянуть шею, бросить взгляд, пролить слезы, грызть зубы, острить зубы (в современном русском языке ФЕ не употребительна) и др.
Беспредложные глагольные фразеологизмы с компонентом, выражающим объект восприятия, высказывания, размышления, чувствования, морального воздействия и других действий, связанных с деятельностью интеллекта. Подобные имена и в свободном употреблении чаще всего употребляются в переносном, обобщенном значении:: смутило мысли, воспламенило пламя мятежа, перевести дух, подать знак, взять верх, придать значение, отравлять жизнь, сделать вид, упускать случай, пустить колкость, одержать верх, мыкать горе, положить конец, свести знакомство, бросить взгляд, обратить внимание и др.
«...Оба они всегда готовы были пустить колкость, чтобы язвить друг друга... [Екатерина, 35].
Беспредложные глагольные фразеологизмы с зависимым компонентом существительным, обозначающим конкретные предметы. Выделены ФЕ данного структурного типа: закидывать удочку, проглотить пилюлю; залечить раны; пить горькую чашу - (оборот представляет собой усеченный от пить горькую чашу до дна); спеть первую песенку (отсутствует в словарях); пропеть песенку; утереть нос; надеть овечье платье (словари фиксируют оборот как волк в овечьей шкуре); разрубить гордиев узел; надеть новую петлю (фразеологи включают в словари варианты совать голову в петлю, хоть в петлю полезай, надеть себе хомут на шею).
Беспредложные глагольные фразеологизмы с компонентом, называющим движение и предмет, с которым так или иначе связано это движение: перейти всякую границу, переходить порог, переступить черту.
Беспредложные глагольные фразеологизмы с именем существительным со значением указания на время (менее 10 ФЕ): терять время, упускать время, отнимать время, улучить время. Это непродуктивная группа. ФЕ, в составе которых имеется глагол лить или префиксальные производные, вступают в различные семантические отношения с зависимыми компонентами, объединяясь в разные группы. В первую мы отнесем пролить слезы, пролить/проливать кровь, во вторую — излить благодарность, изливать молитвы (ФСРЛЯ и ФСРЯ отмечает только вариант излить/изливать душу [ФСРЛЯ, 258; ФСРЯ, 184]). Вливать яд, огонь и пламень по лексическому значению «наговаривать на кого-либо с целью очернить, настраивать против» и составу компонентов мы отнесем во вторую группу объектных отношений, «...все завистники мои не оставляли во весь сей, критический для меня, день ни на единую минуту князя в покое, но совокупными силами вливали в него яд, огонь и пламень на меня...» [Болотов, III, 324].
В текстах представлено большое разнообразие фразеологизмов с компонентом иметь: иметь большой вес, иметь виды, иметь честь, иметь влияние, иметь мнение, иметь крайнюю нуэ/сду, иметь охоту, иметь случай, иметь доступ, иметь спор, иметь слабость, иметь мужество, иметь значение, иметь все шансы, - которые широко употребляются в современном литературном языке. Часть отмеченных оборотов, относящихся к той же модели, обладающих общим категориальным значением процессуальности, дает нам основание выделить как фразеологические единицы: иметь прихоть, иметь обузу, иметь досуг, иметь досаду, иметь несчастье, иметь смелость, иметь суспицию, иметь конференцию. "Словарь русского языка XVIII в." (СРЯ), описывая явления грамматической сочетаемости глагола иметь, указывает на его способность управлять именем (сильное управление). Как ФЕ данная группа не выделяется; семантически глагол употребляется в составе описательного обозначения действий и состояний, в значении производить действие, обладать состоянием, обозначенным существительным. Часть других единиц не фиксируется (иметь суспицию, иметь конференцию) [СРЯ IX, 82-84]. Современными фразеологическими словарями не отмечаются.
Ряд глагольных фразеологических единиц с компонентом дать/давать в качестве стержневого слова также содержит, по данным СРЯ, известные и современному русскому языку в той же форме и без существенных изменений своего лексического значения глагольные обороты: давать тон, давать волю рукам, датъ слово, дать ход, дать тягу, дать урок, дать волю, дать благословение, дать преимущество. "Словарь Академии Российской" (САР), отмечая большие сочетательные возможности глагола дать, однако не фиксируют подобных вариантов [САР I - II, 474-478].
Как лексический вариант дать волю выделяем ФЕ датъ свободу. «...мы, налюбовавшись им [кроликом] досыта, дали ему опять свободу, тогда с какою же радостию нырнул он в свою лазейку» [Болотов, II, 330].
В отличие от современной читать нотации, фиксируем ФЕ дать нотации с тем же лексическим значением.
Кроме того, Болотов, проведший достаточно большое количество времени на военной службе, не мог не отразить в своем языке военной терминологии, куда мы отнесем ФЕ данной модели датъ залп- и дать баталию.
Вышла из употребления и не сохранилась в современном русском литературном языке ФЕ давать столы «приглашать на обед, ужин».
В группе ФЕ с опорным глаголом делать/сделать в качестве смыслообразующего компонента употребляется имя существительное: сделать предложение, сделать знак, сделать крюк, сделать вид, сделать сцену, сделать пируэт, делать пятно.
Выражение сделать пируэт вместо прямого значения «повернуться вокруг тела на одном носке в танце» принимает переносное «увильнуть, ловко уклониться от чего-либо»: «...когда он услышал мой ответ, он сделал пируэт налево, ушел в другую сторону и больше ко мне не возвращался» [Екатерина, 33].
Заимствования из старославянского языка
Соотношение церковнославянских и русских элементов в письменном языке — весьма актуальный вопрос для русского литературного языка на всем протяжении его истории. Эта проблема имеет общетеоретическое значение, так как в истории многих народов в ранний период их формирования было отмечено, что в качестве письменного использовался близкородственный язык, что не могло не сказаться на характере развития литературного языка, возникшего на общенародной основе.
Существовавшие в России до XVIII в. диглоссия и двуязычие были заменены достаточно сложной и в то же время богатой возможностями системой стилей. С упадком старой книжной языковой культуры в среде высшего образованного сословия, с проникновением в это сословие французского языка и его стилистических особенностей происходило столкновение церковнославянской традиции и новых для русского человека форм европейского «благородного» стиля [Успенский 2002, 86]. Столичное петербургское высшее общество искало пути синтеза церковнославянского витийства с французским красноречием. Неслучайно поэтому французские поговорки и пословицы переводились не на простой русский язык, а на возвышенный церковнославянский.
В середине XVIII в. церковнославянский язык занимает известное место в пашей письменности, однако он уже не имел того самостоятельного значения, которое было для него характерно в предшествующую пору. В связи с развитием светской письменности его сфера сузилась.
Однако его контакт с русским литературным языком не прекратился. Вопрос о взаимодействии русского и церковнославянского языка и теоретически и практически стоял на всем протяжении XVIII в.
Старославянским называют один из славянских языков, который, начиная с XI в., использовался в качестве литературного письменного языка для перевода греческих богослужебных книг и христианского просвещения в славянских странах. Византийские миссионеры Константин (Кирилл) и Мефодий внесли в состав старославянского языка элементы из других, известных им живых языков того времени, а также из языков неславянских, например, из греческого, в котором отразилась высокоразвитая традиция византийской культуры предшествующих эпох.
В отличие от религиозных функций старославянского (впоследствии — церковнославянского) языка, в речевой практике и деловой письменности использовался язык древнерусский. Близкородственные древнерусский и церковнославянский языки все же имели существенные различия, и в ходе многовекового сосуществования постепенно многие церковнославянские элементы проникли в нецерковные письменные стили и в устную речь.
Современные исследователи отмечают, что «это был язык "священный", т.е. нормализованный, функционально отличный от народно-разговорного языка. Как и всякий литературный язык, он был в известной степени искусственный» [Толстой 1975, 53], т.е. представлял собой своего рода «славянскую латынь», противопоставлявшемуся собственно латинскому языку, на котором шло богослужение во многих европейских странах, в том числе и отдельных славянских [Фомина 1990, 137].
Все указанные выше иноязычные заимствования в лексике русского языка не могут сравниться с влиянием старославянского языка на культуру русского слова. Старославянизмы - это наиболее весомый пласт лексических элементов, которые вошли в русский национальный язык извне.
В истории старославянских элементов можно выделить несколько периодов, когда проблема заимствований и калькирования становилась особенно актуальной. Таких периодов, как считает Н.А. Кондратов, было три: 1) X - XI вв., когда церковнославянский и русский язык осваивал терминологию христианской цивилизации; 2) XV - XVI вв., когда второе церковно-славянское влияние достигло своего апогея; 3) XVIII в, век переводов, когда русскому языку выпала задача использования лексического развития ряда западноевропейских языков, прежде всего французского [Кондратов 1988, 35].
Старославянские слова отличаются от русской лексики не только формальными (фонетическими и грамматическими), но и смысловыми признаками и стилистическими функциями. Выделяются старославянские варианты слов, существовавших в общеславянском языке; собственно старославянские, причем исконно русские, синонимичные им, иные по своей фонетической структуре; семантические старославянизмы, т.е. слова по времени появления общеславянские, однако получившие особое значение именно в старославянском языке и с этим значением вошедшие в состав русской лексики.
Ряд старославянизмов выделяется среди слов и элементов другого происхождения по определенным характеризующим их приметам. Так, М.Фомина выделяет звуковые, морфологические и семантико-стилистические приметы старославянизмов [Фомина 1990, 138]. Н.М.Шанский отмечает фонетические, словообразовательные и семантические признаки старославянизмов, различая три группы:
- в первую группу входят старославянские слова того же корня, словообразовательной структуры и первоначального прямого, номинативного, значения, что и соответствующие исконно русские (это, по существу, старославянские варианты общеславянских слов, унаследованных древнерусским языком в восточнославянской огласовке);
- вторую группу образуют старославянские слова, представляющие собой уже специфические новообразования старославянского языка: отсутствуя в общеславянском языке, содержат немало лексических единиц, созданных для передачи соответствующих греческих слов. Если старославянские слова этой группы и имеют исконно русские синонимы, то они являются или вообще словами с иной непроизводной основой, или при одном корне словами с иной словообразовательной структурой;
- к третьей группе относятся семантические старославянизмы, т.е. общеславянские по времени появления слова, получившие в старославянском языке особые значения и с этими значениями вошедшие в древнерусский язык. В этом случае исконно русские слова общеславянского происхождения как бы сливались с семантически отличными старославянскими, получая новое значение [Шанский 1972, 87-95].
Кроме того, от лексических старославянизмов, т.е. слов, пришедших в русский язык из старославянского, следует отличать факты, когда данное языковое явление рассматривается с генетической точки зрения, книжные слова, возникшие по модели или на базе старославянских уже в русском литературном языке. Нередко собственно старославянские слова, появившиеся в результате использования старославянских элементов в древнерусском письменном языке, при рассмотрении объединяют, называя церковнославянизмами или славянизмами. «Принадлежность церковнославянского языка», способного «функционировать как наделенный определенными стилистическими свойствами церковнославянский вариант общеупотребительного средства речи и есть славянизм в стилистическом смысле слова» [Винокур 1959, 447-448]. В этом случае, по существу, учитывают не генетическому сторону дела, а стилистическую и семантико-словообразовательную, принимают во внимание, прежде всего, уже не происхождение соответствующих слов в русском языке, а сферу употребления. По сути, славянизмами считают слова или устойчивые словосочетания, вошедшие в русский язык из старославянского языка или из его более позднего русского извода - церковнославянского языка [Копорская 1998,487].
Рассмотрим ФЕ старославянского происхождения. Анализ фразеологического материала показал наличие как лексических, так и фразеологических калек. Количественный состав ФЕ (231 пример) в процентном соотношении составляет: А.Т. Болотов - 151 ФЕ (65% от общего объема); Е.Р. Дашкова - 47 ФЕ (20,3%); Екатерина II - 33 ФЕ (14,2%).
Старославянские кальки отличаются точностью замены морфем греческой модели. В. Бец, характеризуя в книге «Немецкий язык и латынь» (1949) древние кальки русского языка, возникшие в результате перевода Библии и других религиозных книг, отмечает, что факты калькирования в старославянском языке были вызваны не только языковыми причинами (отсутствием слов для передачи греческих эквивалентов), но и стремлением переводчика как можно точнее передать оригинал» [Флекенштейн 1966, 158].
Индивидуально-авторские трансформации фразеологических единиц в "Записках" А.Т. Болотова
Изменения, которые претерпевают ФЕ, могут отвечать норме, существующей в языке, либо являться следствием творческого акта писателя или поэта [Ломов 1982, 45]. Преобразование ФЕ не только украшает речь, но и вносит в текст определенный стилистический колорит, экспрессивное наполнение, дополнительные семантические оттенки, активизирует в целом восприятие контекста. Стилистическая роль измененных ФЕ в художественном тексте подлежит тщательному изучению, так как известно, что «художественно-изобразительные функции фразеологии (сравнительно с другими ее аспектами) исследованы пока мало» [Кунин 1977, 72].
Среди ученых существуют разногласия по вопросу о принципах выделения тех или иных приемов, о формулировании названий способов трансформации, о критериях, положенных в основу классификации. Это обстоятельство можно объяснить тем, что приемы употребления ФЕ в речи во многих случаях необычайно сложны и часто не изолированы друг от друга.
Так, А.И. Молотков рассматривает систему способов и приемов использования ФЕ в речи исключительно с позиции нормативности. Понятие нормы употребляется обязательно для всех говорящих и затрагивает разные стороны фразеологизмов: его значение, форму, лексико-грамматическую характеристику, сочетаемость со словами и прочее [Молотков 1977, 192-200].
Среди функционирования в тексте он выделяет 3 группы: не имеющие отклонения от нормы, имеющие отклонение от нормы в семантике, имеющие отклонение от нормы в форме.
А.Г. Ломов считает необходимым говорить о «трех степенях трансформации русских фразеологизмов»:
1) собственно грамматическая - отражение дистрибутивной связи оборота со словами окружения непосредственно в контексте; ФЕ приобретают признаки падежа, рода, числа, вида (уровень морфологических и синтаксических изменений в составе ФЕ);
2) собственно трансформация - многочисленные изменения, варианты как общеязыковые, так и индивидуально-авторские: фонетические, морфологические, синтаксические, семантические, лексические, стилистические;
3) дефразеологизация - утрата фразеологического статуса, при этом в тексте сохраняется намек на соответствующий фразеологизм [Ломов 2002, 286-293].
Подробнейшую, но наиболее спорную классификацию приемов и способов использования ФЕ в тексте разработал АА. Алтыбаев.
1) Формально-грамматические трансформации, куда входят изменения форм числа и падежа именного компонента, временных форм глагольного компонента, употребление ФЕ без обычного для них префикса или с «добавочным» префиксом, изменение морфем компонентов (суффиксация, десуффиксация, замена суффиксов), инверсия компонентов;
2) субституционные изменения, в которые входят замена именного компонента синонимом, словом одного семантического поля, словом другого семантического поля, замена компонента другими частями речи;
3) к изменениям словного состава относятся компаративация и декомпаративация, сокращение состава ФЕ (редукция компонентного состава, фразеологическое сжатие, эллипс, фразеологические осколки), расширение ФЕ;
4) контаминация [Алтыбаев 1977, 4-17].
Разделяя точку зрения Ломова, А.А. Алтыбаев определяет степень собственно грамматической трансформации как формально-грамматический (морфолого-словообразовательный) уровень, собственно трансформации — как лексико-семантический уровень (замена на уровне синонимов отдельных компонентов ФЕ) и дефразеологизации - как морфолого-синтаксический и фразеологический уровень (изменение словного состава).
Часть исследователей отказались от классификации по форме и содержанию, полагая, что она не может полностью охватить все многообразие способов использования ФЕ. Общими приемами структурно-грамматических преобразований, выделяемыми М.А. Бакиной, Н.М.Шанским, Б. Подгурской, является инверсия, изменение сочетаемости фразеологизма, замена одного из компонентов, контекстуальное расширение границ, образование ФЕ по аналогии и общеязыковыми ФЕ, контаминация [Бакина 1991; Шанский 1985, 1996; Подгурская 1990].
В современной науке существует такое мнение, что все формы преобразования ФЕ в речи есть не что иное, как варианты. Так, Е.А.Добрындеева предлагает классифицировать узуальные и авторские варианты, не отделяя первые от последних, что, на наш взгляд, является некорректным:
- фонетические (орфоэпические), графические (орфографические), лексические: (а) лексико-семантические (смыслоорганизующие), б) синонимичные (одностилевые и разностилевые), словообразовательные, морфологические: (а) парадигматические, б) с ограниченным набором формоизменений), синтаксические: (а) порядок следования компонентов, б) дистантное расположение компонентов, в) синтаксические трансформации, г) внутрикомпонентные варианты подчинительной связи), варианты, связанные с количественными колебаниями в структуре: (а) эллиптирование, б) использование факультативного компонента [Добрындеева 1995, 138-141].
Одной из самых полных и обоснованных классификаций авторского употребления ФЕ является, на наш взгляд, классификация, предложенная A.M. Мелерович, В.М. Мокиенко. Делая акцент на изменении грамматической формы и синтаксической структуры как способе использования ФЕ в речи, авторы детализируют этот способ и выделяют внутренние и внешние синтаксические и морфологические преобразования, которые заключаются в изменении классифицирующих и словоизменительных грамматических категорий, приводящих к изменению лексических значений или сохраняющих лексическое значение, но изменяющих морфологическую и синтаксическую форму.
На основе выделения А.Г. Ломовым третьей степени трансформации ФЕ (дефразеологизации), которая предполагает лишь «сохранение намека на соответствующий фразеологизм», A.M. Мелерович и В.М. Мокиенко говорят о полной деформации ФЕ. Авторы разделяют точку зрения М.А. Бакиной, Н.М. Шанского и Б. Подгурской, которые выделяют образование ФЕ по аналогии с общеязыковыми ФЕ, и добавляют, в свою очередь, изменения, приводящие к возникновению окказиональных (индивидуально-авторских) фразеологизмов.
Все перечисленные способы авторского использования ФЕ расширяют возможности выражения широкого спектра оценочных значений при помощи единиц этого языкового уровня. Как видно из рассмотренных классификаций, ни одна из них не может в полном объеме охватить весь массив структурных и семантических трансформаций ФЕ в авторском употреблении. Фразеологизмы подвергаются изменениям, причем изменяется не только их семантика, но и структура, их внутренняя и внешняя сочетаемость.
При анализе фразеологического материала мы частично использовали все перечисленные классификации. Исходя из особенностей авторского употребления, выделены две группы трансформаций: 1) изменение компонентного состава ФЕ или порядка расположения компонентов; 2) изменение фонетической, грамматической, морфологической формы и синтаксической структуры ФЕ.
Изменение фонетической, грамматической, морфологической формы и синтаксической структуры
Исходя из того, что отклонения и разновидности в структурной организации ФЕ могут создаваться элементами разных уровней языковой системы, мы считаем возможным выделение группы ФЕ, осуществляющих изменение фонетической, грамматической, морфологической формы и синтаксической структуры ФЕ.
Поскольку компонентный состав ФЕ представляет собой не что иное, как устойчивое объединение нескольких слов, хотя и специфически употребленных, поскольку присущие отдельным словам фонетические вариантные особенности переносятся и на фразеологизмы в целом. В результате фонетическая вариантность, складывающаяся на лексическом уровне, вызывает возникновение фонетических вариантов, которые мы отнесем к группе трансформированным ФЕ с изменением фонетического облика фразеологизма.
Иллюстрацией фонетических изменений, имеющих место во фразеологическом составе исследуемых памятников, могут служить такие фразеологизмы, как единому Богу известно и одному Богу известно, отражающие дублетные формы числительных старославянского и русского происхождения. «А впредь что будет - единому Богу известно» [III, 395]. «И одному Богу известно, сколь многих мне сие трудов и забот стоило и сколь трудно было мне, угождая одному, другому не пакостить, ни к себе не вооружать» [III, 401].
В рассматриваемый период были широко представлены синонимические ряды, образовавшиеся в результате столкновения слов славянского и русского источника, в основном представленные полногласными (русскими) и неполногласными (славянскими) вариантами.
«Корыстолюбие и измена одного бездельника секретаришки... возжгла и огнь войны, погубившей бесчисленное множество народа и причинившей множаишему количеству смертных неописанные разорения, несчастия и напасти» [I, 312]. «Все сие случилось в конце минувшего 1756 года, и самое сие зажгло огнь войны во всей Европе и подало повод к началу сей войны страшной» [I, 313]. «... война продолжалась в Европе по-прежнему, и пламень ее, воспылая с начала весны, не переставал гореть до самой глубокой осени...» [II, 7]. «... сие и воспламенило в один миг пламя мятежа и народного возмущения» [III, 24]. «... люди и служители, находящие некоторое удовольствие в том, что господа между собой ссорятся, старались всегда с обеих сторон поддувать огонь вражды между обоим домами» [I, 128]. «И тогда загорелся огонь и поломяъ [II, 402].
Огонь — огнь, поломя — пламя - воспламенило, возэюгла — зажгло — гореть — загорелся: параллельное употребление слов различного генетического источника или слияние ранее разобщенных пластов -основная тенденция в развитии словарного состава русского литературного языка изучаемого периода. Сюда же можно отнести параллельное употребление старославянского и русского вариантов фразеологизмов бросить взгляд (русск.) - обратить взор (древнерусск.) - обращать (старосл.) взоры.
Фонетические чередования отмечены, к примеру, в вариантах и денно и нощно — и денно и ночно, вывести в люди — выйтить в люди, поднять на смех - подымать на смех, прелооїсить гнев на милость — переложить гнев на милость. В ряду данных ФЕ последняя отмечена в тексте в виде преклонить гнев на милость. Глагольные компоненты переложить — преклонить разошлись в семантическом плане, стилистически они более близки. «Итак согласился наш жених, да и нас всех его свита упросила, чтоб мы гнев свой преложили на милость и дело бы окончили» [II, 489]. «Но не успел начать о том публично говорить, как в миг подскакнул к нему наш князь и... ну всячески бездельника защищать и, говоря въявь и тайно шептав ему на ухо, стараться преклонять гнев его на милость» [III, 441].
Рассмотрим несколько устойчивых оборотов: покатиться со смеху — помирать со смеху — надрываться со смеху — надсадить со смеху — надседатъся со смеху — разражаться со смеху. Варьируемые глагольные компоненты отличаются семантически, структурно и стилистически. Надсадить и надседатъся показывают типичное чередование а//е, отражающее различные источники возникновения индоевропейских гласных: а - а, ё - 6. Фразеологические единицы дифференцируются по семантике: разительно отличие лексического значения каждого из глаголов при общей семантике фразеологизмов «неудержимо смеяться». Стилистически они также неравноценны: нейтр. разражаться, разг. покатиться, прост. помирать, надсадить, надседатъся, надрываться, а также различное видовое значение глаголов создают широкую палитру синонимичного ряда.
В ряду лить слезы — проливать слезы (устар., ирон) — обливаться слезами (разг.) - заливаться слезами — орошать слезами (устар, высок) первые четыре образованы при помощи префиксов, вносящих различные смысловые оттенки в общую структуру оборотов. Орошать — лексический синоним глаголу лить.
Несколько меньшую распространенность, в отличие от лексических, имеют ФЕ, изменившиеся грамматически. Грамматические варианты могут быть морфологическими и синтаксическими. Морфологические изменения касаются тех ФЕ, в компонентном составе которых встречаются взаимозаменяемые формы одного и того же слова, например, добиться толка (толку), без зазрения (зазирания) совести.
Морфологическая, или формальная замена, не являющаяся показателями каких-либо грамматических различий в структуре ФЕ, нужно отграничивать, во-первых, от парадигматических форм данной единицы и, во-вторых, от соответствующих омонимичных парадигматических форм других структурных единиц.
Поясним это на примере. Отмеченная в "Записках" А.Т. Болотова грызть зубы (зубами) функционирует в речевом употреблении в двух морфологических вариантах: с именным компонентом в форме именительного и творительного падежа множественного числа. Причем выбор той или иной формы именного компонента никак не отражается ни на смысловом содержании данного фразеологизма, ни на его стилистической принадлежности. Наличие двух падежных форм в именном компоненте данной ФЕ носит сугубо формальный характер и не передает каких-либо семантических оттенков. Именно поэтому они допускают свободную взаимозамену друг другом: «...все наши соседи, по дошедшим до них слухам, грызут на земли наши зубы и хотят отхватить у нас ее со всех сторон» [II, 406]. «Немец мой сделался тогда сущим извергом: он... грыз почти меня зубами и терзал, как лютый зверь, без всякого человечества и милосердия» [I, 54].
Другое дело - формы глагольного компонента данного фразеологизма. С их помощью находит свое выражение вся парадигма глагольного словоизменения по лицам, числам и временам соответствующих наклонений: грыз (грызут, грызли, грызите). В данном случае глагольная парадигма осуществляется в системе единственного и множественного числа.
Морфологическая трансформация ФЕ может выступать в следующих формах: изменение времени, изменение формы прилагательного, изменение числа, падежных окончаний.
Следует признать, что отдельные морфологические варианты имеют тенденцию к различению в структуре ФЕ по степени своей употребительности и определенной стилистической окрашенности. Таковы обычно фразеологизмы с краткими и полными формами прилагательных и причастий: без мала (чалого). С полными формами фразеологические единицы воспринимаются несколько стилистически сниженными.
При сопоставлении языка современного с языком периода XVIII века особенно заметны структурные сдвиги, которые Р.Н. Попов назвал «выравниванием» грамматической формы слова в связи с грамматическими нормами современного русского языка [Попов 1967, 38-39]. Иногда это связано с изменением падежных окончаний: упускать случай (-ая), как в чаде (-у), не подавать вида (-у), ни слуха, ни духа, ни послушания (ни слуху, ни духу), сбоку припека (припеку), не с ветра (с ветру), добиться толка (толку. «Во весь оный был я равно как в некаком чаде и тумане...» [11,291]. Обнаруженные фразеологические варианты с окончаниями -а и —у у существительных родительного падежа единственного числа различаются функционально-стилистической окраской; как известно, первое окончание более типично для разговорных фразеологических единиц.
