Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Русская и вьетнамская фразеология: состояние изучения 13
1. Разные точки зрения в понимании фразеологии 16
1.1. Фразеология в узком смысле слова 16
1.2. Фразеология в широком смысле слова 26
2. Отношения между фразеологизмом и другими единицами языка 33
2.1. Фразеологизм и уровень предложения 34
2.2. Фразеологизм и уровень словосочетания 44
2.3. Фразеологизм и уровень слова 52
Выводы первой главы 55
ГЛАВА ВТОРАЯ. Место фразеологии в языковой картине мира 60
1. Языковая картина мира 60
1.1. Экскурс о картине мира 60
1.2. О собственно языковой картине мира 62
1.2.1. Концептуальная и языковая картина мира 66
1.2.2. Научная и наивная (языковая) картина мира 75
1.2.3. Сопоставление разных языковых картин мира 79
2. Место фразеологии в языковой картине мира 82
2.1. Фразеологическая картина мира 82
2.2. Национально-культурная специфика фразеологизма 85
Выводы второй главы 95
ТРЕТЬЯ ГЛАВА. Фразеологизмы со значением характера человека в русском и вьетнамском языках 98
1. Общие замечания, принципы ограничения, представления и анализа материала 98
2. Сопоставительный анализ русских и вьетнамских фразеологизмов со значением характера человека ПО
2.1. Концепт «боязливый» / «nhat» ПО
2.2. Концепт «высокомерный» /«ki6u» 122
2.3. Концепт «жадный» / «tham lam» 133
2.4. Концепт «злой» / «ас» 144
2.5. Концепт «коварный» / «nhamhiem» 153
2.6. Концепт «ленивый» / «hrori» 165
2.7. Концепт «лицемерный» / «giad6i» 183
2.8. Концепт «неблагодарный» / «bac» 192
2.9. Концепт «неверный» / «bac tmh», «phan phuc» 206
2.10. Концепт «расточительный»/«hoang» 223
2.11. Концепт «рисковый»/«maohiem» 230
2.12. Концепт «скупой» / «keokidt» .240
2.13. Концепт «трудолюбивый» / «can ей» 251
2.14. Концепт «угодливый»/ «bo d&» 267
2.15. Концепт «упрямый» / «birdng» 275
Выводы третьей главы 283
Заключение 292
Библиография
- Фразеология в узком смысле слова
- Фразеологизм и уровень словосочетания
- Сопоставление разных языковых картин мира
- Концепт «коварный» / «nhamhiem»
Фразеология в узком смысле слова
Будучи противником включения пословиц, поговорок, крылатых выражений в корпус фразеологии, В.Н. Телия использует в качестве критерия для разграничения фразеологизмов от нефразеологизмов прежде всего признак номинативности. По ее мнению, фразеология - это учение «о номинативном инвентаре языка, сформированном на базе полностью или частично идиоматичных сочетаний слов» [В.Н. Телия, 1996, стр. 73]. Наряду с двумя выше упомянутыми параметрами, она выделяет также устойчивость (в той или иной степени ее вариабельности), проявляющуюся в абсолютной или относительной воспроизводимости сочетаний слов «в готовом виде», как один из трех основных параметров, по которым можно отнести сочетания слов к базовым классам фразеологии как в русском, так и в других языках аналитического или синтетического типа [там же, стр. 56].
Для фразеологизмов вьетнамского языка, принадлежащего к числу аналитических языков, один из вьетнамских исследователей предлагает следующее определение: «фразеологизмы представляют собой тип устойчивых словосочетаний, они морфологически-структурно прочны, семантически целостны и образны, они широко употребляются в ежедневном общении» [Hoang Van Hanh, 1997, tr. 21]. Кроме того, языковед еще подчеркивает, что значение фразеологизмов не равно сумме прямых значений их компонентов и в отличие от пословиц, которые являются предложениями-текстами, художественно выражающими суждения, фразеологизмы представляют собой особенные словосочетания, образно обозначающие понятия [там же, стр. 24]. Как видим, применительно к вьетнамскому языку исследователь в принципе указывает на те же свойства фразеологизмов, которые уже были отмечены предыдущим автором как характерные признаки не только для русского, но и для любого другого языка.
Однако, существуют и другие взгляды на природу фразеологизмов. Так, А.И. Молотков и В.И. Зимин в качестве категориальных признаков рассматриваемой единицы выдвигают следующие: лексическое значение, компонентный состав и грамматические категории [А.И. Молотков, 1978, стр. 8; В.И. Зимин, 1968, стр. 6] и при этом А.И. Молотков исключает устойчивость и воспроизводимость из числа категориальных признаков фразеологизмов, считая их приложимыми ко всем словосочетаниям, всяким единицам и категориям языка [А.И. Молотков, 1977, стр. 32]. Ученый утверждает, что фразеологизмы возникают в результате качественного преобразования реально возможного конкретного словосочетания и они по совокупности своих признаков качественно совсем особое образование, вычленяемое из сочетания слов [там же, стр. 15,16]. В составе фразеологии, по мнению автора, оказываются только полностью переосмысленные устойчивые обороты, т.е. только идиомы (фразеологические сращения и фразеологические единства по терминологии В.В. Виноградова).
Тот же узкий взгляд на фразеологию поддерживает П.А. Лекант, признавая за фразеологизмом, наряду с воспроизводимостью, устойчивостью, также ряд других признаков, как нечленимость, номинативность, образность, экспрессивность, объем - более одного слова, раздельнооформленность, как обязательные свойства любого фразеологизма. Не обладая всеми вышеперечисленными признаками, составные термины, членимые устойчивые словосочетания типа чреватый последствиями, окладистая борода и афористические выражения (пословицы, крылатые слова) оказываются оттесненными автором за пределы фразеологии [П.А. Лекант, 1967, стр.154].
В.М. Мокиенко и Нгуен Тхиен Зал во фразеологизмах таких разных языков, как русский и вьетнамский, выделяют одинаковый набор признаков; это устойчивость, воспроизводимость, целостность значения и экспрессивность [В.М. Мокиенко, 1989, стр. 5; Nguyen Thi6n Giap, 1998, tr. 77-83]. При этом русский фразеолог подчеркивает относительность таких важных признаков фразеологизма, как устойчивость и семантическая целостность и придает особое значение экспрессивности, считая, что именно этот признак оправдывает существование фразеологии как особого языкового уровня. Данное свойство, по мнению исследователя, и определяет роль фразеологизмов в языке как единиц, служащих для воздействия на адресат. Автор указывает на разницу между экспрессивностью фразеологизма и экспрессивностью лексемы и других языковых единиц, которую он видит в «добавочности смысла», семантической оттеночности, позволяющей более точно конкретизировать самые тонкие акценты экспрессии. Он пишет: «Фразеологизм - одно из самых ярких проявлений эстетической функции языка, функции с точки зрения чистой "знаковости" и номинативности», возможно, и избыточной, но тем не менее чрезвычайно необходимой для языка как социального явления» [В.М. Мокиенко, 1989, стр. 210-211]. Специфика семантики фразеологизмов, наличие экспрессивных коннотаций в ней, что собственно и приводит к более сложной номинативной функции фразеологизмов по сравнению с большинством слов, также отмечены многими другими авторами, поддерживающими узкое понимание объема фразеологизма и фразеологии [см. например работы A.M. Бабкина, 1968; А.И. Федорова, 1991; В.Н. Телии, 1996; Фунг Чонг Тоана, 1995; Nguyen Van M6nh, 1986; Nguyen Van Hang, 1999; Nguyen C6ng Due, 1996; Nguyen Thi6n Giap, 1998 и др.].
В отличие от В.М. Мокиенко, В.Н. Телия, не включая экспрессивность в число дифференциальных признаков фразеологизмов, все же отмечает у них наличие данного свойства: «фразеологизмы дополняют и обогащают номинативный инвентарь языка недостающими в нем оценочно-экспрессивными средствами, а кроме того - еще и средствами, способными описать такие подробности обозначаемого, которые "не укладываются" в рамки лексической номинации» [В.Н. Телия, 1996, стр. 79]. А.М. Бабкин также утверждает: «Фразеологизм экспрессивно-эмоционально окрашивает тот смысл, носителем которого он является, уподобляясь тем лексемам, которые не столько называют лицо, предмет, процесс или явление, сколько живописуют или "обзывают", т.е. характеризуют и обнаруживают отношение к объекту речи» [А.М. Бабкин, 1968, стр. 8].
Фразеологизм и уровень словосочетания
Ведь «фразеология каждого языка, кроме общих черт, сближающих ее с другими языками, имеет нечто свое, обусловленное не только внутренними законами развития, но и характером восприятия явлений окружающей действительности его носителя» [Г.Ц. Пюрбеев, цит. по Е.Ф. Арсентьевой, 1989, стр. 54]. Так, с одной стороны, обнаруживаются такие уникальные для вьетнамского языка концепты, как концепт «благодарный», «почтительный», «любознательный», «честолюбивый» и т.п., а с другой, только в русском языке (на фоне, конечно, именно вьетнамского языка), имеются такие концепты, как «настойчивый», «самостоятельный», «сдержанный», «осторожный» и т.п. Большая неравномерность в количестве составляющих концептов фразеологических единиц наблюдается в следующих группах: «жадный» (ее «обслуживают» всего 10 русских и 41 вьетнамских фразеологизма), «неверный» (6 русских и 47 вьетнамских), «неблагодарный» (4 русских и 41 вьетнамский), «коварный» (15 русских и 34 вьетнамских), «эгоистичный» (2 русского и 14 вьетнамских) и т.п. В русском языке имеется лишь один концепт, который характеризуется значительно большим, чем во вьетнамском, количеством фразеологизмов, это концепт «угодливый», там имеются лишь 8 вьетнамских фразеологизмов при 34 русских.
Следующая часть данной диссертации посвящена сопоставительному анализу 15-и концептов. В основе отбора анализируемых групп фразеологизмов лежит актуальность соответствующих концептов в картине мира носителей рассматриваемых языков с учетом того факта, что эти группы фразеологизмов относятся к самым многочисленным и в целом превосходят остальные группы по числу входящих в них фразеологических единиц (опыт выбора многочисленных тематических полей для анализа нашло отражение, например, в [Т.В. Писанова, 1997], где автор, исследуя национально-культурные аспекты оценочной семантики испанского языка, для анализа выбрал концепты «некрасивый, уродливый», «красивый», «ленивый», «безнравственный в профессиональной деятельности, труде», «хитрый», «плут, мошенник», «трудолюбивый», «смелый, отважный»). Итак, наш выбор остановлен на следующих концептах, количественно больших в обоих языках: «злой», «боязливый», «лицемерный», «высокомерный», «скупой», «упрямый», «трудолюбивый», «ленивый», а также на ряде концептов, которые представлены весьма значительно в одном из языков. Это такие концепты, как «коварный», «неверный», «неблагодарный», «жадный», «расточительный», «угодливый», «рисковый». Нетрудно заметить, что число выбранных концептов, связанных с отрицательными чертами характера значительно превалирует над числом концептов, обозначающих положительные черты характера.
Заметим, что каждый концепт именуется словом-доминантой из синонимического ряда прилагательных, обозначающих ту или иную черту характера, которое, на наш взгляд, наиболее явно отражает содержание концепта и является стилистически и экспрессивно нейтральным. В тех случаях, когда название концепта выбирается не по вышесказанному принципу, будет особая оговорка. Слово-эквивалент русского тематического слова во вьетнамском языке определяется на основе Русско-вьетнамского словаря К.М. Аликанова, В.В. Иванова, И.А. Мальхановой, при этом, выбирается вариант, который на наше усмотрение наиболее соответствует русскому слову.
Под доминантой, тематическим, а также опорным словом в работе понимается главное слово в синонимическом ряду. Такое слово необходимо для обозначения концепта, для определения его смысла, для отбора и расположения материала, как будет показано ниже.
Схема подачи и описания фразеологизмов в концептах Подача материала концепта начинается определением смысла концепта, который в данном случае раскрывается через толкование слова доминанты, взятого из Словаря русского языка в четырех томах (в дальнейшем MAC). Далее приводится синонимический ряд (который, вместе с тематическим словом, призван служить помощником в отборе и расположении материала) данного слова из Словаря синонимов русского языка в двух томах под редакцией А.П. Евгеньевой [далее СС1] или Словаря синонимов русского языка З.Е. Александровой [далее СС2]. Определяется эквивалент данного слова во вьетнамском языке, дается его синонимический ряд. Для этой цели используется на данный момент самый авторитетный словарь синонимов вьетнамского языка Нгуен Ван Ту (Nguyen Van Ти. Тії dien tur d6ng nghia tieng Viet. NXBGD. 1999) (далее TDDN). Однако данный словарь, по определению самого автора, представляет собой всего лишь «черновик среднего размера» ("сибп so" thao сд vufa") (там содержится лишь 785 синонимических рядов, ср. с 4148 рядов в [СС1] и около 11000 рядов в [СС2]). К тому же, материал для словаря выбирается только в круге литературной, всенародной, современной лексики, что и приводит к тому, что немалая часть лексики языка остается неучтенной в словаре. Эти обстоятельства значительно затрудняют нашу задачу в выборе синонимов вьетнамского тематического слова, и во многих случаях нам приходится опираться на свою интуицию, интуицию носителя языка (с помощью, конечно, толкового словаря вьетнамского языка).
Следующим шагом является краткая характеристика материала концепта, заключающаяся в указании на общее количество собранных фразеологизмов в двух языках, а также на число выражений, отнесенных к ядерной части концепта (об этом см. ниже) в каждом из сопоставляемых языков.
Сопоставление разных языковых картин мира
Рассмотрение материала показывает также, что в основе ряда как русских, так и вьетнамских фразеологизмов, обозначающих поведение коварного человека лежит тайный замысел вредить кому-л. В русских выражениях, для передачи данной идеи используются, в первую очередь, глаголы с приставкой под-, обозначающей: «8. совершение действия тайком, скрытно» [MAC, т.З, 172] (ср. подглядеть, подкрасться, подслушать и т.п.): подводить / подвести (подкладыватъ / подложить) мину под кого, подложить свинью кому, давать / дать (подставлять / подставить) подножку кому, подставлять /подставить ногу (ножку) кому.
В качестве символов неприятностей выступает в первых оборотах связанные с военной сферой реалии, в частности мина - «1. Снаряд со взрывчатым веществом, устанавливаемый на поверхности или в глубиен (земли, воды); 3. Устар. Подземный ход, подкоп под неприятельские укрепления, сооружения с целью их взрыва». А свинья во втором обороте, помимо ассоциаций о нечистоплотности, неопрятности, грубости, неблагодарности, низости (которые обозначаемое данным словом животное вызывает в сознании русских людей и которые, безусловно, служат связыванию скрытного действия «подложить свинью» с чем-то плохим, предосудительным), по некоторым источникам означает «строй клином, кабаном, кабаньей головой для пролома рядов, для нападения». В 1242 г. немецкие рыцари вклинились «свиньей» в расположение русских войск на Чудском озере, но попали в «русские клещи» - особое контррасположение войск Александра Невского. Происхождение данного фразеологизма объясняется некоторыми исследователями по-другому, в частности, выражение связывается ими с людьми, народами, которые по религиозным соображениям не едят свиного мяса и которым с целью их осквернения могли подложить в пищу это мясо [ИЭС, 519]. Что же касается последних двух фразеологизмов, то они активизируют в сознании представление о тайном ударе по ноге другого человека или подстановке ноги под ноги идущего, бегущего с целью повалить его, сбить его с ног, т.е. принести ему вред.
Теперь посмотрим другие выражения с тождественным значением: рыть (копать) яму кому (фразеологизм восходит к пословице не рой яму другому, сам в нее попадешь), ставить / поставить сети на кого. Здесь нетрудно заметить, что идея коварства передается главным образом через существительное яма, вызывающее ассоциацию с могилой, западней, с тайными, злыми, коварными умыслами и сеть, символизирующая ловушку, западню, интриги (ср. запутаться в собственных сетях - «оказаться жертвой своих собственных происков»).
Скрытное действие с целью повредить другим выражает и вьетнамский фразеологизм: cam chdng chd 16і букв.: вбивать острый кол там, где грязная жижа Идея скрытности, а значит и коварства здесь передается образом места, где невозможно обнаружить что-л., а символ скрытной опасности выступает в лице острых колов, нехитрого типа оружия, способного наносить ранения человеку. Их делают из бамбуковых, деревянных или железных брусов с острым концом и обычно забивают отдельно в каком-л. месте по определенной численности или забивают в деревянную доску и ставят под хорошей маскировкой там, где предполагается, что враги пройдут.
В обороте пет da giuu tay букв.: бросив камень, спрятать руку идея скрытности, коварства проявляется через образ действия спрятать руку, последняя - рука - при этом является инструментом для совершения злого поступка, выражаемого действием «бросить камень». Здесь слово камень выступает в таком своем символьном значении, которое можно обозначить как «инструмент для нанесения вреда, опасность», что, кстати, можно проследить и в русском обороте держать камень за пазухой (ср. также подводные камни (камешки) - «скрытые опасности, препятствия, затруднения»; побивать камнями кого - «усиленно порицать, преследовать или наказывать кого-л.» и т.п.). Русский оборот при этом оказывается связанным с определенным периодом истории России. В частности, по мнению многих исследователей оборот вошел в употребление со времени нашествия польских войск в Москву в 1610 г. Хотя поляки пировали с москвичами, но, скрывая вражду и опасаясь их, они буквально держали за пазухами своих кунтушей (национальной одежды) булыжные камни. Ср. присловье у А. Мацееича: «С московитами дружи, а камень за пазухой держи» ([ИЭС, 243]. Отметим при этом, что оборот держать камень за пазухой обладает близким значением и отдаленным сходством в образном основании с вьетнамским фразеологизмом maidao trong bung букв.: точить нож в животе. И в том, и в другом выражении имеет место как бы образ укромного места и инструмента для нанесения вреда (олицетворяемого камнем и ножом), спрятанного в нем.
Наряду со сказанным, в образном основании некоторых вьетнамских фразеологизмов мы находим прототип, в котором коварное действие -нарочитое уничтожение дороги после себя с целью препятствовать кому-л. в передвижении: qua сій rut van букв.: пройдя мост, вытаскивать доски; qua сйи сЙ nhip букв.: пройдя мост, убирать пролет; qua sdng ddt do букв.: переплыв реку, сжигать лодку. Как нам представляется, образ моста и лодки неслучайно присутствует в приведенных оборотах, ведь для Вьетнама - страны с большим количеством рек эти предметы играют очень важную роль. Они представляют собой единственными средствами для того, чтобы добраться до другого берега реки и поэтому, естественно, уничтожение их кем-л. после того, как он реку перешел, указывает на его злой умысел, коварство.
Интерес вызывает вьетнамский фразеологизм be tay butngay тйт букв.: сломать руки Будде в день полнолуния, который своими корнями восходит к такому обычаю у буддистов, как приносить подношения в пагоду в день полнолуния. На этом фоне злое действие «сломать руки Будде» именно в тот день, когда приносят особенно много подношений и Будде таким образом выпадает нечастая возможность наслаждаться ими в полной мере, и осознается как коварное.
Итак, сделанный анализ показал, что ассоциация коварного человека с представителями животного (в обоих языках со змеей), а также сверхъестественного мира находит отражение как в русских, так во вьетнамских фразеологизмах, хотя конкретная языковая реализация не всегда во всем совпадает. Представление о змее, как коварном существе, при этом получает воплощение в обоих языках. Душа, а также аналогичные ей органы во вьетнамском языке получают развертывание в концепте, однако если в русском языке душа коварного человека получает коварную оценку в связи с особой цветовой характеристикой, то во вьетнамских фразеологизмах - в связи с особой глубиной, необычной содержимостью. Аналогичные душе вьетнамские органы также ставятся в резком контрасте с внешним обликом, внешним проявлением человека.
Концепт «коварный» / «nhamhiem»
В роли таких реалий выступают головка маринованного лука (которая сама собой маленькая) и рыбный соус, представляющий собой простую в приготовлении крайне популярную приправу из некоторых видов морской рыбы, служащую для придачи пище соленого вкуса (связывание отмеченных реалий вьетнамким языковым сознанием с мелочностью представлено, например, во фразеологизме dua ей тат тиді букв.: соленые (маринованные) овощи, ка (вид овощей, которые обычно маринуют), рыбный соус, соль, в знач.: «мелкие, пустячные вещи в ежедневной бытовой жизни»). В последних двух выражениях dem phut dong оап букв.: считать святых в храме, чтобы делать оан (пирог из клейкого риса или бобовой муки, предназначающийся для ритуальных целей); nhin ngtfdidat сб букв.: считать гостей, чтобы заказывать еду, рассматриваемая нами идея чрезвычайной бережливости и крайней расчетливости вытекает из неуместности самого действия «считать». Ведь, в данных фразеологизмах зафиксированы ситуации, когда расчетливость принимается у вьетнамцев как неуместная, что особенно ярко проявляется в первом фразеологизме. Здесь мы имеем дело с обычаем, когда в праздники, в начале и середине каждого месяца по лунному календарю, во Вьетнаме принято ходить с подношениями для поклонения в пагоды. Это считается священным, «духовным» делом, в котором нет места всякому расчету, и поэтому тот, кто и в этом случае бывает расчетлив в приготовлении подношений, считается в народе скупым.
Ко второй группе фразеологизмов, использующихся для обозначения скупости, крайней бережливости относится ряд оборотов, которые базируются на отказе себе в удобствах, ведении крайне сурового, «страшного» образа жизни (порой при наличии материальной возможности, и даже далеко не скромной): сйт vang chiu doi букв.: голодать, держа (имея) золото; an chao dS gao cho ray букв.: (сам) ест кашу, а рис дает взаймы; an тат mut doi (mut tay) букв.: есть соленую рыбу, сосать букашку (сосать палец). В выражении an chao di gao cho vay букв.: (сам) ест кашу, а рис дает взаймы, семантика фразеологизма вытекает из смысла компонента «каша», символизирующая здесь самую простую еду (о других смыслах этого блюда во вьетнамской культуре см. в концепте «неблагодарный» на стр. 203), как правило, приготовленную из риса, ее едят обычно тогда, когда риса не хватает для приготовления «corn» - отварного, не кашеобразного, а сухого риса, известного как основного блюда в еде вьетнамцев. Таким образом, потребление каши при отдаче взаймы риса принимается как чрезмерная скупость при стремлении к разбогатению. Оборот an mam mut doi букв.: есть соленую рыбу, сосать букашек также тесно связан с обиходом вьетнамского народа и требует некоторого комментария. Doi - это букашка, которая обычно появляется в тат (т.е. соленой рыбе или креветках, оставленных на долгое время, пока не перебродят и будут готовыми к употреблению), когда при приготовлении не добавляют много соли. Mum является одним из дешевых блюд бедных людей (ср. ей chua тат man букв.: кислые (соленые) ка (вид овощей), соленая рыба, креветки, в знач.: «1. Дешевая пища простого народа; 2. Питаться плохо, экономно» [2, 109]), когда его едят, букашек (если они есть) выбрасывают, а тот, кто не «щадит» даже и букашек, не чувствует отвращения к ним, конечно же проявляет чрезмерную, до гнусности, подлости скаредность. Оборот, скорее всего, построен на гиперболе.
Еще одна возможность передачи идеи избегания расходов организуется стремлением к жизни за чужой счет, к употреблению только того, что можно получить бесплатно обнаруживается в следующих вьетнамских фразеологизмах, которые собственно и составляют третью группу оборотов со значением чрезмерной бережливости: dong cira di an тауЪукъ.: закрыть дом (и) пойти просить милостыню; rtfou cheo, chao thf, nghe hatnhdбукв.: водка, сданная деревне девушкой, вышедшей замуж за неместного, каша, разданная как подаяние, песни, которые у других поют; rWov lang till u6ng, rtfpv mua till dung букв.: если будет казеная водка - выпьет, а если нужно купить водку, то не будет. Особый интерес представляет собой второй оборот, в котором присутствует свойственный вьетнамской деревне старый обычай, состоящий, в том, что девушка, выходившая замуж за неместного должна была сдать деревне водку. Эта водка, наряду с разданной как подаяние каша, представляла собой, таким образом, совершенно бесплатные вещи. Стремление к использованию исключительно только таких вещей, конечно же, создает портрет скупого человека.
Другой смысловой центр, организуюзщий фразеологизмы этого концепта, связан с нежеланием отдавать никому ничего, со стремлением сохранить все только лично для себя: зимой снега (снегу) не выпросишь у кого, прошлогоднего (летошнего) снега (снегу) не выпросишь у кого, огня взаймы не выпросишь у кого, в Крещенье льду не выпросишь у кого, bo bo nhw thin giu cm букв.: упорно (хранит), как хранитель богатств (охраняет богатство); bo bo nhw 6ng ba gitfcfri букв.: упорно (хранить), как хранитель описей земельных владений хранит печать; that chat quai tui букв.: туго связывать ручки сумки.
Как видно из примеров, вьетнамские фразеологизмы для выражения означенного смысла, указывают на чрезмерное упорство в хранении своего имущества от других, выдвигая при этом представления об эталонах надежных, отчаянных хранителей чего-л.: бог-хранитель хранит богатство и хранитель описей земельных владений хранит печать, которая являет собой крайне важной вещью. В русских фразеологизмах для выражения рассматриваемой идеи акцентируется нежелание отдавать какой-л. предмет другим, несмотря на ненужность, неактуальность его для себя или на обильное наличие этих предметов у владельца. Заметим, что в структурном отношении все привиденные обороты представляют собой обобщенно-личные предложения, построенные по структурной модели "что (X) + не + выпросишь у кого".
В качестве X - объекта действия «просить» выступают своего рода «дары природы», реалии, которые не требуют труда для их добычи: снег, лед, огонь. Ярче всего в страноведческом аспекте выступают такие характерные для российского климата и непривычные для тропического климата Вьетнама, природные явления, как снег и лед. Устойчивое представление об обилии снега, характерное для русских отражается в оборотах зимой снега (снегу) не выпросишь и прошлогоднего (летошнего) снега (снегу) не выпросишь. Заметим, что последний оборот получает особую экспрессивность благодаря наличию в его составе слов прошлогодний, летошний (последнее слово в этом выражении связано с существительным лето в старом значении "год". Летошний непосредственно восходит к наречию летось, образованному от существительного лето с помощью указательного местоимения сь - старой краткой формы местоимения сей [ИЭС, 536]), подчеркивающих и такое качество снега как его временность, безвратность вследствие способности к таянию [Т.В. Симашко, 1998, стр. 122]. Нежелание отдавать даже такой дармовой предмет, который не представляет личного состояния, производит впечатление крайней скупости, жадности.
