Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Статус, функции и образная основа паремий в лингвокультурологическом аспекте 16
1. Паремии как объект изучения лингвокультурологии 16
2. Понятие паремии. Виды паремий 19
2.1. Статус паремий в ряду других устойчивых выражений 19
2.2. Разграничение пословиц и мнимопословичных форм 23
2.3. Проблема разграничения пословиц и поговорок 28
3. Характеристика пословиц в аспекте текста 31
4. Феномен обобщенного значения пословиц как ведущий видообразующий признак 38
4.1. Составляющие обобщенного значения пословицы. Ослабление внутренней референции денотатов, репрезентированных в пословицах 38
4.2. Особенности хронотопа текста пословиц 41
4.3. Роль прагматического фактора в выражении обобщенного значения пословиц 55
5. Функционирование паремий в системе языка и культуры 59
5.1. Взаимообусловленность функций языка и культуры. Когнитивная функция языка как культурного феномена 59
5.2. Реализация паремиями этнообразующей функции языка и культуры 63
5.3. Кумулятивная функция культуры и прагматическая функция языка применительно к паремиям 67
5.4. Коммуникативная функция паремий и средства ее реализации 69
5.4.1. Роль паремий в оформлении речевого акта 69
5.4.2. Средства художественной выразительности паремий 72
5.4.3. Роль юмора в обеспечении коммуникативной востребованности паремий 84
Глава II. Особенности структуры и семантики паремии в лингвокультурологическом аспекте 94
1. Проблемы описания русской паремии в структурном плане. Вариантность как конститутивное формальное свойство паремий 94
1.1. Общелингвистический аспект рассмотрения вариантности паремий. Основные факторы, обусловливающие паремическую вариантность 94
1.2. Проблема разграничения паремическои вариантности и синонимии. Разграничение собственно фразеологической и паремическои вариантности 98
1.3. Проблема классификации паремических вариантов 101
1.4. Проблема определения доминанты смешанной вариантной парадигмы паремий 116
1.5. Семантическая вариантность паремий 122
1.6. Концептуальная значимость в семантической вариантности паремий 126
2. Уровневая организация семантической структуры русской паремии 130
3. Денотативный аспект семантического анализа русской паремии 133
3.1. Денотативный план русской паремии 133
3.2. Методика денотативного анализа семантики паремий 136
3.3. Денотативный анализ паремий тематической группы «судьба» 138
4. Концептуальный аспект анализа семантики русской паремии 145
4.1. Роль когнитивного уровня семантики в формировании обобщенного значения пословицы 145
4.2. Методика концептуального анализа текста пословицы 151
4.3.Концептуальный анализ пословиц 154
5. О системном подходе к анализу уровневой семантики паремии 163
Заключение 166
Приложение 170
Список использованной литературы 170
Список использованных словарей 189
Список использованных источников и их условных обозначений 189
- Феномен обобщенного значения пословиц как ведущий видообразующий признак
- Функционирование паремий в системе языка и культуры
- Уровневая организация семантической структуры русской паремии
- Денотативный аспект семантического анализа русской паремии
Введение к работе
Русские паремии (пословицы и поговорки) не являются новым для лингвистики объектом исследования, они изучаются в различных аспектах. Разно-аспектность изучения паремиологического фонда русского языка связана прежде всего с тем, что паремия является не только сложной знаковой единицей, но и своеобразным фольклорным произведением. Поэтому паремия имеет как собственно лингвистический, так и общефилологические аспекты рассмотрения.
Лингвистический (структурный) аспект анализа паремий затрагивает ряд проблем, касающихся статуса и разграничения видов паремий, специфики парадигматический отношений на паремическом уровне лексико-фразеологической системы. В структурном аспекте наиболее полно паремии рассматриваются в трудах З.К. Тарланова (1977, 1979, 1988, 1998 г.) и В.П. Жукова (1986, 2000 г.). Основное внимание ученые уделяют разграничению пословиц и поговорок, описанию синтаксической структуры паремий, проблемам вариантности и фра-зообразования. Отдельно следует выделить исследование проблемы разграничения афоризмов, к которым относятся паремии, и фразеологизмов. Данный вопрос рассматривается в трудах В.П. Жукова (2000 г.), В.М. Мокиенко (1999 г.), Е.Н. Верещагина и В.Г. Костомарова (1983 г.), З.К. Тарланова (1999 г.).
К общефилологическим аспектам анализа паремий относятся исследования пословиц и поговорок в рамках литературоведения и лингвофольклористи-ки с точки зрения параметров поэтики, применимых к паремии как фольклорному тексту. Так, теория литературы рассматривает паремии в качестве одного из малых фольклорных жанров, обогащающих национальную речевую культуру. Лингвофольклористика разрабатывает методы лингвистического описания паремий с учетом совмещения в них свойств языковых единиц и фольклорных текстов. Методика специфического лингвофольклорного описания паремий разрабатывается в трудах А.Т. Хроленко (1974,1979,1992, 2000 г.), Г.Л. Пермякова (1970, 1984, 1988 г.), З.К. Тарланова (1988, 1996, 2000 г.), Н.Н. Ивановой (2002 г.) и др.
Помимо того, в последние годы паремии становятся объектом пристань- ного изучения отдельных направлений антропологической лингвистики и лин-гвокультурологии, в частности, в трудах Ф.Ф. Фархутдиновой (2000, 2002 г.), Л.Б. Савенковой (2000 г.), А.В. Кирилиной (1999 г.), Т.А. Лисицыной (2000 г.), Н.А. Кудриной (1999 г.) и др.
Актуальность темы настоящего исследования обусловлена важностью разработки принципов лингвокультурологического описания структурных и семантических особенностей русских паремий, являющихся важнейшей составной частью национальной языковой картины мира, с учетом таких специфических свойств паремий, как преимущественно устная форма бытования, синтаксическая и семантическая переходность, а также размытость границ между вариантностью и фразообразованием.
Описание русских паремий в лингвокультурологическом аспекте необходимо для более полной представленности в русистике всей системы ЯЗЫКОВЫХ средств (не только слов, но и устойчивых выражений), отражающих ментальные основы национального и языкового мышления. Подобное исследование, на наш взгляд, находится в русле современной научной парадигмы, выдвинувшей на первый план изучение структурного и функционального аспектов языковой системы в соотношении с понятием этнокультурной среды. Глубокие исследования по данной проблеме принадлежат таким ученым, как Н.Ф. Алефиренко (2001 г.), Ю.Д. Апресян (1993, 1995 г.), Н.Н. Болдырев (1999 г.), В.И. Карасик (1996 г.), Ю.Н. Караулов (1987 г.), Е.С. Кубрякова (1991, 1994, 1996, 1997, 2000 г.), Г.Г. Молчанова (1998 г.), СЕ. Никитина (1995, 1998 г.), З.Д. Попова (1996 г.), Е.В. Рахилина (2000 г.), Г.Г. Слышкин (2000 г.), Ю.С. Степанов (1997 г.), И.А. Стернин (1997 г.), З.К. Тарланов (1993 г.), В.Н. Телия (1988, 1996, 1999 г.) и др.
Помимо того, исследование русских паремий имеет и конкретно-практическое приложение в плане создания методологической базы для лингво-страноведческого направления антропологической лингвистики, занимающегося проблемами обучения русскому языку как иностранному [Маккена 1996:78].
Последнее десятилетие в лингвистике активно рассматриваются проблемы изучения языковой картины мира - специфического лингво-ментального фе-
6 номена (труды Н.Д. Арутюновой (1999 г.), В.Н. Телии (1998 г.), Е.С. Яковлевой (1995 г.) и др.).
Выбор темы обусловлен также и недостаточной разработкой методики лингвокультурологического описания паремий, особенно в плане анализа концептуального аспекта обобщенного значения пословиц. Выбирая направление исследования, мы, несомненно, учитывали и фольклорную природу материала, опираясь на исследования ведущих лингвофольклористов (Хроленко А.Т., Тар-ланов З.К., Пермяков Г.Л.), хотя и не ставили перед собой задач описания паремии как фольклорного жанра и определения ее роли в формировании фольклорной картины мира.
В исследовании мы стремились найти более конкретизированное понимание паремии, статус которой в современной лингвистике недостаточно определен. Неопределенность эта вызвана, во-первых, неразрешенностью проблемы разграничения фразеологизмов и паремий, во-вторых, отсутствием четких и однозначных критериев разграничения в синтаксическом и семантическом плане пословиц, поговорок и других, смежных с ними, речевых произведений.
Объект диссертационного исследования - структура и семантика русских паремий.
Предмет исследования - специфические структурные и семантические свойства русских паремий, позволяющие рассматривать их в качестве источника концептуально значимой культурной информации, транслируемой языком.
Цель исследования заключается в комплексном описании структурных и семантических особенностей паремий как носителей социокультурной информации и в описании специфики реализации концептов в семантической структуре паремий (прежде всего пословиц).
Поставленная цель определила следующий круг задач:
Уточнение понятий «паремия», «пословица», «поговорка»; разграничение паремий и сходных с ними по структуре выражений.
Выборка материала, адекватно отражающего весь корпус паремий русского языка, зафиксированных в многочисленных источниках.
Определение принципов лингвокулыурологического описания русских пословиц и поговорок.
Обнаружение и описание особенностей структурной организации паремий, выявление их конститутивных свойств, обеспечивающих выполнение коммуникативно-языковых и социокультурных функций;
Уточнение и характеристика семантических особенностей паремий, позволяющих рассматривать пословицы и поговорки как неотъемлемую составную часть языковой картины мира.
Проведение системно-уровневого анализа семантической структуры паремий;
Разработка методики денотативного и концептуального анализа паремий;
Определение семантико-конструктивных возможностей паремий в репрезентации национальной концептосферы.
Методы и приемы исследования. Цель, задачи и специфика описываемого материала определили выбор принципов и методов исследования.
Методологической базой описания является концепция взаимообусловленности языка и мышления (А.А. Потебня, Н.Д. Арутюнова, Е.С. Кубрякова и др.) и концепция признания языка важнейшим средством аккумуляции, ретрансляции и знакового воплощения культуры (В. Гумбольдт, В.Н. Телия, Ю.С. Степанов и др.). В основе отбора частных методов и приемов лежат следующие принципы исследования:
Понимание языковой системы как результата специфической культурной, интеллектуальной творческой деятельности человека по организации своей среды обитания.
Понимание языковой системы как подвижного, саморегулирующегося механизма самопознания человека и отражения действительности.
Учет системности проявлений ментальное в языке, определяющей те или иные особенности вербализации концептов в языковой системе.
Понимание паремиологического фонда русского языка как зоны суперпереходности, обладающей рядом парадигматических, синтагматических и прагматических особенностей.
Учет природы паремий как сложных текстовых знаков.
Широкое понимание вариантности как способа функционирования прецедентных текстов в системе языка и культуры.
Понимание семантической структуры пословицы как многоуровневого образования с ярко выраженными диффузными свойствами.
С учетом данных принципов использовались следующие методы исследования: теоретический анализ лингвистической, лингвокультурологической, психолингвистической и философской литературы; описательный метод, позволивший передать ряд специфических особенностей паремий, являющихся носителями культурной информации; элементы сравнительно-сопоставительного метода, применение которых способствовало выявлению специфических формальных и семантических особенностей пословиц и поговорок; дистрибутивный анализ при определении степени внутренней референции денотатов, вербализованных в тексте паремий; семантическая идентификация при определении обобщенного значения пословиц; элементы компонентного анализа для описания системно-уровневой структуры обобщенного значения пословицы; метод интроспекции для более точного и дифференцированного толкования значения паремий; денотативный и концептуальный анализы, в значительной мере разработанные автором, для выявления социокультурной информации на различных уровнях семантики пословиц.
Перечисленные методы исследования обеспечивались следующими приемами: картографирование материала (сплошная и избирательная выборка из разновременных источников); разноаспектная систематизация материала согласно целям и задачам исследования; описание и сопоставление формы и семантики паремий; классификация ряда структурных и семантических особенностей пословиц и поговорок.
Источники и материал исследования. Материал исследования отбирался нами из ряда паремиологических сборников, составленных начиная с конца XVII - начала XVIII века (начальный этап систематического собирания русских паремий) и до сегодняшних дней. Как старинные, так и современные сборники представляют для нас чрезвычайный интерес, поскольку именно при максимально полном их рассмотрении можно создать относительно верную диахрон-ную основу для нашего исследования. (Список источников см. в Приложении, 3-й раздел).
К числу старейших сборников, изученных нами, относятся, во-первых, «Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII - XIX столетий», собранных и подготовленных к печати Павлом Симони (опубликованы в 1899 году). Сборник «Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII - XX вв.», включающий в себя коллекции паремий, собранных И.В. Паусом, В.Н. Татищевым, А.И. Богдановым, Н.А. Добролюбовым, Сборник пословиц бывшей Петровской галереи и др.
Ценность данных источников заключается в их надежной паспортизации (известно, кто, когда и где собирал эти пословицы и поговорки), в отражении репертуара паремий различных регионов (в том числе Нижегородской и Олонецкой губерний, Красноярского края), а также в том, что «лишь за небольшим исключением все эти пословицы действительно записаны, т.е. взяты из живого употребления, а не извлечены из книг или рукописей и не сочинены собирателями» [Путилов 1961:14].
Еще одним важнейшим источником паремий для наших исследований стал сборник «Русские народные пословицы и притчи», составленный И.М. Снегиревым и впервые изданный в 1848 году. Ценность данного сборника заключается в скрупулезном отражении собирателем источников высказываний, представленных в сборнике, благодаря чему у исследователя имеется возможность не только отделить афоризмы книжного происхождения от собственно народных, но и проследить связь высказываний с прецедентными текстами (в основном библейскими), их породившими.
Незаменимым источником для лингвистического описания русских паремий является сборник «Пословицы русского народа» В.И. Даля, впервые изданный в 1862 году. Ценность данного сборника заключается, прежде всего, в «достоверности» материала, донесенного собирателем до читателя в «чистом», неотредактированном виде, а также в том, что в сборник вошли не только пословицы и поговорки, но и другие, не всеми собирателями паремий выделяемые, виды народных изречений, создающие яркий этнокультурный фон для восприятия отдельных высказываний, такие, как приметы, присловья, скороговорки, прибаутки и т.д.
Вообще состав паремий в старых сборниках достаточно разнороден, стилистически «не приглажен», четких границ между их разновидностями, как правило, не проводится, но в этом есть и их своеобразное преимущество для исследования, поскольку подобная подача материала позволяет увидеть все структурное разнообразие высказываний со сходной тематикой.
Сборники паремий периода XIX - XX веков, используемые в нашей работе, отличаются от более ранних, в первую очередь тем, что при подборе материала их составители ориентируются не только на живую народную речь, но и на более ранние фиксации, взятые из старых источников. Оттого в них наряду с частотными высказываниями собственно народного характера встречаются изречения, которые «никогда в народе не жили и за пределы книг или обихода узкой группы людей не выходили» [Путилов 1961:13].
В более поздние сборники собиратели, ориентируясь на синтаксические и орфографические нормы русского языка, зачастую включали пословицы из старых источников, видоизменяя их сообразно действующей норме, что создает иллюзию вариантности того или иного высказывания и затрудняет работу исследователя паремий.
Основными принципами подачи материала в сборниках XX века остаются алфавитный и тематический. Причем, алфавитный принцип расположения паремий, как правило, весьма гармонично соседствует с тематическим принципом, что отражено в сборниках А.Н. Мартыновой, В.П. Фелицыной и Ю.Е. Про-
11 хорова. Алфавитный принцип в чистом виде представлен в сборниках В.П. Аникина, В.П. Жукова. Тематический принцип является ведущим в сборниках М.А. Рыбниковой, В.И. Зимина и А.С. Спирина, В. Бойко.
В числе современных паремиологических сборников следует выделить и словари, основной целью которых является не столько более или менее полное отражение паремиологического фонда русского языка, сколько толкование смысла пословиц и поговорок с соответствующими пояснениями лингвострано-ведческого и этнокультурного свойства. Это, прежде всего, «Словарь русских пословиц и поговорок» В.П. Жукова (впервые издан в 1966 году), содержащий около 1200 русских пословиц и поговорок с толкованием их значений, описанием ситуаций употребления, с примерами из художественной литературы; лин-гвострановедческий словарь «Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения» В.П. Фелицыной и Ю.Е. Прохорова, изданный в 1979 году и содержащий около 450 наиболее употребительных высказываний, сопровождающихся толкованиями значений и комментариями с точки зрения отражения ими русской истории, литературы и культуры с указаниями на типичные ситуации употребления.
Большой интерес для исследователя русских паремий представляет также объяснительный словарь «Пословицы и поговорки русского народа», составленный В.И. Зиминым и А.С. Спириным (издан в 1996 году) и содержащий около 40000 паремий, собранных лично авторами и потому достаточно объективно отражающих современное состояние паремиологического фонда русского языка. Словарь написан в виде рассказа-объяснения, что потребовало от авторов достаточно подробного и четкого тематического дробления материала по разделам.
В общей сложности нами изучено более 30 000 выражений, помещенных в 26 сборниках и словарях. Но для исследования было взято не более 6000, поскольку в сборниках, отражающих более ранние периоды языка, в том числе его долитературный период, много выражений, не соответствующих нашему пониманию паремии. Часть из них имеет недостаточно четкую структуру, лишенную к тому же образной основы. Возможно, в первоначальном своем контексте они играли какую-то важную стилеобразующую функцию, которая впоследствии была утрачена.
Следует учесть и тот факт, что если даже на сегодняшний день нет однозначных критериев разграничения пословиц, поговорок, крылатых выражений, образных афоризмов и т.п., то во времена первых собирателей и исследователей паремий тем более их не существовало. Далеко не все авторы первых сборников при фиксации паремий преследовали сугубо лингвистические цели, записывая, как правило, то, что сочли интересным. Тем не менее, эти записи представляют собой исключительную ценность для историков языка, для исследователей динамики паремиологического состава русского языка и т. п. Что же касается нашего исследования, то, учитывая его проблематику и задачи, отбор материала проводился нами с учетом следующих моментов:
Важно, чтобы выражение повторялось в сборниках с записями разного периода, поскольку это свидетельствует в пользу устойчивости и живучести паремии.
Мы считали необходимым учитывать также случаи «выравнивания» формы паремии - постепенное приобретение ею четкой афористичной формы.
Мы старались отбирать истинно народные выражения, записанные собирателями в живой народной речи (насколько это позволила сделать наша интуиция) и не включать в свою картотеку авторских выражений и изречений.
В текст диссертации вошли в основном паремии из тех источников, достоверность комментариев к которым на сегодняшний день вызывает у лингвистов наибольшее доверие. Отдельные частотные общеизвестные выражения, не паспортизированные в тексте диссертации, привлекались нами из современной живой речи, даже если они в таком виде нам не встретились в вышеназванных разновременных сборниках.
При цитировании паремий мы не изменяли орфографию и пунктуацию, предлагаемую составителями сборников, изменяя лишь устаревшую графику (сборники И.М. Снегирева и Павла Симони).
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые представлено комплексное лингвокультурологическое описание структуры и семантики русской паремии с реализацией принципов системности и социальной обусловленности языка; определены базовые принципы лингвокультуроло-гического исследования паремий; показана специфика организации смысловой структуры пословицы, отличающая ее от других паремических фигур; дано научное обоснование механизма образования обобщенного значения пословицы как семантического феномена, что расширяет представление о формировании у высказывания свойств прецедентного текста; сформулировано понятие внутренней референции высказывания; предложены методики системно-уровневого, денотативного и концептуального анализов обобщенного значения пословицы.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что сформулированы специфические структурные и семантические свойства паремии, благодаря которым она является надежным источником культурологической информации (в соотношении со временем активного функционирования в языке). Полученные данные о функционировании паремий в системе культуры расширяют представления о сопряженности систем языка и культуры и раскрывают специфику культурно значимых единиц языка как сложных знаковых образований. Описание вариантности паремий, включающее в себя методику определения доминанты вариантной парадигмы, расширяет представление о специфике парадигматических отношений, в которые вступают пословицы и поговорки в системе языка. Разработанная методика системно-уровневого анализа семантики паремий и анализ паремий с ее использованием обеспечивают представление о степени глубины и комбинаторности семантики языковых единиц, а предложенная в работе методика концептуального анализа текста паремий учитывает системность языка и позволяет обнаружить специфику вербализации концептов посредством паремий. Наконец, выявлены факторы, влияющие на ослабление внутренней референции паремий, что расширяет представление об антропоцентричных, временных и пространственных категориях, применительно к описанию языковой картины мира.
Практическая значимость исследования заключается в выявлении особенностей смысловой структуры пословиц и поговорок, которые могут быть использованы в фразеографии для преодоления трудностей толкования содержательного смысла паремий, особенно в формулировке обобщенной семантики пословиц с учетом их социокультурных и прагматических значимостей, а также могут помочь в раскрытии стилистических возможностей паремий в соответствующих лингвистических словарях и справочниках.
Применение результатов исследования возможно в практике преподавания русского языка в высших и средних учебных заведениях: в систематическом курсе «Современный русский язык», в историко-лингвистических дисциплинах (особенно в «Истории русского литературного языка), при анализе тестов русской литературы, а также в спецкурсах, спецсеминарах и в процессе написания дипломных и курсовых работ студентов.
На защиту выносятся следующие положения:
Русские паремии, характеризующиеся естественностью фольклорного происхождения, устойчивостью, воспроизводимостью в речи, являются языковым средством выражения наивной картины мира и средством реализации как функций культуры (трансляционной, семиотической), так и функций языка (коммуникативной, когнитивной, этнообразующей, кумулятивной и прагматической).
Художественная выразительность и лаконичность формы, сочетающиеся с юмором и сюжетной парадоксальностью, соответствуют ментальным предпочтениям русского народа и обеспечивают паремиям их высокую коммуникативную востребованность.
Конститутивным свойством паремий является вариантность, обусловленная внешними факторами (временное, социальное и территориальное варьирование), собственно языковыми (обновление лексического состава) и коммуникативными (обилие позиций в оценке ситуаций и фокусов наблюдения, приспособление к потребностям дискурса и т.п.).
Единство вариантной парадигмы обусловлено наличием инвариантной логической пропозиции в сочетании с устойчивой синтаксической моделью паремии и единством ключевых слов.
Инвариантное обобщенное значение пословицы формируется в направлении от референции к денотации и от денотации к концептуализации внеязы-кового содержания.
Семантическая структура паремии имеет системно-уровневую организацию. Анализ ее семантики должен носить системно-многоуровневый характер по причине превалирования прагматического компонента, проявляющегося на всех уровнях семантики, и с учетом специфики цельного обобщенного значения пословицы.
Паремия является одним из средств вербализации концептов, поэтому концептуальный анализ когнитивного компонента ее семантики должен проводиться в рамках системного подхода и на фоне других средств репрезентации концепта.
8. Пословица имеет поликонцептуальную семантическую структуру, соотносимую с рядом концептов, входящих в один ментально-понятийный ряд.
Апробация материалов исследования проходила на кафедре русского языка Белгородского государственного университета, на Межвузовской (Елец, г.) и Всероссийских (Тула, 2000 г.; Брянск, 2000 г.) конференциях, на Международных научных конференциях (Белгород, 1999 г.; Тамбов, 2001 г.; Тула, г.), на Международном научном симпозиуме (Великий Новгород, 2001 г.) и на Международной школе-семинаре по когнитивной лингвистике (Тамбов, 2002). По теме исследования опубликовано 10 работ.
Структура работы: диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и Приложения, состоящего из Списка использованной литературы (207 источников), Списка словарей (11 словарей), Списка использованных сборников паремий (26 сборников) и их условных обозначений.
Феномен обобщенного значения пословиц как ведущий видообразующий признак
Обобщенное значение пословицы как семантический феномен, обеспечивающий ей вхождение в самые разнородные дискурсы, формируется, на наш взгляд, не столько за счет переноса значения отдельных лексических компонентов, сколько за счет утраты текстом пословицы в целом изначальной референции, то есть отнесенности актуализированных в речи номинаций к объектам действительности. Референция - это основополагающая функция языкового значения, поскольку в значение включаются «не все, а только те признаки, которые позволяют нам «опознать» обозначаемый предмет» [Новиков 1982:39] или индивидуализировать его, отделив от однотипных предметов. Говоря о степени референции денотатов, отраженных в лексике пословиц, мы рассматриваем референцию не на уровне дискурса, а лишь на уровне текста паремий. В связи с этим нам кажется целесообразным разграничение «внутренней» (внутритекстовой) референции и «внешней» (дискурсивной) референции (говорить о последней мы вправе лишь относительно конкретных контекстуальных употреблений паремий). Анализируя степень референции денотатов, отраженных в паремиях, мы рассматриваем только «внутреннюю» референцию как специфическую способность денотатов актуализировать в составе прецедентного высказывания или текста определенный набор дифференциальных сем своих номинаций.
Ослабление референции денотатов по-разному протекает у пословиц, являющихся прецедентными текстами, и поговорок, относящихся к прецедентным высказываниям. Воспринимая значение пословицы, мы имеем дело не с понятиями, стоящими за их лексическими элементами, а лишь с определенным и весьма ограниченным набором признаков данных понятий, актуальных для дискурса. Референт значения (актуальный денотат) относится к способности слова указывать непосредственно на объекты и явления мира дискурса [Кобозева 2000:85-86]. Специальные средства, функционирующие в тексте, определяют степень референции как денотативной актуализации. Проанализировав ряд особенностей хронотопа пословицы, мы отмечаем, что содержание средств референции (имена собственные, местоимения, прилагательные и т.д.) в пословицах предельно низко, и даже те средства, которые используются, не выполняют актуализирующей функции. Например: Соломенный мир лучше железной драки [А:291], Сытой мышке и сало не вкусно [А:297], Дареному коню в зубы не смотрят [А:72], Дурную траву из поля вон [Ж:346], Обреченная скотина на дворе не животина [Ж:232], Старую собаку не батькой звать [Ж:316],
У голодной куме хлеб на уме [Ж:330], Чужое добро впрок нейдет [Ж:364]. В перечисленных пословицах прилагательные выполняют референтную функцию не для высказывания в целом, а для того словосочетания, с помощью которого собственно и номинирован денотат: соломенный мир, сытая мышка, дареный конь, дурная трава, обреченная скотина, старая собака, голодная кума, чужое добро. Во всех вышеприведенных пословицах отсутствует индивидуализация предметов. Помимо того, в пословицах наблюдается большое количество оценочных слов с низкой референцией: Молодец красив, да на душу крив [А: 182], Лентяя хлебом не корми, только с печи не гони [А: 161], Доброму добрая и слава [Б:77], Дураков не сеют, не орут, самиродятся [Б:78], Дура спит, а счастье у нее в головах стоит [Ж: 110], Горбатого могила исправит [Ж:89], а также предикатов, у которых референция и вовсе отсутствует: Господь не выдаст, свинья не съест [Ж:46], Едешь на день, бери хлеба на неделю [Ж:113], К обедне ходят по звону, а к обеду по зову [Ж: 136], Друг за друга держаться - ничего не бояться [А:85], На колокол глядя, звонить не научишься [А: 193], Соломиной не подопрешь хоромины [А:291], Слово держать, не по ветерью бежать "Д2:130], Не поклоняясь до земли и гриба не подымешь [Д2:191], Надувшись на пиво, не выпьешь, а на людей глядя, не вырастешь [Д2:167]. Благодаря ослабленной референции вербализованных денотатов пословицы успешно входят в различные дискурсы. При отдельном же (вне контекста) рассмотрении пословицы ее значение вполне мотивировано образной структурой, в отличие от поговорки, не выражающей умозаключения и нуждающейся в контексте, который восстановил бы внутреннюю референцию денотатов. Например, поговорки Наша палата весельем богата, Наша квашня не подъемчева, Наша радость без плача не бывает, Наши родители за вашими не гонители, Наши щи не бранятся [Б:99], Нашего горя и топоры не секут [Ж: 197], Нашего полку прибыло [Ж:198], Ета карета не по нашей езде, Ета кума не без ума, Etna ворона - нам не оборона [Б:79]. Данные высказывания приобретают смысл при их соотнесении с конкретной ситуацией. Сами же по себе они конкретного смысла не выражают, поскольку, несмотря на употребленные в поговорках указательные и притяжательные местоимения - ета карета, наша палата и т.п. - не раскрывают «подтекстовой», образно выраженной сущности денотатов. Потенциальная способность ряда слов конкретизировать денотат при оформлении высказывания не позволяет полностью понять причину ослабления денотативной референции, тем более что пословица вовсе не строится по типу нереферентного высказывания «ни о чем» и «ни о ком». Вне сомнения, изначальная референция денотатов для пословицы обязательна, поскольку образный план требует достаточно «четких» и «ярких» образов, отношения между которыми могут быть показательны в качестве иллюстрации жизненного явления. Даже при ослаблении внутренней референции высказывания, мы можем восстановить первоначальную денотативную актуализацию, формирующую «буквальный» (собственно денотативный) план пословицы, и внутренняя форма высказывания остается четкой. Например: Какова псу кормля, такова от него и ловля [Т:54], Не тогда искать стрел, когда неприятель пришел, Неудержался за гриву, за хвост неудержаться [Т:59], Упрямая овца - волку корысть [Т:63]. Исходя из выше сказанного, мы отмечаем в пословицах не отсутствие актуализации денотатов вообще, а ослабление денотативной референции, действующее в качестве механизма формирования обобщенного значения.
Функционирование паремий в системе языка и культуры
Способность паремий к реализации функций языка и культуры, основана на определенной сопряженности двух систем - культуры и языка. Функции культуры, как и функции языка, рассматриваются в их иерархических отношениях. В качестве ведущей функции культуры как системы чаще всего признается гуманистическая, или человекотворческая, функция, поскольку культура как продукт и способ человеческой деятельности определяет антропологизм как таковой и устанавливает специфическую среду обитания человека. Культурология как «интегративная наука» [Мостова 1997:5], обнаруживает тесную связь
Остальные функции культуры достаточно последовательно выделяются культурологами в трех основных направлениях: адаптивном, регулятивном и познавательном [Скворцова 1999:165] и включают в себя субстанциальную функцию, обеспечивающую выживание общности; адаптивную функцию; регулятивную (нормативно-регулятивную); семиотическую (символически-знаковую); аксиологическую; гносеологическую; трансляционную и коммуникативную функции. Помимо того, выделяются более частные функции культуры, например такие, как компенсаторная функция, основное назначение которой - «разрядка эмоционального и физического напряжения» [Велик 1998:72].
Следует отметить, что наличие у систем языка и культуры частично совпадающих функций не всегда демонстрирует взаимообусловленность двух систем. Так, коммуникативная функция, являющаяся определяющей для языка, для культуры носит более частный характер, обеспечивая общение и передачу информации в процессе межкультурной коммуникации. Аксиологическая же функция более значима для культуры, нежели для языка, так как способствует формированию и сохранению системы ценностей, актуальной для этнокультурной общности, определяя основы духовной культуры этноса. Аксиологическая же функция лингвистических единиц рассматривается в основном применительно к культурно значимому компоненту семантики.
Поэтому, на наш взгляд, более правомерно говорить о совпадении функциональных систем языка и культуры относительно тех функций, которые, являясь существенными для языка, наиболее часто выделяются в культурологическом аспекте [Левяш 1998:32]. Это гносеологическая, или когнитивная, функция языка как мыслительного феномена и ее мировоззренческий аспект, определяющий механизмы самопознания и способствующий моделированию образа мира как «определенной реакции человека на окружающий мир» [Петрухинцев 2001:15]; этнообразующая, кумулятивная и прагматическая функции, воплощающие способность языка к социальному моделированию, наконец, коммуникативная функция языка, сопряженная с рядом функций культуры (прежде всего с трансляционной и семиотической).
Когнитивная функция является одной из важнейших и для языка, и для культуры. Данная функция рассматривает язык не только как культурный, но и как мыслительный феномен. Язык - это не только средство описания, форма существования и хранения элементов культуры, но и гносеологическая система, способствующая расширению сферы человеческой культуры. А.А. Леонтьев призывает различать собственно гносеологическую функцию языка, заключающуюся в том, что «язык выступает как орудие познания», благодаря чему мы можем черпать новые сведения об окружающей действительности, «производя лишь теоретическую деятельность», и «национально-культурную функцию» как функцию овладения общественно-историческим опытом человечества» [Леонтьев 1969:33-34].
Культурная маркированность знания, запечатленного в паремиях, базируется на том, что они, выражая представления народа о жизненных закономерностях, отражают те «правила, нормы и стереотипы мышления», в которых «закодирована определенная культура» [Алефиренко 2002:7]. Выступая «как символ по отношению к обозначаемой им внеязыковои действительности, как симптом по отношению к говорящему, как сигнал по отношению к адресату речи» [Арутюнова 1998:610], язык создает почву для когнитивного освоения мира.
Одной из неотъемлемых языковых функций, рассматриваемых современной антропологической лингвистикой является способность языковых средств к формированию национальной картины мира как специфической внутриязыковой реальности, функционирующей как в индивидуальном, так и в массовом сознании, выражая тем самым мировоззрение не только как индивидуальный, но и как массовый феномен. Образ мира, который складывается из самоощущения, пространства и времени [Петрухинцев 2001:15], вполне соотносим с языковой картиной мира как лингвоментальным феноменом, связанным с материализацией на языковом уровне концептуальных и когнитивных моделей [Новодра-нова 2000:90].
Исследуя наивную языковую картину мира, современная лингвистика отмечает отличие этой картины от научной, но, вместе с тем, как подчеркивает Ю.Д. Апресян, «эти наивные представления отнюдь не примитивны» [Апресян 1995:38-39]. По мнению Ю.Д. Апресяна, исследование наивной картины мира в современной лингвистике идет в двух основных направлениях. «Во-первых, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты, своего рода лингвокультурные изоглоссы и пучки изоглосс», своеобразные «стереотипы» языкового и культурного сознания. А во-вторых, «специфические коннотации неспецифических концептов» [Апресян 1995:38].
Важной для формирования понятия «картины мира», представляется нам теория Ю.Н. Караулова о существовании своеобразного «промежуточного языка», «языка мысли» [Караулов 1987:184-189], элементы которого, на наш взгляд, являются непосредственными составляющими картины мира и говорят о ее системной организации [Караулов 1987:189-203].
Понятие языковой картины мира перекликается с понятием «образа мира» в психолингвистике. А.А. Леонтьев трактует понятие «образа мира» как «ото бражение в психике человека предметного мира, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии» [Леонтьев 1999:268], связывая предельный уровень рефлексии с теоретическим сознанием, «свободным от связанности с реактивным восприятием», при этом язык рассматривается как «система ориентиров», необходимая для деятельности в предметном мире [Леонтьев 1999:269-272].
Интересно преломляется понятие языковой картины мира в свете теории «вертикального контекста», рассматриваемой О.С. Ахмановой и И.В. Гюббенет. Понятия «горизонтального контекста» как лингвистического окружения языковой единицы и «вертикального контекста» как историко-филологического контекста произведения художественного творчества [Ахманова, Гюббенет 1997:47-49] являются важными для понимания источников лингвокультурного влияния на формирование языковой картины мира.
Понятие языковой картины мира также тесно связано с понятием «культурной памяти», рассматриваемым Е.С. Яковлевой. «Слово может «помнить» то, что существенно с точки зрения новых языковых отношений», поскольку «механизмы «памяти» избирательны» и основаны на культурном посредничестве носителей языкового сознания. Е.С. Яковлева подчеркивает, что именно эта «избирательность» и способствует сохранению каких-то существенных с точки зрения носителей языка представлений и понятий - «элементов «картины мира» [Яковлева 1998:71].
Уровневая организация семантической структуры русской паремии
Паремия как многофункциональное высказывание имеет сложно организованную семантическую структуру. Уровневый подход к описанию семантики паремий, на наш взгляд оправдан тем, что многофункциональность паремий ведет к формированию в составе их значений (особенно в составе обобщенного значения паремий) ряда отдельных смыслов и значимостей, связанных с той или иной функцией, реализуемой пословицами и поговорками. Используя понятие уровневой организации семантической структуры паремии, мы отталкиваемся от следующих принципиальных положений;
1. Неоднородность семантической структуры паремий обусловлена избирательностью восприятия отдельных аспектов их значения, вызванной культурно обусловленной полифункциональностью пословиц и поговорок. Например, пословица Мертвый пес зайца не нагонит [Д1:213] реализует когнитивную функцию, вербализуя концепты «смерть» и «судьба». Мировоззренческий аспект когнитивной функции заключается в отражении устойчивых для культуры образов, входящих в национальную языковую картину мира (сравним с пословицами Мертвым соколом утки не затравишь [Д1:212], Мертвая собака не кусается). Этнообразующая функция реализуется в плане выражения речевого и культурного стереотипа, лежащего в основе умозаключения; прагматическая функция пословицы заключается в констатации традиционного для социума отношения к смерти, с одной стороны, и в «воспитательном» потенциале выска зывания, - с другой. Коммуникативная функция реализуется посредством лако-низации высказывания и привлечения олицетворяющей метафоры, выполняющей функцию «очеловечивания».
Соответственно, мы можем выделить в семантической структуре данной пословицы когнитивный и прагматический уровни значения, реализуемые в ряде аспектов, таких, как 1) денотативный (диффузность значения денотатов пес, заяц и нагонит); 2) сигнификативный (понятия «угроза», «бессилие», бесполезность»); 3) концептуальный: семантические особенности реализации концептов, относящихся к когнитивному уровню, и таких аспектов, как 1) ментальный (отражение установки сознания, выраженной в денотативно-сигнификативной соотнесенности: пес - «угроза», заяц - «жертва») и 2) антропоцентрический (олицетворяющая функция метафоры, обеспечивающая эффект антропонимичности явления), относящихся к прагматическому уровню. 2. Необязательность реализации всех аспектов значения различных уровней в каждой паремии. Эта необязательность вытекает из определенности прагматической целеустановки, имеющей в одних паремиях более отчетливо выраженный сакральный аспект значения (например, в пословице Человек церковь созидает, а дьявол свой придел строит [Д1:134]), в других ярче проявляются эмотивныи и оценочный аспекты (например, в поговорках Разобью тебе морду и рыло, да скажу, что так и было, Курица ряба, да перешиблена нога [Д1:141]. 3. Несмотря на ряд формальных различий поговорка, так же, как и пословица, имеет уровневую организацию семантической структуры. Например, рассмотренная нами пословица Мертвый пес зайца не нагонит входит в одну вариантную парадигму не только с пословицей Мертвым соколом утки не затравишь, но и с поговоркой Полно мертвым соколом ворон пугать [Д 1:212], не имеющей принципиальных отличий от данной пословицы в плане организации семантической структуры.
Мы предполагаем, что смысловое пространство русской паремии имеет сложную структуру, в которой, сообразно выполняемым функциям, можно вы делить следующие уровни: когнитивный (выделяются его денотативный, сигнификативный и концептуальный компоненты); прагматический (выделяются его ментальный, эмотивныи, сакральный, оценочный и антропоцентрический компоненты) и стилистический (выделяются компоненты собственно стилистический и коммуникативный, реализующий фатическую, контактоустанавли-вающую и другие функции языка).
Отношения между уровнями семантической структуры паремий перекрестно-иерархические, поскольку прагматический и стилистический уровни значения базируются на когнитивном (смыслообразующем) уровне, и кроме того отдельные аспекты значения, проявляющиеся на этих уровнях, имеют характер взаимообусловленности. Так, ментальный компонент прагматического уровня есть не что иное, как практически реализованное во внутреннем контексте высказывания содержание концептуального компонента когнитивного уровня; эмотивныи компонент прагматического уровня существенно влияет на формирование собственно стилистического компонента; антропоцентрический компонент, проецирующий любую ситуацию на человека с его системой ценностей, тесно связан со всеми компонентами прагматического уровня.
Отмеченные нами уровни неравноценны, поскольку ряд специфических свойств денотатов и сигнификатов лексем, составляющих текст пословицы, указывает на настоящий «диктат» прагматического компонента пословицы, не позволяющий рассматривать тот или иной семантический аспект в отрыве от прагматики высказывания, заключенного в паремии. Помимо того, иерархические отношения между выделяемыми нами уровнями значения не позволяют говорить об обособленном существовании какого-либо из них.
Денотативный аспект семантического анализа русской паремии
Обусловленность значения слова денотатом, определяемая «предметностью мышления» [Кобозева 2000:81], позволяет говорить о предметной соотнесенности высказывания и действительности, его породившей. Пословицы и поговорки - высказывания, чрезвычайно близкие к предметному миру, окружавшему крестьянина, потому они имеют свой относительно устойчивый набор денотатов, в который входят как физические и материальные сущности из ближайшего «хозяйственного» окружения, так и абстрактные сущности, восприятие и оценка которых важны для культурной среды, породившей эти паремии.
Мы рассматриваем денотат как «абстрактную языковую единицу», эквивалентную в семантическом плане «множеству объектов действительности (вещей, свойств, отношений, ситуаций, состояний, процессов, действий и т.д.)» [Булыгина, Крылов 1997:109]. Противопоставленность денотата сигнификату, с одной стороны, и референту, с другой, позволяет нам рассмотреть механизм утраты референции значением пословицы. Разграничение денотата как «объекта реального мира» и сигнификата как «специфической мыслительной сущности» [Степанов Ю.С. 1997:676] дает возможность отделить денотативный аспект семантического анализа от концептуального аспекта. А разграничение референта и денотата, осуществляемое на основе «соотнесенности с конкретным речевым актом» [Булыгина, Крылов 1997:410], позволяет рассмотреть механизм утраты пословицей изначальной денотативной референции.
Важность данного механизма для функционирования обобщенного значения пословицы имеет два полюса. С одной стороны, нас интересует направленность референции на тот или иной признак понятия, отражаемый денотативным компонентом лексемы, поскольку от этого зависит контекстуальная обусловленность семантики слов - компонентов паремии. С другой стороны, нам интересна общая референция высказывания и степень ее зависимости от денотативной референции. В целом рассмотрение механизма ослабления денотативной референции паремий, позволит, на наш взгляд, раскрыть специфику обобщенного значения пословицы и проникнуть в механизм его возникновения.
Базовым для денотативного аспекта семантического анализа пословицы является понятие денотативного пространства языка-мышления как «системы денотатов (обобщенных образов и представлений реалий действительности), противопоставленное понятию сигнификативного пространства языка-мышления как «системы понятий, связанных с теми или иными денотатами, а также отношений (элементарных и комплексных) между денотатами» [Казарин 1999:56].
Понятие пространства языка и его видов глубоко исследовано в работах Е.С. Кубряковой, в частности, в работе «Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы)», где высказывается мысль о разных типах пространств [Кубрякова 1997:6]. Учитывая тот факт, что «денотативное пространство организуется денотативным компонентом лексического значения», при участии «категориально-грамматической семантики» [Бабенко 1999:13], в современной лингвистике рассматривается, как правило, денотативное пространство отдельной части речи.
Но поскольку цели нашего исследования не сводятся к анализу денотативного состава русских паремий, а определяются как предметное рассмотрение степени денотативной референции в тексте паремий, мы не ограничиваем подобным образом предмет нашего исследования. Используя понятие денотативного пространства применительно к паремиологическому фонду, мы можем говорить о некоем денотативном пространстве русских пословиц и поговорок, представленном прежде всего системой обобщенных образов реальной действительности, регулярно воспроизводимых в текстах паремий. Необходимость рассмотрения денотативного пространства русских паремий объясняется и тем, что «текст существует в некотором предметном мире и может быть правильно интерпретирован только в нем» [Шехтман ,2002:51].
Значимость рассмотрения денотативного пространства паремий заключается в том, что паремические единицы способны к воссозданию «круга наиболее важных для народной (преимущественно крестьянской) культуры понятий, составляющих ядро нормативно-ценностной картины мира» [Костин 2001:76]. Потому семантический анализ паремических единиц должен начинаться, на наш взгляд, с анализа денотативного пространства как «предметной» сущности, отраженной в национальной картине мира.
