Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Время как объект философских, лингвистических и лингвокультурологических исследований 15
1. Время как категория философских и лингвистических исследований 15
1.1. Понятие о человеческом времени в философии и лингвистике 15
1.2. Модусы времени и лингвистический аспект изучения времени
1.2.1. Понятие модусов времени в философии 23
1.2.2. Лингвистические аспекты изучения времени 26
2. Языковая картина мира и проблема концептуализации 31
2.1. Из истории понятия «языковая картина мира» 31
2.2. Современные подходы к изучению языковой картины мира 36
2.3. Языковая концептуализация и понятие концепта 46
3. Время и его модели в лингвистических исследованиях различных направлений57
3.1. Соотнесенность времени и пространства 58
3.2. Модели времени 61
3.2.1. Модели времени в свете сравнительно-исторического подхода 62
3.2.2.Модели времени. Лингвокогнитивный подход к грамматике 63
3.2.3.Модели времени. Этнолингвистический подход 64
3.2.4. Модели времени с позиций философии языка 66
3.2.5. Модели времени. Лексико-семантический подход 68
3.2.6. Модели времени. Лингвокультурологический подход 69
3.2.7. Модели времени и ориентация человека относительно прошлого/будущего... 74 Выводы по I главе 78
ГЛАВА II. Ядро и периферия русского концептуального поля времени на фоне новогреческого языка 80
1. Ядро концептуального поля времени 81
1.1. Предварительные замечания 81
1.2. Лексикографические дефиниции значений слова «время» 82
1.3. Лексикографические дефиниции слов xpovog, каїрбд, сора 85
1.4. «Антилексикон» Теологоса Востандзоглу и принцип «от смысла к слову» 101
1.5. Семантические различия ядерных единиц xpovog, каїрбд, сора
1 1.5.1. Сравнение единиц xpovog и каїрбд. Абсолютное и относительное время 103
1.5.2. Относительное время: сора и каїрбд 109
2. Концептуальный анализ имени время на фоне новогреческого языка 117
2.1. Основные теоретические положения 117
2.1.1. Особенности семантики абстрактных имен 117
2.1.2. Стратегия и тактика концептуального анализа 119
2.1.3. Субстантивы абстрактной семантики и теория метафоры 121
2.1.4. Представления о времени, реализуемые в концептуальных метафорах 125
2.2. Метафорический блок Время - живое существо 127
2.2.1. Символическая метафора Время -живое существо 127
2.2.2. Концептуальная метафора Время - высшее существо 132
2.2.3. Концептуальная метафора Время -участник конфликта 135
2.2.4. Концептуальная метафора Время - судья 137
2.2.5. Концептуальная метафора Время - разрушитель 138
2.2.6. Концептуальная метафора Время -движущаяся сущность 140
2.2.7. Другие антропные метафоры времени 144
2.3. Метафорический блок Время - неживой объект 147
2.3.1. Концептуальная метафора Время - поток 147
2.3.2. Концептуальная метафора Время - объект посессии 150
2.3.3. Концептуальная метафора Время - ценность 154
2.3.4. Метафоры, отражающие связь времени и пространства 156
2.3.5. Другие случаи метафорического осмысления времени 163
3. Анализ единиц периферии концептуального поля времени на примере единиц, обозначающих пространственно-временные границы 168
выводы по II главе 179
ГЛАВА III. Художественные образы времени 182
1. Образы времени в поэтике и.с. Тургенева и константиноса кавафиса. Опыт лингвокультурологического анализа 182
2. Визуализация представлений о времени, лежащих в основе концептуальных метафор 198
2.1. Некоторые теоретические положения. Соотношение естественного языка человека и языка изобразительного искусства 198
2.2. Представления о времени в концептуальной метафоре и их воплощение в изобразительном искусстве
2 2.2.1. Время-живое существо в языке и изобразительном искусстве 203
2.2.2. Время - неживой объект в языке и изобразительном искусстве 214
Выводы по III главе 223
Заключение 227
Библиография
- Языковая картина мира и проблема концептуализации
- Лексикографические дефиниции значений слова «время»
- Субстантивы абстрактной семантики и теория метафоры
- Представления о времени в концептуальной метафоре и их воплощение в изобразительном искусстве
Введение к работе
Время представляет собой одно из наиболее абстрактных понятий, составляющих суть человеческого бытия. Если традиционная лингвистика в основном ограничивала свой интерес ко времени изучением грамматической категории времени, то современные лингвистические исследования требуют комплексного подхода с учетом его специфических характеристик. С одной стороны, время относится к фундаментальным философским категориям, с другой стороны, представления о времени лежат в основе любой культуры, они относятся к базовым, архетипическим представлениям того или иного народа о мироздании. В-третьих, сам процесс постижения и осмысления времени, отраженный в языке, не должен быть обойден исследователем.
Различные экстралингвистические факторы (исторические,
культурные, географические, социальные и др.) оказывают
непосредственное влияние на национальное мышление, которое, в свою очередь, вербализует опыт концептуализации времени в национально-специфические лексические формы, составляющие особый фрагмент языковой картины мира носителей того или иного языка. Этот фрагмент языковой картины мира образует концептуальное поле времени, имеющее ядро (собственно абстрактное имя «время») и периферию. Несомненный интерес для исследования вызывает зона несовпадения культурных представлений о времени у разных народов, которая может служить основанием для коммуникативных неудач при межкультурных языковых контактах.
Актуальность данной работы определяется тем, что в настоящее время концептуальное поле времени остается недостаточно изученным, поэтому наиболее перспективными являются исследования, ведущиеся в области когнитивистики, лингвокультурологии и этнопсихолингвистики, которые призваны выделить сферы общего и различного в концептуальных
представлениях носителей разных языков. Это может помочь избежать коммуникативных сбоев и нежелательных ошибок в межкультурном общении, возникающих на почве различия пресуппозиций у представителей разных культур.
В широком понимании объектом нашего исследования является русская языковая картина мира. Предмет исследования представляет собой фрагмент русской языковой картины мира, а именно концептуальное поле времени и единицы, составляющие его ядро и периферию, рассматриваемый на фоне того, каким образом концептуальное поле времени представлено в греческой языковой картине мира. Под греческой языковой картиной мира понимаются представления об окружающем мире, выражаемые посредством новогреческого языка (димотики), при этом за рамками нашего исследования остается кипрский диалект новогреческого языка, а также официальный письменный язык (катаревуса, или кафаревуса). Необходимо подчеркнуть, что сопоставительная часть исследования являлась для автора не самоцелью, а лишь инструментом, позволяющим определить наиболее специфические характеристики русского концептуального поля времени.
Перед исследователем стояла цель выявить особенности представлений о времени в вышеназванных лингвокультурах. На основе языковых данных был проведен анализ того, как выражена в языке временная сфера мировосприятия человека, как отражены в языке древнейшие представления о времени, соотносимые с культурными архетипами, помимо этого, рассмотрев русские языковые данные в сопоставлении с греческими, мы попытались выявить базовые сходства и различия двух лингвокультур.
Для достижения целей исследования явилось необходимым решить следующие задачи:
проанализировать имеющуюся по данному вопросу научную литературу;
определить степень значимости тех ли иных научных понятий;
обобщить накопленный в данной области лингвокультурологии и
когнитивной науки опыт ученых;
выявить философские концепции моделей времени, применимые к языку;
на основе вышеперечисленного выработать подход к анализу конкретного языкового материала;
выделить ядерные и периферические единицы концептуального поля времени в двух лингвокультурах;
описать значимые фрагменты концептуального поля времени с точки зрения лингвокультурологии и когнитивистики;
выявить зоны несовпадений, то есть национально-культурную специфику;
на основе проведенного исследования сделать внутренне непротиворечивые выводы, которые будут способствовать лучшему пониманию и более четкому определению представления о духовно-ценностных установках русского и греческого лингвокультурных сообществ;
наметить перспективы дальнейших исследований.
Наиболее плодотворным способом решения вышеперечисленных задач явился синтез лингвокультурологического метода и метода концептуального анализа. Помимо перечисленных методов в работе применялись метод непосредственного наблюдения и описательно-сопоставительный метод.
Материалом для анализа послужили статьи, содержащие выявленные единицы, из 12 русских словарей и 3 греческих словарей; корпус
современных литературных художественных русскоязычных текстов и их переводов на новогреческий язык; контексты, представленные в Национальном корпусе русского языка () и -в Национальном тезаурусе греческого языка (EGvikoi; 0т|осшр6<; EKkr\vvri)q r).waaaq, ), а также контексты, обнаруженные нами в Интернете с помощью поисковой системы . Общий корпус проанализированных контекстов составил около 5000 единиц.
Научная новизна работы заключается в выявлении специфики іонцептуального поля времени как составной части русской языковой картины мира, его структуры, а также единиц, образующих ядро этого поля, мгтодом лингвокультурологического и концептуального анализа. В настоящем исследовании осуществлена попытка соотнести концептуальное по.те времени русской языковой картины мира с греческим концептуальным поіем времени для того, чтобы описать области их сходства и различия, слукащие основанием для коммуникативных неудач при межкультурном взанмодействии; наметить пути исследования художественных образов времени с применением междисциплинарного подхода как в области художественного слова, так и в изобразительном искусстве.
Работа имеет теоретическую ценность и практическую значимость каг собственно для лингвокультурологии, так и в сфере преподавания русского и новогреческого языков в иноязычной аудитории, а также в лексикографической практике, в лексикологии, в теории и практике перевода с одного языка на другой.
Положения, выносимые на защиту: Время относится к числу понятий, в которых заключены базовые представления человека об окружающем его мире и которые отражают процесс концептуализации и категоризации мира человеком. Анализ концептуального поля времени дает возможность выявить как культурно-
специфические, так и общие для определенных лингвокультур характеристики этого фрагмента языковой картины мира.
Сочетание концептуального и лингвокультурологического анализа с учетом достижений в области грамматических, семантических, психолингвистических и этнолингвистических исследований позволяет выявить основные представления о времени, запечатленные в языке и отражающие особенности членения носителями того или иного языка этого фрагмента идеальной реальности, и, таким образом, обнаружить зоны совпадений и различий в мировидении представителей различных шнгвокультур.
Концепт времени представляет собой универсальное понятие, явліющееся одним из системообразующих элементов не только русской язышвой картины мира, но и греческой. Концептуальный и лингеокультурологический подходы к изучению языкового материала позволяют выявить как гештальты, так и языковые архетипы, в которых находят отражение наиболее базовые представления о времени, свойственные русскому и греческому языковому сознанию.
Как русское, так и греческое языковое сознание характеризуется наличием сосуществования разнородных по своей природе представлений о времени - время как живое существо и как неживой объект.
В концептуальных метафорах, характерных для русского и греческого языков, находят отражение представления о циклической и линейной моделях времени, а также онтологическая связь времени и пространства.
Анализ концептуальных метафор, в которых происходит уподобление абстрактного конкретному, позволяет говорить о наличии представлений о времени как о высшей по отношению к человеку доминирующей силе, о времени как о ценном объекте обладания, о времени как о природной стихии
и о некоторых других языковых архетипах. Культурно-специфические черты обеих лингвокультур проявляются на уровне конкретной сочетаемости языковых единиц.
Лингвокультурологический анализ русских и греческих поэтических текстов позволяет выявить общие тенденции в художественном осмыслении времени, а также специфические приемы создания художественного образа времени.
Концептуальная метафора служит одним из тех механизмов сознания, которые позволяют осуществлять «перевод» с естественного языка человека на язык вторичной моделирующей системы - изобразительного искусства, т.е. трансформировать абстрактные представления в визуальный образ.
Апробация работы. Основные положения работы прошли апробацию
на научных конференциях и семинарах, где автор выступал с докладами по
теме исследования: на X Международной научно-практической конференции
«Русистика и современность» (Санкт-Петербург, Российский
государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, 2007); на Международной научно-практической конференции «Русский язык в современном мире: традиции и инновации в преподавании русского языка как иностранного и в переводе» (Москва - Салоники, 2009, 2011 гг.); на IV Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, МГУ, филологический факультет, 2010); на II Международной конференции «Русский язык и литература в международном образовательном пространстве: современное состояние и перспективы» к 55-летию преподавания русского языка в Испании (Гранада, Испания) 2010); на IV Международной научно-практической конференции «Русский язык как иностранный в современной образовательной и геополитической парадигме» (Москва, МГУ, филологический факультет, 2010); на конференции «Полифония большого
города» (Москва, филологический факультет МГУ, Московский лингвистический университет, 2010); на семинаре «Русское культурное пространство», проходившем в ЦМО МГУ в 2008, 2010, 2011 годах; на Российском междисциплинарном семинаре по темпорологии (Москва, МГУ, 2011); на Международной научно-практической конференции «Произведение искусства - документ эпохи» (Москва, Научно-исследовательский институт теории и истории изобразительных искусств Российской академии художеств, 2011) и на некоторых других.
Основное содержание работы было отражено в 17 публикациях, из них три статьи вышли в свет в изданиях, рекомендованных ВАК РФ для кандидатских исследований.
Структура работы: диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографии, в которую вошли список использованной литературы, список словарей и литературные источники на русском языке и их переводы на новогреческий язык. Работа снабжена Приложением, представляющим собой визуальный ряд, иллюстрирующий некоторые положения третьей главы.
Языковая картина мира и проблема концептуализации
Традиционно понятие «время» в лингвистике связывается с категорией глагольного времени. По меткому выражению Е.С. Яковлевой, «за глагольными формами признается приоритет в описании языкового времени» (Яковлева 1994: 83). Примат глагольного времени в выражении темпоральных отношений в языке прослеживается в работах таких лингвистов, как А.В. Бондарко, М.В. Всеволодова, Г.А. Золотова, Е.В. Падучева, Е.В. Петрухина и др.
Функционально-коммуникативная модель описания языка оперирует понятием функционально-семантического поля (ФСП - термин, впервые введен А.В. Бондарко) как национально детерминированной реализации универсальных семантических категорий в единстве «с комплексом разноуровневых средств их выражения в данном языке» (Бондарко, ТФГ, 1: 31). А.В. Бондарко выделяет три составляющих ФСП времени, он пишет, что «аспектуальность вместе с временной локализованностыо и таксисом образует тот комплекс семантических категорий, которые представляют собой различные стороны более общего (максимально широкого) понятия времени» (Бондарко, ТФГ, 1: 29). В фундаментальной серии монографий «Теория функциональной грамматики» (отв. ред. А.В. Бондарко) в качестве структурированной категории описана только категория морфологического глагольного времени, которая, согласно М.В. Всеволодовой, занимает ядро русского функционально-семантического поля времени. Под ядром ФСП понимается морфологическая доминанта, т.е. специальные форманты, однозначно маркирующие основные значения данной категории. Приядерную часть данного ФСП образует грамматическое поле предложения (синтаксический уровень), следующую зону более отдаленной периферии составляют лексические единицы, в качестве самого последнего периферического слоя выступает контекст. ФСП времени через систему значений пересекается с обстоятельственными ФСП локативности, причинности, ситуативное, дистрибутивности, а также с полем аспектуальности (Всеволодова 2000: 80-82).
От ФСП следует отличать функционально-семантическую категорию (ФСК), представляющую собой единство разноуровневых семантических признаков и языковых единиц одного уровня или одной части речи, которая может покрывать несколько смысловых зон внутри одного поля. Структура ФСК, как правило, передается в виде бинарных оппозиций. В лингвистической литературе достаточно подробно описаны ФСК именной и наречной темпоральное, ФСК сложных предложений с придаточными времени, образующие микрополя таксиса, длительности и повторяемости, выделяется также особая ФСК временных реляторов. Отсутствие жестких границ между функционально-семантическими полями определяет возникновение зон пересечений, так возникают зоны пересечений поля времени с полями пространства и причины. Описывая ФСП времени, Всеволодова формулирует некоторые базовые положения. Во-первых, ФСП времени включает в себя два пересекающихся субполя: темпоральное и аспектуальности. Поле темпоральное, в свою очередь, состоит из двух микрополей: микрополя таксиса и микрополя протяженности (длительности) действия. Вероятно, эти же поля присутствуют и в поле аспектуальности. В поле темпоральное как самостоятельные выступают следующие функционально-семантические категории (ФСК): категория глагольной темпоральное, категория именной темпоральное, категория наречной темпоральное, категория сложного предложения с придаточными времени, простые предложения с темпоральными реляторами (Всеволодова 2007: 34—43).
В фундаментальной работе М.В. Всеволодовой «Способы выражения временных отношений в современном русском языке» были введены ключевые для функционально-семантического подхода понятия: прямое время и относительное время. «При одновременности, т.е. в случае, когда действие происходит в границах внутри временного отрезка, локализующего действие во времени, налицо так называемое прямое время... При разновременности, т.е. в случае, если действие происходит раньше или позже временного отрезка, или только частично (своим концом или началом) захватывает временной отрезок, фиксирующий время действия, налицо так называемое относительное время» (Всеволодова 1975: 19). Не менее важным является понятие точки отсчета, которым может служить момент действия или момент речи. Термин «точка отсчета» (point of reference) был введен Рейхенбахом (Reichenbach 1947: 289), который выделил три временных момента, релевантных для семантики времени: время речи, время события и точка отсчета. Заметим, что Ю.Д. Апресян предложил добавить к трем понятиям, введенным Рейхенбахом, четвертое - понятие времени говорящего. Эти четыре понятия, по мнению Ю.Д. Апресяна, образуют первичную систему временных понятий наивной физики, «связанную с первичной коммуникативной ситуацией - ситуацией непосредственного общения по поводу фактов реального мира» (Апресян 1995: 638).
В более поздних работах М.В. Всеволодовой тезис о точке отсчета как моменте действия либо речи был уточнен выделением оппозиции по характеру временного ориентира: «момент речи» vs. «некоторое событие (или календаризованный момент)» (Всеволодова 2007).
С точки зрения коммуникативной концепции языка подходит к категории времени Г.А. Золотова. Одним из основных инструментов коммуникативной грамматики является выявление позиции говорящего в отборе речевых ресурсов и организации текста, так как «нет ни одного текста, не порожденного коммуникативными намерениями субъекта речи и не отражающего в своей структуре ту или иную пространственно-временную позицию его по отношению к сообщаемому» (Золотова 1998: 20). Выбор темпоральных форм и их комбинации в тексте диктуются не реальным моментом речи, а представлением говорящего о времени события и времени его восприятия, наблюдения. Как и М.В. Всеволодова, Г.А. Золотова говорит о «точке отсчета», однако, точка отсчета не фиксируется моментом порождения текста, она подвижна и может перемещаться по воле говорящего в разных направлениях по отношению к оси событий. Глагольная парадигма представляет время как однолинейное и однонаправленное, движение времени в тексте таковым не является.
Лексикографические дефиниции значений слова «время»
Наряду с индивидуально-личностным мировидением у человека имеется и «некоторая культурная "сердцевина", единая для всех членов социальной группы или общности и как раз и фиксируемая в понятии значения в отличие от личностного смысла» (Леонтьев 1993: 19), которая называется инвариантным образом мира. «В основе мировидения и миропонимания каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем. Поэтому сознание человека всегда этнически обусловлено; видение мира одним народом нельзя простым перекодированием перевести на язык культуры другого народа» (Леонтьев 1993: 20).
Один из основателей психосемантического подхода в психологии В.Ф. Петренко первым в СССР начал проводить исследования в области психосемантики, в задачу которой «входит реконструкция индивидуальной системы значений, через призму которой происходит восприятие субъектом мира, других людей, самого себя, а также изучение ее генезиса, строения и функционирования» (Петренко 2005: 5). Анализируя гипотезу лингвистической относительности, В.Ф. Петренко отмечает, что ее положения разрывают взаимосвязь «деятельность - культура - язык». «Демиургом образа мира является не язык, сам в значительной мере производный от специфики деятельности и культуры той или иной языковой общности, а понимаемые в широком смысле формы культурно-исторического бытия, выражающиеся в деятельности человеческих общностей» (Петренко 2005: 28). Коммуникация и взаимопонимание людей, принадлежащих к различным лингвокультурным сообществам, становятся возможными благодаря наличию общечеловеческого бытийного базиса, являющегося инвариантом жизнедеятельности людей, а также благодаря высокой степени взаимопроникновения и взаимообогащения культур различных народов. Одновременно с этим ученый отмечает наличие «культурологической относительности» картины мира того или иного этноса, выражающейся в большой вариативности форм категоризации, которые обусловлены системой значений, вбирающих в себя в превращенной форме специфику жизнедеятельности и культуры данной социальной и национальной общности (Петренко 2005: 28). Петренко формулирует проблему лингвокультурологической относительности, совмещая гипотезу лингвистической относительности, которая заключается в возможности эквивалентного перевода некоего содержания с одного языка на другой, с проблемой «культурологической относительности». Под «культурологической относительностью» психосемантика понимает особенность человеческого восприятия, характеризующуюся тем, что наиболее привычные, освоенные данной культурой реалии выступают метаязыком, формой, в которой отображается и рефлексируется иная реальность (Петренко 2005: 29).
Если М. Хайдеггер определяет картину мира как «мир, понятый как картина» (Хайдеггер 1986: 103), то Г.В. Колшанский указывает на то, что картина мира может трактоваться не как «совокупность отдельных явлений, а как идеальное представление всей взаимосвязи объективных предметов и процессов, соответственно существующих в такой же сложной сети взаимосвязей в мире понятий», при этом вторичный, идеальный мир существует в «языковой плоти», что создает предпосылку для соотнесения объективной реальности мира, независимой от сознания человека, и идеальной картины мира как продукта человеческого сознания (Колшанский 2005: 18). Далее Г.В. Колшанский, говоря о субъективности и объективности языка, подчеркивает неспособность языка создавать мир, отдельный от человеческого сознания, так как он сам по себе уже выражает человеческий мир как форму отражения объективного мира.
Т.В. Цивьян в большинстве своих работ использует термин «модель мира», которую она определяет как «сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире в данной традиции, взятых в их системном и операционном аспекте... Модель мира реализуется не как систематизация эмпирической информации, но как сочетание разных семиотических воплощений, ни одно из которых не является независимым: все они скоординированы между собой и образуют единую универсальную систему, которой и подчиняются» (Цивьян 2005: 5). Т.В. Цивьян применяет параллельный анализ структуры модели мира и структуры языка для выявления соответствия набора универсальных семиотических оппозиций модели мира набору языковых категорий (лексико-семантических и грамматических), при этом такое соответствие предполагает взаимодействие структур в обоих направлениях: от модели мира к языку и от языка к модели мира.
Языковым картинам мира посвящена монография О.А. Корнилова «Языковые картины мира как производные национальных менталитетов». Помимо терминов «картина мира» и «языковая картина мира», автор оперирует понятиями «национальная языковая картина мира», «научная картина мира», «национальная научная картина мира» и «национальный образ мира». Языковую картину мира О.А. Корнилов называет «вербализованной системой матриц, в которых запечатлен национальный способ видения мира, формирующий и предопределяющий национальный характер», «результатом отражения объективного мира обыденным (языковым) сознанием того или иного языкового сообщества» (Корнилов 2003: 80, 112). Языковую картину мира необходимо отличать от более широкого и менее конкретного понятия -национального образа мира, понимаемого как национальное мировосприятие (Корнилов 2003: 80). Под научной картиной мира понимается «вся совокупность научных знаний о мире, выработанная всеми частными науками на данном этапе развития человеческого общества» (Корнилов 2003: 9), национальная форма представления единого содержательного инварианта научной картины мира в форме национального языка является национальной научной картиной мира (Корнилов 2003: 46). Ю.Е.Прохоров справедливо отмечает, что во многих дефинициях, встречающихся в монографии О.А. Корнилова, различные типы картин мира определены через понятие «отражение».
Субстантивы абстрактной семантики и теория метафоры
Сложноорганизованный концепт ХРОуо? содержит в себе представление об абсолютном, абстрактном времени, четвертом измерении, не соотнесенном с человеком и его деятельностью, поэтому ток; л Dai /p6vo ; (всему свое время) -наибольшая степень абстракции, где «всё» выступает как воплощение всего сущего, видимого и невидимого, идеального и принадлежащего миру действительности, и время-xpovoq соразмеряется со всем мирозданием. Время-коирос;, в свою очередь, соотносится со сроком бытования вещей, совершения действий, протекания событий, т.е. с конкретным материальным миром, где время существования каждого отдельного предмета определено и конечно. Можно предположить, что единице каюос; в большей степени соответствовала бы лексема пора, однако, сема «наступления» (в терминологии Е.С. Яковлевой), заключенная в русской языковой единице, не позволяет применить ее при переводе вышеприведенного отрывка из книги Екклезиаста.
В процитированном выше греческом тексте мы наблюдаем не просто употребление двух различных лексем со значением времени, а сосуществование двух типов времени, не нашедшее отражения в соответствующем русскоязычном варианте.
Подробный анализ лишь одной фразы, бытующей в живом дискурсе обоих языков и взятой из текста, прекрасно знакомого носителям как русского языка, так и новогреческого, демонстрирует, что перевод с древнегреческого языка на русский был осуществлен с редукцией содержания. При взаимодействии культур наблюдаются зоны коммуникативных неудач, обусловленные отсутствием либо несоответствием представлений, заключенных в том или ином концепте. Известно, что крайне выпукло такие зоны проявляются при переводе с одного языка на другой. «Само понятие взаимодействия культур, а в данном случае текстов как субститутов культур, предполагает наличие общих элементов и несовпадений, позволяющих нам отличить одно культурно-языковое образование от другого (одну лингвистическую общность от другой)», - пишет Ю.А. Сорокин (Сорокин 1985: 137). Позволим себе смелость предложить всего только одно небольшое
109 изменение, которое, на наш взгляд, способно содействовать наилучшему пониманию приведенного выше отрывка из книги Екклизиаста - время, служащее переводом слова xpovoq, писать с заглавной буквы: Всему свое Время, и время всякой вещи под небом. Таким образом удается подчеркнуть различие между значениями слова «время» в первом и во втором случае, при этом не вносится никаких реальных исправлений в текст Священного писания на русском языке, наоборот, заглавная буква может максимально приблизить русский перевод к языку Септуагинты, в котором времени абсолютному и времени относительному соответствуют две разные языковые единицы.
Наиболее отчетливо различия в значениях греческих слов юра и кшрод проявляются в случае необходимости перевода русского слова долго, а также слова давно в функции обстоятельства длительности (но не в функции обстоятельства времени) (Падучева 1997: 252), у которых в новогреческом языке нет прямого соответствия (ср. в английском языке долго, давно - for а long time). Разнице между долго и давно была посвящена работа Е.В. Падучевой, которой удалось убедительно доказать, что долго - «это временной показатель с обычным - замкнутым - референциальным интервалом», а давно как обстоятельство длительности - с открытым (Падучева 1997: 254). Если сравнить значения слова давно в следующих предложениях давно .живу в Москве и Я давно тебя жду (в контексте ожидания назначенной встречи), становится очевидно, что давно в первом примере подразумевает гораздо больший временной отрезок, чем давно во втором предложении. Такое же наблюдение применимо к значениям лексемы долго: Он долго сидел молча и Он долго лежал в больнице. Долго указывает на временной промежуток, занятый действием и оцениваемый говорящим как протяженный во времени, однако первый и второй промежутки несомненно отличаются временной протяженностью - первый исчисляется минутами, в крайнем случае - часами, второй - сутками. При переводе приведенных в качестве примера предложений на новогреческий язык русским единицам давно и долго соответствуют словосочетания, содержащие греческие лексемы сора и кшрос; и, как правило, количественное прилагательное поХщ (м.р.)/тгоМ,т(ж.р.): Я давно живу в Москве. - MEVCO sScb кт каїро от;/ Мооха. Я давно тебя жду. - ZE nspipevco ESCQ каї KO)IXTJ сора. Он долго сидел молча. - KaOoxav сора жоХ)а) каї дє ціХаує. Он долго леэ/сал в больнице. - EfiEivs жоХЬ каїро ато уоаокорєіо.
Сравнение употребления греческих единиц сора и каїрод в данных контекстах позволяет сделать предположение о том, что слово сора, первым значением которого является «час» (60 минут), указывает на промежуток времени, соотносимый говорящим с часом. Этот интервал может быть меньше либо больше часа, т.е. его границы оказываются размытыми, но он не должен превышать нескольких часов. Kaipog - время, занятое действием, событием, явлением, которое предполагает превышение условных временных пределов, очерченных значением слова сора. Необходимо отметить, что во всех приведенных нами примерах единицы сора и кагрод могут быть заменены лексемой xpovoq, что подтверждает ее более широкое, общее значение, т.е. значение времени абсолютного, однако в процессе коммуникации говорящий отдает предпочтение тем единицам, в которых содержится оценка протяженности действия во времени. В качестве доказательства выдвинутого тезиса проиллюстрируем наши наблюдения разбором нескольких примеров, взятых из современной русской прозы и ее переводов на новогреческий язык:
Представления о времени в концептуальной метафоре и их воплощение в изобразительном искусстве
Можно предположить, что в русском и греческом языках найдется еще немало концептуальных метафор, в которых отражаются представления о времени, свойственные этим двум лингвокультурам. На наш взгляд, проведенного выше анализа достаточно для того, чтобы подвести некоторые промежуточные итоги. Методика концептуального анализа предполагает не только анализ конкретных контекстов, иллюстрирующих сочетаемость имени концепта, и выявление на их основе соответствующих гештальтов, но и обобщение полученных знаний, в результате чего становится возможным говорить о выделении языковых архетипов - инвариантов двух или нескольких гештальтов.
Итак, в русской языковой картине мира закреплено (так же, как и в греческой) представление о времени как о живом существе, в большинстве случаев наделенном признаками человека. Иерархически время стоит выше человека, однако человек может вступать с ним в конфликт либо сотрудничать с ним, либо стремиться его победить. Обобщая сказанное, можно говорить о нескольких языковых архетипах: 1. Из гештальтов время — правитель, время — тюремщик, время -командир, время - диктатор, время - судья выводится языковой архетип время - высшая сила, которой человек вынужден покоряться. 2. Из гештальтов время - противник, время - враг, время - соперник, время — преступник, время - зверь, время - насильник выводится языковой архетип время — опасность. 3. Из гештальтов время - жертва, время - побежденный выводится языковой архетип время - сила, которую покоряет человек. 4. Из гештальтов время - врач, время — учитель, время - соратник выводится языковой архетип время - сила, которая помогает человеку.
Представления о времени как о неживом объекте по своей природе неоднородны, однако анализ выделенных гештальтов позволяет определить несколько основных языковых архетипов, свойственных как русскому, так и греческому языковому сознанию:
1. Из гештальтов время - поток, время - река, время - вода, время -ветер выводится языковой архетип время - одна из природных стихий.
2. Из гештальтов время - объект обладания, время - ценность, время -деньги, время - приз выводится языковой архетип время - ценность.
В заключение этого раздела, хотелось бы отметить, что формат диссертационной работы налагает на исследователя определенные ограничения, поэтому рассмотрение приядерной зоны концептуального поля времени, а именно - модусов прошлого, настоящего и будущего, вынесено за рамки настоящей работы. Вопросу переориентации модусов времени на рубеже ХХ-ХХІ веков была посвящена наша статья, вышедшая в свет в 2012 году ".
3. Анализ единиц периферии концептуального поля времени на примере единиц, обозначающих пространственно-временные границы
Интерес к тому, что связывает восприятие времени и восприятие пространства в сознании человека, прослеживается в истории науки на протяжении более двух с половиной тысяч лет и берет начало в выдвинутых древнегреческим философом Зеноном апориях «Стрела» и «Ахиллес и черепаха», в которых раскрывается парадоксальность определения длительности времени через движение в пространстве. Известно, что опыт постижения и освоения окружающего пространства для человека был первичным, так как пространство воспринимается человеком эмпирически с помощью органов чувств. С возникновением представлений о времени, требующих высокой степени абстракции, время начинает мыслиться «по модели пространства, воспринимается в пространственных категориях.
Ассоциация пространства и времени представляет собой вообще широко распространенное — едва ли не универсальное — явление» (Успенский 1994: 36-37).
На уровне языка этот тезис подтверждается, в частности, тем, что все временные предлоги изначально являются предлогами, служащими для выражения пространственных отношений (кроме собственно временного предлога в течение). Лингвокультурологи отмечают, что в основе многих фразелогизмов также лежит уподобление пространственных отношений временным, можно сказать, что пространственная метафора при обозначении времени является некоей языковой универсалией. Типичными примерами подобного уподобления могут служить фразеологизмы, образы которых соотносятся с антропным, пространственным и временным кодами культуры (за плечами, за спиной, на носу), в которых тело человека задаёт систему измерений пространства и, соответственно, времени (Толстая 2011: 9).
Необходимо несколько подробнее остановиться на понятии кода куль$тры. М.Л. Ковшова, обширная монография которой посвящена кодам культуры и лингвокультурологическому методу во фразеологии, полагает, что «знаки разной субстанции (не только вербальной) в их культурной функции воспринимаются и используются человеком и образуют систему кодов культуры» (Ковшова 2012: 173). В.В. Красных образно определяет коды культуры как «сетку», которую «культура набрасывает на окружающий мир, членит, категоризирует, структурирует и оценивает его» (Красных 2002: 232).
Более сложным по смысловой организации предстает фразеологизм на пороге (у порога), который задействует не только пространственный и темпоральный, но и архитектурно-домообустроительный (в терминологии В.Н. Телия) коды культуры.
Порог представляет собой один wx символов, структурирующих и моделирующих пространственную сферу. Такие первичные древние символы выступают как устойчивые элементы культурного континуума и функционируют как механизм памяти культуры. Порог, в отличие от медиативных пространств {дверь, окно, лестница, дорога), относится к экстремальным пространствам (наряду с лесом, перекрестком и лабиринтом) (Щукина 2003: 63-64), которые указывают на границу-переход между двумя по-разному устроенными «подпространствами» (Топоров 1983: 263). Экстремальность, заложенная в представлениях, связанных с порогом, объясняется его разграничительной функцией. Порог - это символическая линия, отделяющая дом как воплощение обжитого и освоенного пространства от внешнего мира. В основе противопоставления дома внешнему миру лежит базовая архетипическая оппозиция «свой - чужой», поэтому пересечение порога априори заключает в себе потенциальную опасность: выход из «своего» пространства вовне чревато столкновением с чем-то неизвестным, «чужим»; впуская нечто извне, можно открыть дорогу для проникновения этого «чужого» в «свое» обустроенное пространство. По мнению Д.Б. Гудкова, особенность порога заключается в «"двузначности" границы, принадлежащей сразу двум пространствам» (Гудков 2006: 423), однако, на наш взгляд, порог не принадлежит ни одному из пространств, он - нейтральная полоса, по обе стороны которой расположены «своё» и «чужое» пространства. В русской культуре, в ее некоторых глубоко укоренившихся ритуалах, мы находим отголоски архетипических представлений, связанных с этой границей между двумя мирами: ничего не передавать через порог, не здороваться и не прощаться через порог.
В том случае, когда происходит метафорическое осмысление порога не как пространственной, а как временной границы, порог выступает в роли эталона максимального приближения какого-либо события к той точке на оси времени, которая условно может быть охарактеризована как «настоящее». Фразеологизм на пороге (реже - у порога) многозначен. В первом значении время представляется как цепь последовательно движущихся событий из будущего в настоящее, при этом будущее воспринимается как неизвестное, т.е. потенциально опасное, «чужое», настоящее, наоборот, это время освоенное, «своё»:
