Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические основы изучения идиолекта писателя 15
1.1. Понятия «язык писателя», «идиолект» и «идиостиль» 15
1.2. Изобразительные возможности слова в художественном тексте 23
1.3. Понятие концепта. Концептуальная картина мира 27
1.4. Основные направления зощенковедения 45
ГЛАВА 2. Концепты «Страх», «Разум» и «Жизнь - Смерть» в русской языковой картине мира 50
2.1. Место концепта «Страх» в русском языковом сознании 50
2.2. Концепт «Разум» в языковой картине мира русских 61
2.3. Реальность и значимость концепта «Жизнь -
Смерть» в русской языковой картине мира 79
ГЛАВА 3. Отражение концептов русской культуры в идиолекте М.М. Зощенко 88
3.1. Реализация концепта «Страх» в идиолекте Ф М.Зощенко 89
3.2. Место концепта «Разум» в идиолекте М. Зощенко 107
3.3. Вербализация концепта «Жизнь - Смерть» в
языке Михаила Зощенко 123
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 131
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 135
ПРИЛОЖЕНИЯ
- Понятия «язык писателя», «идиолект» и «идиостиль»
- Место концепта «Страх» в русском языковом сознании
- Реализация концепта «Страх» в идиолекте Ф М.Зощенко
Введение к работе
Творчество Михаила Зощенко никогда не было обделено, вниманием критиков. Сразу же после выхода в свет в начале 20-х годов XX века его первых юмористических рассказов стали появляться разноречивые отклики на весьма своеобразную манеру письма автора. Кто-то увидел в ней пародию, шарж на простого обывателя, кто-то же по достоинству оценил «язык улицы» того времени, умело и оригинально перенесенный писателем в литературу. Как бы то ни было, появление писателя Зощенко не прошло незамеченным.
Одной из первых значительных работ, давших лингвистический комментарий произведениям писателя, стала статья В.В. Виноградова «Язык Зощенки», вышедшая в серии «Мастера советской литературы» в 1928 году. В ней автор рассмотрел и описал использованные Зощенко языковые приемы на лексическом уровне.
Многие исследователи творчества Зощенко восприняли его как автора с орнаментальным отношением к слову и пишущего в основном ради СЛОВА.
Проблема зощенковского сказа не могла не заинтересовать и «опоязовцев», близких кружку «Серапионовы братья», в который входил молодой Зощенко. Впоследствии писательская манера неоднократно становилась объектом рассмотрения как отечественных, так и зарубежных ученых (Ю. Томашевский, Г. Белая, Д. Молдавский, А Жолковский, А. Гулыга, М. Чудакова, А. Старков, Г. Керн, И. Мазинг-Делич, К. Попкин, Л. Скэттон и др.).
Творчество писателя и по сей день привлекает исследователей. Среди появившихся в последнее время работ, исследующих творчество М. Зощенко, наиболее серьезными и глубокими, полагаем, можно назвать кандидатскую диссертацию «Мировоззренческие аспекты творчества М. Зощенко» Т.В. Кадаш, которая была защищена в 1997 году [Кадаш
4 1997], а также книгу А.К. Жолковского «Михаил Зощенко: поэтика недоверия» [Жолковский 1999].
Татьяна Кадаш в литературоведческом аспекте рассматривает произведения писателя в неразрывной связи с видением мира Зощенко. Автор детально разбирает и дает свою интерпретацию научно-художественным повестям писателя. Ценность названной работы заключается в том, что в ней не только описывается о чем и как писал Зощенко, но и почему именно так и с чем это связано. Подобной основательной работы лингвистического толка, которая бы связала язык писателя с его мировидением, пока нет.
А.К. Жолковский в своей книге, которая явилась результатом длительных размышлений ее автора о смысле зощенковского творчества, предпринял попытку «спроецировать данные ПВС (повести «Перед восходом солнца» - Т.Б.) на остальной, и прежде всего, комический корпус произведений Зощенко и таким образом получить ключ к сокровенному единству его художественного мира» [Жолковский 1999: 11]. По сути книга посвящена «демонстрации того, как небольшой группой глубинных инвариантов охватывается достаточно представительный фрагмент (в идеале - весь объем) зощенковского творчества» [там же].
Говоря о языке М.Зощенко, нередко во внимание принимают только его сатиру и юмористику. Вместе с тем, в писательском багаже Зощенко есть и детские рассказы, и пьесы, и документальные повести, и удивительные как по жанру, так и по содержанию «Письма к писателю», и переводные произведения с финского языка, и, конечно, научно-художественные повести, которые писатель считал основными своими произведениями. Мнение о том, что сатирические и юмористические рассказы М.Зощенко - лучшее из его наследия, все же остальное -посредственное, мы считаем абсолютно несправедливым. Это «остальное» просто не соответствует зощенковскому «образу», к которому привык читатель. К сожалению, даже в биобиблиографическом словаре «Русские
5 писатели: XX век» [Русские 1998] можно прочитать следующее: «Лучшая часть обширного наследия Зощенко, в особенности его юмористическая и сатирическая новеллистика, принадлежит к литературной классике» (выделено нами - Т.Б.) [там же: 537].
Для широкого круга читателей М.Зощенко так и остался «хохмачом». Он сам осознавал это и очень огорчался. Жена писателя, В.В. Зощенко, писала: «Говорил, что его до сих пор никто не понимает, как нужно смотреть на него, в большинстве случаев, как на рассказчика веселых анекдотов, а он совсем не то» [Зощенко 1997: 69] Одной из главных причин этого, безусловно, является и долгий путь некоторых зощенковских произведений к своему читателю. Прежде всего это касается повести «Перед восходом солнца». Она была задумана и начата еще до войны как продолжение «Возвращенной молодости». Первая часть повести вышла в свет уже в 1943 году. Однако после выхода печально известного постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» издание ее было приостановлено на долгие годы.
Вторая часть книги под названием «Повесть о разуме» увидела свет лишь после смерти автора, в мартовском номере журнала «Звезда» за 1972 год. В 1967 году в Нью-Йорке была опубликована первая часть произведения, ранее напечатанная в журнале «Октябрь» в 1943 году, вторая же - через год после выхода в свет в Советском Союзе «Повести о разуме». «"Перед восходом солнца" оказалась более благодатным материалом для западных исследователей, нежели написанные в сказовой манере труднопереводимые рассказы Зощенко»1 [Кадаш 1997: 12]. Прежде всего западные ученые были заинтересованы психологическими ориентирами писателя. Неоднократно поднимался вопрос о влиянии Фрейда на Зощенко и отношении писателя к фрейдизму (статьи В. фон
1 С большим интересом рассказы Зощенко воспринимались эмигрантами первой волны, свидетельство чему находим в воспоминаниях жены М.М. Зощенко: «...приехавший из Парижа Слонимский сообщил о том, что за границей огромна популярность Зощенки, что эмигранты считают его единственным писателем, дающим настоящее, неподдельное и отвратительное лицо Советской России...» [Михаил Зощенко. Материалы 1997: 76].
Гарчински «Психологические интересы Зощенко», 1967 г.; «Судьба "Перед восходом солнца": Фрейд или Павлов?», 1973 г.; И. Мазинг-Делич «Зощенко - фрейдист, павловец или федоровец?», 1982). Подобный подход к творчеству писателя, на наш взгляд, весьма неоднозначен, хотя одним из его достоинств является обращение исследователей к внутреннему миру Зощенко, его мировоззрению, его философии.
Лингвистическое исследование творчества М. Зощенко так же, как и изучение языка любого писателя (один из важных вопросов современного языкознания), невозможно без обращения к его миропониманию. Слово писателя и его видение мира всегда находятся во взаимосвязи и взаимозависимости. Представления об окружающей действительности у каждого человека сугубо индивидуальны. Происходящие события, явления оцениваются с позиций личного восприятия мира. Языковое оформление каких-либо представлений о мире даже у носителей одного языка разное, хотя, безусловно, вопрос о национальной языковой картине мира (и, соответственно, национальной языковой личности) не менее актуален в современной лингвистике. Так, например, Ю.Н. Караулов, говоря о том, что «национальное пронизывает все уровни организации языковой личности» [Караулов 1987: 42], выявляет основные параметры, позволяющие рассматривать языковую личность в национальном аспекте (в частности - русскую языковую личность). Это «наличие общерусского языкового типа, базовой части общей для русских картины мира, или мировидения, и устойчивого контекста коммуникативных черт, определяющих национально-культурную мотивированность речевого поведения» [Караулов 1987: 42]. И в данном исследовании мы рассматриваем индивидуальную языковую картину мира Михаила Зощенко именно в рамках русской языковой картины мира.
Исследование языка писателя привлекает не только тем, что позволяет раскрыть и описать своеобразные лингвистические приемы,
7 используемые автором, языковые «изыски», создающие неповторимый авторский стиль и свидетельствующие о мастерстве и оригинальности его создателя, но прежде всего возможностью заглянуть «за» язык, т.е. через слово писателя проникнуть в его миропонимание.
В предлагаемой работе в качестве опорных столпов идиолекта писателя рассматриваются культурные концепты, нашедшие яркое воплощение в произведениях автора и отражающие его индивидуальное восприятие мира, поскольку, являясь «основной ячейкой культуры в ментальном мире человека..., они описывают действительность... особого рода - ментальную» [Степанов 2001: 60]. При выделении и описании концептов мы опираемся на схему, предложенную Ю.С. Степановым в книге «Константы: словарь русской культуры», в которую, однако, внесли некоторые коррективы, связанные с поставленными в работе целями и задачами. Общая схема рассмотрения нами концептов выглядит следующим образом:
этимология слова, являющегося наименованием данного концепта;
признаки концептуальное описываемого понятия, его отражение в сознании, в духовной жизни народа, в русской языковой картине мира;
место данного концепта в концептуальной картине мира М. Зощенко и его идиолекте.
Уникальность языковой личности определяют многие факторы, как непосредственно связанные с языком, так и экстралингвистические. Для наиболее полного описания картины мира человека важно подробно рассмотреть и те и другие.
Вполне очевидно, что исследовать творчество писателя, а тем более говорить о его языке, его индивидуальном стиле невозможно, учитывая лишь определенный круг созданных им произведений. В.В. Виноградов писал, что «стиль писателя должен изучаться в его историческом развитии,
8 в его изменениях и колебаниях, в многообразии его жанровых проявлений» [Виноградов 1959: 85-86]. Поэтому объективный анализ языка М.М. Зощенко возможен лишь при рассмотрении разных ипостасей его творчества. В предлагаемой работе мы исследуем, безусловно, не все произведения, созданные писателем. Рамки данного исследования позволяют выбрать лишь «главные» книги М.Зощенко, которые, тем не менее, вполне отражают специфику его стиля. Таким образом, материалом нашего исследования послужили следующие произведения писателя: «Уважаемые граждане», «Сентиментальные повести», «Возвращенная молодость», «Голубая книга», «Перед восходом солнца». Прокомментируем свой выбор. Во-первых, они относятся к разным жанрам, написаны в разное время и свидетельствуют об изменениях в творческой манере писателя. Во-вторых, отбор данных произведений продиктован указанием на них К. Чуковского, которому и принадлежит выражение «главные книги Зощенко». Перечисляя их, Чуковский утверждает, что «только из совокупности всех этих книг перед нами возникает подлинный образ этого большого писателя во всем своеобразии его дарования» [Чуковский 1981: 65]. Кроме того, в своей работе мы будем обращаться и к некоторым другим произведениям писателя (например, документальным повестям), его дневниковым записям, переписке с коллегами, друзьями, женой, поскольку считаем все это не менее важным в творчестве М.Зощенко и дающим яркое представление о его идиолекте.
Итак, мы глубоко убеждены, что решение задач, связанных с раскрытием и описанием авторского употребления слова, придания ему особого значения, так называемого «личностного смысла» - всего того, что В.П. Григорьев называет «поэтикой слова», возможно лишь при комплексном анализе творчества писателя в тесной взаимосвязи с его миропредставлением.
Объектом рассмотрения в данном исследовании стал базовый концепт «Жизнь - Смерть», а также некоторые его составляющие -
9 концепты «Страх» и «Разум», - нашедшие яркое воплощение в языке М. Зощенко. Безусловно, концептов, входящих в пространство концепта «Жизнь - Смерть», гораздо больше, чем нами указано. Почему же именно они были взяты для анализа? Полагаем, необходимо пояснить причины такого отбора.
Вполне очевидно, что названные концепты не одного порядка (так, например, «Страх» относится к эмоциональным концептам, «Разум» - к характеризующим человеческие способности). Однако мы рассматриваем их не просто как абстрактно существующие и находящие отражение в русской языковой картине мира, а как ключевые в мировидении и идиолекте конкретного автора - писателя Михаила Зощенко. По нашему глубокому убеждению, именно эти концепты, воплощаясь в произведениях писателя, в значительной степени характеризуют его языковую личность.
Кроме того, в представлении М.Зощенко данные концепты тесно взаимосвязаны. Осмысление одного без учета другого невозможно. Так, нельзя рассматривать концепт «Жизнь - Смерть» в творчестве М. Зощенко, не принимая во внимание концепт «Разум», который, в свою очередь, неразрывно связан с концептом «Страх». В противном случае нарушается целостная картина мира писателя.
Еще одним вопросом, требующим пояснения, является вопрос о том, что свидетельствует об особой значимости именно этих концептов в представлении о мире М. Зощенко? Прежде всего об этом можно судить по высокой частотности употребления в произведениях автора лексем, репрезентирующих указанные концепты. В подтверждение сказанного в приложениях 1 - 3 к диссертационному исследованию даны сводные таблицы со статистическими данными. Кроме того, в данном случае уместно говорить не только о частотности слов, но и о частотности смыслов, когда то или иное явление или состояние описывается без использования соответствующих лексем.
10 Лингвистическая наука в чистом виде не способна объять необъятное и лишь своими средствами ответить на вопросы, связанные с описанием индивидуального мировосприятия автора и вербального выражения этого восприятия. Данная проблема вставала неоднократно перед исследователями языка того или иного писателя. Поэтому еще в середине XX века в лингвистике стала прослеживаться тенденция к развитию так называемых «смежных» областей науки, а также разработка пограничных проблем, при решении которых языкознание работает во взаимосвязи с другими науками, такими как социология, психология, литературоведение и др. По мнению А.А. Леонтьева, это стремление проникнуть «за» язык, раскрыть сущностные характеристики деятельности человека в целом, в том числе и речевой деятельности направлено на изучение «не столько языка, сколько говорящего человека» [Леонтьев 1969: 3]. Последние годы двадцатого столетия создали наиболее благоприятные условия для воссоединения лингвистики и человека. Именно поэтому в современной науке среди прочих гуманитарных (человековедческих) дисциплин бурно и плодотворно развиваются, например, этнолингвистика, социолингвистика, психолигвистика и под. Решая задачу выявления индивидуального стиля автора через призму художественных вербальных произведений, исследователь-лингвист непременно оказывается перед необходимостью обращения к сопредельным с языкознанием наукам. Так, для объективности и достоверности выявления авторских универсалий, художественные произведения, взятые для анализа, должны принадлежать различным периодам творчества писателя, различным жанрам и различной тематике, изучением чего занимается прежде всего литературоведение. С другой стороны, индивидуальный стиль писателя невозможно рассматривать без знания психологических особенностей его личности, а это является прерогативой психологии. Такие категории, как значение, смысл, понимание сущности которых является основополагающим для
характеристики языка писателя, занимают умы не только лингвистов и психологов, но и философов. Рассматриваемые нами концепты погружают нас в область культурологии, объектом которой являются. Таким образом, лингвистическое исследование будет проводиться в непосредственной связи с рядом сопредельных наук.
Естественно, что слово писателя изучается по совокупности художественных текстов, им созданных, которые представляют собой «речевое произведение, форму опосредованной коммуникации» [Пищальникова, Сорокин 1993: 6]. Проблема текста, лингвистики текста является одной из важнейших в современной лингвистике. Несмотря на то, что объектом языкознания является слово, именно текст в качестве основной единицы речевой коммуникации всегда привлекал внимание филологов. Художественный текст занимает особое место среди прочих типов текста (публицистического, научного и т.д.). Он использует языковые средства в их эстетической функции. Каждое художественное произведение уникально. Можно привести слова Вл. Солоухина, который, сопоставляя деятельность ученого и художника, говорит о том, что если бы ученый не сделал какого-то открытия, то его обязательно сделал бы кто-то другой. «...Картину же, которую напишет художник, стихотворение, которое напишет поэт, сонату, которую напишет композитор, никто за него никогда не написал бы, пройди хоть тысяча лет» (цит. по: [Белянин 2000: 8]). Но так же, как уникально каждое художественное произведение, неповторима и чрезвычайно интересна личность его создателя. Поэтому выявление индивидуальных особенностей стиля писателя посредством анализа созданных им художественных текстов представляется нам весьма важным.
Художественный текст является в некотором роде «загадочной сущностью», по определению В.П. Белянина. Ученый предлагает свой подход к его исследованию. Некоторые базовые постулаты этого подхода мы взяли на вооружение. Итак, для «разгадки» художественного текста
12 необходимо учитывать, что 1) за языком стоит не только система языка, но и психология; 2) организующим центром художественного текста предстает его эмоционально-смысловая доминанта, которая предопределяет семантику, морфологию, синтаксис и стиль художественного текста; 3) текст есть элемент системы «действительность - сознание - модель мира - язык - автор - текст - читатель - проекция»; 4) читатель имеет право на собственную интерпретацию смысла художественного текста, который зависит не только от текста, но и от психологических особенностей читателя.
Весьма многоплановыми являются и функции художественного текста. «Он выступает в качестве и основной единицы коммуникации, и способа хранения и передачи информации, и формы существования культуры, и продукта определенной исторической эпохи, и отражения жизни индивида и т.п.» [Белянин 2000: 15]. Поскольку художественный текст является довольно сложным образованием, лишь комплексный и многоаспектный подход, интегрирующий многие научные дисциплины, может дать целостное представление о нем.
Целью настоящего исследования является рассмотрение идиолекта Михаила Зощенко с точки зрения функционирования в нем лингвокультурных концептов посредством анализа наиболее значимых для писателя концептов, нашедших вербальное выражение в его произведениях.
Поставленная цель требует решения следующих задач:
выявить ключевые концепты, смысловые универсалии («доминантные личностные смыслы») концептуальной картины мира М. Зощенко посредством анализа его произведений;
выделить характерные черты выявленных концептов в русской языковой картине мира;
описать, как, с помощью каких языковых средств они реализуются в идиолекте писателя;
- выяснить, какие языковые приемы доминируют в творчестве М. Зощенко.
Данная работа является актуальной, поскольку проблема изучения языка того или иного писателя в связи с его мировоззрением, проблема смысла и значения, концепта и его реализации в слове в настоящее время являются весьма значимыми и привлекают все большее число исследователей.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые предпринята попытка лингвистического анализа творчества М. Зощенко через призму миропонимания писателя, поскольку своеобразие идиолекта напрямую соотносится с концептуальной картиной мира автора. Комплексное рассмотрение разножанровых и разновременных произведений Михаила Зощенко также подтверждает новизну исследования.
Специфика исследования предполагает использование различных методов анализа материала. Основными в данной работе являются метод лингвистического описания и комплексного анализа текста, который применялся при непосредственном наблюдении над текстами, где нашли свое отражение ключевые концепты миропонимания М. Зощенко, а также при отборе, анализе, систематизации фактического материала в аспекте поставленных задач.
Цели, задачи и методы исследования определили структуру работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, включающей списки использованных источников, словарей, научных публикаций, и приложений.
Данное исследование обладает определенной теоретической и практической значимостью. Теоретическая значимость работы заключается в уточнении и конкретизации понятия «язык писателя», а также в описании отдельных концептов русской культуры, таких как
14 «Страх», «Разум», «Жизнь - Смерть», играющих немаловажную роль в духовной жизни человека.
Практической значимостью диссертации является то, что содержащийся в ней фактический материал и его описание могут использоваться в школе и вузе при проведении занятий, чтении спецкурсов по творчеству Михаила Зощенко, а также лингвистическому анализу текста. Принципы исследования могут быть применены к творчеству другого автора.
Апробация работы проводилась на Первой выездной академической школе для молодых лингвистов-преподавателей вузов РФ (Казань, 2001); международных научных конференциях «Бодуэновские чтения» (Казань, 2001 и 2003), «Актуальные проблемы вербальной коммуникации: язык и общество» (к 110-летию со дня рождения Б.А. Ларина) (Киев, 2003); VI Российской университетско-академической научно-практической конференции (Ижевск, 2003), II Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, 2004), а также на итоговых научных конференциях Казанского государственного университета (1999-2003).
Понятия «язык писателя», «идиолект» и «идиостиль»
В силу того, что в нашем исследовании неоднократно употребляется выражение «язык Зощенко», мы считаем важным и необходимым остановиться на проблеме различного толкования понятия «язык писателя».
Употребляя данное словосочетание, филологи не всегда вкладывают в него одно и то же значение. Поэтому мы считаем необходимым, рассмотрев существующие точки зрения по данному вопросу, дать четкое определение того, что понимается нами под этим выражением, а также обозначить ключевые аспекты изучения «языка писателя».
Границы данного понятия в представлении различных исследователей неодинаковы. Главной проблемой здесь является то, что в данном случае подразумевать под «языком»: непосредственно «материал», т.е. сами языковые явления, или то, как и для чего этот «материал» используется автором в художественных текстах (т.е. «стиль»), или же и «материал», и «стиль» в тесной взаимосвязи? Именно на это еще в 1961 году указывал Л.Г. Барлас: «Термин «язык писателя» зачастую употребляется недифференцированно и в узком, и в широком смысле. В узком - это сам «языковой материал» произведения (звуковой, лексический, морфологический, синтаксический). В широком же смысле под «языком писателя» следует понимать не только «материал», но и «стиль», то есть индивидуально-авторские способы и приемы художественного использования этого «материала», реализации его образно выраженных возможностей» [Барлас 1961: 4]. У В.В. Виноградова читаем: «В круг центральных проблем изучения художественной литературы входят проблемы «языка» («стиля») художественного произведения и «языка» («стиля») писателя» [Виноградов 1959: 84]. Возникает закономерный вопрос о взаимоотношении языка и стиля в
представлении ученого: ставит ли В.В. Виноградов знак равенства между этими понятиями или они в его понимании взаимодополняют друг друга? Ответ находим у самого В.В. Виноградова. Употребляя сочетание «язык писателя», он подразумевает «индивидуально-художественный стиль» автора [там же: 87]. И в то же время ученый говорит о необходимости разрешить противоречие, обнаружившееся в языкознании и литературоведении и касающееся взаимоотношения, принципов и методов разграничения понятий языка и стиля, дифференциации языковых и художественно-стилистических категорий. Среди прочих ученый указывает и на другое противоречие, которое также необходимо разрешить, - «морфологическое, то есть чисто описательное, изучение языка писателя, его лексики, грамматики, и изучение функционально-стилистическое и эстетическое, ставящее своей задачей раскрыть приемы индивидуального художественного использования языковых фактов» [там же]. Осознавая необходимость в дифференциации данных понятий, В.В. Виноградов тем не менее предпочитает употреблять выражение «язык писателя», вкладывая в него представление о стиле. При этом В.В. Виноградов в своих работах дает определение понятий и языка, и стиля. Так, по его словам, язык писателя в прямом значении этого выражения есть факты русского языка, засвидетельствованные произведениями данного автора [Проект словаря языка Пушкина 1949: 11]. Стиль же писателя - это «система эстетически-творческого подбора, осмысления и расположения разных речевых элементов» [Виноградов 1959: 35]. Вероятно, употребляя выражение «язык писателя», ученый вкладывал в него смысл гораздо более широкий, чем способно вместить словосочетание «стиль писателя». С другой стороны, понятие «язык писателя» отражает лингвистическую реальность термина, которая сосуществует в непосредственной близости с литературоведческой. В.В. Виноградов полагал, что «исследование «языка» (или, лучше, стилей) художественной литературы должно составить предмет особой филологической науки, близкой к языкознанию и литературоведению, но вместе с тем отличной от того и другого» [там же: 3].
Современная лингвистика, казалось бы, нашла средство устранить возникшую неоднозначность в трактовке понятия «язык писателя». Так, для выражения понятий «язык» и «стиль» автора широко используются термины «идиолект» и «идиостиль», однако содержание, которое вкладывают ученые в эти понятия, опять же не всегда одинаково у разных исследователей.
Место концепта «Страх» в русском языковом сознании
Вопрос о принципе выделения концептов довольно сложен. Что ими считать? На каком основании можно говорить о том или ином концепте? Как выяснить, насколько он реален? Является ли данное понятие «сгустком культуры в сознании человека» [Степанов 2001: 43] и можно ли называть его концептом? Если трактовать концепт как некое ментальное образование (ментальную субстанцию), осмысленное, устоявшееся и отражающееся в сознании и языке того или иного народа как «предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений» [там же], то мы, безусловно, имеем полное право говорить о концептах «Страх», «Разум», «Жизнь» и «Смерть» как таковых в русской языковой картине мира.
Язык, будучи теснейшим образом связанным с мышлением человека, отражает наиважнейшие аспекты его миропонимания. Частотность употребления тех или иных слов является показателем их особой значимости для автора текста: количественный метод в языкознании общепризнан. Так, например, мы обратили внимание на то, что в произведениях М. Зощенко лексемы, передающие состояние страха (боязнь, волнение, ужас, жуть, трепет, испуг и проч.) обнаруживают чрезвычайную частотность. Так, в рассказах и фельетонах 20 - 30-х гг. («Рассказы Синебрюхова», рассказы из цикла «Уважаемые граждане», фельетоны) указанные лексемы, а также производные от них употребляются 122 раза, в «Сентиментальных повестях» - 141 раз, в «Голубой книге» - 134 раза; в «Возвращенной молодости» - 87 раз; в повести «Перед восходом солнца» - 513 раз. (См. приложение 1.)
Кроме того, анализ текстов писателя, документальные свидетельства (дневниковые записи М.Зощенко, его переписка с женой, друзьями и коллегами, воспоминания современников), которые подтверждают, что состояние страха часто сопровождало писателя (страх смерти, неосознанный страх и проч.), - все это доказывает то, что концепт «Страх» относится к ключевым в сознании Зощенко и своеобразное отражение его в произведениях писателя является одной из черт его идиолекта.
Концепт «Страх» весьма значим для русского менталитета в целом.
Страх - пожалуй, одна из самых сильных и ярких эмоций, переживаемых человеком. Неудивительно, что, начиная с античных времен, она занимала умы философов. Исследования природы страха можно найти в работах Эпикура, Лукреция, Платона, Аристотеля, Гоббса, Канта, Гегеля и других виднейших философов. Проблема страха и по сей день является объектом рассмотрения и изучения.
Так, в 2002 году при поддержке РГНФ разрабатывался проект «Философия «страха». Теория кризисов - «диалектика» и «бифуркация» под руководством кандидата психологических наук В.В. Брофман. Одной из целей данного проекта являлось изучение возможностей введения в структуру экспериментального исследования таких философских метафор, как «граница страха», «автор страха», «картина страха как текст», «культурный контекст страха» [Брофман 2002].
По теме «Текстовое представление эмоционального состояния «страх» (на материале малой прозы А.П. Чехова)» в 2002 году в Башкирском госуниверситете была защищена кандидатская диссертация Минибаевой СВ. В ней автор посредством комплексного анализа художественного текста, содержащего описание эмоционального состояния субъекта, показала фрагмент языковой картины мира, воплощенный в художественном тексте, а также выявила особенности психологизма писателя [Минибаева 2002].
Реализация концепта «Страх» в идиолекте Ф М.Зощенко
Многие употребляемые М.Зощенко лексемы имеют просторечный характер {боюся, оробел, зажались в значении испугались и др.). Это вполне соответствует образу и стилю речи зощенковского героя, от чьего лица ведется повествование. Важно отметить, что у М.Зощенко концепт «Страх» связан с концептом «Смерть». Эта связь либо непосредственная, либо опосредованная, но она почти всегда присутствует в произведениях автора.
В «Рассказах Синебрюхова» мы не найдем того, что называется «тот страх», о котором было сказано ранее. Здесь автор демонстрирует страх животный, страх перед смертью, перед опасностью, страх, основанный на инстинкте самосохранения. И это тоже особая примета зощенковского героя. И одна из примет зощенковского стиля, в котором концепт «Страх» находит свое яркое воплощение.
«Сентиментальные повести» Михаила Зощенко были написаны в то же время, что и его первые рассказы (начало 20-х годов XX века). Однако в них не только герой был совершенно другим, «другими были здесь стиль, язык, словарный состав» [Томашевский 1994: 12]. В статье «О себе, о критиках и о своей работе» Зощенко писал: «.. .когда критики, а это бывает часто, делят мою работу на две части: вот, дескать, мои повести - это действительно высокая литература, а вот эти мелкие рассказы -журнальная юмористика, сатирикон, собачья ерунда, - это неверно.
И повести, и мелкие рассказы я пишу одной и той же рукой. У меня нет такого тонкого подразделения: вот, дескать, сейчас я напишу собачью ерунду, а вот повесть для потомства...
А дело в том, что в повестях («Сентиментальные повести») я беру человека исключительно интеллигентного. В мелких же рассказах я пишу о человеке более простом. И само задание, сама тема и типы диктуют мне форму» (Цит. по: [Томашевский 1994]).
Следует заметить, что зощенковский «интеллигент» из «Сентиментальных повестей» отличается от малограмотной массы лишь некой сравнительной культурой. Позднее, в предисловии к «Мишелю Синягину», М.Зощенко, конкретизируя свою мысль, назвал подобных «интеллигентов» «средними людьми».
Итак, в «Сентиментальных повестях» многое отличается от того, что было в привычных рассказах М.Зощенко: герой, язык, стиль и проч. Концепт «Страх» также получает здесь иное выражение. Заметим, что в каждом из рассказов так или иначе присутствует лексика, относящаяся к данному концепту, хотя функция ее различна.
Обращает на себя внимание тот факт, что у Зощенко слова со «страшной» семантикой зачастую обозначают обыденные вещи, что создает определенный комический эффект.
«При этой мысли (о продаже одеяла - Т.Б.) сердце Сергея Петровича облилось кровью и страшно застучало, и он решительно отверг этот недостойный план» («Веселое приключение», с. 134)
«Без пяти четыре Забежкин сморкался до того громко, что нос у него гудел, как труба иерихонская, а бухгалтер Иван Нажмудинович от испуга вздрагивал, ронял ручку на пол...» («Коза», с. 11)
«- Как же так, - испугался Забежкин. - ...Как же так — сдана комната, ежели я и время потратил, проезд, хлопоты...» («Коза», с. 16)
«"Катюша Червякова собственной персоной", - подумал Сергей Петрович и, немного постояв, пошел вслед за ней. ... ...только подойдя совсем близко к девушке, он одернул ее заруку и, шуточно затопав ногами, вскричал.
