Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы изучения культурных и языковых концептов жизнь и смерть в поэзии М. Цветаевой 13
1.1. Концепты жизнь и смерть в дискурсе русской лингвокультуроло гической картины мира 13
1.1.1. Мировой опыт осмысления проблемы жизни и смерти (фило
софский аспект) 17
1.1.2. Проблема жизни и смерти в отечественной философско литературной традиции 19
1.1.3. Лингвистические исследования концептов жизни и смерти (лексикографический и художественно-концептуальный аспекты) 31
1.1.4. Вопросы изучения концепции жизни и смерти в художест венном творчестве М. Цветаевой 35
1.2. Основные направления цветаеведения 40
1.3. Сущность и методика концептуального анализа художественного текста 55
1.3.1. Сущность концептуального анализа 55
1.3.2. Понятие и структура концепта 61
1.3.3. Методика концептуального анализа художественного текста 65
Выводы по первой главе 68
Глава II. Семантическая структура концепта жизнь в поэзии М. Цветаевой .72
2.1. Жизнь, жить как средство выражения бытийного значения 73
2.2. Жизнь как окружающий мир, внешнее бытие 76
2.3. Жизнь, Судьба как проявление высших сил внешнего бытия 82
2.4. Жизнь, судьба как период существования человека 87
2.5. Жизнь как проявление физиологических свойств живого организма 88
2.6. Жизнь как образ существования человека
2.7. Жизнь как внутреннее, субстанциональное бытие 100
2.8. Пространственно-временные смыслы концепта жизнь
2.8.1. Ориентационные смыслы концепта 104
2.8.2. Темпоральные смыслы концепта , 109
2.9. Перцептивные смыслы концепта жизнь 115
2.10. Аксиологические смыслы концепта жизнь 120
Выводы по второй главе 122
Глава III. Семантическая структура концепта смерть в поэзии М.Цветаевой 129
3.1. Смерть как прекращение жизни человека, отрицание бытия 131
3.2. Смерть как исчезновение человека, его отсутствие в наличном бытии 133
3.3. Смерть как прекращение проявления физиологических свойств живого организма
3.4. Смерть как насильственный акт гибели человека 144
3.5. Субъектные характеристики образа смерть 149
3.6. Смерть как сила, уравнивающая людей 152
3.7. Смерть как благостная сущность, притягательность смерти .154
3.8. Пространственно-временные смыслы концепта смерть 156
3.8.1. Ориентационные смыслы концепта 156
ЗВ2. Темпоральные смыслы концепта 163
3.9. Перцептивные смыслы концепта смерть 167
3.10. Аксиологические смыслы концепта 172
Выводы по третьей главе 174
Глава IV. Сопоставление семантических концептосфер субстанций жизнь и смерть. Концепт инобытие в поэзии М. Цветаевой 181
4.1. Сопоставление содержательных структур концептов жизнь и смерть 181
4.2. Концепт инобытия в поэзии М. Цветаевой 193
Выводы по четвертой главе 203
Заключение 206
Литература 218
Приложение 1. Схема семантической структуры концепта жизнь в по эзии М. Цветаевой 254
Приложение 2. Схема семантической структуры концепта смерть в по эзии М. Цветаевой
- Лингвистические исследования концептов жизни и смерти (лексикографический и художественно-концептуальный аспекты)
- Жизнь, Судьба как проявление высших сил внешнего бытия
- Смерть как исчезновение человека, его отсутствие в наличном бытии
- Концепт инобытия в поэзии М. Цветаевой
Лингвистические исследования концептов жизни и смерти (лексикографический и художественно-концептуальный аспекты)
Исследователи отмечают глубокую культурологическую синтетичность творчества М. Цветаевой [Мейкин, 1997; Осипова, 1995; Павловский, 1997 и др.]. Очевидно, что и на формирование цветаевской концепции бытия - небытия, жизни - смерти не могло не повлиять культурное наследие человечества. Однако прежде чем рассматривать мнения разных мыслителей, следует подчеркнуть сам факт их влияния на формирование художественной концепции жизни - смерти человека у М. Цветаевой.
Экзистенция человека - это проблема прежде всего философская. Факты биографии, письма, художественные произведения свидетельствуют о глубоком интересе поэта к различным философским концепциям в решении вопросов человеческой онтологии - от самых древних до современных поэту. Так, М. Цветаева была знакома с фактами египетской мифологии, представляющей древнейшую философию подготовки человека к достойному принятию смерти; ср. в письме Б. Пастернаку 1927 года: «Я устала разрываться, разбиваться на куски Озириса. Каждая книга стихов - книга расставаний и разрываний, с перстом Фомы в рану между одним стихом и другим...» (Озирис - бог солнца в Египетской мифологии, который был убит братом и разъят на куски) [Цветаева М.И. Сочинения. В 2-т. Т. 2. М., 1988, 492]. Е.Л. Лаврова отмечает, что «постоянная цветаевская готовность к смерти и самоубийству также напоминает отношение к смерти древних, сформулированное во фразе memento mori... Добровольному умиранию учили Сократ, Эпикур, Зенон, Петроний, Сенека..» [Лаврова, 1994,336-342].
MB. Серова в работе «Поэтика лирических циклов...» отметила связь в трактовке смысла жизни-любви античной традиции и творчества М. Цветаевой, а также современных ей поэтов и философов. Исследователь подчеркнула, что М. Цветаеву привлекало учение об Эросе, восходящее к теории Платона и «чрезвычайно актуальное в начале XX века для русского символизма (Вяч. Иванов, А. Блок, Д. Мережковский, В. Брюсов), для русской философии (В. Розанов, Н. Бердяев, В. Соловьев), для европейской «философии жизни» (Ф. Ницше), для психологической науки (3. Фрейд, К.Г. Юнг)» [Серова, 1997, 61]. «По Платону, - продолжает рассуждение исследователь, - смысл жизни есть любовь, смысл любви - обретение цельности, преодоление единичности, анд-рогин... У Цветаевой воплощение данных смыслов осуществлено в образе «плаща», символизирующем идею андрогина; в пьесе «Приключение» Анри-Генриетта: Анри - мужская ипостась единого имени, Генриетта - женская... является в плаще» [Там же, 63]. Таково и представление души в поэзии М. Цветаевой: «душа - это не мужчина и не женщина, душа есть и мужчина, и женщина как проявление интенсивности-полноты, преодолевающей разделен-ность человека на мужское и женское и ограниченность каждого пола» [Ель-ницкая, 1990, 102 - 117]. Подтверждением этой мысли является черновой вариант стихотворения М. Цветаевой «Существования котловиною...», ср.: Три своих над Платоновой половиной Промотав... Погребенная заживо под лавиной Дней, как зиму - так коротаю - жизнь..., где очевидна аллюзия на «Диалоги» Платона, в которых рассказывается предание о том, что боги рассекли человека на две половины, каждая из которых стремится к другой для обретения целостности и счастья любви [см.: Антология мировой философии, 1969, Т.1]. Так, смысл жизни, по Цветаевой, заключается в преодолении разъединения, «разрывания на куски Озириса», в обретении полноты и самодостаточности.
Любовь, по Цветаевой, не только наполняет жизнь смыслом, она приближает человека к космосу, универсуму, делает его целостным, нераздельным, неизменным, следовательно, бессмертным. Эта мысль сближает поэта с философами того времени. Так, например, в статье «Поэт и время» М. Цветаева цитирует строки стихотворения В. Соловьева «Бедный друг, истомил тебя путь...»: Смерть и время царит на земле... Ты владыками их не зови. Все кружась исчезает во мгле Неподвижно лишь Солнце Любви...
М. Цветаева проявляла особый интерес к произведениям русских философов (Н, Бердяева, В.В. Розанова, Ф.А. Степуна, П. Флоренского, Л. Шестова). Знакомство с творчеством этих философов или с ними лично засвидетельствовано в письмах, ср. из письма В.Ф. Булгакову 18 января 1926 года: «Познакомилась с Л. Шестовым, И. Буниным и ...Тэффи. Первый - само благородство, второй - само чванство, третья - сама пошлость...» [Цветаева М.И. Сочинения. В 2-т. Т.2. М., 1988, 505]; из письма Б. Пастернаку от 31 декабря 1929 года: «Борис, я с тобой боюсь всех слов, вот причина моего неписанья ... во всяком людском отношении слова только на выручку, на худой конец, и конец - всегда худой. Ведь говорят - на прощанье. Есть у Степуна не знаю собственное ли, но исчерпывающее определение: «Романтики погибли оттого, что всегда жили последними». Каждое наше письмо - последнее навсегда...» [Там же, 494]; из письма М. Волошину от 7 ноября 1921 года: «О литераторах и литературе я тебе уже писала. Та же торговля. А когда не торгующие (хотя и сидящие за прилавком), как Бердяев, открывают рот, чтоб произнести слово «Бог», у меня всю внутренность сводит от скуки, не потому, что «Бог», а потому, что мертвый Бог, не растущий, не воинствующий, тот же, что, скажем, в 1903 году, - бог литературных сборищ...» [Там же, 488].
Однако, несмотря на это ироничное по отношению к известному русскому философу замечание, в творчестве М. Цветаевой есть моменты идейного сближения с учением Н. Бердяева. Так, Б. Паромонов отмечает: «...любовь для нее [М. Цветаевой - Е.Д.] всегда вела к поглощению любимого - его уничтожению... Заглатывала, забирала в пещеру утробы. Видела в любимом - свою проекцию, и только. Объективности не выносила, как Бердяев. Любимого лучше было убить, чем отпустить на самостоятельное - объективное существование. Точнее: не убить - похоронить в себе...» [Паромонов, 1997, 281]. Е.Л. Лаврова сопоставляет высказывания Н. Бердяева и М. Цветаевой о жизни и подчеркива 16 ет близость суждений, ср. М. Цветаева в письме к А. Тесковой: «Я не люблю жизни как таковой, для меня она начинает значить, - то есть обретать смысл и вес - только преображенная, то есть в искусстве...» и высказывание Н. Бердяева: «Я всегда чувствовал себя далеким от того, что называют «жизнью». Я, в сущности, не любил так называемой «жизни», в молодости еще меньше, чем теперь...» [Лаврова, 1994, 320].
В. Лосская в статье «Н. Бердяев и М. Цветаева о смерти и самоубийстве» отмечает увлеченность и философа, и поэта учением 3. Фрейда о том, что «в психологии человека есть очень сильная тяга к смерти. Человеку всегда приходится бороться с этой тягой» [Лосская, 1994, 156 - 157] (ср. у М. Цветаевой: Тяга темени к изголовью Гроба, - годы ведь уснуть тщусь!; Ненасытим мой голод На грусть, на страсть, на смерть...; Ты дал мне детство - лучше сказки И дай мне смерть - в семнадцать лет!; Я мечтаю о тебе, о смерть...;... а сердце смерти просит... и мн. др.).
Жизнь, Судьба как проявление высших сил внешнего бытия
При описании объективных смыслов концептосферы .жизнь была избрана иная последовательность, нежели это представлено в словарной статье. Очередность семантических компонентов обусловлена движением от внешнего к внутреннему, от экзистенциального к субстанциональному, от общего к личностному.
Значение, фиксируемое в словаре как 1. Окружающая нас реальная действительность; бытие, довольно полно реализуется в контекстах стихотворений М. Цветаевой (ср.: Прощай! Не думаю, чтоб снова Нас в жизни Бог соединил... ; Дабы ты меня не видел В жизнь - ...Изгородью окружу сь...; Вас обручила тень, и вам Священны в жизни - только тени...). Повторяемость подчеркнутых словоформ актуализирует семантику "погруженности лирического субъекта или другого предмета речи во внешнее бытие". Часто это бытие в сознании поэта предстает "неполноценным", "инородным". Концептуальное значение "неполноты внешнего бытия" репрезентируют контексты: ...наняты сердца Служить - безвыездно - навек, И жить - пожизненно - без нег!; Котел да логово, Живем без многого!; Квиты: вами я объедена, Мною - живописа-ны...; В сей нищенской жизни - Лишь час величавый! Из серого камня - гляди! твоя слава...; А если уж слишком поэта доймет Московский, чумной, девятнадцатый год, Что ж, - мы проживем и без хлеба! Не долго ведь с крыши -на небо. Неполноценность внешнего бытия восполняется, по мнению поэта, уходом в мир души и творчества (ср.: Все, чего не будет в жизни, Я найду в своих стихах...; Будет день, ... когда от жизни рядом Вся ты оторвешься взглядом И душой ..).
Семантика "чуждости", "отдельности внешнего бытия от внутреннего лирического Я субъекта" подчеркивается следующим контекстом: Ждем тебя, жизни не знающий. Голубоглазый!...
Определенное место в системе концептуальных смыслов жизни как внешнего бытия занимает значение "жизнь - борьба, в которой не хочет участ 77 вовать лирический субъект" (ср.: Жить нашей жизнью подпольною, трудною Ты не смогла. Что же, иди, коль борьба наша мрачная В наши ряды не зовет... ; Не надо людям с людьми на земле бороться...; И под землею скоро уснем мы все, Кто на земле не давали уснуть друг другу...; В Вас певучий и мерный отлив, Не сродни вам с людьми поединки. Вы .живете с кристальностью льдинки Бесконечную ласковость слив...; У - в мир приходящих ручонки зажаты: Как будто на приступ, как будто в атаку! У - в землю идущих - глазочки раскрыты: Все наши полки разбиты...).
"Инородность реальной действительности по отношению к лирическому субъекту" отмечается связью жизни с «бытом» и ее отстраненностью от «бытия» поэта. Ярким примером является фрагмент стихотворения «Уж сколько их упало в эту бездну...»: И будет жизнь с ее насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет все - как будто бы под небом И не было меня... Следует уделить особое внимание выражению жизнь с ее насущным хлебом в силу спорного характера его интерпретации. Ю.С. Степанов в работе «Константы: словарь русской культуры» рассматривает историю развития семантики словосочетания хлеб насущный. Так, изначально это выражение обозначало «хлеб, необходимый для пропитания на наступающий день», то есть репрезентировало значение: "то, что необходимо для сегодняшнего дня" [Степанов, 2001, 232]. Однако позже, как отмечает исследователь, выражение «начинает осмысляться как причастие к глаголу быть и в этом случае первоначально значит "сущностный, относящийся к самому существу"... Позднее в Христианской традиции выражение приобретает значение "сверхсущностный, сверхматериальный" [Там же]. Таким образом, это уже «не тот хлеб, который входит в наше тело, но хлеб жизни, который питает субстанцию нашей души» [Там же].
В цветаевском контексте проявляется возвращение к буквальному смыслу слова, его первоначальному значению, очищение от метафорических и символических компонентов. Фразеологизм жизнь с ее насущным хлебом связан именно с экзистенциальным, не субстанциональным бытием, что подтвержда 78 ется включением его в ряд однородных членов, представленных выражениями, также раскрывающими идею существования, не сущности, ср.: забота о средствах существования, «забывчивость дня», противопоставленная вечной памяти субстанционального бытия, отсутствие следов существования человека в земном пространстве (ср.: И будет все, как будто бы под небом И не было меня...). При этом в другом контексте реализуется символическое значение фразеологизма: Я пришел к тебе за хлебом За святым насущным. Точно в самое я небо -Не под кровлю впущен..., что свидетельствует об актуальности названной проблемы для поэта.
Важно подчеркнуть, что для идиостиля М. Цветаевой вообще характерно переосмысление нгшичного языка: значения, приращенные к слову многовековым опытом человечества (символические, метафорические), стираются, им возвращаются первоначальные смыслы; слова естественного языка, которые не имели ранее символических значений наделяются таковыми, превращаясь в слова поэтического языка (ср.: рябина, растение, гора и др.). Таким способом происходит переосмысление языка, так обнаруживается важное для цветаевской поэтики явление «семантической регенерации» (термин построен по аналогии с предложенным Л.В. Зубовой «этимологическая регенерация»).
Внешнее бытие, как было выявлено, определяется как "окружающая действительность, в которую погружено существование человека", притом это внешнее бытие "чужеродно", "инородно" для лирического субъекта. Разновидностью указанного концептуального смысла является следующий: "жить с кем, среди кого". С Ельницкая в работе «Поэтический мир Цветаевой» отметила актуальную для данного автора поэтику «соответствия и несоответствия», «сходства и различия». «Если X и У, - отмечает исследователь, - внешне разные, а по сути схожие, то акцент - на сходстве, соответствии. Так, с высшей точки зрения все видимые условные различия (классовые, национальные, религиозные, имущественные...) в этом мире являются, по сути, соответствиями с оценкой «неистинные»... Если различия X и У внутреннее, сущностное, качественное, то акцент на разности, несоответствии» [Ельницкая, 1990, 25]. Семантический компонент "жить с кем, среди кого" используется у поэта для характеризации не столько экзистенциального, сколько субстанционального, сущностного бытия лирического субъекта (ср.: Зачем ты меж нами, лесной старичок, Колдун безобидно-лукавый? Душою до гроба застенчиво-юн, Живешь, упоен небосводом9). Наиболее показательным в этом смысле является такой характер соотнесения, который репрезентирует семантику "чуждости лирического героя окружающим людям", ср.: В старом вальсе штраусовском впервые Мы услышали твой тихий зов, С той поры нам чужды все живые И отраден беглый бой часов. ; Чем пугачом среди живых - Быть призраком хочу - с твоими, (Своими)...: Бог! Можешь спать в своей ночной лазури] Доколе я среди живых -Твой дом стоит!.. Лирический субъект М. Цветаевой в силу особого дара -причастности субстанциональному бытию - оказывается чуждой окружающим в экзистенциальном пространстве. Это объясняет стремление к отшельничеству (ср.: Живу никто не нужен; Живу не трогаю!; пушкинская реминисценция в стихотворении «Двух станов не боец...» Ты царь: живи один...). Особая субстанциональная соотнесенность лирического субъекта, непохожесть на других пугает окружающих людей, становится причиной не-любви к героине, ср.: Как жжется вам с другою, - Проще ведь? - Удар весла!... Как живется вам с простою Женщиною? Без божеств? Как живется вам с чуткою. Здешнею?.. Как .живется вам с товаром Рыночным?... Как живется вам с стотысячной? Вам, познавшему Лилит! Как живется вам с земною Женщиною, без шестых чувств? . (стихотворение посвящено К.Б. Родзевичу, «испугавшемуся» любви Цветаевой... А.А. Саакянц так объясняет этот факт: «Она (М. Цветаева - Е.Д.) требует абсолюта отношений, возлагает на другого непосильный груз всепони-мания... Ожидает, даже требует от вполне «земного» человека, не зная его сил, проникновения в ее мир, скорее всего ему чуждый. Спросим: а в жизни, как оно было в реальной жизни - разве не отпугивал этот цветаевский максимализм, этот напор?...» [Саакянц, 1997, 368]). Перечисленные контексты свидетельствуют об актуальности в поэзии М. Цветаевой значения концепта жизнь - "окружающий нас мир, внешнее бытие". Однако, как показал анализ контекстов, в поэзии М. Цветаевой социальное знание не используется в готовом виде, объективные значения наращиваются за счет индивидуальных коннотативных компонентов, оценочных смыслов: "состояние мира, не удовлетворяющее внутренним, духовным потребностям лирического субъекта", "явление мира неполноценное, чужеродное, внешнее по отношению к субъекту, отдельное от него".
Смерть как исчезновение человека, его отсутствие в наличном бытии
Идея насильственного прерывания жизни человека (гибели) связана в поэзии М. Цветаевой с указанным ранее представлением о внешнем бытии, действительности как «борьбе людей друг с другом» (ср.: Я знаю правду! Все прежние правды прочь! Не надо людям с людьми на земле бороться! Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь. О чем поэты, любовники, полководцы9 ...И под землею скоро уснем мы все, Кто на земле не давали уснуть друг другу...). Социально-исторические условия жизни в первой половине XX века не позволяли человеку «умереть в своей постели». С этим связана многочисленность контекстов, репрезентирующих идею гибели человека в бою на поле брани в борьбе с духовной косностью (о поэте, человеке высокого духа) и т.п. Лексическими показателями указанного значения являются глагольные формы: гибнуть погибнуть, пасть /пропасть, отдать .жизнь за кого-либо / что-либо, сложить голову...и др. (ср.: Волны и молодость - вне закона! Проломилась донская глыба! Белая гвардия - да! - погибла...; А рокот тусклых вод слагает 145 ся в балладу О том, как он погиб, звездою заклеймен ..; За всех грудью пав (На снег уголь ржав..,); О младых дубовых рощах, В небо росших - и не взросших, Об упавших и не вставших, В вечность перекочевавших...; Там, где Дон и Донец плещут, Пал меж знамен Игорь на сон-вечный...: Враг - пока здрав, Прав как упал. Мертвым -устав Червь да шакал...; За их грехи ты жертвой пал вечерней, О, на заре замученный дофин... (о Людовике XVIII); Этот крошка с душой безутешной Был рож ден, чтобы рыцарем пасть...; Им не видать возрожденья, Им не сложить за мечту головы, - Бури - герои достойны!; Отдадим последний долг Тем, кто долгу отдал душу...; Сын казака, казак... Так начиналась -речь. Родина. Враг. -Мрак! Всем головам лечь...; Сын -раз в крови! Собственным телом Отдал за всех... Дай же им белыми быть во гро-бех...). Перечисленные контексты актуализируют идею добровольной жертвенности героев. При этом особенно подчеркиваются финальные значения (погибнуть за мечту за всех за Родину / за убеждения и т.п.). Важно отметить, что погибший, отдавший жизнь за кого-либо / что-либо, принесший себя в жертву становится для лирической героини правым, святым, родным (сыном / братом). Таким образом, концептуальный смысл смерть как "добровольная жертва, гибель за кого-либо / что-либо" в сфере аксиологических представлений поэта приобретает позитивные коннотативные оттенки.
Особое место в поэтическом идиостиле М. Цветаевой занимают каузативные конструкции, которые актуализируют семантику "причинности гибели человека". В современной русистике под каузативными отношениями понимаются «такие отношения, когда одна ситуация необходимо вызывает другую ситуацию» [Чудинов, 1979, 61; см. также: Балашова, 1989, 125 и др.]. Основную семантическую нагрузку при этом выполняет глагольная лексика, которая «делится на группы: каузативные результативные инструментальные глаголы (застрелить, зарезать); каузативные результативные неинструментальные глаголы (губить погубить, умертвить); каузативные нерезультативные неинструментальные (заставить, вынудить)» [Чудинов, 1979, 63]. Спектр каузативных значений смерти в поэзии М. Цветаевой чрезвычайно широк (убить, умертвить, утопить утопиться, повесить /повеситься, застрелить /застрелиться, зарезать, пронзить мечом кого-либо /себя, всадить нож в кого-либо /в себя, броситься с высоты /накопья и мн. др.).
Разновидностью каузативных отношений в семантическом поле "умерщвление человека" являются такие отношения, где субъект и объект действия совпадают (ср.: Не проще ли тогда - глаза Закрыть мне собственной рукою /), Ю. Фрейдин отметил, что «в творчестве М. Цветаевой представлено богатство вариаций «подготовки» к смерти ... в разных ее ипостасях, проявлениях, соседствах... и результат близости, ее легкой доступности исполнителю - поэту ..» [Фрейдин, 1996, 255]. Действительно, уже в ранней лирике представлено «поэтическое привыкание» М. Цветаевой к чужой и собственной смерти с самых ранних лет (ср.: Ты дал мне детство лучше сказки И дай мне смерть в семнадцать лет...). Причины этого можно усматривать в психологическом складе поэта, в «горестной наследственности» (женщины в роду по материнской линии умирали очень рано), в невозможности мириться с обществом, погубившем мужа и искалечившим судьбу дочери, с тягостным бытом, в отсутствии читателя и взаимопонимания с близкими [см. об этом подробнее. Белкина, 1988; Кудрова, 1997; Паромонов, 1997; Саакянц, 1997, Чуковская, 1982 и мн. др.]. Поэтому в творчестве М. Цветаевой актуальной оказывается тема различных вариаций ухода из жизни. Цветаева словно выбирала для себя наиболее «удобный» способ умирания, отсюда - особое внимание инструментальному компоненту и способу умерщвления:
Концепт инобытия в поэзии М. Цветаевой
Действительно, инобытие в поэтическом воображении М. Цветаевой имеет свою особую "хронологию" и "топографию", или "географию". При этом большинство темпоральных характеристик бессмертия тради-ционны: значение "вневременности, вечности" реализуется с помощью лексических компонентов с корнем -век-/-веч- (ср.: ... То Вечности Бессмертный загар...; перекрестясь на последний храм, Белогвардейская рать - векам...; Не спи1: Крепись! Говорю добром! А то - вечный сон! А то - вечный дом!; А когда когда-нибудь - как в воду И тебя потянет - в вечный путь. Оправдай змеиную породу: Дом меня мои стихи - забудь...; Встать... Из днесь В на-_ век...; Что в вашем веянъи? Но знаю - лечите Обиде Времени - Прохладой Вечности...; И погружаюсь как в реку В мимо - текущую Вечность ...). УМ. Цветаевой корень --век-/- веч - имеет значение, ставшее традиционным: "неподвижное, абсолютное, неизмеренное, неупорядоченное логическим сознанием время", хотя изначально корень обозначал «жизненную силу, жизнь, продолжительность человеческой жизни, вечность» [Степанов, 2000, 828]. Вечность традиционно противопоставляется времени, отмеренному для человеческой экзистенции.
Индивидуально-авторские номинации "хроноса" связаны с начальной фазой инобытия, ср.: С Новым-годом-светом-краем-кровом!; Новый Год! Новый Год! Чек на Смитсона в букете! - Алчет у моих ворот Зябкий Серафим Рос-сетти! (Смитсон - револьвер системы смит-и-вессон, распространенный в России в конце XIX века).
Также просіранственньїе характеристики инобытия актуализируются в поэтике М. Цветаевой посредством традиционных образных систем и индиви 198 душіьно-авторских. Традиционные представления связаны с пространственной вертикалью, которая имеет определенно- и неопределенно-локальные обозначения. Определенно-локальные характеристики инобытия соотносятся с представлениями о небесном царстве, где обитают души праведников (ср.: И мерещится мне: в самом Небе я погребена!; И знач, под песнь родную засыпая, Что в небесах проснешься - королем...; Прямо в эфир Рвется тропа. - Остановись! Юность слепа. Ввысь им и ввысь! В синюю рожь! - Остановись! В небо ступнешь...; В его заоблачных снегах - Что в ризе ценной, Благословенна ты в снегах Благословенна!; Что ж, - мы проживем и без хлеба! Недолго ведь с крыши - на небо...; Не лебедей это в небе стая: Белогвардейская рать святая... ; Вербочка! Небесный житель! - Вместе в небо! - Погоди!; Нынче - раб, завтра царь Всем семи - небесам!; Свое подобье Ты в небо поднял - Великой верой В свое подобье...; Чтоб не вознес его Зевес - Молись!; Ты ли это как лунатик Приступом небо брал?; Я пришел к тебе за хлебом За святым насущным. Точно в самое я небо Не под кровлю впущен!; Затем и насылает беды Бог, что живой меня на небо Взять замышляет за труды...; Чего искал прозрачный силуэт9 Быть может ей - и в небе счастья нет?; Смертные мои! Бессмертные Вы, по кладбищам! Вы, в кучистом Небе - стаей журавлей...). Своеобразным вариантом этого значения является представление об инобытии души среди небесных светил (ср.: На сорок верст высоты вокруг - Солнечного да кроме Лунного ни одного лица. Ибо соседей - нету. Место откуплено до конца Памяти и планеты...; Возраст? -Десять. - Не меньше ли, плут? - Был один, -тоже ростом не вышел. Выше солнца теперь вознесен...; Ни в гробовом сугробе, Ни в облачном с тобою не прощусь...; ...так в звездный вихрь Сивилла: выбывшая из живых...; Белогвардейцы! Белые звезды! С неба не выскрести!; ) неопределенно-локальные обозначения указывают лишь направление перемещения души", "вознесения" и имеют своими репрезентантами адвербиальные формы (ср.: ...Поник. Смолк. И облачный ввысь! Столб...; Пропали! Не вынесут сухожилья! Конец! - Сдались! - Двумолнием раскрепощает кры 199
лья. Команда: ввысь!; А тебе, дружок, Я слово скажу: Кому - вверху гулять, Кому внизу лежать...; И ты простер слабеющие руки Туда наверх, где странникам приют...; Не ветром - до - осени Снята гроздь. Ах, виноградарем до осени Пришел гость... По голубым и голубым лестницам Повел ввысь...; Дело Царского Сына ...Встать в полночную пору, Прочь с дороженьки белой - Ввысь на вышнюю гору...; Высоко твои братья! Не докличешься!; На пути твоем - целых семь планид, Чтоб высоко встать - надо кровь пролить...).
Также традиционной номинацией локуса инобытия является словосочетание тот другой иной свет, противопоставленное этому свету, земному бытию (ср.: И колос взрос, и час веселый пробил, И жерновов возжаждало зерно. Закон! Закон! Еще в земной утробе Мной вожделенное ярмо. Час ученичества! Но зрим и ведом Другой нам свет, - еще заря зажглась. Благословен ему грядущий следом Ты одиночества верховный час!; Дай мне руку - на весь тот свет! Здесь -мои обе заняты...; Такой мне сад на старость лет... - Тот сад? А может быт тот свет? - На старость лет моих пошли - На отпущение души...).
Пространство инобытия наделяется в поэзии М. Цветаевой следующими чертами, "отдаленностью", "обширностью". Значение "пространственной отдаленности инобытия" реализуется с помощью адвербиального компонента там (ср.: Сосед не спеши! Нечего Спешить, коли верст - тысячи. Разменной стрелой встреч ною Когда-нибудь там спишемся...; В миг отрывающийся весь! В лад дышащий с одной вселенной! Всегда отсутствующий здесь, Чтоб там присутствовать бессменно...). Семантика "обширных просторов, пространств инобытия" представлена в контекстах: Милый друг, ушедший дальше, чем за море1; И улыбка из великого Издали, - Умирающего светская лесть...; Небо -тридевять земель..; Уплочено же - вспомяни мои крики! За этот последний простор...; Уплочено же - всеми розами крови За этот просторный покрой Бессмертия...; Я в смерти нарядной Пребуду - твоей быстроте златоперой
Последней опорой В потерях простора! и др. Наиболее самобытными являются локальные номинации, представляющие "топографию инобытия", изоморфную земной топографии, хотя поэт отмечает "неземную локализацию называемых географических мест" (ср.: Ты ль это лунатик Приступом небо брал? Новых земель вельможа. Сын неземных широт - Точно содрали кожу - Так улыбался рот...). Инобытие представляется поэту страной, краем, городом, домом, садом (ср.: Черным по белу на конверте. Есть такая страна - Бессмертье!: В стране, которая - одна Из всех звалась Господней, Теперь меняют имена Всяк, как ему на ум или не-ум ...взбредет...; Опять с узелком подойду утром рано К больничным дверям. Вы просто уехали в жаркие страны К великим морям...; Наслаждайтесь! -- Скоро-скоро Канет в страны дальние Ваша птица разноперая - Вербная - су-сальная...; Вот и свиделись! - А воздух каков! - Есть же страны без мешков и штыков! В мир, где «Равенство» вопят даже дети, Опоздавшие на дважды столетье...; - Где же бабка? - В краю безвестном! Прямо в ад провалилась с креслом!: Где золото мое? Где серебро? В моей руке лишь горстка пепла! ...И это все, что я возьму с собой В край целований молчаливых...; Не камень! Уже Широтою орлиною - Плащ! - и уже по лазурным стремнинам В тот град осиянный. Куда - взять Не смеет дитя Мать...; За красною тучею - Белый дом. Там впустят Вдвоем С конем...; А когда покойник прибыл В мирный дом своих отцов Рыжая девчонка Библию Запалила с четырех концов...; Не спи! Крепись! Говорю добром! А то - вечный сон! А то - вечный дом!: Скрип полозьев, ответный скрип Двери: рокот ветров таежных. Высочайший пришел рескрипт: - Смена царств и въезд вельможе. И домой: В неземной -- Да мой...).
