Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Человек в языке и способы его описания 9
1. Системоцентрический принцип изучения языка 9
2. Антропоцентрический принцип изучения языка 13
3. Человек как объект лингвистического описания 35
Выводы 38
Глава 2. Возраст и его концептуализация в русском языке 40
1. Возраст как объект лингвистического изучения 40
2. Возрастная лексика в современном русском литературном языке 45
3. Знания о возрасте, отраженные в лексической системе русского языка 50
4. Знания о возрасте, отраженные во фразеологической системе русского языка 67
Выводы 75
Глава3. Дитя как языковой концепт 77
1. Семантика слов ребенок, дитя, детище, чадо в современном русском литературном языке 77
2. Функционирование наименований детей в современном русском литературном языке 90
3. Из истории концепта дитя 110
4. Лексико-семантическая парадигма дитя в современном русском языке 124
Выводы 148
Заключение 150
Литература 153
Источники 171
Приложения 184
- Антропоцентрический принцип изучения языка
- Человек как объект лингвистического описания
- Знания о возрасте, отраженные во фразеологической системе русского языка
- Функционирование наименований детей в современном русском литературном языке
Антропоцентрический принцип изучения языка
Если начало XX века характеризуется установлением системоцентрического взгляда на язык, то исход его ознаменован смещением научной парадигмы в сторону антропоцентризма. Антропоцентризм выражается в требовании изучать конкретный язык с опорой не только на окружающую человека действительность, но и на его мышление, психику, историю, культуру и социальный статус носителей языка. На первый план в исследованиях, выполненных в рамках антропоцентрической парадигмы, вышли проблемы «человек в языке» и «язык в человеке», которые получили разработку в обширной литературе по прагматической, когнитивной лингвистике, лингвокультурологии, психолингвистике, этнолингвистике.
Во второй половине XX века, особенно в последней его трети, все большее внимание уделяется проблемам функционирования языка. Антропоцентрический подход сближает лингвистику с философией и психологией; системоцентрический подход проявляет ориентацию на естественные и точные науки; и согласно последнему, «...язык есть некоторая почти независимая от нас функционирующая система. Лингвист изучает её законы, носитель языка им подчиняется» [Рахилина 1989: 50].
Антропоцентрический взгляд на язык не является новым веянием в современной лингвистике. Подобные взгляды высказывали Г. Пауль, А.А. Потебня, A.M. Пешковский, И.А. Бодуэн де Куртенэ, А.А. Шахматов и др., но в наиболее полном виде его содержание представлено в лингво-философской концепции В. фон Гумбольдта.
Одними из основных понятий антропоцентризма являются понятия «картина мира» («модель мира», «образ мира»), «концептуализация», «концепт». Соответствующие термины относятся к межнаучной терминологии.
Теоретические проблемы описания картины мира активно разрабатываются в философии. В настоящее время философами охарактеризовано содержание понятия «картина мира», систематизированы различные толкования соответствующего термина, установлено соотношение близких понятий «картина мира» и «мировоззрение», описаны структура, функции и виды картины мира; взаимодействие и взаимовлияние научной, философской, религиозной картин мира (при этом наибольшее количество работ посвящено характеристике научной картины мира) [Кузнецова 1984; Степин, Кузнецова 1994; Суворова 1996; Черноволенко 1970 и др.]. В лингвистических исследованиях освещена история вхождения в науку о языке термина «картина мира» [Серебренников 1988, Апресян 1995 (б)], аспекты изучения картины мира [Тильман 1999].
Одной из самых сложных проблем изучения картины мира остается проблема ее типологии. Традиционно выделяют концептуальные картины мира: научную (физическую, химическую, биологическую и др.), философскую, религиозную картины мира; возможность выделения языковой картины мира вызывает споры. [Серебренников 1988; Яковлева 1994 и др.]. В последнее время термин «языковая картина мира» вызывает множество дискуссий по поводу его содержания, возможностей использования. В лингвистике нет единой точки зрения на статус языковой картины мира: некоторые исследователи признают ее как самостоятельный образ мира, другие - как средство выражения концептуальных картин мира.
Большинство исследователей говорят о сложности взаимодействия концептуальной картины мира и языковой, об уникальной роли языка как особого кода концептуальной картины мира. Так, Т.В. Цивьян высказала мысль о двойственности языка, который выступает как «метакод» модели мира и выполняет роль ее «пассивного регистратора» и как «метаязык второй степени», самостоятельный код модели мира, которым может быть записана вся модель мира в полном объеме [Цивьян 1990: 36].
Многие исследователи убеждены в существовании языкового миро-видения, особой «логики» языка, несхожей с общепринятой, что определяет специфику языковой картины мира. Они продолжают традиции В. фон Гумбольдта, Л Вайсгербера, Э. Бенвиста, Э. Сепира, Б. Уорфа и др., изучавших процессы духовного воссоздания мира посредством слова и рассматривавших язык как систему мировидения. Г.В. Колшанский считает, что нельзя говорить отдельно о языковом сознании, отдельно о языковой картине мира, поскольку язык выступает как способ закрепления всей отражательной деятельности мышления, как субстанция абстрактных мыслительных форм. По словам Г.В. Колшанского, языковая картина миpa «...должна означать языковое воплощение понимаемого мира, именно объективного мира, включающего и самого человека как часть этого мира», она есть «выражение познавательной деятельности различных групп людей - деятельности, обусловленной историческими, географическими, культурными и другими фактами в пределах единого объективного мира (но не языкового)» [Колшанский 1990: 27, 31]. Действительно, язык не представляет собой автономно существующий от человека мир, тем не менее нельзя не признать, что в языке отражается не только сознательное, но и бессознательное человека; результаты всей его духовной активности.
Концептуальная картина мира заключает в себя разнообразный личностный познавательный опыт - довербальный, вербальный и невербальный, а потому концептуальная картина мира содержательно шире, чем языковая картина мира, которая отражает лишь зафиксированные в содержании языковых форм знания человека об окружающем мире и о самом себе.
Среди существующих в лингвистике определений языковой картины мира наиболее удачным представляется определение Н.Ю. Шведовой: «Языковая картина мира - это выработанное многовековым опытом народа и осуществляемое средствами языковых номинаций изображение всего существующего как целостного и многочастного мира, в своем строении и в осмысляемых языком связях своих частей представляющего, во-первых, человека, его материальную и духовную жизнедеятельность, и, во-вторых, все то, что его окружает: пространство и время, живую и неживую природу, область созданных человеком мифов и социум» [Шведова 1999: 15].
Человек как объект лингвистического описания
Проблему изучения человека в лингвистике можно рассматривать в широком и узком смысле реализацией антропоцентрического принципа изучения языка, основные положения которого точно и образно, на наш взгляд, излагаются Н.Д. Арутюновой во введении к сборнику научных статей «Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке»: «Дорогу к познанию феномена человека пролагают гуманитарные и естественные науки, искусство и язык. Если Бог создал человека, то человек создал язык - величайшее свое творение. Если Бог запечатлел свой образ в человеке, то человек запечатлел свой образ в языке. Он отразил в языке все, что узнал о себе и захотел сообщить другому. Человек запечатлел в языке свой физический облик, свои внутренние состояния, свои эмоции и свой интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе - земной и космической, свои действия, свое отношение к коллективу людей и другому человеку (Другому). Он передал языку свое игровое начало и свою способность к творчеству. Человек запечатлел себя в именах природных объектов, внеся в них утилитарную и эстетическую оценки. Почти в каждом слове можно обнаружить следы человека. Язык насквозь антропоцентричен. Присутствие человека дает о себе знать на всем пространстве языка, но более всего оно сказывается в лексике и синтаксисе - семантике слов, структуре предложения и организации дискурса» [Арутюнова, 1999, 4]. Как отмечает Н.Ю. Шведова, «...в центре всего изображаемого словом стоит человек - он сам и все то, что воспринимается им как его окружение, сфера его бытия; наиболее полные и развитые ветви лексического древа, представляющего систему, относятся к человеку - к нему самому, к его жизнедеятельности, к продуктам его труда и занятий: человек незримо присутствует в любом наименовании как тот, кто специально для этого предназначенными языковыми средствами может сопоставить и сочленить такие наименования, квалифицировать и оценить именуемое» [Шведова 1999: 14]. «Семантика слова «человек» и содержание концепта «человек» настолько фундаментальна, что является фоном для представления семантики других слов» [Розина 1990, 65 - 67].
Человек представляет собой сложнейшую систему, обыденное сознание формирует такую же сложную систему знаний о человеке, которые получают отражение в языке. Это выражается в различных именованиях человека, в характеристике свойств и качеств человека. Как пишет Ю.С. Степанов, «чем важнее в культурном отношении предмет, тем больше он параметризован. Человек занимает здесь вершинное место: ничто так не параметризованно, как человек» [Степанов 2001: 697].
Смена системоцентрической парадигмы в лингвистике на антропоцентрическую способствовала активному изучению знаний о человеке, закрепленных в языке и текстах. Описание образа человека в языке активно ведется в рамках антропоцентрического подхода. Системоцентри-ческое описание лексики также выявляет образ человека в языке за счет обращения к анализу групп лексики, называющим, характеризующим человека, его свойства, качества, действия, состояния.
Представляется, что все исследования «образа человека» в языке можно классифицировать по тематике, подходам и задачам. Семантическому полю человек как живое существо посвящены работы Г.В. Максимовой, Н.П. Савельева, Дж. Л. Листона, В.В. Макарова и др. [Караулов 1976: 39-48]. Образ человека представлен и в описаниях различных категорий: категорий времени [Булыгина - Шмелев 1997, Бондарко 1999, Яковлева 1994 и др.], отношения [Гайсина 1987], состояния [Камалова 1998] и других.
В лингвистике имеются попытки представить целостный образ человека в языке. Ю.Д. Апресян охарактеризовал «основные системы, из которых складывается человек; органы, в которых они локализуются, в которых разыгрываются определенные состояния и которые выполняют определенные действия; и семантические примитивы, соответствующие этим системам, органам, состояниям или действиям», установил особенности структуры и функционирования каждой из систем [Апресян 1995 (в): 37-66].
СВ. Чернова считает, что необходимо говорить не только об образе человека как статическом изображении его средствами языка, но также о языковой модели человека, которая бы представляла его как деятельност-ное существо. Для этого автор обращается к анализу языковых средств, предназначенных для обозначения целенаправленной деятельности человека. СВ. Чернова, анализируя семантику модальных предикатов, устанавливает семантическую модель «замысел - осуществление замысла», которая отражает этапы всех видов целенаправленной деятельности человека и реализуется в языке в трех типах ситуаций, через которые проходит субъект, стремящийся к достижению цели, осуществлению замысла: (1) ситуации осмысления, осознания мотива, предмета потребности и цели деятельности (мне надо это сделать); (2) ситуации, дающие представление о процессе обоснования субъектом его целенаправленной деятельности (мне стоит это сделать); (3) ситуации осуществления действия (я смог, сумел, успел и т.д. это сделать). Данная модель, представленная на синтаксическом уровне структурой «глагол + субъектный инфинитив», совмещенной с модальными предикатами целенаправленной деятельности человека от замысла до его осуществления, могла бы, по мнению автора, быть положена в основание языковой модели человека. Определение модели человека на основе данной семантической модели выглядит следующим образом: модель человека - это отраженная в языковых формах схема его целенаправленной деятельности, в основе которой лежат мотивы (психологические образования, в которых отражено наличие в человеческой психике некой готовности, направляющей к цели - намерение, желание, стремление, замысел, охота, жажда, боязнь и др.)» обусловливающие разные виды этой деятельности [Чернова 2002].
Знания о возрасте, отраженные во фразеологической системе русского языка
Онтологической базой осмысления феномена возраста являются различные наблюдаемые и ненаблюдаемые изменения, происходящие с человеком во времени. Представляется, что знания об этих изменениях наиболее ярко отражены во фразеологической системе русского языка . Во фразеологических единицах прослеживаются два способа концептуализации возраста: характеризуется возраст как отвлеченный от человека феномен или характеризуется сам человек, его возрастные особенности. Возраст осмысляется как некая внешняя по отношению к человеку сила, вызывающая в нем неизбежные изменения, которые предопределены линейным характером времени: Какова ни будь красна девка - а придет пора — выцветет. Уплыли годы, как вешние воды. Однако в народной культуре возраст предстает как величина, не жестко зависимая от хода времени: Не годы, а горе старит. От радости старики молодеют, от печали молодые худеют. Ср. в художественной литературе: - Я постарела, не правда ли, — отвечала Вера, наклонив головку к правому плечу. — О! вы шутите! разве в счастии стареют... напротив, вы пополнели... (Лермонтов. Княгиня Литовская). Человек в том или ином возрасте характеризуется как физическая, психическая и социальная сущность. а) человек как физическая сущность. Общая идея, выраженная в народной культуре, заключается в том, что с возрастом человек утрачивает физическую силу, крепость, свежесть, внешнюю привлекательность: Годы хребет горбят. Время краски с лица сгоняет. Придет старость, придет и слабость. В русских пословицах оценка прожитых лет не является исключительно отрицательной: Годы не уроды. Не годы уроды, а люди. Естественным показателем возраста человека является его внешний облик: на вид ему молено было дать около сорока лет. Ср.: Старику было около 70 лет, но на вид ему нельзя было дать этого возраста. Человек может выглядеть/ не выглядеть на свой возраст. Объектом для наблюдений возрастных изменений часто выступает лицо человека, как, например, в устойчивом словосочетании износить лицо - прожить жизнь . В художественной речи при описании возраста человека лицу также уделяется особое внимание: Легко было угадать по лицу (Райского) ту пору жизни, когда уже совершалась борьба молодости со зрелостью, когда человек перешел во вторую половину жизни (Гончаров. Обрыв).
Показателями молодости у мужчин являются, напри- мер, усы {парень на усу лежит), широкие плечи (Молодость плечами покрепче, старость головой). Физическое состояние человека в разные возрастные периоды часто описывается через характеристику его телесного «состава». Так, символом молодости является кровь: «В юности у человека бывает горячая кровь, она кипит, играет, горит, вследствие чего человек ощущает в себе избыток энергии, жизненных сил, жажду активной деятельности...» [Бу-лыгина - Шмелев 1997: 533]. б) человек как психическая сущность. В пословицах и поговорках характеризуется внутреннее состояние человека в старости с помощью описания утраты/приобретения чего-либо: Седина напала - счастье пропало; Шестьдесят лет прошел, ум назад пошел; К старости зубы туже, а язык острее; Седина в бороду - ум в голову.
В пословицах отражено также противоречие между возможностями и состоянием старого человека: Дал бы бог помолодеть, знал бы, как состариться. В народной культуре отражено представление о возрасте как сложной величине, устанавливаемой с учетом физического, психического, интеллектуального уровня развития человека. О зависимости общего психофизиологического состояния организма от возраста говорят фразеологические сочетания возраст не позволяет {работать, поздно ложиться спать), возраст дает себя знать, сказывается, чувствуется. Вероятно, можно говорить о наличии в русской языковой картине мира представлений об особом внутреннем ощущении возраста, состоянии души человека в разные возрастные периоды. Календарный возраст, сказывающийся прежде всего на физическом состоянии человека, и возраст психический, интеллектуальный могут различаться: Сам стар, а душа молода; Не годами стар, а норовом; Молод годами, да стар умом; Стар годами, да молод умом. Наивные знания о возрасте коррелируют с современными научными представлениями об этом феномене, см. например [Абрамова 1997: 580]. Описания противоречивости человеческого возраста часто встречаются в произведениях художественной литературы: Он был уже годами стар, но млад и жив душой незлобной. (Пушкин. Цыгане). Н.В. Павлович, анализируя парадигмы образов в русском поэтическом языке, выявила среди прочих парадигму свойств старый -» молодой : пятидесятилетний младенец (Достоевский), старый ребенок (Гончаров, Блок), молодая старость (Бунин), старушка девушка (Северянин), старичок-ребенок (Бунин), старенький ребенок (Вознесенский), старость восседала молодая (Мартынов) [Павлович 1995: 421]. в) человек как социальная сущность. Фразеологические единицы отражают знания о возрасте как о социально значимой величине. Люди одного возраста чаще оказываются ближе друг другу по мироощущению, чем люди разных возрастов. Разница в возрасте объясняет отсутствие взаимопонимания в некоторых вопросах. В русском языке устойчивое словосочетание в моем (твоем, его, нашем и т.д.,) возрасте употребляется как временной детерминант в предложениях, содержащих оценку действий, качеств кого-либо: стыдно в его возрасте так себя вести; в его возрасте надо быть серьезнее. Возраст выступает как мерило допустимого в поведении человека, в его образе жизни: Молодо-зелено - погулять велено; Коси, коса, пока роса, гуляй, сестра, пока молода; Юн всяк бывал и в грехах живал; Быль молодцу не укор (не укора). Старость предполагает степенность, рассудительность, порядочность. Отсутствие этих качеств воспринимается как отклонение от социального стереотипа: Седина в бороду — бес в ребро; До старости дожил, а ума не нажил; Волосами сед, а совести нет.
Функционирование наименований детей в современном русском литературном языке
В соответствии с избранной методикой опишем функционирование наименований детей, используя понятия «поверхностно-синтаксический фрейм», «поверхностно-семантический фрейм», «тематический фрейм», «повествовательный фрейм». а) поверхностно-синтаксический фрейм. Наименования лиц по возрасту выступают в предложении в качестве субъекта - носителя предикативного признака: производителя действия или носителя состояния, а также в качестве объекта. Названия детей могут являться субъектом предложений всех элементарных семантических структур, выделенных в Русской грамматике - 80. Например: субъектом семантической структуры «субъект - его деятельность, действие, не направленное на объект»: Мальчик катается на коньках. Ребенок рассказывает сказку. Дети пошли гулять; «субъект - его деятельность, направленная на объект (объекты) этого действия»: Ребенок играет с кошкой. Дети смотрят фильм.
Характер ситуаций, связанных с ребенком, проясняют глаголы, обладающие типовой сочетаемостью с именами детей. Глагол называет ситуацию и вводит ее обязательных участников с помощью тех синтаксических отношений, которые закреплены в его модели управления, ср. давать (кто? кому? что?). Нас интересуют глаголы, в субъектную и/или объектную валентность которых входят семы одушевленность , лицо , детский возраст . Семантические валентности рассматриваются как компоненты языкового значения: «...семантические валентности, равно как и все другие компоненты языкового значения, - это не операционные единицы, которые можно задавать произвольно, а взаимосвязанные иерархически общие и частные семантические категории самого языка, причем в каждом естественном языке имеется оптимальный порог их расщепления, интуитивно осознаваемый говорящими» [Васильев 1982, 12].
В лексикографических дефинициях глаголов, обозначающих действия, характерные в первую очередь для детей, содержатся пометы, указывающие на типовые ситуации употребления, например: щебетать -перен. говорить быстро, без умолку (обычно о детях, молодых женщинах) (разг.) [СОШ: 903]. Ряд глаголов не содержит в толковании таких помет, но обозначает действия, агенсом которых обычно выступает ребенок. От основ таких глаголов образуются наименования детей: баловаться — баловник; капризничать капризуля; шалить —» шалун. При отборе глаголов мы анализировали семантическую валентность глаголов, ориентировались на словарные толкования (наличие помет типа «обычно о детях»), а также словообразовательные возможности (способность образовать имя существительное, характеризующее ребенка), особенности функционирования глаголов. При выделении семантических групп глаголов использовали денотативный (тематический), парадигматический принципы. Укажем, что при денотативном подходе учитывается прежде всего естественное, онтологическое расчленение реальной действительности; при парадигматическом анализируется семантическая структура слова (идентифицирующие и дифференциальные компоненты). Материалом исследования послужила выборка из толкового словаря СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, толкового словаря В.И. Даля. Думается, что при расширении исследовательской базы количество и состав данных групп могут быть уточнены, однако на данном этапе анализа выявить типовые ситуации, связанные с ребенком, оказалось возможным. Итак, наш материал показывает, что типовой сочетаемостью с именами детей обладают глаголы поведения и речи. Рассмотрим данные лексико-семантические группы глаголов. 1. Глаголы поведения (9) «В семантическом плане глаголы поведения характеризуются единым категориально-лексическим признаком «вести себя как» ...»; глаголам поведения свойственна сема интенсивности и наличие оценочного компонента [Жданова 1982: 56]. Для названий детей характерна сочетаемость с глаголами неспокойного (активного, возбужденного) и непослушного поведения .
Из общего числа глаголов, обозначающих неспокойное (активное, возбужденное) поведение в современном русском литературном языке, по отношению к детям обычно используются глаголы баловаться, егозить, озорничать, проказничать, шалить, шкодить. Нам представляется, что среди данных глаголов с общим значением шалить можно выделить две группы по целевому компоненту: (1) шалить, вести себя шумно с целью забавы : баловаться, шалить; (2) шалить с целью воздействовать на кого-либо : озорничать, проказничать, шкодить. Глагол егозить со значением вести себя непоседливо, вертеться характеризует неспокойное поведение ребенка, не обусловленное какой-либо целью.
