Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. О СОДЕРЖАТЕЛЬНОСТИ ЗВУКОВ РЕЧИ «САМИХ ПОСЕВЕ» 19
1.1. Генезис понятия «поэтический язык» в его историческом аспекте 19
1.2. Из истории фонетического учения. К вопросу о фонетическом символизме 28
1.3. Современные тенденции в разработке теории фонемы 42
1.4. Фонетическое значение слова и его проявление в поэтических текстах 55
Выводы к главе I 74
ГЛАВА II. ЭКСПРЕССИВНЫЕ РЕСУРСЫ ФОНЕТИКИ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ТЕКСТОВ Г.Р. ДЕРЖАВИНА И А.С. ПУШКИНА) 77
2.1. Фонетическое значение, его структура и функционирование в поэтических произведениях 77
2.2. Экспрессия фонетики в произведениях Г.Р. Державина 92
2.3. Особенности экспрессии фонетики в лирике А.С. Пушкина 106
Выводы к главе II 123
ГЛАВА III. ЭКСПРЕССИВНЫЕ РЕСУРСЫ ЛЕКСИКИ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ Г.Р. ДЕРЖАВИНА И А.С. ПУШКИНА
3.1. Лексика как языковая система 125
3.2. Экспрессия в языке Г.Р. Державина (лексический уровень). 134
3.3. Ресурсы экспрессии в лирике А.С. Пушкина (на материале анализа лексики поэтического языка)
3.4. Цвет как источник дополнительной экспрессии в лирике Г.Р. Державина и А.С. Пушкина
Выводы к главе III 189
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 191
БИБЛИОГРАФИЯ 198
ПРИЛОЖЕНИЯ 222
- Генезис понятия «поэтический язык» в его историческом аспекте
- Фонетическое значение, его структура и функционирование в поэтических произведениях
- Лексика как языковая система
Введение к работе
Словарь русского языка, выпущенный институтом русского языка Академии наук СССР, определяет экспрессию как выразительность, силу выражения, проявления каких-либо чувств, переживаний, и, соответственно, термин «экспрессивный» следует понимать как «обладающий экспрессией, выразительный». Слово «ресурс» там же имеет значение:
Устаревшее «Средство, к которому можно обратиться в затруднительных обстоятельствах, выход, возможность».
мн. ч. (ресурсы, — ов) «Имеющиеся в наличии запасы, средства, которые используются при необходимости» [СРЯ, 1984: 211].
Следовательно, речь пойдет о тех имеющихся в наличии запасах, средствах, которые делают наш язык выразительным, способным передать в полной мере силу чувств, переживаний. В этом случае имеется в виду не какое-нибудь внутреннее качество языка, не какая-нибудь его особая функция, в сравнении с его функцией как средства обычного социального общения, а только особая традиция языкового употребления, т.е. поэтический язык. Под этим термином можно понимать прежде всего язык, употребляемый в поэтических произведениях. Предмет нашего исследования для лингвистики не нов. Вопросы поэтики в значительной своей части были сформулированы еще на заре филологии как науки. Успехи, которых достигла поэтика к концу XIX в., рассматривались как недостроенное, но безусловное в своих уже выявленных контурах здание, пока XX в. путем резкого столкновения заостренно-противоположных точек зрения внезапно не обнаружил недостаточность многих, казалось бы, бесспорных и уже тем более привычных решений. Споры велись и ведутся по целому комплексу проблем - от специфики художественного словоупотребления и методов ее анализа до соотношения «поэтического языка» и языка общелитературного и принципиальных связей между поэтикой и лингвистикой. Каковы бы ни были причины этого положения,
/ /
*» »1
5 нельзя не признать по меньшей мере недостаточную разъясненность проблемы, которую имеют в виду, когда говорят о языке «литературного произведения», о «литературном языке», о «поэтическом языке», о «стилистике», о «языке и стиле», о «культуре речи». Вряд ли можно спорить о том, что все эти термины до сих пор не имеют вполне ясного установленного содержания, так что очень часто остается неизвестным, одно ли и то же они означают или же имеется в виду разное содержание, - словом, они явно недостаточно определены в отношении того, какой предмет (или какие предметы) научного исследования они призваны обозначать. Чтобы проиллюстрировать разнообразие работ, актуальных в интересующем нас отношении, достаточно назвать лишь несколько характерных, не обязательно самых значительных, но образующих - в ряду других — сложную иерархию оппозиций: И. Арбатов 1923, В. Медведев 1928, Ю. Тынянов и Р. Якобсон 1928, Г. Винокур 1929 и 1959, М. Волошинов 1930, Я. Мукаржовский 1930, 1938, 1940 и 1967, Р. Якобсон 1960, М. Храпченко 1961, В. Виноградов 1963, В. Григорьев 1965, В. Иванов 1967, Д. Лихачев 1971, Л. Тимофеев 1971, Ю. Лотман 1972, А. Леонтьев 1973, А. Чичерин 1973, М. Бахтин 1974, М. Гаспаров 1974, А. Горшков 1976, Ю. Тынянов 1977.
Актуальность диссертационной работы видится нам в следующем. В последние 15-20 лет растет тревога лингвистов, да и просто людей мыслящих, небезразличных к состоянию национальной культуры и родного языка, по поводу того, что язык наш, некогда богатый и красивый, все более превращается в набор штампов и жаргонизмов, а то и прямо нецензурной брани; теряет свою выразительность, способность ярко и самобытно отражать реальность. Засилие иноязычных слов, агрессивное наступление псевдомассовой культуры с ее убогими выразительными средствами языка грозят национальной катастрофой. И нет нужды доказывать, что содержательность, богатство речи, в том числе и поэтической, определяются не только умственными способностями личности, степенью ее талантливости, но и развитием
/ /
ц н
ее эмоционально-волевой сферы, нравственных основ и эстетических вкусов. Долгие годы преподавания литературы в школе преимущественно со стороны «содержания» в духе господствующих идеологических установок, но в совершенном отрыве от языка художественного произведения, его экспрессивных функций, без анализа словесной ткани произведения исподволь разрушали и эстетические вкусы личности, и ее нравственные устои. Мы уже не говорим о традиционном преподавании русского языка как невыносимо нудного и скучного свода правил, не связанных между собой, трудно запоминающихся, ничего не дающих в плане практической грамотности, но в корне убивающего не только любовь к родному языку (в школе, как правило, исключительное явление, существующее не в силу, а вопреки), но и интерес и уважительное отношение к нему. Слово, изучающееся изолированно, вне языка художественного произведения, вообще не как элемент языка, перестает функционировать в его изначальном виде, обесценивается. Поэтому возвращение к понятиям внутренней формы слова, его двуплановости, к слову как «материалу» грамматических и внеграмматических категорий, обращение к вопросу поэтического языка, где в действие вступают такие языковые факторы, как ритмико-интонационная сторона текста, симметрия, семантический и синтаксический параллелизм, образность значений, чрезвычайно важны именно сегодня, когда язык сведен в категорию чего-то несущественного, не стоящего ни усилий, ни пристального изучения, когда ведется наступление на объем и содержание школьных программ, и в них почти не остается времени и места для изучения не то что основ поэтического языка, но даже особенностей стиля того или иного писателя, и тем самым затрудняется стиль постижения истинного содержания, идеи литературных произведений, а следовательно, и способность самостоятельно открывать смысл и эстетические достоинства художественного текста. Согласимся, что без знания основного нормативного значения слов, частей слова, частей речи, основного грамматического значения членов предложения, словосочетаний, структур-
/ /
7 ных элементов предложения невозможно проникнуть в их поэтическую, изобразительную сущность, оценить их эстетическую функцию. Но и незнание экспрессивных ресурсов языка, неумение «слышать» художественный текст, ощущать всю палитру его красок, подниматься до осознания самой сути идейного содержания произведения через анализ экспрессии фонетики, лексики, морфологии, синтаксиса поэтического языка приводит не только к эмоциональной глухоте, примитивности выражения себя в устной и письменной речи, но и к оскудению духовного мира человека, к разрушению самих основ нашего эмоционального кода, если не сказать, национального характера. Лишь взаимосвязь между языком и литературой, взаимосвязь через слово в его эмотивной, т.е. экспрессивной и апеллятивной, функции широко раскрывает двери не только в идейно-образное содержание литературного произведения, но и дает возможность проникать в глубины родного слова, приобщаться к подлинным сокровищам национального языка, далеко выходящим за пределы грамматики, правописания, речеведения. Должен, в конечном счете, и четко обозначиться статус поэтического языка как одного из разделов лингвистики.
Стоит ли утверждать, что русское стихотворение во многих отношениях - самая развитая область литературоведения? Оно изучает метрику и ритмику стиха, используя математические методы, оно способно к очень широким обобщениям и доказательно в своих утверждениях. Но многолетняя школьная практика позволила нам утверждать, что, как это ни парадоксально, именно изучение поэзии в рамках школьной программы приносит ощущение полнейшей неудовлетворенности результатами своего труда, несмотря на обилие разного рода пособий на уровне «разработок уроков» и серьезных монографических исследований по творчеству любого, пожалуй, из русских поэтов. Почему? Ответ нам видится в следующем: как только стихотворение выходит за рамки метрики, ритмики, рифмы и строфики, суждения о нем теряют уверенность, а замечания о связи явлений стиха с явлениями стиля и
/ /
8 образного строя осторожны и приблизительны, выводы же об экспрессивности ресурсов языка в поэтической речи напоминают больше идеологию от литературы, чем серьезный лингвопоэтический анализ. Изучение языка в его употреблении, как материала, из которого создается литературное произведение, а не сосредоточенность лишь на вопросах грамматики и правописания: не изучение «темы и идеи, системы образов», а анализ сложной ткани произведения для постижения его истинного содержания, истинной идеи, наслаждения эстетическими качествами художественного текста, из-за которых до сих пор поэтический текст упрекают в формализме и самозамкнутости, побудили нас в качестве объекта исследования обратиться к области семантики стиха, к проблеме поэтического языка, которая даже после блистательных исследований Ю.Н. Тынянова и Ю.М. Лотмана остается актуальной. Легко подсчитать, сколько, скажем, в «Полтаве» ударений на третьей строке ямба, но легко ли сказать, сколько в этой строке образных, т.е. чувственно окрашенных, экспрессивных слов и какая часть их ощущается как положительно оттененные, какая - как отрицательные и какая - как нейтральные? И чем состав этих образов («художественный мир») отличается от состава образов в другой строке? И чья это «территория» - литературоведения или лингвистики?
Цель исследования - подвести некоторые итоги исследований в области поэтического языка и его экспрессивных ресурсов. С термином «поэтический язык» было связано распространившееся в 20-30-х годах XX в. учение о противопоставленности «поэтического языка» и языка «практического». Полемика привела не только к выдающимся открытиям в области филологии, но и к обострению, а в некоторых случаях и искажению обсуждаемого вопроса, к представлению о существовании как бы двух разных языков - русского «практического языка» и русского «поэтического» языка. А поскольку это утверждение явно беспочвенно, то и сам термин «поэтический язык» стал восприниматься очень расплывчато: от «общей особой системы
9 речи, имеющей свои специфические структурно-языковые качества и реализующей их в разных видах своей актуализации» [Виноградов, 1976] до «стиля», «языка и стиля», «стиля писателя». Естественно, при такой неопределенности понятие поэтического языка перестало восприниматься как лингвистическое. В последние 15-20 лет вновь особенно оживленно стали обсуждаться вопросы специфики поэтического словоупотребления, заставляющие осмыслить самые противоречивые традиции лингвистических, алингвистиче-ских и антилингвистических подходов к художественной речи. Хотелось бы вернуться к корпусу уже проведенных в лингвистике наблюдений под своим углом зрения, выделить факты, на наш взгляд, актуальные для теории, в которой накопилось множество версий, но до сих пор отсутствует определенность и ясность; выдвинуть новые аспекты анализа поэтического языка, учитывая его дуализм и экспрессивность.
Исходя из цели диссертации, конкретные задачи исследования можно сформулировать следующим образом:
рассмотреть вопрос о содержательности звуков речи самих по себе;
представить свое видение вопроса о значении и смысле поэтического слова и связанной с ним проблемы внутренней формы в поэтическом языке Г.Р. Державина и А.С. Пушкина;
выявить взаимосвязь между частотностью употребления частей речи в поэтических текстах указанных авторов и его экспрессией.
апробировать схему филологического анализа поэтического текста с учетом экспериментальных данных по экспрессии фонетики и лексики;
В процессе разрешения задач, вытекающих из цели исследования, выстраивается основная гипотеза диссертации, которая сводится к следующему: несомненна глубинная общность теории языка и теории искусства, в частности, литературы. И психология, и история литературы должны, помимо прочего, обращаться к языковому материалу, его дает лишь языковедение. Нетрудно убедиться, что исследование внсграмматических свойств речи, к
10 примеру, ее экспрессивности в поэтическом языке, составляет не только предмет изучения литературного текста, но и вполне законную и необходимую задачу науки о языке в ее собственном содержании. Можно говорить о поэтическом языке как об известной обособленной области языкового употребления, характеризующейся возможным присутствием в ней таких форм, слов, оборотов речи, которые в других областях употребления не встречаются. Но поэтический язык может обозначать также язык в его художественной функции, язык как материал искусства, в отличие, например, от языка как материала логической мысли, науки. Речь уже будет идти не о «стиле речи», что принято считать иерархией литературоведения, а об особом модусе языка, о предназначенности его для передачи смысла особого рода, и соответственно очевидно, что материал его будет тот же, что и в языке как предмете лингвистического изучения, изменятся лишь точки зрения на него. Мы уже упоминали о позиции А. Потебни, в учении которого поэтический язык практически растворил в себе язык общий, но в той части, где он обосновывает свою точку зрения на язык искусства как внутреннюю форму, т.е. нечто само в себе, его учение вызывает значительную долю доверия. [Потебня, 1926: 150].
Язык со своими прямыми значениями в поэтическом употреблении как бы весь опрокинут в тему и идею художественного замысла: вот почему установление тех конечных значений, которые как бы просвечивают сквозь прямые значения слова в поэтическом языке, - задача стиховедения, т. е. литературоведческая; но в задачу лингвистического исследования входит установление отношений между обоими типами значений слов - прямым и поэтическим. Возникает также вопрос об отношениях между отдельными словами как цельными единствами со всей суммой заключенных в них значений. В языке мы различаем слова, связанные и не связанные между собой по значениям. Эти связи выражаются в формах словообразования. Так, например, слово книга не мотивировано со стороны своего значения. Но
/ /
11 в словах книжник, книжный, книголюб и так далее, т.е. в словах с основой производной, значение мотивируется значением соответствующей первичной основы. Так выстраиваются известные словообразовательные цепи, между которыми могут быть устанавливаемы те или иные типологические или исторические отношения. В поэтическом языке, помимо таких словообразовательных цепей, могут возникать и иные словарные цепи, так как в нем значения отдельных слов могут предстать мотивированными, независимо от их словообразовательной формы, и именно как формы внутренние: поэтическое значение слова книга - его прямым значением. В тексте произведения слова разных словообразовательных цепей могут составлять отдельные звенья одной и той же словарной цепи, так как объединены своими вторыми, поэтическими значениями. Это круг новых отношений, исследование которых возлагается на лингвистику как науку о языке в его художественной функции.
И еще одно замечание. Если поэтический язык есть действительно внутренняя форма, то в нем вообще все стремится стать мотивированным со стороны своего значения, и язык означает сам себя независимо от того, знаком каких вещей он служит. На этой почве объясняется столь характерная для языка искусства рефлексия на слово. Поэтический язык в принципе есть рефлектирующее слово. Эта поэтическая рефлексия оживляет в языке мертвое, мотивирует немотивированное. Объективное значение грамматических категорий не может основываться на возможном их рефлективном переживании, а только на их действительной роли в механизме речи. Но в поэтическом языке такая рефлексия и в самом деле может быть показательна. Так, если нам совершенно безразлично, что слово сосна в русском языке женского, а не мужского рода, и все значение этого факта исчерпывается соответственно присущими этому слову способностями словоизменения и согласования, то в поэзии, где сосна может служить образом женщины, женского начала, грамматический род этого слова способен обрести реальный и живой смысл. С этой особенностью и связан лермонтовский вольный перевод «ein
/ /
Н »1
12 Fichtenbaum» Гейне. Таким образом, понятие внутренней формы распространяется и на область грамматики, и здесь во многих случаях возможны такие поэтические значения, которые мотивированы значениями, свойственными данной форме в языке общем. Форма единственного числа может означать множество, поэтически изображаемое как единичность, форма настоящего времени может означать прошлое или будущее, поэтически представленное как нечто, происходящее в момент речи, и так далее. Грамматическая форма здесь означает сразу и то, что она означает обычно, и то, что за этим обычным значением раскрывается как художественное содержание данной формы. То, что такая актуализация потенциального, наполнение живым смыслом конвенциального в языке происходит в поэтическом языке не в каждом отдельном слове, не в каждом отдельном грамматическом факте, не имеет существенного значения, поскольку существенна только сама возможность появления этого посредствующего звена между внешней формой языка и содержанием, как бы готовность языка стать внутренней формой. Следует сказать, что различные внеграмматические факты и отношения общего языка, все, что в общем языке, с точки зрения его системы, представляется случайным и частным, в поэтическом языке переходит в область существенного, область собственно смысловых противопоставлений.
Чтобы придать динамизм изображаемым событиям, Лермонтов в «Парусе» меняет позиции определения и определяемых слов:
Белеет парус одинокий;
дистанцирует его:
В тумане моря голубом
Прямой и обратный порядок слов, например, в русском языке не слишком значимый для выражения грамматических значений, но в поэзии и это, для грамматики не существенное, различие способно стать различием поэтических смыслов, так как перестановка слов, не изменяя собственно грамматического отношения, какое между ними существует, может стать носителем своего особого, образного значения. Далее, известно, что различаются сочетания слов свободные и тесные, т.е. такие, которые не образуют или образуют фразеологические единства, например, «железная лопата» и «железная дорога». Для характеристики слова «железный» в первом из этих выражений безразлично, с каким существительным оно сочетается, потому что этих существительных может быть множество, хотя бы и относительное, что зависит уже от внеязыковых факторов. В поэтическом языке всякое сочетание слов в тенденции превращается в тесное фразеологическое единство, в нечто устойчивое, а не случайное. И здесь вовсе не все равно, какие именно предметы поэт называет железными, так как это ограничивает и определяет поэтическое значение слова»железный». Таким образом, можно утверждать, что у лингвистики существуют свои интересы и обязанности по отношению к явлениям поэтического языка. Нельзя дать полного и исчерпывающего ответа на вопрос, что такое язык, без обобщения данных, извлекаемых из всех без исключения областей языковой жизни, в том числе и поэтического языка. Это приводит к необходимости существования в лингвистике особого раздела, посвященный изучению закономерностей, которые обнаруживаются в том, как функционирует в исторической действительности поэтический язык.
Новизна исследования. При значительном количестве работ, посвященных различным аспектам поэтического языка, в них недостаточно места уделяется содержательности, фонетической форме языковых знаков, их экспрессивной окрашенности. Несмотря на то, что попытки рассмотреть вопрос и с этой точки зрения уходит глубоко в историю фонетического учения в лингвистике, лингвисты, как правило, обходят его молчанием, перенося всю
14 полноту своего внимания на слово и предложение. А между тем уже в конце XVIII в. акустическая теория звукоподражания осложняется осознанием важности артикуляционно-произносительного момента, приближаясь к теории звуковой метафоры: «Читая в праотце велеречия и Парнасского стройно-гласия..., а особливо там, где он в подлиннике изображает морскую бурю, раздирание парусов, треск корабельных членов и самое кораблекрушение, или во время битвы стремление сулицы так, либо стрелы, пущенной из рук богатыря. Также читая в знаменитом Князе златословия и сладкопения, Вергилии полустишие: - Voral aegnore rotex; или в Горации свои плясовые стопы: - ter rede terra, и тотчас чувствую чистое и свободное стремление гласной буквы или короткой стопы перед гласной же, либо одной согласной, или долгой стопы, и вопреки тому, а с сим самым стремлением и тайную гармонию, которая, конечно, происходит от благоразумного подбора буквенных звуков, чему единственно учит наипаче знание механизма языка. Словом - через самое произношение действительно ощущаю, каким образом шумит буря, крутится водоворот и поглощается корабль; или как стрела, пущенная из сильных рук, жужжит в воздухе и проч.» [Бобров, 1901: 9]. Экспрессия фонетики чрезвычайно важна прежде всего для поэтической речи, где звукозапись, звуковые повторы, поэтическая паронимия играют не последнюю роль в системе выразительных средств. Работа не претендует на создание исчерпывающей теории в области экспрессивных ресурсов фонетики, в частности, и поэтического языка в целом, но любая наука строится не только, а может быть, и не столько на рассуждениях о ее составляющих, сколько на практической работе над материалом. Но эта практическая работа значительно облегчается и имеет смысл, если исследователь ясно представляет себе, какой именно материал и для какой цели он изучает. В данном случае изучается вопрос об экспрессивных ресурсах языка прежде всего на материале творчества Г.Р. Державина и А.С. Пушкина, другие авторы не затрагиваются. Почему именно эти авторы? Творчество любого современного нам поэта вое-
/ /
15 принимается не только на фоне действующих норм литературного языка, но и на фоне средних беллетристических норм поэтической речи определенного периода времени. Эти нормы принадлежат поэтическому языку, с чем связана проблема извечного способа выражения: чтобы сказать новое, воплотить и передать еще никому доподлинно не известное, но близко ощущаемое поэтом содержание, необходимо преодолеть сложившиеся штампы и расхожий набор никому не принадлежащих приемов и средств. В силу главенствующей роли в истории русской литературы Г.Р. Державина и А.С. Пушкина мы считаем обоснованным исследование экспрессивных ресурсов языка в их поэтическом творчестве; это представляется особенно интересным в силу достаточной чистоты звукового и лексического материала и возможности сопоставить два существенно отличных друг от друга временных и языковых явлений.
Положения, выносимые на защиту:
Изначальным предметом исследования мы считаем фонетическую систему языка, которая несет в себе значительную информацию, имеет скрытый смысл. Критики теории фоносемантики были по-своему правы, когда говорили, что два-три десятка примеров не могут служить надежным доказательством в таком важном вопросе, как соответствие значения и звучания слов. Тем более что речь идет не о жестком законе, а лишь о тенденции, о стремлении формы и содержания слов к взаимному соответствию. На примере лирики А.С. Пушкина и особенно Г.Р. Державина, чье поэтическое время лежит на пересечении двух состояний языка - долитературного и формирования литературного национального языка, мы исследуем эту проблему, подтверждая факт экспрессии языка на фонетическом уровне.
Между фонетической значимостью и лексическим значением слова нет тождества. Фонетическая значимость порождается физическими свойствами звуков, и потому отириродна, изначальна. В ней скрыты истоки
/ /
языкового значения, и сопоставление стихов поэтов двух языковых эпох -ярчайшее тому свидетельство.
Значение слова определяется совокупностью связей не только понятий, но и экспрессии. В системе же стихотворной речи могут возникать семантические пробелы, заполняемые безразлично каким в семантическом отношении словом. «Бессодержательное» слово теряет предметные связи, исчезает и основной его признак. Вместо него может выступать лексическая его окрашенность, экспрессия. Экспрессию поэтического слова усиливают теснота поэтического ряда и дуализм слова в стихотворной речи.
Выразительность грамматических средств в художественном тексте менее заметна, чем выразительность других пластов языка. Вместе с тем в поэтической речи Державина и Пушкина мы находим примеры выразительного использования средств грамматики, удачно употребленных в экспрессивных целях. Каждая из частей речи выполняет свою экспрессивную роль, а частотность употребления частей речи в лирике Пушкина позволяет не только опровергнуть гипотезу об основной глагольности речевого стиля великого поэта (что, собственно, сделано и без нашего участия), но и выявить особенности речи и мышления А.С. Пушкина и Г.Р. Державина, предприняв попытку сопоставительного анализа.
Теоретическая значимость диссертации определяется тем, что разрабатываемый в ней круг вопросов, связанных с изучением экспрессивных ресурсов языка в творчестве Г.Р. Державина и А.С. Пушкина, способствует развитию исследований, направленных на изучение произведений Державина и Пушкина с позиций экспрессии языка, а также на изучение фоносемантики и дуализма слова в тексте как составляющих компонентов языковой картины мира. Результаты исследования значимы в плане разработки психолингвистики, фоносемантики, когнитивной лингвистики, лингвистического анализа текста, лингвокультурологии, а также являются дополнением к теории поэтического языка различных типов текста.
/ /
Практическая ценность работы, ее прикладное значение заключается в том, что в ней делается попытка прояснить степень взаимосвязанности лингвистического и литературоведческого начал в самом понятии «поэтический язык», проследить, насколько экспрессивные ресурсы фонетики, лексики, морфологии и синтаксиса придают поэтическому языку статус не «стиля», «языка писателя» или «языка художественного произведения», а именно модуса языковой действительности.
Методы исследования. В настоящей работе для достижения поставленных задач использовались: гомогенный принцип, описательный метод, квантитативный метод, метод унификации применительно к лингвистическому исследованию, метод сплошной выборки, элементы статистического анализа и лингвистического анализа текста.
Материал исследования. Основу работы составил материал академического собрания сочинений А.С. Пушкина в 10-и томах и «Сочинения» Г.Р. Державина. Методом выборки нами изучено и систематизировано более десяти тысяч примеров фонетического, лексического, грамматического и синтаксического проявлений экспрессивных ресурсов языка.
Апробация исследования осуществлялась на Международных, Всероссийских и региональных конференциях по вопросам лингвистического анализа текста, на межвузовских Державинских чтениях и научно-методических конференциях Тамбовского института повышения квалификации работников образования.
Результаты исследований использовались в лекционных курсах и на семинарских занятиях с учителями области в ИПКРО, на занятиях со студентами - филологами Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина.
Основные положения диссертации изложены в 8 публикациях.
/ /
18 Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложений. Общий объем работы составляет 227 страниц, библиография включает 288 наименований.
Генезис понятия «поэтический язык» в его историческом аспекте
Примерно с начала 20-х годов, интуитивно или на базе соссюровской дистинкции язык/речь, филологи делают попытки переосмыслить давно известное понятие «поэтический язык». Важно подчеркнуть два обстоятельства: 1) эти попытки были связаны с углублением в самой лингвистике понятия «язык»; 2) соответствующая сторона деятельности членов ОПОЯЗа и Пражского Лингвистического Кружка - это один из самых существенных моментов в преобразовании лингвистики. В центре внимания Пражского лингвистического кружка оказался структурно-функциональный подход к анализу звуковой стороны языка; включение понятия фонемы в науку о языке решительным образом повлияло не только на способ исследования фонетических проблем, но и на всю лингвистическую методологию. Пражцам удалось наглядно продемонстрировать плодотворность применения в конкретном языковом анализе идеи Ф. де Соссюра о том, что в языке действительно важными являются не звуки и значения сами по себе, а отношения между звуками и значениями. Наиболее полно и систематично взгляды Пражской школы изложены в капитальной работе Н.С. Трубецкого «Основы фонологии», представляющей, правда, лишь первую часть широко задуманного труда. В основе фонологической концепции Н.С. Трубецкого лежит мысль о методологической противоположности фонетики и фонологии, явившаяся результатом синтеза учения де Соссюра о языке и речи и идей Бодуэна де Куртенэ, который провозгласил принципиальное различие между звуками человеческого языка и звуковыми образами, из которых состоят слова, и вывел из этого утверждения необходимость строжайшего отделения фонетики от фонологии: в противоположность фонетике, которая является естественной наукой и занимается звуками человеческой речи, предметом фонологии является фонема, или звуковое представление человеческого языка, и поэтому она - часть языкознания. Наиболее важным вкладом Пражской школы языка явились работы, посвященные исследованию семантического содержания значимых категорий, основанные на последовательном приложении одного из основных обнаруженных в фонологии принципов противопоставления единиц к анализу морфологического значения. Всестороннему исследованию с точки зрения функционального расследования в работах пражских структуралистов подвергся литературный язык, как образование более развитое и более четко функционально дифференцированное, чем бытовой («народный») язык. Литературный язык делится ими на несколько функциональных стилей, среди них поэтический язык - наиболее «явно преднамеренный, целенаправленный и целостный род языка», выделяющийся благодаря специфической для него поэтической функции среди других «специальных языков», тоже обладающих своими собственными лингвистическими средствами и способами их использования, зависящими от различных частных функций, но имеющих в качестве основной функции коммуникативную. В пражской концепции, разработанной прежде всего Я. Мукаржовским, к другим функциям языка была прибавлена эстетическая (в терминологии других пражцев - поэтическая) функция, которая противостоит им, так как делает центром внимания саму структуру языкового знака, в то время как другие функции (выражение, общение и сообщение) направлены к внеязыковым моментам и к целям, выходящим за пределы языкового знака.
Фонетическое значение, его структура и функционирование в поэтических произведениях
В современной лингвистике принято различать два основных вида значений - лексическое и грамматическое, которые соответствуют лексическому и грамматическому уровню языка. И хотя современная теория фонемы учитывает ее сигнификативность, изучение содержательности фонем еще впереди. Очевидно, что так же, как и грамматическое, фонетическое значение имеет свою специфику и в принципе отлично от лексического. Это различие прослеживается по ряду основных аспектов. Прежде всего фонетическое значение нельзя охарактеризовать путем указания детоната, так как он в данном случае отсутствует. Единственный возможный путь описания звуковой символики - перечисление оценочных признаков, недаром именно так поступали многие все исследователи звукосимволизма, начиная с Платона. Если попытаться охарактеризовать таким же способом лексическое значение слова, то мы придем к выводу, что семантика слов явно не исчерпывается перечислением признаков, и это доказывается хотя бы невозможностью обратного перехода от суммы признаков к конкретному значению. Следовательно, с помощью шкалирования измеряется лишь та часть лексического значения, которая охватывается списком оценочных признаков для данного слова. Это коннотативный, признаковый аспект значения, он присущ любому типу значения, но разным из них в разной степени. Легче всего выделяются оценочные признаки у слов с яркой эмоционально-оценочной окраской. Часто лексическое значение таких слов почти полностью описывается путем перечнеления признаков: прелесть - «прекрасный», «нежный», «светлый» и т.п., чудовище - «страшный», «зловещий», «темный», «грубый», «большой», «сильный» и т.п. На другом полюсе находятся слова, в лексических значениях которых доля оценочных признаков минимальна: календарь, уровень, вторник и т.п. Для лексического значения признаковый аспект - это всегда какая-то, часто негативная, часть. Но для фонетического значения этот аспект является основным, если не единственным. Различие в строении лексического и фонетического значений с этой точки зрения можно охарактеризовать так: аспекты лексического значения взаимопроникающи, их границы зыбки и размыты, полностью ни один из них измерен быть не может; фонетическое значение имеет признаковый характер, следовательно, перечень по возможности максимального числа признаков охватит самое его существо, и за пределами этого описания едва ли останутся какие-либо существенные моменты символики звуков. Другое серьезное различие фонетического и лексического значений заключается в том, что фонетическое значение не осознается носителем языка, и поэтому он не может сознательно им оперировать, тогда как лексическое значение каждый говорящий на данном языке способен истолковать, и несмотря на то, что разными людьми это будет сделано с разной степенью точности, все же истолкование всегда будет в общем сходным для всех членов определенного языкового коллектива. Тем более возможно истолкование лексического значения одним квалифицированным исследователем языка. Фонетическое значение не может быть истолковано отдельным носителем языка. А если такие попытки и предпринимаются, то критерии правильности толкования отсутствуют, так как апеллировать к языковому сознанию говорящих в этом случае невозможно. Поэтому выявление фонетического значения может быть осуществлено лишь с помощью специальной регистрации многих носителей языка. Тогда критерием правильности служит сходство реакций большинства информантов. Значение существует только в сознании отдельных носителей языка. Их коллективное суждение и есть правильное, «объективное» значение. В связи со всем сказанным о характере фонетического значения оказалось удобным воспользоваться для его измерения методикой оценки звуков информантами на признаковых шкалах, поскольку основные недостатки этой методики (неполнота измерения и невозможность декодировки результатов) в этом случае просто отпадают. Разумеется, признаки «хороший», «большой», «гладкий», «мягкий», «светлый» и т.п. в применении к звукам речи нельзя понимать буквально. Если звук оказался «большим», то это значит только, что он вызывает в подсознании некоторое впечатление, синэстетически или ассоциативно сходное с впечатлением от восприятия чего-то большого, объемистого, тяжелого или значительного. Другими словами, этот признак указывает лишь на то, что впечатление от данного звука вызывает реакцию в той области подсознания, которая реагирует и на другие стимулы, реально допускающие применение данного признака.
Лексика как языковая система
Слово является основной центральной единицей языка, поэтому многие аспекты его изучения оказываются до некоторой степени общими для лексикологии и словообразования, для лексикологии и морфологии. Являясь многоаспектной и сложной единицей, слово предполагает исследование того, как оно образовано и как может изменяться, как оно может сочетаться с другими словами, образуя более сложные единства; что может обозначать, знаком чего может служить данное конкретное слово. В связи с этим в науке и установилось соответствующее членение на уровни: фонология - морфология - лексикология - синтаксис. Закономерным кажется, рассмотрев экспрессивные ресурсы фонетики, обратиться к экспрессии лексики, затронув при этом и вопрос об экспрессии фразеологии.
Следуя за Д.Н. Шмелевым, остановимся на определении лексики как «словарного состава языка, причем, когда говорят о словарном составе языка, имеют в виду слова в их индивидуальных (лексических - в противоположность грамматическим) значениях». С точки зрения происхождения различаются исконно русские {лес, вода, ходить, читать и т.п.) и заимствованные слова (начиная с древнейших заимствований, вроде тетрадь, корабль и т.п.). Значительный пласт лексики современного русского языка составляют славянизмы (ср.: время, среда и т.д. и брег - берег, град - город и т.п.), при этом следует отметить, что в ряде случаев вытесненная старославянская форма становится основной для производных: холод, но охлаждать, берег, но прибрежный, город, но градостроительство и т.п.). В данной работе анализу с точки зрения экспрессивности подвергаются лексические средства языка в лирике Г.Р. Державина и А.С. Пушкина. Нами было описано свыше пяти тысяч примеров, часть из них использована в диссертации.
В качестве материала для исследований мы избрали лирические тексты конца XVIII - начала XIX вв. - произведения Г.Р. Державина и А.С. Пушкина. В поэтических текстах мы наблюдаем результаты воплощения речи, но в этих результатах отражены одновременно и общеязыковые морфологические нормы, и разнообразие их воплощения. Внимание к явлениям поэтической речи обусловлено также и тем, что «только в поэзии язык раскрывает все свои возможности, ибо требования к нему здесь максимальны: все стороны его напряжены до крайности, доходят до своих последних пределов; поэзия как бы вынимает все соки из языка, и язык превосходит здесь себя самого» [Бахтин, 1979: 123]. Исследователями неоднократно отмечались неоднозначность внутреннего строения поэтических произведений, проявляющаяся на уровне отдельных синтаксических единиц. Присутствие в поэтическом тексте как минимум двоякого смысла - «буквального» и «скрытого» - проявляется на всех уровнях его языковой структуры: фонетическом, находя отражение в особенностях поэтической интонации, графике; лексическом, характеризующимся семантическими изменениями и преобразованиями; грамматическом - с более строго очерченной и функционально закрепленной, нежели в прозе, системой средств выражения; и синтаксическом, на котором синтаксические единицы входят в связи и отношения, обусловленные чрезвычайно сложной структурой поэтического сообщения. Сущность поэтического изображения мира раскрывается в особой позиции лирического субъекта, заключающемся в том, что на первый план в структуре поэтического текста выдвигается точка зрения говорящего, и поэзия, следовательно, в широком смысле субъективна. Термином «субъективность» в исследовании обозначен семантический компонент, указывающий на говорящего и на сам акт речи.
Экспрессивная лексика изучается в системно-семантическом (В.Н. Гридин, В.Н. Тслия, Н.А. Лукьянова, Т.В. Матвеева, И.А. Стернин и др.), прагматическом (Л.А. Киселева, Т.А. Трипольская, Т.А. Графова, Л.Н. Храмцова и др.), лексикографическом (Н.А. Лукьянова, Н.Б. Лаврентьева, Т.А. Трипольская, Е.Ю. Булыгина, О.А. Новоселова, Л.Н. Храмцова и др.), когнитивном (Е.С. Кубрякова, Н.Н. Болдырев, А.Л. Шарандин, В.Н. Телия, И.И. Сандомирская, Т.А. Трипольская и др.) и других аспектах. Исследования экспрессивной лексики в историческом аспекте малочисленны (Н.М. Шанский, И.П. Петлева, С.С. Ваулина, СВ. Зоринан и др.)
Поэтика - один из сложных разделов современной филологической науки, еще до сих пор не решенный, но привлекающий пристальное внимание ученых, поэтов, практиков. Ее относят одновременно к литературоведению, лингвостилистике, лингвистике и теории текста, считают самостоятельным филологическим и культурологическим аспектом. Стихотворная речь представляет собой своеобразный тип текста, коммуникативная сторона которого резко отличается от других типов текста и прежде всего ритмико-фонетической организацией, что характерно также и для нехудожественных произведений [Гальперин, 1980: 17].
