Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы изучения лексики как средства репрезентации индивидуально-авторской модели мира в поэтическом тексте с.8
1.1 . Проблема «язык и национальное сознание» в лингвистике с.8
1.2 .Лексическая номинация как форма самовыражения народа с. 11
1.3.Понятие картины мира. Национальная картина мира с. 14
1 4 Языковая картина мира с. 16
1.5. Художественная картина мира с. 18
1.6.Типы лексических группировок с.21
1.7.Лексика тематической группы «растение» в национальной и художественной картинах мира с.27
Выводы с.32
Глава II. Лексика, включающая семантический компонент «растение» в художественной картине мира С.Есенина с.35
2.1. Лексические единицы, объединённые семантическим компонентом «древесное растение» с.35
2.2. Лексемы, называющие травянистые растения с.69
2.3. Лексические единицы, называющие плоды с.94
Выводы с. 100
Заключение с. 105
Список использованной литературы с. 106
- Проблема «язык и национальное сознание» в лингвистике
- .Лексическая номинация как форма самовыражения народа
- Лексические единицы, объединённые семантическим компонентом «древесное растение»
Введение к работе
Художественный текст является отражением индивидуально- авторской картины мира, которая представляет собой сложный феномен, совмещающий национальные и индивидуальные черты. Каждый поэт по-своему воспринимает мир и выделяет наиболее важные с его точки зрения объекты, используя для их номинации определённые лексические единицы, которые можно рассматривать в качестве ключевых слов. В творчестве С.Есенина в число таких единиц входит лексика, содержащая семантический компонент «растение».
В арабском мире (и, в частности, в Ираке) существует давний интерес к поэзии С.Есенина. Его стихи переводили, например, такие переводчики, как Амжед Хамид Фархан и Хасаб Аль-Шейх Джафар из Ирака, Ибрахим Истамбулы из Сирии. Однако количество произведений, переведённых на арабский язык и изданных в Ираке, сравнительно невелико. Это цикл «Персидские мотивы» и 43 отдельных стихотворения. Можно предположить, что избирательный, подход к переводимым стихам и их небольшое количество обусловливается в числе прочих причин трудностями передачи арабскому читателю этнокультурных и индивидуально-авторских особенностей поэтического мира С.Есенина (в том числе и связанных с образами растений).
В российских исследованиях, посвященных творчеству С.Есенина, растительные образы в его произведениях рассматривались в значительном количестве литературоведческих работ, например: Базанов 1982, Верещагина 1998, Волков 1976, Выходцев 1978, Гулин 2001, Журавлёв 2005, Занковская 2002, Зуев 1995, Карпов 1978, Кравцов 1978, Марченко 1972, 1986, Михайлов 1978, Наумов 1985, Никонова,
Глебова 1999, Овчинников 1992, Прокушев 1975, Савушкина 1978, Сидельников 1972, Солнцева 1997, Станеева 1992, Трубина 1998, Трунин 1998, Эпштейн 1990, Юшин 1969 и множество других.
Однако лингвистические аспекты репрезентации растительного мира в художественном восприятии поэта не получили достаточно полного освещения в современной научной литературе, поскольку рассматривались лишь некоторые его фрагменты. В частности, объектом научного интереса были такие аспекты, как флористическая метафора (Мусаева 2005), использование С.Есениным диалектных номинаций растений (Демидова 2006, Жбанкова 1980), особенности употребления номинаций отдельных растений (Артемьева 2004) или группы растений (Титова 2005).
Отсутствие исследований, посвященных комплексному изучению лексических единиц растительной семантики в поэзии С.Есенина с учётом её восприятия иракским носителем арабского языка, обусловливает актуальность данного исследования.
Объектом исследования является флористическая лексика в поэзии С.Есенина.
Предмет - лексико-семантические и функциональные особенности флористической лексики как средства репрезентации индивидуально-авторской картины мира
С.Есенина.
Целью данной работы является выявление роли флористической лексики в репрезентации индивидуально-авторской картины мира С.Есенина и в восприятии этой картины мира иракским носителем арабского языка.
Данная цель определила следующие задачи: выявить корпус лексем растительной семантики в лирике С.Есенина и определить их семантические группы; проанализировать специфику использования этих лексических единиц в произведениях С.Есенина; выявить лексемы, выражающие наиболее значимые в художественной картине мира С.Есенина образы растений; определить факторы, обусловливающие особенности восприятия лексем растительной семантики в поэзии С.Есенина иракским носителем арабского языка
Материал и методика исследования
Источником практического материала послужило собрание сочинений С.Есенина в 5-ти томах (М: ГИХЛ, 1960 - 1962). Методом сплошной выборки из поэтических произведений С.Есенина было выделено 1500 контекстов, включающих флористическую лексику.
Для решения поставленных задач в работе применялись следующие методы: описательный, сопоставительный, метод контекстуального анализа, элементы компонентного анализа. Использовался также приём количественного анализа.
Научная новизна
Научная новизна диссертации определяется тем, что впервые представлен комплексный анализ флористической лексики в поэзии С.Есенина и выявлена её роль в репрезентации индивидуально-авторской картины мира поэта и восприятии её иракским носителем арабского языка.
Теоретическая значимость исследования
Теоретическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования расширяют и углубляют современные представления о способах лексической репрезентации художественной картины мира, о соотношении в ней национальных и индивидуальных компонентов и факторах, обусловливающих специфику восприятия художественной картины мира носителем другого языка.
Практическая значимость
Практическая значимость работы состоит в том, что полученные результаты могут быть использованы при исследовании флористической лексики в творчестве других художников слова, в спецкурсах по лексикологии, в практике преподавания лингвистического анализа текста, при изучении творчества С. Есенина в арабской аудитории как материал для лингвокультурологического комментария.
На защиту выносятся следующие положения.
Флористическая лексика выполняет в произведениях С.Есенина значимую функциональную нагрузку. Количественный состав и лексико-семантические группы фитонимов, частотность употребления номинаций определённых растений, специфика связанных с ними национальных и индивидуальных ассоциаций являются важными средствами выражения индивидуально-авторской картины мира С.Есенина, а следовательно, играют важную роль в её восприятии читателем и адекватности интерпретации.
Фитонимы, выступая в качестве средств локальной, темпоральной, эмотивной, этнографической, культурной и индивидуально-авторской индикации, служат репрезентантами не только эксплицитной, но и имплицитной информации, декодирование которой позволяет интерпретировать текст в максимальном соответствии авторскому замыслу.
3.Неадекватность интерпретации поэтических образов
С.Есенина, в структуру которых входят наименования растений, а следовательно, и неадекватность постижения иракским носителем арабского языка авторской интенции может быть обусловлена такими факторами, как: а) природно-климатические (наличие или отсутствие номинируемого растения на территории проживания носителя арабского языка и, соответственно, знаний о его свойствах); б) этноботанические (совпадение или различия в восприятии растения носителями русского.и арабского языков, порождающие этноспецифичные коннотации); в) специфика и сложность индивидуально-авторских образных ассоциаций.
Апробация работы. Основные положения диссертации излагались на межрегиональных научно-методических конференциях «Культура общения и её формирование» (Воронеж 2009, 2011) и отражены в шести публикациях, в том числе в издании, рекомендованном ВАК РФ. Диссертация обсуждена на кафедре общего языкознания и стилистики Воронежского госуниверситета.
Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы.
Проблема «язык и национальное сознание» в лингвистике
На настоящем этапе развития лингвистики большое внимание уделяется антропоцентрическому аспекту — отражению человека в системе языка. Безусловно, язык - продукт человека: его мысли, его деятельности, его многовекового опыта, и то, что он отражает мир человека, естественно и логично: «Вне опыта нет языка. Это положение есть частичная модификация того общего положения, что не может быть языка вне человека и независимо от человека. Все естественные человеческие языки представляют собой структурно организованную классификацию человеческого опыта, и содержанием деятельности общения с помощью языка в конечном счете всегда является опыт» [Звегинцев 2001 : 131].
Наиболее ярко антропоцентричность языка проявляет себя в лексическом составе: он в определенной мере показывает степень освоения Вселенной - название получает то, что обнаружено, что замечено, что поддается изучению, или хотя бы то, о чем человек догадывается. Таким образом, лексика становится вместилищем культурных и нравственных ценностей его носителя. Так, каждый естественный язык отражает менталитет определенной нации, и лингвистические исследования способствуют изучению национальных особенностей: «Задача познания . национальных особенностей трояко важна: и практически, для взаимопонимания народов при контактах; для самопознания народа: что есть «я» в отличие от «другого»; наконец, теоретически: что есть «мы», человек вообще, по истине и существу, и что ему подлинно нужно, то есть через варианты - познать Инвариант. Он не дан нам в прямом опыте, а даны конкретные народы, так что добираться до него приходится косвенным путем» [Гачев 1995 : 31].
Проблема «язык и национальное сознание» выросла из осмысления проблем «язык и общество», «язык и мышление».
Взаимосвязь и взаимозависимость языка и говорящего на нем общества волнует лингвистов на протяжении последних двух столетий. Тот факт, что языки различаются не только звуковыми, материальными оболочками смыслов и даже не этими смыслами (то есть значениями лексем и граммем), но самим способом выделения значений, самим способом восприятия и осмысления мира, по-видимому, впервые был осознан В. Гумбольдтом. Согласно его учению, различные языки являются различными мировидениями, и специфику каждого конкретного языка обусловливает «языковое сознание народа», на нем говорящего [Гумбольдт 1985, 2000].
О связи истории и культуры народа с его языком размышляли в XIX столетии Ф.Ф. Фортунатов, Г. Шухардт, позднее А.А. Шахматов, К. Фосслер, А. Мартине, У. Вайнрайх, Ш. Балли, В. Матезиус, В. И. Абаев, Б.А. Серебренников и многие другие1. В трудах этих ученых убедительно показано, что разные явления из истории народа запечатлеваются в его памяти и находят свое языковое закрепление. Особенности культуры народа, его поверья, обряды, праздники также получают свое языковое отражение. Язык становится «живым свидетельством о народах» (Я. Гримм).
Обсуждению проблемы «язык и народ» способствовала гипотеза Э. Сепира и Б. Уорфа о подверженности человека влиянию своего языка. Чем больше появлялось исследований национальных языков в аспекте их связи с национальным сознанием, тем в большей степени становилось понятным, что воздействие языка на человека имеет вторичный и частный характер, а первичный характер имеет воздействие на язык народа национального сознания, национальной картины мира [Сепир 2001].
Однако механизм этого воздействия не сразу стал понятен ученым. В. Гумбольдт интуитивно уловил существование «внутренней формы языка», «народного духа». Но туманность этих категорий не давала сколько-нибудь прочной теоретической базы для лингвистических исследований. А.А. Потебня перевел обсуждение проблемы в рамки изучения связи между языком и мыслью. И всё же понимание того, что связь между историей и культурой народа и его языком устанавливается в мышлении народа, пришло только в последние десятилетия XX века, после появления когнитивной лингвистики. Именно когнитивная лингвистика ввела в научный обиход такие категории, как концептосфера, семантическое пространство языка и другие, с помощью которых стало возможным говорить о процессе усвоения и обработки информации с помощью языковых знаков.
.Лексическая номинация как форма самовыражения народа
Как уже указывалось, язык и, в частности, его лексический состав является ярким отражением характера и мировоззрения народа. Огромное значение в языковом самовыражении народа имеет отбор языковых элементов речи в процессе организации высказывания. Этот отбор показывает, какие элементы действительности, какие их свойства и отношения имеют приоритетные значение в речевом сознании говорящих
Всякая экстралингвистическая сущность обладает
бесчисленным количеством признаков. Для идентификации предмета, свойства, действия достаточно одного-двух признаков, на основании которых осуществляется их наименование. В каждом языке обнаруживается своя тенденция в отборе таких признаков, в связи с чем даже одинаковые по смыслу слова неодинаково употребляются в речи. Эта тенденция может быть внешне детерминирована, но она может представлять собой произвольный выбор, который постепенно закрепляется в языке.
Соединение звукового комплекса, составляющего слово, с обобщённым мыслительным образом объекта, получающего имя, есть номинация этого объекта. Номинация - это установление отношения языка к действительности, репрезентантом которой выступает предмет или класс предметов. Принято различать прямой и опосредованный способ номинации, которые соотносятся с прямым и производным значением слова. Отражение некоторого объекта окружающей действительности в слове является первой ступенью, или первичной, нейтральной номинацией. Следующая ступень - вторичная номинация, в процессе которой функционирующее ранее слово переносится на новый объект действительности. Прямая номинация предполагает собственное воплощение признака объекта в названии, а опосредованная - через воплощение этого же признака в другом предмете [Сетаров 2002 : 22].
Еще Э. Сепир заметил, что конкретность опыта беспредельна, ресурсы же самого богатого языка ограничены
[Сепир 1934: 65]. Поэтому «полисемия, то есть объединение различных значений в одном речевом знаке, является неизбежным следствием диспропорции, существующей между числом знаков речи и огромным количеством понятий, ищущих выражения в языке»
Одним из средств, используемых при вторичной номинации, в одном ряду с метонимией, таксономией и словообразовательной полисемией является метафора, которая играет важную роль в становлении и развитии лексической системы любого языка. По справедливому замечанию Ю. С. Степанова, метафора - фундаментальное свойство языка [Степанов 1985: 229], она «представляет собой результат естественного развития языка, обусловленный познавательной и коммуникативной потребностями человека в ходе социально-исторической практики» [Вовк 1986: 2].
Универсальные семантические процессы, в число которых входит и языковая метафора, с одной стороны, основаны на общечеловеческих законах мышления, с другой - имеют свои особенности проявления в каждом языке, следовательно, можно говорить о том, что существует как нечто общее, так и различное и в способе и частоте образования многозначных единиц, и обусловленности их спецификой системы конкретного языка.
Исследователи стали видеть в метафоре ключ к пониманию основ мышления и процессов создания образа мира [Арутюнова 1990], поскольку метафора наиболее наглядно отражает национальную специфику мировосприятия. Это обусловливает важность исследований, направленных на выявление общих закономерностей и национально-культурных особенностей концептуализации действительности представителями различных лингвокультурных общностей и необходимость описания возможных моделей её метафорического осмысления.
Проблема «язык и культура» очевидным образом имеет две стороны и может быть предметом как лингвистики, так и культурологии. Лингвиста интересует, ЧТО в самом языке (в семантике, сочетаемости, в синтаксисе, в лексической системе и т.п.) обусловлено культурой и мотивировано картиной мира.
Общеизвестно, что ярким отражением характера и мировоззрения народа является язык и, в частности, его лексический состав. Анализ русской лексики позволяет сделать выводы об особенностях русского видения мира и подвести под рассуждения о «русской ментальности» объективную базу, без которой такие рассуждения часто выглядят поверхностными спекуляциями.
Лексические единицы, объединённые семантическим компонентом «древесное растение»
В этой группе в свою очередь выделяются следующие подгруппы: а) лексемы, номинирующие целое древесное растение; б) лексические единицы, называющие часть древесного растения; в) лексические единицы, называющие совокупность древесных растений.
К числу древесных растений в ботанике относят деревья и кустарники. Хотя в поэзии С.Есенина более полное отражение получил мир деревьев, родовое понятие «дерево» употребляется редко (7 контекстов), гипероним «куст» является более частотным (21).
Существительное дерево в устаревшей форме {древо) встречается в контекстах, апеллирующих к сакральной символике, например:
Он смуглой горстью меж тихих древ
Бросает звезды — озимый сев.
Кроме того, в художественном мире С.Есенина дерево часто олицетворяется {Деревьям, в зелень разодетым). Это тесным образом связано с народным мировосприятием. Как указывает
Михайлов, совершенным символическим аналогом человека в поэтическом мироощущении славянских народов является дерево (Михайлов 1978: 185).. На мифические представления о первозданных людях-дубах и ясенях ссылается А. Н.Афанасьев: «Древний человек почти не знал неодушевлённых предметов; всюду находил он и разум, и чувство, и волю. В шуме лесов, в шелесте листьев ему слышались те загадочные разговоры, которые ведут между собою деревья» (Афанасьев 1983: 320.
Лексема дерево используется для образной характеристики лирического героя посредством включения номинирующего его фитонима в структуру сравнения или метафоры:
Скоро белое дерево сронит
Головы моей жёлтый лист;
Как дерево роняет тихо листья, Так я роняю грустные слова;
Эти есенинские строки как будто повторяют следующее высказывание А.Афанасьева: «Как дерево шумит листьями, так человек говорит словами. Отсюда слово представляется листом древесным». В данном случае проявляется отмеченное ещё А.Н.Веселовским применительно к народной поэзии такое явление, как параллелизм. Его общий принцип таков: картинка природы, рядом с ней таковая же из человеческой жизни; они вторят друг другу при различии объективного содержания, между ними проходят созвучия, выясняющие то, что в них есть общего (Веселовский 1989: 107).
Я хотел бы стоять, как дерево,
При дороге на одной ноге.
Следует отметить, что у носителя арабского языка эти индивидуально-авторские образы могут вызвать ассоциации, вступающие в противоречие с авторской интенцией, поскольку в арабской культуре дерево соотносится с весельем или подаянием.
Интерференция смысла «веселье» исказит в первых двух примерах восприятие образа лирического героя, окрашенного в грустные тона, а интерференция смысла «подаяние» может обусловить интерпретацию последнего примера как стремление лирического героя просить или подавать милостыню.
Аналогичное явление наблюдается в художественном мире С.Есенина и при использовании лексемы куст. Поэт употребляет данную лексическую единицу для метафорической номинации головы и волос:
Ах, увял головы моей куст;
Облетает моя голова,
Куст волос золотистый вянет.
Он очеловечивает это растение, воспринимая его как близкого друга:
Я хотел бы под конские храпы Обниматься с соседним кустом.
Более того, лирический герой С.Есенина готов и сам перевоплотиться в куст, слившись с дорогой его сердцу природой:
«Хоть бы стать мне кустом у воды».
По мнению А.Марченко, метафора, разрешающая соединить жёлтый осенний куст и желтоволосую голову на основании, казалось бы, чисто зрительного подобия, образует эффект «двойного», то есть широкоугольного зрения. Но это широкое зрение - только следствие широкоугольного двойного «чувствования»: голова — потому «куст», что Есенин уверен: «все мы есть чада древа», потому что считает: «Всё от древа - вот религия мысли нашего народа» (Марченко 1972: 97). В остальных случаях используются наименования деревьев и кустарников конкретного вида, которые могут быть представлены по степени убывания частотности употребления: берёза - 59, ива — 17 (верба - 9, ветла - 6, ракита — 4) — всего 36, клён (20), липа (17), ель — 17, черёмуха (16), осина (14), сосна (13), рябина (12), дуб - 12, тополь (10), яблоня — 8, сирень - 5, калина (4), вишня — 2, кедр (2), вяз (2), каштан (1), ольха (1), можжевелъ (можжевельник) (1), олеандр (1), кипарис (1).
Носителю арабского языка известны не все разновидности этих растений. В частности, в Ираке такие древесные растения, как берёза, вишня, калина, черёмуха, не встречаются. Поэтому данные фитонимы указывают на ту часть земного шара и ту климатическую зону, где возможно их произрастание, то есть являются средством выражения художественной информации о том, что лирическое событие происходит в определённом географическом регионе. Следовательно, фитонимы в поэзии С.А. Есенина дают читателю пространственные ориентиры, то есть являются локальными индикаторами.
Отсутствие в сознании носителя арабского языка знаний о том, как выглядят эти растения и какие имеют свойства, затрудняет процесс восприятия поэтического текста С.Есенина. Однако одно из переносных значений слова берёза упоминается в Коране, и данное дерево имеет в арабской культуре определённую символику.
