Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Обзор переводов, содержащих восточнославянские элементы в лексике 22
Глава II. Предварительная группировка переводов, содержащих восточнославянские элементы в лексике 67
Две группы переводов с восточнославянскими элементами в лексике 68
I группа - переводы, содержащие южнославянизмы 74
Подгруппа Хроники Георгия Амартола 74
Состав подгруппы 74
Генезис подгруппы 78
Толковые переводы и Беседы на Шестоднев Севериана Гавальского 90
Пандекты Никона Черногорца 93
Взаимоотношения между подгруппами I группы 95
Переводческие дублеты 98
II группа — Студийский устав и переводы, не содержащие южнославянизмов 101
Предварительная группировка переводов с восточнославянскими элементами в лексике 107
Глава III. Восточнославянские лексические элементы в переводных памятниках 109
Восточнославянские регионализмы 111
Заимствования 111
Исконная лексика 125
Восточнославянские словообразовательные модели 191
Различия в употреблении русизмов 202
Глава IV. Греческо-славянские соответствия в памятниках восточнославянской группы и Студийском уставе 213
Подгруппы в составе восточнославянской группы и вопрос о переводческих школах в Древней Руси 265
Индивидуальные особенности переводов восточнославянской группы и Студийского устава 274
Глава V. Лексические особенности памятников восточнославянской группы и Студийского устава 311
Одноосновные слова 312
Сложные слова с БЛАГО-, докро-, ьло-, ллъного-, ни ь- 381
Греческие заимствования 383
Лексические особенности и группировка восточнославянских переводов 416
Глава VI. Грамматические особенности переводов с греческого, содержащих восточнославянские элементы в лексике 423
Формы косвенных падежей местоимений чьто, ничьто, ігкчьто 423
Аорист с приращением 424
Аорист 434
Формы 437
Перфект 438
Перифрастический прохибитив 442
Сослагательное наклонение в целевых и косвенно-побудительных предложениях 444
Индивидуальные грамматические особенности Жития Андрея Юродивого 449
Грамматические особенности и группировка переводов 464
Заключение 468
Список использованных источников и литературы 476
Приложение I. Словоуказатель 517
- Обзор переводов, содержащих восточнославянские элементы в лексике
- Исконная лексика
- Одноосновные слова
- Грамматические особенности и группировка переводов
Введение к работе
Диссертационное исследование посвящено вопросу о переводческой деятельности в домонгольской Руси и возникновении переводных памятников письменности, содержащих лексические русизмы, т. е. слова, употребительные у восточных славян и не известные южным славянам.
Предметом исследования послужили переводные тексты (около 30-ти), в которых отмечены лексические русизмы. Наиболее подробно исследуются памятники, переведенные с греческого, привлекаются также данные переводов с еврейского. Работа выполнена на материале электронных баз данных, изданий памятников, лексикографических и лексикологических источников.
Целью исследования является: 1) выделение лингвистических параметров для характеристики переводных текстов; 2) осуществление группировки славянских переводов, содержащих лексические русизмы; 3) разработка критериев оценки исконности русизмов в церковнославянских текстах; 4) характеристика переводческой деятельности в Древней Руси, в частности определение корпуса текстов, которые могут быть атрибутированы непосредственно восточнославянским переводчикам.
Актуальность работы связана с острой дискуссионностью вопроса о существовании древнерусских переводов. Подавляющее большинство переводных памятников в древности возникло у южных славян, и сама возможность переводческой деятельности в Древней Руси многими авторами ставится под сомнение. Главным аргументом служит ссылка на незнание носителями восточнославянских диалектов книжного греческого языка. Надежные исторические свидетельства о выполнении переводов восточнославянскими книжниками отсутствуют. В этих условиях возможность или невозможность переводческой деятельности на Руси может быть обоснована исключительно на основе лингвистических данных. В последнее десятилетие появился ряд критических изданий церковнославянских переводных текстов, содержащих русизмы, а в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН были разработаны базы данных по переводным текстам, позволяющие получить полную лексическую и грамматическую информацию о памятнике. Это позволяет по-новому подойти к вопросу о древнерусских переводах.
Новизна работы заключается как в использовании новых методов, так и в получении новых результатов. Помимо традиционных методов филологического анализа в работе было применено сплошное сопоставление словников изучаемых текстов. Это позволило существенно расширить набор признаков, релевантных для характеристики языковых особенностей памятников славянской письменности. Если традиционный анализ опирался в основном на редкие («яркие») слова, то доступные в настоящее время данные позволяют сопоставлять не только редкую, но и частотную лексику, что значительно повышает надежность результатов. В ходе исследования выяснилось, что чрезвычайно важны для анализа служебные слова (на которые раньше обращалось мало внимания) - в силу их высокой частотности и употребительности в текстах разных жанров и разной тематики. При сплошном сопоставлении словников оказалось, что отсутствие лексем, частотных в других текстах, должно учитываться в качестве такой же важной характеристики памятника, как и наличие диа- гносцирующей лексики. Осуществление группировки переводных памятников на основе выделенных параметров послужило новым инструментом дальнейшего исследования и средством, обеспечивающим возможность системного анализа: наблюдения, сделанные на материале одного текста, проверялись на материале текстов, принадлежащих к той же группе, за счет чего повышалась их надежность, а явлениям, зарегистрированным в нескольких текстах одной группы (например, русизмам), приписывался статус аутентичных.
Основные новые результаты исследования сводятся к значительному расширению набора лингвистических параметров, существенных для характеристики переводных текстов; осуществление группировки славянских переводов, содержащих лексические русизмы, позволившее обнаружить новые доказательства исконности русизмов в переводных памятниках XI-XIII вв.; воссоздание (хотя бы в самых общих чертах) целостной картины переводческой деятельности в Древней Руси.
Теоретическая значимость работы определяется содержащимся в ней обоснованием наличия восточнославянских переводов и существования в Древней Руси нескольких переводческих направлений; доказательством возможности исконного сосуществования в церковнославянском тексте специфически южнославянских и специфически восточнославянских языковых черт; анализом функционирования церковнославянского языка на Руси, его вариативности и его разновидностей, отразившихся в переводных памятниках письменности.
Практическая ценность работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в курсах истории русского литературного языка, лингвистического источниковедения и при составлении словарей и грамматик древнерусского и церковнославянского языка.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Лишь очень небольшая часть переводов с лексическими русизмами не содержит лексических южнославянизмов (т. е. слов, не освоенных древнерусским языком и не встречающихся в оригинальных древнерусских текстах) и может быть атрибутирована восточнославянским переводчикам. К этой группе относятся переводы Жития Василия Нового, Александрии, Жития Андрея Юродивого, Пчелы, Истории Иудейской войны, а также Повести об Акире Премудром и цикл из шести Чудес Николая Мирликийского - если два последних текста действительно представляют собой переводы, а не переработки переводных текстов. К этой группе примыкает Студийский устав, почти не содержащий лексических южнославянизмов, но отличающийся от восточнославянских переводов по характеру перевода и обнаруживающий сходство переводческих приемов и языковых особенностей с Ефремовской кормчей.
-
В этой группе памятников отчетливо выделяются две подгруппы: 1) Александрия, Житие Андрея Юродивого и Повесть об Акире Премудром, 2) Пчела и История Иудейской войны. Различие между двумя подгруппами проявляется как в особенностях переводческих приемов, так и на всех языковых уровнях. Выделение внутри восточнославянской группы двух подгрупп, систематически различающихся по целому комплексу языковых параметров, позволяет утверждать, что в Древней Руси существовали направления, которые вырабатывали свои переводческие навыки и устойчивые языковые предпочтения. Одна из этих подгрупп - Пчела и История Иудейской войны - воспроизводит более стандартную разновидность церковнославянского языка, другая - Александрия, Житие Андрея Юродивого и Повесть об Акире - предпочитает менее распространенные, а иногда и очень редкие языковые средства.
-
Подавляющее большинство среди переводов с восточнославянской лексикой составляют памятники с сочетанием южнославянизмов и русизмов. По всей вероятности, они созданы носителями южнославянских диалектов. В то же время существуют надежные свидетельства в пользу исконности русизмов в некоторых из них. Присутствие восточнославянской лексики указывает на то, что южнославянские переводчики работали с учетом и под влиянием восточнославянского языкового узуса. Вопрос о том, принимали ли участие в переводе этих памятников древнерусские книжники, остается открытым. Характерной чертой переводов, в которых восточнославянская лексика соседствует с южнославянской, является обилие ошибок в передаче греческого текста; иногда переводчики вовсе не справлялись со своей задачей (Огласительные поучения Феодора Студита). Синтаксис этих переводов темен, синтаксические конструкции часто нарушаются. По своему качеству переводы, содержащие южно- славянизмы и русизмы, как правило, уступают как южнославянским переводам эпохи Первого Болгарского царства, так и восточнославянским переводам.
-
Среди памятников, содержащих лексические южнославянизмы наряду с русизмами, также выделяется несколько подгрупп. Наиболее ранняя включает Хронику Георгия Амартола, переведенную не ранее 963 г. и не позже второй половины XI в., и близкие к ней по языку произведения. В языковом отношении тексты этой подгруппы близки гимнографическим произведениям учеников Кирилла и Мефодия. Веком позже, на рубеже XI-XII вв. возникла подгруппа толковых переводов: Толковое Евангелие Феофилакта Болгарского, Толковый Апостол, Толкования Никиты Ираклийского на 16 Слов Григория Богослова и др. Между толковыми переводами и подгруппой Хроники Георгия Амартола существует отдаленное языковое сходство, однако толковые переводы не разделяют многих ярких особенностей подгруппы Хроники Георгия Амартола, в том числе тех, что сближают ее с древнейшей славянской гимно- графией. Особняком среди памятников, содержащих лексические южнославя- низмы наряду с русизмами, стоят Пандекты Никона Черногорца, возникшие не раньше конца XI в.
-
Ни один из памятников, содержащих лексические русизмы, не может быть сколько-нибудь уверенно датирован временем до византийского завоевания Первого Болгарского царства. Таким образом, возникновение переводов с восточнославянскими элементами в лексике - по крайней мере датированных - совпадает по времени с эпохой, когда, с одной стороны, восточноболгарские книжные центры прекращают свою деятельность, а с другой стороны, зарождается книжность у восточных славян.
-
Важная особенность переводов с лексическими русизмами состоит в том, что они или вовсе не содержат южнославянизмов, или содержат южносла- вянизмы, характерные для западных областей южнославянского ареала и не свойственные восточноболгарской книжности. Это обстоятельство хорошо согласуется с относительно поздней датировкой: после падения Преслава переводческая деятельность на Руси могла осуществляться, по-видимому, носителями западноболгарских книжных традиций или же самими восточнославянскими книжниками. В то же время преславская лексика в переводах, содержащих лексические южнославянизмы наряду с русизмами, имеется, поскольку её усвоение началось очень рано.
Апробация результатов исследования. Отдельные положения работы неоднократно обсуждались на заседаниях отдела лингвистического источниковедения и истории русского литературного языка Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, на семинаре по истории русского языка и культуры (ИРЯ РАН), международных конференциях в ИРЯ РАН, Санкт-Петербургском государственном университете, Институте русской литературы РАН (Пушкинском доме), на XII Международном съезде славистов (Краков, Польша) и XIV Международном съезде славистов (Охрид, Македония).
Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, шести глав, в которых дается обзор переводных памятников с лексическими русизмами; предварительная группировка памятников; анализ лексических русизмов, способов перевода греческой лексики, словоупотребления и грамматических особенностей переводов; Заключения, библиографии и словоуказателя.
Обзор переводов, содержащих восточнославянские элементы в лексике
Ниже приводится перечень переводных памятников, в которых фиксируются лексические русизмы. Указываются отмеченные в памятнике южнославянизмы. Русизмы перечисляются списком, адреса и ссылки на источники- приводятся в специально посвященной анализу русизмов гл. III под каждым конкретным словом; там же указывается его значение.
1. Переводы с греческого
Ефремовская кормчая
Перевод сборника византийских церковных установлений - Синтагмы XIV титулов, сохранившийся в Ефремовской кормчей начала XII в., возник не ранее 912 г. [Щапов 1978, с. 67, 98]; точнее датировать перевод не удается. Памятник издан В. Н. Бенешевичем [1906, 1907]. В Ефремовской кормчей выделяются две части, отличающиеся переводом одних и тех же греческих слов, в том числе церковных терминов; возможно, вторая часть тоже не вполне однородна. Первая часть заканчивается на стр. 153 по изданию В. Н. Бенешевича, причем здесь же наблюдается смена орфографии, свидетельствующая, по-видимому, о; смене писцов протографа Ефремовской кормчей [Максимович 2006, с. 110-111; Щапов 1978, с. 86-88]. Ср., в добавление к примерам Я. Н. Щапова и К. А. Максимовича, три разных перевода одного и. того же греческого текста (Правила 630 св. отец в Халкидоне,, статья 2). В греческом тексте имеются некоторые разночтения, отраженные в переводах (ниже они подчеркнуты):
1) [Бенешевич 1906, с. 112.9-113.6]
Между переводом, находящимся в первой части памятника, и двумя другими заметны более существенные расхождения, чем между двумя переводами, находящимися во второй части. Вместе с тем, как справедливо замечает Я. Н. Щапов, между двумя частями наблюдается существенное сходство в передаче греческих слов и форм, так что можно предполагать, что перевод обеих частей совершался одним кругом переводчиков.
В памятнике отмечено четыре лексических русизма: оукрикныик полученный за взятку - причастие от глагола» оукрити (см. выше первый перевод фрагмента), АДЬНИЦА наследство (759.59; 76Г. 13, 18 , 22, 25; 762.3, 10; 790.2), тиоунъ управитель (768.23) и производное от него тиоуньство KouQatogia (768.28, 769.7). Случаи употребления словОгиоунъ иі АДЬНИЦА сосредоточены во второй части Ефремовской кормчей. Высказывалось мнение, что эти слова проникли в текст в-процессе его адаптации наРуси [Максимович 2006, с. 107] . Однако анализ семантикии функционированияїтерминов тиоунт и АДЬНИЦА в Ефремовской кормчей1 показывает, что они принадлежат переводчику [Милов 1980]. Термин АДЬНИЦА в Ефремовской кормчей всегда соответствует греч. Хєуатоу, в отличие от термина прнчдстик, которым переводится греч. nh\Qovo\iwt. (также НАСЛЕДИИ 793.8). Распределение славянских терминов в строгом соответствии с греческими свидетельствует о том, что именно переводчик, использовал восточнославянский термин, чтобы обозначить с его помощью особый вид наследства (получаемого ві отсутствие завещания по закону, Xeyctxov) и отличить его от наследства по завещанию, обозначенного церковнославянским термином [Живов 2002/1988, с. 197]. Термины тиоунт (768.23) и тиоуньство (768.28, 769.7) тоже применяются для передачи определенного греческого термина: тиоунъ соответствует греческому xouQctxcoQ, а тиоуньство - греческому хоидаторіа, которое обозначает особый (корпоративный, в отличие от родственного) вид опеки (ttouQatcoQ однажды переводится также как устроитель, 769.12; обычно строитель служит эквивалентом греч. о іжпюцод). Вероятно, не случайно русизмы появились в переводе в соответствии с терминами, заимствованными в греческий из латынш и не имевшими церковнославянской традиции перевода.
Из словообразовательных русизмов в Ефремовской кормчей1 отмечен имперфективирующий суффикс-ыкА- в глаголах ИСПЫТЫВАТИ; ПОМА ЫВАТИСА и СТ ВЛ ЫВАТИ [СилинаЛ987, с: 200]
Нет сомнений что; древнейший; русскиш список ХШ в; восходит, к протографу, созданному южнославянскими ;книжниками: в, рукописи сотни раз фиксируется написание ШТ(АШТС 114.23, всшти 113Л Г, в врлштАТи 1:17.14 и т. п.), особенно часто- вщервошчасти:[0бнорскиш1912 с...Г4] , используется буква ж, часто? этимологически1 правильно, причем большинство» примеров также, приходится на- первую часть [Там? же,; с. 3]; представлены І формы ; С рефлексами «глубокой; палатализации» перед мягким сонантом (рАСмдщрАТи 689:21, 691.17 и?др;); имеются написания без І ерепШепситфі/та віати? 131128J оугазвентыихъ 476.2); и следы мены юсов [Максимович 2006; с. 107]. Любопытна! формам род; мш нсрд д Бльноих ъ атоцшу 691.28- - такие; формы характерны, для? памятников; переписанных с глаголического; оригинала; ср; [Баранковаїи др: 1988; с. 4-5.]:. Помимо орфографии принадлежность перевода южнославянским переводчикам подтверждает и лексика памятника:: предлог CBHJNK: кроме , наречие: БТЬХІКМАІ совершенно яаутсос; 748іЗ, род. П; ЧИСМЄНЕ 468 8; вопросительнаяїчастицагоітго ошош 481.27, 550:18: Единичные русизмы в переводе;(исконные, как показано выше) могут указывать на возникновение перевода на Руси и на привлечение его создателями восточнославянской юридической терминологии в случаях, когда церковнославянская терминология оказывалась недостаточной для передачи греческой. Такое предположение хорошо согласуется с историческими реалиями: в Болгарии, по-видимому, не было потребности в славянских канонических сборниках, поскольку использовались греческие тексты, а на Руси после принятия христианства, напротив, были востребованы церковно-юридические памятники [Турилов, Флоря 2002, с. 407-409, 436-438]. Участие в переводе восточнославянских книжников представляется маловероятным ввиду исключительной редкости восточнославянских лексическихолементов.
Примечательных морфологических архаизмов в тексте нет, за исключением причастия искоущиимт» 553.8 и формы-двойственного числа 3 л. настоящего времени на -тс (см. VI 8:1). В то же время памятник решительно отличается по словоупотреблению от симеоновских текстов. Чтобы убедиться в этом достаточно сравнить перевод одного и того же греческого текста (Слово Василия Великого- Святом Духе) во второй1 частт Ефремовской кормчей и. Изборнике 1073 г.: в Ефремовской кормчей везде представлены лексемы, характерные для памятников кирилло-мефодиевской традиции, для Изборника 1073 г. - лексемы, характерные для преславских текстов нач. Х.в.: страмити 525.5, 526.21 - НАБЪД ЬТИ И73 219а, 219 г, крепость. 525.10, 526.6 - СИЛА И73 219а, 219 в, СЛ/ТГЪВАЮЩИИ 525.23 - НАДІИЙШІТНИСА И73 2196, РАДИ 527.7 -дІїЛА И73 220а, древний: ад%аіах 527.9 - прьвын И73 220а, рли, 527.10 -породА И73 220а, ВЬСАК-Ъ 528.10 - вьсь И73 2206, ПАНТНКОСТИ 528.10 и 15 -пАтьдесАТьиицл И73 2206, 220в иг т. п. В памятнике фиксируются лексемы, характерные для произведений Кирилла, и Мефодия и их учеников [Пичхадзе 2009, с. 298-300]: ОБЛАСТЬ є оштіа власть 464.9, 484.24, 517.24 и мн. др., НЄНАЧАЄЛШН ajteyvooafievog относительно которого утрачена надежда 580.26, ПЛСНИЦА (Зобход петля 369.8, ТНЛГБНИК грязь, болото (ВТ» ТНЛЛАНИ пригр шсни (так!) 451.24). Систематическое сходство в словоупотреблении с древнейшими кирилло-мефодиевскими текстами - еще одно свидетельство в пользу южнославянского происхождения переводчиков Ефремовской кормчей. Различия в словоупотреблении между Ефремовской кормчей и Изборником 1073 г. видны также при сопоставлении переводов Символа веры Михаила Синкелла в этих памятниках; текст не сохранился в,списке XII в., но известен по более поздним спискам, восходящим к, тому же протографу, что и Ефремовская кормчая, - в. частности по Рогожскому списку: яшосгтао-ц; съставъ - совьство И73, voegog мысльнъ - рл оумьт И73, ctxgovcoc; KC vfcTbHO - EC Bp MCNkirfc И73, o oSwafxov кдиномощьно\" - коупь.носильн к И73, ccoQiotog непр кд Елыгь, - неоустлвиллт» И73, лгаут зос; нєприга ньнт» лоуклвыи И73, xQelttcov доЕрНЬишин - оуньшии И73 и др. [Щапов 1977, с. 334 337].
Исконная лексика
Наряду с заимствованиями для определения диалектною принадлежности церковнославянских текстов; имеют значение исконные славянские слова, не сохранившиеся в южнославянских языках - прежде всего в болгарском - и зафиксированные только в древнерусских оригинальных текстах и переводных произведениях, содержащих в большем или меньшем количестве несомненные восточнославянизмы. Особенно показательны образования, восходящие к праславянским корням или их вариантам: дти — целевой союз, АТТ» — побудительно-целевой союз, АТЬ. союз чтобы : зафиксирован в Пчеле 2х, ИИВ 6х, кн. Есфирь 1х (второй случай ненадежен) и оригинальных древнерусских текстах (летописях, грамотах и др.) [Срз. I, с. 32-33; СДЯХІ-XIV, 1, с. 98-99; СРЯ XI-XVII, 1, с. 58; Зализняк 2004а, с. 710]. В кн. Есфирь при формах настоящего-будущего времени отмечен только этот союз, в то время как ДА употребляется при сослагательном, и повелительном наклонении. Союзы АТИ / АТЬ И АТО / АЧГЬ известны только севернославянским языкам [Кореспу II, с. 68]. В Студийском уставе, Александрии и ЖАК) отсутствует. вр гАТи 2х, кр говАТИ 2х, окр гАТИ їх в ЖАЮ [Молдован 2000, с. 85-86]: древнерусские словари цитируют указанные лексемьътолько по ЖАЮ и русским текстам XVII в. [СРЯ XI-XVII, 1, с. 331], а глагол покрНЬ гокАТИ — только по Грамматике Лудольфа [СРЯ XI-XVII, 15, с. 135]. Продолжения праслав. brezgati, brezgovati брезгать, гнушаться известны только в русском и украинском [ЭССЯ 3, с. 18]; видимо, родственная, хотя обособленная в формальном и семантическом отношении форма оврт гъцгь прокисший (о квасе) имеется в древнеболгарском переводе Пандект Антиоха [Срз. II, с. 553]. во грь. сопля : помимо оригинальных памятников и Пчелы, отмечено в Пандектах Никона Черногорца [СДЯ XI-XIV 1, с. 460; СРЯ XI-XVII 2, с. 281], причем в позднейшем болгарском переводе Пандект заменено на сополе [Максимович 2001, с. 209]. Слово и его производные повсеместно распространены в русских диалектах [Даль I, с. 226; СРНГ 5, с. 19], западнославянских языках и словенском [Фасмер I, с. 333]. Вопреки Т. Славовой [2003, с. 266-267], сюда не относится болг. возгара кислый или горький вкус во рту , имеющее совсем другую семантику и, очевидно, связанное с гореть, как изжога с жечь. гричь в Хронике Георгия Амартола KUCOV 37.13.14 и 15; 253.3 и 4, ЖАЮ Зх (все три раза обозначает большого, страшного или злобного пса, при пьсчь. 23х); Повести об Акире Премудром 221.1 (наряду с пьет» 1х) и многократно в русском переводе Дюрана XV в. [Дюран (в печати)]. Родственные слова I обнаруживаются только в севернославянских языках [Молдован 2000, с. 86; 1997, с. 71]. гроунь. быстрый аллюр1 или ходьба вприпрыжку : только в Житии Андрея Юродивого 1х, также гроуиицл 4х. Широко распространено в русских диалектах [СРНГ 7, с. 169], соответствия1 имеются только в восточнославянских J языках [Молдован 2000, с. 93]. даже в значении если дважды употребляется в Пчеле (158.26 и 232.11). ! В качестве условного союза фиксируется только в древнерусских памятниках , [СДЯ XI-XIV 2, с. 422; Срз. I, с. 624]. В болгарском в этой функции ) употребляется союз дорй doze [БЕР I, с. 413; Kopecny II, с. 160]. ино и : в этом значении только в ЖАЮ їх [Молдован 2000, с. 82]. и м ьд Ьтн намокнуть, стать влажным : только в Христианской топографии Козьмы Индикоплова. Продолжения праслав. mbdeti намокать, ! гнить и т. п. представлены только в восточнославянском ареале, существительное mdda заготовка фруктов; мочка льна — в словенском [ЭССЯ 20, с. 205]. испъртити см. пъртити v клюдити говорить : употребляется в ЖАЮ 6х (также исклюдити в одном из списков при И ГЛАГОЛАТИ в остальных [Молдован 2000, с. 87]) и Александрии Зх (также оуклюдити 1х). Редкое слово, помимо ЖАЮ51 и Александрии отмеченное только в Златоструе (в знач. издеваться ) [Срз. I, с. 1229-1230], Слове о 4-м соборе в Халкидоне [СРЯ XI-XVII, 7, с. 180-18152], а также в переведенном с латыни предисловии к Римскому патерику [Дидди 2001, с. 3], содержащем богемизмы [Reinhart 2009, с. 172]. Родственные слова имеются только в севернославянских языках: чеш. диал. kl udit болтать (языком), ругать , ср. рус. диал. клюжить бранить [ЭССЯ 10, с. 53-54; Деул., с. 225], яросл. неклюдимый молчаливый, замкнутый (о человеке) [ЯОС 6, с. 132]. колоколт» колокол : фиксируется в оригинальных древнерусских текстах, ИИВЛ х и Пандектах Никона Черногорца [Срз. I, с. 1213; СДЯ XL-XIV, 4, с. 212; Максимович 2001, с. 211], а в славянизированной форме КЛАКОЛТ — в Хронике Георгия Амартола (xcoStov 43, 140 (bis), КЛАКОЛЬНЫИ xwv xa)6covoc v 141) и трижды в Христианской топографии Козьмы Индикоплова в описании ризы первосвященника, которое в начальной части представляет собой вставку из Хроники Георгия Амартола - соответственно два употребления слова КЛАКОЛЪ (48 об.) приходятся на заимствованный из ХГА фрагмент, а в третьем контексте (49 об. 13), принадлежащем уже тексту Топографии, употребление слова КЛАКОЛТ» предопределено двумя предшествующими контекстами, восходящими к ХГА. В Истории Иудейской войны КОЛОКОЛТ» также встречается в описании ризы первосвященника, которое, однако, текстуально не зависит от ХГА. Из памятников с лексическими русизмами церковнославянский синоним воньць отмечен только в Девгениевом деянии [Сперанский 1922, с. 137, 140].
Продолжения праслав. kolkol известны только в восточнославянских языках и в полабском [ЭССЯ 10, с. 137-138].
КОМОНИЦА: только в Хронике Георгия Амартола "iratoi OfjXeim 145.
Производное от комонь, распространенного у восточных славян и особенно в чешском [Одинцов 1980, с. 25-30]!! Г. Ф. Одинцов подчеркивает, что др.-рус. комонь. И его производные фиксируются Віпамятниках южного и юго-западного происхождения: в Слове о полку Игореве 6х, Повести временных лет и Киевской летописи [СДЯ XI4XLV, 4, с. 248].
крл льдина в Хронике Георгия Амартола 479 вдругих контекстах также кусок, обломок [Срз. III Доп., с. 150]. Слово хорошо засвидетельствовано в. русских летописях и актовых памятниках [СДЯ ХІ-XIV, 4, с. 280; ЄРЯ ХІ-XVII, 7, с. 400-401], восточнославянских диалектах, чешском, польском и словинском [ЭССЯ 8, с. 217-218; Фасмер II, с. 126 под словом.икра].
критиі купить в ЖАКЕ), выкрити(сА) выкупить(ся), откупить(ся) в. ИИВ: глагол крихи? и производные от него засвидетельствованы,, помимо оригинальных древнерусских т екстов, в Панидектах Ник она Черногорца, и Огласительных поучениях Феодора Студита [Срз. I, с. 1325, 1341; СДЯ XI-XIV, 4, с. 298]. В Александрии не встречается ни критик ни« коупнтиі Характер употребления глагола крити в ЖАК) и ИИВ неодинаков. В ЖАК) крити употребляется трижды, причем речь всегда1 идет о покупке еды или вина; синоним коупити встречается 6 раз: в упоминаниях о приобретении еды и вина 2х, рабов Зх и венца, символизирующего небесную награду. Можно констатировать, что сфера- употребления глагола крити- в ЖАК) ограничена бытовыми контекстами, в которых может использоваться и синоним коупити. В,ИИВ?выкрити(СА) появляется тоже трижды: в одном из контекстов речь идет о выкупе из плена, в другом - об избавлении святилища от поругания за мзду, в третьем - о сохранении собственной власти путем выплаты большой суммы денег тому, кто собирался ее отнять.
Одноосновные слова
2.1 АКЫ: этот сравнительный союз; очень активно используемый в Пчеле, Истории Иудейской войны, Студийском уставе, Чудесах Николы, Повести от Акире и Александрии, совершенно отсутствует в Житии Андрея Юродивого, где функцию сравнительного союза выполняет IAKO (см. 2.110). Многократно засвидетельствованный в разнообразных церковнославянских памятниках начиная со старославянской эпохи [ССЯ I, с. 23], союз АКЫ употребляется В Сказании о Борисе и Глебе, Житии Феодосия Печерского и в летописях -Киевской, Галицкой, Волынской и. Суздальской, в том числе в некнижных контекстах [СДЯ XI-XIV, 1,, с. 79];. Однако в Новгородской Г летописи его употребление ограничено полувековым, промежутком: он встречается только начиная; с 1216 г. (л; 137 об; ) и кончая. 1265 г. (л;..1#9)ї [Гиппиус 2006, с. 173]; причем- обычно в? книжных; контекстах. Один; раз союз АКЫ . отмечет в. берестяной грамоте;—№ 752 к;ХГв- -начї.ХІГв; в;формуле;:А А КЛТАІЄСМ БЛА АК ыкрАтпгксОБтк/ая относилась ктебе как к брату . А. А. Зализняк полагает, что союз? Акшявляется здесь книжными словом [Зализняк 2004а,с, 252]і Ср:. в Волынской летописи: им лтгА(бСмь,АКиіи;цАСОБ под 1288;г. [ПСРЛ II, с. 911]; Возможно, дляшереводчика ЖАЮ "союз (АКЫ ібьіл чуждым церковнославянским СЛОВОМ; ; ... . / 2 2 ВС АГАПАІ ЕС Агапкныи внезапно- неожиданно : наречие употребляется! в Александрит 1х и ЖАЮ 11х наряду с однокоренным вънЕ ААПоу; В ЖАЮ имеется также прилагательное ке дгальныи 2х. В Пчеле иШИВ используется ТОЛЬКО ВЪНЕ ААПОу, ВЪНе ААПЬНЫИ.; ЕСЛИ? ВЪие ААПОу, ВЪНС ААПЬНЫШ общеупотребительны. Bt церковнославянских текстах, то: БЄ АІАПА; : БЄ АІАПЬНЬШ засвидетельствованы очень, скудно: Bt списках, Жития; Андрея Юродивого; БЄ АГАПА, БЕ АІАПЬНЬШ ЗамеНЯЛОСЬ На Стандартное ВЪНб ААПО В Н ААПЬНЫИ [Молдован; 2000,vc. 36]і Словари, помимо цитат из, ЖАЮ и Александрии, приводят только прилагательное Б АПьныишзИандект Никона Черногорца по; спискам XIII-XIV вв. [Срз: I, с. 49; СРЯ;ХІ-ХІІ, 1, с. 92—цитаты из Великих Четьих Миней встатье бёзаяпный содержат текст ЖАЮ]-3, А. М! Молдован [2000, с. 69] указывает на наречие БЄ АГАПА в Лествице, где встречается также прилагательное діапивьш. Существительное д(іа)пть мысль, подозрение фиксируется в церковнославянских памятниках [Срз. I, с. 941, 960], вариант женского рода АПА подозрение — в Русской Правде [СДЯХІ-XIV, 3, с. 330].
Следы образований от основы t БС АГАП- обнаруживаются в русских говорах: арханг. беззапно - значение не указано [СРНГ 2, с. 191].
2.3 БЛА Б: встретилось вОКАЮ 4х наряду с довр к 12х. В.Александрии, Студийском уставе, Пчеле и ИИВ отсутствует. Наречие не отмечено- в древнерусских летописях и в церковнославянских текстах употребляется нечасто. Оно зафиксировано вручении.Ирины в составе Успенского сборника, в XIII Словах Григория Назианзина; Толковых пророках [Срзі I, с. 112], Огласительных поучениях ФеодораСтудита, 16 Словах Григория Назианзина с Толкованиями Никиты Ираклийского- [СДЯ» ХІ-ХІУ, 1, с. 228; 3; с. 216 под словом кпистолніа], в Геннадиевной библии 1499 г. [СРЯ XI-XVTI;.l, с. 233].
Полногласная форма волосе употреблена в Слове о 12 снах Шахаиши [Веселовский 1879, с. 10]. В русских диалектах известна как неполногласная-форма блазё хорошо; хорошо, что смол., твер:, пек., засвидетельствованная также в старобелорусских источниках [Аникин-3, с. 236-237], так и форма с полногласием, ср. бдлозе сев., вост., балазё запад, хорошо, ладно, кстати [Даль I, с. НО], арханг., волог., яросл. идр; бдлозе [СОВН, с. 30; ЯОС 2, с. 10; СРНГ 3, с. 76; Аникин 4, с. 23]. Однако в новгородских берестяных грамотах это наречие не встречается [Зализняк 2004а, с. 218]. Его появление в ЖАК) могло быть поддержано как диалектным узусом, так и церковнославянским употреблением:,
2.4 БОЛССТЬ решительно преобладает над БОЛІНЬ, в Пчеле и ИИВ: в Пчеле волесть. фиксируется 17 раз, а волынь — 2х3 причем в одном из двух контекстов показания списков расходятся и наиболее авторитетный Архивский список имеет чтение волесть; в ИИВволесть фиксируется 10 раз, а волынь — Зх. В Студийском уставе и Александрии соотношение обратное: в обоих памятниках по одному разу отмечено БОЛЕСТЬ и по 3 раза волынь. В ЖАК) и Чудесах Николы БОЛЕСТЬ отсутствует вовсе, а волынь употреблено соответственно 18х и Зх. Если БОЛІНЬ вместе с дериватами вол ньныи, БОЛ НОВАТИ и др. было общераспространенным словом в церковнославянских текстах начиная со старославянской эпохи [ССЯI, с. 135-136; Срз. I, с. 149-150; СДЯ XI-XIV, 1, с. 290-294], лексема БОЛЕСТЬ, имела- значительно более узкое распространение: она не известна старославянским памятникам, а в более поздний период отмечается почти исключительно в, оригинальных древнерусских произведениях и5 памятниках, содержащих лексические русизмы: в Повести временных лет, Киевской, Галицкой, Волынской? и Суздальской летописи, Сказании о Борисе и Глебе, Житии Феодосия Печерского, Хронике Георгия Амартола, Житии Феодора Студийского (Зх), Пандектах Никона. Черногорца, 16 Словах Григория Назианзина с Толкованиями Никиты Ираклийского, Прологе. Из производных словари приводят только БОЛЕСТИНЫН в Толковой Псалтыри XII в. и КОЛЕСТЬНЫИ в Сборнике XIII в. и.Пчеле [Срз. I, с. 144-145; СДЯ XI-XIV, 1, с. 284]. Однако в Новгородской I летописи БОЛЕСТЬ отсутствует, БОЛЕЗНЬ фиксируется под 1232 г. (6740, л. 116 об.). Впрочем, этих данных недостаточно для» того, чтобы утверждать, что слово БОЛЕСТЬ было чуждо составителям Новгородской I летописи, поскольку в некоторых летописях БОЛЕСТЬ встречается гораздо-реже, чем БОЛІНЬ: в Повести временных лет соотношение составляет 1:7, в Киевской летописи 3:15 (но в Волынской- летописи 9:1, в Галицкой 2:0). В Ответах митрополита Георгия в статье 4 фиксируется БОЛЕСТЬ, а в статье 22 — БОЛІНЬ, однако в «Заповеди к исповедающимся сыном и дщерем», основывающейся на Ответах, в этой статье читается БОЛЕСТЬ [Турилов 2004а, с. 233, 238]. Лексема bol estb имела общеславянское распространение, а Ъо1 ёгпъ — нет: это слово неизвестно севернославянским языкам и белорусскому, а в украинском отмечено только в старых книжных памятниках и диалектах [ЭССЯ 2, с. 186-187, 189-190; Аникин-4, с. 14-16]. В древнерусском языке «волынь воспринималось в XI-XII вв. как слово высокого стилистического ранга» [Колесов 1982, с. 16]. Пчела и ИИВ, предпочитающие вариант волєсть, оказываются ближе Галицкой и Волынской летописи, остальные восточнославянские переводы — более древним летописям и церковнославянским текстам.
2.5 воугакъ» лишенный разума; дикий 5 раз употребляется в ЖАЮ. Отсутствует в- остальных древнерусских переводах. Встречается в восточноболгарских текстах Х- в: — Изборнике 1073 г., Житшг Иоанна Златоуста, Добриловом евангелии 1164 г. (Мф. XXIII 17, 19) отражающем преславскую редакцию - полного апракоса [Срз. I, с. 195], а также в Толковом Евангелии, [Алексеев и. др. 2005, с. 124] и Поучении о спасении души в-, Хлудовском сборнике XIV в..[СДЯ Х1-ХГУ, 1, с. 325]." Слово было известно и древнерусскому языку, ср. притяжательное прилагательное Еоусаковъ, от собственного имени Еоуіакт»- ВЇ новгородской! берестяной грамоте № 219 к. XII — пер. четв. XIII в. [Зализняк 2004а, с. 439] и производное женского1 рода коугакыни, заменившее в Паисиевском сборнике XIV-XV вв. первоначальное воуксть в пассаже, перифразирующем текст 16 Слов,Григория Назианзина с Толкованиями Никиты Ираклийского-[СДЯХ1-ХГУ, 1, с. 325 и 323]. На русской» почве употреблялось и прилагательное буяческий буйный, разбойнический , зафиксированное в Чудесах Зосимы и. Савватия1 Соловецких по сп. Великих Четьих Миней XVI в. [СРЯ XI-XVII, 1, с. ЗбЬ].
Грамматические особенности и группировка переводов
Анализ грамматических особенностей подтверждает и дополняет группировку переводов с лексическими русизмами, осуществленную выше по другим параметрам.
9.1. Переводы; содержащие южнославянизмы, отличаются от переводов, і не содержащих южнославянизмов, формами дательного-и местного падежей местоимений чьто, ничьто, ничьто от основы на -ес-(-ьс-) и последовательным ; употреблением -тт» во 2-3 лице единственного числа аориста. В Хронике Георгия Амартола и Христианской» топографии преобладают формы нетематического аориста типа р Ьх ь (в Повести о Варлааме и Иоасафе ) тематические формы (употребляются наравне с нематическими). Эти архаичные v черты сближают памятники с южнославянизмами, в особенности подгруппу { ; ХГА, с кирилло-мефодиевской традицией. Однако вних присутствуют и черты, характерные для преславской книжности и восточнославянских диалектов, - в 5 частности форма 1л. ВТІД , особенно частотная в ХГА. Христианская топография- на фоне остальных текстов подгруппы ХГА выделяется, отсутствием форм от основы на -ес-(-ьс-) у местоимений чьто, ничьто, ничьто не только в дательном и местном падежах, но и в родительном, где употребляется восточнославянская форма чего.
9.2. Студийский устав по некоторым параметрам близок переводам, содержащим южнославянизмы: здесь имеется форма о чсомь, перфект употребляется главным образом во 2.л. ед. и почти всегда со связкой, в целевых и косвенно-побудительных придаточных предложениях фиксируются только конструкции с индикативом. В то же время по частотности новых форм аориста типа рекохолть Студийский устав стоит в одном ряду с Пчелой и Историей
Иудейской войны.
9.3.1. Восточнославянские переводы по грамматическим признакам, разделяются на те же две подгруппы, чтош по лексическим и переводческим! особенностям, с расположением на полюсах противопоставления ЖАЮ и.ИИВ (ср. соотношение в 1.2). К Александрии1 и ЖАЮ примыкают Чудеса Николы. Общими чертами ЖАЮ, Александриши Чудес Николы.является почти полное отсутствие приращения во 2-3 лице единственного числа аориста глаголов с безударным корнем (2.3), употребление-почта, исключительно.формы,віїд й в 1 л. ед. ч. глагола в Ьд кти и, его производных (4) и перифрастического прохибитива (6). Это. черты, свойственные в первую очередь восточнославянским и восточноболгарским диалектам. С другой стороны, в ЖАЮ, Александрии и Чудесах Николы, господствуют нетематические формы типа р Ьхт» (3), которые широко распространены в старейших оригинальных памятниках древнерусской письменности. Повесть об Акире в значительной степени разделяет с перечисленными памятникамиї отсутствие приращения в аористе, но совершенно не использует перифрастический прохибитив. В то же время ЖАЮ, Александрия и Чудеса Николы сохраняют единство не по всем позициям: в Александрии и ЖАЕОперфект без связки - болыдаяфедкость, а в целевых № в особенности косвенно-побудительных придаточных активно используется сослагательное наклонение, как в оригинальных древнерусских текстах, в то время как в. Чудесах Николы-и Повести об Акире бессвязочные формы перфекта употребляются наравне со связочными, а сослагательное наклонение в придаточных цели и косвенного побуждения появляется лишь в единичных случаях (5.2, 7).
9.3.2. Как и по всем остальным параметрам, близки друг другу Пчела и История Иудейской войны, употребляющие приращение в аористе и формы ь I , типа рскох ь по образцу восточноболгарских текстов, форму ВІЇМЬ - по образцу кирилло-мефодиевских памятников, не знающие перифрастического } прохибитива, часто использующие перфект без связки, как оригинальные t древнерусские тексты, и допускающие сослагательное наклонение в целевых и 1 в особенности косвенно-побудительных придаточных лишь, в ограниченном ; объеме. В Студийском уставе, Пчеле и ИИВ перфектные формы» могут I I соседствовать с аористными в ряду однородных сказуемых, чего не 1 1 наблюдается в остальных восточнославянских переводах (5.3). Но? между 1 Пчелой и ИИВ также существуют расхождения: в Пчеле преобладают формы і I типачего, в то время как в ИИВ; представлены исключительно формы типа чссо. ) 9.3.3. Расхождения?между памятниками, не только различающимися; но и і близкими по основному набору параметров.- Пчелой иИИВ, Александрией и і ЖАЮ, - подтверждают, что все восточнославянские переводы выполнены разными переводчиками.
9.3.4. Особенно ярко выделяется своими грамматическими особенностям Житие Андрея Юродивого. С одной стороны, ЖАЮ1 имеет уникальные ! і схождения г с древнейшими южнославянскими текстами: окончание -те в І , двойственном числе 3-го лица»аориста и имперфекта и окончание -иилль в тв. і пад. ед. ч. существительных среднего рода. С другой стороны, в ЖАЮ ! I употребляются исключительно вторичные окончания в имперфекте 2-3 л. дв. ч. 1 ,; и 2 л. мн. ч. и только восточнославянская форма род. пад. местоимения чего. , Памятник замечателен обилием аналитических образований, в числе которых ! перфект, перифрастический прохибитив, сослагательное наклонение в f придаточных предложениях, сочетания инфинитива с фазовым глаголом. ( Большое количество аналитических форм характерно для древнерусских 466 Ї летописей и некнижного языка. Сочетание черт, свойственных оригинальным восточнославянским текстам (род. пад. чего, перфект, сослагательное наклонение в придаточных предложениях, сочетания инфинитива с фазовым глаголом) и южнославянским памятникам (окончание -те в 3 л. дв. аориста и имперфекта, -ИИЛЛЬ в тв. пад. ед. ч. существительных ср. р.), составляет совершенно своеобразную комбинацию и свидетельствует о том, что в восточнославянской книжности церковнославянская норма как в лексике, так и в грамматике не была единой: наряду с общераспространенным стандартом существовали её периферийные разновидности, одна из которых представлена в Житии Андрея Юродивого.
