Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Пространственно-временной континуум как объект лингвистического изучения 15
1.1. Лингвистические концепции времени 17
1. 2. Пространство как текстовая категория 32
1.3. Пространственно-временной континуум как категория художественного текста 39
1.4. Предпосылки изучения пространственно-временных репрезентаций в художественном нарративе М.А. Булгакова 42
ГЛАВА II. Языковая специфика пространственного и временно го континуумов в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» 47
2.1. Интертекстуальность булгаковской прозы в аспекте моделирова ния художественного пространства (Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, А. Блок) 47
2.2. Романтический дискурс в романе: вербальные манифестации пространства и времени 56
2.3. Концептуализация пространства в романе
2.3.1. Оппозиции пространства 65
2.3.2. Реалии пространства 74
2.3.3. Коннотации пространства 80
2.3.4. Метафоры пространства 86
2.4. Концептуализация времени в романе 92
2.4.1. Оппозиции времени в романе 94
2.4.2. Реалии времени 98
2.4.3. Коннотации времени 100
2.4.4. Метафоры времени 103
2.5. Когнитивно-концептуальные характеристики пространства и времени в романе 106
ГЛАВА III. Наложение и соположение пространственно временных репрезентаций в романе 109
3.1. Особенности дистрибуции концептов ВРЕМЯ и ПРОСТРАНСТВО в тексте романа 109
3. 2. Концепт движение: роль глагольного предиката в репрезен тации пространственно-временных отношений 115
3.3. Персоносфера романа: роль именного дейксиса в реализации пространственно-временных смыслов 135
3.4. Дейктические интенсификаторы пространственно-временного континуума 142
3.5. Текстопорождающие и стилеобразующие свойства пространственно-временных оппозиций в романе 155
3. 6. Языковые механизмы создания пространственно-временного континуума в романе «Мастер и Маргарита» 165
Заключение 168
Список использованной литературы 173
Список источников
- Пространство как текстовая категория
- Романтический дискурс в романе: вербальные манифестации пространства и времени
- Концептуализация времени в романе
- Персоносфера романа: роль именного дейксиса в реализации пространственно-временных смыслов
Введение к работе
Идея континуальности на протяжении XX века неоднократно подтверждала свою продуктивность и плодоносность во многих науках. Одной из первых теоретических ее проекций на область гуманитарного знания следует признать разработку М.М. Бахтиным идеи хронотопа, что позволило создать онтологию романа. Базовые категории: «предмет, его локализация в пространстве и проявление во времени» (Степанов 1985) обязательно получают свою концептуализацию и «оязыковление» (В. Гумбольдт). В аспекте языковой концептуализации проблема пространственных и временных отношений является одной из разработанных: Г.А. Золотова 2002, 2003; А.В. Бондарко 1996, 2000; М.В. Заботина 2003; М.В. Дурова 2006; А.П. Певзнер 2007; С.О. Драчева 2007. Одновременно с исследованиями, посвященными анализу языковых средств, интерпретирующих смысловые категории пространства и времени (по иной терминологии – функционально-семантического поля времени-пространства), современная лингвистическая наука преимущественно на материале художественных текстов категории пространства и времени изучает как текстовые категории (О.В. Волков 1982; В.Н. Топоров 1983; Т.В. Матвеева 1990), при этом за точку отсчета принимается языковое сознание автора, которое включено в пространственные и временные отношения, с одной стороны, и является субъектом пространственно-временного континуума, с другой. Как отмечает Э.В. Баркова, современный мир «все больше раскрывается как способ порождения не только новых типов предметной реальности, но и условий ее формирования <…>…человек теперь создает не просто готовые предметы, но такое пространство-время отношений, в котором он постоянно находится внутри инновационных проектов, адаптируясь не столько к внешней, объективно существующей среде, сколько к пространству и времени, которое создает сам» (Баркова 2003). В своем исследовании мы обращаемся к трем сложным когнитивно-эстетическим категориям: «пространство», «время», «художественный текст», при этом исследовательским фокусом такого обращения становится изучение самого феномена пространственно-временного континуума текста, обоснование его лингвистического статуса, анализ языковой репрезентации пространственно-временного континуума художественного нарратива. Необходимость изучения подобного континуального феномена неоднократно подчеркивалась в работах А.Г. Лыкова.
Вслед за лингвистами (А.Г. Лыков 2002, Э.В. Баркова 2003) под континуальностью мы понимаем непрерывность, плавность незаметных ступеней переходов от одного значения к другому, переход от одного качества к другому, способность одного и того же слова совмещать, например, пространственные и временные смыслы. Проводимое в литературе размежевание хронотопа и пространственно-временного континуума представляется несколько искусственным, однако в силу того, что термин «хронотоп» занят литературоведением, в своей работе в качестве ключевого мы используем термин «пространственно-временной континуум», нацеливающий на исследование прежде всего и главным образом языка континуальных характеристик пространства и времени.
Актуальность избранной темы подтверждается рядом факторов. Хотя в современной лингвистике появился ряд работ, посвященных исследованию языка пространства и/или времени, язык континуальных характеристик пространства и времени при всей своей значимости для художественного текста практически не исследован. Не выработан аппарат подобного описания пространственно-временного континуума, не выявлены тексты, в которых наиболее наглядно представлены континуальные процессы и парадоксы, хотя все это необходимо для формирования лингвистики синтезированного знания, тем более что почва для лингвостилистических работ такого рода уже подготовлена.
Во-первых, современная лингвистика накопила потенциал изучения пространства и времени в текстовом и антропоцентрическом аспектах как функционально-грамматических категорий или концептов.
Во-вторых, современная лингвистика располагает описаниями пространства и времени как самостоятельных семантических областей и/ или как фрагментов языковой (наивной) картины мира в вынужденном аналитическом отрыве друг от друга. Между тем любой комплексный анализ художественного текста демонстрирует, что пространственно-временной континуум – категория целостная, неделимая, нередко текучая, непрерывная. На сегодняшний день лингвистический статус пространственно-временного континуума как единой текстовой, семантической категории остается открытым, неопределенным. Данная работа претендует на восполнение этого пробела.
В-третьих, изучение пространственно-временного континуума актуально для создания авторской языковой картины мира М.А. Булгакова. И в этой связи нельзя не отметить, что в булгаковедении необходимость в реконструкции общей картины мира художника давно назрела, однако ее осуществление стало возможным только теперь, когда выполнена большая часть работы по текстологии и комментированию творчества М.А. Булгакова (труды М.О. Чудаковой, Б.В. Соколова, А. Зеркалова и др.).
Таким образом, пространственно-временной континуум (именно континуум!) в специальной литературе фиксировался и/или декларировался, но лингвистически почти не изучался, поскольку не были выработаны специальные методики описания синтезированного объекта.
Объектом данного исследования являются средства и функции выражения пространственных и временных отношений в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита».
Предметом исследования является специфика пространственно-временного континуума как целостной категории в художественном нарративе исследуемого романа.
Материалом изучения выступает наиболее яркий в языковом отношении роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» как самобытное творение, в котором отражены ценностные аспекты языковой личности автора. Для решения отдельных вопросов стилистического своеобразия привлекались другие произведения писателя («Белая гвардия», «Театральный роман»), а также при исследовании преемственности и интертекстуальности, – произведения Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского и других классиков отечественной литературы. Общее число проанализированных контекстов составляет около 3 тысяч контекстов.
Целью исследования является выявление и показ текстопорождающих, стилеобразующих и концептоформирующих возможностей пространственно-временного континуума в их единстве на разных уровнях нарративного текста М.А. Булгакова. Данная цель конкретизируется в ряде задач:
1) установить предпосылки возможного поворота вектора изучения в организации художественного текста: от лингвистик дискретности к лингвистике континуальности языка передачи пространства и времени;
2) в плане художественной разработки «мистической парадигмы» в трактовке пространственно-временных позиций текста выявить и описать совокупность прецедентных текстов (Н. Гоголь, Ф. Достоевский);
3) проанализировать отдельно континуумы а) пространства и б) континуум времени по единой авторской схеме: оппозиции, реалии, коннотации, метафоры пространства, оппозиции, реалии, коннотации, метафоры времени;
4) охарактеризовать репрезентанты концепта «движение» в романе «Мастер и Маргарита» в аспекте индивидуально-авторского видения пространственно-временной континуальности; соотнести анализ лексики с морфологическими характеристиками локальности и темпоральности;
5) выявить роль дейксиса в выражении пространственно-временных значений;
6) описать роль онимов в выражении пространственно-временного континуума в романе;
7) обобщить языковой механизм создания пространственно-временного континуума в тексте романа «Мастер и Маргарита».
Теоретическими источниками для настоящего исследования послужили
труды лингвистов, занимающихся проблематикой пространства и/или времени: В.Л. Ибрагимова 1986; С.А. Аскольдов 1990; Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев 1992; Е.С. Яковлева 1994; Ю.М. Лотман 1996; В.Г. Гак 1998;
труды по функциональной грамматике: Г.А. Золотова, А.В. Бондарко, Ю.С. Маслов и др.;
публикации по проблематике языковой континуальности: А.Г. Лыков, В.Э. Баркова;
труды литературоведов Б.М. Соколова, М.О. Чудаковой, А. Зеркалова и лингвистов М.В. Гаврилова 1996, С.О. Драчева 2007 посвященные творчеству М.А. Булгакова.
Методологической основой исследования явились современные лингвофилософские и лингвостилистические концепции, учитывающие как онтологические (сущностные), так и детерминирующие (причинно-следственные) аспекты познавательного процесса. Это труды А.В. Бондарко, А.Н. Васильевой, А. Вежбицкой, З. Вендлера, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, М.В. Всеволодовой, Г.А. Золотовой, М.Н. Кожиной, А.Г. Лыкова, Ю.С. Маслова, В.Н. Топорова и др. Методологически приходилось учитывать, что одну из фундаментальных особенностей структуры языка в целом и каждой из его двусторонних единиц в частности составляет единство и неразрывность дискретного и континуального (А.Г. Лыков), однако реально отнаблюдать «только» дискретное и «только» континуальное пространство (время) вряд ли возможно. В связи с тем, что дискретное в языке изучалось чаще и тщательнее континуального, в своем исследовании мы ставили акцент на анализе континуальных характеристик пространства и времени в их «отдельности» (вторая глава) и слитности (третья глава диссертации).
В зависимости от объекта и предмета рассмотрения менялись и чередовались методы их исследования: методика компьютерной лексикографии по программе М.В. Емельяновой (для составления частотного словника слов и словоформ романа и для составления обратного словаря словоформ), методика компонентного анализа, контекстуальный, сравнительно-описательный анализ. Также была предложена авторская методика презентации континуумов времени и пространства через последовательную характеристику оппозиций, реалий в романе, коннотаций и метафор.
Положения, выносимые на защиту:
1. В художественном тексте пространственно-временной континуум является одним из способов конструирования сюжетной, концептуальной и стилистической целостности. Континуальность (непрерывность, целостность, плавность переходов) пространства и времени в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» можно исследовать как в режиме отдельных проявлений континуальности художественной передачи пространства и континуальности художественной передачи времени, так и в режиме совмещения, единства, совокупного феномена пространственно-временной континуальности.
2. Континуальность пространства, как и континуальность передачи времени в романе, целесообразно наблюдать через последовательную цепь аналитических звеньев: оппозиции, реалии, коннотации, метафоры, каждое из которых характеризуется своеобразием и в свою очередь обусловливает своеобразие следующего звена.
3. Оппозиция проявляет себя как главный фактор пространственно-временной семантики текста. Систему оппозиций пространства у М. Булгакова образуют оппозиции: ВВЕРХ – НИЗ, ПУСТОТНОЕ – ЗАПОЛНЕННОЕ, САКРАЛЬНОЕ – ПРОФАННОЕ, РЕАЛЬНОЕ – ФАНТАСТИЧЕСКОЕ, ДВИЖУЩЕЕСЯ – НЕПОДВИЖНОЕ и нек. др., что организует, как показало исследование, художественную передачу еще и временных характеристик.
4. Своеобразие реалий пространства (и времени) обнаруживает себя в «избыточно» конкретных указаниях места (и времени) происходящих событий, а также в «избыточной» заполненности вещного мира.
5. Коннотации лексем, обозначающих пространство и время, равно как интонации контекстов с такими лексемами («денежный дождь» – «бумажки ловить»), отличаясь разнообразием, обнаруживают базовую для романа коннотацию странного, связанную с переключением и контактом оппозиций и реалий (верх – низ, профанное – сакральное, движущееся – неподвижное).
6. Среди метафор пространства базовой в романе становится метафора пути, театра (сцены, варьете), зеркала (стекла), бани как очищения. Среди метафор времени ключевой является метафора луны (лунного света, полнолуния), связанная с коннотациями иллюзорного, вечного.
7. Континуальность пространства и времени как единого феномена потребовала выявления специфических параметров исследования, выделения прежде всего таких точек анализа, как соположение (дистрибуция) и наложение пространственно-временных характеристик.
8. Соположение пространства и времени как обстоятельств действия наблюдается в начале глав, абзацев, тогда как для исследования наложений требуется квантитативный анализ дейктических средств (тут, здесь, там и под.). В романе «Мастер и Маргарита» реализованы различные группы дейктических интенсификаторов. Широко используются единицы с семантикой мгновенного действия: тотчас, через минуту, в ту же секунду, через самое короткое время, через несколько мгновений, немедленно, не медля ни секунды, через мгновение, сию минуту, в мгновение ока, через самое короткое время и мн. др. Образно-эстетическая функция таких языковых элементов сопряжена со стремлением автора к передаче непрерывности времени, а также с созданием яркого динамического эффекта прозы, отражающей особенности романтического дискурса.
9. В формировании пространственно-временного континуума ведущую роль играют репрезентанты концепта ДВИЖЕНИЕ, которое характеризуется писателем как странное, стремительное, интенсивное по отношению далеко не только к главным героям текста. Ориентация на дейктический центр, связанный с отнесенностью к «теперь», позволяет делать вывод о значительной смысловой и эстетически-образной емкости в романе глаголов со значением быстрой смены событий, мгновенности, неожиданности, об их широких текстообразующих потенциях в создании временных смыслов. В связи с этим можно говорить о континуальности булгаковского художественного пространства и соответственно художественного времени не только как о непрерывности, но и как о вместилище некоего хаоса, беспорядка, турбулентности, «взрыва» движений.
10. Онимы (личные имена даже второстепенных персонажей, урбанонимы) также участвуют в формировании пространственно-временного континуума, выстраивая художественную реальность описываемых и происходящих подчас на уровне мистической парадигмы событий. Референциально-отсылочная семантика онимов позволяет автору расширять пространственно-временные возможности нарратива. Имена библейских персонажей, известных исторических личностей и имена, заимствованные из литературных источников (Тиберий, Валерий Грат, Кант, М.Скуратов, Дисмас, Гестас) связаны с культурным тезаурусом описываемой эпохи и в произведении выполняют хронотопическую функцию.
11. Пространственно-временной континуум обнаруживает не только текстопорождающие и аксиологические свойства, широко представлены и стилеобразующие возможности времени-пространства в тексте. Единство названных функций обусловливает возможность рассмотрения пространственно-временного континуума как формы целостности художественного нарративного текста. Пространственно-временная организация художественного мира произведения в концептуальном плане отражает специфику авторского мировосприятия. Выявление такой специфики позволяет постичь отраженное в творчестве своеобразие языковой личности автора.
Научная новизна исследования заключается 1) в изучении пространства и времени как единого феномена, а именно пространственно-временного континуума как категории недискретной, внутренней, сокрытой в семантике текста; 2) в выработке авторской методики описания континуальности пространства и времени через характеристики оппозиций, реалий, коннотаций и метафор пространства и времени; 3) в исследовании дистрибуций концептов ВРЕМЯ и ПРОСТРАНСТВО в булгаковской прозе; 4) в описании дейктических интенсификаторов пространственно-временного континуума художественного текста М. Булгакова; 5) в анализе наложений и соположений пространственных и временных репрезентаций как механизма формирования пространственно-временного континуума.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что данная работа вносит вклад в разработку теории континуальности, лингвистики художественного текста в целом и художественной прозы М.А. Булгакова в частности, представляя авторское решение проблем, связанных с изучением пространственно-временных коллизий и отношений в художественном нарративе писателя.
Практическая ценность диссертации состоит в возможности использования результатов исследования в вузовских курсах «Стилистика», «История русского литературного языка», «Лингвистический анализ художественного текста», спецкурсах и спецсеминарах, при подготовке магистерских и дипломных работ, в лексикографической практике при создании словаря языка М.А. Булгакова.
Апробация работы. Основные положения диссертации и результатов исследования были представлены на всероссийских и международных научных конференциях (Славянск-на-Кубани 2004, 2008; Ставрополь 2004; Майкоп 2008; Астрахань 2009; Курск 2009; Тверь 2009; Кострома 2009; Кемерово 2009; Краснодар 2009; Тамбов 2009; Казань 2009; Владимир 2010) и нашли отражение в 15 статьях, одна из которых опубликована в журнале из списка ВАК. Материалы диссертации прошли апробацию на филологическом факультете СГПИ в рамках спецкурса «Проблемы индивидуально-авторской стилистики» (2001-2007 гг.).
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка используемой литературы и трех Приложений, включающих в себя (1) комментарий к используемым в работе философским концепциям времени и пространства, (2) список исследованных дейктических интенсификаторов, (3) заключительные страницы частотного словника с наиболее частотными словами и словоформами романа; словоформы на СЯ по обратному словнику.
Пространство как текстовая категория
«Без языка время навсегда осталось бы лишь сопутствующим устройству мира физическим обстоятельством. Вербальное (языковое) осознание времени обогащает ценностный компонент картины мира» [Рябцева 1997: 94]. Проблема отраженного в языке восприятия времени издавна волнует исследователей. В области славянских языков ею занимались Д.С. Лихачев, P.O. Якобсон, А.А. Шахматов, A.M. Пешковский, В.В. Виноградов, И.С. Поспелов, Ю.С. Маслов, А.В. Бондарко, Г.А. Золотова, Л.Г. Панова, А.Г. Лыков, А.Ф. Папина, Н.К. Рябцева, К.Г. Краснухин, С.А. Чугунова и др. Одним из первых, кто обратил особое внимание на категорию времени, был А.А. Потебня, создавший философию глагольности и утверждавший главенство глагола в составе частей речи, его наибольшую отвлеченность и постоянное развитие за счет «оглаголивания» других частей речи [Потебня 1977: 123]. В современном языкознании значительное распространение получила реинтерпретация традиционной теории времени, предложенная X. Рейхенбахом, оперирующая понятиями события, момента речи и момента референции, соотнесения, который может совпадать с моментом события (или с моментом речи, или с тем и другим моментом сразу) или не совпадать, как, например, в плюсквамперфекте, когда три момента выстраиваются в последовательность [Рейхенбах 1985: 55-118]. Наряду с этими понятиями появились термины «точка отсчета», «вторичное время», распределяющее на шкале времени фразы процесса (или события). Видовременные значения времени стали называть вторичными, их характеризует смещенная точка отсчета, не всегда совпадающая с моментом речи [Краснухин 1997: 94].
Поскольку далее речь пойдет о гибкости отображения времени в художественном нарративе М. Булгакова, нелишне отметить, что такую гибкость можно соотнести, во-первых, с богатой грамматической семантикой прошедшего времени в древнерусском языке: предпрошедшее (плюсквам перфект), незаконченное длительное прошедшее время (имперфект), законченное короткое прошедшее (аорист), прошедшее с результатом в настоящем, предпрошедшее (перфект) - и не менее богатым грамматическим отражением семантик будущего времени, которое членилось на предбудущее, будущее начинательное, будущее длительное, законченное будущее. Н.В. Новикова в своем исследовании подчеркивает обилие семантик будущего времени в древнерусском языке [Новикова 2007].
Существуют различные подходы к изучению времени в языке. Н.Д. Арутюнова объединяет все типы времени в две взаимосвязанных модели: 1) временная модель ПУТИ ЧЕЛОВЕКА, куда входит физиологическое и др. время [Здесь и далее по тексту выделение заглавными буквами наше. - С.Г.]; 2) модель ПОТОКА ВРЕМЕНИ, куда относится цикличность космического времени, со свойством необратимости, бесконечности, линейности и т.п. [Арутюнова 1997: 53]. Г.А. Золотова предлагает другой подход к изучению пространственно-темпорального объема текста: «Между говорящим лицом, созданным им текстом и отображенном в тексте миром возникает в темпоральном пространстве текста соотношение трех временных планов: ТІ— время в мире, существующее вне текста, это объективная, физическая, природная категория. Осознание ее, упорядочивание времени человеком как категория гносеологически-когнитивная, рождающая хронологию. Физическое время по современным научным представлениям, однолинейно и необратимо, непрерывно и неподвластно человеку. Для некоторых текстов значима дата, содержание текста может вписываться в какой-то отрезок времени ТІ, но это не обязательный признак текста.
Продемонстрируем это на примере хронологических примет исследуемого романа М.А. Булгакова, в котором читатель наблюдает смешение времен и пространств: еще существует Храм Христа Спасителя, как известно, взорванный большевиками в 1932 году, существуют нэповские торгсины 20-х годов и троллейбусы, появившиеся в 1934 году. В романе упоминается и о паспортах, введенных, как известно, в 1932 году. Все это не мешает восприятию текста, поскольку в тексте правит бал Т2 как единое событийное время. Г.А. Золотова далее пишет, что непременным условием построения текста является единое событийное время Т 2 — релятивная, таксисная связь всех предикатов текста в смысле одновременности или последовательности, предшествования или следования. Т 2 - время в тексте — категория креативная, творимая говорящим, оно неоднонаправле-но, обратимо, дискретно, многолинейно, подвластно субъекту говорящему. При этом креативность понимается не только как плод воображения автора, творящего свой художественный мир, но и как принятый говорящим ПОРЯДОК ИЗЛОЖЕНИЯ РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЙ- будь это репортаж, бытовой рассказ очевидца о случившемся, даже разные способы темпо-раьного и причинно-следственного связывания частей текста в стандартизованном деловом документе. [Золотова 2002:11].
В романе М. Булгакова порядок изложения реальных событий, как мы в этом неоднократно убеждались, по существу экспериментален: начинается ершалаимский дискурс рассказом Воланда на Патриарших, продолжается в описании сна Ивана и заканчивается романом Мастера, что образует один текст.
Продолжим цитату: при всем многообразии форм и значений текстов порядок таксисных связей событий ПОДЧИНЕН ВОЛЕ АВТОРА, его перцептивному движению ТЗ относительно событий, сенсорному или ментальному представлению содержания. Т 3 — время перцептивное, это пространственно-темпоральная позиция говорящего или перцептора, тревоги и раздумья о дальнейшем - эмоционально-интеллектуальная проспекция; подведение итогов — ретроспекция. И далее: « Остается возможным выделить и Т 4 - время читателя, слушателя, реакции которого вовлекаются в текст некоторыми авторами, но вернее думать, что роль этого времени целиком программируется автором в пределах ТЗ» [Золотова 2002:11]. «Время» в художественном тексте нельзя анализировать вне грамматики, грамматической категории времени, теоретических достижений представителей функционально-грамматического направления.
Развивая аспектологическую концепцию, Э. Кошмидер исходит из понятия «временное отношение», охватывающего три категории. Одна из них временная ЛОКАЛИЗОВАННОСТЬ - противопоставление фактов (положений вещей), обладающих индивидуальным местоположением во времени, и фактов, не имеющих такого местоположения - вневременных. Вторая категория - НАПРАВИТЕЛЬНАЯ ОТНЕСЕННОСТЬ как интерпретация протекания действия во времени с точки зрения наблюдающего «я». Третья категория- ТЕМПОРАЛЬНАЯ ОТНЕСЕННОСТЬ: отнесенность действия к прошлому, настоящему или будущему [Кошмидер 1962:135]. Вершинное положение в иерархии указанных категорий, составляющих содержание операции включения во время, по мысли Э. Кошмидера, занимает ВРЕМЕННАЯ ЛОКАЛИЗОВАННОСТЬ, что проявляется во временной концентрации событий романа: три дня действия в романе М. Булгакова.
Романтический дискурс в романе: вербальные манифестации пространства и времени
Необходимо сказать о Бездомном. Этот герой в погоне, которая происходит в лихорадочном ослеплении одной идеей: «догнать и арестовать», пересекает, сам того не понимая, границы разных пространств, расположенных в реальности... (у Булгакова пространство дома, комнаты является знаковым). В «Мастере и Маргарите» отчетливо репрезентирована семантика трансцендентной ГРАНИЦЫ между реальным и фантасмагорическим. Это граница внутренняя, она не подвластна внешнему мельканию мнимостей, постоянно превращающихся друг в друга. Границу намечают поступки и мысли, не теряющие связи с нравственными категориями.
Признаки внешнего пространства — «испорченность», «недоброкачественность», репрезентирующие основную мысль, являющиеся инвариантами основной темы, — его «неистинность», «ложность», «вторичность». В мире Воланда «осетрина может быть только первой свежести» (метафора абсолютной ценности). Реальный мир допускает существование ценностей относительных, причем в реальной действительности градация качества предполагает шкалу только в отрицательном направлении. Любопытно репрезентированы блюда в ресторане Грибоедова. Их описание напоминает «пищу богов» на Олимпе. Цель - создание оппозиции качества: божественная пища - те, кто ее вкушают. Эта оппозиция порождает представление о «низком качестве» авторов и их писательской продукции.
Пространственно-временной континуум романа периодически «раскрывается» (расширяется, развертывается), его модель метафорически можно представить «по принципу матрешки».
До тех пор пока на Патриарших речь шла об Иисусе (между Берлиозом, Бездомным и Воландом), пространство аллеи и Москва в целом являлось внешним объективным) по отношению к пространственно-временному континууму «романа о Пилате», который до этого момента был лишь достоянием, «знанием» одного Воланда и пока неизвестного читателю Мастера. Погружая и вовлекая нас и двух литераторов на Патриарших в мир библейского мифа, Воланд осуществляет тем самым его пространственно-временную объективацию. Поскольку речь до этого шла об истинности и неистинности мифа («объективность», истинность информации, содержащейся в мифе, таким образом подвергается сомнению и ее значение приравнивается к «субъективному») и требовались для этого «доказательства», Воланд заставляет участников беседы погрузиться в миф и тем самым делает их его участниками. Для доказательства «реальности» и «истинности» сцены, происходящей на Патриарших (а также.и всего, современного московского мира), не требуется фактов и подтверждений (она, выражаясь словами Воланда, «существует и больше ничего» и «доказательств никаких не требуется»).
Таким образом, объективация пространства Города в романе «Мастер и Маргарита» происходит с помощью: а) вовлечения персонажей в действие рассказа (которое осуществля ется, например, с помощью уподоблений характеров и ситуаций - ситуа ция выбора. Его пространство и время обретают признаки подобных «не гативных восприятий» - жара на Патриарших и Солнце в Ершалаиме сами по себе не имеют значения, но обретают негативный смысл в оценке геро ев. Пилат, Бездомный и Берлиоз - персонажи, которые претерпевают от жары. Но жара не оказывает воздействия на Воланда (он в перчатках!), его свиту... далек от выражений недовольства этим фактором и Иешуа - тот, кому пришлось пострадать от солнцепека более всех). б) опредмечивания реальности мифа. Предмет в мире Булгакова, имеющий плоть (цвет и запах и др. факторы, указывающие на его «гру бое», «откровенное присутствие»), приобретает отрицательные оценки. Предметы роскоши в гардеробе Маргариты — роскошные сцены на балу, «убогость» квартиры, куда случайно забегает в пылу погони Бездомный (теснота, предметы насущной надобности, утилитарного назначения); однообразие и беспредметность канцелярий («скудоумие»), и отсутствие предметов в клинике Стравинского (отсутствие отвлекающих факторов, сосредоточенность на идее). На образно-эстетическую роль объектов в пространстве обращает внимание Яковлева B.C.: «...картина пространства в русском языковом сознании не сводима ни к какому физико-геометрическому прообразу: пространство не является простым вместилищем объектов, а скорее наоборот — конституируется ими и в этом смысле оно вторично по отношению к объектам» [Яковлева 1994:21].
Замкнутое пространство оказывается чрезвычайно заполненным разными объектами: надписи, очереди людей, фотографии, рисунки. Примечательно, что стены дома разнообразно разрисованы, что создает впечатление насыщенности как реальным, так и ирреальным, иллюзорным. Для измерения пространства характерны координаты вверх-вниз, верхний этаж, нижний этаж. Авторский художественный прием состоит в постоянном изменении формы пространства: СУЖЕНИИ, РАСШИРЕНИИ. Так, сначала описывается весь дом целиком, затем повествование переносится в одну комнату и далее снова расширяется до бесконечности. Верх и низ асимметричны.
В описании пространства обнаруживается нарочитое смешение стилей и средств языка. Ср. Описание Арчибальда Арчибальдовича и Ивана: «Вышел на веранду черноглазый красавец с кинжальной бородой, во фраке и царственным взором...»(с. 53); «Он был бос, в разодранной беловой толстовке, и в полосатых кальсонах». На лицо смешение реального и фантастического, высокого и профанного.
Концептуализация времени в романе
В рамках, в режиме гипотезы гипотезы о целостности пространственно-временного континуума неизбежно встает вопрос о том, что пространственно-временное содержание создается всеми уровнями художественного текста, а не только отдельными лексическими или грамматическими единицами, (при этом хронотопичными является, как правило, большинство лексических единиц текста. Так, наряду с апеллятивами, имена собственные, онимы, также являются носителями пространственно-временной семантики. Более того, в выражении времени-пространства семантическая роль некоторых онимов (например, топонимов в репрезентации художественного пространства) даже более ярко и ясно выражена, нежели роль апеллятивов.
Важное пространственно-временное значение имеют топонимы в романе «Мастер и Маргарита». Необходимо отметить, что почти все топонимы имеют реально существующий денотат, что позволяет полностью восстановить образ московско-ершалаимского мира. Так, в художественное пространство романа умело включены известные места современной автору Москвы и мифического Ершалаима: Патриарши пруды, Садовое кольцо, Малая Бронная улица, Большая Садовая улица, Ермолаевский переулок, Спиридоновка, Никитские ворота, Арбатская площадь, Сузские ворота, Долина Дев и мн.др. Можно сказать, что, как и антропонимы, топонимы выполняют важную референциально-отсылочную роль в языковом пространстве романа «Мастер и Маргарита», то есть указывают на некогда живших известных людей, на реальные исторические события, конкретные современные и исторические места.
В булгаковском романе неожиданно много персонажей - 510, и почти все они имеют в романе свои имена. Любопытно, что имена персонажей единичны, не повторяются даже отдельные части имени, что говорит о высокой степени их субъективно-авторской интенциональности. В романе «Мастер и Маргарита» реализованы различные типы онимов. Наиболее частотны из них антропонимы и топонимы. Можно различать следующие группы антропонимов.
Антропонимы, различающиеся по составу (полные и неполные имена): Михаил Александрович Берлиоз, Иван Николаевич Понырев, Настасья Лукинична Непременова, но Арчибальд Арчибалъдович, Прасковья Федоровна, Фока, Амвросий, Абабков, Денискин, Глухарев, Квант, Желдыбин и. т п. Значительное место занимают оценочные прозвища-псевдонимы: штурман Жорж, Иван Бездомный. Несмотря на их небольшое количество в тексте, указанные онимы обладают весьма широким спектром оценочных коннотаций и ассоциативных проекций.
Антропонимы, различающиеся по происхождению: имена известных исторических личностей, философов, музыкантов— культурно насыщенные имена, имеющие широкие ассоциативные поля, и имена вымышленные, рожденные индивидуально-творческой волей автора. В плане пространственно-временных возможностей наибольшую ценность для нас представляют первые. Эти имена создают своеобразный культурно-исторический фон романа, который дополняют гости Воланда - известные в истории великие грешники. Благодаря большому количеству культурно насыщенных личных имен расширяется пространственно-временное содержание художественного текста. В языковом и художественно-изобразительном отношении роман Булгакова, таким образом, является связующим звеном между эпохами.
По поводу дейктической функции онимов А.Г. Лыков отмечал: «ЛИС [личные имена собственные. — С.Г.] — это дейктики как тип единиц языка. В этом специфичнейшая особенность семантики ЛИС» [Лыков 1999: 19]. И далее: «Например, дейктик Андрей в качестве референтов может иметь 5 разных абсолютно конкретных Андреев: 1)Андрей Боголюб-ский, один из русских князей, сын Юрия Долгорукого; 2) Андрей Болконский, художественно созданный герой одного из романов Л. Толстого; 3)Андрей Платонов, выдающийся русский писатель; 4) Андрей Сахаров, выдающийся русский ученый и общественный деятель; 5)Андрей Щеголи-хин, сосед по даче одного из авторов данной статьи (Разумеется, список русских Андреев может быть продолжен). Как мы должны квалифицировать пятикратное повторение звукового отрезка «Андрей»? Что здесь -пять омонимов, пять синонимов, пять полисемантов или здесь пятикратно воспроизводимая одна и та же лексическая единица языка - русское ЛИС Андрей? Последний вариант ответа является единственно правильным и адекватно отражающим дейктическую специфику русских ЛИС» [Лыков 1999: 19-20].
Исследование показало, что имя Маргарита, вошедшее в название романа, достаточно часто инициирует, открывает абзац. В главе 21 «Полет» много абзацев намеренно начинаются с имени героини романа: Маргарита летела по-прежнему медленно... Маргарита чувствовала близость воды... Маргарита прыгнула с обрыва вниз... Маргарита выбежала на берег. Маргарита отступила... Маргарита же пронзительно свистнула... Маргарита так и сделала (с. 237-239). М. Булгаков не прибегает ни к местоимению «она», ни к перифразам. Более того в тех абзацах, где первое слово отнюдь не имя Маргариты, это имя почти сразу же появляется далее, и тоже без эквивалентов-замен: Лишь только Маргарита коснулась влажной травы... Марш игрался в честь Маргариты. Короткое пребывание Маргариты под вербами... (с. 239).
Думается, изобразительно-художественные и текстообразующие возможности онимов в произведении во многом определяются их дейкти-ческими возможностями. В частности, это напрямую относится и к функционированию онимов в исследуемом романе «Мастер и Маргарита».
Вряд ли можно назвать случайностью столь частотное употребление того или иного онима. Референциально-отсылочная семантика онима усиливает воздействие романа, позволяя автору более свободно пользоваться широчайшими пространственно-временными возможностями повествования. Фантазийность, фантастичность происходящего требует ритмических опор, спасительных повторов, и эту функцию выполняет четкое именование действующего лица.
Персоносфера романа: роль именного дейксиса в реализации пространственно-временных смыслов
Булгаковские пространственные и временные континуумы, как показало проведенное исследование, не воспринимаются как нечто вялотекущее, «протяженное». Этот конгломерат, хаос, это обилие и разнообразие их оппозиций, отражаемых реалий, игра коннотаций и интонаций - от сце-нарных до трагедийных, эта метафорика присутствия фантазийного начала сопряжены с динамикой «странных» и/или подчеркнуто интенсивных действий и главных, и второстепенных героев текста. Поэтому можно говорить о континуальности «булгаковского» художественного пространства и соответственно художественного времени не только и не столько как непрерывности, но и как вместилище некоего хаоса, беспорядка, «взрыва», по Ю.М. Лотману [Лотман 1992], турбулентности движений. Подчеркиваемая неоднократно в романе «конкретность» пространства (наличие адреса, номера квартиры и т.п.) и «точность» времени (дата, часы, минуты) создает надежный противовес фантазийности, странности и интенсивности происходящих событий и действий персонажей.
В третьей, ключевой, главе работы исследовался уже непосредственно пространственно-временной континуум. Методики такого исследования предполагали описание 1) соположения (дистрибуции) концептов ПРОСТРАНСТВО и ВРЕМЯ, 2) наложения пространственно-временных характеристик; 3) выявление роли глагольного предиката; 4) исследование именного дейксиса в реализации пространственно-временного континуума; 5) описание дейктических интенсификаторов и, наконец, 6) описание самого языкового механизма создания пространственно-временной континуальности художественного текста.
Яркое своеобразие булгаковской прозы весьма и весьма способствовало рельефному восприятию «ускользающей» континуальности. Точное время «соседствует» в контексте с точным пространством, будь то Патриаршие пруды, дом Массолита, квартира № 50, такая дистрибуций концептов ВРЕМЯ и ПРОСТРАНСТВО усиливается точным указанием имен, отчеств, фамилий действующих лиц. В этой главе было показано, как за счет постоянного в романе ускорения художественного времени происходит наложение пространственных и временных континуумов. Это наложение заметно и по таким «частностям», как описание одежды и лексика портрета героев. Одежда передается во «временном, сиюминутном» ее состоянии: порванная, со следами крови, мятая. Портрет также в романе всегда «сиюминутен»: не вообще лицо, а растерянное, недоумевающее. И портрет, и одежда описываются у неположительных героев и сопровождаются пейоративной коннотацией, негативом изображения, тогда как ни у Мастера, ни у Маргариты ни портрет, ни одежда не прописаны.
На языковом уровне в работе были прослежены отдельно каждая из трех особенностей булгаковской прозы, ярко представленных в «мистической парадигме» романа «Мастер и Маргарита». Это «странность», стремительность и интенсивность действия того или иного героя романа, непосредственно влияющие на формирование особого пространственно-временного континуума.
Говоря о перспективах исследования, мы должны подчеркнуть исследовательскую неисчерпаемость романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита», с одной стороны, а с другой - «школу филологии», которую открывает этот роман. И в вузовском (и соответственно в школьном) преподавании важнейшие отрасли единой науки филологи: лингвистика и литературоведение - фактически разобщены, оторваны друг от друга, они предстают как разные предметы преподавания и независимые объекты исследования, хотя в реальной действительности, например для адекватного понимания и постижения художественной речи, необходим синтез лингвистики и литературоведения. Поэтому проблематика диссертационной работы напрямую связана также с теорией и практикой вузовского преподавания отечественной словесности. Образный строй романа, его фабула и сюже-тика, идейно-художественное наполнение - все, что относится к прерогативе литературоведения, хорошо может дополняться лингвистическим описанием оппозиций, реалий, коннотаций и метафор. Литературоведческий «хронотоп» и лингвистический «пространственно-временной континуум» могут обнаружить немало точек сопряжения, если будут находиться в отношении исследовательской взаимоиндукции. Роман М. Булгакова продемонстрировал, как пространственно-временной континуум способен если не выполнять, то «по-своему» участвовать в выполнении и характерологических, и сюжетообразующих, и символоносных функций художественного текста высокой пробы.
