Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Риторический этос и детерминанты речевого поведения языковой личности
1.1. Социально-ситуативная речеповеденческая детерминанта 16
1.2. Национально-культурная речеповеденческая детерминанта ... 24
1.3. Индивидуально-психологическая речеповеденческая детерминанта ". 35
1.4. Речевая уместность как лингвистическая реализация категории риторического этоса 40
Выводы 50
Глава 2. Эффективность речевого поведения языковой личности в условиях телеигры
2.1. Технология лингвориторического описания речевого поведения личности 52
2.2. Современная игровая телепередача как объект лингвориторического исследования 58
2.3. Социально-ситуативный компонент речевого поведения ведущего телеигры
2.3.1. Стилистический колорит речевых портретов телеведущих 74
2.3.2. Репертуар коммуникативных тактик в речевом поведении телеведущих
2.4. Национально-культурная составляющая речевого поведения ведущего телеигры 114
2.5. Индивидуально-психологические проявления в речи телеведущих 132
Выводы 146
Заключение 148
Список основной использованной литературы
- Национально-культурная речеповеденческая детерминанта
- Речевая уместность как лингвистическая реализация категории риторического этоса
- Современная игровая телепередача как объект лингвориторического исследования
- Репертуар коммуникативных тактик в речевом поведении телеведущих
Введение к работе
Реферируемая диссертационная работа посвящена лин-гвориторическому анализу речевого поведения телеведущих игровых программ на основе интеграции достижений современных речеведческих дисциплин вокруг феномена языковой личности (далее также - ЯЛ).
Актуальность работы определяется необходимостью разработки теоретических основ и практических методик исследования коммуникативного поведения «человека говорящего» в русле современной антропоцентрической лингвистики.
Научная новизна работы состоит в сопряжении двух крупных понятий: «языковая личность» (центральная категория лингвопрагматики) и «риторический этос» (одна из главных риторических категорий, трактуемая через речевую категорию уместности), а также в разработке единой системы параметров анализа речевого поведения говорящего в его обусловленности экстралингвистическими детерминантами. Новизна подхода усиливается за счет свежести исследуемого поликодового материала.
Цель исследования - описать взаимосвязь категорий ЯЛ и риторического этоса, а именно проследить зависимость речевого поведения человека от тех факторов, которые составляют категорию коммуникативной уместности. Для достижения цели поставлены и решены следующие задачи: 1) структурировать понятие риторического этоса и обозначить пути его реализации в дискурсе; 2) разработать технологию лингвориторического описания речевого поведения говорящего; 3) охарактеризовать особенности функционирования риторического этоса в условиях телевизионной игровой программы; 4) проанализировать с позиций уместности и эффективности речевое поведение конкретных носителей языка (телеведущих) в стилистическом, коммуникативно-прагматическом и лингвокультурологическом аспектах.
В работе использована группа описательных методов лингвостилистического, коммуникативно-прагматического и риторического анализа, методики наблюдения, сопоставления и интерпретации дискурса языковой личности во внеязыковом контексте.
Материалом для исследования послужил дискурс телеведущих в контексте современных игровых программ, транслируемых по центральным российским каналам, Леонида Якубовича («Поле чудес»), Валдиса Пелыпа («Угадай мелодию»), Максима Галкина («Кто хочет стать миллионером?»), Александра Цекало («Алчность») и Марии Киселевой («Слабое звено»). Общий объем звучащего видеотекста составил примерно 65 часов. В работе материал представлен демонстрационным способом.
Теоретическая значимость работы. В диссертационном исследовании установлены объем и содержание понятия «риторический этос»; прослежено влияние социально-ситуативного, национально-культурного и индивидуально-психологического факторов на речевое поведение ЯЛ. Наблюдения и выводы автора могут быть использованы в трудах по риторике, лингвопрагмати-ке, стилистике и лингвокультурологии.
Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее результатов в разработке диагностики речевого поведения конкретных носителей языка, а также в курсе преподавания риторики, стилистики, культуры речи и лингвокульту-
рологии; они могут составить основу спецкурсов по проблемам, связанным с изучением ЯЛ.
Апробация работы. Основные положения исследования изложены автором в докладах на научных конференциях в Москве (2000), Санкт-Петербурге (2001), Екатеринбурге (1998, 2000, 2001); тезисы опубликованы. Материалы, отдельные этапы исследования и его результаты обсуждались на кафедре риторики и стилистики русского языка Уральского государственного университета.
Результаты исследования отражены в семи публикациях автора, в том числе в трех статьях.
Основные положения, выдвигаемые на защиту:
Риторический этос, задающий границы коммуникативных поступков ЯЛ, представляет собой трехкомпонентную структуру, определяемую действием трех речеповеденческих детерминант: социально-ситуативной, национально-культурной и индивидуально-психологической. В порождаемых говорящим речевых произведениях действие риторического этоса реализуется через культурно-речевую категорию уместности.
Лингвориторический взгляд на ЯЛ предполагает оценку эффективности ее коммуникативных поступков путем рассмотрения их сквозь призму культурно-речевой категории уместности. Технология описания речевого поведения сводится к анализу дискурса в стилистическом, коммуникативно-прагматическом и лин-гвокультурологическом аспектах.
Степень влияния социально-ситуативной, национально-культурной и индивидуально-психологической детерминант зависит от реальных коммуникативных условий. В сфере массовой коммуникации самым действенным оказывается социально-ситуативный фактор. Особенности функционирования теле дискурса и жанрово-стилистический стандарт определяют и характер ориентации на национально-культурные традиции, и степень индивидуально-творческой свободы телеведущего.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, в которых последовательно решаются поставленные задачи, заключения, списка основной использованной литературы, списка использованных словарей и справочников.
Национально-культурная речеповеденческая детерминанта
Одним из теоретических положений современной антрополингвистики стало представление о человеческом общении как о необходимом условии социально-культурного воспроизводства языковой личности, формирования ее специфических социально-коммуникативных способностей. Еще М.М. Бахтин писал о том, что становление человека (формирование индивидуального речевого опыта, системы ценностей) происходит «в непрерьшном и постоянном взаимодействии с чужими индивидуальными высказываниями» [Бахтин 1979: 269]. «Через общение, - указывает Л. П. Буева, - индивид получает не только рациональную информацию, формирует способы мыслительной деятельности, но и посредством подражания и заимствования, сопереживания и идентификации усваивает человеческие эмоции, чувства, формы поведения» [Буева 1987: 34].
Языковая личность, таким образом, в процессе онтогенеза становится мыслящим социальным субъектом, автономным и свободным в решениях, и в то же время всецело принадлежащим среде, так как «выбирает и действует в рамках среды, строит поведение по стандартам, предлагаемым средой, ограничена бытием и действием других личностей, включенных в среду» [Кемеров 2000: 190]. Культура же в ее социально-философском аспекте оказывается средством социализации человека, представляя собой нормативную систему, регулирующую человеческую деятельность, в том числе его речевые поступки.
То, что человеческое общество представляет собой систему речевого взаимодействия индивидов, осознавали еще древние греки. Так, Аристотель, выделяя и описывая роды красноречия, напрямую связывает их с общественным и государственным устройством. В его «Политике» находим суждение о том, что общества различаются в зависимости от того, как в них законом и обычаем организована речь. «Если индивид не способен вступать в общение... он уже не составляет элемента государства» [Аристотель 19836: 466].
Античная риторика, будучи одной из актуальных на тот момент дисциплин, видела в слове оратора прежде всего действие, направленное на изменение общественных нравов и совершенствование жизни древнегреческого полиса (см., например [Аристотель 1978, 1983а]). Зависимость речевых поступков ритора от характера аудитории, типов собраний выражалась в одной из трех ключевых категорий - категории риторического этоса.
Триада «этос - пафос - логос», выкристаллизовавшаяся из наследия античности, характеризует акт речетворчества и может быть определена, по мнению А.А. Ворожбитовой, как идеология любого речевого поступка [Ворожбитова 2001]. При этом очевидным является тот факт, что этический компонент этой триады занимает главенствующее место, поскольку именно он задает границы реализации и риторического пафоса, и риторического логоса [Волков 1998, Матвеева 1998а]. «Оратору следует вначале позаботиться об этосе, и только затем определить возможность использования «страстей» [Маров1998: 8].
Что же касается определения понятия «этос», то для современной риторики его границы, на наш взгляд, являются сколь очевидными, столь и размытыми. В научной и учебной литературе данный термин принято определять не через его сущностные признаки, а через те категории, которые ассоциируются с ним, традиционно сопровождают его: «нравственное начало речи» [Анчел 1988: 3], категория доверия, статус, имидж, доброжелательность и чувство справедливости говорящего [Зарецкая 1999], «нравственные качества говорящего, его честность по отношению к слушателям» [Гольдин и др. 2001: 119].
А.А. Гусейнов пишет о том, что изначально понятие «этос» обозначало некогда привычное место обитания, а уже после просто привычки, нрав, характер, темперамент, обычай. «Оно выделяло особый срез человеческой реальности (определенный класс индивидуальных качеств, соотнесенных с определенными привычными формами общественного поведения)» [Гусейнов 1999: 81].
Этот «особый срез человеческой реальности» можно охарактеризовать как нормативный, так как именно социокультурные нормы предусматривают определенное представление о должном и выступают правилами, образцами, обусловливающими характер поступков. Они определяют границы «допустимого», регулируют «повседневную интеракцию индивидов на основании унаследованных канонов бытия друг-с-другом» [Кобец 1998: 60]. Следует отметить, что нормативно-регулирующая функция культуры признается одной из ведущих как отечественными, так и зарубежными культурологами [см.: Бауман 1996, Библер 1989, Коган 1992, Межуев 1989, Мид 1994, Пеньков 1982, Плахов 1985, Соколов 1972, Степин 1999 и др.].
Понятие культурной нормы может быть охарактеризовано как относительно устойчивое, стереотипное явление, символизирующее образец поведения в определенных условиях. Очевидно, что норма - двустороннее образование, одинаково принадлежащее как обществу (будучи социальным продуктом), так и отдельной языковой личности (составляя элемент ее сознания).
Проиллюстрировать данное положение можно на примере норм речевого этикета, представляющих собой систему устойчивых формул общения, предписываемых обществом для установления речевого контакта собеседников, поддержания общения в избранной тональности соответственно их взаимным отношениям в официальной и неофициальной обстановке [Формановская 1982, 1998]. Ю.Н. Варзонин справедливо отмечает, что средства речевого этикета сами по себе не обеспечивают успеха взаимодействия коммуникантов, но являются строго обязательными для соблюдения и входят в языковую компетенцию личности [Варзонин 1998].
Речевая уместность как лингвистическая реализация категории риторического этоса
Речевая деятельность языковой личности - не «отвлеченное от субъекта функционирование некоторого механизма» [Сидоров 1989: 19], но активное проявление человеческого Я. Текст (совокупность текстов, дискурс) является главным средством самовыражения, он несет в себе информацию о специфике мировосприятия данного человека, его ценностных ориентирах и особенностях поведения. В нем находят выражение личностные характеристики коммуникативного и жизненного опыта языковой личности, ее мышления, воображения, эмоционально-волевые качества, свойства темперамента, характера и т.д. Именно это и обнаруживается в процессе анализа речевых произведений говорящего.
Первый этап работы над речевым портретом предполагает стилистический анализ дискурса - пристальное внимание к стилистической стратификации дискурса языковой личности (это в первую очередь стилистический состав, а также особенности сочетания стилистически окрашенных средств). Такой анализ речевых произведений «человека говорящего» приближает нас к описанию его «вербально-семантической» составляющей (по Ю.Н. Караулову), или «собственно лингвистического» уровня его коммуникативной компетенции (по Л.П. Крысину).
Единицами анализа в данном случае оказываются стилистически окрашенные языковые средства. Объектом внимания могут стать отдельные элементы дискурса (лексемы, грамматические конструкции и т.д.), их сочетания, а также высказывания в целом. Индивидуальность красок риторического портрета нарастает по мере усложнения единицы. «Всякое высказывание, - пишет М.М. Бахтин, - устное или письменное, первичное и вторичное и в любой сфере человеческого общения - индивидуально и потому может отразить индивидуальность говорящего (или пишущего), то есть обладать индивидуальным стилем» [Бахтин 1979: 241].
Однако и весь материал в целом, в том числе не имеющий окраски, не остается безразличным в плане выразительности. «Фактический речевой материал (стандарты речевого пользования, лексические группы, интонационно-стилистические конструкции, стилистические приемы и т.д.), будучи подключен к деятельностной операции, теряет свою инертность, становится инструментом деятельности, средством для достижения коммуникативной цели» [Матвеева 2000: 29]. Таким образом, то, какие средства языка выбирает говорящий, чтобы охарактеризовать внеязыковую действительность, свидетельствует о личностной определенности, прежде всего ценностной, по отношению к действительности, а также о степени владения знаниями о мире и культуре.
Стилистический ракурс, как известно, предполагает движение в двух направлениях - функционально-стилевом и эмоционально-оценочном. Всякий раз мы должны обращать внимание на то, средства какой сферы общения, функционального стиля предпочитает языковая личность, так мы сможем судить о качественной специфике индивидуального портрета. Оценка степени и качества экспрессивности речевого поведения, его тональности позволит нам сделать выводы об эмоциональном складе языковой личности, ее ценностных предпочтениях, богатстве красок и выразительности ее речевого портрета [Трипольская 1994].
На следующем этапе исследования мы предполагаем оценить, в какой степени языковая личность владеет языком в прагматическом плане, то есть охарактеризовать «прагматический» (Ю.Н. Караулов), «ситуативный» уровень ее коммуникативной компетенции (Л.П. Крысин), показать, насколько языковая личность усвоила социальные нормы и модели поведения и в соответствии с ними способна организовать свой дискурс. Сделать это позволяет анализ «потока речевого поведения» [Борисова 2001: 13] говорящего в коммуникативно-прагматическом аспекте, ориентированном на «исследование конечного итога, эффекта языковой коммуникации» [Колшанский 1979: 4] и предполагающем прежде всего описание функционирования языковых единиц в плане взаимодействия коммуникантов [Клаус 1967].
Объединяя стилистику и прагматику вокруг одного предмета исследования - дискурса языковой личности, мы тем самым обнаруживаем общность этих дисциплин (правда, на самом высоком уровне абстракции). При всем различии в предмете исследования, основополагающих принципах и методах, общим оказывается функциональный подход к языку [Кожина 1992], изучение употребления его единиц в процессе речевой коммуникации. Отсюда - «внимание к экстралингвистическим факторам и широкому контексту, то есть в целом - изучение языка не в отвлечении от человека, а «вплетенного» в его деятельность, в том числе речевую» [Кожина 1996: 18].
Кроме того, отличительной чертой и того и другого подхода к изучению речи является исследование не только ее статических аспектов (набор языковых средств, их стилистическая окраска, коммуникативно-значимые параметры ситуации общения, статусные и ролевые характеристики участников коммуникативных ситуаций и т.п.), но и аспектов комбинаторного и динамического. В случае стилистического подхода речь идет о выявлении в дискурсе языковой личности излюбленных приемов сочетания разноуровневых стилистически окрашенных речевых средств, а также многообразии общих, повторяющихся особенностей и закономерностей построения речи. Речевое поведение в прагматическом плане описывается через «регулятивы различного типа» [Зернецкий 1988: 39] - понятия стратегии и тактики.
Остановимся подробнее на характеристике данных понятий. В современной психолингвистике и лингвистической прагматике они активно разрабатываются [Верещагин 1991, Городецкий 1990, Демьянков 1982, Зернецкий 1988, Иссерс 1997, 1999, Леонтьев 1997, Психолингвистические проблемы 1974, Сухих 1986, Якубинский 1986 и др.].
Отметим некоторые теоретические моменты, важные для нашего исследования. Коммуникативная стратегия в широком смысле определяется как общее намерение, сверхзадача общения и связывается с мотивацией и целеполаганием речевой деятельности. Б.Ю. Городецкий трактует коммуникативную стратегию как «совокупность, единство коммуникативных и практических целей» [Городецкий 1990: 49]. П.В. Зернецкий считает, что «стратегия общения - это творческая реализация коммуникантом плана построения своего речевого поведения с целью достижения общей (глобальной) языковой (неязыковой) задачи общения в речевом событии» [Зернецкий 1988: 40]. Так или иначе, все исследователи рассматривают коммуникативную стратегию как доречевое явление, связанное с планированием процесса речевой коммуникации и моделированием ее конечного результата. Ученые обращают также внимание на то, что формирование коммуникативной стратегии зависит, во-первых, от потребностей, мотивов и установок коммуникантов, а во-вторых, от «системы ценностей, убеждений, социальных норм и конвенций, составляющих диспозицию личности» [Сухих 1986: 73]. Таким образом, когда говорящий (в нашем случае ведущий) выстраивает гипотезу относительно будущей коммуникативной ситуации, он руководствуется прагматической интенцией и риторическим этосом, в соответствии с которыми выбирает уместные для данной ситуации речевые ходы и приемы. Их чаще всего называют коммуникативными тактиками.
Вслед за Е.М. Верещагиным под коммуникативной тактикой будем понимать одну из последовательно решаемых задач в границах определенной стратегической линии [Верещагин 1991]. П.В. Зернецкий считает, что «тактика общения - это динамическое использование говорящим имеющихся у него вербальных умений построения речевого хода согласно намеченному им плану» [Зернецкий 1988: 39]. Речь идет об особом подходе к целесообразности отбора языковых средств. Всегда есть несколько способов сказать об одном и том же, но говорящий выбирает именно те тактики, которые соответствуют коммуникативному замыслу и ситуации общения. В дискурсе каждая речевая тактика эксплицируется в конкретной вербальной и невербальной форме, различных с точки зрения лексико-грамматического и стилистического наполнения высказываниях. Выбор последних напрямую зависит от коммуникативных особенностей той или иной языковой личности, а также от коммуникативной ситуации в целом.
Современная игровая телепередача как объект лингвориторического исследования
Оценочные суждения наших ведущих, как правило, выражают оценку эксплицитно, то есть содержат лексические единицы, в значении которых присутствует сема оценочности. Это либо слова общей оценки, в которых оценочный компонент «исчерпывает функционально-семантическое содержание слова» [Жданова 1988: 71], отодвинув на фоновое место дескриптивный компонент предельно обобщенного характера [Лукьянова 1979], либо слова, вмещающие в себя собственно оценочный компонент наряду с более конкретным дескриптивным, т.е. частнооценочные единицы.
Основанием таких оценочных суждений становится соответствие или несоответствие того или иного предмета оценки общему сценарию шоу-программы. В качестве предмета оценки выступает каждый компонент игровой ситуации общения или все они, вместе взятые.
Наиболее часто в дискурсе ведущих встречаются оценки адресата речи, то есть направленные на непосредственных участников игры. Оценочные суждения в адрес игроков характеризуются определенной содержательной тенденциозностью, связанной с характером игровой ситуации.
A. Цекало, например, склонен оценивать личность в целом: «Алчный вы человек, Александр!», «Вадим, вы охранник, журналист, любите поговорить, увлекаетесь тяжелой атлетикой. Вы путаный человек, Вадим!», «Отличный, неумолимый, замечательный капитан у этой команды», «Я уверен только в одном: Николая деньги не и спор тя т !» B. Пелыдем оценивается, как правило, поведение игрока, прежде всего, по отношению к поставленной задаче (угадать мелодию); кроме того, оценивается манера держаться на сцене, характер общения с другими участниками игры, реже - внешность: «Великолепно угадываете, Алексей! Замечательно! Да! Да! Да! Да!», «Алла находится в шикарной спортивной форме, я вижу это!», «Карина, что-то вы мало аплодируете Алексею!?», «Посмотрите, как отлично выглядит сегодня несравненная Лолита!». Оценочные суждения М. Киселевой касаются исключительно интеллектуальных способностей участников игры: «В своих ответах вы сбились с верного пути, Елена», «Ваша игра, Николай, недальновидна, вы вовсе забыли слово банк», «Ольга, вы два раунда играли хуже всех», «Людмила, вы сегодня сильное звено и ваш выигрыш составил восемьдесят семь тысяч рублей». Нами отмечено, что хорошие интеллектуальные способности игрока, его высокая эрудиция, компетентность в той или иной области, быстрота реакций остаются, как правило, без внимания ведущей, что вполне понятно, поскольку игровая атмосфера в студии не располагает к положительным эмоциям и оценкам.
М. Галкин также склонен оценивать способности участника игры, но он, в отличие от М. Киселевой, замечает именно положительное: «Наталья, если я сейчас выйду из студии, то вы все равно дойдете до солидной суммы, так как у вас хорошо получается размышлять вслух», «Олег Борисович, вы играете интересно, отвечаете уверенно. Я желаю вам продолжать в том же духе», «Меня поражает ваша выдержка!», «Потрясающая логика! Вам остается только позавидовать».
Речевое поведение Л. Якубовича в этом плане отличается тем, что он позволяет себе оценивать в игроке буквально все: внешность , манеры, интеллект, речь, талант, способность держаться пред камерой и т.д. Его оценки характеризуются большим разнообразием: «Ну что вы стоите, как вкопанный? Крутите барабан /», «Вы всегда такая гру стная, Ол ъга?», «Поцелуй просто малиновый!», «А ведь вы правы!», «Что вы такое говорите?» (с недоумением).
Оценочные суждения, имеющие предметом адресата речи, как мы уже отметили, встречаются в исследуемом дискурсе чаще всего, и это закономерно, так как «оценка адресата (эксплицитная или имплицитная) является ведущим средством положительного воздействия на коммуниканта» [Федосюк 1997: 73]. Второй по частотности предмет оценки - это ситуация общения, т.е. сложившаяся на том или ином этапе ситуация игры. Оценочные суждения этого типа чаше всего встречаются как заключительный комментарий в конце каждого тура или в абсолютном конце игры: «Смотрите, игра сразу пошла! Как замечательно!» (В. Пельш), «Да, страсти накаляются!» (А. Цекало), «Это не самая сильная игра, уверяю вас» (М. Киселева), «Ну и ну, впервые, за всю историю «Поля чудес» он выигрывает с первой минуты!» (Л. Якубович), «Ну что сне, думаю, игра у далась » (М. Галкин).
К этому типу направленности оценочных суждений мы отнесли также оценки зрительской аудитории, поскольку в данном случае зрители в зале (адресат в «широком» смысле) составляют часть игровой ситуации. В рамках игр «Алчность» и «Слабое звено» зрители не фигурируют (мы слышим лишь смех и аплодисменты аудитории за кадром), поэтому вполне естественным является тот факт, что оценочных суждений в адрес аудитории в дискурсе А. Цекало и М. Киселевой мы не зафиксировали.
Чаше всего подобного рода эмоционально-оценочные высказывания встречаются в текстах В. Пелына, например: «Мало, мало аплодисментов! Что-то я не слышу аплодисментов в адрес Кохи? Поздравляйте, поздравляйте его!», «Какие сегодня зрители! Как они встречают участников игры! Замечательно! Замечательно!», «Аплодисменты в адрес Ирины могли бы быть и побольше! Не надо з алей мать зрительские овации!».
Ведущие прибегают и к такому приему, как самооценка. Они оценивают свое эмоциональное состояние, но имплицитно эта формальная самооценка направлена опять-таки на участников игры и на игру в целом. Об этом свидетельствуют прямые обращения к участникам игры по именам: «Андрей! Я очень рад вашей победе!» (М. Галкин), «Ирина, абсолютно верно! Да! Да! Да! Да! Я первый, первый, как заведенный, как подорванный, аплодирую этой женщине!» (В. Пельш), «О, сколько раз я разочаровывался в людях, и сейчас это произошло опять. Я опять разочаровался в вас, Алексей!»
Репертуар коммуникативных тактик в речевом поведении телеведущих
Начнем с такой характерной для русских речеповеденческой черты, как общительность. По сравнению с западным коммуникативным поведением, например, она может быть оценена как очень высокая. «Русский человек очень любит общаться, общение выступает для него как исключительно важная часть жизни, как важный способ проведения времени с другими людьми» [Стернин 2001: 204]. Поэтому естественно, что наши ведущие стремятся разнообразить коммуникативное взаимодействие с участниками шоу, предлагая им рассказать о себе, о своих интересах и т.д. Возможно, именно по этой причине «народная» шоу-игра Л. Якубовича уже давно перестала быть собственно игрой, а превратилась в ритуал передачи подарков со всех уголков страны для музея «Поля чудес» (мы видим, как жесткий канон игры входит в противоречие с ритуалом гостеприимства; в случае с «Поле чудес» победу одерживает ритуал).
Каждый из ведущих по-своему организует общение с участниками шоу. Если Леонид Якубович, например, предоставляет игроку полную коммуникативную свободу («Ну, Сергей Петрович, вот и до вас очередь дошла. Расскажите нам чего-нибудь о себе», и рассказ может затянуться, а Якубович будет его только поддерживать), то остальные ведущие стараются контролировать игроков, сдерживать их. М. Галкин всегда выступает инициатором беседы и следит за ее развитием. А. Цекало и М. Киселева, как правило, ограничиваются несколькими вопросами-ответами, иногда не дают договорить игроку или резко меняют тему беседы, в случае упрека не дают возможности оправдаться, то есть активно используют приемы «речевого сдерживания» [Матвеева 2001]. Отметим еще один факт: если играющим в «Алчность» позволяется обращаться к ведущему, то участники «Слабого звена» даже и не пытаются этого сделать - настолько М. Киселева кажется неприступной. Что касается В. Пелына, то в его дискурсе вообще редко можно встретить развернутые диалоги с игроками (что вполне оправдано динамичностью игры).
Вообще, бесспорным, на наш взгляд, является то, что риторический образ ведущего «Поле чудес» Л. Якубовича наиболее близок образу гостеприимного хозяина. Модели его речевого взаимодействия с игроками также приближены к нашим национально-культурным стандартам.
В рамках данного шоу реализуется установка на субъект-субъектные отношения (по мнению А.К. Михальской, являющиеся ключевым признаком русского риторического идеала). Ведущий никогда не становится в студии абсолютным лидером, как это демонстрируют, например, А. Цекало или В. Пелып. Он на достаточно длительное время отдает микрофон участникам игры, чтобы они передали приветы, выразили искреннюю любовь к «Полю чудес» и его ведущему, спели песню или прочитали стихотворение собственного сочинения, объявили рекламную паузу и т.д. (естественно, уход от игрового сценария недопустим ни в одной из программ, однако коммуникативная инициатива предоставляется игрокам лишь в «Поле чудес»).
Наблюдения за дискурсом остальных ведущих, их отношениями с участниками шоу позволяют сделать вывод о том, что в рамках игры они всегда, в любой речевой ситуации стремятся остаться абсолютными лидерами. Диалоги с участниками можно охарактеризовать односторонностью и жестким соблюдением сценарных ролей. Игрокам позволено только отвечать на вопросы и не более того. Большинство участников охотно соглашаются с данным распределением ролей, так как волнуются, чувствуют себя неуютно на съемках передачи. Когда же в роли игроков оказываются не менее известные, чем ведущий, люди (чаще всего это звезды отечественной эстрады и телевидения), у них постоянно возникает желание взять инициативу в свои руки или, по крайней мере, выступить в роли равноправного собеседника.
Так получилось, например, когда в игре «Угадай мелодию» в качестве игроков принимали участие Александр Цекало (еще не будучи ведущим «Алчности») и Лолита. Они завели беседу в духе воскресной передачи «Доброе утро, страна!», на что В. Пелып отреагировал достаточно резко: Лолита: Дорогой, нажми кнопку. Цекало: Нет, дорогая, сделай это ты. Лолита: Дорогой, налами, а то вон тот дядька (показывает на ведущего) будет ругаться. Цекало: Дорогая, он будет безгранично рад, если ты угадаешь мелодию. Пельш: Так, все, хватит! Разговорились тут! (имитирует рассерженность). Нажимайте кнопку! Лолита: Дорогой, ты слышишь? Цекало: Да, дорогая...
Пельш (не дав окончить фразу): Вы опять начали?! Все! Я сказал, хватит! Подобные речевые ситуации не единичны. Вот еще примеры: (1) В. Сюткин: Андрей, по случаю дня рождения вашего сына я не буду угадывать мелодию с семи нот, а вы угадаете ее с шести. А как сына зовут? A. Державин: Владик! B. Сюткин: Владик! Если твой папа не угадает сейчас мелодию, мы переснимем всю программу, и правда восторжествует! Пельш: Можно подумать, что он хозяин на тющадке! Я, может быть, хотел то же самое сказать?! А вы меня опередили. (2) Пельш: Сергей, вы участник номер один, вам начинать! А. Бочаров: Где написано, что он первый? Я первый, давайте, я начну.
Пельш: Андрей, кто здесь хозяин? Я! Не задавайтесь! Такое речевое поведение, даже когда оно играется (ненастоящая обида, разыгранное раздражение, инсценированный гнев и т.п., что можно легко определить по интонационному рисунку и мимике ведущего в момент речи), позволяет сделать вывод, что концепция его - быть в центре внимания, в рамках игры оставаться не просто самостоятельным, но диктующим условия, т.е. коммуникативным лидером. Лишь когда ведущий замечает, что участник игры смутился, почувствовал себя дискомфортно, он пытается смягчить сложившуюся ситуацию либо просьбой не принимать всерьез сказанное {«Ну, не огорчайтесь! Это я так, в шутку!», «Сергей, не обрагцайте внимания на мои слова! Вы хорошо играете, и это главное!»), либо самооценкой,
