Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы изучения фитонимических наименований 29
1.1. Понятия «семантическое поле», «тематическая группа», «лексико-семантическая группа» 30
1.2. Понятия «гипероним» и «гипоним» 37
1.3. Проблема выделения термина и нетермина 38
1.4. Принципы классификации материала 47
Выводы по I главе 52
Глава II. Лексико-семантический анализ наименований травянистых растений, кустарников и грибов в елецких говорах 53
2.1. Лексико-семантический анализ наименований травянистых растений 55
2.1.1. ЛСГ «Наименования лекарственных и сорных растений» 55
2.1.2. ЛСГ «Наименования декоративных дикорастущих растений.. 100
2.1.3. ЛСГ «Наименования декоративных садовых и полевых цветов» 114
2.1.4. ЛСГ«Наименования растений, дающих полезные продукты». 142
2.1.5. ЛСГ «Наименования травянистых растений, дающих ягодные плоды» 151
2.2. Лексико-семантический анализ наименований кустарников в елецких говорах 159
2.2.1. ЛСГ «Наименования полукустарника, дающего полезные листья» 159
2.2.2. ЛСГ «Наименования кустарниковых растений, дающих ягодные плоды» 161
2.2.3. ЛСГ «Наименования цветущих кустарников» 172
2.3. Лексико-семантический анализ наименований грибов в елецких говорах 175
2.3.1. ЛСГ «Наименования съедобных грибов» 179
2.3.2. ЛСГ «Наименования несъедобных грибов» 197
Выводы по II главе 201
Глава III. Происхождение фитонимов, функционирующих в елецких говорах 206
3.1. Фитонимы-заимствования в елецких говорах 207
3.1.1. Заимствования из неславянских языков 209
3.1.2. Заимствования из славянских языков 218
3.2. Исконно-славянская фитонимическая лексика елецких говоров 222
3.2.1. Индоевропейские названия растений 223
3.2.2. Общеславянские фитонимы 225
3.2.3. Древнерусские фитонимы 237
3.2.4. Собственно русские фитонимы 242
Выводы по III главе 245
Заключение 248
Библиография 255
Приложение I. Словоуказатель 281
- Понятия «семантическое поле», «тематическая группа», «лексико-семантическая группа»
- ЛСГ «Наименования лекарственных и сорных растений»
- Заимствования из неславянских языков
Введение к работе
Отечественная диалектологическая наука в XX веке достигла очень важных результатов в изучении местной лексики в современном и историческом аспектах. Публикации диалектных словарей отдельных восточнославянских территорий, создание научных работ, посвященных описанию эволюции различных тематических групп лексики, тщательное изучение её для целей лингвистической географии и успешная работа над атласом восточнославянских языков, завершение публикации «Словаря русских народных говоров», обобщившего фактически едва ли не все наработки диалектологов и восточнославянских этнографов XIX — XX вв.— всё это способствует реконструкции сложного прошлого лексической системы русского языка.
В последние десятилетия под руководством Санкт-Петербургского Института лингвистических исследований РАН развернулась работа по созданию «Лексического атласа русских народных говоров» [Лексический атлас русских народных говоров 2004]. Одной из задач Атласа является сохранение для истории тех названий (и мест их распространения), которые функционируют в народном языке в наше время, но постепенно в силу различных причин уходят из языка [Программа собирания сведений для Лексического атласа русских народных говоров 1994: 5]. Среди тематических групп лексики, разрабатываемой в Атласе, заметное место занимает фитонимическая лексика. К сожалению, относительно липецкой, в частности елецкой, территории эта лексика образует в нем белое пятно.
Объектом нашего исследования является фитонимическая лексика трёх тематических групп елецких говоров: «Наименования травнистых растений», «Наименования кустарников», «Наименования грибов». С учётом представления о живом говоре как органичной системе эта лексика представлена в диссертации в функциональном единстве общенародных и локальных лексических элементов, называющих травы, цветы, ягоды, кустарники, грибы.
Предметом исследования стала семантика, структурно-функциональные особенности фитонимов, их происхождение и лингвистическая география.
Актуальность темы исследования определяется научным интересом к изучению диалектных различий между говорами в теоретическом и практическом планах, усилившимся в последнее время вниманием к народной духовной и материальной культуре, развернувшейся работой по созданию «Лексического атласа русских народных говоров». Описание фитонимии елецких говоров актуально также потому, что отдельные наименования растений безвозвратно утрачиваются, превращаясь в архаизмы и историзмы, но диалектное слово - это не только средство коммуникации, оно - факт эстетики, факт истории эстетических представлений народа об окружающей природе.
Научная целесообразность исследования елецких говоров обусловлена также тем, что здесь наблюдается переплетение нескольких исторических пластов языковых явлений, так как эта территория и смежные с нею ареалы имели сложную историю: Елец как округа подвергался нашествию монголо-татарских завоевателей, различных тюркских кочевых орд, здесь жили служилые люди и казаки, переселенные в своё время с других территорий восточного славянства, в том числе с Украины. Мы придерживаемся той активно укореняющейся точки зрения, в соответствии с которой в условиях татаро-монгольской опасности в XIV-XV вв. в пределах так называемого «Дикого поля», северную границу которого образовывала Елецкая земля, в действительности сохранялось постоянное русское население, непрерывная обитаемость южновеликорусской области. «Изучение русско-украинских и русско-белорусских связей в области языка, - писал СИ. Котков, — пока почти не выходит за границы старой книжности и художественной литературы» [Котков1952: 47].
Елецкие говоры представляют значительный интерес также в том плане, что их система в известной степени отражает процесс становления и развития южнорусского наречия в целом и его отдельных говоров.
Народная фитонимия заслуживает пристального внимания также потому, что является одной из древнейших лексических микросистем, в которой, как пишет Н.И. Коновалова, - закреплён опыт практического и культурно-мифологического освоения растений как части окружающей человека природы [Коновалова 2000: 4].
Н.И. Вавилов в 1926 г. писал: «Изучение культурной растительности Старого Света обнаружило один чрезвычайно важный факт, именно, что, несмотря на многочисленные переселения народов, колонизацию, глубокую древность земледелия, до сих пор при систематико-географическом изучении можно устанавливать области максимально первичного разнообразия сортов и ряд закономерностей в распределении наследственных форм» [Вавилов 1926: 16].
Выдающийся ботаник подчёркивал, что на основе такого рода ботанических разысканий «большую ценность приобретают данные археологии, истории и лингвистики (подчёркнуто нами. - Ю.С.). Приуроченные к определённым ботаническим видам, они могут иногда значительно дополнить и углубить сведения о прошлом культурных растений» [Там же, 19]. Ф.П. Филин подчёркивает важность показаний географии растений, животных и особенно ландшафта для уяснения специфики общеславянской лексики, для решения вопроса славянского этно- и глоттогенеза и необходимость ещё «многое сделать в исследовании географии общеславянской лексики и её увязке с ботаникой и зоологией» [Филин 1972: 19].
Опыт «практического и культурно-мифологического освоения растений», о котором пишет Н.И. Коновалова, — это, несомненно, и глубинные общеславянские истоки формирования народной фитотерапии, реализуемые в этнической и региональной специфике отдельных
7 славянских народов, обусловленной природно-климатическими условиями их проживания, этнокультурными традициями и межэтническими связями. Изучение этих особенностей восточнославянских народов имеет уже некоторые ценные наработки. В процессе наших бесед с информантами Ельца и Елецкой округи говорилось, например, о лечебном использовании таких трав как зверобой, тысячелистник, полынь и др. Использование растений в этих целях известно было ещё в общеславянский период, и сейчас оно осуществляется всё активнее у восточных славян [Украинцы 200: 452-455]. Фитотерапия не входит в задачи данного исследования, но ясно, что использование растений в медицинских целях усиливало интерес простого народа к их миру, к их названиям. Одним из направлений дальнейшего изучения фитонимов как элементов региональной культуры может стать в будущем исследование фитотерапии Елецкого региона в сравнении с фитотерапией белорусского и украинского народов.
Елецкие говоры - это говоры особой, Елецкой, подгруппы Межзональной группы Б. На карте южного наречия они расположены между 37 и 38 в.д. С запада эта группа граничит с говорами Курско-Орловской групп, а с востока — южнорусского наречия. В работах по диалектному членению русского языка приводятся незначительные по количеству фонетические, грамматические и лексические данные, характеризующие специфику этой подгруппы (См. работы К.В. Захаровой, В.Г. Орловой «Диалектное членение русского языка» [Захарова, Орлова 1970: 138], Р.И. Аванесова и В.Г. Орловой «Русская диалектология» [Аванесов, Орлова 1964: 282]). Исследователи отмечают, что в языковом комплексе данной группы представлены черты юго-восточной зоны, но части её говоров свойственны черты изоглосс юго-западной зоны. Для елецких говоров признаются характерными, в частности, ассимилятивное смягчение [к] после парных мягких согласных ч и j, словоформа свекровйа (им.п. ед.ч.). Наряду с этими явлениями, диалектологи отмечают и следующие: 1) распространение умеренного и умеренно-
диссимилятивного яканья различных разновидностей; 2) распространение глагольных форм 3-го лица без окончания (он нес о); 3) распространение личных форм с ударным гласным о от глагола варить (вориш), а также от формы валить [Аванесов, Орлова 1964: 281]; 4) произношение ш' в соответствии с аффрикатой ч: нош; 5) словоформа снопйа — им. п., мн.ч.; 5) распространение формы родительного падежа единственного числа личного местоимения 1-го лица у мне [Захарова, Орлова 1970:139]. На территории елецких говоров распространены слова: махотка "сосуд для молока с высоким горлом", рогач "ухват", закута, закутка, закут "постройка для мелкого скота", загородка "определённый вид изгороди", брухатъ "бодать" (о корове), комари "муравьи" и др. [Аванесов, Орлова 1964: 281]. Дифференциальные признаки елецких говоров на лексическом уровне определены весьма неполно. Естественно, недостаточно представлен словарный фонд елецких говоров в «Словаре русских народных говоров», обобщающем сведения, накопленные учёными по русским говорам ранее.
Фактический сбор наименований растительного мира имеет свою историю. Он стал осуществляться с момента правления Екатерины П. Академик П.С. Паллас писал: «Императрица Екатерина II указала сделать экономическое и физическое описание всех, наиболее полезных обширной Российской империи растений...» [Паллас 1786: 1].
В середине XIX века Н.И. Анненков особо подчеркнул важность собирания народных названий фитонимов: «Существование простонародного названия растения указывает на известную степень замечательности растения, обратившей на себя внимание простолюдина; исследование этих замечательностей во всех отношениях и собрание всех сведений о растительности России в одно целое есть важная потребность настоящего времени» [Анненков 1859: 3]. В его исследований «Простонародные названия русских растений (материалы для издания Русского ботанического словаря)» (1858) для каждого биологического
9 вида растения кропотливо собраны различные русские названия. Другая работа учёного - «Ботанический словарь, или собрание названий как русских, так и многих иностранных растений на языках латинском, русском, немецком, французском и других, употребляемых различными племенами, обитающими в России» (1859) - включает в себя не только русские названия растений; но и наименования на других языках. Важно, что составитель словаря выступил ещё и в качестве лингвиста (не имея специального филологического образования): он сопроводил ряд наименований локальными пометами, что особенно важно и ценно при анализе территориального распространения номинативных единиц.
В XVIII - XIX вв. в России появляется большое количество словарей ботанической тематики, врачебных справочников, где представлены не только научные ботанические термины, латинская номенклатура, дано описание растения, но приводятся также народные фитонимы. Составители словарей (Н.М. Максимович-Амбодик, А. Мейер, П.С. Паллас, Н.И. Анненков, Т.И. Вержбицкий, К. Пупарёв) приводили эквиваленты фитонимов из европейских языков. К составлению своих трудов авторы подходили не только с ботанической точки зрения, но они интересовались и лингвистической составляющей: проводили параллели между разными языками, отмечали народные наименования; некоторые словари, с целью более быстрого и точного определения вида нужного растения были проиллюстрированны. Например, «Ботанический подробный словарь или Травник» А. Мейера [Мейер 1781], «Ботанический словарь» Н.И. Анненкова [Анненков 1878].
Немало было сделано в изучении фитонимической лексики русского языка в XX веке. Лексикон растительного мира в русском языке постоянно привлекал и продолжает привлекать внимание лингвистов. Появились многочисленные работы (диссертационные исследования, монографии, словари, статьи и пр.), в которых с разных сторон характеризуется лексика природы.
Ботанические наименования во многом отличаются от других терминосистем, поскольку почти всякое растение (трава, цветок, гриб и т.д.) имеют научное, литературное и народное название. По этой причине каждая из разновидностей словесного обозначения растений рассматривалась в науке нередко самостоятельно, обособленно.
Диссертация В. А. Меркуловой «Происхождение названий дикорастущих съедобных растений в русских говорах» [Меркулова 1965] и монография «Очерки по русской народной номенклатуре растений» [Меркулова 1967] посвящены выявлению типичных словообразовательных и семантических моделей, характерных для русских наименований фитонимов, функционирующих в литературном языке и говорах, и решению некоторых вопросов этимологии слов данной тематической группы.
Особенности процесса номинации применительно к названиям растений затронуты в целом ряде работ Т.А. Бобровой [Боброва 1974-1978], В.В. Копочёвой [Копочёва 1985], В.А. Иванова [Иванов 1985], Е.И. Чинок [Чинок 1985], Е.В. Кузнецовой [Кузнецова 2004], Н.Б. Кудрявцевой [Кудрявцева 2004] и др. В отличие от всех перечисленных выше учёных Е.В. Кудрявцева процесс номинации рассматривает на примерах русских и немецких наименований растений. Сопоставительно-семантическим исследованием закономерностей номинации наименований растений русских говоров и английского, казахского языков занималась Г.И. Уюкбаева [Уюкбаева 1982].
Вопросы формирования ботанической терминологии в языке русской науки на материале словарей интересовали Н.Н. Забинкову [Забинкова 1958], СЮ. Дубровину [Дубровина 1991], А.Л. Итунину [Итунина 1999]. Н.Н. Забинкова занималась исследованием становления ботанической терминологии, разрабатывала принципы составления «Латинско-русского ботанического словаря». А.Л. Итунина иллюстрировала состояние ботанической науки в России, терминологию в языке XVIII - первой
четверти XIX столетия. СЮ. Дубровина проанализировала ботаническую терминологию в этнолингвистическом аспекте, рассмотрела метафорические связи в фитонимических наименованиях [Дубровина 1991].
Семантику отдельных растительных образов рассмотрела В.Б. Колосова. Ботаническая лексика изучалась исследователем как часть, элемент обрядовых текстов, чаще календарного и семейного циклов, то есть как ряд обособленных сведений, мало связанных со всей системой народных воззрений [Колосова 2003].
Истории лексикографического описания наименований трав в диахроническом аспекте на материале рукописной картотеки «Словаря русского языка XI-XVII вв.» посвящено ценное диссертационное исследование Н.В. Шейной [Шеина 1995], а на материале рукописных памятников - работа И.Б. Ипполитовой [Ипполитова 2004].
Признаки внутренней системной организации группы слов-наименований растений на семантическом и словообразовательном' уровнях рассматриваются в работах В.Г. Арьяновой [Арьянова 1989], И.В. Лебедевой [Лебедева 1995], Н.И. Налётовой [Налётова 2001], И.В. Бродского [Бродский 2006] и др.
Сравнительный анализ ботанической номенклатуры русского и других языков (украинского, азербайджанского, татарского) провели А.И. Капская [Капская 1970], Л.А. Симоненко [Симоненко 1973], Н.М. Фещенко [Фещенко 1974], В.П. Никишева [Никишева 1974], З.У. Борисова [Борисова 1989], А.Ю. Белова [1993], Н.И. Панасенко [Панасенко 2000], Т.Х. Хайрутдинова [Хайрутдинова 2004], Д.Б. Мирзаханова [Мирзаханова 2007], Ч.И. Фиргалиева [Фиргалиева 2007]. Терминологическая лексика растительного мира является предметом исследований А.И. Киселевского [Киселевский 1962], З.У. Борисовой [Борисова 1989]. Р.Д. Сетаров описал коннотативные значения фитонимов в разных языках, преимущественно индоевропейских [Сетаров 2002].
Диалектная лексика растительного мира различных регионов также не раз становилась объектом изучения в разных аспектах. Особенностям принципов номинации в диалектной лексике флоры уделяли внимание В.Г. Арьянова (говоры среднего Приобья) [Арьянова 1989]. М.К. Шарашова рассмотрела нарицательные образования от имён собственных (на материале русских названий растений) [Шарашова 1968]. Фитонимические параллели на примере псковско-прикарпатских говоров проводила Н.И. Ашиток [Ашиток 1988].
Словообразовательную структуру лексических единиц,
формирующих тематическую группу «Растительный мир», изучали В.А. Иванов (Средняя полоса России) [Иванов 1985], Н.И. Налетова (псковские говоры) [Налетова 2002]. В работах О.В. Смирновой лексика природы (воронежские говоры) освещена в лингвогеографическом аспекте [Смирнова 2002], Е.В. Демидовой - ареально-типологическом [Демидова 1997], Н.И. Панасенко — когнитивно-ономасиологическом [Панасенко 2000], а Н.И. Коноваловой — системно-функциональном [Коновалова 1993]. Продолжением работы Н.И. Коноваловой является выпуск ею в 2000 г. «Словаря народных названий растений Урала» [Коновалова 2000]. В 2001 г. О.И. Жмурко издала пробный выпуск тематического словаря Ивановской области, который ставит целью показать круг слов, называющих природные объекты, - традиционные и устойчивые именования предметов растительного и животного мира, ландшафта, явлений метеорологии и астрономии [Жмурко 2001].
Диалектная лексика природы отдельных регионов привлекла внимание В.А. Флоровской [Флоровская 1969], Д.И. Архаровой (говоры Талицкого района Свердловской области) [Архарова 1982], А.Ф. Войтенко (московские говоры) [Войтенко 2000], О.Е. Шепиловой (говоры Крайнего Северо-Востока России) [Шепилова 2008].
О названиях грибов в русских говорах писали О.И. Жмурко (ивановские говоры) [Жмурко 2001], Е.Б. Кузьмина (псковские говоры)
13 [Кузьмина 2003], И.В. Лебедева (костромские говоры) [Лебедева 1995], Н.Ю. Меркулов, Е.А. Нефедова (калининские и архангельские говоры) [Меркулов, Нефёдова 1985], Е.А. Нефедова (архангельские говоры) [Нефедова 1977], В.Н. Суетенко (брянские говоры) [Суетенко 1972], О.В. Смирнова (воронежские говоры) [Смирнова 2002], А.С. Подлесных [Подлесных 2004]. Заимствованные фитонимические наименования в русских говорах исследовала О.В. Смирнова [Смирнова 2002].
Диалектология как лингвистическая дисциплина наряду с другими направлениями в изучении национального русского языка все чаще поднимает актуальную для современного языкознания проблему взаимодействия литературной лексики и диалектов. В последнее время в связи с современным состоянием русского языка проблемой его экологии и речи все больше внимания стали уделять диалектной лексике как источнику сохранения и развития лексического состава русского языка. Поэтому Н.И. Коновалова на примере ботанической лексики среднеуральских говоров анализирует контексты, актуализирующие номинативный признак фитонима, и делает вывод о значимости их для описания соответствующей группы слов как системы [Коновалова 2007]. И.В. Лебедева указывает на роль контекста в выявлении семантики диалектного миконима [Лебедева 1995]. Исследованием подобного рода занималась также О.В. Протапопова, изучавшая лексику природы в системе языковой культуры на материале тамбовских говоров [Протапопова 2004].
Как видим, перечень работ весьма обширен, и тем не менее пока нет оснований говорить о завершающем этапе описания лексики растительного мира России, что обусловлено и пестротой ареальных противопоставлений в сфере лексики, и эндемичным характером растительного (как и животного) мира.
Работы по изучению растений Елецкого края, но не фитонимов, имеются. В 1873 и 1888 годах опубликованы исследования Л.Ф. Грунера
14 «Список растений, собранных близ города Ельца» и «Конспект сосудистых растений, собранных в окрестности города Воронежа» [Грунер 1873, 1888]. Поскольку административные границы периодически менялись, и город Елец входил в состав то Воронежской, то Орловской губернии, эти работы Л.Ф. Грунера стали объектом нашего внимания. К материалу Л.Ф. Грунер подошёл как учёный-ботаник: списки растений представлены им как ботанические термины, приведена латинская номенклатура, дано краткое описание растений с использованием биологической терминологии и, что для нас особенно важно, указаны территории, где они встречается.
Флоре Елецкого уезда уделено немало внимания и в работе В.К. Овечникова, где наименования растений представлены так же, как и в работах Л.Ф. Грунера [Овечников 1920].
На территории Задонского района Липецкой области функционирует музей-заповедник Галичья гора. Его флору изучали СИ. Ростовцев, В.Н. Хитрово, Ф.С. Марфин, СВ. Голицин [Растительный покров Галичьей горы и история его исследования 1971]. Наиболее плодотворно исследовал растительный покров Липецкой области СВ. Голицин. Им составлена большая картотека растений, насчитывающая несколько тысяч наименований фитонимов; собран гербарий по каждому виду. Для лингвиста такая картотека даёт много ценного, поскольку на каждой карточке представлена латинская номенклатура и дано указание на место произрастания растения, его эндемичные характеристики, что диалектологу важно учитывать для уяснения причин отсутствия противопоставления диалектного / общенародного наименования растения на той или иной территории.
К сожалению, работ, посвященных изучению фитонимической лексики елецких говоров, до сих пор не было, хотя к выращиванию культурных растений интерес у жителей города Ельца проявился давно. Так, в книгах по исследованию города указывается, что в Ельце были распространены великолепные ботанические сады, парки, созданные
15 купцами А.Н. Заусайловым, А.А. Петровым и др. [Стахович 1858: 14; Чекомазова В.И. 2007: 127]. Редкие растения даже выписывались из-за границы и адаптировались к климатическим условиям, характерным для города и его округи.
Лексический материал собирался нами на территориях города Ельца и близлежащих населённых пунктов, говоры которых обозначены в науке специальным термином «елецкие».
Елецкие говоры изучены пока недостаточно. Первым исследователем, изучавшим елецкие говоры, был М.А. Стахович [Стахович 1858]. В его труде «История, этнография и статистика Елецкого уезда (Орловский край)» приведена характеристика елецких говоров. В 1983 году вышло учебное пособие В.Г. Головина, Л.И. Головиной и Е.А. Провоторовой «Говоры Липецкой области» [Головин и др. 1983], представляющее собой небольшой словарь диалектной лексики. Продолжения его, к сожалению, не последовало. Характеристика елецких говоров представлена в содержательной статье И.М. Курносовой [Курносова 2006: 328-333]. И.М. Курносовой изданы также «Словарь народного языка произведений И.А. Бунина» [Курносова 2006], «Диалектно-просторечный словарь языка Евгения Замятина» [Курносова 2008], в которых через язык писателей ярко представлен народный колорит липецкой, в том числе елецкой, речи. Н.В. Денисовой написана статья «Лексика елецкой свадьбы как отражение истории народа» [Денисова 2001], раскрывающая лексику на фоне этнографических зарисовок местного края. Защищена диссертация и опубликована монография О.Ю. Пищулиной «Лексика елецкого кружевоплетения в контексте общерусской терминологии» [Пищулина 2004], представившие богатейший лексико-фразеологический материал, связанный с одним из наиболее развитых по сей день промыслов Ельца, и включившие его в обширную систему тождеств и противопоставлений елецкой лексики в её
связях с профессиональной и диалектной лексикой русского кружевного промысла России.
Цель диссертационного исследования — осуществить комплексный анализ тематических групп фитонимов елецких говоров как части говоров группы Б южнорусского наречия.
Поставленная цель обусловила решение следующих задач:
определить тематический состав фитонимической лексики местных говоров;
провести лексико-семантический анализ ботанических наименований этих говоров;
уяснить характер семантических процессов, протекающих в сфере фитонимов елецких говоров;
исследовать способы словообразования и мотивировочные признаки, положенные в основу ботанических наименований;
установить лингвогеографические связи фитонимов елецких говоров с соответствующей лексикой других говоров и языков.
Материалом для исследования послужила лексика елецких говоров, выявленная в речи носителей названного говора путём полевых наблюдений автора в период с 2005-2009гг.
Сбор материала проводился нами по специальной программе, разработанной Институтом лингвистических исследований (г. Санкт-Петербург) по заданию РАН для составления Диалектологического атласа русских народных говоров. Для полевых наблюдений нами был составлен специальный вопросник. В исследовании использованы материалы, полученные только от коренных жителей, при этом нами фиксировался возраст респондентов. Всего было опрошено 96 человек. Тексты, записанные от этих респондентов, представляют ценность как дополнительный источник сведений о елецких говорах, их морфологических и фонетических особенностях, позволяющих нам судить о месте описываемых говоров в микро- и макросистеме южнорусского
17 наречия и об истории этих говоров. В ходе исследования нами введено в структуру научного текста, обработано и изучено около 800 лексем, 220 из которых функционируют в елецких говорах.
Исследуемые наименования извлекались из «Словаря русских
народных говоров», «Толкового словаря живого великорусского языка»
В.И. Даля, исторических («Словарь древнерусского языка XI-XIV веков»,
«Словарь русского языка XI-XVII веков», «Словарь русского языка XVIII
века», «Материалы для словаря древнерусского языка по письменным
памятникам» И.И. Срезневского), этимологических (Цыганенко 1970,
Фасмер 1986, Шанский и др. 1975, Черных 2006 и др.), диалектных
словарей и атласов конца ХГХ-середины XX в. («Словарь говоров
Подмосковья», «Словарь орловских говоров», «Словарь воронежских
говоров», «Словарь смоленских говоров», «Словарь русских донских
говоров», «Словарь народных говоров Западной брянщины» и др.),
словарей других языков («Белорусско-русский словарь», «Польско-
русский словарь», «Русско-немецкий словарь», «Русско-украинский
словарь» и др.); травников («Русские простонародные травники и
лечебники. Собрание медицинских рукописей XVI и XVII столетия»
В.М. Флоринского, «Травник XVIII века (тобольский вариант)» / Науч.
ред. Л.А. Глинкина, «Травник» / Сост. Г.П. Штаубер), а также материалов,
находящихся на хранении в Музее Книги фондов Российской
Государственной библиотеки («Врачебное веществословие...»
Н.М. Максимовича-Амбодика, «Словарь ботанический...»
Н.М. Максимовича-Амбодика, «Ботанический подробный словарь или Травник...» А. Мейера, «Описание растений Российского государства с их изображениями...» П.С. Палласа). Кроме того, для сверок научного ботанического термина к лексемам использовались материалы рукописной Картотеки Музея-заповедника «Галичья гора».
Гипотеза исследования: фитонимическая лексика елецких говоров, являясь системно организованным фрагментом национального русского
18 языка, своим составом, особенностями функционирования и ареальными связями отображает специфику Елецкой подгруппы межзональной группы Б южнорусского наречия, так же, как её отражают другие тематические группы местной лексики.
Новизна работы состоит в том, что она представляет собой первый опыт комплексного описания фитонимической лексики части говоров Елецкой подгруппы группы Б южнорусского наречия. В работе впервые осуществлены лексико-семантический анализ, лингвогеографическое сопоставление лексем названных тематических групп елецких говоров с соответствующими тематическими группами других русских говоров; выявлены исторические пласты в этой лексике и связи елецких говоров с другими говорами и языками; обнаружен ряд фитонимов, составляющих лексическую специфику елецких говоров.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит вклад в решение проблемы взаимодействия научной терминологии с разговорной и просторечной лексикой в сфере фитонимии, раскрывает особенности влияния на эти взаимоотношения интра- и экстралингвистических факторов, углубляет научное представление о специфических чертах межзональной группы Б южнорусского наречия на лексическом уровне.
Подвергшийся анализу лексический материал и результаты наблюдения над ним могут способствовать разностороннему описанию данных тематических групп лексики других русских говоров и диалектов.
Практическая значимость работы определяется возможностью применения её материалов в практике преподавания русского языка в вузе: при изучении особенностей южнорусских говоров в курсе русской диалектологии, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, написании курсовых и выпускных квалификационных работ. Собранный языковой материал может быть использован при подготовке диалектных, историко-этнографических словарей. Лексикон исследования может также служить
19 материалом для дальнейшей разработки вопросов лингвистического краеведения, при организации факультативной и кружковой работы по лингвистическому краеведению в школе.
Методы работы определены поставленными в работе задачами и фактическим материалом: использован метод картографирования лексического материала; лексико-семантический, контекстуальный, с помощью которого семантика диалектного наименования проясняется из текстов информантов; описательный, включающий в себя обобщение и классификацию материала; компонентный анализ с приёмами семного анализа; сравнительно-сопоставительный, а также количественный, используемый при подсчёте процентного соотношения мотивировочных признаков.
На защиту выносятся следующие положения:
Семантические процессы, протекающие в сфере фитонимической лексики изучаемого региона, отображают особенности, характерные для лексики современных русских говоров в целом.
Рассмотренные в работе тематические и лексико-семантические группы лексики межзональной группы Б южнорусского наречия представляют собою совокупность различных семантических тождеств и противопоставлений с частными лексическими микросистемами других территориально-диалектных единиц русского языка (наречий, диалектных и межзональных групп, отдельных говоров и т.д.), при этом наиболее частотные связи обнаруживаются с курско-орловскими говорами южного наречия.
Система фитонимов елецких говоров включает в себя разнообразные исторические пласты, отражающие этапы развития русского языка и различные языки, воздействовавшие в разное время на формирование этой системы.
В ботанической лексике елецких говоров обнаруживается группа диалектных, собственно елецких слов, отражающих специфику
20 Елецкой подгруппы межзональной группы Б южнорусского наречия.
В сфере ареальной фитонимической лексики понятия «синонимы», «полисеманты» характеризуются определённой спецификой их возникновения, обусловленной экстралингвистическим фактором: первые появляются и функционируют лишь внутри одного вида растения, вторые возникают только в рамках одного ботанического рода.
В фитонимической лексике вообще и в фитонимической лексике елецких говоров в частности возникновение омонимов выступает в качестве одного из наиболее активных лексико-семантических процессов.
Народное мировосприятие и народная эстетика определяют широкий набор мотивировочных признаков, положенных в основу наименований растений и по степени их использования в номинации, составляющих определённую иерархию.
Работа состоит из Введения, Четырёх глав, Заключения, Библиографии, Четырёх приложений («Словоуказатель», «Список респондентов города Ельца и Елецкого района», «Карта Елецкого района», «Фотоиллюстрации растений».
Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в 16 работах, три из которых опубликованы в журналах, рекомендованных ВАК РФ для кандидатских исследований («Вестник Российского университета дружбы народов», серия «Русский и иностранные языки и методика их преподавания»; «Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова» (основной выпуск)). Результаты научной работы были апробированы в Елецком государственном университете имени И.А. Бунина (Международная научная конференция «Тихоновские чтения», 2006; Научно-практическая конференция докторантов и аспирантов, 2006; Региональная конференция, посвященная
21
Году русского языка, 2008), Орловском государственном университете
(Научная конференция молодых исследователей «Проблема литературного
и лингвистического краеведения», 2006), Брянском государственном
университете имени академика И.Г. Петровского (Международная
научная конференция «Проблемы авторской и общей лексикографии»,
2007), Омском государственном университете имени Ф.М. Достоевского
(VI Международная научно-практическая конференция «Русский вопрос:
история и современность», 2007), Бийском педагогическом
государственном университете имени В.М. Шукшина (Международная
научно-практическая конференция «Язык города», 2007), Смоленском
государственном университете (Международная научная конференция
«Культура и письменность славянского мира», 2007), Кубанском
государственном университете (Международная научная конференция
«Континуальность и дискретность в языке и речи», 2007), Воронежском
государственном университете (Международная конференция,
посвященная 100-летию со дня рождения профессора В.И. Собинниковой),
Воронежском государственном педагогическом университете
(Международная научно-практическая конференция «Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий»), на ежегодных научно-практических конференциях преподавателей и аспирантов филологического факультета Елецкого государственного университета им. И.А. Бунина.
По теме диссертации опубликовано 16 статей:
Саввина, Ю.Ю. Наименования сортов мяты в елецком говоре [Текст] / Ю.Ю. Саввина //Актуальные проблемы современной лингвистики. Тихоновские чтения: Материалы Международной научной конференции, посвященной 75-летию профессора А.Н.Тихонова. -Елец: ЕГУ им. И.А.Бунина, 2006. - Т.П. - С. 216-219.
Саввина, Ю.Ю. Наименования весенних первоцветов в елецком говоре [Текст] / Ю.Ю. Саввина //Проблемы русского и общего
22 языкознания: межвузовский сборник научных трудов, посвященный 70-летию со дня рождения проф. В.Г.Головина. - Выпуск 4. - Елец: Елецкий государственный университет им. И.А.Бунина, 2006. - С. 113-118.
Саввина, Ю.Ю. Ботаническая лексика Ельца и его округи в аспекте лингвистического краеведения [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Проблема литературного и лингвистического краеведения. Материалы научной конференции молодых исследователей. 3-4 марта 2006 года, Орел. /Научный редактор М.В. Антонова. - Орел, Изд-во Орловского государственного университета, 2007. — С. 86-89.
Саввина, Ю.Ю. Тематическая группа «Грибы» в елецком говоре [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Европейские языки: историография, теория, история: Межвузовский сборник научных трудов. - Елец, 2007.-С. 193-199.
Саввина, Ю.Ю. Проблемы составления словаря южнорусской ботанической лексики [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Проблемы авторской и общей лексикографии: Материалы международной научной конференции / Под ред. докт. фил. наук, проф. А.Л.Голованевского, канд. фил. наук, доц. Л.Л.Шестаковой. -Брянск: РИО БГУ, 2007. - С.62-65.
Саввина, Ю.Ю. Хозяйственно-бытовые традиции русского народа и их отражение в номинации растений [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Русский вопрос: история и современность. Материалы VI Международной научно-практической конференции (Омск, 1-2 ноября 2007 г.). Отв. Ред. М.А.Жигунова, Т.Н.Золотова. - Омск: Издательский дом «Наука», 2007. - С. 372 — 373.
Саввина, Ю.Ю. Полынь и донник в романах М.А.Шолохова «Поднятая целина» и «Тихий Дон» [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Континуальность и дискретность в языке и речи: материалы
23 Междунар. науч. конф. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, Просвещение-Юг, 2007. - С. 307-309.
8. Саввина, Ю.Ю. Лексико-семантический анализ наименований
некоторых дикорастущих трав в елецком говоре [Текст] / Ю.Ю.
Саввина // Язык города: Материалы Международной научно-
практической конференции (8-9 ноября 2007 г.) / Бийский пед. гос.
ун-т им. В.М.Шукшина. - Бийск: БПГУ им. В.М.Шукшина, 2007. —
С. 104-109.
9. Саввина, Ю.Ю. Наименование душистых трав в елецком говоре
[Текст] / Ю.Ю. Саввина // Культура и письменность славянского
мира: сборник материалов международной научной конференции. 24
мая 2006 года / Министерство образования и науки РФ; Смол. гос.
ун-т. Смоленск: Изд-во СмолГУ, 2007. -Т.9. - С. 81-84.
Ю.Саввина, Ю.Ю. Фитонимическая лексика говора Ельца и его округи
[Текст] / Ю.Ю. Саввина // Материалы научно-практической
конференции докторантов и аспирантов. 23 мая 2006 года. - Вып.1. -
Елец: Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина, 2007.
-С. 71-75. .-.
П.Саввина, Ю.Ю. Отражение языковой картины мира в фитонимии елецкого говора [Текст] /Ю.Ю. Саввина // Проблемы русского и общего языкознания: межвузовский сборник научных трудов, посвященный Году русского языка. — Выпуск 6. — Елец: Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина, 2008. - С.142-146.
12.Саввина Ю.Ю. Фитонимы в елецких говорах, образованные от названий животных, рыб и птиц [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Материалы по русско-славянскому языкознанию. - Воронеж, 2008. -Вып. 29.-4.2.-С. 92-98.
13. Саввина, Ю.Ю. Фитонимическая лексика как один из источников лингвокраеведческой работы по русскому языку [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Вестник Российского университета Дружбы народов.
24 Серия Русский и иностранный языки и методика их преподавания. — 2008. - №2.-С. 42-47.
Н.Саввина, Ю.Ю. Лексико-семантический анализ наименований ягод в елецком говоре [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. — 2008. - №4. — С. 99-102.
15.Саввина, Ю.Ю. Фитонимы научные и народно-разговорные (на примере говоров Ельца и Елецкой округи) [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2009. - №2. - С. 110-113.
16. Саввина, Ю.Ю. Названия лекарственных трав и трав-сорняков в елецких говорах [Текст] / Ю.Ю. Саввина // Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий: материалы V международной научно-практической конференции. - Воронеж: ВГПУ, 2009. - С. 238-243.
Технические пояснения к тексту диссертации.
В диссертационном исследовании примеры диалектной речи даются посредством неполной, частичной фонематической транскрипции.
При использовании в тексте работы ссылок на информанта указываются его фамилия, инициалы и населённый пункт, в котором он проживает.
В цитатах из ботанических словарей, изданных до 1917 года, используется современная орфография и пунктуация.
В целях экономии места омонимы в диссертации представлены следующим образом: Кашка: 1) клевер, Trifolium; 2) спирея ниппонская, Spirea nipponica; 3) тысячелистник обыкновенный, Achillea millefolium L.
5. В тексте употребляются общепринятые сокращения для указания
типа населённого пункта:
с. — село, д. - деревня, пос. - посёлок, г. - город, ст. — станция.
6. Сокращения наименований языков и диалектов, используемые в
работе:
албан. - албанский язык англ. - английский язык арханг. — архангельские говоры астрах. - астраханские говоры балт. — балтийский язык белорус. - белорусский язык болг. - болгарский язык брянск. - брянские говоры венгер. - венгерский язык влад. — владимирские говоры волгогр. - волгоградские говоры волж. - волжские говоры волог. — вологодские говоры Воронеж. - воронежские говоры вост.-казах. - восточно-казахские говоры
вят. - вятские говоры галльск. — галльский язык герм. — германский язык голланд. - голландский язык горьк. - горьковские говоры
греч. — древнегреческий язык
дат. - датский язык
дмитр. - дмитровские говоры
д.-в.-н. - древневерхненемецкий
язык
д.-нж.-н. — древненижненемецкии
язык
дон. — донские говоры
др.-англ. - древнеанглийский
язык
др.-евр. — древнееврейский язык
др.-инд. - древнеиндийский язык
др.-лат. - древнелатинский язык
др.-лит. - древнелитовский язык
др.-перс. — древнеперсидский
язык
др.-польск. — древнепольский
язык
др.-русск. — древнерусский язык
др.-сербск. — древнесербский
язык
2 др.-чеш. — древнечешский язык екатер-екатеринбургские говоры забайк. - забайкальские говоры Иванов. - ивановские говоры и.-е. — индоевропейский язык иркут. - иркутские говоры испан. — испанский язык итал. - итальянский язык казан. - казанские говоры калуж. - калужские говоры кемер. — кемеровские говоры киев. - киевские говоры киров. - кировские говоры костром. - костромские говоры краснояр. — красноярские говоры курск. - курские говоры лат. — латинский язык лтш. — латышский язык лебедян. - Лебедянские говоры липец. - липецкие говоры лит. — литовский язык малоросс-малороссийские говоры
моек. - московские говоры нар.-лат. — народно-латинский язык
н.-луж. — нижнелужицкий язык нж.-нем. — нижненемецкий язык нем. - немецкий язык нижегор. — нижегородские говоры
новг. - новгородские говоры нов.-в.-н. — нововерхненемецкий язык
нов.-греч. — новогреческий язык новорос. - новроссииские говоры новосиб. - новосибирские говоры норвеж. — норвежский язык обоян. - обоянские говоры олон. - олонецкие говоры Оренбург. - оренбургские говоры орл. - орловские говоры пенз. — пензенские говоры перм. - пермские говоры петерб. - петербургские говоры петрогр. - петроградские говоры подмоск. - говоры Подмосковья польск. — польский язык португ. — португальский язык пек. — псковские говоры рост. — ростовские говоры румын. - румынский язык ряз. - рязанские говоры самар. — самарские говоры сарат. — саратовские говоры свердл. - свердловские говоры сербохорв—сербохорватский язык сиб. - сибирские говоры словац. - словацкий язык словен. - словенский язык смол. - смоленские говоры
Тамбов. — тамбовские говоры твер. — тверские говоры тобол. - тобольские говоры томск. - томские говоры тульск. - тульские говоры укр. - украинский язык
Хабаровск. - хабаровские говоры Харьков. — харьковские говоры челябин. — челябинские говоры Чернигов. — черниговские говоры
27 ср.-в.-н. — средневерхненемецкий язык
ср.-лат. - среднелатинский язык ср.-нем. — средненемецкий язык ср.-нж.-н. -
средненижненемецкий язык ставроп. - ставропольские говоры ст.-слав. - старославянский язык уральск. - уральские говоры уфим. - уфимские говоры финск. - финский язык франц. - французский язык чеш. — чешский язык швед. - шведский язык якут. — якутские говоры ярослав-ярославские говоры
7. Наименования словарей:
БОС - Брянский областной словарь [Текст] / Под ред. Н.И. Курганской. -
Брянск, 2007.-381 с.
БРС - Белорусско-русский словарь [Текст] / Под ред. К.К. Крапивы. - М.:
Государственное издательство иностранных и национальных словарей,
1962.-1045 с.
БТСДК - Большой толковый словарь донского казачества [Текст]. - М.э
2003. - 857 с.
МС - Мотивационный диалектный словарь (говоры Среднего Приобья)
[Текст]. - Томск, 1982. - Т. 1-2.
ПРС - Польско-русский словарь [Текст] / Под ред. М.Ф. Розвадовской. -
М.: Гос. Изд-во иностр. и нац. Словарей, 1963. - 816 с.
РНС - Русско-немецкий словарь [Текст] / Под ред. Е.И. Лепинг, Н.П.
Страхова. - М., 1978. - 412 с.
28 PCC - Филкусова, M., Маликова, М. и др. Русско-словацкий и словацко-русский словарь. - Братислава, 1987. - 392 с.
РСХС - Иванович, С, Петранович, И. Русско-сербскохорватский словарь [Текст]. - М.: Советская энциклопедия, 1967. - 784 с. СБГ - Словарь брянских говоров [Текст]. — Л., 1976 - 1988. - Вып. 1-5. СВГ - Словарь воронежских говоров [Текст]. - Воронеж: ВГУ, 2004-2007. -Вып. 1-2.
СГП - Иванова, А.Ф. Словарь говоров Подмосковья [Текст] / А.Ф. Иванова. - М., 1969. - 600 с.
СОГ - Словарь орловских говоров [Текст] / Под ред. Т.В. Бахваловой. -Ярославль - Орёл: ОГПИ /ОПТУ, 1989 - 2003. - Вып. 1-14. СПР - Словарь полезных растений на 20-ти европейских языках [Текст] / Ред. Л.Л. Балашев. - М.: Наука, 1970. - 367 с.
СРНГ - Словарь русских народных говоров [Текст] / Под ред. Ф.П. Филина, Ф.П. Сороколетова. - М. - Л., СПб.: Наука, 1965-2006. - Вып. I -XLI.
СлРЯ XI-XIV вв. — Словарь древнерусского языка XI-XIV вв. [Текст]: В Ют./ Под ред. Р.И. Аванесова. - М.: Русский язык, 1988. - 2004. СлРЯ XI-XVII вв. - Словарь русского языка XI-XVII вв. [Текст] / Под ред. Г.А. Богатовой. - М., 1975 - 2000. - Вып. I - XXV.
СлРЯ XVIII в. - Словарь русского языка XVIII в. [Текст]. - Л., СПб., 1983-2005.-Вып. 1-15.
СРДГ - Словарь русских донских говоров [Текст] / Под ред. З.В. Валюсинской, М.П. Выгопной и др. - Ростов-на-Дону, 1975-1976. - Вып. 1-3.
ССГ - Словарь смоленских говоров [Текст]. - Смоленск: СГПУ, 1993-2005.-Вып. 6-11.
Понятия «семантическое поле», «тематическая группа», «лексико-семантическая группа»
Отражая реальный мир, лексика языка является сложно организованной многоуровневой номинативной системой. Семантический уровень представляет собой не хаотическое множество значений, а упорядоченную систему, элементы которой находятся в отношениях взаимосвязи и взаимообусловленности. Для упорядочивания огромного количества неоднородных слов создаётся целый ряд различных системных описаний, основанных либо на форме, либо на значении, либо на форме и значении одновременно. При этом изучаются не отдельные изолированные слова, а группы слов, связанные друг с другом.
В отечественной лингвистике подобное представление о лексике как системе ещё в конце XIX века представлено в трудах М.М. Покровского. Учёный отмечал, что «слова и их значения живут не отдельной друг от друга жизнью, но соединяются в нашей душе, независимо от нашего сознания, в различные группы, причём основанием для группировки служит сходство или прямая противоположность по основному значению. Понятно уже a priori, что такие слова имеют сходные или параллельные семасиологические изменения и в своей истории влияют одно на другое» [Покровский 1896: 21]. Естественно, М.М. Покровский в своих работах ещё не ввёл понятий лексико-семантической группы (ЛСГ) и не указал отличительных признаков объединений слов, называемых тематическими группами (ТГ).
Для изучения лексико-семантического уровня в системном плане лингвистическая наука выясняет, что считать основными компонентами лексико-семантической системы. Исследования группировок в лексике начались с выделения семантических полей. Основоположниками этой теории явились Й. Трир, Г. Ипсен и В. Порциг, опиравшиеся на идею системности языка Ф. де Соссюра [Шмелёв 1964: 25].
В основе теории полей лежит представление о существовании в языке некоторых семантических групп и о возможности вхождения языковых единиц в одно или несколько таких объединений. Общепризнано, в частности, что словарный состав языка может быть представлен как набор групп слов, объединённых синонимическими, антонимическими, полисемантическими, гиперо-гипонимическими и другими типами отношений.
В современной науке семантическое поле - это совокупности языковых единиц, объединённых каким-то интегральным семантическим признаком или имеющих некоторый общий нетривиальный компонент значения.
Семантическое поле обладает, как полагает Л.М. Васильев, следующими основными свойствами: 1) оно интуитивно понятно носителю языка и обладает для него психологической реальностью; 2) семантическое поле автономно и может быть выделено как самостоятельная подсистема языка; 3) единицы семантического поля связаны теми или иными системными семантическими отношениями; 4) каждое семантическое поле связано с другими семантическими полями языка и в совокупности с ними образует языковую систему [Васильев 1971: 111].
Мы под семантическим полем, вслед за О.С. Ахмановой, понимаем «частичку («кусочек») действительности, выделенную в человеческом опыте и теоретически имеющую в данном языке соответствие в виде более или менее автономной лексической микросистемы» [Ахманова 1969: 334].
Наряду с термином «семантическое поле» в науке функционируют «лексическое поле», «лексико-семантическое поле», «синонимический ряд», «семантическая общность слов» и т.п. [об этом см.: Демидова 1982]. Каждый из этих терминов подразумевает языковые единицы, непременно связанные между собой определёнными типами отношений.
Большинство лингвистов считает, что основой группировки языковых явлений на лексико-семантическом уровне должна быть семантическая общность. Лексические поля, являясь макросистемами, включают различные группировки слов, основывающиеся как на общности явлений внеязыковой действительности (тематические группы), так и на близости значений (лексико-семантические группы).
ЛСГ «Наименования лекарственных и сорных растений»
В эту ЛСГ входят наименования лекарственных трав и трав-сорняков. Эти номинативные единицы объединены в одной группе на том основании, что многие сорные растения имеют фармакологические показатели, а в обыденном человеческом сознании они являются сорняками. К таковым можно отнести, например, пырей, осот, мокрицу, гусятник и др.
Белена. Растение Huoscyamus niger L., белена чёрная (см. рис. 18 Приложения №4). [билина/ так трава называщъ// ана ядавитъ дчинъ//] [Корабельников В.П., г. Елец].
Наименование белена русские знали уже в первой половине XVI века: «Тлко н вт ЛЛЯСКХТ» довреншдло вреждьное рлселлдтряешь пон Ьже ЗЄЛЛЛ Б ЄСТЬ Н КбЛеНЪ ЯКО ЖЄ ЛЛЯСЛ ClfTb, НЪ ОБАЧЄ НЄ ЯСТЬ НИКТО ЖЄ 1/71 имъл (Травник Любченского, 376 об. XVIIB.) » [СлРЯ XI-XVII вв. 1975:131].
Номинатив с таким корнем известен и в некоторых других русских говорах - воронежское, донское белен [СВГ I: 92; СРДГ I: 35], псковское белун [Даль 1998,1: 41], брянское - белена [СБГ I: 42]. В.И. Даль, ссылаясь на академика Рупрехта, указывал на дакииские и славянские названия растения у Диоскорида (I-V вв.): белена [Даль. Там же.].
В «Этимологическом словаре славянских языков» находим общеславянский корнеслов blekota: чеш. blekota "ворчун", русск. диал. блекота "болтун", укр. блекота "растение Conium maculatum", "Hyoscyamus niger", "белена". Отмечается, что все значения данного семейства по своему происхождению являются звукоподражательными (ср.: blekotati, blekotb, blekati и др.). Однако значения "болтать, ворчать" — "болтун, ворчун" первичны, тогда как значения "Conium maculatum" и "белена, Hyoscyamus niger" - вторичны. Вторичность номинации фитонимов объясняется тем, что обе травы ядовиты, причём отравление беленой вызывает галлюцинации, бред и расстройство в речи [Этимологический словарь славянских языков I: 108].
В народе о человеке, который делает глупости или сумасбродит, часто говорят: белены объелся. Этот фразеологизм используется в переносном значении и в елецких говорах. Дело в том, что белена обладает одурманивающими свойствами. Это подтверждают современные справочники лекарственных растений [Носов 2005; Кьосев 2004; Махлаюк 1992].
СРНГ фиксирует иной перечень значений этого слова: 1) растение Gnaphalium sylvaticum L., сушеница лесная; 2) Potentilla argenten L., лапчатка серебристая; 3) Cynoglossum officinale, чернокорень аптечный [СРНГ 11:209]. Проанализировав данную словарную дефиницию, нельзя не заметить, что в этом синонимичном ряду нет наименования белены как таковой - Hyoscyamys, известной в елецких говорах.
На наш взгляд, растение названо так за то, что, оказывая одурманивающее действие на человека, бросается в глаза возбуждённое состояние пострадавшего.
Бздюка. Трава Solanum nigrum, паслен черный, [ва-врёмъ вайны мы бздюку ели // такаа слаткаа была// бывалъ/ наяд имей u-к-матири на-пёчку залёзъм //] [Ершова О.М., с. Казаки], [сийчас бздюку рётка увидишь / а-ранъшы мндуа быль // чёрный шарики ели // ёстъ-та бь тъ нёчивъ / а-бздюка в издёрасла//] [Журавова В.В., д. Белевец]. [у-уаладоуку бздюку мы ели// ягады слаткаи были//] [Пузатых З.В., г. Елец].
Слово связано с глаголом бздеть, известным другим славянским языкам: укр. пездіти, бздіти, болг. пъздя, сербохорв. базд]ети, словен. pdzdeti, pszdim, чеш. bzditi, польск. bzdziec [Фасмер 1987,1: 163].
Ягоды этого растения уже в древности использовались человеком как слабительное средство, вызывая рвоту и диарею, отсюда и такое название. Уже В.И. Даль подчёркивает это: «...ягоды его съедобны, приторно сладки и слабят» [Даль 1998, I: 28]. М. Фасмер также отмечает, что ягоды действуют как слабительное, именно поэтому они так названы [Фасмер 1987,1: 163].
Валерьянка — это растение Valeriana officinalis L., валерьяна лекарственная, [у-м ан а усякий травы сухйи есть / звирабд/, вал ирьянка, ромашка//] [МатюхинаМ.И., с. Казаки].
Следует сказать, что в литературном языке функционируют номинанты валерьяна, валериана без аффикса —к — луговое травянистое растение с розоватыми цветками, из корней которого приготовляются лекарственные настойки [Ожегов, Шведова 1997: 67].
Наименование валерьянка известно смол., брянск. говорам [ССГ 2005: 188; СБГ II: 34], пек., Воронеж., рязан. - аверьянка [СРНГ 1965, Г. 197]. Фитоним, в его аффиксальных вариантах, широко известен другим языкам: белорус, валерян [Мясникова 2007: 263], укр. валеріана, валеріанка [Аннина и др.2003: 77], болгар, валериана [СПР 1970: 197], сербохорв. валери/ ана [РСХС 1967: 56].
Заимствования из неславянских языков
Клевер. А.Г. Преображенский указывает на заимствование лексемы клевер из нжнем. klewer (нем. Шее) вместе с травосеянием [Преображенский 1959, Г. 312]. Однако А. Бернекер, кроме немецкого языка, допускает и английский вариант clover [Бернекер I: 514]. П.Я. Черных хотя и солидаризируется с заимствованием слова из германских языков, тем не менее не убеждён, что именно из немецкого, так как немцы, как полагает учёный, издавна называют клевер Klee (др.-в.-нем. kle). Происхождение же этого слова в германских языках пока не выяснено [Черных 2006,1: 400].
Мелисса. Латинское название рода Melissa, по мнению Л.М. Молодожниковой, образовано от греческого слова, которому в русском соответствует «пчела» [Молодожникова 1991:177]. Это вполне возможно, так как это растение очень привлекает пчел. Заимствованный, неславянский характер слова проявляется, таким образом, как в совпадении его названия со словом латинского и греческого языков, так и, особенно, сочетанием ее, нетипичным для русского.
Мята. Известно наименование неславянским европейским языкам: pepermint (англ.), menta (испан.), menthe poivree (франц.), menthe piperita (итал.), peperment (голланд.), pepermynte (норвеж.), hortela pimento (португ.), piparminttu (финск.), pepparmynta (швед.) [СПР 1970: 119].
В основе образования лежит общеславянский корень mqta [Черных 2006, I: 553], который, однако, был праславянским заимствованием, как показывает А.Г. Преображенский, М. Фасмер и др. Однако это праславянское заимствование шло разными путями и в диалектах праславянского языка приобретало разную структуру. СБ. Бернштейн дифференцирует судьбу корня в праславянских диалектах. С его точки зрения чеш. mata, словац. mata, польск. mieta, русск. мята, укр. мята восходят к праславянскому meta, в то же время южнославянское metva может указывать на праслав. mety. СБ. Бернштейн приводит формы н.- луж. metwej, metwa, польск. диал. miqtew, mietklew, зап. укр. mc/tva, словен. me ta [Бернштейн 1974: 233].
У А.Г. Преображенского: «мята» - заимствовано из лат. menhta, menta, возможно, через герм.: дрвнм. міпга, нжнем. міпге [Преображенский 1959,1:585] слова в финали его корня.
У Ф. Миклошича слово возведено к корню ment [Преображенский 1959, Г. 585]. М. Фасмер считает, что латинское заимствование Mentha ведет свое начало, в свою очередь, из греческого fiivOn, судя по форме mety, к которым восходят слова на —va. Впрочем, он предполагает также, в качестве возможного, и германское посредство [Фасмер 1987, II: 187]. По мнению Н.М. Шанского, солидарного с А.Г. Преображенским, лат. mentha — "мята" восходит к греческому minthe — "мята" [Шанский и др. 1971: 279].
Мята, Mentha piperita L. Латинское piperitus — жгучий, от «piper» -перец. Местные жители называют растение перечная мята из-за сильного ароматно-ментольного запаха, похожего на вкус острого перца. Как и «пастушья сумка», составной термин «перечная мята» - пословный перевод на русский язык латинского термина, получившего соответствия также в целом ряде европейских языков: англ. pipermint, испан. menta, франц. menthe poivree, итал. menthe piperita, голланд. peperment, норвеж. pepermynte, финск. piparminttu, швед, pepparmynta [СПР 1970: 136].
Естественно, эти буквальные пословные переводы терминологических фразеологизмов не могли быть осуществлены непосредственно в елецких или каких-то других русских говорах. Они созданы в сфере русской ботанической науки учёными и уже потом через научную или научно-популярную литературу постепенно распространялись по территории использования русского языка.
Татарник, Татарка. М. Фасмер считает лексему заимствованной из польского tatarka немецким языком, где tattelkorn, tatterkorn, нов.-в.-н. Tatterkorn "гречиха" [Фасмер 1987, IV: 27]. Исследователи, в частности, отмечают, что гречиха появилась в Германии в начале XV века, куда её завезли из Средней Азии. По отношению к растению Onopordum acanthium L., как одной из сорных трав, на русской почве название могло возникнуть вполне самостоятельно, без иноязычного влияния.
Возможно, разгадка того, почему у восточных славян возник и закреплён данный фитоним, кроется в исторических событиях далёкого прошлого и во внешнем виде растения.
Известно, что Киевская Русь подвергалась неоднократному нашествию монголо-татарских завоевателей. Безусловно, их считали врагами, принесшими восточным славянам много бед, несчастий. Излюбленным местом произрастания татарника, татарки являются пустыри, степи, поля. Форма цветка травы напоминает головной убор, который носили татарские воины. К тому же вся поверхность растения унизана огромными шипами-иголками (см. рис. 39 Приложения №4), в которых, возможно, народ усматривал грозное оружие врага. Потому колючее растение получило это название.
