Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. П.И.Вейнберг как популяризатор английской литературы в России 12
1. Редакционно-издательская деятельность П.И.Вейнберга в контексте русско-английских литературных связей 12
2. Литературно-критическое критическое осмысление П.И.Вейнбергом произведений английских писателей и их русских переводов 27
Глава 2. Восприятие и осмысление произведений английской литературы в творчестве П.И.Вейнберга-переводчика 69
1. Шотландские народные баллады в творческом восприятии П.И.Вейнберга 69
2. П.И.Вейнберг – переводчик пьес Шекспира 80
3. Перевод П.И.Вейнбергом «Школы злословия» Р.Шеридана в контексте традиций осмысления этого произведения в России 128
4. П.И.Вейнберг – переводчик поэзии Роберта Бёрнса 144
5. Специфика осмысления произведений английской романтической поэзии и поэтической драматургии в переводческом творчестве П.И.Вейнберга 161
6. П.И.Вейнберг – переводчик английской поэзии второй половины XIX в. (Э.Баррет Браунинг, К.Россетти, О.Уайльд) .183
Заключение 191
Библиографический список .198
- Редакционно-издательская деятельность П.И.Вейнберга в контексте русско-английских литературных связей
- Литературно-критическое критическое осмысление П.И.Вейнбергом произведений английских писателей и их русских переводов
- П.И.Вейнберг – переводчик пьес Шекспира
- Специфика осмысления произведений английской романтической поэзии и поэтической драматургии в переводческом творчестве П.И.Вейнберга
Редакционно-издательская деятельность П.И.Вейнберга в контексте русско-английских литературных связей
Сборники, хрестоматии и антологии. В разные годы Вейнбергом были составлены книги «Новый поэтический свет. Альманах» (совм. с Д.П.Ломачевским, 1857), «Знание. Сборник для юношества» (вып. 1, 1867), «Европейский театр» (т. I, 1875), «Сборник произведений иностранных поэтов для классного чтения» (1882), «Русские писатели в классе» (вып. 1 – 10, 1881 – 1886), «Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст» (1883; 2-е изд. – 1899), «Критическая хрестоматия по истории русской литературы» (вып. 1, 1887), «Практика сценического искусства. Хрестоматия» (1888), «Русская история в русской поэзии. Сборник стихотворений» (1888; 2-е изд. – 1899), «Русские поэты. Карманная хрестоматия» (т. 1 – 2, 1904).
Сборники, составленные Вейнбергом во второй половине 1850-х – 1860-е гг. либо не содержали материалов западноевропейских литератур, ориентируясь на задачи, стоявшие перед писателями, объединившимися в
1859 г. вокруг еженедельного сатирического журнала В.С.Курочкина и Н.А.Степанова «Искра» («Новый поэтический свет. Альманах» [434]), либо включали переводные биографии и статьи по естественным наукам, преимущественно ориентируясь в разделе беллетристики на отечественных авторов – А.К.Толстого, И.С.Тургенева, Н.А.Некрасова, С.Т.Аксакова, Л.А.Мея («Знание. Сборник для юношества» [304]). Помещая за своей подписью в «сборнике для юношества» «Знание» легенду «Вечный Жид», Вейнберг сопроводил ее пометой – «с немецкого» [см.: 304, с. 333 – 334]; там же был напечатан перевод рассказа немецкого писателя Бертольда Ауэрбаха «Трубка» [см.: 304, с. 313 – 332].
В задуманной серии книг «Европейский театр» Вейнбергу удалось в 1875 г. выпустить лишь первый том, посвященный немецкому театру и включавший переводы трагедий Г.-Э.Лессинга («Эмилия Галотти»), И. В.Гете («Эгмонт»), Ф.Шиллера («Смерть Валленштейна»), З.Вернера («Двадцать четвертое февраля»), И.-А.Лейзевица («Юлий Тарентский»), К. Т.Кернера («Розамунда») и драмы А.Коцебу «Ненависть к людям, или Раскаяние», хорошо известных к тому времени в России [см.: 291]1. В предисловии к серии составитель делился размышлениями относительно формы представлений образцов драматических произведений – отрывками или полностью – и объяснял свое решение представлять полные тексты пьес тем обстоятельством, что «отрывки никогда не дают надлежащего понятия о характере всего сочинения, тем более драматического» [450, с. I]. Каждый из значительных драматургов оказывался представленным всего одной пьесой, но такой, «в которой яснее, чем в остальных, выражается общий характер его деятельности» [450, с. I]. При выборе драматургов Вейнберг руководствовался не только «их положительным значением в области
Например, сцена из трагедии З.Вернера «Двадцать четвертое февраля» была переведена М.П.Погодиным и опубликована в №23 – 24 «Вестника Европы» за 1823 г. С этой публикацией ознакомился А.А.Дельвиг, о чем свидетельствует его письмо М.П.Погодину от 3 августа 1826 г.: «…как поэта я знаю и люблю вас, хотя, к сожалению, читал только один отрывок – перевод первой сцены трагедии: “Двадцать четвертое августа”. Ежели вы не продолжаете переводить ее, искренно жалею. Мы теряем надежду читать эту трагедию в русском верном и прекрасном съемке» [261, с. 319]. Как видим, А.А.Дельвиг интересовался переводом М.П.Погодина, но при этом не совсем точно указывал даже его название [подробнее см.: 295, с. 71]. истинно-художественной литературы», но и их авторитетом для определенной исторической эпохи как выразителей «литературных вкусов и воззрений данной нации», что позволяло поместить рядом с И.-В.Гете и Ф.Шиллером «слезливого» А.Коцебу и «дикомелодраматического» З.Вернера; учитывалась и «драматичность пьес в строгом смысле этого слова, т. е. то свойство их, которое способствовало успеху произведений на сцене» [450, с. II].
В дневнике А.А.Блока сохранилась запись, относящаяся к концу апреля 1918 г. и свидетельствующая о знакомстве великого поэта с первым (и единственным) томом вейнберговского «Европейского театра»: «Эйлалия. Вейнберг. «Европейский театр», т. I. Обойтись бы, что ли, без V акта (гнусная серость канона, всеуничтожающая пошлость морали)» [72, с. 332]. Суждение А.А.Блока относилось к драме А.Коцебу «Ненависть к людям, или Раскаяние», одной из героинь которой была Эйлалия.
Первой составительской антологией Вейнберга, включавшей материалы английской поэзии и поэтической драматургии, стал «Сборник произведений иностранных поэтов для классного чтения» (1882), где английские авторы были представлены наряду с немецкими и французскими [см.: 532, с. 199 – 332]. Примечателен выбор переводов, во многом раскрывавший как личные предпочтения Вейнберга, так и сформировавшиеся к тому времени представления о лучших переводах тех или иных произведений. Так, Шекспир был представлен фрагментами из трагедий в переводах А.И.Кронеберга («Гамлет»), А.В.Дружинина («Король Лир», «Кориолан»), а также фрагментом из драматической хроники «Генрих VIII» в переводе составителя, Дж.Мильтон – фрагментом из «Потерянного рая» в поэтическом прочтении С.И.Писарева, Дж.Крабб – вступлением из поэмы «Приходские списки» в переводе Д.Е.Мина. В сборнике были также помещены переводы В.А.Жуковского («Сельское кладбище» Т.Грея), И.И.Козлова («Вечерний звон» Т.Мура), М.Л.Михайлова – за подписью М.М. («Пахарь» Р.Бернса, «У смертного одра» Т.Гуда), В.Д.Костомарова («Субботний вечер поселянина» Р.Бернса), Ф.Б.Миллера («Сон лэди» Т.Гуда), Ю.В.Доппельмайер («К Ирландии» Т.Мура). В раздел «Английские поэты» по традиции того времени был включен и американский поэт Г.Лонгфелло, представленный переводами Д.Л.Михаловского («Нормандский барон») и составителя сборника (из поэмы «Эвангелина», «Дождливый день»). Серия книг «Русские писатели в классе», вышедшая в 1881 – 1886 гг. и содержавшая избранные произведения А.Д.Кантемира, Д.И.Фонвизина, Екатерины II, Н.М.Карамзина, Г.Р.Державина, М.В.Ломоносова, В.А.Жуковского, А.С.Грибоедова, Н.И.Новикова [522], а также позднейшие «Критическая хрестоматия по истории русской литературы» [351], «Русская история в русской поэзии. Сборник стихотворений» [517; 518], «Русские поэты. Карманная хрестоматия» [523] не включали материалов, интересных с позиций изучения русско-западноевропейских литературных связей. Напротив, эти материалы являлись преобладающими в составленном Вейнбергом издании «Ученье – свет. Книга для чтения в классе и дома. Средний и старший возраст» [597; 598], в предисловии к которому была проведена мысль о необходимости подготовки сборников для чтения, соединяющих «статьи разнообразного характера, несомненно долженствующие и благотворно влиять на эстетическое развитие читающего и обогащать его ум познаниями» [124, с. I]. В свете сказанного Вейнберг отказывался от помещения отрывков, фрагментов из произведений, считая, что «отрывки годятся только для ознакомления со слогом писателя и для ученья наизусть, но отнюдь не для чтения в собственном смысле этого слова» [124, с. II].
Литературно-критическое критическое осмысление П.И.Вейнбергом произведений английских писателей и их русских переводов
Отдельное издание сценической редакции «Отелло», вышедшее в 1864 г., вызвало рецензии в газете «Голос» [507, c. 1 – 4] и «Книжном вестнике» [508, c. 311], причем в первом случае давался и краткий обзор других переводов, а относительно перевода Вейнберга утверждалось, что он «далеко не безукоризнен, а местами даже отличается тяжелым, искусственным складом» [507, с. 1 – 2].
Первый отклик на полное издание перевода, появившийся в 1865 г. на страницах «Отечественных записок» под псевдонимом Incognito и принадлежавший Е.Ф.Зарину, также был явно нелестным. Считая вейнберговского «Отелло» худшим из переводов первого тома гербелевского собрания (в сравнении с напечатанными в нем переводами Д.Л.Михаловского («Юлий Цезарь»), Н.М.Сатина («Сон в Иванову ночь»), А.В.Дружинина («Кориолан», «Король Лир»), А.И.Кронеберга («Много шуму из ничего», «Макбет», «Двенадцатая ночь»)), Е.Ф.Зарин осуждал переводчика за излишнее усугубление и обострение конкретных деталей, переход от повествовательности к пафосности, крикливости, в связи с чем приводил конкретный пример: «В том месте, где недоумевающая и поддержанная на минуту в своем недоумении самим мавром Эмилия соглашается, что она точно слыхала, что предсмертные слова ее госпожи были те, что ее убил не Отелло, этот последний, в переводе г. Вейнберга, говорит: “Так лгуньею отправилась она / В кромешный ад: я – я ее убийца!”
В указателе «Шекспир: Библиография русских переводов и критической литературы на русском языке (1748 – 1962)» публикации в «Сыне Отечества» за подписью М.З. ошибочно приписаны Р.М.Зотову [см.: 672, с. 124]. см. вторую сцену V действия: 666, с. 356 . Это усугубление я, очевидно, делает эти строчки крикливыми до оглушения, и переводчик так и поставил в конце их знак восклицания. Между тем в подлиннике эти строчки отличаются чисто титаническим и, конечно, ужасающим спокойствием: такой характер у них … отняло одно ничтожное я, которому и суждено теперь служить прибавкою ко всей массе неистовых криков, так изобильно оглашающих и имеющих оглашать нашу сцену» [718, с. 511]. И действительно, в шекспировском подлиннике герой был предельно спокоен при сообщении о совершенном им преступлении: «She s like a liar gone to burning hell: / Twas I that kill d her» [725] [Она, как лгунья, отправилась в огненную геенну: / Это я убил ее].
Избыточная пафосность, стремление усилить звучание стиха, по наблюдению Е.Ф.Зарина, вели Вейнберга к затемнению смысла и увеличению объема переводных фрагментов. Свою мысль он доказывал еще одним примером из второй сцены V действия, где Отелло прерывает речь Дездемоны, предполагающей гибель Кассио: «Had all his hairs been lives, my great revenge / Had stomach for them all» [725] [Да если бы все волоса его были жизнями, мое великое мщение / Посягнуло бы на них на все] – «Да если бы его малейший волос / Был жизнию, – и волосом малейшим / Я б утолил месть страшную мою!» [650, с. 130]19. Е.Ф.Зарин отмечал, что “приведенные строки кажутся отчасти близкими … к неистовству», тогда как сила шекспировского дарования проявляется в естественности, умении передать трагическое посредством обыденного: « … вы удивительно редко встречаете ее кричащей и решительно никогда неистовствующей, хотя бы при том действующим лицом было само неистовство» [718, с. 511].
В целом, по мнению Е.Ф.Зарина, перевод П.И.Вейнберга уступал a priori лишь переводам А.И.Кронеберга, тогда как остальным проигрывал лишь
Впоследствии этот фрагмент был переработан переводчиком, причем переработка не коснулась неприемлемой для Е.Ф.Зарина пафосности: «Да если б каждый волос у него / Был жизнию, то волосом бы каждым / Я утолил месть страшную мою» [666, с. 355]. слабостью редактуры, небрежностью отделки, «меньшею заботливостию о стихе», «спешностию, напоминающею о работах на срок» [718, с. 510]. Также у Вейнберга, по мнению Е.Ф.Зарина, чаще, нежели у других, можно видеть «не весьма, впрочем, значительные отступления от текста», в частности, склонность к преувеличению, усилению и возвышению тона шекспировской речи, ведущую, в реальности, к серьезному ее ослаблению: «Подобные опыты усиления шекспировского текста всего чаще обнаруживаются или придачею к иным словам выразительных … эпитетов, которых нет в подлиннике, или возведением эпитета из положительной степени в превосходную, или еще чаще усугублением какого-нибудь слова, с ударением на нем, что делается опять против подлинника» [718, с. 510].
Однако постепенно вейнберговский перевод «Отелло» завоевывал читательские симпатии: в этом сыграли свою роль не только отмеченное выше включение его в гербелевское издание (переиздания в 1877, 1880, 1888, 1899 гг.), но и выпуск перевода массовым тиражом в «Дешевой библиотеке» А.С.Суворина в 1886 г. (переиздания в 1888, 1892, 1899, 1907 гг.), сопровождавшийся заимствованным из зарубежных источников справочным материалом об источниках «Отелло» и изложением мнений разных критиков об «Отелло» и характерах этой трагедии [см.: 320, c. III – LXVII]20. Последней волей Вейнберга-переводчика можно считать редакцию переводного произведения, увидевшую свет в 1903 г. в третьем томе полного шекспировского издания, выпущенного под редакцией С.А.Венгерова в серии «Библиотека великих писателей» [см.: 666, с. 288 – 362]21.
П.И.Вейнберг – переводчик пьес Шекспира
Среди поэтов английского романтизма П.И.Вейнберга более других привлекал Дж.Г.Байрон. Его первым переводом из Дж.Г.Байрона стало стихотворение «Оскар д Альва», напечатанное в раннем авторском поэтическом сборнике, вышедшем в Одессе в 1854 г. [см.: 104, с. 57 – 67]. Отметим, что байроновская стихотворная повесть о братоубийстве «Oscar of Alva. A Tale» («Оскар Альвский. Повесть», 1807) была особенно популярна в России в романтическую эпоху, когда увидели свет сразу несколько переводов: прозаический перевод «Оскар Альвский. Повесть. Сочинение лорда Байрона» за подписью N.N. в №21 «Вестника Европы» за 1821 г.; прозаический перевод А.Ф.Воейкова «Оскар д Альва. Повесть. Из сочинений лорда Байрона» в августовской книге «Новостей литературы» за 1824 г.; вольный перевод А.И.Полежаева «Оскар Альвский, из Байрона», вошедший в 1826 г. в шестую часть «Трудов Общества любителей российской словесности при Императорском Московском университете»; перевод Д.П.Глебова «Оскар Альвский» в семнадцатой книге «Новостей литературы» за 1826 г.; перевод П.М.Кудряшёва «Оскар Альвский. Повесть» в №4 «Вестника Европы» за 1828 г. В 1840 г. в сборнике «Стихотворений» Александра Папкевича увидело свет навеянное «Oscar of Alva» стихотворение «Развалины старого замка, подражание лорду Байрону» [см. подробнее: 555, с. 321]. П.И.Вейнберг предложил первое постромантическое прочтение некогда популярного в России произведения – «Оскар д Альва, вольный перевод из Байрона».
«Оскар д Альва» П.И.Вейнберга схематичен, в нем много пропусков (79 четверостиший оригинала у Вейнберга представлены 31 шестистишием; для сравнения у А.И.Полежаева – 64 восьмистишиями), не соответствующих оригиналу вольностей. Так, описание братьев построено Дж.Г.Байроном на противопоставлении: сначала – по внешним признакам, таким, как цвет волос («Dark was the flow of Oscar s hair, / Wildly it stream d along the gale; / But Allan s locks were bright and fair, / And pensive seem d his cheek, and pale» [710] [Темны были струящиеся волосы Оскара, / Неистово они развевались на ветру; / А локоны Аллана были светлы и белокуры, / И печальными казались его щеки, и бледными]), а затем – по характеру («But Oscar own d a hero s soul, / His dark eye shone through beams of truth; / Allan had early learn d control, / And smooth his words had been from youth. / Both, both were brave: the Saxon spear / Was shiver d oft beneath their steel: / And Oscar s bosom scorn d to fear, / But Oscar s bosom knew to feel; / While Allan s soul belied his form, / Unworthy with such charms to dwell: / Keen as the lightning of the storm, / On foes his deadly vengeance fell» [710] [Но у Оскара была душа героя, / Его темные глаза светились лучами правды; / Аллан рано научился самообладанию, / И сдержанны его слова были с молодости. / Оба, оба были смелы: саксонское копье / Отскакивало от их стали: / Сердцу Оскара претил страх, / Но сердце Оскара умело чувствовать; / Тогда как душа Аллана противоречила его виду, / Подло так жить: / Резкая, как молния в грозу, / На врагов его смертельная месть обрушивалась]).
Следуя авторской идее, А.И.Полежаев начинает описание с внешности («Чернее вранова крыла, / С небрежной красотою, / Вокруг Оскарова чела / Власы вились волною; / Их ветр вздымал на раменах / Угрюмого Аллана. / Оскар был месяц в облаках; / Аллан, как тень тумана» [484, с. 63]), после чего раскрывает личностные особенности Оскара и Аллана, обращаясь то к одному из них, то к другому: «Оскар с бестрепетной душой / Чуждался зла и лести; / Всегда волнуемый тоской, / Аллан был склонен к мести. / Оскар, как искренность, не знал / Притворствовать искусства; / Аллан в душе своей 162 скрывал / Завистливые чувства» [484, с. 63]. Как видим, А.И.Полежаев вносит в описание свои сравнения и метафоры: «чернее вранова крыла», «Оскар был месяц в облаках», «Аллан, как тень тумана», «Оскар, как искренность». П.И.Вейнберг несколько иначе организовывает фрагмент, опуская детали внешности и характеризуя нрав сначала одного из братьев, затем – другого: «Но нравом различны два брата: Оскар, / В душе благородной, открытой, / Носил и отвагу и юноши жар, / И слабых был крепкой защитой. / И много желаний кипело в крови, / И жаждало сердце высокой любви. / Аллан свою душу для всех закрывал… / В нем низкие страсти кипели, / Он маску притворства всегда надевал, / Идя к предположенной цели… / Он в мире святого не знал ничего, / И всем было гибельно мщенье его» [104, с. 60]. В целом юношеская интерпретация П.И.Вейнберга была слабой и не смогла вытеснить перевода А.И.Полежаева, даже несмотря на множество несуразностей в его версии, как то фонетических, например, «…удар / В поднбесьи громвый», «…на его / Груди окровавлённой», или лексических, например, «Но от руки поносной», «Летучее вниманье» и т. п. К переводам из Дж.Г.Байрона П.И.Вейнберг вернулся через десять лет, опубликовав на страницах журнала «Русское слово» за 1864 г. – соответственно в №2 и №4 – свои прочтения стихотворений «Сон» и «Тьма». Как и в случае с «Oscar of Alva», оба произведения Дж.Г.Байрона были к моменту появления вейнберговских переводов хорошо известны в России. Так, стихотворение «The Dream» («Сон», 1816) многократно интерпретировалось во второй половине 1820-х гг. (перевод М.П.Вронченко «Сон, сочинение Байрона» в №12 «Московского телеграфа» за 1827 г., перевод Д.П.Глебова «Сон, из Байрона» в альманахе «Северные цветы на 1827 год») и во второй половине 1840-х гг. (перевод С.Ф.Дурова «Сон, из Байрона» в №37 «Иллюстрации» за 1846 г., перевод Д.И.Коптева «Сон, из Байрона» в №283 «Московского городского листка» за 1847 г., прозаический перевод В.И.Красова «Из Байрона» в №3 «Отечественных записок» за 1849 163 г.) [см.: 556, с. 309]; среди обращавшихся к «The Dream» в последующие годы – Н.М.Минский, чей перевод был напечатан в трехтомнике Дж.Г.Байрона в «Библиотеке великих писателей» под редакцией С.А.Венгерова; М.А.Зенкевич, создавший перевод, многократно переизданный в советскую эпоху. Стихотворение «Darkness» активно переводилось в 1820-х – начале 1830-х гг. (прозаический перевод с французского О.М.Сомова «Мрак (Из сочинений лорда Байрона)» в №3 «Благонамеренного» за 1822 г., прозаический перевод Ф.Н.Глинки «Тьма (Из Байрона)» в №2 «Соревнователя просвещения и благотворения» за 1822 г., прозаический перевод А.Ф.Воейкова (под псевдонимом Я) «Тьма, из лорда Байрона» в июньской (XII) книге «Новостей литературы» за 1825 г., перевод М.П.Вронченко «Мрак, из Байрона», увидевший свет в №6 «Атенея» за 1828 г. и републикованный в №21 «Литературных прибавлений к “Русскому инвалиду”» за 1833 г., перевод А.Г.Ротчева «Тьма, из Байрона» на страницах №13/14 «Русского зрителя» за 1828 г. и (с иной редакцией отдельных стихов) альманаха «Северные цветы на 1829 год», перевод Трилунного (Д.Ю.Струйского) «Тьма, из Байрона», напечатанный в том же альманахе на 1832 г.). Летом 1830 г. М.Ю.Лермонтов осуществил долгое время остававшийся в его черновиках прозаический перевод «Мрак. Тьма» («Я видел сон, который не совсем был сон…)». Наибольшую известность обрел многократно переиздававшийся и в дореволюционной России, и в советскую эпоху перевод И.С.Тургенева «Тьма, из Байрона» (1845), первая публикация которого состоялась в «Петербургском сборнике, изданном Н.А.Некрасовым» в 1846 г., а публикация в исправленном и дополненном виде – во втором томе гербелевского издания Дж.Г.Байрона в 1864 г.72
Специфика осмысления произведений английской романтической поэзии и поэтической драматургии в переводческом творчестве П.И.Вейнберга
Отдавая предпочтение переводу произведений, ставших классикой английской литературы, П.И.Вейнберг вместе с тем изредка обращался и к интерпретации отдельных сочинений современных ему британских авторов – Элизабет Баррет Браунинг, Кристины Россетти, Оскара Уайльда.
Так, в 1875 г. П.И.Вейнберг фрагментарно перевел стихотворение Э.Баррет Браунинг «The Cry of the Children» («Плач детей», 1843), причем этот перевод был напечатан не только в одном из номеров газеты «Неделя» (под названием «Фабричные дети») [см.: 84, с. 9], но и в подготовленной Н.В.Гербелем антологии «Английские поэты в биографиях и образцах» [см.: 83, с. 444]. Переводчик опустил эпизоды, удаленные от российской действительности, смягчил религиозную направленность описания, ретушировал его социально-политическую составляющую; отклонившись от формальных особенностей английского оригинала, Вейнберг предельно точно передал свойственную для него быструю смену настроения75.
В 1876 г. под названием «Из стихотворений Христины Россетти» Вейнберг напечатал в «Русском богатстве» [см.: 313, с. 218] перевод небольшого произведения поэтессы «Song» («When I am dead, my dearest…»; «Песня», опубл. в 1862 г.), начинавшийся стихом «Милый друг, как умру я – не пой…». Английское стихотворение, героиня которого освобождает самого близкого мужчину от любви к ней после ее смерти, впоследствии было
Подробный анализ выполненного П.И.Вейнбергом перевода стихотворения Элизабет Баррет Браунинг «Плач детей» в сопоставлении с другими переводами тех лет, принадлежавшими В.Д.Костомарову [344, с. 451 – 452; 345, с. 28 – 31] и Д.Д.Минаеву [398, с. 87 – 88], был осуществлен в диссертационном исследовании Е.Л.Ионовой «Русская рецепция Элизабет Баррет Браунинг» [см.: 319, с. 40 – 48]. переведено В.Полтавцевым («Из Росетти» («Когда умру я, милый...»), 1901) [см.: 312, с. 178]76, В.Я.Брюсовым («Когда умру, над прахом…», 1903) [см.: 515, с. 52; републикация: 514, с. 615]; из современных переводчиков, обратившихся к произведению К.Россетти, можно назвать В.А.Савина77 («Песня» («Когда умру, мой друг…»), 2012) [525].
Вейнберг бережно отнесся к многообразию художественных деталей, характерной образности английского подлинника, мастерски сохранив значимые для Кристины Россетти упоминания о нежеланных на могиле розах и кипарисе и вожделенной зеленой траве, покрытой капельками росы: «Plant thou no roses at my head, / Nor shady cypress tree: / Be the green grass above me / With showers and dewdrops wet» [722, с. 614] [Не сажай ты ни роз у меня в изголовьи, / Ни тенистого кипариса: / Пусть зеленая трава будет надо мной / От капель дождя и росы влажная] – «Ни кустов кипарисных, ни роз / Не сажай над моею могилой. / Пусть на ней зеленеет трава, / Увлажненная свежей росою» [313, с. 218]. В последующих переводах опущено упоминание кипариса, используется не совсем уместная синтагма «росистая трава» («И розами могилы / Не убирай весной. / Ты ей в траве росистой / Дай мирно утонуть» (В.Полтавцев; [312, с. 178])), вместо намогильной травы появляется «холодный, влажный дерн» («Не надо кипарисов, / Не надо алых роз. / Холодным, влажным дерном / Покрой больную грудь» (В.Я.Брюсов; [515, с. 52])), наконец, возникают даже пальмы и «влажный луг» («Не надо роз вокруг, / И пальм над головой. / Пусть зарасту травой, / И влажным будет луг» (В.А.Савин; [525])).
Столь же очевидно стремление Вейнберга к сохранению оригинального синтаксиса, например, анафорических параллельных конструкций второй строфы (ср.: «I shall not see the shadows, / I shall not feel the rain; / I shall not hear the nightingale / Sing on, as if in pain» [722, с. 614] [Я не увижу теней, / Я не почувствую дождя; / Я не услышу, как соловей / Поет как будто от боли] – «Не проснусь я от стука дождя, / Не увижу ни света, ни тени, / Не услышу, когда зазвучат / Соловьиные вздохи и пени78» [313, с. 218]), характерное из последующих переводчиков только для В.Я.Брюсова: «Я не увижу теней, / Я не услышу гроз, / И соловьиной песни, / Как будто полной слез» [515, с. 52]79. Если для К.Россетти было значимым воссоздать атмосферу тишины и шепота, что достигалось посредством аллитерации звуков [] и [s], то для Вейнберга – подчеркнуть ощущение безжизненности при помощи множественных отрицаний «не» и «ни».
Основанный на антонимическом разграничении помнить – забыть параллелизм в стихах «And if thou wilt, remember, / And if thou wilt, forget» [722, с. 614] [И если ты хочешь, помни, / А если ты хочешь, забудь] и «Haply I may remember, / And haply may forget» [722, с. 614] [Возможно/к счастью я вспомню, / А возможно/к счастью позабуду] нашел отражение только у В.Я.Брюсова: «И, если хочешь, – помни, / А хочешь – позабудь. / … / Ты только, сердце, помни… / А лучше – позабудь!» [515, с. 52]. Также В.Я.Брюсовым была отмечена имеющаяся в английском оригинале игра слов, основанная на созвучии лексемы «haply» [ hpl] в значении «возможно, вероятно, может быть» лексеме «happily» [ hpl] в значении «к счастью». Из прочих наиболее удачен перевод Вейнберга, который, отличаясь бльшим лиризмом, все же не передал особенностей подлинника, ср.: «Ты же, ты… если хочешь, забудь, / Если хочешь – припомни порою. / … / Я, быть может, сумею забыть / И, быть может, все помнить я буду» (П.И.Вейнберг; [313, с. 218]); «И, если хочешь, помни, / А, хочешь – позабудь. / … / Быть может, я забуду, / Быть может, вспомяну» (В.Полтавцев; [312, с. 178]); «Меня, возможно, вспомнишь, / Иль будет недосуг. / … / Тебя, возможно, вспомню, / А может быть, и нет» (В.А.Савин; [525]).
Прозаическую сказку О.Уайльда «The Nightingale and the Rose» («Соловей и роза», 1881) о соловье, принесшим себя в жертву ради любви, и людях, не оценивших этого, П.И.Вейнберг оправданно счел «поэтичной» и перевел стихами80, что само по себе позволяет особо выделить его перевод на фоне всех многочисленных прозаических прочтений известнейшего английского произведения, изобилующего красочными сравнениями, а также другими тропами и фигурами речи.
С помощью эпитетов и сравнений Вейнберг существенно детализирует портрет влюбленного юноши, делает его выразительнее и колоритнее, ср.: «His hair is dark as the hyacinth-blossom, and his lips are red as the rose of his desire; but passion has made his face like pale ivory, and sorrow has set her seal upon his brow» [730] [Его волосы темны, как темный гиацинт, а губы его красны, как та роза, которую он ищет теперь; но страсть сделала его лицо бледным, подобно слоновой кости, и скорбь наложила печать на его чело; 593, с. 12]81 – «…Волоса / Его темны, как листья гиацинта; / Уста его румяны, как цветок, / Которого он всюду жадно ищет; / Но страстная любовь его лицо / Соделала бледней слоновой кости, / И злая скорбь на юное чело / Печать свою жестоко наложила…» [592, с. 118].
При интерпретации понимания любви соловьем Вейнберг опускает упоминания некоторых полудрагоценных камней (опал, гранат), с которыми у О.Уайльда сравнивалась любовь, но при этом дополняет описание упоминанием бриллиантов:
