Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Литературно-эстетические взгляды и фольклористические интересы О.М. Сомова
ГЛАВА 2. Своеобразие прозы О.М. Сомова и проблемы фольклоризма
2.1. Критика и литературоведение о прозе О.М. Сомова
2.2. Народная демонология (персонажи и их функции)
2.3. Сказка в творчестве О.М. Сомова и фольклорная традиция
Заключение
Библиография
- Своеобразие прозы О.М. Сомова и проблемы фольклоризма
- Критика и литературоведение о прозе О.М. Сомова
- Народная демонология (персонажи и их функции)
- Сказка в творчестве О.М. Сомова и фольклорная традиция
Введение к работе
Настоящая диссертация посвящена исследованию проблем фольклорного влияния на художественный мир незаурядного деятеля русской культуры и литературы XIX века Ореста Михайловича Сомова (1793 - 1833). Обращение к данной теме продиктовано все более углубляющимся интересом современной филологической науки к народно-национальным истокам творчества писателей.
Литературная деятельность О.М. Сомова продолжалась почти два десятилетия: с 1816 года, когда вышло в свет стихотворение «П.Г. Т-ву», прославлявшее В.А. Жуковского, по 1833 год, связанный с повестью «Киевские ведьмы». За это время писатель многое успел осуществить. Заявив о себе как переводчик и поэт, прозаик, критик-публицист и театральный рецензент, Сомов остался в памяти потомков многогранной творческой личностью, одарённым литератором пушкинской эпохи.
Первые шаги в осмыслении своеобразия художнической индивидуальности О.М. Сомова были предприняты критиками XIX столетия. Личность и деятельность этого писателя не оставили равнодушных в литературных кругах 20-30-х годов XIX века. А.А. Бестужев ценил его как талантливого переводчика и способного критика [531]. Сходного представления о О.М. Сомове придерживался издатель «Северной пчелы» Ф.В. Булгарин, считая его образцовым переводчиком [544] и «просвещённым литератором» [545] с беспристрастным мнением.
Будучи сотрудником ряда периодических изданий, О.М. Сомов занимал видное место в истории формирования отечественной словесности. Ему удалось «обзавестись» как литературными сторонниками, так и противниками. К последним вскоре примкнул и Ф. Булгарин. Данная им оценка творчества писателя не оставалась неизменной и претерпела сложную эволюцию, решающим этапом которой стал уход Сомова с должности сотрудника булгаринских изданий в декабре 1829 года. С этого времени Орест Сомов несправедливо упрекается в отсутствии твёрдых убеждений [543], а его деятельность заслу-
живает со стороны Фаддея Булгарина лишь отрицательных отзывов. Значительной долей субъективизма отмечено мнение издателя журнала «Славянин» А.Ф. Воейкова о О.М. Сомове. Он позволил себе усомниться в самом существовании «на святой Руси литератора Сомова» [567, 34]. Его суждения, чересчур поспешные, зачастую предвзятые и основанные на личной неприязни, не могут служить опорой для оценок деятельности писателя последующими исследователями. Точка зрения другого литературного оппонента - М.А. Бестужева-Рюмина - ещё раз подтверждает господство «субьективно-вкусовой оценки» [727,93] (В.В. Прозоров) в критике 20 - 30-х годов XIX века. Личные счёты [533, 298] заставляли его следить за публикациями О.М. Сомова и показывать их в невыгодном свете, заостряя внимание не на самых сильных сторонах творчества писателя.
Значительное место на страницах периодических изданий отводится одобрительным откликам как на творчество О. Сомова в целом, так и на отдельные его произведения. Наиболее привлекательными для критической мысли того времени оказываются «Гайдамаки» Сомова. Отрывки из них рецензенты альманахов «Северные цветы на 1828 год» [720] и «Денница на 1830 год» [603] признают лучшими в отделе прозы. Опубликованное в 1826 году произведение «Гайдамак. Малороссийская быль» открыло для читателей новые, этнографические интересы Сомова. На страницах «Московского вестника» некто нъ (предположительно И. Киреевский) отмечает, что «Гайдамак... переносит нас в край Малороссии и довольно живо изображает прежний быт тамошних бар, простолюдинов, жидов, тамошние ярмарки, тамошних разбойников» [708, 83]. Выход в свет первых глав из малороссийской повести «Гайдамак» был встречен одобрительным отзывом Ф. Булгарина: «Слог прекрасный и везде выдержанный, язык правильный; местности соблюдены в точности; малороссийские обряды и житьё-бытьё списаны с натуры. В этом отношении сей отрывок имеет неоценённое достоинство» [546, № 3]. Вслед за ним М. Погодин подчеркнул этнографические наклонности писателя. Он выделил «главное достоинство» первого отрывка из «Гайдамака» - «верное и подробное изображение малороссийских нравов» [720, 186]. Таким образом,
современники сразу же по публикации произведения определили его значимость для постижения жизни и быта разных сословий малороссиян.
Появление следующего произведения «Юродивый» нравоописательного характера также не осталось не замеченным в критике того времени: «Ежели случай с Юродивым есть точно малороссийская быль, то читателям занимательно будет встретить в действительности сцены романов Вальтера Скотта: они верно вспомнят подобные в "Антикварии" и "Таинственном Карле"» [640, 379]. Это сопоставление становится особенно актуальным в контексте литературно-эстетических открытий XIX века. Критика этого столетия в лице Кс. Полевого связывает причины возникновения русской повести с подражанием В. Скотту. Занимательность романов этого писателя заключается, по мнению современника Сомова, в «народности и в миниатюрном изображении подробностей» [721, 313]. Уподобление В. Скотту подчёркивает своевременный интерес О. Сомова к бытописанию и этнографии, а также подводит к постановке вопроса о его месте в истории формирования русской повести.
Для современников Сомова чрезвычайно важными оказались вопросы, касавшиеся художественного уровня произведения, определения его места во всём творчестве писателя. Так, А.С. Пушкин назвал «Сказки о кладах», «лучшими из произведений Байского, доныне известных» [735,117], а годом позднее неподписавшийся рецензент «Альционы» на страницах «Гирлянды» признал «Роман в двух письмах» О.М. Сомова «лучшим из всех доныне нам известных произведений его» [505, 38]. Особенно удачной представлялась рецензенту сюжетная основа: «Происшествие, описываемое в сих двух письмах, не только любопытно, даже увлекательно своею занимательностию - и близко к природе» [505, 39]. Другим общепризнанным достоинством, присущим многим произведениям писателя, был «хороший слог» [708, 83]. Не случайно барон Е.Ф. Розен в примечаниях к «Роману в двух письмах» от лица «любителей русского слова» выражал пожелание, «чтобы два таких хозяина языка, как Издатель «Повестей Белкина» и Орест Михайлович Сомов, продолжали учить нас легкому, разговорному слогу, которого не имеем» [749, 254]. Присвоен-
6 ный Сомову статус «хозяина русского языка» был высокой оценкой стиля писателя.
Достоинства содержания и стиля, свойственные ряду произведений Сомова, были отмечены разными рецензентами. На страницах «Московского телеграфа» неизвестный Т выделяет рассказ «Вывеска» как «забавно рассказанный и обильный многими прекрасными местами» [773, 232]. В «Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"» сразу два произведения Сомова «Сватовство» и «Живой в обители блаженства вечного» заслужили благосклонное внимание критика: «Оригинальность, наблюдательный ум и чистый слог - вот что отличает как сие, так и все другая сочинения Г. Сомова; в другой его статье: Живой в обители блаженства вечного мы с удовольствием заметили ту отчётливость в развитии основных идей, которую напрасно будем искать в аллегории: Важный спор» [784, 119]. Сходную оценку получают «Киевские ведьмы». Рецензент NN относит их к «числу занимательных статей» и характеризует произведение как «повесть, написанную чистым, приятным слогом» [707, 563]. Некто В.У. отмечает обращение О.М. Сомова к национальной традиции. «Настало время и Русской жизни» [571, 112], - громко заявляет автор, говоря о предстоящем издании книги Ореста Михайловича. Далее следуют замечания о стиле писателя: «От г-на Сомова все ожидают повестей изящных, ибо он, своими весёлыми, умными, прелестными рассказами, помещавшимися в альманахах, дал своим читателям право ожидать от него изящного» [571,112].
Таким образом, в центре внимания современников оказались сюжетные и стилистические особенности произведений О. Сомова. Отмечая наблюдательный ум, оригинальный, чистый слог, истинный талант писателя, они поставили вопрос о художественном значении его творчества для литературного процесса своего времени. Однако противоречивость и многообразие оценок деятельности О.М. Сомова, неоднозначные суждения о нём оппонентов не дают достаточно полного представления о художественной практике Ореста Михайловича и свидетельствуют о необходимости нового обращения к литературному наследию писателя.
Попытки осмысления места и значения творчества Сомова приобрели особую актуальность после смерти литератора. Откликаясь на безвременный уход из жизни Сомова, рецензент NN высказал мнение, что его «потеря весьма чувствительна для любителей лёгкой прозы» [707, 563]. В некрологе Л.Якубовича деятельность писателя получила яркую характеристику: «Покойный Сомов не искал ни почестей, ни богатства: он был истинный Жрец Муз, посвятивший всю жизнь свою единственно литературе» [788,392].
В 40-е годы былую популярность О.М. Сомова отметил В.Г. Белинский [527]. В целом критик не одобрил ни «Гайдамаков», ни «Обозрений российской словесности». Однако своевременность творческих опытов Сомова и их историко-литературная ценность не вызвали сомнений даже у Белинского.
В следующем десятилетии В.П. Гаевский незаслуженно обвинил писателя в отсутствии твёрдых убеждений [573]. Лишь годы спустя удалось доказать ошибочность такого суждения. Выяснилось, что мнение биографа А.А. Дельвига основывалось на неверно приписанных О.М. Сомову работах Н.А. Цертелева, результатом чего и явилась несправедливая оценка деятельности писателя.
К 20-летию со дня смерти О. Сомова появилась биографическая статья А. Грена [591]. Сведения подобного характера содержатся также в воспоминаниях А.И. Дельвига [602], существенно обогативших русскую мемуаристику.
Во второй половине XIX столетия внимание ученых к жизни и творчеству О. Сомова проявилось в публикации писем литератора. Их находят в бумагах писателя-декабриста К.Ф. Рылеева [444], в переписке В.В. Измайлова [445], в частном архиве В.Г. Теплякова [446]. В них он делится творческими планами и замыслами, даёт литературно-критические оценки писателям-современникам, обсуждает новости отечественной журналистики. Письма Сомова имеют большое значение для уточнения сведений о его редакционно-издательской деятельности, позволяют восстановить хронологическую последовательность выполнения издательских планов.
В 80-е годы XIX века в связи с нахождением архива «Литературной газеты» творческая личность О.М. Сомова вызвала интерес П.Н. Полевого. Среди бумаг писателя исследователь отметил «интересное собрание эпиграмм и пародий на современные литературные произведения» [722, 372]. Он оценил талант Сомова-сатирика и пародиста.
В историографии творчества писателя должен быть учтён семитомник «Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина. Хронологический сборник критико-библиографических статей» (1887 - 1899 гг.). Авторы-составители включили в издание и заметки Сомова, скрывавшегося под псевдонимом Семён Осетров. Всё это свидетельствовало о расширяющемся интересе к деятельности писателя и критика на рубеже XIX - XX вв.
Изучение творческой судьбы О.М. Сомова в литературоведении XX столетия осуществлялось по нескольким направлениям. Поначалу исследовательская работа сводилась главным образом к уточнению литературного наследия писателя и воссозданию его жизненного пути. Значительных успехов в этом отношении достиг автор первой монографии о Сомове -С.Н. Браиловский [539]. Стремясь указать все издания, в которых принимал участие писатель, ученый составил первую библиографию его произведений. Он расширил представление о взаимоотношениях Ореста Сомова с писателями-современниками. К примеру, Браиловский высказывает мысль о влиянии Сомова на Пушкина «в народном малорусском направлении», что позволяет, по словам исследователя, «связать имя Сомова не только с биографией великого поэта, но и литературной историей его творчества» [541, 16]. Важен и тот факт, что Браиловский первым собрал воедино противоречивые отклики современников и представил творческую деятельность Сомова как предмет полемики на литературной арене 1820 - 30-х годов. Предпринятая исследователем попытка осмысления деятельности Ореста Сомова не потеряла своего научного значения до настоящего времени. Однако, вбирая обширный фактический материал, работа ученого не содержит полного исследования литературного наследия писателя, которое может стать предметом рассмотрения дальнейшего литературоведения.
Приблизительно в это же время сведения о творческой биографии Сомова появляются в «Русском биографическом словаре» [575]. Автор статьи о литераторе Б. Гарский перечисляет повременные издания, где публиковался писатель, раскрывает ряд псевдонимов О. Сомова и приводит перечень его оригинальных и переводных произведений. К безусловным заслугам Гарского следует отнести составление библиографии исследований XIX века о Сомове. Его работа, как и монография Браиловского, является существенным подспорьем в изучении литературной деятельности писателя.
Исследуя проблему фольклоризма О.М. Сомова, необходимо учесть мнение В.В. Данилова, отметившего интерес писателя к народной поэзии и жизни малороссиян. Анализ его писем к М.А. Максимовичу приводит ученого к утверждению, что «Сомов любил народную поэзию, малорусскую и великорусскую, присматривался и прислушивался к народу» [600, 4]. Этнографические интересы и увлечение народным бытом Украины сближают Сомова не только с Максимовичем, но и с Гоголем. Указывая на «однородность малорусско-романтических интересов Сомова и Гоголя» [600, 21] и настаивая на личном знакомстве писателей, автор говорит о влиянии Сомова на Гоголя «в направлении изучения народной малорусской жизни» [600,21]. Как видим, Данилов, предполагая сосредоточиться на деятельности Сомова-журналиста, не мог не отметить фольклорно-этнографических интересов писателя - существенной составляющей его творческих исканий.
Несомненный научный интерес представляют упоминания о О.М. Сомове в исследовании Н.Н. Трубицына, посвященном выявлению роли народной поэзии в литературном обиходе первой трети XIX века. Рассуждая о народности литературы этого периода, Трубицын находит этнографическое начало в критических статьях, прозе и переводах Сомова. В творческом наследии писателя он выделяет различные произведения, которые условно могут быть разделены на следующие группы. Первая - включает «Недобрый глаз», «Ночлег Гайдамаков», «Оборотня», «Кикимору» и «Киевских ведьм», их объединяет наличие «этнографических элементов» [772, 451] в повествовании. В другой группе произведений «с изображением быта» [772, 451] Со-
мов предстаёт как бытописатель. Подобная тенденция присутствует в повести «Матушка и сынок» и в «Романе в двух письмах». Последняя группа представлена сказками. Следует отметить, что нравоописательные наклонности сказываются и в переводческой деятельности Сомова. По замечанию Трубицына, Сомов выступает переводчиком «любопытной в этнографическом отношении» [772, 114] статьи аббата Фортиса «О нравах и обычаях морлаков, или славян далматских». Исследователь подчёркивает стремление к выражению «колоритности содержания» [772, 135] литературных произведений, проявившееся у Сомова в обилии «малорусских народных терминов» [772, 135], разъясняемых в «словариках». Работа Трубицына побуждает к дальнейшему изучению этнографической деятельности писателя.
Литературоведы начала XX столетия значительно продвинулись в воссоздании творческой биографии писателя, а также в систематизации откликов и оценок его современников. Им принадлежит заслуга собирания фактического материала, осмысление которого стало задачей литературоведения. Ученых объединяет единодушное признание сомовского интереса к этнографии.
В исследовательских работах времен советской эпохи упоминания о Сомове первоначально свазываются с именем Пушкина. В 20-е годы XX века сведения о Сомове привлекаются для установления авторства ошибочно приписываемого Пушкину стихотворения [548]. В следующем десятилетии В.В. Виноградов [559], видя необходимость уточнить рамки творческого наследия А.С. Пушкина, доказывает принадлежность О.М. Сомову ряда рецензий и заметок.
Архивные разыскания XX столетия продолжают открывать эпистолярное наследие писателя. В 30-е годы публикуются письма литераторов к Пушкину, к «колоритной фаланге корреспондентов которого» [443, 588] принадлежал и Сомов. В 50-е годы фрагменты его писем к Н.М. Языкову и В.Ф. Одоевскому, содержащие упоминания о А.С. Пушкине, печатаются в разделе «Пушкин в неизданной переписке современников» [450]. Они расширяют представления о творческой биографии поэта и его литературном окружении.
Проблема «Сомов и Пушкин» имеет различные аспекты рассмотрения. Особенно часто возникает вопрос о взаимовлиянии двух писателей. К примеру, Л.Г. Фризман [778], обращаясь к сомовским «Обозрениям российской словесности» (1828 - 1831 гг.), совершенно справедливо отмечает в них много аналогий с оценками и мнениями А.С. Пушкина и в этом видит их историко-культурное значение. С другой стороны, в произведениях Сомова многие находят источники творческих замыслов Пушкина. Так, Б.Я. Виленчик в статье «Возможные источники стихотворения Пушкина «Гусар» (1984 г.) [558] вслед за Н.Ф. Сумцовым, В.В. Даниловым и З.В. Кирилюк усматривает сходство баллады Пушкина с «Киевскими ведьмами» О.М. Сомова. Не оставляет сомнений сюжетная связь названных произведений с «Вием» Гоголя, который, по мнению учёного, «является, так сказать, их итогом» [558, 211].
Литературно-критическая деятельность Сомова рассматривалась с позиций эстетики декабризма в работах В.Г. Базанова [518], [519], Н.Л. Степанова [643], З.А. Каменского [647]. Однако идейно-политическая атмосфера той эпохи и тенденциозный, социологический подход препятствовали созданию объективных представлений как об отдельных произведениях, так и о творчестве писателя в целом. Вклад О.М. Сомова в развитие русской критической мысли оценён в исследовании Н.И. Мордовченко [701] и коллективном труде «Возникновение русской науки о литературе» [674], [675], [688]. В заглавии статьи Б.А. Трубецкого, названной «Первый манифест русского романтизма» [771], подчеркнуты ведущее значение и новаторский характер трактата «О романтической поэзии». Работа A.M. Крупышева [673] примечательна своим акцентом на культурно-патриотическом аспекте этого произведения О.М. Сомова. В литературоведении XX века трактат «О романтической поэзии» получил достойную оценку, однако, как нам представляется, в нём и сейчас можно найти неосвещённые моменты.
В конце 40-х годов к творчеству О.М. Сомова обращается авторитетный советский исследователь М.К. Азадовский [496]. Учёный отмечает интерес литератора к проблеме народной поэзии и даёт одну из первых развернутых оценок трактата «О романтической поэзии». Исследователь вводит деятель-
ность Сомова в контекст декабристской фольклористики. С писателями-декабристами его сближают повышенный интерес к народной поэзии и стремление к созданию национально-самобытной литературы. Все эти положения отразились в трактате «О романтической поэзии». Азадовский подчеркивает внимание Сомова не только к русскому фольклору, фольклору народов России, но и к мировой фольклорной традиции. Последнее подтверждает сделанный Сомовым перевод отрывка из знаменитого путешествия аббата Фор-тиса. Впервые в работе Азадовского акцент сделан на фольклористических, а не этнографических интересах Сомова, а его творчество включено в историю русской научной фольклористики. Однако роль и место в ней Сомова еще не определены с достаточной полнотой.
Крупнейшим исследователем творчества писателя в литературоведении советского периода является З.В. Кирилюк. В 1961 году ею была написана диссертация «О.М. Сомов - критик и беллетрист пушкинской эпохи» [656], где впервые дан целостный анализ литературной деятельности Сомова. Кирилюк удалось существенно расширить представление о писателе: дополнить новыми эпизодами его творческую биографию, ввести в научный оборот ряд его произведений, систематизировать литературное наследие и доказать принадлежность Сомову некоторых анонимных статей. Важное место в концепции диссертации уделено изучению литературно-критических взглядов и мировоззренческих позиций Сомова, которые во многом определили творческий путь писателя. Так, эволюция литературно-критических взглядов связывается, по мысли исследователя, с влиянием декабризма и с воздействием Пушкина, а «для развития художественного творчества характерен тот же путь от романтизма к реализму, который он (Сомов - М. Ж.) прошёл как критик» [656,242]. Будучи знатоком отечественной и зарубежной словесности, Сомов активно использовал опыт предшествовавшей литературной традиции и, безусловно, не пренебрегал достижениями и классицизма, и сентиментализма. На наш взгляд, не следует ограничивать отдельное произведение или их группу только одним художественным методом - романтизмом или реализмом, возможно лишь говорить о преобладании романтических или реалистических тенденций
в художественном тексте. В конечном итоге к тому же склоняется и сама З.В. Кирилюк. Она признаёт, что «Сомова нельзя считать писателем-реалистом» [656, 243], но «его произведения, в которых явственно проявились тенденции правдивого изображения жизни, сыграли определённую роль в утверждении реализма в русской литературе» [657,15].
Значительный интерес представляет предпринятое 3. Кирилюк изучение фольклора в творчестве О. Сомова. Внимание к народному творчеству проявилось, по мысли исследователя, в стихотворных опытах студенческих лет, в «наивных попытках подражать народным песням» [658, 106]. «В период сближения с декабристами требование обращения к творчеству народа ... стало основой развиваемой Сомовым эстетической теории прогрессивного романтизма» [658, 106], а «в последние годы деятельности ... в изображении быта, характера и творчества народа О. Сомов видит путь к реализму» [658, 106]. Как видим, даже в исследовании, не решающем специальной задачи изучения фольклоризма писателя, вопрос о функции устного народного творчества в наследии литератора поставлен. Следует подчеркнуть, что в отличие от большинства советских литературоведов 3. Кирилюк рассматривает О. Сомова не только как литератора декабристского направления, но и как писателя пушкинского круга.
Особенно примечательной в аспекте изучения фольклоризма О. Сомова является творческая история его стихотворения «Соложёное тесто». По утверждению В.Э. Вацуро, «оно представляет собою пародию на «Овсяный кисель» Жуковского (1816, напечатано в 1818 г.) - произведение, подвергавшееся осуждению даже в ближайшем кругу Жуковского как «грубое» и внеэсте-тическое». По мнению исследователя, «Сомов близко следует за текстом Жуковского, осмеивая с позиций нормативной эстетики «простонародную» тематику и лексику оригинала, сгущая её до вульгарной и натуралистической» [552, 720 - 721]. Однако было ли это осмеяние следствием неприятия со стороны Сомова устно-поэтических тем и народно-разговорного языка или своеобразной постановкой вопроса о мере их использования в художественном
произведении - не известно. Ответ на этот вопрос позволит прояснить лишь исследование фольклористических интересов писателя.
Весьма значительный вклад в разработку проблемы «О. Сомов и фольклор» внесло фундаментальное коллективное исследование «Русская литература и фольклор», охватившее историю взаимоотношений отечественной словесности и народно-поэтического творчества на протяжении XI - XIX вв. В разделе «Литература второй половины 1820 - 30-х годов и фольклор» Р.В. Иезуитова останавливается на достижениях Сомова в области теории фольклора. Так, исследователь отмечает его участие в разработке классификации русских народных песен: «Подобно СП. Шевырёву, О.М. Сомов различает песни лирические и эпические, «повествовательные» [637, 98]. Весьма примечательно также, что наблюдения О.М. Сомова над свойствами русских народных песен были использованы Р.В. Иезуитовой при оценке произведений Н.Г. Цыганова. Отметив, что в них поэту «особенно удаются «быстрые переходы ощущений» [637, 115], исследователь воспользовалась сомовской терминологией. Заслуживает одобрения учёного «продуманная и последовательная концепция жанра «русской песни», в создании которой «О.М. Сомов выступает с позиций новой литературной эпохи, выражает принципы, сложившиеся в науке и критике 30-х годов, т.е. оценивает песни Мерзлякова с исторической точки зрения» [637, 111]. Нельзя не заметить, что эти верные, на наш взгляд, заключения были сделаны Р. Иезуитовой в ходе анализа только одной публикации О. Сомова. Уже это обстоятельство стимулирует дальнейшее изучение литературно-критического наследия писателя с целью обнаружения новых проявлений его фольклористических позиций и интересов.
Заслуги О.М. Сомова на поприще журналистики и в области редакцион-но-издательского дела становятся предметом пристального внимания В.Э. Вацуро. Работая над историей пушкинских изданий, учёный вводит в научный оборот и публикует значительную часть эпистолярного наследия писателя. Письма О.М. Сомова к К.С. Сербиновичу уточняют цензурную историю альманахов «Северные цветы», «Подснежник» и «Литературной газеты», а обширная корреспонденция, адресованная Н.М.Языкову, А.В. Никитенко,
П.П. Свиньину, иллюстрирует повседневную работу по курированию периодических изданий. Исследование Вадима Вацуро, основанное на материалах переписки, создаёт яркое представление о насыщенных литературными занятиями буднях Ореста Сомова. Однако как бы ни были очевидны историко-литературные достоинства работы учёного, все же нельзя не заметить незаслуженного умаления заслуг Сомова на поприще журналистики. К примеру, трудно согласиться с высказыванием Вацуро о том, что «к началу 1830 года Сомов не мог иметь решительного влияния на дела дельвиговских изданий» [441, 285]. Ведь именно от Сомова, ввиду возложенных на него обязанностей секретаря издания, напрямую зависело время выхода в свет очередного выпуска. Кроме того, нельзя отрицать тот факт, что осуществляемые Сомовым дипломатичные переговоры с авторами и привлечение новых лиц к делу издания, работа по собиранию материала для готовящихся изданий существенно влияли на художественный уровень периодической печати. Наводят на размышления и другие сведения, касающиеся журнальной деятельности литератора. Известно, что он вместе с Бестужевым и Рылеевым принимал активное участие в подготовке к печати альманаха «Звёздочка». Не случайно именно у него впоследствии сохранился экземпляр этого запрещённого цензурой издания [555, 73]. По мнению Вацуро, Сомов входил в состав редакционного кружка «Полярной звезды» [555, 80]. Однако эта его функция не привлекла к себе внимания литературоведов и не была освещена с достаточной полнотой даже в исследованиях о литературно-эстетических позициях названного альманаха [681]. Имя Сомова, как правило, меркнет рядом с выдающимися современниками, на их фоне его роль кажется второстепенной. Он очень часто оказывается третьим участником издания: будь то «Полярная звезда», где он следует за Бестужевым и Рылеевым, или «Северные цветы» - за Пушкиным и Дельвигом. Эти обстоятельства способствуют тому, что фактическая деятельность Сомова-журналиста до сих пор остаётся не прояснённой.
Будучи подлинным знатоком и ценителем искусства, Сомов оставил заметный след в истории русской театральной эстетики и критики. Эта сторона деятельности писателя получила подробное освещение в статье
16 Г.А. Лапкиной. Исследователь отметила «прирождённый вкус и верный, точный взгляд» [677, 130], позволявшие Сомову легко улавливать новые веяния в отечественной и зарубежной драматургии.
Существенный вклад в изучение творческой деятельности О.М. Сомова был сделан Н.Н. Петруниной, которая «впервые в советское время собрала наиболее характерные прозаические произведения писателя» [9, 366]. Выбор исследователя не случаен: в центр ее внимания ставится русская повесть, ведь «именно Сомову выпала в середине 1820-х гг. роль одного из пролагателей ее новых путей» [714, 11]. Не менее значительным было издание избранных произведений писателя, предпринятое в 1991 году З.В. Кирилкж [10]. Всё это было результатом растущего интереса учёных к прозаическому наследию писателя.
К 1989 году повести О. Сомова наряду с произведениями В. Одоевского, М. Погодина и Н. Павлова становятся предметом диссертационного исследования Е. Ломовой [684]. Ею предпринято изучение структуры и типологии повествовательных форм в романтической прозе 20 - 30-х годов XIX века. В произведениях Сомова исследователь различает сказовые, эпистолярные и диалогические повествовательные формы.
В конце 80-х годов ученым открываются новые грани творческой деятельности Ореста Сомова. Любовные письма писателя, адресованные С.Д. Пономаревой, а также его дневниковые записи на французском языке послужили материалом для новых исследований. По мнению Е.Е. Дмитриевой-Майминой, в них видятся «зачатки русской психологической прозы» [554, 322] и «предвосхищение рефлектирующего типа письма в переписке литераторов 30-х годов» [554, 323], а также прослеживаются зарубежные литературные традиции. Они обнаруживаются в отголосках романов Кребильона-сына и романа-исповеди «Адольф» Б. Констана и, следовательно, поднимают вопрос о связях словесного искусства России и Франции. Так, публикация и введение в научный оборот новых материалов доказывают «высокое мастерство Сомова как литератора-билингва» [554, 323] и открывают новые особенности в деятельности Сомова-прозаика.
Проблема поиска творческих контактов с зарубежными писателями обратила на себя внимание В.Э. Вацуро. В 2000 году предметом рассмотрения учёного становится тема «Сомов и Ирвинг». В литературном наследии обоих писателей он находит цикл «Рассказов путешественника», обнаруживает огромное количество точек соприкосновения и аналогий в ходе сопоставления «Сказок о кладах» Сомова и новеллы «Вольферт Вебер, или Золотые сны» Ирвинга. Однако даже в исследовании, доказывающем подражательный, несамостоятельный характер творчества Сомова, учёный не мог не подчеркнуть его самобытности. Это подтверждают парадоксальные выводы Вацуро, касающиеся отдельных эпизодов: «Здесь Сомов в своём следовании Ирвингу опережает самого Ирвинга» [550, 143]. Об этом свидетельствует итоговое замечание о свойственном Сомову «совершенно особом типе восприятия» [550, 144] литературного наследия американского писателя.
Новое направление изучения прозаического наследия писателя - в контексте православной традиции - было задано в статье В. Мусия «Мифологические персонажи в повестях О. Сомова и украинский фольклор» (1989 г.) [703]. По мнению учёного, существенная роль в истолковании произведений и трактовке персонажей отводится христианской религии. К примеру, исследователь замечает, что в сомовской «Русалке» разобщённость Горпинки с людьми начинается с любви к «иноверцу, католику» и усиливается посредством обращения за помощью к колдуну, т. е. через выбор пути, отвергаемого православной церковью.
В конце 90-х годов религиозно-нравственный аспект творческих опытов писателя заинтересовал Т.К. Батурову. По мнению исследователя, мотив Дома как духовной святыни звучит в «Отрывках из писем из-за границы» О.М. Сомова. Мотив тоски о Боге, являясь одним из «начал, составляющих великий процесс богообщения» [523, 22] свойственен произведению «Живой в обители блаженства вечного», «мысль о воскресении души и предшествующих ему трагических испытаниях развёрнута ... в «Русалке» О.М. Сомова» [523,38-39].
В статье М.П. Гребневой показано значение христианских представлений в раскрытии идейного содержания произведения «Киевские ведьмы». Исследователь поэтапно прослеживает эволюцию Фёдора Блискавки, осуществляемую «в направлении от христианства к язычеству, от жизни к смерти» [589, 95], и обратную «эволюцию героини - от язычества к христианству, от смерти к новой жизни» [589, 95]. Гребнёва приходит к убеждению, что «христианство оказывается у Сомова символом жизни, символом человека» [589, 95].
Историография литературной деятельности О.М. Сомова весьма обширна. Многие стороны его творческой индивидуальности привлекали ученых разных эпох, тем не менее проблема взаимодействия литературного наследия художника с фольклором хотя и была поставлена, но монографически не изучалась, а проблема фольклоризма писателя ещё далеко не исчерпана и не разрешена. Этой открытостью вопроса, несомненной его важностью и объясняется наш исследовательский интерес.
Предметом исследования является наследие О.М. Сомова: художественные произведения, письма, материалы архивных фондов, хранящиеся в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ), Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Исследуется критическая деятельность писателя.
Научная новизна работы заключается в интегрированном, комплексном рассмотрении духовно-нравственной и творческой деятельности О.М. Сомова в аспекте взаимодействия с народно-поэтической словесностью. В диссертации впервые изучена роль фольклора в литературном наследии писателя в контексте эволюции его творческой деятельности. Выявлено взаимопроникновение, взаимовлияние литературной теории и художественной практики в творческой эволюции О. Сомова. Научная новизна предлагаемой работы состоит также в привлечении неизученных или малоизученных произведений писателя, в исследовании афористического фольклора в его переписке.
Цель диссертации состоит в интегрированном изучении творческой индивидуальности О.М. Сомова и исследовании становления и развития фольклоризма писателя.
Целью работы определяются следующие задачи:
выявить специфику подхода О.М. Сомова к устному народному творчеству, проследить за принципами, методами, формами использования и художественного освоения фольклора писателем;
изучить своеобразие фольклорно-образного мышления О.М. Сомова, особенности использования им поэтики фольклора;
- определить вклад творческой деятельности О.М. Сомова в историю
русской литературы и фольклористики;
Методология диссертации основывается на разработанном отечественной фольклористикой и современным литературоведением понимании поставленных проблем, на конкретных достижениях в области изучения творчества О.М. Сомова. В анализе деятельности писателя, поэта, видного критика и общественного деятеля мы опираемся на культурологический, сравнительно-сопоставительный, историко-генетический, функционально-типологический научные методы. В работе осуществляется синтез эстетического, литературоведческого и фольклористического подходов. Методика исследования опирается на текстологический анализ литературного наследия О.М. Сомова в его сопоставлении с фольклорными источниками.
Теоретико-методологическую основу исследования составили:
труды выдающихся русских ученых XIX - XX вв., исследовавших национальную духовную культуру: А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, А.Н. Ве-селовского, В.И. Даля, А.Н. Пыпина;
исследования крупнейших отечественных литературоведов и фольклористов XX века: М.П. Алексеева, В.М. Жирмунского, П.Г.Богатырева, М.М.Бахтина, М.К. Азадовского, Э.В. Померанцевой, Б.Н.Путилова, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, В.Я. Проппа, Ю.Н. Тынянова, В.П. Аникина, В.Я. Гуревича, Ю.Г. Круглова, Е.М. Мелетинского и др.;
труды в области метода, стиля, поэтики: Л.Я. Гинзбург, Н.Г.Гея, Б. В. Томашевского, М.Б. Храпченко, В.Е. Хализева.
Значительный вклад в разработку проблемы «русская литература и фольклор» внесло четырехтомное исследование Института русской литерату-
ры (Пушкинского дома), где творческие взаимосвязи русской литературы и фольклора прослеживаются на протяжении XI - XIX веков: «Русская литература и фольклор (XI - XVIII вв.)». - Л., 1970, «Русская литература и фольклор (первая половина XIX века)». - Л., 1976, «Русская литература и фольклор (вторая половина XIX века)». - Л., 1982, «Русская литература и фольклор (конец XIX века)». - Л., 1987.
В работах С.Н. Азбелева, Д.В. Абашевой, Т.К. Батуровой, П.С. Выход-цева, А.А. Горелова, монографиях У.Б. Далгат, С.А. Джанумова, Т.В. Зуевой, В.П. Зверева, Л.И. Емельянова, В.Н. Касаткиной, Б.П. Кирдана, С.Г. Лазутина, Л.В. Овчинниковой, Н.И. Савушкиной прослеживается формирование новых методологических принципов в области изучения взаимовлияния литературы и фольклора, новых творческих подходов к решению этой проблемы.
Цели и задачи исследования определили структуру диссертации, которая состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.
Своеобразие прозы О.М. Сомова и проблемы фольклоризма
К 20 - 30-м годам XIX века литературная жизнь России вступает в один из самых ярких и замечательных периодов, ознаменованный именем великого русского поэта А.С. Пушкина. Развитие литературно-эстетической мысли этого времени связано с такими общекультурными явлениями, как романтизм и реализм. Существенная роль в художественном и умственном движении России отводится эстетическим воззрениям декабристов, отстаивавших идеи гражданского служения искусства. Новое время выдвинуло новые вопросы и задачи. Центральное место среди основных проблем отечественной литературы и эстетики заняла проблема народа, его устно-поэтического творчества, побуждая писателей и деятелей русской культуры интенсивнее обращаться к фольклору.
Литературные воззрения О.М. Сомова находятся в тесной взаимосвязи с
его фольклористическими позициями и во многом определяются патриотиче ской устремлённостью духовных поисков художника. Уже в 1821 году он формулирует один из центральных принципов своей творческой концепции. Отвечая Ф.В. Булгарину, выступившему в защиту баллады В.А. Жуковского «Рыбак», О.М. Сомов признался в «истинной беспристрастной любви к оте чественному языку и словесности» [434, 230]. Именно она, по словам крити ка, побудила его написать нелестный разбор произведения «отличного сти хотворца В.А. Ж » [434,229]. Постоянный, с годами растущий интерес ко всему отечественному в разнообразных его проявлениях привёл Сомова к постановке и решению ряда проблем, определил развитие литературно-эстетических взглядов и творческой деятельности писателя.
Как и многие его современники, Сомов не остался в стороне от проблемы народности, тесно связанной, в его представлении, с вопросами постижения национального характера, с размышлениями о фольклоре, о месте и роли устного народного творчества в процессе формирования самобытной русской литературы и культуры. Продолжая мысли В.К. Кюхельбекера и П.А. Вязем 23 ского, О.М. Сомов разработал концепцию создания оригинальной, национально-самобытной отечественной литературы. Достоинства и недостатки поэзии критик напрямую связывает с отражением народной жизни, на этом основании он противопоставляет классическую поэзию французов классической поэзии древних греков и римлян: «У первых она холодна и тоща, ибо чужда тому народу, который её принял; у вторых жива и пламенна, ибо живописует их нравы, образ жизни и господствующие понятия того времени» [434, 240]. Народность вместе с местностью составляет «для соотечественников» «главную прелесть» [434, 242] поэзии и, следовательно, формирует, по мнению критика, национальный вкус - специфический критерий эстетической оценки художественного произведения.
Как уже отмечалось А.С. Куриловым, «Сомов первым заговорил о «достоинстве народности» как важнейшем критерии ценности произведения искусства» [675, 197]. В чём же заключается народность, по мнению литератора? Она достигается благодаря использованию песенного фольклора в художественной ткани произведения. К примеру, анализируя трагедию Гёте «Ифигения в Тавриде» критик отмечает: «Из мест лирических, рассеянных в сей трагедии, превосходно то, где Ифигения в грусти поёт древнюю песнь, известную в её роде и которою кормилица убаюкивала её в колыбели: это песнь, петая в аде Танталу Парками, кои предвещали ему бедствия его поколения. Ужасные картины, мера стихов, согласующаяся с чувствами, придают отрывку сему краски народности» [434, 255 - 256]. Народность сопутствует таланту и проявляется в умении «схватить черты, бывшие народными у греков, и произвести посредством их, в сем необъятном расстоянии веков и нравов, столь сильные и свежие впечатления» [434, 256]. «Достоинство народности», выгодно отличающее трагедию Шиллера «Лагерь Валленштейна», заключается в изображении Тридцатилетней войны, охватившей широкие слои народных масс: «Солдаты, старые и новонабранные, маркитанты, крестьяне -все сие оживляет картину и способствует к её точности» [434, 261]. Народность свойственна произведениям германского поэта Бюргера, «в прекрасных стихах он оживил предания старины и поверья своих единоземцев» [434, 263]. Как видим, в сомовской трактовке народности, существенное значение имеют историческое прошлое и устно-поэтическое творчество народа.
С понятием народности неразрывно связано представление о местности. Эти принципы, как уже отмечалось А.В. Архиповой, формируют «литературу с ярко выраженной национальной спецификой» [514, 294], они неотделимы друг от друга и вместе составляют основу эстетических воззрений литератора. Сомов чётко осознаёт зависимость нравов, обычаев, поверий и образа жизни народа от условий его обитания, от места, в котором он проживает долгие годы. Поэтому в поэмах о народах Востока и слог должен «дышать ароматами Востока» [434, 246], а поэзия мавров призвана «блистать всеми роскошными красками Востока» [434,236]. Исходя из принципов народности и местности, критик оценивает творческие индивидуальности. По его мнению, В. Скотт прежде всего «искусный живописец времён, мест и лиц» [434, 247], Гёте интересен тем, что «в элегиях своих, написанных в Риме, он заставляет нас, кажется, дышать воздухом Италии, рассказывает свои удовольствия и как будто бы сам делается римлянином» [434, 259]. Народность и местность связаны, в трактовке Сомова, с историзмом и правдоподобием. Неслучайно Шекспир считается «верным историком нравов, обычаев тех времён и мест, из коих брал предметы для драм своих» [434, 244]. В художественном произведении критик не приветствует «неограниченной свободы растягивать происшествия, передвигать страны и делать анахронизмы» [434, 243]. Соблюдение указанных принципов позволяет писателю достичь правдивого изображения. В силу этого «живость картин» в поэзии Байрона мыслится результатом «отличного искусства схватывать черты местные» [434, 245].
Проблема художественного вкуса - одна из центральных в литературной эстетике - также находит отражение в произведениях Сомова. В письме 1820 г. автора интересует народный вкус. Последний, как явствует из текста произведения, индивидуально-конкретен, имеет национальную специфику, например, у французов он проистекает из неуместного французского любопытства. Эта природная странность, по наблюдениям Сомова, заставляет толпы народа совершать нелепые поступки. Французам ничего не стоит простоять всю ночь на мосту «ожидая, как Сена будет вскрываться» [440, 174] и т. п. Впоследствии эти и другие происшествия, «угождая вкусу народному» [440,174], становятся материалом для публичных листов.
Годом позднее Сомов пишет о вкусе как о природном свойстве человека, позволяющем верно оценивать художественные произведения: «Природа не одарила их тем разборчивым вкусом, посредством коего могли бы они отличать мед от гнилой тины» [434, 228]. Критерием вкуса должны руководствоваться не только современники, но прежде всего его должен соблюдать сам автор произведения. Отвечая Булгарину, он отстаивает верность своего вкуса: «Ещё благодарю вас, милостивый государь мой, за Мейснерову басенку, в которой малиновка говорит, что солнце совсем не по её вкусу, что, по её мнению, оно могло бы светить, но не ослеплять уже чрез меру. Если этой малиновкой должен быть я, то снова и весьма благодарю вас: птичка сия не совсем худо поёт» [434, 233 - 234]. Время, как мы знаем, доказало правоту Сомова, решившегося высказать в печати то, что составляло содержание личных бесед Жуковского с близкими друзьями, но было важно для литературно-эстетической обстановки эпохи.
Критика и литературоведение о прозе О.М. Сомова
Одним из первых связь прозы писателя с фольклором отметил Б.С. Мейлах. Составляя краткую биографическую заметку о литераторе, учёный высказал мнение о характере использования устного народного творчества писателем: «Для Сомова, в отличие от Гоголя, фольклор и материал народных обычаев не были источником художественных обобщений, а интересовали его с точки зрения этнографической» [697, 571]. Не вызывает сомнений утверждение исследователя об этнографическом интересе О. Сомова к фольклору, а вот то, что фольклор «не был источником художественных обобщений» в творчестве писателя, не представляется доказанным и нуждается в изучении.
К концу 50-х годов М.К. Азадовский, заметив, что «фольклорная струя довольно сильна в его беллетристических вещах» [498, 195], указал новый -фольклористический - аспект исследования прозы О.М. Сомова.
В начале 60-х годов ряд интересных наблюдений по проблеме фолькло-ризма прозы писателя был сделан З.В. Кирилюк. Согласно её точке зрения, развитие фольклоризма Сомова эволюционировало «от простой популяризации народных сказок, поверий и песен до развития свободолюбивых патриотических мотивов фольклора в литературе» [659, 40]. Однако такой путь освоения фольклора характерен лишь для немногих произведений Сомова и не охватывает всего прозаического наследия писателя. Исследователь констатировала многообразие приёмов использования жанров, тем, образов и лексики народной поэзии в произведениях Сомова. Несомненной заслугой З.В. Кирилюк следует считать обозначение роли фольклора в формировании романтической эстетики и становлении реалистических тенденций в текстах Сомова, в высмеивании недостатков сочинений романтиков-эпигонов. Однако трудно согласиться с мыслями исследователя о целях привлечения писателем материалов народной демонологии. По убеждению Кирилюк, они служат «для усиления картины темноты и забитости народа, пустым суеверием которого пользуются проходимцы» [659, 47]. Сложно разделять и трактовку отношения писателя к чудесному: «Считая, что путь к правдивости лежит через отражение народного характера, образа жизни и мышления народа, Сомов видел неразрешимое противоречие в том, что в народных рассказах часто действуют сверхъестественные силы и существа» [659, 303]. По мнению Кирилюк, он «высмеивает романтиков и их страсть к необыкновенному, сверхъестественному» [659, 49]. Необходимо преодолеть обусловленное идеологическими соображениями отрицательное отношение к народным поверьям и суевериям. Эстет О. Сомов явственно ощущал, на наш взгляд, их поэтическую ценность, именно они стали для него иллюстрацией неиссякаемой народной фантазии и прежде всего по этой причине были использованы в его произведениях. Подобный подход к фольклоризму нуждается в детальном обосновании, а значит и литературное наследие О. Сомова требует нового прочтения.
В литературоведении 70-х годов XX века прозаические произведения Сомова изучаются в контексте истории фантастических повестей, основанных на фольклоре. В разработке этого направления русской прозы эпохи романтизма творчество Сомова, как отметил Н.В. Измайлов, занимает одно из первых по времени мест. Нужно отдать должное Н.В. Измайлову, поставившему вопрос о влиянии фольклора на художественное своеобразие сомов-ской «Русалки». Учёный считает, что в данном произведении писатель «даёт традиционной теме свой поворот (визит к колдуну - М. Ж.), зависящий, очевидно, как от положенных им в основу его повести фольклорных материалов, так и от романтической настроенности самого автора» [639, 152]. Однако вопрос о месте и значении фольклора в постижении своеобразия творческой индивидуальности О. Сомова по-прежнему остаётся открытым для литературоведов.
Во второй половине 70-х годов к изучению ряда прозаических опытов писателя обратилась Р.В. Иезуитова. Объектом её рассмотрения становятся фантастические повести, основанные на украинском («Русалка», «Купалов вечер») и русском фольклоре («Оборотень», «Кикимора»). Исследователь сопоставляет эти две, по её мнению, разные группы произведений и выявляет их различия. Так, высказанная ранее Н. Измайловым мысль об «ином характере - менее бытовом, более поэтическом и трагическом» [637, 151], присущем повестям малороссийской тематики, была подхвачена и развита в работе Р. Иезуитовой. Сравнивая произведения, она заметила, что «в повестях, почерпнутых из русских народных преданий», «больше элементов реализма, больше иронии по отношению к народным верованиям; в целом они больше связаны с бытом современной писателю русской деревни, тогда как действие малороссийских повестей приурочено к более отдалённым историческим временам, что в свою очередь придаёт повествованию некий романтический ореол» [637, 130]. Высокой оценки исследователя заслуживает «Русалка» Сомова, в которой найден «замечательный пример органического включения народного поверья в художественно-образную и сюжетно-композиционную структуру литературного произведения» [637, 129]. Анализ произведения опирается главным образом на изложение соответствующего народному поверью сюжета, а «множество подробностей» [637, 129], которыми насыщен текст Сомова, выдаёт в последнем знатока малороссийской народной демонологии. К характеристике фольклоризма писателя добавляется замечание о стремлении «к бережному сохранению грустного, поэтического колорита народных поверий о русалках» [637, 129]. Оно говорит о глубоком постижении эстетики фольклора.
Народная демонология (персонажи и их функции)
Внимание к народной фантастике является одной из характерных особенностей художественного мира О.М. Сомова. Персонажи народной демонологии нередко привлекаются писателем при решении важных общечеловеческих проблем, используются в изображении житейских ситуаций. Действующими лицами его произведений становятся домашние духи («Кикимора»), люди, обладающие сверхъестественными способностями (колдуны, ведьмы), покойники, черти («Видение наяву») и призраки («Самоубийца»). Духи природы представлены в творчестве писателя в лице чарующей водяной красавицы - Русалки. Этот образ разрабатывался О.М. Сомовым в прозаических опытах конца 20-х - начала 30-х годов XIX века. Русалка действует в одноимённом «малороссийском предании», является героиней «Купало-ва вечера» (1831 г.), косвенно присутствует в рассказе «Бродящий огонь» (1831г.).
Фольклорная основа явственно ощущается в каждом из указанных произведений. Уже первое из них строится на поверье о появлении русалок среди людей на зелёной неделе. В примечаниях к тексту автор поясняет, что русалки «по мнению малороссиян, бегают по лесам на зеленой (т. е. Троицкой) неделе, аукают, качаются на деревьях, и если поймают живого человека, то щекочут его до смерти. Посему малороссияне боятся в продолжение сей недели откликаться на лесное ауканье» [9, 145]. Именно в это время старая Фенна, в произведении Сомова, пытается вернуть свою дочь Горлинку, ставшую русалкой. В условленном месте, в назначенный день и час («В последний день зелёной недели, когда солнце шло на полдень» [9, 141], на поляне, где «нет ни былинки, а вокруг разрослись большие кусты папоротника» [9, 140]) безутешная мать сталкивается с таинственным миром водяных кра 87 савиц. Её взору открывается следующая картина: «Вдруг раздался шум: с гиканьем и ауканьем, быстро как вихрь помчалась через поляну несчетная вереница молодых девушек; все они были в лёгкой сквозящей одежде, и на всех были большие венки, покрывавшие все волосы и даже спускавшиеся на плеча» [9, 141]. Здесь внешняя атрибутика и характерные особенности демонологических существ сохраняют отголоски первоначальных народных представлений. По мнению А.Н. Афанасьева, у древних славян русалки сначала соотносились с облачными девами, дожденосными духами. «Впоследствии, ... когда поэтические сказания о небесных потоках были низведены на землю, эти жёны и девы покинули воздушные области и овладели земными водами» [515, т. 3, с. 63]. Длинные, всклокоченные и спутанные волосы русалок сравнивались с «массой сгущенных облаков, ... которые во время грозы расчёсывал бог ветров и молний» [515, т. 3, с. 66], а производимый ими «шум», «гиканье и ауканье», любовь к лёгким пляскам сопоставлялись со звуками грозы. «Лёгкая, сквозящая одежда» русалки соответствовала облику «существа стихийного, во всём её теле замечалось что-то воздушно-прозрачное, бескровное, бледное» [515, т. 3, с. 65]. Обладание вечной молодостью выдавало в ней «владетельницу источников живой воды, всё вызывающей к бытию, всему дарующей красоту, молодость и силы» [515, т. 3, с. 65]. Как видим, трактовка сомовской русалки согласуется с поэтическими воззрениями древних славян, изложенными А.Н. Афанасьевым. Повествуя о том, что Горлинка «пустилась как молния за шумною толпою» [9,142], писатель интуитивно следует древнейшим народным представлениям. Как пытливый исследователь славянского фольклора, Сомов обращает внимание на детали внешнего облика демонологического персонажа. Изображая русалок, он пишет: «на одних венки ... были из осоки, на других из древесных ветвей, так что казалось, будто бы у них зеленые волосы» [9, 141]. Сообщая об этом, автор указывает в примечаниях: «Простой народ в Малороссии думает, что русалки суть утопленницы и удавленницы, произвольно лишившие себя жизни. Одни говорят, что у русалок зеленые волосы, другие просто наряжают их в большие зеленые венки. Сочинитель принял последнее из сих пове 88 рий, а для отличия русалок, одних из них покрыл венками из осоки, других -венками из древесных ветвей. Разумеется, что первые из них утопленницы, а вторые - удавленницы» [9, 143-144]. Таким образом, Сомов воспринял известный ему фольклорный материал и, дополнив малороссийское поверье, вступил в сотворчество с украинским народом.
Старая Фенна всеми силами стремится вернуть дочь в мир живых. Очертив магический круг, она становится невидимой для нечистой силы, что позволяет ей беспрепятственно, по убеждению народа, поймать Горлинку. Первым шагом на пути мнимого превращения русалки в человека становится действие пылающей чёрной свечи: «подняла ее над головой - и мигом зелёный венок из осоки затрещал, загорелся и рассыпался пеплом с головы гор-пинкиной» [9, 141]. Эта сюжетная особенность находит подтверждение в народных обычаях. По наблюдениям А.Н. Афанасьева, «в Черниговской губернии обряд завивания семицких венков называется встречею русалок, а разви-ванье венков (на Петров день) - проводами русалок» [515, т. 3, с. 116].
Мёртвой русалке тяжко, душно с живыми. Она просит позволенья вернуться в «подводные селенья». Устами русалки повествователь знакомит читателя с образом жизни подводных обитателей: «Там весело! там легко! там все молодеют и становятся так же резвы, как струйки водяные, так же игривы и беззаботны, как молодые рыбки. ... Там мы не знаем никаких нужд, всем довольны, плещемся водой, играем радугой, ищем по дну драгоценностей и ими утешаемся. Зимою нам тепло под льдом как под шубой; а летом, в ясные ночи, мы выходим греться на лучах месяца» [9, 141]. К этим словам Горлинки Сомов добавил любопытное в фольклористическом отношении примечание. Здесь он указал, что «луна, по малороссийскому поверью, есть солнце утопленников. Они выходят ночью из воды греться на лучах месяца, которым воображение малороссиян придало теплоту» [9, 144]. Народные рассказы о том, как при лунном свете русалки выходят расчесывать свои волосы, распространены и среди русского населения Восточной Сибири. К примеру, в одной из бывалыцин, записанной в Читинской области, находим: «Он ехал ночью. Там где-то омут был. И на камне сидит русалка. ... - Я еду, - он говорит, - сидит женщина, я смотрю. Вот, гыт, встал, посмотрел, а она чешется. У ей гребень золотой, она золотым гребнем чешется. Ну, гыт. Волосы у ней золотые, блестящи» [458, 50]. В другом тексте читаем: «Темно уж было. Глядь, а на той стороне реки девка идет и поет. Потом всплеск слышим, и плывет она на этот берег. Вышла из воды, вся черная. Села на камень, волосищи длинные распустила и давай чесать, а сама поет» [458, 52]. О местах пребывания и жизненной деятельности русалок у народа существуют свои убеждения. «В Малороссии уверяют, что они показываются с четверга Страстной недели, как только разольются по лугам весенние воды, распустятся вербы и зазеленеют поля» [515, т. 3, с. 72], - пишет А.Н. Афанасьев. Зимой же, «пока лёд оковывает воды», они, как и лешие, «проваливаются в подземное царство» [515, т. 3, с. 72]. Их роскошные хрустальные чертоги блестят «серебром, золотом, алмазами, яхонтами, жемчугом, разноцветными раковинами и кораллами» [515, т. 3, с. 64]. М. Забылин отмечает, что «согласно поверью, русалки живут в кристальных дворцах, построенных на дне рек» [462, 64]. «Во дворце изумрудном» [459, 427] пребывает увлечённый на дно Иван Курчавый - герой русского суеверного рассказа «Марина-русалка».
Сказка в творчестве О.М. Сомова и фольклорная традиция
Творчество многих писателей отмечено вниманием к одному из древнейших видов фольклорной прозы - сказке. Интерес к миру народной поэзии, стремление к выражению духа народа, необходимость создания оригинальной самобытной литературы на национальной основе привели к возникновению литературной сказки, органично сочетающей народнопоэтическое, фольклорное и индивидуально-авторское начала. К 20 - 30-м годам XIX века влияние народной сказки на литературу уже имело свою историю. Стихотворные сказки создавали писатели XVIII века: А.П. Сумароков, И.И. Хемницер, В.И. Майков, Я.Б. Княжнин, М.М. Херасков, И.Ф. Богданович, Г.Р. Державин, И.А. Крылов и др. В начале XIX века увлечение сказкой испытали В.Л. Пушкин, А.Е. Измайлов, П.А. Вяземский. Главным предшественником О.М. Сомова в области прозаической сказки стал А.А. Погорельский.
У современников сказочное творчество Сомова не встретило одобрения. Автора обвиняли в том, что он «переделывает старую погудку на новый лад» [535, 35], в нём видели создателя лубочной литературы: «До сего времени на этом блистательном поприще подвизались только брадатые продавцы книжного изделия, разгуливающие по обширной России с любопытными повествованиями о неимоверной и неслыханной силе знаменитого рыц. Францыля Венецианского... отныне же к общему горю сих брадатых любителей просвещения, и к общему удовольствию всех друзей отечественной словесности... будет заниматься в сем роде наш Вальтер Скотт Орест Михайлович Сомов, ученейший, трудолюбивейший и знаменитейший из всех русских писателей» [535, 35]. «Сказание о храбром витязе Укроме-табунщике» вызвало удивление рецензента «Северного Меркурия». По его мнению, «оно напечатано не в своём месте. Эти вещи для альманахов совсем не годятся: ибо они усердно раскупаются тою частью читающей нашей публики, которая занимается повествованиями о знаменитых подвигах славных Витязей: Еруслана Лазаревича, Бовы Королевича, и других» [660,184]. Таким образом, уже современники считали Сомова автором произведений для широкой демократической публики, т. е. для народа, уже они констатировали вклад писателя в создание литературы для «народного» чтения. Однако значения этого факта им так и не удалость постичь в полной мере, что и проявилось в оценке деятельности Сомова. Лишь много лет спустя исследователь С.Н. Браиловский в своей работе 1908 - 1909 гг. указал на недальновидность этих оценок. Он отметил «непонимание со стороны рецензента того здорового направления русской литературы, которое выразилось в обращении к народным источникам» [539, 155-156].
Не увидев в О.М. Сомове предшественника стилевой манеры В.И. Даля, современники упрекали его в «подражании рассказам Казака Луганского» [745, 598]. Неосновательность и беспочвенность этих упрёков была доказана в начале XX века Н.Н. Трубицыным, который заговорил о Сомове как о «большом сказочнике» [772, 425] и справедливо назвал Ореста Михайловича ближайшим предшественником В.И. Даля. Авторское заглавие «В поле съезжаются, родом не считаются» заслужило укоры современной критики в искажении пословицы: «даже название Повести изуродовано..., ибо русские говорят не В поле съезжаются, родом не считаются, а В поле съезжаются, роднёй не считаются» [745, 598]. Ошибочность суждений рецензента легко раскрыть с позиций фольклористики сегодняшнего дня. Нетрудно заметить, что в данном случае критик не учитывает одного из определяющих признаков фольклора - вариативности, т. е. «изменчивости фольклорных произведений в устном бытовании» [672, 207]. К тому же вариант пословицы, использованный Сомовым, оказался более распространённым. Это подтверждает собрание «Пословиц русского народа» В.И. Даля, записавшего в разделе «Драка - Война»: В поле съезжаются, родом не считаются (от местничества); В поле воля; кто в поле съезжается, родом не считается [460, т. 1, с. 227].
Существенный вклад в изучение сказок Сомова был сделан литературоведением советского периода. Место и роль Сомова в истории освоения сказочных традиций писателями XIX века неоднократно обозначались в работах, посвященных исследованию литературной сказки. К примеру, И.П. Лупанова, изучая творческие взаимосвязи О.М. Сомова и В.И. Даля, вслед за Н.Н. Трубицыным утверждает, что «О.М. Сомов явился в отношении некоторых стилевых приёмов не последователем, но предшественником Даля» [687, 381]. При этом исследователь не исключает возможности обратного влияния, предполагая, что «в последующих сказках («В поле съезжаются - родом не считаются», «Сказка о Никите Вдовиниче» и др.) О.М. Сомов развивает намеченную им балагурно-сказочную манеру изложения за счет равнения на близкий его творческому методу опыт Казака Луганского» [687, 382]. Сопоставление с произведениями В.И. Даля позволяет увидеть своеобразие сказок Сомова: «Однако если со стороны формы сказки О.М. Сомова сходны со сказками Даля, то в содержании они не имеют ничего общего» [687, 382-383]. Иными представляются и цели использования сказочного фольклора: «Для Сомова, писателя декабристской ориентации, сказочная поэзия и в новом периоде остаётся в первую очередь материалом, с помощью которого можно реконструировать картины героической русской старины, подтверждающие исконно героический характер русского человека. Поэтому действие его сказок отнесено к временам «прадедов» («Сказка о медведе Костоломе»), герои их сражаются с половцами («Сказание о храбром витязе Укроме-табунщике»), с татарами («В поле съезжаются...») [687, 383]. Однако, несмотря на ряд верно указанных особенностей сказочного творчества О. Сомова, трудно согласиться с мнением И.П. Лупановой о том, что «сюжеты сказок Сомова почти не связаны с фольклорными, являясь плодом авторского вымысла, обнаруживающего достаточное равнодушие к вопросам жанровой специфики» [687, 383]. Это утверждение исследователя нуждается в изучении и уточнении.
Литературные сказки О.М. Сомова становятся предметом исследовательского внимания и в диссертации З.В. Кирилюк. В произведениях Сомова она замечает наследование традиций не только сказочного, но и былинного эпоса. Исследователь подчеркивает стремление писателя «обогатить русский литературный язык», «широкое использование народной речи», «введение в литературу народного сказа - ритмической рифмованной речи» [659, 47]. По мнению Кирилюк, «Сомов подражает сказочным зачинам и концовкам, использует пословицы и поговорки, его речь мелодична» [659, 47]. Исследователем предпринята одна из первых попыток изучения роли афористического фольклора в произведениях Сомова: «Пословицы и поговорки использованы автором не только для создания определённого колорита, они служат и средством выражения народной мудрости, средством оценки описываемых событий» [659,47].
В 70-е годы З.И. Власова, разделяя мнение И.П. Лупановой, называет О.М. Сомова в числе «предшественников В.И. Даля в литературной обработке сказочных сюжетов» [562, 341]. Как и её предшественница, исследователь не отрицает взаимного влияния, указывая, что «Сомов, впоследствии сам подражал Далю в стиле изложения сказочного сюжета» [562, 341]. По её мнению, «каждый из предшественников Даля по-своему понимал роль сказочного материала в создании жанра литературной сказки» [562, 341]. Для Сомова характерен особый подход к использованию сказочного фольклора: «О.М. Сомов, сохраняя народность сказочной формы, почти не использовал фольклорные сюжеты, стремясь в своих сказках к реконструкции героического прошлого и старинных черт быта» [562,341].
