Содержание к диссертации
Введение
Глава первая Литературные портреты Северянина периода "ученичества" 34
Глава вторая Литературные портреты Северянина периода "покорения литературы" (1913-1918 гг.) 69
Глава третья Литературные портреты Северянина "классическою" периода ...і03
Заключение 145
Использованная литература:
I. Источники 150
II. Исследования 160
Список работ, опубликованных по теме диссертации ..168
- Литературные портреты Северянина периода "ученичества"
- Литературные портреты Северянина периода "покорения литературы"
- Литературные портреты Северянина "классическою" периода
Введение к работе
О состоянии современного северяниноведения Обоснование работы
Творчество Игоря-Северянина1 (Игорь Васильевич Л о т а р е в; 1887 -1941), его поэтическое мировидение, а также многие стороны жизни поэта до сих пор - своеобразная terra incognita в литературоведении и в истории отечественной литературы.
Большая часть посвященных ему современных исследований2 восходит к резюме, содержащемуся в работе "Утопия Игоря Северянина" В. Адамса, входившего в 1920-х годах в литературное окружение поэта: "Мы знаем Северянина как самовлюбленного лирика, не разбирающегося в общественных проблемах, как искусного версификатора, сумевшего вложить в свои субъективистские «поэзы»3 большую напевность и легкость..."4. Когда стремишься понять, на основе каких источников создается подобная историко-литературная реконструкция, выясняется, что надежных документальных материалов, действительно раскрывающих интеллектуальный и духовный мир этого поэта, очень мало. В нашем случае чаще всего над действительными фактами превалируют расхожие клише.
Литературоведческие работы - анализы творчества поэта, а также статьи учебных пособий по истории русской литературы, в которых упоминается имя Северянина, появившиеся за последние 25-30 лет, можно условно поделить на четыре основные группы.
1) Работы, посвященные различным периодам жизни и творчества Северянина, имеющие, в основном, обзорный характер и содержащие, по преимуществу, информацию, относящуюся к биографии поэта. К таковым, в первую очередь, относятся такие работы, как вступительная статья В.А. Кошелева и В.А. Сапогова к Сочинениям Северянина5; статьи С.Г. Исакова6; Р. Крууса ; L. Lauwers .
К ним примыкают предисловия к сборникам его избранной лирики, также содержащие краткие обзоры жизни и творчества поэта - В.А. Кошелева и В.А. Сапогова , В.А. Кошелева10, А. Михайлова и В. Петухова11, Е.Ю. Филькиной12, М.А. Шаповалова13, В. Широкова14.
Особо следует отметить вступительную статью Вс. Рождественского к однотомнику поэта 1978 года15, как первую вышедшую в СССР достаточно полную и объективную работу о Северянине. В ней содержатся ценные сведения о последних годах жизни Северянина. Автор - поэт, лично знавший Северянина еще по дореволюционному Петрограду - сочувственно пишет о его творчестве не только времен "Громокипящего кубка", но и позднего эмигрантского периода. Рождественский был одним из тех, кто в 1941 году готовил публикацию северянинских сонетов о русских композиторах в альманахе, планировавшемся к выпуску в "Издательстве писаіелей" а Ленинграде. Работе помешала начавшаяся война. В статье опубликовано письмо Северянина к Рождественскому из Усть-Нарвы от 20 июля 1941 года16, являющееся его последним известным письмом, адресованным "собрату по перу".
Ценные наблюдения над творчеством Северянина "эстонского" периода содержатся и в статье Ю.В. Бабичевой, предваряющей сборник поэта, выпущенный в серии "Забытая книга"17. Автор впервые обращает внимание на принципы построения северянинских сонетов-"медальонов" - стихотворений-портретов "поэтов, писателей и композиторов". Этот жанр особенно активно разрабатывался Северянином в середине 1920-х годов.
2) Работы о влияниях на творчество Северянина по ии предшественников русского символизма К.М. Фофанова и Мирры Лохвицкой, а также "старших" символистов, - в основном, К. Бальмонта и В. Брюсова.
К ним относятся также статьи Т. Анчуговой , Е. Ивановой , Н. Бочкаревой20, А. Науменко
Одной из важнейших работ указанного типа следует считать статью Н.И. Харджиева "Маяковский и Игорь Северянин" , в которой автор предельно бесстрастно и документировано освещает не только историю личных и творческих взаимоотношений двух поэтов, но и касается вопроса взаимовлияний эго- и кубофутуризма. Статья содержит достаточно оригинальный литературоведческий разбор некоторых программных "поэз" Северянина.
3) Главы учебных пособий по истории русской литературы начала XX века, посвященные футуризму, претерпевают в последнее время своеобразную эволюцию. В 1960-1980-х годах в них, как правило, давалось лишь обзорное изложение творчества Северянина в связи с его пребыванием в "Академии Эго-поэзии (Вселенского Футуризма)". Суть большинства из них заключается в варьировании "партийного" заявления о том, что поэзия Северянина "являет собой типичный продукт буржуазного декаданса, особенно наглядно раскрывающий идейную нищету и предельное оскудение буржуазной культуры, ее вырождение в пошлый мещанский эстетизм"23, а также того, что "несомненную поэтическую одаренность, своеобразное чувство слова, музыкальность ритма - все это Игорь Северянин поставил на службу пошло обывательским идеалам..."24. К подобному выводу, например, приходит автор университетского учебника для филологических факультетов А.Г. Соколов: "Свой талант Северянин разменял на вкусы эстетстБуютттей петербургской буржуазной публики предвоенных и военных лет, живущей декадентски стилизованной жизнью (об этом писал и сам поэт: «моя двусмысленная слава // и недвусмысленный талант» )" .
Далее А.Г. Соколов произвольно объединяет пеі/ербуріск ю "Академию Эго-поэзии (Вселенского Футуризма)" в лице самого Северянина, К. Олимпова и П. Широкова с московским "Мезонином поэзии" в лице Р. Ивнева и называет эго-футуризм, хотя и с некоторыми оговорками, "разновидностью акмеизма". Отметив в творчестве Северянина первой половины 1910-х годов некоторые сходные с акмеизмом черты, - "безоговорочное и радостное принятие мира", "поэтизация современной жизненной гармонии". - он приходит к rmrohv. что. "по сравнению с акмеистами жизнь, которая стилизуется Северяниным «порядком ниже»; это не галантные празднества придворных, где любовь -служение, а современный веселящийся город «золотой молодежи», кокоток-«принцесс», дам полусвета. «Трагедию жизни иреврашіь в іролофаро//" -ьиі ь чем усматривал Северянин назначение поэта и поэзии"28.
В одном из своих следующих учебных пособий, освещающем судьбы русской эмиграции 1920-х годов, А.Г. Соколов посвящает Северянину целую главу. Здесь он также не разделяет петербургский и московский эгофутуризм, хотя отводит ему уже "некое «срединное» место между акмеистическим течением в поэзии и собственно футуризмом" . Несколько абзацев главы повествуют о жизни Северянина в Эстонии. "Стихи Северянина зарубежных лет, - пишет автор, - лишены нарочитой вычурности, стилизации, «стилистических украшений», они становятся проще, сердечнее. В них сказываются высокие черты таланта Северянина, о которых упоминает в своих ранних о нем отзывах Брюсов"30. Однако А.Г. Соколов практически не подтверждает свои выводы ни поэтическими примерами, ни документами, а потому выяснить, в чем же заключаются изменения, произошедшие в мировосприятии и творчестве Северянина "классического" периода, крайне трудно. К тому же при датировке цитируемого отрывка из принципиально важного для Северянина мемуарного очерка А.Г. Соколов допускает фактическую ошибку, извращающую общественную позицию поэта-"дачника" накануне присоединения Эстонской республики к СССР .
Некоторое представление о дореволюционном творческом пути Северянина - эго-футуриста как оппозицию "истинному" футуризму (кубофутуризму, в первую очередь, в лице В. Маяковского) дает соответствующий раздел главы десятой - "Модернистские течения и поэзия межреволюционного десятилетия" - в книге 1972 г. "Русская литература конца XIX - начала XX века. 1908-1917": "Эго-футуристы были, пожалуй, ближе к акмеизму, чем к футуризму. Не случайно «эго-северянисты», как их называли, Георгий Иванов и Грааль-Арельский - затем ушли к акмеистам"32. Очевидно, начало "акмеистическому" взгляду на литературное течение, провозглашение которого приписывается исключительно "поэту претенциозной банальности" положила работа Б.В. Михайловского, освещающая историю русской литературы конца Х1Х-начала XX веков, вышедшая в 1939-м году33.
Достаточно удачным следует признать изложение материала, посвященного Северянину в 4-х-томной "Истории русской литературы", вышедшей в издательстве "Наука" в 1983 году. А.Л. Григорьев - автор раздела главы "Футуризм", посвященного Северянину, - отмечает, что "одной из тем его эгофутуристической поэзии стала иронически трактованная жизнь высшего света и полусвета, воспринимаемая сквозь призму бульварного романа", олнако "...жалобы поэта на недооценку его иронии были неправомерны, так как ирония все же была мало ощутима в его творчестве и весьма часто приобретала черты декадентского эстетизма". Поэтому автор делает вывод, что "основополагающим для северянинской доктрины Лоф) iJpibMu Сыло утверждение всеоправдания, которое приводило к полному общественному индифферентизму"34. Здесь же приводятся и объясняются наиболее удачные образцы словотворчества Северянина, которыми интересовались известный филолог начала XX века Р.Ф. Брандт и такие идейные и поэтические антагонисты как В. Брюсов и В. Маяковский, отчасти использовавшие их в своем творчестве. А.Л. Григорьевым отмечается также влияние поэзии Северянина на творчество А.Н. Вертинского .
После 100-летнего юбилея поэта начинают появляться учебные и научные издания, в состав которых включаются отдельные обзорные главы, целиком посвященные жизни и творчеству Игоря-Северянина. Отметим пособие для учителя П.В. Басинского и СР. Федякина37, где впервые в издании подобного типа делается попытка объективного освещения жизни Северянина "эстонского" периода и дается характеристика его общественной позиции тех лет: "В отличие от многих эмигрантов, Северянин не считал, что истинная Россия оказалась в эмиграции вместе с теми, кто ее покинул... Взгляд Северянина на Советскую Россию лишен попытки реабилитироваться в глазах советских чиновников. Это взгляд человека, который понимает, что пережил свою эпоху и стоит на месте, не зная, куда податься со своей поэзией, в которой по новая Россия не нуждается... .
Учитывая вышесказанное, тем более странным выглядит в наше время издание для гуманитарных вузов, выполненное К.Д. Гордович. где автор, пишет, что, "в отличие от акмеистов, футуристы готовы были с презрением отвернуться от предшественников... Футуризм в России был представлен несколькими группами: кубофутуристы (В. Маяковский, А. Крученых, В. Хлебников); эгофутуристы (И. Северянин); «Мсзошш поэзии» (В. Шершеневич); «Центрифуга» (Б. Пастернак)"39. Некорректность заявления автора названного пособия о "презрительном отворачивании" всех футуристов "от предшественников" проявляется в объединении принципиальных установок различных группировок этого весьма неоднородного течения русской литературы. Так, применительно к Северянину, писавшему в Поэзе истребления (1914. Февраль. СПб.): "Не Лермонтова - «с парохода», / А бурлюков - на Сахалин!.." , и Б. Пастернаку подобное совершенно немыслимо.
Особое место среди книг по истории и теории русского футуризма, в которых представлены и материалы, касающиеся Северянина, занимают работы американского слависта В.Ф. Маркова , а также хрестоматия по русскому футуризму В.Н. Терехиной и А.П. Зименкова42. Их составителей отличает высокий профессионализм в подборке и комментировании художественных текстов и документов, связанных с русским футуризмом.
4) Немногочисленная группа работ, целиком посвященных творчеству и жизни Северянина, включающая в себя кандидатские диссертации A F Секиеру43, В.Г. Макашиной44, С.А. Викторовой . Диссертация В.Г. Макашиной в основном посвящена анализу творчества Мирры Лохвицкой. Поэзия Северянина привлечена здесь лишь в роли доказательно-иллюстративного материала.
Работа А.Е. Секиеру - исследование поэтического стиля Игоря-Северянина с точки зрения его взаимосвязи с различными видами смежных искусств: театра, эстрады, музыки, живописи, кинематографа.
С.А. Викторова делает попытку выявления игрового начала как одного из главных составных поэтики Северянина.
При всей несомненной научной ценности названные диссертации страдают, на наш взгляд, существенным недостатком: их авторы в той или иной степени стараются следовать сложившемуся у значительной части отечественных литературоведов стереотипу, согласно которому Северянин -талантливый версификатор, в чьем творчестве лишь "преломляются", "отражаются", как в кривом зеркале, многие литературные традиции его предшественников и современников. При этом анализируются, за редким исключением, лишь "поэзы" времени его "покорения литературы", то есть 1911-1918 годов. Поэтому ни один из названных исследователей не подходит к раскрытию целостного творческого лица Северянина. Например, С.А. Викторова, заявляя, что "...когда необходимость «дистанцированного» и диалогического способа художественной коммуникации перестала для него быть принципиальной (лирика 20-х, 30-х гг.), он обнаружил себя как поэта искреннего, с серьезной ценностной позицией, но ... такого, каких много , но не подтверждая свой тезис ни одним примером ич творчества Северянина указанного периода. В результате автор не только искажает истинное положение вещей, а, по большому счету, косвенно признается в недостаточном знании значительной части фактического материала. Именно в "эстонский" период творчества (особенно с 1920-х и но 1941 і од) Сеъерянин, как очень точно подметил его младший современник А. Раннит в статье "Новый Игорь-Северянин (К 35-летию литературной деятельности)", "...наконец, нашел путь для определения своих верных возможностей, известные нормы, дающие право строгого таланта. Правда, благодаря этому потерялся прежний образ Игоря-Северянина, образ перебирателя гитарных струн, но он добился в своих произведениях прочности и красоты, достижимых только при соединении трех условий: глубокого бессознательного порыва, строгого его осознания и могучей воли при его воплощении.
Это новые книги Игоря-Северянина, вышедшие в зарубежье -"Классические розы" ... , "Адриатика"47 .. и "Медальоны"48 "..Л, тіл которые я хочу обратить внимание... читателя, чтобы он мог корригировать свое прежнее понятие о Игоре-Северянине. В этих книгах - законы и предметы реального мира вдруг становятся на место прежних, насквозь пронизанных мечтою, в исполнение которой он прежде верил. Но сила жизни и любовь в нем так сильна, что он начинает любить свое сиротство, постигает красоту боли и смерти...
Людям, которым суждено дойти до такого превращения, или людям, обладающим кошачьей памятью, привязывающейся ко всем пройденным этапам духа, новые книги Игоря-Северянина покажутся волнующими и дорогими. Северянин, наконец, заговорил своим подлинным и, в то же время, художественно-убедительным языком..."49.
Об этом же, имея в виду дневниковую запись А. Блока о первой "полноценной книге" Северянина "Громокипящий кубок" (М.: Гриф, 1913)50, говорит в своей биографической заметке о поэте современный исследователь литературы "серебряного века" И.С. Багдасарян: "«Тему» чата поэзии Северянина драма разлуки с родиной, куда он так и не смог вернуться из эмиграции..." .
К подобному типу работ относится и единственная монография, претендующая на более или менее широкий обзор оиоі рафии и іьирчссіьа
Северянина - докторская диссертация Е. Бороновской , которая, хотя и содержит попытку тематического и мотивного разбора северянинской поэзии, но практически не дает основательного, детального анализа тех глубоких изменений, которые произошли в мироощущении и в творчестве поэта в 1918-1921 годов.
Отдельную группу составляют воспоминания "собратьев по перу", в которых, так или иначе, упоминается имя Северянина. К сожалению, авторы большинства из них касаются событий, относящихся только к 1910-м годам, а среди тех, кто вспоминает о жизни и творчестве Северянина "эстонского" периода, как правило, преобладают пристрастные, "узкопартийные" отзывы (как "проэмигрантские", так и "просоветские") литературных или идейных антагонистов поэта. Из их числа назовем мемуары А. Арго53; Л.И. Борисова54; З.Н. Гиппиус55; А.И. Дейча56; Дон-Аминадо57; Г.В. Иванова58; Л.В. Никулина59; И.В. Одоевцевой60; В.Г. Шершеневича61.
Конечно, в первую очередь, это разнообразие оценок было своеобразным знаком времени великого раскола, непримиримой "партийной" борьбы, ослеплявшей идейных противников и заставлявшей попутчиков постоянно демонстрировать свою приверженность к той или иной системе ценностей. Жертвы с обеих сторон были неизбежны.
Именно такое положение вещей имел в виду А. Вертинский, когда в письме от 3 февраля 1955 года делился своими впечатлениями с Л Никулиным по поводу воспоминаний последнего:
"...твоя книга... Она разочаровала меня...
Тебя, конечно, губит партийность, ты не можешь писать правду - а тогда лучше не писать!..
Вот почему твоя книга произвела на меня впечатление «заказа»...
Об этом же, но как бы с другой стороны, пишет исследователь русской эмиграции первой волны М. Филин: "Замкнутый мир - а таковым и была всегда Зарубежная Россия - склонен к гиперболам, к неизбежному и чрезмерному обострению всяческих коллизий, - то, что некогда существовало и почти не замечалось на родине, средь бескрайних природных и политических ландшафтов, здесь, на чужбине, в условиях невероятной узости и плотности жизненного и интеллектуального пространства, приобрело характер всевластной силы, жестко регламентирующей каждый шаг, всякое слово, любой творческий жест. Такой силой, утвердившей свое господство во всех регионах русского рассеяния, была ... партийность.
Именно принадлежность к тому или иному политическому движению, направлению, кружку и т.д. определяла чаще судьбу человека, в том числе и человека творческого..." .
По отношению к Северянину это выглядит несправедливым еще и потому, что для многих из упомянутых авторов пересечения с его поэзией, в свое время, явились в некотором смысле "судьбоносными": по крайней мере, те или иные важные годы их творческой жизни прошли под знаком этого поэтического имени.
Таковыми, например, для Г. Иванова стали 1911-1912 гольт. В мае 1911 произошло его личное знакомство и началось кратковременное сближение с Северянином. В письме А.Д. Скалдину от 29 августа 1911 Г. Иванов писал о Северянине: "Право, мне кажется, И горь С еверянин поэт, и настоящий поэт, а не версификатор только..." 4.
13 января 1912 года Иванов подписал программный документ "Академия Эго-поэзии (Вселенский Футуризм)". В том же году не без участия Северянина под маркою "Эго" вышел его первый сборник "Отплытие на остров Цитеру. Поэзы. Книга 1" (СПб.). Двадцать три стихотворения из сорока, составлявших названную книгу, Г. Иванов включил впоследствии в сборник "Лампада", которым открывал в 1922 году свое несостоявшееся "Собрание стихотворений". Характерно, что его "Сонет-послание /Игорю-Северянину/" ("Я долго ждал послания от Вас..." (1912)) попал в число исключенных.
Вл. Ходасевич, начинавший литературную карьеру (помимо выпуска книг стихов "Счастливый домик" (1908) и "София" (1914)), чтением лекций о месте Северянина в современной поэзии перед публичными выступлениями последнего ("Мне нравятся стихи Игоря Северянина..."), положенными в основу его критических статей о поэте , по свидетельству Н. Берберовой, накануне отъезда за границу в 1922 году в набросках к своей автобиографии отметил: "1914 - Футуристы. Пьянство. «Счастливый домик». Игорь Северянин. Русские ведомости. «София». Отметим, что литературное признание пришло к Вл. Ходасевичу лишь в 1917 году после выхода в свет его третьей и четвертой книг "Путем зерна" и "Тяжелая лира".
"Аполитичный" Северянин прекрасно понимал подоплеку такой литературной борьбы:
"...в этом «рассеянном» отношении к моему творчеству повинна вся русская общественность во главе с г оспода ми Мережковскими, некоторым образом ее дирижерами. У меня 25 томов, но сколько же в них «будуарных» мотивов? Капля в море. Так создаются репутации..." .
Характерно, что книгу избранной лирики "Трагедия Титана: Космос: Изборник I" (Берлин: М.: Накануне, 1923), в состав которой Северянин включил лишь небольшую часть своих дореволюционных "поэз" (о і ГК, "Златолира"00 и АвШ он оставляет меньше половины их содержания), поэт предварил следующим "автопредисловием": "Эта книга значительна своими противочувствами: какие взлеты! какие срывы!.. Художник-индивидуалист, захваченный настроениями масс, - зрелище чудовищноотвратное... Ныне, очищенный муками, я делаю в этой книге сводку всех метаний своего духа, и, пристыженный паденьями, и, окрыленный озареньями, стремлюсь к вселенским вершинам, идя впереди (разрядка Северянина. - Д.П.) своего века, как и подобает Поэту Истому! Берлин, 12. X. 1922" .
Формирование мифа о Северянине как только о поэте - "певце ананасов в шампанском" напоминает историю создания в свое время мифа об А.А. Фете как о "мотыльковом поэте". Подчеркнутый уход от злободневности как реакция на "жуткие" события современности становится своеобразным способом защиты "истинной" поэзии от политизированной "рифмованной беллетристики", как ее понимали, конечно же, со своими творческими, личностными, временными и иными различиями, Фет и Северянин. В.Л. Кошелев в работе "Афанасий Фет как забытый писатель" объясняет это так: "Обращение поэта к «чистому искусству» в условиях эпохи реформ было естественной реакцией «незакомплексованного» человека...
Именно «чистая поэзия» оказывается в представлении Фета самым практическим деянием. Она «спасительна» в самом точном и глубоком смысле этого слова, погружение в нее ограждает от красивой, но не умной «скорби», которая возникает как оппозиция неумным реформам"70. Красноречивое указание на то, что Северянин не только прекрасно осознал эту важную особенность мировоззрения Фета, но и широко использовал ее в своем творчестве, содержит посвященный Фету сонет-"медальон" 1926 года. В нем он, в частности, пишет: "Эпоха робкого дыханья... Где / Твое очарованье? Где твой шепот? / Практичность производит в легких опыт, / Чтоб вздох стал наглым, современным-де... // И вот взамен дыханья - храп везде. / Взамен стихов - косноязычный лопот. / Всех соловьев практичная Европа / Дожаривает на сковороде... // Теперь - природы праздный соглядатай - / О чем бы написал под жуткой датой / Росистым перламутровым стихом?.."71.
Наиболее беспристрастными (но не всегда бесспорными) следует признать сведения о Северянине, содержащиеся в мемуарах ІІ.И. Карпова , Б.К. Лившица73, Г.А. Шенгели74, А.И. Формакова75, Ю.Д. Шумакова76.
До сих пор практически не изучена переводческая деятельность Северянина, являющегося крупнейшим переводчиком эстонской поэзии на русский язык, хотя о принципах и характере северянинских переводов и содержатся некоторые ценные сведения в названных выше статьях С.Г. Исакова: "Игорь Северянин и Эстония", "Игорь Северянин" , а также в разделе "Комментарии", выполненном Р. Круусом к " Соч." .
Неосвещенным остается вопрос о многочисленных гастрольных поездках Северянина как по городам России в 1913-1918, так и Европы в 1922-1935 годах. Работы, посвященные их отдельным эпизодам, например: Хр. Йорданова79; К. Поливанова80; Е. Лубянниковой и Л. Мнухина - не лают сколько-нибудь полной картины этого "всемирного пути". Таким образом, из поля зрения исследователей выпадает еще одна важная составляющая творчества поэта, явившегося, по сути, создателем совершенно нового литературного жанра - эстрадной поэзии.
Случай с Северянином - один из ярких примеров последовательно "традиционного" подхода к названной проблеме. В результате не только извращается "творческое лицо" поэта, но и существенно обедняется общая картина отечественной литературной жизни первой трети XX века. Искажаются ее связи с русской литературой стран расселения эмиграцией "первой волны", которые пусть и не являлись главными центрами такого рассеяния (например, страны Балтии, Румыния, Болгария), но без изучения которых, безусловно, невозможно создание подлинно научной, полноценной истории русского зарубежья XX века.
Кроме того, из поля зрения исследователей выпадает целы:" ряд связанных с Северянином литераторов "второго плана". Забвение их творчества также мешает прояснению литературно-исторического фона указанной эпохи, ибо, как справедливо отметил СТ. Аксаков, "всякий кладет свой камень при построении здания народной литературы; велики или малы эти камни, скрываются ли внутри стен, погребены ли в подземных сводах, красуются ли на гордом куполе, все равно, труды всех почтенны и достойны благодарных воспоминаний" .
Большинством исследователей совершенно игнорируется эпистолярный пласт литературного наследия Северянина. Известно, что характер в документальной прозе по художественному значению - факт не меньший, чем в прозе художественной, ибо "он также является своего рода творческим построением, и эстетическая деятельность, его порождающая, уходит еще дальше, в глубь того житейского самопознания и познания окружающих и встречных, которое является и всегда являлось непременным условием общения между людьми"83. Письма Северянина, особенно 10?0-x-1Q41-ro годов, полные описаниями событий и характеристиками современников-литераторов, позволяют существенно дополнить картину общественной и литературной жизни русской диаспоры в Эстонии, уточнить некоторые существенные подробности непростых отношений внутри эмиграции. Кроме того, письма делают возможным выявить важные детали литературной биографии как самого Северянина, так и упоминаемых им писателей-современников, причем работавших не только в эмиграции, но и в СССР. В этом плане Северянин, не связанный никакими "партийными" установками и обязательствами, - явление достаточно уникальное.
Подавляющее большинство авторов, обращающихся к творчеству и жизни Северянина, пользуются исключительно методом сравнения. Однако поиск и комментирование разнообразных реминисценций, то есть скрытых цитат, переработок "чужих" образов и тому подобного, зачастую оказывается эффективным лишь настолько, насколько исследователь заитттересопптт п раскрытии творческой индивидуальности поэта.
Наиболее полный и научно аргументированный комментарий представлен в избранной "эстонской" лирике поэта, подготовленной Р. Круусом , в издании его писем к А. Барановой, подготовленном Ь. Янгфельдом и Р. Круусом , а также в примечаниях, выполненных Е. Филькиной . Однако и здесь, к сожалению, содержатся лишь самые общие сведения о некоторых персонажах, чьи имена встречаются в некоторых северянинских текстах.
Литературные портреты Северянина периода "ученичества"
Несомненно, что значительное влияние на формирование круга литературных пристрастий Северянина времени "ученичества" оказала поэзия его творческих наставников - Мирры Лохвицкой и К.М. Фофанова, которые справедливо считаются предшественниками русского символизма1. Впоследствии своими предтечами их объявили и петербургские эго 2
футуристы , которые, таким образом, по меткому замечанию А. Крайнего (3. Гиппиус), " ... пытались занять по отношению к современной литературе позицию, которую когда-то заняли «декаденты». Так же принялись они выдумывать «новые слова», точь-в-точь с тем же задором и той же напускной самоуверенностью. Все то же, только помельче: «декаденты» повели себя от Фета, а нынешние - от Фофанова, т о е сть от Фетовского... племянника, что ли..."3.
Для Северянина важнейшими последствиями творческих взаимоотношений с М. Лохвицкой и К.М. Фофановым следует считать: во-первых, освоение их поэтической техники путем глубокой переработки "чужих" образов вплоть до потери ими первоначальной ритмической схемы, часто особой - или "лирическо-иронической", или "изыскно"-возвышенной - их интерпретации; во-вторых, Северянин находится в значительной мере в рамках художественной образности близких ему в это время Фофанова и Лохвицкой; в-третьих, и Фофанов, и Лохвицкая, и Северянин обнаруживаю і ncMd.ioc типологическое и функциональное родство - синтез биографического, индивидуального, личного в поэтическом тексте. Первые опыты Северянина в жанре литературного портрета также связаны с этими именами.
Фофанов для Северянина - "учитель", творческий "отец и владетель"4, "Первый поэт, приветствовавший мое появление в литературе, был К.М. Фофанов...", - как он отмечает в книге воспоминаний Уснувшие весны . "Поэтическому образу" Лохвицкой он признается:
Люблю тебя всей, всей душой ума...6 Духовное родство с Фофановым Северянин подчеркивает вторым именем своего псевдонима:
И сонный лес... О Поэтическую "сладостную легенду" о жизни-мечте Северянин называет по имени Лохвицкой - Миррэлией, см.: ЗЛ и сборник Миррэлия: Новые поэзы (Берлин: Москва, 1922)
Принципиально важный пункт поэтической программы Северянина -"поиски нового без отвергания старого" - тесно связан с творческой концеппиеи Фофанова, призывавшего собратьев по перу: "Ищите новые пути..."12, но совершенно не принимавшего "бесчувственного огня" декадентской Музы "с гаерской клюкой"13.
Провозглашая "популярить изыски"14, Северянин, прежде всего, подразумевает под этим разработку поэтических достижений Лохвицкой, составляющих мир ее песен страстных,
Горячих песен, любовных песен.15 Чрезвычайно важны для понимания творчества Северянина периода "ученичества" его схождения с Лохвицкой, составляющие тождества: душа -лебедь.
Так, у Лохвицкой: ...И дрогнет лебедь пробужденный. Моя бессмертная душа...16, где лебедь - символ духовной чистоты (красоты), и северянинская лилия -совершенство (персонифицируясь с Лохвицкой) и в то же время цветок смерти, - в соединении с лебедем:
На лилий похожи все лебеди...17 У него же под впечатлением могилы Лохвицкой18: Где памятник на зависть всем державам? Где лилии? где розы?.. ...Душа в Эдем стремила крылия... А сквозь туман взрастала лилия...19 Кстати, сюда же через северянинскую Траурную элегию20 примыкает "Умирала лилия лесная..."21 Фофанова, являющаяся эпиграфом к этому стихотворению. Ср. у Лохвицкой: Лилии, лилии чистые, Звезды саронских полей...22 и:
Схороните меня между лилий и роз, Схороните меня между лилий...23 Эти строки были взяты Северянином первым эпиграфом к Симфонии. Образ розы у Северянина тоже часто тождественен образу розы Лохвицкой. Так, на кокетливую просьбу последней:
Литературные портреты Северянина периода "покорения литературы"
Осень 1912 года ознаменовалась распадом "Академии Эго-поэзии (Вселенского Футуризма)". Об участии Северянина в этом процессе мы говорили в третьем параграфе "Введения". Тогда же имела место попытка взаимного сближения Северянина и Гумилева1.
Выборочная созвучность творчества Северянина времени "учеппчгг пза"" выглядит скорее своеобразным "совпадением", чем следствием целенаправленной установки на повторение уже пройденных другими путей. Недаром обширный отрывок из упомянутой нами в предыдущей главе статьи А. Крайнего, подтверждающей такую особенность творчества Северянина, был впоследствии включен в КТИС3. В этом смысле интересно и признание Северянина в письме к одному из попутчиков по эго-футуризму и первых своих литературных критиков Б. Богомолову от 15 июня 1911 года: "Говоря откровенно, я не люблю ни Бальмонта, ни Брюсова, ни В. Иванова, ни Блока, ни
Кузмина. У каждого из них, верю и даже знаю, есть удачные и хорошие стихи, но как поэтов я не люблю их, по разным причинам..."4. R том же письме Северянин сообщал, что любит М. Лохвицкую, К.М. Фофанова, Ш. Бодлера и что ему нравятся Н. Гумилев, И. Эренбург, И. Бунин, В. Гофман, Черубина де Габриак, Тэффи. При всей несхожести творческих принципов и поэтических манер названных поэтов и при несомненной задиристой пристрастности северянинской оценки явно просматривается то, что он отдает предпочтение сторонникам философии "ясности", в достаточной степени свободной от декадентского "тумана". Впоследствии в ПС Северянин признавался: Мои стихи рождались под влияньем Классических поэтов. Декаданс Был органически моей натуре, Здоровой и простой по существу, Далек и чужд. На графе Алексее Толстом и Лермонтове вырос я... Характерно и то, что, выстраивая цепочку своих юношеских литературных пристрастий, поэт пишет о литературе "живой", противопоставляя ее "мертвой": Я к фантастической литературе Питал с младенчества большую склонность - За благородство бедных краснокожих, За чистоту отважных амазонок, За красоту тропической природы, За увлекательный всегда сюжет. Густав Эмар, Майн Рид, Жюль Верн и Купер, Андре Лори, Люи де Буссенар И Памбертон... не вам ли я обязан Живою фабулой своих стихов? Но Эдгар По, Джек Лондон с Конан Дойлем Меня не увлекали никогда. Из мистиков любил я Метерлинка И в Лохвицкой улавливал его Налет. Из скандинавов Генрик Ибсен Едва ль не первый эго-футурист. Оскар Уайльд и Бернард Шоу явно Влиянье оказали на меня. Из классиков Тургенев с Гончаровым Излюбленны мной были: русских женщин Они познали сущность. Мопассан Гуманность воспитал во мне, и Пушкин
Мой дух всегда заботливо яснил.. .5 Таким образом, творческая симпатия Северянина к Гумилеву объясняется, в первую очередь, внутренней "красошй" и "Слаіорид ьо і" лирических героев последнего - отважных исследователей-романтиков. Кроме того, "пошловатое паясничанье" эстетствующего Северянина оказалось явлением, родственным конквистадорской "маске" Гумилева, которая "была попыткой во что бы то ни стало утвердить себя..."0. Немаловажную роль здесь сыграла и безусловно близкая Северянину "...отчеканенность формы, ее строгость и изящество, ... свойственное стиху Гумилева ... ритмическое своеобразие, в частности умелое использование стопы как подвижной и выразительной звуковой единицы..."7.
Показательно, что впервые имя Гумилева появляется в творчестве Северянина в 1909 году в посвящении к стихотворению с характерным названием На строчку больше, чем сонет...8. Характерно и то, что, создавая в 1926-1927 годах сонет-"медальон" Гумилев9, Северянин принципиально упоминает "Путь конквистадора"10 - первую книгу Гумилева, которую тот впоследствии считал наивной и ученической (следовательно, ни в коем случае не акмеистической) и старался забыть11. Для Северянина же - существенный штрих в портрете, практически построенном на названиях книг и стихотворений портретируемого, и, таким образом, требующих от читателя определенной начитанности, представляет изображаемого в его своеобразной творческой эволюции: Путь конквистадора остер. Цветы романтики над ним нависли. И жемчуга на дне - морские мысли -Трехцветились, когда ветрел костер. Их путешественник, войдя в шатер, В стихах свои писания опиеьмил. Уж как Европа Африку не высмей, Столп огненный - души ее простор. Кто из поэтов спел бы живописней Того, кто в жизнь одну десятки жизней Умел вместить? Любовник, Зверобой, Солдат - все было в рыцарской манере. ...Он о Земле тоскует на Венере,
Вооружась подзорною трубой.12 У Гумилева внимание к творчеству Северянина впервые документально засвидетельствовано в 1911 году. Тогда среди его рецензий в рубрике "Письма о русской поэзии" журнала "Аполлон" появился и отзыв на брошюру Северянина Электрические стихи13, в которой он, в частности, отметил: "...интереснее всех, пожалуй, Игорь Северянин: он больше всех дерзает. Конечно, 9/10-х его творчества нельзя воспринять иначе, как желание скандала или как ни с чем несравнимую жалкую наивность. Там, где он хочет быть элегантным, он напоминает пародии на романы Вербицкой14, он неуклюж, когда хочет быть изящным, его дерзость не всегда далека от нахальства... Но зато его стих свободен и крылат, его образы подлинно, а иногда и радующе неожиданны, у него есть уже свой поэтический облик"
Литературные портреты Северянина "классическою" периода
Корпус первого оригинального сборника Северянина, вышедшего вне России, СОЛ, написанного одним размером - 4-СІОІШЬШ ямбом, включает несколько сюжетно связанных "поэз", представляющих фрагменты неосуществленной автобиографической "Поэмы жизни"1. Говоря о себе в Интродукции, открывающей сборник, Я - соловей: я без тенденций И без особой глубины... Я - соловей, и, кроме песен, Нет пользы от меня иной. Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной!, поэт заявляет о коренном изменении своей литературной позиции. "Из эгофутуриста, каким он был в начале 1910-х гг., поэт превратттается в ярого противника модернизма и всячески декларирует свою любовь и верность русской классической традиции" .
Сборник фиксирует изменение и его лирического героя: место самоуверенного, греющегося в лучах собственной слааы, ирсоИраіиш,Сі о "толпу" гения занимает оторванный от родины, измученный "вселенским" разладом, сомневающийся в судьбах мировой культуры и в себе человек . СОЛ содержит ряд пьес, которые и сюжетно, и логически подпадают под северянинское определение "разбор собратьев", а одноименная "поэза" , включенная в сборник, позволяет выделить некоторые существенные критерии такого "разбора": Никто друг другу не подсуден, И каждый сокровенно жив... Но не сказать о них ни слова -Пожалуй, утаить себя... Моя душа сказать готова Все, беспристрастье возлюбя. Тем мне простительней сужденье О них, что часто обо мне Они твердят - без снисхожденья, Не без пристрастия вполне... Я Пушкиным клянусь, что святы Характеристики мои, Что в них и тени нет расплаты За высмеянные стихи! Отметим, что в начале 1920-х годов Северянин отказывав гея от специфического названия своих поэтических произведений - "поэза" - и переходит к традиционному - "стихотворение". О внутренних изменениях северянинской поэзии, сопровождавших этот процесс мы говорили в первом параграфе раздела "Введение" данной работы.
2. Большинство северянинских портретов "классического" периода является особыми сонетами-"медальонами", многие из которых вошли в МЕД. Из ста сонетов, составляющих корпус сборника, девяносто шесть были написаны им в 1925-1927 годах в Тойле - в Эстонии, два в Петербурге (Петрограде): Мопассан - в апреле 1912 года и Россини - в 1917 году, два в 1933 году: Дучич - 5 сентября в Югославии в словенском замке Храстовец и Христо Ботев - 25 декабря в Софии в Болгарии.
Весьма вероятным представляется заимствование Северянином заголовка сборника у поэта-современника В. Бородаевского, назвавшего "медальонами" один из циклов своей книги "Стихотворения. Элегии, оды, идиллии"5. Возможность подобного факта вытекает из следующего:
1) и у Бородаевского, и у Северянина "медальоны" - своеобразные литературные портреты;
2) в обоих случаях они выполнены в форме сонетов, написанных традиционным размером для подобного рода стихотворений в русской поэзии - пятистопным ямбом;
3) посылка и развязка в смысловом отношении часто опираются у обоих на имена персонажей и названия книг героев "медальонов". К примеру, у Бородаевского в сонете "Бальзак" упоминаются "ведун Ламберт и томный Растиньяк", а также "андрогин крылатый - Серафита"6; у Северянина сонет Ахматова, взятый нами для примера произвольно, почти полностью построен на названиях книг поэтессы: Послушница обители Любви Молитвенно перебирает четки... ...Уж вечер. Белая взлетает стая. У белых стен скорбит она, простая. Кровь капает, как розы изо рта. Уже осталось крови в ней немного, Но ей не жаль ее во имя Бога;
Ведь розы крови - розы для креста... Однако шесть "медальонов", составляющих цикл Бородасьскої о, являются портретами западных мыслителей, ставших на момент написания сонетов достоянием истории. Все они внутренне близки примыкавшему к символистам автору мистическими, богоборческими исканиями, - кроме названного "Бальзака" в цикл вошли сонеты "Святой Франциск", "Мильтон", "Паскаль", "Сведенборг", "Калиостро".
Северянинский сборник, имеющий подзаголовок "Сонеты и вариации о поэтах, писателях и композиторах", составляют, по большей своей части, портреты соотечественников-современников.
Классический "итальянский" сонет Ьородаевского, построенный по схеме: АББА + АББА + ВГВ + ГВГ (где последовательно могут чередоваться и женские, и мужские рифмы), содержит подчеркнутое разделение авторского "я" и "ты" адресата - недосягаемого образца, некоего раз и навсегда установленного памятника, ср., например, в "медальоне" "Сведенборг": Кто, охмелевший бездной Сведенборг, Встречал тебя на скалах первозданных, - Денница ли с изгибом уст желанных, Сулящий в дар свой ледяной восторг? Как отвечал ты Князю искушений, Воздвигнутый горе, к иным кругам В обители лазоревых видений? Но голос твой, завещанный векам, Звучит темно и глухо о святыне,
Как колокол затопленный в пучине. "Французский" контаминированный сонет Северянина, имеющий схему: АББА + АББА + ВВГ + ДДГ9 (мужские и женские рифмы здесь могут также последовательно чередоваться), даже в случаях обращения автора к образам художников, выдержавших на момент написания "медальона" проверку временем, то есть ставших признанными классиками, несет в себе органическое соединение фактов чужой жизни и личности с лирической рефлексией автора. Именно смешение литературного факта и бытовой подробности адресата, всегда в сравнении с поэтическим статусом самого автора, создает у Северянина оценочный эффект, оно же обуславливает внутреннюю цельность его книги.
