Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Западноевропейская традиция в сказках Лидии Чарской 31
1. Мифопоэтическое в книге сказок Лидии Чарской 31
2. Уроки Э.Т.А. Гофмана в сказках Лидии Чарской 57
3. Андерсеновская рецепция в стиле сказок Лидии Чарской 62
Глава 2. Способы создания внутренней формы книги «Сказки голубой феи» Лидии Чарской 106
1. Сюжетостроение книги сказок Лидии Чарской 106
2. Черты художественного синтеза в сказках Лидии Чарской . 137
Заключение 166
Библиография 171
- Мифопоэтическое в книге сказок Лидии Чарской
- Андерсеновская рецепция в стиле сказок Лидии Чарской
- Сюжетостроение книги сказок Лидии Чарской
- Черты художественного синтеза в сказках Лидии Чарской
Введение к работе
Серебряный век, его литература и культура, необычайно притягательны для исследователей. Историки литературы обращают свое внимание и на характерные, доминантные черты стиля эпохи1 (художественный синтез, жизнестроительность, стилизация, романтическое двоемирие, лирико-философский план), и на черты индивидуального стиля писателей, отразивших свое время и героя этого времени2.
Произведения Лидии Алексеевны Чарской (1878 [75?]-1937)3, в том числе и книга «Сказки голубой феи», создавались в эпоху серебряного века, по^ словам Н.А. Бердяева, в одну «из самых утонченных эпох в истории русской культуры». Это было время, когда человек, пожалуй, впервые встал на пороге достижения невероятных высот в.развитии духовном, научном* и техническом4. Идеей обновления' были охвачены, абсолютно все стороны жизни. А.А. Блок так писал об этом явлении: «Явно-обновляются пути человечества; новый век, он действительно* — новый век; русская
Дефье О.В. Концепция художника в русской прозе первой трети XX века: типология, традиции, способы образного воплощения. Дисс. ... доктора филологических наук.— М., 1999. Мескин В.А. Кризис сознания и трагическое в русской прозе ХГХ-началаXX века. Дисс.... доктора филологических наук.— М., 1992. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века (поэтика символизма).— М., 1999.
2 Боровская Е.Р. Герой-художник в русской прозе начала и конца XX века. Дисс. ... канд. филологических наук.— М., 2000. Васильев С.А. Поэтический стиль В.Хлебникова. Словесно-звуковая образность. Дисс. ... канд. филологических наук.— М., 1997. Завгородняя Г. Алексей Ремизов. Стиль сказочной прозы.— М., 2004. Дворяшина Н.А. Художественный образ детства в творчестве Ф.К. Сологуба.— Сургут, 2000. Колосова С. «И воин, и всадник» Николай Гумилев: прозаик и поэт.— М., 2004. Невинская И. «В то время я гостила на земле...» (Поэзия Ахматовой).— М., 1999. Рогачева И. В поисках утраченного... Две редакции «Золото в лазури» Андрея Белого.— М., 2002. Секриеру А.Е. Художественный синтез в творчестве Игоря Северянина. Дисс. ... канд. филологических наук.— М., 1998.
«Лидия Алексеевна Чарская род. 19го января 1878 года в Санкт-Петербурге». Чарская Л.А. Открытое письмо Э.П. Юргенсону. 13 октября 1912 // РНБ, ф. 124 (собр. П.Л. Вакселя), ед. хр. 4664.
Об этом см.: Минералова И.Г. Русская литература серебряного века (поэтика символизма).— С. 15-23.
душа ломается; много старого хламу навалено, многие молодые ростки придавлены...»5. «Мыслящая» Россия понимала, что живет на рубеже эпох, между двумя непохожими друг на друга историческими периодами. «Последняя цель культуры» А. Белому виделась в «пересоздании человечества (выделено нами — прим. A.M.)»6. От нового века ждали либо качественного изменения мира через его очищение, либо рождение нового. «Тогда времена были в некоем смысле младенческие (выделено нами — прим. A.M.)», — вспоминал годы спустя Б.К.Зайцев. Столь своеобразное ощущение эпохи не только способствовало развитию темы и образа детства, но и расширению их семантики от истока жизни отдельного человека к многозначности и вариативности этого самого всего человечества.
Идея младенчества актуализирована философией Ф. Ницше, властителя.дум творческой интеллигенции тех лет. Воспринятая, в первую очередь, русскими символистами, идея младенчества была разработана ими в русской литературе. А. Белый пишет: «Бренную душу у нас вырывает Ницше для того, чтобы мы превратили ее в колыбель будущего. ...свое вовсе не свое: оно — общее дитя: дитя человечества-(выделено нами — прим. A.M.), в котором идет борьба
вырождения с возрождением (выделено нами — прим. A.M.)» . Претворяя в жизнь эти, пожалуй, несколько отвлеченные от реальности идеи, Вяч. Иванов пишет поэму «Младенчество» (1913-1918), в которой обращается к истокам и своего детства, и своего творчества. Таково же, например, «Детство» М.Горького (1913), «Жизнь Арсеньева» И.А. Бунина (1930), «Под новым серпом» К.Д. Бальмонта (1923), «Котик Летаев» А. Белого (20-е гг.). Детство
5 Блок А. А. Собрание сочинений. В 6 т.— М., 1971.— С. 354.
6 Белый А. Символизм и философия культуры // Белый А. Символизм как
миропонимание. /Сост., вступ, ст. и прим. Л.А. Сугай.— М., 1994.— С. 23.
7 Зайцев Б.К. Сочинения. В 3 т. Т.2.— М., 1993.— С. 460.
8 Белый А. Указ. соч.— С. 180.
как феномен отражено в творчестве Л.Н. Андреева9, Б.К. Зайцева10, А.И. Куприна11, Ф.К. Сологуба12, М.И. Цветаевой13, И.С. Шмелева14 и многих других художников слова рубежа XIX-XX веков. Исследователь образа детства в творчестве Ф.К. Сологуба, Н.А. Дворяшина, отмечает, что «обращение к истокам всего, и, в первую очередь, жизни человека — его рождению, миру детства, отрочества»15 характерно в целом для русской литературы XX века.
В связи с этим, феномен Лидии Чарской, любимой писательницы детской читающей аудитории России в тот период, не случаен. Начало ее литературного труда совпало с началом XX века (первая« книга — повесть «Записки институтки» — издана в 1901 году), и поэтому творчество Лидии Чарской есть плоть от плоти культурной эпохи, называемой серебряным веком. Педагог, писатель, актриса — она творчески воспринимает идеи именно Ф. Ницше16, романтика и поэта и обращается, непосредственно, к самому истоку
9 Мартынова Т.И. Образ ребенка в рассказе Леонида Андреева «В подвале» //
Мировая словесность для детей и о детях. Вып. 8.— М., 2003.— С. 168.
10 Рыжкова Н.С. Провинциальный город в детском восприятии в романах
И.А. Бунина «Жизнь Арсеньева» и Б.К. Зайцева «Тишина» // Мировая
словесность для детей и о детях. Вып. 7.— М., 2002.— С. 201.
11 Архипов Д.Н. Авторское изображение детей и детства в романе «Жанета»
А.И. Куприна // Мировая словесность для детей и о детях. Вып. 7.— М., 2002.—
С. 91.
1 ?
Дворяшина Н.А. Художественный образ детства в творчестве Ф.К. Сологуба.— Сургут, 2000.
13 Осипова Н.О. Архетип детства в художественном сознании М. Цветаевой //
Мировая словесность для детей и о детях. Вып.З.— М., 1998.— С. 19.
14 Черников А.И. Мир детства в творчестве И.С. Шмелева // Мировая словесность
для детей и о детях.— М., 2000.— С. 75.
15 Дворяшина Н.А. Указ. соч.— С. 6.
16 «Человек времен Домостроя, — пишет Лидия Чарская в педагогическом очерке
«Профанация стыда», — не мог чувствовать себя нравственно сильным, как
человек Ницше. Он не чувствовал себя тем, хотя бы канатом, протянутым от
сверх-человека к животному, о котором говорит бессмертный философ-поэт в
прологе своего "Заратустры"» (Чарская Л.А. Профанация стыда.— Спб.-М.,
1909.—С. 7).
жизни . «С самого раннего детства, как некогда древние эллины демонстрировали культ красоты тела человека, так мы должны воспитывать его (ребенка — прим. A.M.) душу, пробуждать в нем все гордое, человеческое, прекрасное, к чему он, как к солнцу (выделено нами — прим. A.M.), должен стремиться шаг за шагом, каждым фибром своего существа». Эти слова Лидии Чарской, обращенные к родителям и воспитателям в очерке «Профанация стыда»18, произносятся ею как руководство к деятельности педагога. В них автор явно ссылается на концепцию Человека Ф. Ницше и афористическое ее звучание в пьесе М. Горького «На дне» («Человек — это звучит гордо!»). «Этика души ребенка, — продолжает Лидия Чарская, — это целая наука, целая поэма и целое откровение (выделено нами — прим. A.M.). К ней надо подступать нежно, чуть слышно...»19. В этом важном положении, реализованном писательницей уже посредством художественного слова, кроется секрет признания" и даже обожания ее детьми. Обозреватель детской литературы рубежа XIX-XX веков Н.В. Чехов пишет об этом так: «Если считать наиболее популярным писателем того, чьи сочинения расходятся в наибольшем числе экземпляров, то самым популярным детским писателем должна быть признана в настоящее время г-жа Л. Чарская» . С ним соглашается и критик К.И. Чуковский, отмечая в своей острой, полной сарказма статье о детской писательнице следующее: «Слава богу: в России опять появился великий писатель, и я тороплюсь поскорее обрадовать этой радостью Россию»21. Спустя
Сравним: «Он (Ф.Ницше — прим. A.M.) приглашает любить страну наших детей...; наша честь в том, чтобы поняли мы, куда приближаемся в детях (выделено нами — прим. A.M.)» II Белый Л. Указ. соч.— С. 180.
18 Чарская JI.A. Профанация стыда.— С.8.
19 Там же.
20 Чехов Н.В. Детская литература (Библиографический указатель).— М., 1909.—
С. 141.
21 Чуковский К.И. Лидия Чарская // Чуковский К.И. Сочинения в 2 т. Т.1.— М.,
1990.—С. 430.
почти три десятка лет с начала литературной деятельности Лидии Чарской, к этому феномену возвращается писатель с мировым именем Ф.К. Сологуб, переживший тяжелые годы Октябрьской революции и гражданской войны. В своей неизданной статье о писательнице (1926) он отмечает: «На всем протяжении русской детской литературы (а может, и всемирной) не было писателя, столь популярного среди подростков, как Л. Чарская. Популярность Крылова в России и Андерсена в Дании не достигала такой напряженности и пылкости. И эта популярность была вполне заслужена Чарской» . Обусловлена она была тем, по мнению писателя, что «Чарская заговорила с ними (детьми — прим. A.M.) как с совершенно равными и равноценными ей людьми (выделено нами — прим. A.M.)...» . Действительно, ее книги лидировали по спросу в детских библиотеках, книжных магазинах, ее повести, сказки, стихи обсуждались читателями на страницах журнала «Задушевное слово»24, ее произведения вдохновляли маленьких читателей на сочинение самостоятельных поэтических и музыкальных творений25, наконец, дети ее ставили на одну ступень с А.С. Пушкиным26, а сравнение с ней как с
Сологуб Ф.К. Статья о Лидии Чарской // ИРЛИ. Архив Ф.К. Сологуба (Тетерникова), ф. 289, оп. 1, ед. хр. 571. В рукописи названия у статьи нет. Впервые опубликована в составе статьи Е.О. Путиловой «Ф.К. Сологуб и Л. Чарская» (Русская литература, 1995, № 5, с. 162.). Более подробно см. на с. 16.
23 Там же.
24 В качестве примера приведем одно из многочисленных писем о произведениях
Лидии Чарской: «Дорогие товарищи!... Я уже давно интересовался Ермаком, но
ни одной из прочитанных мною книг о нем не заинтересовался так, как «Грозной
Дружиной». Особо меня поразила в этой повести твердость характера Алызги».
(Сережа Новаков, 13 лет) // Задушевное слово для старшего возраста, 1912, №52,
28 октября.
25 Таковы, например, юношеское стихотворение М.И. Цветаевой «Памяти Нины
Джаваха» (1909) и вальс «Вороненок», посвященный Л.А. Чарской и написанный
юным Александром Берхманом по прочтении «чудной повести» «Записки
институтки» (Задушевное слово для старшего возраста, 1903, №6, 8 декабря).
26 «Уравнивание» в детском сознании знаменитой писательницы с великим
русским поэтом М. Кузмин представил в своем рассказе «Где все равны» (1913):
«Когда мы (герои рассказа — девочки и мальчики — прим. A.M.) несколько
подросли..., все время проводили в спорах о том, кто лучше: мужчина или
женщина. <...>
сочинительницей считалось для юного поклонника лучшим
комплиментом . «Чарская имела головокружительный успех, и теперь, поняв, как это трудно — добиться успеха (выделено нами — прим. A.M.), я вовсе не нахожу, что ее успех был незаслуженным», — замечает В. Панова с позиции уже маститого литератора .
Некоторые советские писатели, в прошлом юные читатели Лидии Чарской, признают, что через восприятие ее произведений учились, в первую очередь, умению переживать простые человеческие чувства, такие, как, например, любовь, а уже затем проникали в особенности ее индивидуального стиля. Так, Л. Пантелеев, один из авторов «Республики ШКИД», в очерке «Как я стал детским писателем» называет источник своей любви к книге и к художественному слову: «Среди многих умолчаний, которые лежат на моей совести, должен назвать Лидию Чарскую, мое горячее детское увлечение этой писательницей. <...> Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал ее книги, отголосок этого упоения до сих пор живет во мне — где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманящие запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны.<...> А я свидетельствую: любил, люблю, благодарен за все, что она (Лидия Чарская — прим. A.M.) мне дала, как человеку, следовательно, как писателю
Л вы не можете быть гусарами.
Л вы не можете быть кормилицей.
А Пушкин был мужчиной, что, взяла?
А у нас есть Чарская (выделено нами — прим. A.M.)». (Сказка серебряного века. /Сост. и коммент. Т. Берегулева-Дмитриева.— М., 1994.— С. 396),
27 Свидетельством этого служит фрагмент переписки А. Куприна с дочерью,
К. Куприной. «Пиши о себе, о подругах, о сестрах, начальстве, прогулках и
приключениях. Я хочу, чтобы у тебя вырабатывался письменный язык», — пишет
своей дочери А. Куприн. «Я ответила отцу, — замечает К. Куприна, — после чего
он прислал мне такое письмо: «Милая Лидия Чарская! Нет, нет... Ты лучше ее
пишешь... Дорогая Ксения Куприна! И тоже нет...» (Куприна К.А. Куприн —
мой отец.—М., 1979,— С. 121).
28 Панова В. Заметки литератора.— Л., 1972.— С. 150.
(выделено нами — прим. A.M.) тоже» . Другая характеристика принадлежит Ю. Друниной, объясняющей уроками Лидии Чарской свой жизненный путь и путь своих сверстников, ушедших в 1941 году защищать Родину: «Есть, по-видимому, в Чарской, в ее восторженных юных героинях нечто такое — светлое, благородное, чистое, что... воспитывает самые высокие понятия о дружбе, верности и чести... В сорок первом в военкомат меня привел не только Павел Корчагин, но и княжна Джаваха (выделено нами — прим. A.M.) — героиня Лидии Чарской...» . Возвращаясь в собственное детство, Б. Васильев говорит о писателе, внушившем ему любовь к Истории: «...другой русский писатель» Лидия Алексеевна Чарская, «чьи исторические повести — при всей их наивности! — не только излагали популярно родную историю, но и учили восторгаться ею (выделено нами —
прим. A.M.)» .
Творчество Лидии Чарской , безусловно, вызывало горячий интерес и бурно обсуждалось современниками. Характер дискуссии, развернувшейся в 10-х годах XX века вокруг творчества Лидии Чарской, весьма ярко представлен исследователем детской литературы Н.А. Савиным. Он пишет, что ее имя «...вызывает почти всегда ожесточенные споры. Одни стоят за нее, признавая её за писательницу выдающуюся, талантливую; другие — не только отрицают всякое достоинство за ее литературными произведениями,
29 Пантелеев Л. Как я стал детским писателем // Пантелеев Л. Собрание
сочинений. В 4 т. Т.З.—Л., 1984.—С. 316-317.
30 Цит. по: Шеваров Д. «Я, по всей вероятности, не переживу осени...» // Первое
сентября, №68,23 сентября, с. 3.
31 Васильев Б. Летят мои кони. Т.2.— М., 1988.— С. 39. Другие примеры
подобных мнений см. в статьях Е.О. Путиловой, Е. Полонской (см. библиографию
к диссертации), а также: Сеф Р.С. Предисловие // Чарская Л. Сказки голубой
феи.— М., 1994.— С. 5. Феона И., Капелюш М. Воспоминания о Чарской // Нева,
1998, №3, с. 231. Шеваров Д. «Я, по всей вероятности, не переживу осени...».—
С. 7.
32 Уточним, что в задачи данного исследования не входит детальное изучение
биографии Лидии Чарской. Жизнь писательницы весьма подробно освещена в
публикациях историка детской литературы Е.О. Путиловой. См. библиографию к
диссертации.
но готовы находить в основных мотивах ее творчества, в самой трактовке сюжета нечто вредное»33. К числу первых относится педагог и исследователь детской литературы Н.В.Чехов. В 1909 году он называет Лидию Чарскую самой популярной писательницей своего времени: «Актриса по профессии, г-жа Чарская обладает живою фантазиею и вполне литературным слогом. Сочинения ее всецело принадлежат к романтическому направлению (выделено нами — прим. A.M.) в детской литературе...»34. Кажется, общее мнение высказано критиком газеты «Театральный день» города Вильна, неким «-ъ». В рецензии на историческую повесть «Паж цесаревны» он утверждает, что свою популярность Лидия Чарская вполне заслужила: «Рассказы ее живы, увлекательны и с удовольствием читаются не только детьми, но и взрослыми»35. Упоминаемый уже Н.А. Саввин, а также В. Русаков, М. Гловский и В.И. Родников высказывают в своих публикациях позитивную оценку произведениям писательницы36.
К числу тех, кто видел в книгах Лидии Чарской лишь вред, принадлежат 3. Масловская37, В, Фриденберг38 и, безусловно, острый критик 10-х годов К.И. Чуковский39, чья статья в газете «Речь», с
Саввин Н.А. Опыт ежегодника детской литературы. Детская литература и журналистика за 1908 г.— М., 1910.— С. 52.— (Учительская библиотека).
34 Чехов Н.В. Указ. соч.— С. 141.
35 -ъ. Лидия Чарская. Паж цесаревны. Историческая повесть. Издание Т-ва
М.О. Вольф // Театральный день (Вильна), 1909, № 3,31 мая, с. 8.
36 Гловский М. Задушевная поэтесса // Известия книжного магазина Т-ва
М.О. Вольф (Вестник литературы), 1910, № 2, столб. 40-41. Русаков В. За что дети
любят Чарскую?— Спб,-М., 1913. Комарицкий В. Гр. Лидия Чарская как детский
писатель. Доклад, чит. на Варшавской выст.— Варшава, 1914.
37 Масловская 3. Наши дети и наши педагога в произведениях Чарской // Русская
школа, 1911, №9, с. 102.
38 Фриденберг В. За что дети любят и обожают Чарскую? // Новости детской
литературы, 1912, № 6,15 февр., с. 5.
39 Чуковский К.И. Лидия Чарская // Речь, 1912, №247 (2201), 9 (22) сентября. Это
не единственный опыт критика в безапелляционном наступлении
(посягательстве?) на творческую свободу художника. Известно, что таким же
бескомпромиссным и острым был его реферат о творчестве В.М. Гаршина,
зачитанный К.И. Чуковским 28 февраля 1907 года на очередном заседании
одной стороны, подытожила высказывания предшественников, а с другой, — открыла целую кампанию по травле писательницы, продолжившуюся уже с новой силой в советские годы. Надо сказать, что статья К.И. Чуковского не представляет собой какого бы то ни было литературоведческого исследования, а является скорее критико-сатирическим эссе. Он ставит своей целью не выявление причин популярности ее произведений, конкретных достоинств и недостатков их, а создание априори субъективно-негативного впечатления у читателей. Для этого автор намечает ряд «возмутительных» с позиции родителя тем, присутствующих, по его мнению, в повестях Лидии Чарской — «истеричность», «ужас», «слащавость», «ложный патриотизм» — и, выдергивая из контекста художественный произведений фразы, подтверждает ими свои предположения. Основным объектом сарказма К.И. Чуковского в большей степени является не творчество Лидии Чарской, а выбор и вкус маленького читателя («Вся молодая Россия поголовно преклоняется перед нею (Лидией Чарской — прим. A.M.), все Лилечки, Лялечки и Лелечки»40).
Главное, что инкриминировал К.И. Чуковский писательнице — отсутствие у нее творческого подхода к писательству и творческой мысли: «Она так набила руку на этих обмороках, корчах, конвульсиях, что изготовляет их целыми партиями...; судорога — ее ремесло, надрыв — ее постоянная профессия, и один и тот же «ужас» она аккуратно фабрикует десятки и сотни раз»41. Филологически
«Союза писателей». «Нашумел своим рефератом о Гаршине талантливый Чуковский. За Гаршина обиделись некоторые члены общества, и одна из присутствующих, СВ. П-ва, со слезами на глазах заступилась за его оскорбленную память. Л.Ф. Пантелеев вышел даже из Совета за пропуск реферата, где Гаршина разбирали с точки зрения «бухгалтерии» (Евгеньев А. Писательские общества и кружки // Вестник литературы, 1919, №3, с. 5).
40 Чуковский К.И. Лидия Чарская // Чуковский К.И. Сочинения в 2 т. Т.1.— М.,
1990.—С. 430.
41 Там же.—С. 434.
«проверить» этот пассаж сегодня трудно, ибо даже перечень названных критиком произведений Лидии Чарской не содержит ни одна центральная библиотека. Более того, критико-сатирический пафос высказывания столь высок, а определение писательской манеры Лидии Чарской маркировано столь однозначно негативистски, что вступать в полемику, видимо, следует, лишь «переместившись» в собственно филологическую, литературоведческую систему координат. Между прочим, это «перемещение» обнаруживает уже следующее: К.И. Чуковский, увлеченный идеей «осудить», «пригвоздить», «проучить» и «примерно наказать», будто бы говорит: «Стиль Лидии Чарской узнаваем. Ее не спутать с другими писателями, у нее есть свой почерк, своя неповторимая манера, она, повторимся, узнаваема как манера Лидии Чарской, и ребенок тянется душой к тому, что ею написано». Что же касается метафоры «фабрика», то в избранной нами системе координат она заменима на объективно-филологический термин поэтика, то есть набор характерных для того или иного писателя приемов, сочетание, «конфигурация» (Ю.И. Минералов) которых и создает индивидуальный стиль. Тот же К.И. Чуковский вполне узнаваем по определенному набору этих самых приемов, обнаружение и констатация этого нисколько не обидна для него . Обратимся и мы к сказкам Лидии Чарской, явлению, столь интересному и для К.И. Чуковского-писателя, чтобы насколько можно спокойно и филологически корректно проанализировать его. Наше исследование, посвященное изучению индивидуального стиля писательницы на примере ее книги «Сказки голубой феи», позволит приблизиться к объективному взгляду и на ее творчество в целом.
См.: Минералова И.Г. Чуковский К.И. // Русские детские писатели XX века. Биобиблиографический словарь.— М., 2000.— С.490. Петровский М.С. Книга о Корнее Чуковском.— М., 1966.
Следствием убийственной характеристики, данной
К.И. Чуковским творчеству Лидии Чарской, стала ее дальнейшая жизнь, полная драматизма43. Сразу же после 1917 года Лидию Чарскую прекратили печатать, что для нее было равносильно смерти. «Если бы отняли у меня возможность писать, я перестала бы жить», — говорила прежде она. Самое страшное было впереди, когда у писательницы отняли ее читателя: книги Л.А Чарской были изъяты из всех библиотек, в особенности из детских. Этой акции подверглись книги большинства известных нам писателей от Х.К. Андерсена до У. Шекспира, что отражает приложение к «Инструкции политико-просветительского отдела Наркомпроса (Народного комиссариата просвещения) о пересмотре каталогов и изъятии устаревшей литературы из общественных библиотек»44, вышедшее в 1920 году. Документ переиздавался несколько раз. Любимые писатели постепенно возвращались к читателю, но все это не касалось Лидии Чарской. Ее повести, сказки, стихи были признаны вредными для советских детей: их осуждали как сентиментальные, пошлые, буржуазно-мещанские, религиозно-монархические и т.д. В школе над Лидией Чарской (как над персонажем!), наряду с Евгением Онегиным, Базаровым и другими «буржуазными» героями проводились суды. Ополчившись на писательницу, «новая литература» пыталась «избавиться» от больной, одинокой, но по-прежнему любимой детьми Лидии Чарской. Пытаясь выполнить социальный заказ, требовавший
43 Подробности жизни Лидии Чарской после 1917 года освещены в следующих
публикациях: Барон Л. Потерянная страница // Вечерний Петербург, 1995, 17
апреля. Глоцер В.И. Письмо Чарской Чуковскому // Русская литература, 1988, №2,
с. 186. Полонская Е.Г. Та самая Л. Чарская // Нева, 1996, №12, с. 230.
Полонская Е. Из литературных воспоминаний. /Предисловие и п>бликация
В. Бахтина // Час Пик, 1994,21 сентября. Путилова Е. // О литературе для детей.—
Л., 1989. Вып. 3.— С. 73. Путилова Е. О забытых именах // Детская литература
1989, №9, с. 31. Путилова Е.О. Ф.К. Сологуб и Л. Чарская. Путилова Е. Три жизни
Лидии Чарской // Русские писательницы и литературный процесс в к. XVIII в.-1/З
XX в.— Потсдам, 1995. Феона И., Капелюш М. Указ. соч.
44 Инструкция библиотечной секции Отдела народного образования. О
пересмотре каталогов и изъятии негодной литературы.— М, 1920.
произведений о производстве, о людях труда, Лидия Чарская старалась изменить систему образов, идеологическую подоснову. Ее герои вынуждены были покинуть дворцы, сказочные королевские замки и светлый мир фей и эльфов, и заняться ремеслом. В 20-е годы ей удалось опубликовать лишь пять небольших произведений под псевдонимом «Н. Иванова»45, хотя не исключено, что писательнице приходилось писать «в стол»46. При этом повесть о советских детях, которую начала писать Лидия Чарская для журнала «Работница и крестьянка», никак не получалась. По словам поэтессы Е. Полонской, которая в те годы работала в редакции этого журнала литературным консультантом, «Чарская никак не могла писать того, чего не знала»47. Поэтому и приходилось уже немолодой писательнице жить на мизерные пособия «за литературные заслуги в дореволюционное время».
Своеобразный итог в деле исключения из детского чтения книг Лидии Чарской48 «новая» детская литература подвела в 1931 году на Первом Съезде советских писателей. В своем докладе С.Я. Маршак утверждал, что «"убить" Чарскую, несмотря на ее мнимую хрупкость и воздушность было не так-то легко. Ведь она до сих пор продолжает жить в детской среде, хотя и на подпольном положении. Но революция нанесла ей сокрушительный удар...»49. Вряд ли
Балаганчик. Стихи.— М., 1925. Девочка и белочка. Сказка.— М., 1925. Мастер Пепка — делай крепко! Стихи.— М., 1927.— (Б-чка «Дружные ребята»). Про ленивого мышонка Острого Зубренка. Сказочка.— Л.-М., 1925. Пров рыболов.— М.-Л., 1927.
46 Так, например, не была опубликована поэма «Королевская охота», о которой
Е. Полонская вспоминает: «Стихи были гладкие, но содержание их никак не было
созвучно целям журнала «Работница и крестьянка». <...> «Когда мне принести
другие поэмы (выделено нами — прим. A.M.)?» — с надеждой посмотрела на
меня Чарская» (Е. Полонская. Та самая Л. Чарская.— С. 232).
47 Полонская Е. Та самая Лидия Чарская.— С. 234.
48 Шкловский В. О пище богов и о Чарской //Литературная газета, 1932, 5 апреля.
Шкловский В. «Княжна Джаваха» // Звезда, 1933, №5. Данько Е. О читателях
Чарской // Звезда, 1934, №3, с. 124. Наркевич Л. О сочинениях Л. Чарской //
Детская литература, 1939, №7, с. 63.
49 Маршак С. Я. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 6. — М., 1971. — С. 198.
СЯ. Маршак и другие деятели «новой» детской литературы представляли, что больший удар нанесен все же детскому чтению, детской душе, ребенку. «И что это за гонения на Чарскую? — восклицает писательница Е. Гинзбург. — Страшнее Чарской зверя нет! Сентиментально, видите ли. Так ведь для детей писала. Сначала надо к сердцу детскому обращаться, а потом к уму. Когда еще ум разобраться сможет, а сердце уже сострадать научено. Больше всего боялись сострадания и жалости. Заметьте, сознательно безжалостность воспитывали»50. Действительно, пока взрослые боролись с Лидии Чарской, хрупкой женщиной, но мощным писателем, составлявшим им очевидного и «грозного» соперника в борьбе за читательскую аудиторию, дети продолжали ее читать и любить, переходя при этом «на нелегальное положение»51.
Надо сказать, что Лидия Чарская не была оставлена без поддержки в тяжелые 20-е годы. Тот же К.И. Чуковский, узнав о ее бедственном положении, пришел на помощь. В 1922 году он записал в дневнике: «Ей (Лидии Чарской — прим. A.M.) до сих пор не дают пайка. Это безобразие. Харитон (Борис Осипович Харитон52 — прим. A.M.) получает, а она (Лидия Чарская — прим. A.M.), автор 160 романов, не удостоилась»53. «В ту пору, — отмечает В.И. Глоцер, — Чуковский часто встречался с молодым американским филологом Кини, представителем Ара (Ассоциации помощи голодающим) в России»54. По его просьбе в 1924 году критик составил «список нуждающихся русских писателей»55, куда включил и имя некогда любимого детьми автора. «Вот список для Кини, который составил я,
50 Цит. по: Загоровская К. Немного об авторе // Чарская Л. Сказки голубой феи.—
Рига, 1994.—С. 6.
51 Полонская Е. Указ. соч.— С. 231,234.
52 Харитон Борис Осипович, в 1919 году был членом правления Общества
Взаимопомощи литераторов и ученых. См.: Вестник литературы, 1919 год.
53 Глоцер В.И. Указ. соч.— С. 189.
54 Там же.
55 Архив К. Чуковского // Цит. по: Глоцер В.И. Указ. соч.— С. 190.
— пишет К.И. Чуковский в своем дневнике (18 января 1924 года), — Виктор Муйжель, Ольга Форш, Федор Сологуб, Ю. Верховский, В. Зорген Фрей, Ник. С. Тихонов, И.В. Ватсон, Иванов-Разумник, Лидия Чарская, Горнфельд, Рима Николаевна Андреева (сестра Леонида Андреева) и Ахматова»56. Лидия Чарская, будучи по природе человеком открытым и благородным, написала К.И. Чуковскому письмо, полное благодарности: «Глубокоуважаемый Корней Иванович. Нет достаточно слов, которыми я могла бы выразить Вам мою искреннюю сердечную благодарность... <...> У вас есть дети, и за то доброе, что Вы делаете другим, они должны быть счастливы и будут, если существует справедливость на земле»57. О том, как отреагировал К.И. Чуковский на эти слова, идущие, как видно, от самого сердца, исследователям не известно. Но хочется надеяться, что его высказывания по прочтении письма Лидии Чарской отличались от тех, которые он записал в своем дневнике двумя годами ранее, а именно: «Вчера познакомился с Чарской. Боже, какая убогая. Дала мне две рукописи — тоже убогие. Интересно, что пишет она
малограмотно (выделено нами — прим. A.M.) ...бормочет она
чепуху (выделено нами — прим. A.M.), и видно совсем не понимает, откуда у нее такая слава»59.
Значительную роль в эти трудные годы, повторимся, сыграл в жизни Лидии Чарской Ф.К. Сологуб60, творчеству которого, по признанию самой писательницы, она «обязана своими лучшими
30 Там же.
57 Чарская Л.А. Письмо К.И. Чуковскому. 1 февраля 1924 года // ГБЛ, ф. 620
(Чуковского), к. 72, ед. хр. 53.
Эту реплику опровергают письма Лидии Чарской, хранящиеся в исторических архивах, в частности, в рукописном фонде РНБ (фонды 124, 150, 418, 1028) и в Пушкинском Доме (Архив Ф.К. Сологуба (Тетерникова), фонд 289).
59 Архив К. Чуковского // Цит. по: Глоцер В.И. Указ. соч.— С. 189.
60 Об этих взаимоотношениях двух некогда популярных литераторов рассказывает
Е.О. Путилова на страницах своих публикаций, посвященных биографии Лидии
Чарской. См. библиографию диссертации.
книгами, своим былым вдохновением» . Поддержка Лидии Чарской Ф.К. Сологубом, занимавшим в 1925 году пост руководителя секции детской литературы при Союзе литераторов, переросла в настоящую заботу о ней не только с его стороны, но и со стороны сотрудников секции в лице В.П. Калицкой (1882-1951)62. «Тяжелое материальное и, главное, моральное состояние Чарской, — пишет Е.О. Путилова, — вызвало сочувствие Сологуба»63. Это и послужило поводом оказать писательнице столь необходимую и важную для нее помощь как в бытовом плане , так и в творческом. В последнем случае речь идет о статье, написанной Ф.К. Сологубом в 1926 году для журнала «Звезда». К сожалению, этот материал не был опубликован и, следовательно, не оказал той помощи, на которую рассчитывал писатель. Во-первых, статья (даже не опубликованная) явилась мощной поддержкой Лидии Чарской, «заживо замурованной и растерявшей за годы нужды и болезни все свои скромные ценности»65, как она сама о себе писала. Так, в ответном письме она пишет Ф.К. Сологубу: «Разрешите мне от всего сердца поблагодарить Вас (Ф.К. Сологуба — пргш. A.M.) за Вашу гениально-мудро-талантливую статью обо мне, переданную мне вчера В.П. Калицкой для прочтения. У меня не хватает слов, которыми я смогла бы выразить Вам мою искреннюю горячую благодарность (выделено нами — пргш. A.M.)»66. Во-вторых, статья передает мнение настоящего художника слова, теоретика и педагога, который, высказываясь о творчестве Лидии Чарской, раскрывает, в
61 Чарская Л.А. Письмо Ф.К. Сологубу. 17 января 1927 г. // ИРЛИ. Архив
Ф.К. Сологуба (Тетерникова), ф. 289, оп. 3, ед. хр. 724.
62 «Калицкая Вера Павловна (1882-1951), в первом браке Гриневская, жена
писателя А. Грина...» (Путилова Е. Три жизни Лидии Чарской.— С. 184).
63 Путилова Е. Три жизни Лидии Чарской.— С. 180.
64 В письме к Ф.К. Сологубу Лидия Чарская пишет: «Глубокоуважаемый Федор
Кузьмич. Позвольте мне от всего сердца поблагодарить Вас за Ваше внимание ко
мне, за Вашу заботу, за присланную мне с Верой Павловной помощь». (В сноске:
«Речь идет о посылке с продуктами, посланной через Калицкую»). 10 декабря
1926 г. // ИРЛИ. Архив Ф.К. Сологуба (Тетерникова).
65 Чарская Л.А. Письмо Ф.К. Сологубу. 17 января 1927 г.
66 Там же.
том числе, и ряд особенностей ее индивидуального стиля. Сам Ф.К. Сологуб отмечает, что все написанное есть его искреннее убеждение: «Глубокоуважаемая Лидия Алексеевна..., — пишет он. — Мне хочется Вам сказать, что мой отзыв является вполне искренним и правдивым (выделено нами — прим. A.M.) выражением моего мнения о Вас и Вашей литературной работе: именно Вы и есть такая писательница, о какой я говорю в своей статье, — прошу принять это без ограничения»67.
Вместе с Ф.К. Сологубом Лидию Чарскую старались поддержать и другие литераторы, работавшие в области детской литературы, например, В.П. Калицкая и О.И. Капица (1866-1937),
/о
знаток и исследователь детского фольклора , педагог. Об этих редких знаках внимания, но очень важных для писательницы, сегодня сообщают два источника: воспоминания членов детской секции Союза писателей Л.А. Аверьяновой, Е.Я. Данько, В.П. Калицкой, опубликованных в Биографическом альманахе «Лица», и упоминаемая нами краткая переписка между Лидии Чарской и Ф.К. Сологубом (1926-1927 гг.). Первый источник отражает впечатления В.П. Калицкой, навестившей писательницу в ее квартире: «...посетила Чарскую, — рассказывает она, — и нашла ее в положении ужасном. У Чарской туберкулез в третьей степени <...> средств к существованию никаких»69. Второй — восприятие происходящего самой детской писательницей. Так, в 1926 году она пишет: «Спасибо Вам (Ф.К. Сологубу — прим. A.M.) еще раз за все. И за то, что дали возможность повидать Вас у Веры Павловны
67 Сологуб Ф.К. Письмо Л. Чарской. 29 июля 1927 г. // ИРЛИ. Архив
Ф.К. Сологуба (Тетерникова), ф. 289, оп. 3, ед. хр. 14.
68 См.: Капица О.И. Детский фольклор.— Л., 1928. Она оке. Детский быт и
фольклор. Сборник 1.— Л., 1930. Капица Ф.С., Колядич Т.М. Русский детский
ольклор.— М., 2002.
Лица. Биографический альманах. Т.1.— М.-Спб., 1992.— С. 193.
(выделено нами — прим. A.M.)...» . В последнем письме, относящемся к 1927 году, Лидия Чарская признается: «Сейчас, тоже больная (я вскоре после нашей (с Ф.К. Сологубом — прим. A.M.) встречи у В.П. Калицкой слегла с обычным активом в легких и пролежала до поздней весны) и только сейчас начала подкрепляться на чистом деревенском воздухе в глуши псковских лесов, куда попала благодаря О.И. Капица (выделено нами — прим. A.M.), устроившей мне при помощи друзей и читателей эту поездку»71.
Даже приведенный нами обзор критики творчества Лидии Чарской и фактов биографии писательницы после 1917 года позволяют сделать вывод, что исследование творчества Лидии Чарской не только необходимо, но как никогда актуально и важно для истории детской литературы и для истории русской литературы XX века. Надо сказать, что наследие ее объемно и многопланово, состоит преимущественно из произведений прозаических жанров — повестей (общее число насчитывает порядка восьмидесяти, наиболее известные среди которых «Записки институтки» (1901), «Княжна Джаваха» (1903), «Газават» (1905), «Грозная Дружина» (1911) и др.), рассказов («Вечерние рассказы», 1912) и сказок (книга «Сказки голубой феи» (1907)), а также ею изданы поэтические сборники для детей и юношества («Голубая волна» (1909), «Веселая дюжинка» (1910), «Смешные малютки» (1913)). Очевидно, что в рамках данной диссертационной работы не представляется возможным изучить все произведения Лидии Чарской, все жанры, осветить все проблемы, связанные с творческим наследием. Мы обращаемся к литературной сказке, стиль которой вполне отражает и особенности индивидуального стиля писательницы.
Чарская Л.А. Письмо Ф.К. Сологубу. 10 декабря 1926 г. Чарская Л.А. Письмо Ф.К. Сологубу. 2 июля 1927 г. // Там же.
Результаты работы с каталогами и книгами Лидии Чарской показали, что ею в период с 1901 по 1917 годы были написаны и изданы следующие литературные сказки: повесть-сказка «Большой король» (1914), «Вовик. Полу-быль, полу-сказка» (1909), повесть-сказка «Необыкновенный королевич» (1915), книга «Сказки голубой феи» (1907), сказки «Снегурочка-царевна», «Остров Счастья» (в сборнике «На рассвете», 1914 ), «Василек» (1904) , «Две елки»
(сборник «Синие тучки», 190774) и другие сказки (журнал
їй «Задушевное слово»). Также Лидии- Чарской были пересказаны сказки
немецкого писателя Фр. Гофмана, среди которых такие, как «Чудо-Принцесса и принц-Многоцвет», «Веселый портной», «Принцесса Звездочка-Роза», «Белоручка и Быстроножка» (1914) . В 20-е годы ею были написаны стихотворные сказки. Некоторые из них опубликовало издательство «Радуга» — «Девочка и белочка» (1925), «Мастер Пепка — строит крепко!» (1927) «Про ленивого мышонка Острого Зубренка» (1925), — заменив при этом старый псевдоним «Л. Чарская» новым — «Н. Иванова». По известным причинам в те годы писательнице невозможно было рассчитывать на литературный труд как средство для жизни, поэтому, например, поэма «Королевская охота»76, не издана и, возможно, сохранилась только в рукописи. Данный перечень названий произведений подтверждает, что наибольший исследовательский интерес в области стиля сказочной прозы Лидии Чарской представляет книга «Сказки голубой феи», являющаяся объектом исследования. В нее входят восемнадцать сказок со вступлением, общий тон повествования определяет образ
Чарская Л. На рассвете. Рассказы.— Спб., 1914.
73 Задушевное слово для старшего возраста, 1904, №41, с. 643.
74 Чарская Л. Синие тучки. Рассказы.— СПб., 1907.
75 Гофман Фр. Сказки. Сочинение Фр. Гофмана в пересказе Лидии Чарской.—
Спб., 1914.
76 См.: Полонская Е.Г. Указ соч.— С. 232.
повествователя, что отсылает к жанровому определению «книга» . Таким образом, наше внимание сосредоточено на исследовании стиля сказочной прозы Лидии Чарской на примере книги «Сказки голубой феи», в которую входят произведения, названные следующим образом: «Вступление», «Царевна Льдинка», «Волшебный оби», «Король с раскрашенной картинки», «Фея в медвежьей берлоге», «Чародей-Голод», «Дочь Сказки», «Три слезинки королевны», «Дуль-дуль, король без сердца», «Чудесная звездочка», «Галина правда», «Сказка про Ивана, искавшего счастье», «Веселое царство», «Мельник Нарцисс», «Живая перчатка», «Сказка о Красоте», «Герцог над зверями», «Подарок Феи», «Меч королевны». Особенности стиля сказок этой книга выявляются нами и через сопоставление прозаических сказок (сказочной прозы) Лидии Чарской со стихотворными сказочными миниатюрами («Белый лотос», «Гений лета», «Голубая волна», «Зима», «Книга сказок», «Мая» и другие).
Надо отметить, что обращение к жанру сказки вообще свойственно для. «стиля эпохи» серебряного века. Актуальная для переломного времени идея «младенчества», как идея истока жизни человека и человечества, не только по-новому высветила тему детства, но и актуализировала в искусстве миф и сказку, исток литературного творчества. «Представляется очевидным тот факт, — отмечает Г.К. Орлова, — что в русской литературе конца Х1Х-начала XX века происходит всплеск интереса к сказочной фантастике. Сказки — косвенное свидетельство возросшего в это время интереса к миру детства (выделено нами — прим. A.M.)» . В< области литературной сказки работают A.M. Ремизов (цикл «Посолонь», 1907,
77 См.: Минералова И.Г. Библия как Книга Книг и книга как художественно-
семантическое целое // Гуманитарные науки и православная культура. Материалы
Всероссийской научной конференции. Вторые Пасхальные чтения.— М., 2004.—
С.З.
78 Орлова Г.К. Русская сказка конца ХГХ-начала XX века: типология, основы
поэтики // Филологические науки, 2001, №5, с. 30.
книга «Докука и балагурье», 1914), А.В.Амфитеатров (книга «Красивые сказки», 1913), Н.К. Рерих («Сказки», 1914), М.А. Кузмин (сказки «Шесть невест короля Жильберта», «Рыцарские правила» и др., 1914), Ф.К.Сологуб (сказки «Турандина» и «Венчанная», 1913, «Дикий бог», 1914 и др.) и многие другие.
В 1907 году Лидия Чарская знакомит читателя со своей книгой «Сказки голубой феи», которая вышла в виде приложения к детскому журналу «Задушевное слово». Позже, в 1909 ив 1912 годах, она была выпущена отдельным изданием. Заметим, что жанр сказки у Лидии Чарской не пользовался вниманием критиков и литературоведов, в сравнении с жанром повестью. Современная писательнице критика о книге «Сказки голубой феи» (1909) высказалась поверхностно. Свои рецензии напечатали газеты: «Речь», «Новое Время», «Россия», «Нижегородский Листок», «Педагогический листок». Также и критики: Н.А. Саввин в «Опыте ежегодника детской литературы» (1910)79 и В. Русаков в статье «За что дети любят Чарскую?»80. Остановимся более подробно на высказываниях современников Лидии Чарской относительно ее книги «Сказки голубой феи».
Исследователь и критик Н.А. Саввин дает в «Опыте ежегодника детской литературы» (1908) довольно развернутую характеристику и самой писательнице, и ее сказкам, и их читателю: «...«Сказки голубой феи» едва ли... вызовут споры: это, безусловно, интересно задуманные сказки, нередко в изящной форме затрагивающие общечеловеческие вопросы. Хороша, напр., начальная сказка о царевне-льдинке, оригинальна о железной перчатке рыцаря. Во многих сказках основная мысль их заставит задуматься читателя (выделено нами — прим. A.M.). Только сказки эти не для младшего возраста: скорее — для среднего, а некоторые, пожалуй, и для
Саввин Н.А. Указ. соч.— С. 52.
Русаков В. За что дети любят Чарскую?— С. 25.
старшего» . На книгу сказок Лидия Чарская получила и журнальные и газетные рецензии. Ко второму изданию «Сказок голубой феи» (1909) газеты отмечали: сказки «написаны занимательно» («Речь», 1909, 13.XII), «красивым и грациозным языком» («Новое Время», 1909, 08.XII), находили их «красивыми и поэтическими, заслуживающими одобрения» («Нижегородский Листок», 1909, 24.XII), «проникнутыми сознанием воспитательного значения» («Россия», 1909, 13.XII). Важно, что третье издание, вышедшее в 1912 году, было одобрено и рекомендовано для детского чтения Министерством Народного Просвещения и Учебным отделом при Святейшем Синоде . И, в этом же году, книга была переведена на чешский язык: «Сказки голубой феи»..., — сообщают редакторы журнала «Задушевного слова» своим читателям, — вышли теперь в «Праге» в... переводе Ладислава Ришнаваго»83.
Безусловно, факт отсутствия глубокого анализа сказок Лидии Чарской отнюдь не свидетельствует об отсутствии в то же время интереса к этой стороне творчества детской писательницы. Дело скорее в том, что серьезные исследовательские работы' по сказочной прозе Лидии Чарской не имели объективных предпосылок к возникновению, поскольку, со СхМеной типа власти в России изменились и приоритеты, задаваемые государством обществу, а это значит, что Лидия Чарская лишилась не только своего читателя, но и своего исследователя. Возможно, именно поэтому, сегодня, на рубеже XX-XXI веков, специалисты все чаще обращают свой взгляд на сказки детской писательницы серебряного века: И.И. Казаков ,
Саввин Н.А. Указ. соч.
См: Чарнолусская Е.М. Библиографический указатель книг по детскому чтению.— Спб., 1912-1913.
83 Задушевное слово, 1912, № 52,28 октября, с. 2.
84 Казаков И.И. Чарская Л.А. // Русские писатели XX в. Биографический словарь.
/Сост. П.А. Николаев.— М., 2000.— С. 739.
С.Н. Колосова85, И.Г. Минералова86, И.Н. Невинская87,
Л.В. Овчинникова88. Также за последнее десятилетие вышло четыре издания «Сказок голубой феи» , в том числе и публикация их на страницах интернет-сайта «Сказка» (). В православном издательстве при храме св. вмч. Георгия Победоносца в Старых Лучниках вышла книга под названием «Подарок ангела»90, помещенные в ней сказки Лидии Чарской, представляют собой редакцию И.А. Литвака. И, наконец, отдельные сказки опубликованы в журнальной периодике (например, в журналах «Семья и школа» и «Дошкольное воспитание»)91, а также включены в хрестоматии для детского чтения92. У произведений Лидии Чарской появляется и свой художник-иллюстратор: в упоминаемой книге для детского чтения «Карусель» Ю.Ф. Николаев создает в рисунке емкие сказочные образы, отражающие замысел писательницы, так близкие и понятные ребенку.
В целом же, это лишь начало возвращения в детское чтение незаслуженно забытых произведений Лидии Чарской и начало филологического осмысления культурного и литературно-художественного феномена, имя которому — Лидия Чарская.
85 Колосова С.Н. Волшебство в «Сказках голубой феи» Лидии Чарской // Мировая словесность для детей и о детях. Вып. 5.— М., 2000.— С. 124.
Минералова И.Г. Лидия Чарская — сказочница // Мировая словесность для детей и о детях. Вып. 5.— М., 2000.— С. 121.
Невинская И.Н. Чарская Л.А. // Русские детские писатели XX века: Биобиблиографический словарь.— М., 1998.— С. 472.
88 Овчинникова Л.В. Русская литературная сказка XX века.— М., 2001.— С. 161.
89 Сказки голубой феи.— М., 1992. Сказки голубой феи.— М., 1992. (Репринт:
Спб.-М., 1909).— (Малахитовая школа). Сказки гол>бой феи.— Рига, 1994.
Сказки голубой феи. /Предисл. Р.С. Сеф.— М., 1994.
90 Чарская Л. Подарок ангела.— М., 1998.
91 Чарская Л. Дочь сказки // Дошкольное воспитание, 1990, №2, с. 73. Три
слезинки королевы.— М., 1993.— (Детская библиотека «Семьи и школы»).
Царевна льдинка. Король с раскрашенной картинки. Сказки // Дошкольное
воспитание, 1994, №32, с. 44.
92 Чарская Л.А. Живая перчатка. Сказка // Родное слово. Хрестоматия для
младших школьников. /Сост. В.Н. Бредихина.— М., 2002. Чарская Л. Звездочка.
Подарок феи. Сказки // Карусель.— М., 2000.
В результате диссертационного исследования для определения общего фона детской литературы серебряного века нами внимательно рассмотрены произведения для детей и о детях изучаемого периода рубежа XIX-XX веков как писателей «взрослой» литературы — Л.Н. Андреева, К.Д. Бальмонта, М. Горького, В.Г. Короленко, А.И& Куприна, Ф.К. Сологуба, К.И. Чуковского, так и «собственно» детской — С. Лаврентьевой, В. Либровича, К. Лукашевич, С. Марковой, В.И. Немировича-Данченко и других. Проведенный анализ показал, что возвращающееся сегодня к русскому читателю творчество Лидии Алексеевны Чарской (1901-1936), заслуживает самого пристального исследовательского внимания.
В своей диссертации мы обращаемся к таким дефинициям, как «литературная сказка» и «индивидуальный стиль».
В литературоведческой науке существует целый ряд определений литературной сказки93. Об этом феномене писали такие ученые, как Л.Ю. Брауде, Т.В. Кривощапова, М.Н. Липовецкий, Т.Г. Леонова, И.Г. Минералова, Л.В. Овчинникова, Ю.Ф. Ярмыш94. Подтверждая сложность не просто четкого, но исчерпывающего определения данной дефиниции, Л.В. Овчинникова пишет: «Любое определение, естественно, отражает концепцию литературной сказки, которая представлена тем или иным исследователем». Сама она так определяет этот термин: «Литературная сказка — многожанровый вид литературы, реализуемый в бесконечном
93 Более подробно см. в монографии Л.А. Овчинниковой: Овчинникова Л.В.
Русская литературная сказка XX века (история, классификация, поэтика).— М.,
2001—С. 39-42.
94 Брауде Л.Ю. К истории понятия «Литературная сказка».— Известия АН СССР
// Серия литературы и языка.— М., 1977.— Т.36.— №3.— С. 234.
Кривощапова Т.В. Русская литературная сказки к. ХГХ-н. XX века.— Акмола,
1995. Леонова Т.Г. О некоторых аспектах изучения литературной сказки //
Литературная сказка. История, теория, поэтика.— М., 1996.— С. 4.
Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки.— Свердловск, 1992.
Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики.— Саратов,
1980. Минералова И.Г. Детская литература.— М., 2002. Овчинникова Л.В. Указ.
соч.
многообразии произведений различных авторов. В каждом из жанровых типов литературной сказки своя доминанта (гармоничный мирообраз, приключение, воспитательный аспект)» 5.
Как видим, это определение не раскрывает в достаточной мере поэтики жанра и, следовательно, не достаточно для анализа стиля литературной сказки. Поэтому мы опираемся, во-первых, на определение этого жанра, данное Л.Ю. Брауде96, признаваемое И.Г. Минераловой, Л.В. Овчинниковой и другими учеными «наиболее полным»97: «Литературная сказка — авторское, художественное, прозаическое или поэтическое произведение, основанное либо на фольклорных источниках, либо сугубо оригинальное; произведение преимущественно фантастическое, волшебное, рисующее чудесные приключения сказочных героев и в некоторых случаях ориентированное на детей; произведение, в котором волшебство, чудо играет роль сюжетообразующего фактора, служит основной отправной точкой характеристики персонажей»98. Во-вторых, на принципы, отмеченные И.Г. Минераловой в ее «Детской литературе»: «...в сказке, соединяются два характеризующих принципа: 1) жанровые черты, отмеченные В.Я.Проппом, Л.Ю. Брауде; 2) всякая невероятная история, кажущаяся неправдоподобной, рассказанная «бахарем» с назидательной целью»99. Обратимся к названным определениям, которые хоть и не исчерпывают в достаточной мере содержания литературной сказки, но сообщают весьма существенные ориентиры в пути исследования индивидуального стиля Лидии Чарской на материале ее сказок.
В своей работе мы аппелируем к термину «стиль», в понимании которого, во-первых, не выходим за рамки академической традиции
95 Овчинникова Л.В. Указ соч.— С. 292.
96 Брауде Л.Ю., исследователь скандинавской литературной сказки.
97 Минералова И.Г. Указ. соч.— С. 55. Овчинникова Л.В. Указ. соч.— С. 39.
98 Брауде Л. Ю. Указ. соч.— С. 234.
99 Минералова И.Г. Указ. соч.— С. 55.
литературоведческой науки. Изучением стиля применительно к художественному литературному произведению занимались такие крупные ученые, как А.Н. Веселовский, В.М. Жирмунский, Д.С. Лихачев, А.Ф. Лосев, П.А. Николаев, А.А. Потебня, Г.Н. Поспелов, П.Н. Сакулин, А.Н. Соколов100. Во-вторых, следует отметить, что мы рассматриваем термин «стиль» с точки зрения литературоведения. Так, Д.С. Лихачев пишет, что стиль «как явление языка литературы» и стиль «как определенная система формы и содержания» не тождественны и есть явления разного рода101. Итак, в литературоведении стиль понимается как «устойчивая общность образной системы, средств художественной выразительности, характеризующая своеобразие творчества писателя (выделено нами — прим. A.M.), отдельного произведения, литературного направления, национальной литературы»102.
Развивая намеченную линию теории стиля в литературоведении, один из современных ученых, Ю.И. Минералов, в своей книге «Теория художественной словесности»103 раскрывает понятие «поэтика индивидуального стиля» и рассматривает его как творческий принцип создания автором художественного произведения. Ученый пишет, что при наличии поэтики — научной отрасли, которую «интересует повторяющееся, всеобщее, внеиндивидуальное в
Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика.— Л., 1977. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы.— М., 1979. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля.— Киев, 1994. Николаев П.А. Снова о творческом методе и стиле // Вестник МГУ, Сер. 9. Филология, 1984, №5, с. 9. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля.— М., 1970. Сакулин П.Н. Наука о литературе. Ее итога и перспективы. Теория литературных стилей.— М., 1927. Соколов А.Н. Принципы стилистической характеристики языка литературно-художественного произведения \\ Филологические науки, 1962, №3, с. 29.
Лихачев Д.С. Указ. соч.— С. 32. См. также статьи Черных И.Б. «Стиль в литературе» и Бельчикова Ю.А. «Стиль в языкознании» (Литературный Энциклопедический Словарь (ЛЭС).— М., 1987.— С. 420-422). 102 Автор статьи также отмечает, что среди «больших стилей» различают «стили эпохи», «стили различных направлений и течений» и «индивиду&чьные стили художников». Черных И.Б. Стиль в литературе // ЛЭС.— М., 1987.— С. 420. 1 3 Минералов Ю.И. Теория художественной словесности.— М., 1999.
выразительных средствах литературы, их внутренней организации» , теории литературе «необходима и иная отрасль, которая сделала бы акцент на противоположном — на том, как, какими путями модифицирует, интерпретирует (то есть «употребляет») по-своему данный конкретный художник литературные средства (выделено нами — прим. A.M.), как он действует, чтобы сделать внеиндивидуальное — «индивидуально-неповторимым», лично-особенным»105. Это «употребление» средств поэтики (или системы выразительных средств литературы) отдельным писателем (индивидуумом) и составляет суть поэтики индивидуального стиля.
Солидаризуясь с позицией Ю.И. Минералова, базирующейся на традиции академического литературоведения, в своем исследовании мы оперируем понятием «поэтика индивидуального стиля» и понимаем его как «систему или комплекс действий — актов создания изобразительных средств художника в ходе его работы над конкретными произведениями»106.
Поэтому, не создавая никакой «собственной теории», оставаясь в пределах академической традиции теории стиля в литературоведческой науке, изучение стиля литературных сказок Лидии Чарской мы проводим, как раз исследуя поэтику индивидуального стиля. Следовательно, решение задач нашей диссертации будет состоять в определении способов употребления Лидией Чарской средств поэтики для создания и отдельных сказок, и книги сказок в целом.
Вхождение в индивидуальный стиль каждого писателя вообще есть то, что принято называть «стилем эпохи». П.Н. Сакулин, изучавший стиль как целостную концепцию, рассматривал этот феномен как высшее обобщение типологических рядов, в которые
104 Минералов Ю.И. Указ. соч.— С. 10.
105 Там же.— С. 11.
106 Там же.—С. 20.
располагается развитие литературы. «Это обобщение, — говорит ученый, — базируется на существовании индивидуальности и индивидуального стиля»107. Однако важно и то, что «творчество отдельных писателей находится в зависимости от литературных направлений и вообще от всей духовной структуры времени»108. Таким образом, не только стиль эпохи влияет на формирование индивидуального стиля писателя, но и наоборот.
Следовательно, изучать стиль сказочной прозы Лидии Чарской, жившей на рубеже XIX-XX веков, необходимо в контексте стиля эпохи серебряного века109, чертами которого являются и художественный синтез, и стилизация, и романтическое двоемирие, и жизнестроительность, и присутствие лирико-философского плана в произведении.
Сегодняшнее наше обращение к книге «Сказки голубой феи» ставит своей целью охарактеризовать стиль Лидии Чарской, вполне претворенный в сказках, выявить приемы, способствующие созданию внутренней формы книги в целом и каждой сказки в отдельности, рассмотреть названную книгу в контексте «сказочной традиции», что также позволит указать на некоторые общие черты сказочной прозы вообще, рубежа XIX-XX вв., в частности, и индивидуальные, неповторимые черты стиля Лидии Чарской.
Актуальность исследования продиктована необходимостью с научно-филологических позиций осмыслить литературно-художественное наследие писательницы, вновь привлекающее к себе внимание юных читателей. Новизна представленного материала самоочевидна, так как литературоведческое осмысление наследия Лидии Чарской подробно и монографически пока не проводилось.
107 Сакулин П. Синтетическое построение истории литературы.— М., 1925.—
С. 49.
108 Там же.
109 См.: Минералова И.Г. Русская литература серебряного века (поэтика
символизма).
Существующая научная литература указывает на некоторые перспективные направления научного поиска, но не исчерпывает материал в полной и необходимой мере.
Практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы и используются как в систематическом курсе детской литературы, так и в спецкурсах и спецсеминарах по русской литературе начала XX века, по проблемам теории и истории детской литературы.
Объем исследования составляет 170 страниц.
Библиография составляет 457 наименований.
Материалы диссертации апробированы на восьми научных конференциях: «Мировая словесность для детей и о детях. Материалы Всероссийской научно-практической конференции» (2000, 2001, 2002), «Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева» - (2001, 2002, 2003), «Гуманитарные науки и православная культура. I Межвузовские Пасхальные чтения» (2003), «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» (2003).
Основные положения диссертации* отражены в* следующих работах:
Календарная литература в детском чтении (на примере цикла уроков «Рождество» в начальной школе) // Мировая словесность для детей и о детях. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Вып. 5. М., 2000.— С. 149. 0,4 п.л.
Литургическое в сказках Лидии Чарской // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы научно-практической конференции. М., 2000.— С. 70. 0,3 п.л.
Мастер — о творчестве Лидии Чарской // Мировая словесность для детей и о детях. Материалы научно-практической конференции. Вып. 6.—М., 2001.— С. 39. 0,3 п.л.
Друг детей и юношества. Лидия Чарская // Мир школы, №4, 2001.— С. 55. 0,7 пл.
Миметическое начало в сказках Лидии Чарской // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Второй научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева.— М., 2002. С. 208. 0,3 п.л.
Гофмановская традиция «Щелкунчика» в «Сказках голубой феи» Лидии Чарской // Мировая словесность для детей и о детях. Материалы научно-практической конференции. Вып. 7.— М., 2002.— С. 45. 0,4 п.л.
Космическое и космогоническое в сказках Л. Чарской // Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы Третьей научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева.—М., 2000.— С. 150. 0,4 пл.
Мифопоэтическое в сказках Л. Чарской. («Сказки голубой феи») // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых.— М., 2002. 0,4 п.л.
Идея Торжества православия в сказках Лидии Чарской («Подарок Ангела») // Гуманитарные науки и православная культура. Материалы Всероссийской научной конференции. Первые Пасхальные чтения.— М., 2003.— С. 161. 0,4 п.л.
Мифопоэтическое в книге сказок Лидии Чарской
Идея общего генетического корня сказки и мифа разрабатывалась в науке не одним поколением ученых. Ей посвящены работы А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, А.Н. Веселовского, А.Ф.Лосева, Е.М. Мелетинского, А.А. Потебни, В.Я. Проппа110. Так, В.Я. Пропп в своих исследованиях привлекал миф «как один из возможных источников сказки» , часто дающий ключ к ее пониманию, поскольку, по мнению ученого, то, «что в современной европейской сказке переосмыслено, здесь (в мифе — прим. A.M.) часто содержится в первобытном виде» . А.А. Потебня рассматривал миф как принадлежность к «области поэзии в обширном смысле этого слова» . Из чего следует, что «как всякое поэтическое произведение он (миф — прим. A.M.) ... состоит из образа и значения», которые «различны», а «образ целиком (не разлагаясь) переносится в значение»114.
Миф позволяет автору не только трансформировать сюжеты, по своему трактовать сказание, наполнять его новым содержанием, но и глубже раскрывать значение мифологического образа.
В рамках поэтики индивидуального стиля, авторы в поисках семантических и ассоциативных образов-значений чаще всего обращаются к мифу, используя такие художественные приемы, как парафразирование, портретирование, варьирование, стилизация115.
Необычайно ярко такой творческий подход проявился в серебряный век, вобравший в себя черты разных культурных традиций. Так, например, А.Н. Толстой, исследователь и интерпретатор русского фольклора вообще, народной сказки, в частности, издает в 1910 году сборники «Сорочьи сказки», «Русалочьи сказки»; А.М,Ремизов сначала изучает миф, предание, апокриф, сказки, а уж затем создает свой знаменитый цикл «Посолонь» (1907)116.
Привлекает писателей серебряного века не только славянский миф и русская сказка, но и западноевропейская мифология. Рубеж XIX-XX веков — это время обращения к эстетике романтизма, в которой была востребована образность и семантика фольклора и мифологии, «...опять, в самом конце XIX века да в начале XX века, — пишет Е.В. Аничков, — возрождается все то, что мучило мозги Эдгара По, Бодлера, Жерара де Нарваля, не говоря уже о Гофмане и Новалисе...»117. Для этих мастеров «...романтический... означало живописный, таинственный, сказочный, похожий на вымысел» (К.Д. Бальмонт)118. Следовательно, интерес к западноевропейским легендам, сагам, сказаниям низшей мифологии обусловлен вхождением в стиль эпохи и в индивидуальный стиль художников неоромантизма. И поэтому «таинственным и сказочным» чародеям, рыцарям, гномам, эльфам, русалкам, и конечно, феям — персонажам европейской словесности — многие литераторы посвящают свои произведения. В поэзии, например: К.Д. Бальмонт (циклы «Под северным небом», 1894 и «В безбрежности», 1895, сборник «Фейные сказки», 1905, цикл «Птицы в воздухе»), Осип Мандельштам (О красавица Сайма, ты лодку мою колыхала...», 1908), В. Соловьев («На Сайме зимой», 1894), а в прозе: А.В. Амфитеатров («Серебряная фея», 1909), М. Горький («О маленькой фее и молодом чабане. Валашская сказка»), М.А. Кузмин (сказка «Принц Желание», 1912), Ф.К. Сологуб (сказка «Очарование печали», 1908) и многое другое.
В 1907 году издает свою книгу «Сказки голубой феи» и Лидия Чарская. Центральный образ и главный герой обозначен уже в названии произведения — это фея. Для объяснения внутренней формы этого образа необходимо проследить его генезис.
Принято считать, что образ феи пришел в литературу из мифологии кельтских и романских народов и принадлежит к так называемой низшей мифологии. «Фея [фр. fee лат. fatum], — по поверьям кельтских и романских народов, — как указывается в словаре иностранных слов, — сверхъестественное существо женского пола, способное творить чудеса, делать людям добро и зло; в сказках — волшебница»119. Близок к этому определению и перевод этого слова с французского языка и шведского: «Fee — etre fantastique, du sexe feminin, doue d un pouvoir surnaturel — фея, т.е. существо фантастическое, женского пола, одаренное сверхъестественным могуществом» ; «Fe -(e) — фея, волшебница» . Этимология названия сказочной волшебницы в европейских языках весьма различна и не вполне определенна. Так, например, в Испании и в Италии слову «фея» соответствуют «fada» и «fata» — оба слова производны от латинского «fatum» (т.е. — судьба, рок). Безусловно, это указывает на способность (с точки зрения людей) этих волшебных существ предсказывать и даже управлять человеческой судьбой.
Андерсеновская рецепция в стиле сказок Лидии Чарской
Х.К. Андерсен, В. Гауф, В. и Я. Гримм, Э.Т.А. Гофман, Ш. Перро — сказочники, чьи художественные произведения весьма популярны у читателя-ребенка в России. Однако сказки датского писателя не только явили пример необычайной популярности, но и в буквальном смысле «проросли корнями» на русской литературной почве, что, несомненно, свидетельствует о рецептивном173 взаимодействии между Х.К. Андерсеном и русским писателем как таковым, являющимся еще и потенциальным читателем датского сказочника.
Первое знакомство со сказочными произведениями датского писателя в России произошло в 1845 году, когда П.А. Плетнев опубликовал в журнале «Современник» три сказки Х.К. Андерсена («Бронзовый кабан», «Роза с могилы Гомера» и «Союз дружбы»), переведенные с датского языка Розой Карловной Грот174 (псевдоним в «Современнике» — Аполлонская), сестрой издателя и популяризатора скандинавской литературы в России Я.К. Грота175. В это же время сказки Х.К. Андерсена появляются и в детской периодической печати. Некоторые из них, в том числе и «Цветы маленькой Иды», опубликовала в своей «Звездочке» (1842-1863) детская писательница и педагог Александра Осиповна Ишимова (1805-1881). Настоящий интерес к датскому сказочнику «в России возник позже, когда начали писательскую деятельность те, кто в 1840-1850-х годах детьми знакомились со сказками Андерсена»176, — указывает исследователь русско-скандинавских литературных связей Д.М. Шарыпкин. В 1864 году вышли в свет оба издания «Полного собрания сказок» Х.К. Андерсена, которое подготовило «Общество переводчиц», руководимое И. В. Стасовой и М. В. Трубниковой. Успех книг привлек внимание всей читающей публики России. Сам писатель в письме к М.В. Трубниковой (август 1868 года) отмечал: «Вернувшись из поездки за границу, я обнаружил с удивлением и радостью прекрасное русское издание (выделено нами — прим. A.M.) моих сказок и историй. Я рад, что мои произведения читаются в великой, могучей России...»177. Следующее подобное издание произведений датского писателя — «Полное собрание сочинений Х.К. Андерсена» (1894-1895) — было осуществлено переводчиками А.В. и П.Г. Ганзен. Оно состояло из четырех томов, куда входили не только сказки, но и стихи, романы, пьесы, письма. Современники отметили данный перевод произведений Х.К. Андерсена как лучший. Издатель И.А. Горбунов в письме к Петру Гольфридовичу Ганзен в 1895 году писал: «Познакомившись с Андерсеном в Вашем переводе, я и товарищи мои по редакции нашли переводы Ваши превосходными, не оставляющими желать ничего лучшего. Благоухающая поэзия Андерсена впервые предстала (выделено нами — прим. A.M.). Если бы лучшие писатели мира нашли себе таких переводчиков, то это подняло бы вкус к ним общества» . Следует заметить, что переводы А.В. и П.Г. Ганзен, по словам исследователя творчества датского писателя Э.В. Переслегиной, «до сих пор остаются лучшими и переиздаются до настоящего времени»179. Именно это издание позволило начать в 90-х годах XIX столетия серьезное изучение творчества Х.К. Андерсена180.
Распространение сказок датского писателя в читательской среде, как мы уже отмечали, воспитало целую плеяду восприемников. Например, В.М. Гаршин называет Х.К. Андерсена своим учителем, а сюжеты его сказок — «Сказка о жабе и розе», «Attalea princeps», «Лягушка-путешественница» — перекликаются с андерсеновскими — «Последний сон старого дуба», «Жаба», «Отпрыск райского растения». В ранней романтической сказке М. Горького «О маленькой фее и молодом чабане. Валашская сказка» образ девочки-феи Майи синтезирует в себе черты таких андерсеновских персонажей, как Русалочка и Дюймовочка из одноименных сказок. Интересно и то, что М. Горький, создавая книгу «Сказки об Италии», взял эпиграфом к ней слова из андерсеновской «Бузинной матушки»: «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь»181. На русской почве рождались и такие писатели, «которые входили в детскую литературу в творческой полемике со знаменитым скандинавским сказочником»182, как, например, Николай Петрович Вагнер (1829-1907) со своей книгой «Сказки кота-Мурлыки».
Сюжетостроение книги сказок Лидии Чарской
Литературоведческая наука сегодня вновь обращается к феномену «внутренней формы», категории, которая рассматривалась философией и эстетикой и была сформулирована в своем учении А.А. Потебней.
Применение этого термина в исследовании области индивидуального стиля писателя необычайно важно, поскольку, как отмечает автор концептуальной для нас работы, Ю.И. Минералов, на явлении, называемом «внутренней формой», «базируются взаимные отличия стилей. На нем строится художественная условность (выделено нами — прим. A.M.)» . Таким образом, в своей работе мы будем опираться на понимание этого термина Ю.И. Минераловым: «Внутренняя форма есть образ идеи (или образ идей), образ образа (образ образов)» . Ученый понимает этот феномен, во-первых, как данность, а во-вторых, как принцип. В первом случае — это «созданный индивидуумом образ неких прообразов, неких сходных идей, присутствует во всех содержательно автономных, художественно целостных элементах словесного искусства», а во втором — «основа индивидуального стиля художника»253.
Надо сказать, что для серебряного века, как эпохи, осознававшей себя младенческой, естественно проявление глубокого интереса к области религиозной и религиозно-философской. Востребованность культуры христианства в целом укрепила интерес писателей и поэтов начала XX века к библейским темам, сюжетам, образам, мотивам, к христианской символике, к литургическому началу, к православному церковному календарю, в частности. Духовная атмосфера серебряного века способствовала развитию этой темы в русской литературе того периода: от «Юлиана-отступника» Д.С. Мережковского и «Огненного ангела» В.Я. Брюсова, поэтических циклов А.А. Ахматовой «Белая стая», К.Д. Бальмонта «Зеленый вертоград» (названного по аналогии с книгой С. Полоцкого «Вертоград многоцветный»), поэм А.А. Блока «Двенадцать», М.А. Волошина «Путями Каина» и поэзии Саши Черного до романов М.А. Булгакова «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита», прозы И.С. Шмелева («Лето Господне»), A.M. Ремизова («Крестовы сестры»), Б.К. Зайцева («Афон»), философского эссе В. Розанова («Уединенное», «Опавшие листья»). Христианская образность, в целом, свойственна и произведениям Лидии Чарской. Надо сказать, что сама писательница себя характеризует как человека верующего: «Я религиозный (выделено нами — прим. A.M.) человек...», — указывает она в письме к Ф.К. Сологубу254. Однако сказочная проза детской писательницы, пожалуй, наиболее ярко воплощает в себе православную образность и символику.
«Сказки голубой феи» Лидии Чарской представляют собой книгу, куда включены восемнадцать сказок. Стоит заметить, что это не сборник не связанных между собой художественных произведений, это — книга , предваряемая прологом («Вступлением») и имеющая особое композиционное построение, генеральную мысль, идею, и что самое главное — развитие действия, то есть сюжет. Предметом повествования у Лидии Чарской становится человек как нравственный субъект: автор показывает динамику развития душевно-духовной сферы, приводящей к ПРЕОБРАЖЕНИЮ внутреннего человека. Каждая сказка в книге, являющаяся отдельным художественным произведением со своим сюжетом, своей внутренней формой, — это звено общего предмета повествования, ее можно охарактеризовать как «главу книги». Таким образом, необходимо говорить о метасюжете «Сказок голубой феи». Однако, если сюжет одной сказки — это средство воплощения только ее содержания, то сюжет всей книги — это средство выражения центральной мысли писателя, переданной через словесное изображение главных персонажей в их действиях и отношениях. В данном случае основными героями являются сама писательница, погрузившаяся в детское мироощущение («Так хорошо, точно снова мне три года, и старая няня плетет мне венок из полевой ромашки» (I; 7), и ее маленькая рассказчица из вымышленного сказочного мира — фея, которая прилетела к героине, чтобы передать сказки для «маленьких людей» («Не птичка, не мотылек это, а веселая крошечная голубая девочка. Я знаю ее — это фея... А ты, большая, передашь эти сказки маленьким людям...» (I; 7). Такая композиция отсылает читателя к андерсеновской сказке «Оле-Лукойе» (или, в пер. А.В. и П.Г. Ганзен, «Оле-закрой глазки» ), и «Пимперлэ» Н.П. Вагнера, написанной в традициях датского писателя. В обоих произведениях, построенных на основании метасюжета (вступление и семь частей), также присутствуют и повествователь (сказочник Оле-Лукойе и весельчак Пимперлэ) и маленький слушатель (Яльмар и Теодор).
Черты художественного синтеза в сказках Лидии Чарской
Идея обновления как одна из главных идей серебряного века не мыслилась без такого универсального явления, захватывающего все сферы духовной культуры, как синтез. Одним из первых о нем, как о первоочередной задаче эпохи, заговорил B.C. Соловьев. Он пишет, что «тот великий синтез, к которому идет человечество, — осуществление положительного всеединства в жизни, знании и творчестве — совершится, конечно, не в области философских теорий и не усилиями отдельных умов человеческих, но создан в своей истине этот синтез должен быть, разумеется, отдельными умами, сознание же наше имеет и способность и обязанность не только следовать за фактами, но и предварять их» . В синтез, таким образом, по B.C. Соловьеву, должны вовлекаться не только творчество, но и явления жизни, а также философское и научное их познание. Вместе с тем, B.C. Соловьев указывает и на то, что философии следует «стремиться к внутреннему соединению» с «теологией и положительной наукой», поскольку целью синтеза является «осуществление полной, цельной истины», а «осуществление такого синтеза и есть высшая умственная задача наступающей эпохи»279. Таким образом, философ определяет синтез как «тройственный акт веры, воображения и творчества»280.
Русские символисты (Вяч. Иванов) развили концепцию B.C. Соловьева и выдвинули, в свою очередь, идею «нового религиозного синтеза», которая вызвала большой интерес в среде творческой интеллигенции. Многие «мыслители, — пишет теоретик символизма, — ... начинают понимать тот великий синтез, к которому шло человечество, как внутреннее соединение теологии, положительной науки и явлении художественного творчества» . 1 ак «...еще теснее делаются узы, соединяющие религиозное сознание с художественным» . Таким образом, Вяч. Иванов подчеркивает, что ожидаемый синтез, во-первых, есть нечто органически религиозное, а во-вторых, что он мыслится как охватывающий не только сферу художественного творчества, но и философию, и науки, и иные явления человеческой жизни. Следовательно, по замыслу Вяч. Иванова, «новый синтез» может быть только литургическим» , «религиозным» . В предреволюционной книге «Борозды и межи» поэт-философ пишет: «...Лучшее свое Человек отдает своему Богу... В богослужении вдохновенно и дружно сплелись музы в согласный хор, и с незапамятных времен того «синкретического действа», в котором Александр Веселовский усматривал колыбель искусств, впоследствии разделившихся: драмы, лирики, эпоса, орхестрики и музыки, естественно и вольно осуществляется искомый нами с такой рационалистическою надуманностью синтез. Что этот синтез может быть только литургическим, понимали и творец действа о Парсифале, и Скрябин. Бросим взгляд на отправляемое поныне богослужение. Все искусства представлены в нем...»285. Далее Вяч. Иванов набрасывает своего рода «предметную иллюстрацию» последней мысли. «Вот три двери в иконостас — три двери трагической сцены эллинов. Вот солея — проскенион, и архиерейское место — фимела орхестры. А вокруг строятся два полухория древнего хора, и антифонно звучат строфа и антистрофа, и орхестрически движутся в драгоценных столах священнослужители, и звучит в речитативах и пении все гимническое великолепие эллинской поэзии; и фрески мерцают сквозь эфирную ткань голубого фимиама... ... А зодчество — в чем, как не в создании домов Божиих расцветало прекраснейшим своим цветом зодчество? В богослужении, и только в богослужении находят системы искусств свою естественную ось, причем естественную орбиту»286.
Все более увлекаясь дерзновенной красотой своей идеи, в символистских кругах начинают понимать художественное слово как инструмент магического воздействия на физический мир. Слово-символ — могучее средство преображения человека и преобразования всего сущего. Такое слово, кроме того, — средство общения с потусторонним миром и получения из него энергий для воздействия в желаемом направлении на «этот» несовершенный мир. Синтез необходим, чтобы символ достиг данной фантастической силы. Следует добавить, что, разумеется, всему этому сопутствовала легковесная мода на таинственное, так что мистические увлечения ярких мыслителей и художников подвергались вульгаризации.
Применительно к сфере художественной литературы идея «нового религиозного синтеза» воплощается на двух уровнях: на уровне взаимодействия между живописью, музыкой и литературой; литургического синтеза, и на уровне взаимодействия поэзии и прозы, то есть «внутрилитературного синтеза»287. Безусловно, детская литература, являясь неотъемлемым компонентом общего литературного процесса, была не только увлечена идеей «синтеза», но и активно воплощала ее. Проследим это явление в творчестве Лидии Чарской.
