Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Стиль современной военной прозы в историческом и культурном контексте России рубежа XX-XXI веков .
1.1. Синтез документального и художественного начал как литературоведческая проблема реализации стиля .
1.2. Историческое повествование и мемуаристика: общее и индивидуальное.
1.3. Становление новой военной прозы и способы формирования образа истории в современной литературе о войне.
Глава II. Художественно-документальное и документально-художественное начала в стиле B.C. Пикуля и В.Н. Николаева
2.1 Документальное начало в стиле произведений В.Пикуля: традиции и новаторство .
2.2 Индивидуальный стиль в повествовании о войне. Соотношение документального и художественного в военной прозе В.Николаева
Глава III. Современная историческая проза на документальной основе с батальной составляющей .
3.1 Изображение войны в батальной литературе последней трети XX века: «документальное свидетельство».
3.2 Способы передачи документального содержания в современной военной прозе.
Заключение.
Библиография.
Приложения.
- Синтез документального и художественного начал как литературоведческая проблема реализации стиля
- Документальное начало в стиле произведений В.Пикуля: традиции и новаторство
- Индивидуальный стиль в повествовании о войне. Соотношение документального и художественного в военной прозе В.Николаева
- Изображение войны в батальной литературе последней трети XX века: «документальное свидетельство».
Введение к работе
Диссертационная работа «Стиль современной русской прозы о войне»
посвящена изучению прозы последних десятилетий XX века — начала XXI века о войне. Этот материал представляет собой широкое исследовательское поле, поэтому понятие «стиль» рассматривается в работе как в широком (стиль эпохи), так и в узком значении (индивидуальный стиль автора). Преимущественное внимание направлено на характерные черты стиля, которые формируют образ войны, на проблематику, объясняющую повествовательный и описательный план прозы, а также на особенности присутствия документального начала.
Интерес к названной теме, скорее, должен уже «угасать» прежде всего потому, что непрерывно растет временная и политическая дистанция. Однако следует констатировать высокий интерес к прозе и поэзии о Великой Отечественной войне, к художественному постижению последующих вооруженных конфликтов. В отличие от литературы 70-х — начала 80-х годов XX века, когда в освещении Великой Отечественной войны возобладали экзистенциальные, философские тенденции, в современной военной прозе возрастает внимание к документальному началу. Этот интерес постепенно зарождался уже в 70-е — 80-е годы и, возможно, провоцировался военными событиями с участием Советских войск в Афганистане.
Внимание читателя к военной литературе, особенно к военной прозе на документальной основе, объясняется также все более доступной возможностью авторов работать с рассекреченными архивами времен Великой Отечественной войны (1941-1945 г.г.), Второй мировой войны в целом (1939-1945 г.г.) и боевых действий в Афганистане (1979-1989 г.г.). Произведения о Чеченских кампаниях (1994-1996 г.г. и 1999-2010, активная боевая фаза до 2000 года) и войне в Афганистане, в первую очередь, основываются на воспоминаниях участников этих боевых действий, современников читателя. Тема Великой Отечественной войны, которую открывают для себя писатели молодого поколения и поколения старшего, ветераны Великой Отечественной1, сопрягается с осмыслением недавних военных событий. Это продиктовано и активной государственной политикой России (особенно в канун 65-летнего юбилея Победы СССР в Великой Отечественной войне), и неоднозначным восприятием вышеперечисленных военных событий в различных странах мира. «Недаром писатели-фронтовики сетовали, что не вся правда о войне написана. Прошло время, появилась историческая дистанция, которая позволила увидеть прошедшее и пережитое в истинном свете, пришли нужные слова, написаны другие книги о войне, которые приведут нас к духовному познанию прошлого»2.
1 Так, Михаил Алексеев, писатель — фронтовик, в 2003 году создает автобиографическую повесть в письмах «Через годы, через расстояния...» и начинает ее словами: «Он вернулся ко мне через шестьдесят лет, мой огненно-кровавый, светлый и чистый Сталинград 42-43-х годов. Вернулся вполне осязаемо — в виде моих военных писем...»
Б.А. Леонов пишет о том, что «...сама практика литературы последнего десятилетия XX века свидетельствует, что к теме войны обращаются авторы, не воевавшие...»3. На это указывает и небывалый рост числа новейших экранизаций литературных произведений о войне4. В свете вышесказанного наиболее востребована сегодня военная проза во всей многоаспектности ее претворения в современном историко-литературном пространстве. В последнее время в литературной критике, применительно к военной прозе, стал употребляться термин «новая военная проза»5 при рассмотрении литературы об афганской и чеченской войнах. Однако новая военная проза — это еще и полемическая проза, которая содержит другое изображение войны писателями-фронтовиками.
В произведениях современных писателей (как отечественных, так и зарубежных) прослеживается неподдельный интерес к событиям военной истории, к документам. Документальность как важнейшая черта стиля современной, в т.ч. военной, прозы становится предметом научных дискуссий и широко обсуждается в литературоведческих кругах. «... Читатель ... хочет расслышать ...голос провидения — неожиданную, непредсказуемую, но и открывающуюся для всех объективную истину», — пишет П. Палиевский6. В дискуссии по данному вопросу на страницах «Литературной учебы» в 2009 году приняли участие известные современные деятели культуры и науки: А. Большакова, А. Варламов, А. Ганжа, А. Газизова, Н. Кознова, Л. Луцевич, Е. Местергази, Б. Осипов, П. Палиевский7. Такое обсуждение не случайно. Оно указывает на актуальность темы, на высокий интерес к проблеме достоверного изображения событий в художественной литературе.
2Шелудько В. (По материалам Круглого стола для писателей, филологов и библиотекарей Ассоциации книгоиздателей России на тему: «Литература о войне. Проблемы детского книгоиздания» от 09.04.2010)
3 Леонов Б.А. Русская проза второй половины XX века о Великой отечественной войне. М.: Литературный институт им. A.M. Горького, 2008. С.З.
4« В августе — 44-го» (2000)- фильм по мотивам романа В. Богомолова «Момент истины» (реж. М. Пташук), «Звезда» (2002) — фильм по мотивам повести Э. Казакевича (реж. А. Иванов), «9 рота»(2005) — фильм по книге Ю. Короткова «Девятая рота» (реж. Ф. Бондарчук), «Живи и помни» (2008) — драма по повести В. Распутина (реж. А. Прошкин), «Диверсант» (2004, 2007) — фильм по роману А. Азольского (реж. И. Зайцев), «Пленный» (2008) — фильм по мотивам повести В. Маканина «Кавказский пленный» (реж. А. Учитель), «Никто, кроме нас» (2009) — фильм по повести С. Говорухина «Никто, кроме нас», в 2010 году готовится к выходу новая экранизация повести Б. Васильева «А зори здесь тихие» и многие другие фильмы.
5 Обзор литературно-художественных журналов. Российская проза -2006: новая военная
проза./Сост. Шумилова О.И. НМО, Астраханская библиотека имени Крупской. —
Астрахань, 2007. ( библиотек Самарской).. ./Российскаяпроза.сіос') и другие.
6 Литература и документ: теоретическое осмысление темы (материалы «круглого стола») //
Литературная учеба. № 1, М. 2009. С. 198-210.
7 Там же.
Проблема документальности и вопросы, связанные с изображением исторических военных событий в литературе, острее, чем когда бы то ни было, встают перед современным человеком, ибо интерес к фактам и документам сегодня обусловлен и высоким интеллектуальным уровнем граждан, интересующихся историей, и образованностью современного читателя, и его стремлением иметь собственную точку зрения на исторические события, желанием сформировать ее, опираясь на объективные данные или на те, что имеют статус документальных свидетельств.
Предметом данного исследования являются произведения военной прозы периода с 80-х годов XX века — начала XXI века на документальной основе. В качестве материала исследования анализируются роман В. Пикуля «Площадь павших борцов», 1992 г. (о событиях Великой Отечественной войны) и повесть В. Николаева8 «Живый в помощи», 2001 год (о войне в Афганистане 80-х годов с участием Вооруженных сил СССР и о военных конфликтах последнего десятилетия XX века на территории России и стран СНГ) в контексте современной военной прозы (В. Кривенко, В. Носков, В. Маканин, А. Проханов, А. Бабченко, М. Абдулин, В. Дегтев и другие).
Объектом исследования стали характерные черты индивидуального стиля писателей на материале исторической (военной) прозы последних десятилетий XX века, формирующиеся на основе включения в произведения различного рода документов, а также сочетающие в себе характерные признаки документальности, с одной стороны, и художественного вымысла, с другой.
Методологическую (теоретическую) основу данного исследования
составили труды по литературоведению и современной литературе о стиле и
поэтике — М.М. Бахтина, А.А. Потебни, П.А. Николаева, Ю.И. Минералова,
об историзме в литературе Ф.И. Буслаева, об историософском основании
русской литературы XX века — Л.А. Трубиной, о проблематике и стиле
литературы о войне — Б.А. Леонова. В исследовании применялись
сравнительно-типологический, историко-функциональный методы,
позволившие провести анализ материала на возможно широком художественном и художественно-документальном пространстве современной прозы о войне.
Актуальность исследования связана с тем, что в настоящее время историческая проза исследуется по преимуществу с социально-нравственной или идеологической стороны, необычайно важно изучение контаминационных возможностей и форм, при которых исторический факт и художественный вымысел взаимно усиливают отражение исторической правды, создают образ подлинной истории. В поле зрения работы — художественные произведения о войне с документальной основой, позволяющие анализировать избранный феномен стиля военной прозы
8 Виктор Николаевич Николаев. Член Союза писателей России. Автор книг «Живый в помощи» (Записки «афганца»), «Из рода в род», «БезОтцовщина». Лауреат премии Союза писателей России «Честь имею» 2000 года, лауреат премии «Прохоровское поле» 2002 года, лауреат Большой литературной премии России 2002 года.
наиболее адекватно научно-филологической задаче.
Помимо прочего, данная работа дает возможность в избранном исследовательском ракурсе увидеть, каковы традиции русского исторического романа, классической военной прозы и как они функционируют в новой и новейшей военной литературе на документальной основе.
Современная военно-историческая проза на документальной основе пока не стала предметом всестороннего научного исследования, в подобном объеме и под данным углом зрения изучаемый материал прежде никем не рассматривался.
Научная новизна состоит в том, что
впервые определяются черты преемственности в изображении войны в русской прозе и аспекты полемики с доминантной линией традиции; так, определены характерные способы использования и интерпретации документальных материалов, воспринятые литературой последних десятилетий XX века от Л.Н. Толстого, М.А. Шолохова, других писателей, ставящих историческую и военную проблематику во главу угла творчества в целом, и прозы, в частности;
впервые определяются духовно-нравственные и социально-философские посылы формирования взгляда на историю Отечества в ее драматические периоды в современной литературе; религиозно-нравственные основания пути героя (его духовное рождение и нравственное возрождение даются современными прозаиками в системе координат православной веры). Так, роман В. Николаева даже назван цитатой из самого начала псалма 90 «Живый в помощи». Другие, но не менее значимые социально-философские и вместе с тем символические основания обнаруживаются в последнем незаконченном романе В. Пикуля;
впервые в научный филологический оборот вводятся произведения (В. Николаев «Живый в помощи» и В. Пикуль «Площадь павших борцов»), привлекшие приоритетное внимание литературных критиков, а также вызвавшие серьезный резонанс в журнальной и газетной периодике.
впервые системно исследуются типы документов, включенных в повествование и в конечном итоге определяющие стиль документально-художественной и художественно-документальной прозы (информационные сообщения, исторические справки, прямые репортажи, оригиналы документов, разного рода личные свидетельства и т.п.).
выделяются способы передачи документального содержания в современной военной прозе: введение в тексты произведений непосредственных (неимитирующих) документальных сведений; введение в тексты произведений опосредованных документальных сведений (ссылка на чужие письма, дневники, мемуары); построение художественного произведения на автобиографической и мемуарной основе (документальное начало - личные воспоминания); стилистическое обрамление диалогов; детализация описываемого пространства.
продемонстрированы возможности индивидуальных стилей писателей
последней трети XX века — начала XXI веков в создании документальной
основы прозы о войне, в частности с батальной составляющей9.
Индивидуальная образность в сопоставляемых произведениях о войне
обусловлена различием художественных основ произведений:
автобиографической (В. Николаев) и документальной (В. Пикуль).
Научная новизна диссертации определила и теоретическую значимость
работы, т.к. в исследовании впервые прослеживаются доминантные
тенденции современной военной прозы (в части соединения исторического
факта, документа (приказы, донесения, рапорты, репортажи с места событий)
и художественного вымысла, сюжетов и сцен, соответствующих духу
времени и авторской позиции), выявляются особенности включения
документального (а также мемуарного) начала в художественную ткань
современных произведений о военных событиях разных лет: Великой
Отечественной войны, Афганском и Чеченском вооруженных конфликтах.
Так, например, в работе Н.С. Выговской (2009) рассматриваются
произведения только о Чеченских конфликтах конца XX века10.
Целью диссертационной работы является исследование феномена стиля как эстетического единства всех компонентов формы и содержания произведения, соответствующих его воплощению в военной прозе последнего десятилетия XX века — начала XXI века, выявление общих стилевых тенденций современной русской военной прозы, заключающихся в неослабевающем и всестороннем интересе к документальному началу в разработке исторической проблематики.
Цель исследования определила его конкретные задачи:
выявить характерные черты стиля русской прозы о войне конца XX — начала XXI веков;
определить способы создания образа войны в литературе названного периода;
— охарактеризовать принципы и приемы использования
документальных свидетельств и фактов истории в современной литературе
(на примере изображения Великой Отечественной войны и боевых действий
в Афганистане в конце XX века);
— выявить доминантные приемы синтеза документального и
художественного начал в современной военной прозе;
— рассмотреть и проанализировать особенности изображения войны в
батальной литературе последнего десятилетия XX века, определить основные
способы передачи документального начала в современной военной прозе;
9 В отличие от другого вида военной прозы, военно-приключенческой литературы (так
называемой «шпионской», «литературы о разведчиках»), «батальная литература»
представляет собой свод произведений, основанных на реальных военных событиях и
изображающих столкновение на поле битвы.
10 Выговская Н.С. Молодая военная проза второй половины 1990 — начала 2000-х годов:
имена и тенденции: Дисс... канд. филологических наук. М, 2009. 194с.
— выявить доминантные черты индивидуального стиля авторов в военно-историческом повествовании о войне, опирающихся на мощную документальную и фактографическую базу, на примере анализа произведений В. Николаева и В. Пикуля.
Цели и задачи исследования обусловили структуру диссертации, которая состоит из введения, трех глав и заключения, библиографии, насчитывающей 190 наименований, 3 приложений. Общий объем диссертации составляет 182 страницы.
Апробация работы: результаты исследования апробированы в докладах на второй и третьей Всероссийской конференции молодых ученых «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых, МПГУ (2003, 2004), научно-практической конференции «Синтез в русской мировой художественной культуре», МПГУ (2005; 2009); на научно-методической конференции «Филологическая наука и школа: диалог и сотрудничество» (2007, 2008, 2009) а также в 5 публикациях по теме диссертации.
Практическая значимость исследования. Эмпирический материал и результаты теоретического и историко-литературного исследования могут быть использованы в преподавании систематического курса истории русской литературы, а также в курсах по выбору (проблемы истории и теории современной литературы или проблемы исторической прозы, литературы о войне).
Синтез документального и художественного начал как литературоведческая проблема реализации стиля
История «Первоначальное значение слова "история" восходит к греческому "historeo", что значит "расследование", "узнавание", "установление". Таким образом, первоначально "история" отождествлялась со способом узнавания, установления подлинных событий и фактов»30
Поскольку материалом данного исследования являются произведения, имеющие историко-документальную основу, особую значимость для него имеют работы, посвященные проблемам документально-художественной литературы.
Современный этап развития и бытования литературы характеризуется вовлечением в культурно-исторический и литературно-художественный оборот все более широкого круга документов, источников, стремлением к максимально возможной полноте их использования, совершенствованием способов их «включения» в собственно информационных и художественно-эстетических целях в произведение.
Напомним, слово «документ» переводится с латинского как «поучительный пример», «способ доказательства», «свидетельство». Такое толкование значения слова показывает, сколь широки «владения» документа и какова его роль в жизни человека, особенно для нашего времени. История как наука - это исследование (расследование) прошлого в общих и частных его событиях для установления причин, следствий, результатов как для отдельной личности, какого бы масштаба она ни была, для отдельных социальных групп, а также для государства и общества в целом. Литература как искусство словесности имеет свой собственный инструментарий постижения прошлого, свой собственный «художественный» исследовательский аппарат, при этом во времена, особенно взыскующие к истине, она не случайно стремится соединить свой собственный художнический и исторический (научный) инструментарий, который, как кажется писателям, обращающимся к вопросам истории, «умножает» и собственно литературный результат: документально-художественный.
Сближение документальных, фактографических источников с художественным повествованием происходило уже на ранних стадиях развития литературы. В эпоху античности и Возрождения историография зачастую заменяла собственно художественную прозу. В эпоху классицизма проза (в том числе мемуарная) оказалась «за пределами эстетической регламентации» (Л.Я. Гинзбург), хотя интенсивно развивались (особенно во французской литературе) мемуарный и другие «промежуточные» жанры (письма, максимы, портреты, характеры). В эпоху реализма границы между художественной литературой и другими видами словесности стираются, повышается внимание ко всему реальному и конкретному. Именно в этот период происходит формирование и развитие художественно-документальных жанров.
В XX веке произошел «всплеск» литературы, построенной на документальной основе. Расцвет документально-художественной литературы, особенно это актуально для прозы, отразил главную тенденцию всего столетия - усиление интереса к человеческой личности, психологии и ее духовному миру.
Уже в 1920-е гг. появились теоретические работы, посвященные проблемам новых жанров, например, книга Г.О. Винокура «Биография и культура» (1927). Но вплоть до 1970-х годов вопрос о разработке теории художественно-документальных жанров не ставился. Так, в академической трехтомной «Теории литературы» о них ничего не сказано. В книге Л.И.Тимофеева «Основы теории литературы» было введено понятие «художественно-исторический жанр», но под этим условным определением объединены разнотипные произведения - очерки, мемуары, художественно-биографические романы.
Вопрос о необходимости теоретической разработки проблем документально-художественных жанров остро встал в отечественном литературоведении в 1970-е гг. Общие проблемы истории и теории художественно-документальной и мемуарной литературы разрабатывались Л.Я. Гинзбург, Д.С. Лихачевым, Ю.М.Лотманом. Е.Г. Местергази в работе «Художественная словесность и реальность (документальное начало - в отечественной литературе XX века)» говорит о необходимости «рассмотрения той области теоретического знания, которая до сих пор почти не попадала в поле зрения ученых, а именно проблемы документального начала в литературе...»31
Были затронуты вопросы о родовой принадлежности документально-художественной литературы, в том числе о выделении ее в особый литературный род и о соотношении с публицистикой, художественной литературой и литературной критикой; о жанровом составе документально-художественной литературы; о ее происхождении, эволюции и конкретных исторических формах (в творчестве Ж.-Ж.Руссо, Ш.-О.Сент-Бева, А.И.Герцена и др.).
Проблемы, связанные с жанровой спецификой художественно-документальной литературы, до сих пор окончательно не решены. Хотя термин прочно вошел в научный обиход, понятие не определено теоретически и часто противоречиво, так как документальность иногда трактуется как достоверность и противопоставляется художественности как результату вымысла.
Ученые давно отошли от неправомерного отождествления художественности с вымыслом. Художественность («эстетическая значимость») - результат типизации и обобщения, результат отбора и творческого сочетания элементов, служащих для выражения авторской оценки изображаемых фактов. П.В.Куприяновский поддержал мнение тех исследователей, которые разграничивают понятия документальности в прямом значении и документальности как средства или формы создания художественного образа. Он писал: «В первом случае документальность порождает, условно говоря, деловую или научную литературу: подлинные письма, дневники, воспоминания, описания путешествий, исторические и биографические работы, не претендующие на художественность. Во втором случае с документальностью связаны художественные произведения: очерки, художественные биографии, художественно-мемуарные произведения типа «Былое и думы» Герцена и т.д. Здесь мы имеем дело с творческим отбором, систематизацией и обобщением подлинных фактов и документов, которые, соединяясь, сцепляясь друг с другом, подчиняясь авторской концепции, создают определенный идейный и эмоциональный настрой, без коего нет образного воплощения действительности».
Документальное начало в стиле произведений В.Пикуля: традиции и новаторство
Принципы анализа художественной прозы, основывающиеся на понимании художественного как целостной, замкнутой системы, все элементы которой возводятся к единому организующему центру (образу автора) изучались в трудах В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, Ю.Н. Тынянова, Г. А. Гуковского и др. Но изучению самой повествовательной речи исторических романов и повестей посвящено не так много работ.
Например, в трудах В.В. Виноградова повествовательная речь рассматривается наравне с речью диалогической. Виноградов не ставит перед собой задачу рассмотреть синтаксические и лексические особенности произведения подробно и поэтому повествовательная речь рассматривается только в общих чертах. А.И. Горшков рассматривает повествовательную речь в общих теоретических чертах, без опоры на конкретный текст, на конкретное произведение. О.Г. Винокур рассматривает язык исторического романа, но упор делается на стилизацию текста под конкретную историческую эпоху и сам автор больше опирается на диалог.
В.В. Одинцов в работе «О языке художественной прозы» тоже затрагивает проблему повествовательной речи наравне с речью диалогической и дает повествовательной речи только общую характеристику51.
Исследованием повествовательной речи занимается и профессор Нестеров М.Н. В его работах освещаются стороны художественно-словесного мастерства Ю. Тынянова как исторического романиста. Анализ языка и стиля Ю.Тынянова дается в тесной связи с исторической романистикой. Рассматриваются отдельные исторические произведения и при их анализе повествовательная речь не всегда выходит на первый план .
Сложность изучения повествовательной речи исторических романов и повестей заключается, прежде всего, в большом объеме информации, получаемой при исследовании текстов, при этом необходимо давать сопоставительный анализ языковых средств повествовательной речи исторический произведений разных авторов и периодов, необходимых, чтобы показать развитие языка на протяжении эпохи.
Исследование повествовательной речи исторических романах — это процесс весьма интересный и познавательный. Прежде всего, вспомним, что исторический роман в России прошел ряд этапов становления, прежде чем появился в современном виде. Изменения, происходившие в историческом жанре, отразились не только в тематике романов и повестей, но затронули также и языковые средства.
Исторический роман явился в то время, когда народное сознание обращается к воспоминанию о своей прошлой жизни. Художественное отображение национального прошлого народа в его конкретно-историческом признавалось многими русскими писателями как важнейшая задача русской литературы.
Н.А. Добролюбов, говоря об историческом романе, отмечал: «... Всегда у всех народов литература являлась отпечатком народной жизни, выражением общественных потребностей»53.
Роман явился тем родом литературы, который мог вместить в себе многолетний опыт народа, именно в романе писатели могли воплотить свои идеи и мысли об историческом прошлом и будущем России.
Проникновение истории в повседневное сознание общества с большой выразительностью отметил А. Бестужев-Марлинский: «Мы живем в вехе историческом; потом в веке историческом по превосходству, — пишет он в статье о романе Н. Полевого «Клятва при гробе Господнем»54. — История была всегда, свершалась всегда, но она ходила сперва не слышно, будто кошка, подкрадывалась невзначай, как тать. Она буянила и прежде, разбивала царства, уничтожила народы, бросала героев в прах, выводила в князи из грязи; но народы, после тяжкого похмелья, забывали вчерашние кровавые попойки, и скоро история оборачивалась сказкою. Теперь иное. Теперь история не в одном деле, но и в памяти, в уме. В сердце у народов. Мы ее видим, слышим, осязаем ежеминутно; она проницает в нас всеми чувствами» . Историческая тематика входит в художественную литературу всерьез и надолго. Уже в 20-е годы XX столетия в русской филологии активно разрабатывались проблемы стилистики художественных произведений, в частности, проблемы композиции, монолога и диалога, сказа (не только исторических романов). Учения В.В. Виноградова («О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума», «О теории литературных стилей» и др.) показывали, что текст организован монологически, что диалог, если он включается в текст, подчинен монологу. В.В. Виноградов один из первых определил связующей, объединяющей текст категорией — образ автора. «Образ автора — это та цементирующая сила, которая связывает все стилевые средства в цельную словесно-художественную систему. Образ автора — это внутренний стержень, вокруг которого группируется вся стилистическая система произведения»56. Еще в начале 20-х годов слово «автор» и «рассказчик» не были специальными терминами филологии. Они обозначали конкретных людей, которые «остаются вне текста со всем своим разнообразным набором человеческих качеств, социальных связей, субъективных привычек, симпатий и антипатий и т.п., свойственных им в жизни»57. Уже в 1927 году в статье «К построению теории поэтического языка» появляются термины «образ автора-рассказчика» и «образ писателя» . Позже часть этой статьи В.В. Виноградов перенес в книгу «О художественной прозе», где уже вполне терминологически четко обозначаются «образ автора» и «образ рассказчика»59.
Индивидуальный стиль в повествовании о войне. Соотношение документального и художественного в военной прозе В.Николаева
Говоря о проблеме документализма в военной прозе последней трети XX века, хочется особо отметить специфику индивидуального авторского стиля в современном историческом повествовании.
B.C. Пикуль - один из наиболее ярких писателей конца XX века, творчество которых заложило основы нового периода в истории современной русской литературы в целом и исторического повествования в частности.
Как отмечает С. Журавлев, «за 40 лет подвижнического литературного труда B.C. Пикуль вернул русскому человеку значительную часть великой родной истории. Он подарил миллионам своих читателей вошедшие в сокровищницу нашей литературы книги: «Баязет» (1961), «Париж на три часа» (1962), «На задворках великой империи» (1964-1966), «Реквием каравану PQ-17» (1970), «Пером и шпагой» (1971), «Моонзунд» (1972), «Битва железных канцлеров» (1977), «Богатство» (1978), «Три возраста Окини-сан» (1981), «Фаворит» (1984), «Крейсера» (1985), «Каторга» (1987), «Честь имею» (1989) и другие. Многие произведения изданы в Болгарии, Чехословакии, Франции, Японии, Сирии, Китае и других странах. В 1988 году за роман «Крейсера» он был удостоен звания лауреата Государственной премии РСФСР»1
В литературу Валентин Пикуль, как уже говорилось, пришел из войны и от войны. И этим он родствен тем писателям, которых за сходство биографий и определенную близость творческих позиций (особенно на раннем этапе) принято называть писателями «второй волны» военной прозы. И хотя творческая судьба В. Пикуля несколько иная, он так же, как и они, прошел через военное лихолетье, в литературе жаждал правды о войне: «Я пытался в книгах того времени найти правду о войне и зачастую не находил ... И тогда запала мне в душу грешная мысль написать обо всем виденном самому»101.
В 1954 году вышла в свет первая книга Валентина Пикуля -двухтомный роман «Океанский патруль», посвященный памяти боевых друзей-североморцев. Сам писатель не любил вспоминать о нем, считая его «образцом того, как не надо писать романы», вместе с тем в этом произведении уже было то, что скрашивало в значительной степени чисто литературные огрехи -живое чувство непосредственного участника событий, правдивость деталей, атмосферы того времени, точность изображения флотского быта.
В романе можно разглядеть и некоторые характерные черты более позднего творчества B.C. Пикуля. Особенно в «финской линии», потребовавшей от начинающего писателя серьезной литературной работы, изучения специальной литературы и даже знания финского языка. Несмотря на то, что B.C. Пикуль не имел высшего образования, он самостоятельно изучил историю настолько, насколько это вообще возможно. По признанию современников и друзей, у него была собрана богатейшая библиотека из 11 тысяч томов.
Валерий Ганичев в предисловии к книге "Пером и шпагой" замечает, что доктор исторических наук, профессор Н.Н. Молчанов, «глубокий историк и публицист, критически настроенный своими коллегами к творчеству Пикуля, ознакомившись с его исторической библиотекой, методикой работы, иконографическим портретным богатством, сказал мне: "Ни один наш академик от истории не оснащает свои работы так фундаментально, как этот самоучка. Я стал его пылким поклонником".
Также надо особо сказать о том, что сам Н. Н. Молчанов в годы Великой Отечественной войны служил во флоте, поэтому особо ценными кажутся его замечания о морских романах B.C. Пикуля:
«Романы, связанные с историей русского военно-морского флота, — это наиболее успешно разрабатываемая им тематика. Книги Пикуля-мариниста отличаются знанием моря, людей, психологии, истории флота, боевой техники. Он рисует правдивые картины флотских будней и своеобразие морского боя с реальными ощущениями его участников. Книги на морскую тематику лишены псевдоромантики и показывают жизнь в реалистическом восприятии мира»108.
В нашей литературной критике существует тенденция сравнивать творчество Валентина Пикуля с Александром Дюма («два почти равнозначных романиста»109). Это довольно необъективное сравнение, т.к. по одному признаку - историческое повествование - отождествление невозможно.
В связи с этим А. Панков отмечает: «Можно ли себе представить д Артаньяна, задумчиво ковыряющего в носу во время игры в шахматы с кардиналом Ришелье? Ни в коем случае — он эталон всех положительных качеств! Да, где-то утрирую. Но Валентин Пикуль не стесняется показывать своих героев, любого ранга исторических лиц, настоящими — живыми по людьми ». Так, можно сопоставить с поведением персонажей А.Дюма поведение героев В. Пикуля, провести параллель между некоторыми событиями.. Например, после драки с братьями Орловыми ("Фаворит"), Потемкину лечил глаз в бане знахарь: "... прислал ему Ерофеича — чудодея знахарства, изобретателя эликсира бодрой и неустанной жизни. ... . - Вот корона тебе! Сиди, пока дурь не выйдет. А глаз вдруг начал пылать. Потемкин потянул с головы глиняную макитру. ... . Торопливо начал срывать с головы зловонные тряпки. Сунулся в кадушку с ледяной водой. Но лечебная масса уже затвердела вроде гипса. Правый глаз его перестал видеть! Нагишом он вылетел из бани — почти полоумен.
Изображение войны в батальной литературе последней трети XX века: «документальное свидетельство».
Военная проза конца XX века охватывает своим описанием довольно широкий круг войн и военных действий. Как отмечалось ранее, предметом изображения произведений современной литературы становились и русско-турецкая, и Великая Отечественная, и Первая мировая (в целом), и Афганская войны, а также участие в чеченских кампаниях.
В связи с недавними военными событиями и празднованиями юбилеев Победы нашей страны в Великой Отечественной войне тема войны активно проникает и в публицистическую146, и в «массовую147» (преимущественно военно-приключенческую) художественную литературу России, не говоря уже о серьезной художественно-документальной военной прозе.
Как отметил Всеволод Бродский, «еще недавно нечто подобное сложно было себе представить — о Чечне писали или заведомо макулатурные авторы или отпетые маргиналы. Однако в последние несколько месяцев в свет вышло сразу несколько заметных отечественных книг, так или иначе затрагивающих тему войны на Кавказе. Уже сейчас некоторые из них можно увидеть в хит-парадах книжных магазинов, а роман Захара Прилепина «Патологии» даже вошел в шорт-лист премии «Национальный бестселлер»148...
Наибольший интерес представляет изображение войны в так называемой «батальной» литературе. В отличие от другого вида военной прозы, военно-приключенческой литературы (так называемой «шпионской», «литературы о разведчиках»149), «батальная литература» представляет собой свод произведений, основанных на реальных военных событиях и изображающих столкновение на поле битвы.
Наиболее интересными в данном случае становятся произведения батальной литературы, авторы которых сами являлись участниками описываемых столкновений. Только в этом случае мы можем говорить не только о документализме (воссоздание картин реальных военных действий по документальным источникам), но и о личностном факторе - художественности авторского переживания, сопричастности, наличии мемуарного начала. Объективно можно говорить о трех поколениях писателей: 1. «поколение Отечественной войны»: фронтовики Великой Отечественной войны (гораздо меньше уже тех, кто прошел через гражданскую войну и революцию) \ 2. «среднее поколение»: участники Афганской войны; 3. совсем новое поколение фронтовиков — писатели, участники военной компании в Чечне В произведениях авторов, прошедших через Великую Отечественную войну, очевидцев драматических событий, связанных с боевыми действиями и подъема послевоенных лет, заставших принижение роли этой войны в СМИ, искажение многих фактов, охлаждение отношений с ранее братскими народами, воевавшими бок о бок, а также в произведениях писателей-участников Афганских и чеченских событий, стали слышны слова о том, что, рассматривая ход войны, затрагивая более стратегию, тактику, подробности военных операций, многие не говорят о самом главном - о духовном смысле войны.150.
Война возвращала реальное представление о жизни многим — от простых солдат до верховного командования. Сначала осознание того, что «только Божья и ничья другая Воля способна даровать победу Русскому оружию» стало проявляться в публицистической (журналы «Голосъ совести», «Русский дом» и т.п.), мемуарной и автобиографической литературе (Чаковский, Астафьев, Павлов, Кривошеий), затем постепенно и на страницах художественных (преимущественно художественно-документальных) произведений о войне.
П. Ткаченко пишет: «Когда заканчиваются войны, когда со временем притупляется душевная боль и горечь потерь, ими нанесенных, начинается уяснение их причин, суд земной и Божий над теми, кто их затевал, кто стал вольным или невольным их виновником»1 \
В.А. Кривошеий будто дополняет предыдущие слова: «Писать о событиях полувековой давности — дело нелегкое. Как ни ярко запечатлелись в сознании действительно потрясающие события и переживания ... войны в России — все, что я лично пережил, видел и слышал, — время многое вырвало из памяти, особенно имена и даты. Да и сами переживания, чувства тех времен невольно окрашиваются тем, что мне пришлось испытать впоследствии в течение долгой жизни. Я это хорошо понимаю и, тем не менее, пишу эти воспоминания, как ни далеко и, казалось бы, даже чуждо описываемое в них прошлое, которое так различно со всей моей настоящей жизнью, с ее духовными и интеллектуальными интересами. Пишу потому, что не могу не писать. Хочется высказаться ведь прошлое все ж таки живо, да и мне пришлось многое пережить, а поэтому есть, о чем рассказать. Не в смысле, конечно, большой истории, — я был слишком молод и слишком незначительно было мое тогдашнее положение, чтобы я мог быть деятелем исторических событий. Но то, что я лично видел и слышал и что испытал, — это я постараюсь рассказать, может быть не достаточно объективно, но правдиво и до конца искренне, ничего не замалчивая, даже если это не всем понравится. Я хочу рассказать, как Бог неоднократно спасал меня от, казалось бы, неминуемой смерти»152.
В «Шпионском романе» Бориса Акунина есть эпизод, в котором старший майор НКВД Октябрьский перед смертью говорит лейтенанту Дорину: «А еще хочу дать тебе совет, хоть и сдал ты меня. Неправильно я учил тебя, Егорка -чтоб ты не сердца слушался, а головы. Подведет тебя голова в самом главном... Сердце, конечно, ерунда, лютор для качания крови. Ничего оно тебе не скаэюет. Ты голос слушай. Есть внутри такой голос. Когда надо, он всегда подскажет, ты только уши не затыкай...».
«На войне атеистов нет — говорят фронтовики. В трудный час, на пороге близкой смерти миллионы русских сердец горели молитвой к Богу. И Господь отзывался на каждый искренний призыв. Отзывался зачастую невидимо, прикровенно, но эти встречи с Богом совершили поворот в сознании и судьбах многих заблудших сынов нашего Отечества»153.
