Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Мировоззренческие основания поэтического творчества Е. А. Евтушенко 12
1.1 Философская традиция идеи общечеловеческого братства в поэтической рефлексии Е. А. Евтушенко 12
1.2 Нравственные императивы в мировоззрении Е. А. Евтушенко 42
1.3 Диалектика личного, социального, национального, интернационального и общечеловеческого в контексте шестидесятничества 55
Глава 2. Возникновение социоантропологическои доминанты в ранней лирике Е. А. Евтушенко 50-х гг 67
2.1 Генезис творчества и его социоантропологическая направленность 67
2.2. Сопереживание истории как социоантропологический аспект в «военной лирике» поэта 84
2.3 Нравственный поиск новой личности. «Я - Мы - Народ» как важнейший «мотив единения» 93
Глава 3. Социально - политическая картина мира в лирической социоантропологии Евтушенко 99
3.1 «Социальный тип» советского человека 99
3.1.1 Образ Ленина как мифологема шестидесятников 108
3.1.2 Триада «демократия/христианство/братство» в лирике Евтушенко 111
3.2 Картина тоталитарного мира. Противостояние человек/государство 116
3.2.1 Картина тоталитарного мира 116
3.2.2 Монологи поэта: выбор и альтернативная реальность 131
3.2.3 Взаимоотношения поэта и государства 140
3.2.4 Крушение Империи: мотив «прощания» 144
Глава 4. Женская тема в лирике Е.А. Евтушенко: социоантропологическии аспект 158
4.1 Образ современницы как образ России в социоантропологиии Евтушенко 158
4.1.1 «Социальный портрет» в женской теме 162
4.1.2 Диалогические и монологические формы в лирике Евтушенко 170
4.1.3 Принцип сопоставления «простого» и «великого» 175
4.2. «Личное/общечеловеческое» в любовной лирике 183
Заключение 193
Список использованной литературы
- Философская традиция идеи общечеловеческого братства в поэтической рефлексии Е. А. Евтушенко
- Генезис творчества и его социоантропологическая направленность
- «Социальный тип» советского человека
- Образ современницы как образ России в социоантропологиии Евтушенко
Введение к работе
Фундаментальным фактором современного состояния общественной и литературоведческой мысли является процесс глобализации, охвативший все сферы общественной жизни и философского сознания. Течение времени заставляет по-новому взглянуть и осмыслить все социокультурные явления ушедшего XX века. Новый XXI век выдвинул проблему переосмысления пройденного Россией и мирового сообщества исторического пути, а соответственно и каждого русского человека, каждой отдельно прожитой жизни, заставляя смотреть на ушедшее с позиций этики. Обращаясь в данном исследовании к творчеству Евгения Александровича Евтушенко (конкретнее - к его лирике), учитывая довольно внушительный корпус написанного о нем, автор осуществляет попытку раскрыть в полной мере ту сторону дарования поэта, которая, на наш взгляд, отечественным литературоведением освещена недостаточно. Речь идет о необыкновенной способности художника видеть мир в его цельности, а человечество в его единстве. При этом поэт ощущает острый интерес к каждой конкретной человеческой судьбе. Этой уникальной "общечеловечностью", «общепла-нетностью» мироощущения Евтушенко (перефразируя поэта «от штата Мэриленд до станции Зима»), пронизывающей его лирику, и продиктована тема диссертации. Нам представляется, что обращающая на себя внимание «жажда цельности» этого таланта имеет куда более глубинные этические корни, чем это представляется на первый взгляд. В течение десятилетий поэтом вынашивалась идея, ставшая плотью и кровью его лирики, фундаментом его антропологических воззрений - общечеловеческое братство как основа социальной жизни, пронизанное христианским духом стремление к справедливости и любви к ближнему. Основная работа в избранном нами направлении сосредоточена на интерпретации текстов Евтушенко, ведущей к воссозданию целостной картины функционирования социоантропологической доминанты в лирике поэта. Тем самым становится возможным достижение максимально полного и достоверно-
5 го, наиболее истинного понимания текстов поэта и всего творчества в целом.
Объектом в данном исследовании является поэтическое и лиро-эпическое творчество Евгения Александровича Евтушенко, а предметом - социоантропо-логическая доминанта в созданном им поэтическом мире. Основным источником произведений поэта в нашем исследовании является восьмитомное издание сочинений, наиболее точно и полно отражающее творчество художника. Вступая в новый век, Евтушенко говорит своему читателю: «Я расстаюсь с двадцатым веком, как сам с собой. О некоторых людях говорят с восторженным придыханием: «О, это человек девятнадцатого века...» Про меня так сказать невозможно. Я человек только двадцатого века. Такой «несовместимый» поэт, в котором революционно - романтические иллюзии так перепутаны с их опровержением, мог появиться лишь во второй половине этого века и лишь в России -не в дореволюционной, а только в советской — однопартийной, подцензурной, трудновыездной. Во мне - болезни этого века, его надежды, заблуждения, страхи, его ограниченность, суматошность, и припадки то неуверенности, то мегаломании, и наивная, но, слава Богу, неизлечимая вера в то, что братство людей все - таки возможно (выделено мною - О. К.). Мы оба - двадцатый век и я -не подходим не только под положительную, ни — я надеюсь — только под отрицательную мерку. Но двадцатый век и меня не разорвешь. По выражению Цветаевой, «мы - сросшиеся»[4:5]. Таким образом, изучение и анализ сути социо-антропологии Евтушенко - идеи общечеловеческого братства, доминирующей в его лирике, является целью нашего исследования. В соответствии с поставленной целью основными задачами диссертационного исследования являются следующие:
1) Выявить и охарактеризовать социоантропологию Е. Евтушенко как це
лостную идейно-эстетическую систему образов и значений.
2) Обосновать характер и содержание социально-политической картины ми
ра поэта в лирике.
Определить особенности и закономерности художественной реализации утопической идеи общечеловеческого братства на материале лирики поэта 1950-1990-х годов.
Выявить семантику мотивов и образов, характерных для раскрытия со-циоантропологии Евтушенко.
Выявить роль женских образов в социоантропологии Е. Евтушенко и способы их раскрытия.
Степень изученности темы. На сегодняшний день по указанной проблеме нет полного и обоснованного исследования. Однако в той или иной мере она не столько затрагивалась, сколько упоминалась в работе евтушенковедов. Не находит она должного освещения и в монографиях В. Возчикова, Е. Сидорова, А. Мальгина. Следует отметить, что первая книга о творчестве поэта «Евгений Евтушенко. Личность и творчество» в нашей стране вышла только в 1987 году. Её автор, Е. Сидоров, в середине девяностых осуществляет ещё одну попытку -монография переиздаётся, но, к сожалению, небольшим тиражом, в связи с чем не доходит до читателя. Между тем, центр евтушенковедения был основан ещё в 1977 году в Иркутске. Приходится признать, что «наиболее обстоятельные труды с анализом творчества поэта, с полными библиографическими сведениями по всем аспектам его литературной работы малодоступны (...) по причине их издания большей частью на периферии»[9, Т.4:616]. Наиболее весомые из них: В. Артемов, В. Прищепа. «Человек, которого не победили»; В. Прищепа. «Российского Отечества поэт», но тема нашего исследования в этих работах не нашла должного освещения. Юрий Нехорошев, научный редактор первого восьмитомного собрания сочинений Евтушенко, пишет: «На защите докторской диссертации по творчеству поэта (В. Прищепа. «Парадигма идейно-эстетических поисков Е. А. Евтушенко», 1999) соискателем было сделано парадоксальное заявление: «По нашим представлениям творчество Е. А. Евтушенко - непрочитанная страница истории русской литературы XX века, вобравшая в
7 себя полувековой опыт развития художественного и общественного сознания страны»»[58]. Вот что мы находим в капитальном исследовании В. П. Прищепа: "Выступая за эволюционный, естественный ритм преобразований, Евтушенко высказывает утопичность своего мировоззрения. Страстное неприятие сталинизма и его институтов, желание перестроить, очистить общество от опасных наслоений, дать россиянину идею «нового», ленинского мироустройства, вернуть его к истокам справедливого порядка приводят Евтушенко в конце 50-х -начале 60-х к иллюзорному восприятию действительности. Следствие путается с первопричиной"[59]. «Моя поэзия - лишь выражение тех новых настроений и идей, которые уже присутствовали в нашем обществе и которые только не были поэтически выражены», - пояснял поэт свою позицию в «Преждевременной автобиографии», как - бы оправдываясь: «есть люди, которые вносят в общество личные идеи и вооружают этими идеями общество... Я не принадлежу к таким людям»[10:587]. В. П. Прищепа также отмечает: «Проблема восстановления исторической справедливости, свободы и мира приобретает особое значение. В его социальной утопии доминирует стремление преодолеть обрушившиеся на человека 30-х - 40-х годов беды. Средством для этого он выбирает борьбу против всех форм насилия над личностью и обществом, несправедливости, бесправия - посредством объединения человечества в сражающееся единство»[59]. Следует отметить, что поэт не был понят своими современниками: "Одни почитатели видели в нем неистового игрока в литературное лидерство и "разночинца атомного столетья", поэтического сына Маяковского; другие - "новоявленного Северянина" и "баловня хрущевской оттепели"; третьи - младшего соратника А. Т. Твардовского и Я. В. Смелякова, современника Б. Л. Пастернака и А. А. Ахматовой: четвертые называли его "цепной собакой советской власти" и представителем "хэмингуэйевской комсомолии"; наконец, некоторые определяли его дар как "талант, размениваемый на пустяки", а поведение - как "поэтическое гу-
8 сарство" и др."[59]. Всё вышесказанное приводит нас к выводу о том, что необходимо дальнейшее углубленное изучение обозначенной проблемы.
Научная новизна состоит в том, что в работе впервые предпринята попытка целостного, системного исследования творчества Е. А. Евтушенко в социоан-тропологической парадигме, отличающегося имманентной цельностью в художественной транскрипции общественных проблем эпохи.
Социоантропологическая доминанта лирики Евтушенко рассматривается как таковая; исследование строится с учетом тех ракурсов, которые она приобретает в том или ином тексте (элементы театрализации, маскарадность образов, мо-заичность письма, гиперболизация), анализируется её значение для русской поэзии последующих десятилетий XX века. Нами устанавливается прежде всего, что лирическая социоантропология Евтушенко это единый мир, парадоксально сотканный из взаимоисключающих начал, но обладающий имманентной цельностью и достаточной гармоничностью. Нами анализируются этические корни гуманизма лирики поэта (глубокая сопереживающая интонация), осуществляется попытка осмысления тех базовых мировоззренческих установок, которые оказали влияние на формирование его взглядов, личностное и поэтическое становление. Разговор о феномене Евтушенко не может быть ограничен узко профессиональными, литературоведческими рамками. Он неминуемо оказывается связанным не только с историей целого поколения, детство которого было расколото войной, юность надломлена крушением надежд на позитивные результаты хрущевской "оттепели", а зрелость попала в "мягкие" объятия брежневского режима, но и с движением молодых литературных сил середины века, стремящихся к нравственному преобразованию мира, общества, человека; со вторым рождением А. А. Ахматовой, Б. Л. Пастернака. М. А. Булгакова. Феномен Е. А. Евтушенко предполагает выход и к разнохарактерной социальной жизни страны. Таким образом, происходящее в рамках литературоведения, исследование соприкасается с вопросами социологии, философии, культурологи и психоло-
9 гии.
Положения, выносимые на защиту:
1. Социоантропологическая доминанта в лирике Е. А. Евтушенко представ
ляет собой целостную идейно-эстетическую систему образов и значений,
оказавшую значительное влияние на поэзию второй половины XX столе
тия. Поэт прошел очень трудный и мучительный путь от иллюзий «ком
мунистического рая», демократической идеи до вполне «христианского»
видения мира. Этическим базисом в социоантропологии поэта является
сопереживание человеку, сопереживание истории и эстетическая модель
«Я-Мы-Народ» как лейтмотив единения.
Поэт создает социально-политическую картину тоталитарного мира. Она раскрывается через антитезу «человек/государство», проблему взаимоотношений, соответствующую социально-психологической модели человек/социум. В текстах 1970-80-х годов доминирует триада демократия/христианство/братство, отражающая утопичность социоантропо-логической идеи Евтушенко. Понятие демократия, обладающее некоторой долей сакральности, подвергается индивидуальному художественному переосмыслению относительно сложившихся культурно-исторических представлений, что придает текстам поэта и его публицистическим высказываниям общечеловеческую, христианскую и гуманистическую направленность.
Идея общечеловеческого братства пронизывает все творчество поэта; она оказала мощное влияние на поколение шестидесятников, значительно помогла закрепиться в их поэзии следующим мифологемам: мифологема «труд» (трудового человека); мифологема «Ленин» (как воплощение истины и справедливости); мифологема общечеловеческой семьи (как идея соборности).
Семантика мотивов и образов, развивающих социоантропологическую доминанту лирики Е. Евтушенко постсоветского периода, отражает тяжело переживаемое чувство «потери», «распада», «крушения» мира. Доминирующим здесь является мотив общенародной беды. Евтушенко, художественно переосмысляя, реализует фольклорные мотивы, что приближает многие из его текстов к русской песне, придает его лирике черты диа-логизма и/или исповедальности, обладающей достаточной суггестивностью. В текстах поэта возникают и актуализируются далее театрализо-ванность, маскарадность образов и социальных явлений. Перед человеком в его социоантропологии возникает дилемма «выбор и альтернативная реальность».
Евтушенко с социоантропологических позиций обращается к образу женщины как к образу России, воплощению народной души. Результатом явился своеобразный жанр социального портрета, где нашел оригинальное воплощение принцип сопоставления «простого» и «великого». Также устанавливается, что модель «личное / общечеловеческое» функционирует и в любовной лирике поэта, отражая соотношение «части» и «целого» как основное качество его поэтики.
В основу методологии исследования положен системно-аналитический принцип анализа художественного произведения. При системном анализе художественных текстов был задействован комплекс историко-генетического, сравнительно-типологического и структурно-семантического методов анализа художественного текста, разработанных в трудах М. М. Бахтина, Ю. М. Лотма-на, Л. Я. Гинзбург, Л. П. Егоровой, К. Э. Штайн; работы по теоретическим проблемам литературоведения М. М. Бахтина, Ю. Борева, М. Л. Гаспарова, Б. В. Томашевского, В. Е. Хализева.
Теоретическая значимость исследования состоит в возможности обоснования социоантропологической доминанты лирики и мировоззрения Евтушенко в целом, представить в конкретном анализе теоретические соображения автора диссертационного исследования, касающихся данной проблемы.
Практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что полученные результаты, собранный фактический материал могут быть использованы при разработке курсов по истории русской литературы XX века, семинарских занятий.
Структура исследования определена особенностями воплощения социоантропологической доминанты в лирике Евтушенко. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, изложена на 210 страницах, список использованной литературы содержит 163 наименования.
Философская традиция идеи общечеловеческого братства в поэтической рефлексии Е. А. Евтушенко
"Жажда цельности", так свойственная поэтическому характеру Е. А. Евтушенко и обратившая на себя внимание критики, является в этом исследовании центральной. Доминантой в художественной системе Евтушенко, на наш взгляд, выступает вопрос соотношения "части" и "целого": модель "человек/социум"; противостояние "человек/государство"; диалектика «личное» / «общечеловеческое». Все это представляет собой целостную лирическую картину мира; мы позволим себе обозначить её как социоантропологию поэта. Идея общечеловеческого братства стала генеральной в мировоззрении Е. Евтушенко, о чем сам поэт говорил в своих многочисленных интервью и публицистике, в частности в книге «Политика - привилегия всех»: "...в этой книге есть и надежды сохраненные, пронесенные мной сквозь цинические перипетии жизни, и в первую очередь надежда на возможность человеческого братства. Великий философ-идеалист Николай Федоров всю историю определял как борьбу двух тенденций: братства и небратства"[10:6]. Вспомним также строки из стихотворения «Автор»: «Какая к братству будущему тяга!», стихотворение «Демократия» и многие др. тексты. Свои размышления о братстве он развивает в монологе американского студента. В какой-то мере нигилист по своей сути, герой стихотворения вызывает легкую иронию автора: "Но вот - со сборничком Мар-кузе/студент, - по виду не злодей,/а в нем как семечек в арбу-зе/ниспровергательных идей". "Мир - в инквизиторской золе,/и не всемирным братством/сегодня пахнет на земле,/ну а всемирным свинством". Рифмовка неблагозвучна, однако ради оглашения своей идеи Евтушенко ею пренебрегает. "Морально наг, морально бос,/родителей проклятье,/я все же верую, как Берне:/все люди станут братья!". Но сразу после этого заявления следует оговорка: "Но стукачу, и палачу,/ и трусам и кастратам/не то что даже не хочу -/я не могу быть братом./Меня к борьбе не надо звать./Я умер бы за братство,/но братство с кем - желаю знать, желаю разобраться". Вот он камень преткновения - ведь закон универсальной любви требует любить каждого. В стихотворении "Автор" Евтушенко провозглашает свою независимость от подобных предрассудков, перечисляя всех, кто ему дорог. Очень важен для нас и тот аспект, что федоровская концепция воскрешения своеобразно спроецировалась в поэтике Евтушенко в виде смешения временных границ, так как прошлое в созданной им лирической социоантропологии перестает существовать как таковое. Персонажи из прошлого (например, Тиль Уленшпигель, Стенька Разин) переносятся в современный мир и решают современные проблемы: насилия, несвободы, разобщенности. Идея общечеловеческого братства, лежащая в основе всего поэтического творчества Е. Евтушенко и являющаяся фундаментальной в его идейно-эстетических исканиях, базовой для его творческой лаборатории в период становления художественного мировоззрения и художественного мира в целом, имеет общечеловеческую, гуманистическую направленность и уходит своими корнями в традицию русской философии. Свойственное русской ментальносте имманентное стремление к соборности сыграло в мировоззрении поэта определяющую роль. Как нельзя более здесь уместны его слова из знаменитого «Бабьего Яра»: "и потому - я настоящий русский!". Именно здесь, как нам представляется, берет свои истоки социальная утопия Евтушенко, а также суггестивность и сакральность лирических текстов. Отсюда берет начало и глубокая доверительная исповедальность его лирики, восходящая к русской песенной традиции. В этом контексте нам представляется необходимым рассмотрение тех смысложизненных ценностей, которые русской философией развивались.
Интенсивное развитие философии в России совершалось в XIX веке. Происходило пробуждение национального самосознания во всех областях духовной деятельности, в частности, совершалось осмысление истории, становление русской литературы и русской поэзии, появление талантливых музыкантов, ставших выразителями русского самосознания. Происходит непрерывный фило-софско-нравственный поиск свободы, общечеловеческого братства и всеобщего счастья. Культурный контекст, пронизывавший этот процесс, в философии отражен в концепции человека, т. е. в так называемой философской антропологии.
Принципиальное отличие концепции человека в русской философии от философской антропологии европейского сознания заключено в том, что русское самосознание и русская философия исходили из представления о человеке как существе солидарном. Поясним, что в данном случае речь идет об общечеловеческой солидарности, т. е. способности видеть в каждом народе и в каждом индивиде прежде всего человеческое начало, объединительное для всех народов и людей, видеть человека в представителе любого этноса и любого вероисповедания, сострадать и сопереживать этому человеческому началу (что, на наш взгляд, и составляет сущность социоантропологии Евтушенко). Об этом говорит в «Философии общего дела» Н. Федоров, этим всечеловеческим единством пронизана творческая деятельность В. С. Соловьева, полагавшего, что «мировая задача состоит не в создании солидарности между каждым и всеми - она уже существует по природе вещей, а в полном сознании и затем духовном усвоении солидарности со стороны всех и каждого»[130: 286].
Основанием солидаристской концепции в русской культуре является мировоззрение и мирочувствование православного христианства. По этой причине философская концепция человека как солидарного существа развивалась преимущественно в русской религиозной философии. В XIX веке христианско -православное древо русской культуры было объединено общенациональной русской идеей, как квинтэссенцией российского менталитета (тип сознания, мышления, деятельности, тип человека) с его нацеленностью на будущее, со своеобразным мессианством и верой в особую миссию русского народа - объединителя славянских этносов.
Мы считаем необходимым обратиться прежде всего к философским концепциям В. Г. Белинского (проблема личности и общества, обоснование персонализма), Л. Н. Толстого (жизнь человека как непрерывный процесс самосовершенствования, спасение собственной души есть жизнь во благо всего человечества и каждого человека в отдельности), Ф. М. Достоевского (универсальная характеристика человеческого сознания, люди связаны таинственным единством, потенциально заключающим в себе возможность подлинного братства), В. С. Соловьева (переживания человека: стыд, жалость, благоговение - три элемента, на которых строится нравственность), Н. Федоров {братство и небратство, отношения «неродственности»), Н. А. Бердяева (философия неравенства, вступление человечества в «сакральную» эпоху «нового средневековья»), т. к. интересующие нас вопросы соотношения «части» и «целого», этика человеческих переживаний, социального устройства и психология социума в их трудах разработаны наиболее полно.
Генезис творчества и его социоантропологическая направленность
Евгений Александрович Евтушенко родился 18 июля 1932 года в г. Нижне-удинске Иркутской области в семье геологов - Александра Рудольфовича Ганг-нуса и Зинаиды Ермолаевны Евтушенко. Обращаясь в данном исследовании к его творчеству, следует отметить, что интерес к поэтическому мастерству был не случайным: отец поэта всю свою жизнь писал стихи: «...И, кончив недобрую драму,/ Насмешливо бросить в века/ Последнюю эпиграмму/С подножия Ма-шука...» (1932).
В 1933г. семья переезжает в Москву в квартиру деда поэта - математика Рудольфа Вильгельмовича Гангнуса на улицу Четвёртая Мещанская. В 1937-1939 г. Женя Евтушенко сочиняет свои первые стихи: "Я проснулся рано-рано/и стал думать, кем мне/ быть,/захотел я стать/ пиратом/грабить корабли"(1937); "Захворал воробушек,/воробушек-хворобушек./Ранен был он гадкой,/знать бы, чьей рогаткой./Чистит перышки свои -/выпал камушек в крови" (1939); "Почему такая стужа?/Почему дышу с трудом?/Потому что тетя Лужа/стала толстым дядей/Льдом" (1939); «Бабушка, бабушка,/дай мне два оладушка./ Поскорее один съем/чтоб исчез во мне совсем,/а другой я отнесу/ белке рыженькой в лесу» (1939); «Ветер слезы мои вытер,/я и ветер - мы друзья./И надену я наЗ свитер -/только ветер на себя!» (1940) [9. Т. 1:42- 47].
Первая книга Е. Евтушенко вышла в 1952 году, когда поэту было девятнадцать лет, и называлась она «Разведчики грядущего». Её появление вызвало несколько благосклонных откликов, хотя по существу она мало чем отличалась от аналогичных попыток поэтической молодёжи заявить о своём литературном существовании. Сам автор впоследствии много каялся за её наивность и «совет-скость». Критик Л. Аннинский по этому поводу замечает: «Зря каялся: главное-то уже в той книге нащупано, сразу. Он действительно разведчик. Мальчишка-разведчик (недаром он задал Андрею Тарковскому портретный канон для будущего «Иванова детства»). Лазутчик в грядущее. В грядущем - потепление и заморозки, унижение державы, гром побед и немота банкротств, триумф и бессилие» [7:3]. Но в момент выхода сборника молодому поэту ещё было неизвестно, какие испытания пошлёт ему время. Книга свидетельствовала о благотворном влиянии Маяковского, и в самом раннем стихотворении «Пьяный порог», датированным 1948 годом, звучит обычная юношеская тема преодоления, упорства: «Ну, так что же, друзья, nopal/Пусть, вгрызаясь в гранитные лбы,/разъярённая Ангара/подымается на дыбы».
У Маяковского Евтушенко учится пониманию искусства, по нему же пытается строить и самый стих. Своему поэтическому учителю он посвящает цикл стихов «Наш Маяковский», в котором ощущается первый класс творческой учёбы: «Солнечность лет явится, сбудется, с нами поэт работает, трудится». Созданный в поэзии В. Маяковского образ нового человека становится для него одним из главных ориентиров в решении проблемы нового героя, во многом определяет главное направление в его художественном исследовании. Именно тогда в лирику Евтушенко особенно настойчиво проникает романтика самого трудного героизма будничной, массовой работы. Гигантский взрыв энергии народа, тот буквально сказочный процесс преображения земли, происходивший тогда в стране, привлечет к себе пристальное внимание Евтушенко и других поэтов - шестидесятников. Романтическая окрыленность народа, охваченного «энтузиазмом первых пятилеток», найдет высокохудожественное воплощение. Отметим также, что их романтика разнообразна. Она может иметь сакральную окраску, сближаясь с тем умонастроением, которое близко к умилению, может обретать характер мистический, либо социально — гражданский. Характер и направленность нравственных исканий поэзии конца 50 - нач. 60-х гг. были в первую очередь обусловлены теми важнейшими явлениями и процессами, которые происходили в социально-политической лшзни государства: дальнейшее развитие демократических основ. Активизацию романтических тенденций в отечественной литературе середины XX века можно справедливо связать с демократическими преобразованиями, демократизацией общества, которые произошли в этот период. Вместе с тем, новый расцвет отечественной поэзии был бы невозможен, если бы она оказалась в изоляции от выработанных веками традиций отечественного и мирового искусства, если бы её не питали самые разнообразные источники, наряду с собственно реалистическими - романтические, наряду с традициями дооктябрьской и советской классики - художественный опыт народного творчества[22:20].
Образ мира, создаваемый Евтушенко предстаёт в виде светлых, мажорных, но расплывчатых пятен, он лишён подробностей, вещности. В данном аспекте заслуживает внимания стихотворение «Футуристы», написанное в 1947 году, когда Е. Евтушенко было всего пятнадцать лет[9,Т.1:50]. В первую книгу это стихотворение не вошло, но оно даёт представление о ранних стихотворных опытах поэта:
По улице московской маячил Маяковский. Каменский Василий ввысь взмыл на авторучке. Газеты взголосили, как бабы на толкучке. Барыньки в обморок: «Ах, ах, ах! Облако, облако, облако в штанах!» Плевком в лицо учёных поэтических прихлебал верченый, крученый Крученых правил в десять баллов бал. Как гром, сопливым от рожденья в непривычку, пугая разнаряженных господ, врывался в зал разбойный клич: «Сарынь на кичку!», всех прошибая в пот. Несмотря на то, что прямое влияние стилистики и интонации Маяковского представляется очевидным, стихотворение свидетельствует об одарённости начинающего поэта. Е. Евтушенко сумел удачно передать атмосферу, царившую среди «будетлян» и вокруг них.
Цикл стихов «Наш Маяковский» пронизан трепетным, благоговейным и в то же время свойским отношением поэта к своему кумиру: "Ещё теряется песни след/В смешении стольких мелодий.../Владимира Маяковского нет, -/Есть Володя".
Название книги «Разведчики грядущего» имеет здесь двоякий смысл: фигуральный, т. к. речь идёт о людях, которые каждый свой шаг связывают и соизмеряют с мыслями о будущем, но вместе с тем и буквальный, ибо люди эти - геологи. Преодолевая все преграды и испытания, они ищут новые месторождения нефти, руды, угля, мечтают о будущих городах, которые возникнут там, где они сейчас прокладывают свой путь сквозь дебри и пустыни. Они горды сознанием огромного значения своего первопроходческого труда: «... в новый маршрут/ геологи/ родиной вызваны,/ и та руда,/ что они найдут,/ будет служить коммунизму!».
Отметим, что тот романтический ореол вокруг профессии геолога и больших строек, свойственный началу пятидесятых годов, был очень близок молодому автору, так как родился он в семье геологов; однако в его первых стихах сказывался недостаток и жизненного опыта, и наблюдений, знания условий работы геологов[26:3]. Их труд изображается поэтом преимущественно как бесконечные переезды и переходы: «Шагавшие нехоженым путём, мы у порога будущего встанем...», «Я уезжал не раз и не два - много и долго ездил...», «Перед нами леса легли, дальний путь перед нами лёг...», «... навстречу рассветным лучищам мы снова вперёд шли...», «Мы шли, нанося пометки на карту...». Изображение такого рода трудовых будней с небольшими вариациями повторяются достаточно часто, и помимо них, наряду с удачными стихами в книге Евтушенко встречается немало стихов риторичных, декларативных, с надуманными и невыразительными образами.
«Социальный тип» советского человека
60-е — 70-е — гг. ушедшего века отмечены «обратным ходом» советской истории, «застойным» временем брежневского «правления». В это время устанавливается жесткий цензурный контроль над печатным словом. Поэтика Евтушенко чутко отреагировала на происходящие социально - политические перемены. Поэтому поэт «в силу своей органической погруженности в современность естественным образом не мог не натолкнуться на воздвигнутые между писателем и читателями преграды»[59:12]. Поэт теряет своего героя. В его лирике появляется своеобразный сатирический портрет - «социальный тип» современника. Этому способствует постоянно терзавшее Евтушенко ощущение потери «живой души» человека, ближнего. Сам же он превращается в своего литературного «двойника» - это «оратор - пророк», заблудившийся «в лесах архангельских» («Долгие крики»), или же писатель, попавший в больницу («Автор»). Такая «раздвоенность» лирического героя Евтушенко явилась результатом трагической необходимости спрятать «запретные» мысли от цензуры; возникают «зашифрованные» тексты («Монолог голубого песца...», «Баллада о бочке» (стихотворение «Качка»)). Социум в мироощущении поэта несет в себе семантику, наполненную «водой» - символом нестабильности, неблагополучия и безысходности: «сволочь - качка», «волны - волкодавы». По мнению В. П. Прищепа, «эти образы с «затемненным» смыслом - симптом наступления нового периода в творческой эволюции поэта». Смысловое наполнение их - невозможность достижения «искомой правды». Стихи для поэта - прежде всего мощное средство влияния на окружающую его действительность, предпосылка которого - горячее и недостижимое желание её изменить. В его лирике функционирует модель «человек/социум», ведущая роль в которой отведена человеческой личности, т. к. она в художественном мире Евтушенко является центром мироздания. Человек - вот мера всех вещей, его внутренний мир и его сущность представляются для поэта главной задачей и целью художественного исследования. Поэтому Евтушенко создает свою антропологию: выстраивает перед читателем целую «галерею» социальных портретов. Характеры и судьбы, собранные воедино, а также размышления поэта о том, каким бывает человек можно сравнить со своего рода Библией или Новым Заветом. Все социальные явления, присущие советскому государству и соответственно, советскому человеку нашли отражение в его лирике. Недаром поэт отождествляет себя с «проходным двором», через который проходит все человечество: "Ничего, что во мне толкотня, как в аду, - /пропускную систему в себе не введу./ Не боюсь, что я вижу в упор подлеца, -/ведь иначе его не узнать до конца" (стихотворение «Проходной двор» (1979)).
А. Мальгин, автор монографии «Публицистика в поэзии», отмечает, что наиболее силен Евтушенко в двух областях: в обличении и в полемике[46:42]. Стихотворение двадцатидвухлетнего поэта «Фронтовик» было обличительным. Первым в его обличениях выступает бюрократ. Здесь следует отметить довольно агрессивную позицию Евтушенко, но, несмотря на «перехлесты», осуждаемые критикой, эти стихи искренни и правдивы. В стихотворении «Мёд», таким образом, возникает отвратительная личность - торговец мёда, наживающийся на человеческом горе. Но здесь же возникает и другой персонаж - покупающий всю бочку мёда так называемый «медолюбец». Описание его красочно и подробно, у читателя он вызывает отвращение, но поэт на этом не останавливается, он вынужден добавить: «...но жив он, медолюбец тот, и сладко до сих пор живет». Отметим, что портрет этого «медолюбца» достаточно ярок и легко узнаваем (нам представляется, что поэт имел в виду «советского графа» А. Н. Толстого). Подобные образы в лирике Евтушенко встречаются достаточно часто, на них «поэт обрушивается с ненавистью, на какую способен, с сарказмом и убийственной иронией» [46:42]. Было бы неверным назвать стихи этого плана чисто сатирическими, хотя Евтушенко объединяет их иногда в «Сатирическую тетрадь». Это не сатира, а живое, страстное осуждение. «Будь проклят, алхимик и лжечародей, строитель страдающих очередей! Могли ли представить Рублев и Радищев, что ты на их прахе, подонок, родишься» - восклицает Евтушенко, обращаясь к новому герою своей лирики (и соответственно новому герою нашего времени) - отвратительному, циничному «директору хозяйственного магазина». Мысль поэта ясна: Радищев и Рублев, Толстой и Достоевский «не уберегли» человека от морального уродства. Герой поэта - не просто стяжатель, это - новый социальный тип, обладающий реальными преимуществами во всех областях жизни; имеющий (во всяком случае, имевший в конце семидесятых годов, когда стихотворение появилось) реальную, достаточно серьезную силу. Однако подобная "личность" становится стандартной, "массовой" как в жизни, так и в литературе. Как заметил В. А. Грехнев, «массовидное» начало в облике людей, которое насаждается цивилизацией и «возрастает к жизни, все более отпадающей от культуры. Жизненной почвой для типов в новейшей литературе становятся не столько крупно выраженные проявления всеобъемлющих страстей или пороков, сколько усредненные формы того и другого, слабо тлеющая жизнь «толпы», виды духовной стадности»[46].
Обращает на себя внимание некоторая гипертрофированность созданных об- разов, может быть схематичность или упрощенность. Вероятно, это объясняется демократичным желанием Евтушенко "писать для всех", быть понятным каждому. «Сейчас обличения Евтушенко могут показаться архаичными, но не надо забывать, что поэт обладает способностью не только выявить социальное зло, но и первым заявить о нем, для чего требовалась только ему присущая «пробивная» энергия»[46:42]. Социальное зло в его текстах, постоянно критикуемых за «длинноты» и «разжевывания мысли до состояния тюри», не редко бывает кратко и броско обозначено: Неужто будет, как душа исчезнувшего человека, кружиться в космосе, шурша, одна квитанция из ЖЭКа? «Неужто есть последний час...» (1976) Стихотворение «Мальчик — лгальчик» (1974) все, начиная с самого названия, состоит из обличительных неологизмов: «подлипала»; «мальчик - спаль-чик»; «выпивальчик»; «жральчик»; «хват»; «мальчик, ты душою с пальчик»; «ростом дыдловат»; «надувальчик»; «продавальчик»; «беспечальник»; «хамом хам»; «убивальчик в перспективе где - то там»; «сверхначальник»; «книг хороших нечитальчик»; «кричальчик»; «молчальчик»; «трусоват, как все скоты». Последняя строфа подводит этим обличениям итог: «ты ещё непонимальчик, что уже не мальчик ты?». Эту же тему развивает стихотворение «Дитя - злодей». Перед нами предстает молодой, полный сил, неунывающий, ни перед чем не останавливающийся аферист - карьерист, для которого любые средства хороши для достижения «цели». Сытость и благоустроенность - вот его конечная цель. Но также ему необходима власть над людьми, ощущение собственного превосходства.
Образ современницы как образ России в социоантропологиии Евтушенко
Большое место в социоантропологии Евтушенко занимает тендерная тема: женские образы, женские характеры, женская судьба, «доля». «Женские образы в поэзии Евтушенко отмечены печатью времени; через образы русских женщин поэт постигает нравственный облик России, сегодняшней и про-шлой»[10:467]. Е. Сидоров отмечает, что Евтушенко свойственно «потрясающее чувство сопонимания женского характера, своеобразный стиховой культ женского начала в человеке и природе»[64:52]. Женское начало в его поэтике мыслится и как единственно возможное воплощение истины, без его осмысления окружающая жизнь представляется бессмысленной. Сам поэт говорит об этом так: «Первый образ народа, человечества - это ещё расплывающееся материнское лицо, склонившееся над младенческим тельцем. Ребенок вытолкнут в мир из женского тела, и причина его первого плача в том, что ему хочется обратно - в маму. Мать — это первая родина ребенка»[10:160] Творчество Евтушенко складывалось как многогранное поэтическое отражение самых различных сторон народной жизни в её историческом развитии. Создавая социальный и психологический «портрет» русской женщины, Евтушенко стремится воссоздать единый образ России - «живой народной души». Нередко в его текстах обращение к женщине представляет собой обращение к России: «Ну какая же ты заговорщица, так ища императорских уст, распустешная, в горе корчащаяся и бессмысленно верная Русь?» (стихотворение «Евдокия Лопухина»). Фольклорность поэтической речи очень привлекательна в стихотворении 1998 года «Россия - бабушка», но и содержит евтушенковскую «горчинку» - смешенное чувство и восхищения и сопереживания России и женской доле: «Как на сцене Бруклина,/ разрумянясь клюквенно,/словно после банюшки,/проплывают ба бушки,/песнями начинены,/словно Стенькины челны./И с губами,/важно выпя-ченными,/колобками, пышно выпеченными/во архангельской печи,/с пылу, с жару/ да со смаком,/ до восьмидесяти с гаком -/обожжешься -/горячи!». В постсоветском пространстве, наполненным крушением и распадом, в сознании поэта эти «бабушки» выступают как единственное спасение России. Фольклорность поэтической речи подчеркивается упоминанием о народном герое Стеньке Разине. Следует отметить, что русские народные песни запечатлели это образ на разных этапах его жизни: в самом начале движения, когда Разин, после «думушки» с «голытьбою» зовет её гулять «на синее море»; во время его походов по Волге и в период расправы правительства с самим Разиным. Этот излюбленный народом образ - смелого, мужественного, гордого и удалого атамана, больше всего любящего народную свободу, очень близок Евтушенко. Этот образ неотделим от истории России, её судьбы. Спаянность Степана Разина с народом нашла поэтическое воплощение и в творчестве Евтушенко. Но любимая Россия исчезла из реальности, она недосягаема, превратилась в миф: «Нету рус-ских./Где их след?/Может, и России нет?» «Россия - бабушка» поет прибаутки и танцует в Америке: «Я стара,/стара,/стара,/я старательная./У меня опять пора целовательная». «Ах,/эх,/ ох,/ух -/среди женщин нет старух!» - призыв и надежда на возрождение родины одновременно.
Тема социальной несправедливости делает Евтушенко продолжателем Некрасова. Изображая в своем творчестве безмерную тяжесть народной жизни, Некрасов в то же время был выразителем народной мощи и силы, что очень свойственно и Евтушенко. В этой связи мы считаем необходимым обратиться к стихотворению "Настя Карпова". Написанное в 1960 году, оно развивает проблему соотношения «части» и «целого» в социоантропологии Евтушенко, проблему противостояния человека и социума. Социальное зло, с которым сталкивается главная героиня, тем более значительно и опасно, так как оно коренится в самом сердце народного характера, народной ментальности. В этом стихотво рении поэт говорит нам, что зависть, клевета и злорадство неискоренимы из русской души. Первые же строки текста "Настя Карпова, наша деповская, говорила мне, пацану" уводят читателя в соцреалистическое пространство советского времени. Настя - верная, любящая, преданная своей семье русская женщина, нетерпеливо ожидающая конца войны и возвращения с фронта любимого мужа. Она искренна с людьми, весела, она уверена в своем счастье и в своих правах на него. "Настя Карпова, Настя Карпова, как светились её черты!/Было столько в глазах её карего,/что почти они были черны!". Но именно это "свечение" окружающие не смогли ей простить: "Приставали к ней, приставали,/с комплиментами каждый лез./Увидав её, привставали/за обедом смазчики с рельс". Молодая и неопытная, Настя не чувствует угрозы. Она ведь честна перед всеми, чего ей бояться? "Настя голову запрокидывала/хохотала и чай пила./Столько баб ей в Зиме завидовало, что такая она была!". Наказание приходит к красавице в виде оговора: "Сплетни, сплетни, её обличавшие/становились все злей и злей./Все, отпор её получавшие, мстили сплетнями этими ей". Сочувственной интонацией автор выражает свое отношение к героине: "Настя Карпова, Настя Карпова/сколько - помню - со всех сторон/над твоей головою каркало/молодых и старых ворон!". Ситуация накаляется и конфликт неизбежен. Главные события разворачиваются в тексте, когда раненый муж возвращается домой. "Верят сплетням сильней, чем любимым./Он собой по-солдатски владел./Не ругал её и не бранил он,/тяжело и темно глядел./ Складка лба поперек волевая./Планки орденские на груди./"Все вы тут, пока мы воевали.../Собирай свои шмотки. Иди." Уход Насти из родного дома - это апофеоз зла, апофеоз несправедливости. И концовка стихотворения как бы останавливает трагические события во времени, оставляя их неизменными, неразрешимыми, вечными: "Шла потерянно. Ноги не слушались,/и, пробив мою душу навек/тяжело её слезы рушились,/до земли пробивая снег...".
Социальная справедливость - генеральная идея шестидесятников является доминирующей и в женской теме Евтушенко. Требуя справедливости, поэт выступает против устоявшихся социальных механизмов. Подобная установка соотносима с размышлениями А. Бебеля: «Большинство мужчин видит в женщинах лишь средство, служащее их пользе и удовольствию; смотреть на женщин как на равноправных, они не могут, так как это противоречит их предрассудкам. Женщина должна быть покорной и скромной, должна ограничивать свою деятельность домашними заботами, а все остальное предоставлять «господину мира». Женщина должна сдерживать всеми возможными способами свои мысли и наклонности и выжидать, что решит её земное провидение, её отец или супруг. Чем больше она подчиняется этим требованиям, тем сильнее она восхваляется, как «разумная, нравственная и добродетельная», хотя бы она вследствие этого насильственного положения погибла под тяжестью физических и моральных страданий. Если говорить о равенстве всех людей, то нелепо исключать из него половину человеческого рода.
