Содержание к диссертации
Введение
Глава I Смена парадигм в восприятии мира и науке как основа теории, практики и политики гендерных исследований и феминистского литературного критицизма 24
1.1. От основ феминистской теории к тендерным исследованиям 24
1.2. Анализ социального и культурного конструирования пола как предмет гендерных исследований 28
1.3. Концепции языка, власти и телесности в постмодернистской философии и феминистской критике 32
1.4. От «сардонического гнева» к новой теории феминистской литературной критики 40
1.5. Развитие гендерных исследований в российском литературоведении 47
Глава II Женская проза - нелинейный мир в линейном пространстве 56
2.1. Женская проза в зеркале отечественной критики 56
2.2. Предпосылки формирования женской прозы и выбор подходов к ее Рассмотрению 67
2.3. Попытки классификации новой женской прозы 77
2.4. Способы творческого манифестирования женской прозы конца 1980-х - начала 90-х гг 83
2.5. Женщина и художественное творчество. Феномен «женщины говорящей» 94
Глава III Ментальность и проблематика женской прозы 104
3.1. Женщина - как героиня женской прозы. Проблема самоидентификации 104
3.2. Преломление социальной проблематики в женской прозе и ее «иная реальность» 108
3.3. Топос женской прозы 120
3.4. Концепты телесности и сексуальности в женской прозе 133
3.5. «вечные темы» в женской прозе 158
3.6. Кризис маскулинности, или смерть героя 168
Заключение 189
Библиография: 194
- От основ феминистской теории к тендерным исследованиям
- Анализ социального и культурного конструирования пола как предмет гендерных исследований
- Женская проза в зеркале отечественной критики
- Женщина - как героиня женской прозы. Проблема самоидентификации
Введение к работе
Предметом данного исследования является рассмотрение современной женской литературы, однако в центре внимания будут не отдельные имена и произведения современных писательниц, а женская проза конца 1980-х - начала 1990-х годов как социально-культурный феномен в целом. Исследование охватывает кризисный для России период, ставший известным в стране и за ее пределами как «перестроечный» и «постперестроеч-ный». В конце 1990-х годов в контексте попыток интеграции исторического опыта стран Восточной Европы и России он получил более широкую характеристику как «переходный период» (Transition period). К концу 1980-х годов русская женская проза выделяется из общего литературного процесса и организует свое мировоззренческое и художественное пространство. Появление данного феномена и его характер стали следствием целого комплекса социальных, политических, идеологических, культурных и художественных факторов и явлений, определивших лицо нового кризисного этапа, в который вступила наша страна в середине 80-х гг. XX века, а также тех, которые будут выявлены далее в ходе настоящего исследования.
Актуальность исследования объясняется в первую очередь тем, что русская женская проза этого времени представляет собой практически не встречавшийся ранее в истории русской литературы тип творческого объединения по тендерному признаку1. Своим новым, во многом провокационным принципом объединения, острыми программными материалами и самими произведениями женская проза этого периода вызвала ожесточенные и противоречивые дискуссии в критике, публицистике и литературоведении.
Возникновение данного явления породило огромное количество закономерных вопросов, а именно: что скрывается за понятием «женская литература»; какие причины обусловили обособление женской прозы; что кон-
Т. е. по признаку выявления социо-культурной роли пола, определяемой соотношениями доминирования и подчинения. ЕдинствеБшая в России попытка создания женского творческого союза принадлежала в начале XX века писательнице Л,Зиновьевой-Анннбал. По аналогии с регулярными встречами на «башне» «друзей Гафиза», проводимыми Вяч. Ивановым, она создала «женский Гафнз», известный также под именем «Фи-ас». Однако первая же встреча разочаровала ее участниц, повторные попытки ими не тфедпринималнсъ. В связи с этим трудно оценивать опыт «Фиао как удавшийся эксперимент женского творческого объединения. Вместе с тем, формирование феномена интересующей нас женской прозы 1980-х уходит своими корнями в ту же острую потребность в консолидации женского культурного опыта и творческих сил, которая руководила писательницами и поэтессами Серебряного века, что позволяет говорить о некой преемственно-стн идеи необходимости женских творческих союзов. Подробнее о судьбе союза «Фнас» см.; Михайлова М. Страсти по Лидии. Творческий портрет Л,3иновьевой-Аннибал//Преображение. 1994. №2, СЛ44-157.
цептуализирует ее творческую самостоятельность; обладает ли она характерными мировоззренческими и эстетическими особенностями. И наконец: ограничивается ли данное явление границами литературного пространства, а если нет, то как далеко простирается ее «топография»; а также, как соотносится русская женская проза конца 1980-х - начала 1990-х годов с феминистскими теориями, воплощенными в исследованиях западных ученых -гендеристов?
Активность и эмоциональность откликов на эти и другие вопросы свидетельствуют о злободневности и актуальности проблем, связанных как с самим фактом возникновения подобного феномена, так и с особым мировоззрением, которое легло в его основу. Первоначальные попытки некоторых отечественных критиков отрицать факт и возможность существования женской прозы2 только подтвердили ее наличие. Более того, эти, подчас резко негативные отклики, способствовали дальнейшему развертыванию дискуссий на страницах литературных изданий и подтолкнули к более серьезным и всесторонним исследованиям данного вопроса, которые нашли свое отражение в статьях, монографиях и диссертационных работах на эту тему, увидевших свет в нашей стране и за рубежом.
Анализ литературной ситуации, сложившейся в России в середине кризисных 1980-х годов, дает возможность проследить истоки феномена женской прозы в русле общелитературного контекста данного периода, а также выявить тенденции его обособления внутри данного контекста и внутри канонической культурной традиции в целом.
Умонастроение писателей и писательниц 1980-х годов было далеко не гармонично. Мотивы их творчества скорее мятежны, чем сбалансированы, что затрудняет рассмотрение литературы настоящего периода в аспекте следования какой-либо определенной традиции или в единоконцептности разрушения ее. Одна из первых серьезных попыток выделить некоторые общие признаки нового художественного явления принадлежала критику Н.Ивановой3.
Обобщая ее наблюдения и выводы ряда других критиков4, мы можем заключить, что идейная концепция литературы 1980-х характеризовалась следующими моментами: во-первых, это принципиальный отказ от следо-
2 См., напр.: Кузнецов Ю. Под женским знаком // Литературная газета. 1987, 11 ноября. Подробнее о реак
ции отечественной критики на появление феномена женской прозы см.: Глава Л (раздел 2.1).
3 См.: Иванова Н. Намеренные несчастливцы? О прозе «новой волны» // Дружба народов. 1989. №7.С.239.
4 См. работы Л. Аннинского, Г. Белой, С.Чупркнина, Е.Шкловского, М. Эпштенна и др. в библиографии.
вания сложившимся литературным стереотипам. В своем стремлении слиться с реальностью во всех, вплоть до самых отталкивающих форм ее проявления, новая проза предпринимает попытку выхода за пределы литературы. Во-вторых, она программирует последовательное нарушение всех правил поведения. Она ставит своей задачей разрушить нормы советской принудительно-целомудренной, «пуританской» морали («это, - как выразился С.Чупринин, - когда грешить-то можно, да попадаться нельзя»5). В-третьих, ее отличает то, что А.Синявский назвал «повышенным чувством художественной формы»6, то есть поиск новых формальных средств. При этом она принципиально антиэстетична, М.Эпштейн связывал появление данного направления с распространением тенденций поставангардизма. Вот как характеризовал критик внутреннюю эстетику литературы 1980-х годов: «Именно альтернативная литература позволяет наиболее отчетливо ощутить, что в созданном нами мире царит хаос: закономерности здесь нарушены, связи порваны, нравственные основания человеческой природы размыты и едва ли не уничтожены»7. Забегая вперед заметим, что с начала 1990-х годов эти тенденции были соотнесены со стремительным развитием культуры альтернативного сознания - постмодернизмом.6
Эти и другие существенные черты литературы 80-х годов позволили начать разговор о литературе «новой волны», представленной такими именами, как Е.Попов, В.Сорокин, Д.Пригов, В.Ерофеев, В.Нарбикова, Л.Ванеева и многими др. Л.Аннинский, не сочувствуя в целом общему характеру этой литературы, анализируя внутреннее состояние авторов, назвал восьмидесятников «поколением оглашенных»9. Одновременно появились и другие названия: С.Чупринин вводит термин «другая (иная) проза», МЛиповецкий называет ее «артистичной прозой», Е.Шкловский - «бесприютной прозой». Новая проза не избежала и своеобразных «описательных» характеристик: так, Д.Урнов, дискутируя с С.Чуприниным, называет ее
* Цит. по: Шкловский Е. Из немоты // Литературное обозрение. 1989. №4. С. 16.
6 Цит. по: Иванова Н. Намеренные несчастливцы? О прозе «новой волны» И Дружба народов. 1989, Ш1.
С.240.
7 ЭппггейнМ. О новых тенденциях постаьангарднзма//Новый мир. 1989. №12, С.228.
8 Настоящая: работа не ставит своей целью определение места женской прозы в дискурсе постмодернизма.
Эта проблема требует отдельного обширного исследования. Тем не менее укажем на некоторые работы, за
трагивающие эту проблему. См., напр.: Постмодернисты о посткультуре. Интервью с современными писа
телями и критиками. Сект, С.Ролл. М., 1998; Постмодернизм в современном мире // Континент. М. - Париж,
1996. №89. С. 300-332; Липовецкий М. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики). Екатерин
бург, 1997; Курицын В, Русский литературный постмодернизм. М, 2000; Russian Postmodernism: New Per
spectives on post-Soviet Culture / Ed. Epshtein, M, Genis, A., Vladrv-Glover, S. Berghahn Books. 1999.
9 Аннинский Л. Шестидесятники, семидесятники, восьмидесятники. К диалектике поколений в русской
культуре II Литературное обозрение, 1991, №4.С. 10.
«плохой прозой», а критик ИШтокман - «жестокой прозой». Термины «альтернативная литература» и «проза новой волны» в критике этих лет прижились лучше других и стали устойчивыми определениями этого литературного направления. Отвергаемая в 1980-е годы редакциями толстых журналов, «новая волна» входила в отечественную литературу через альманахи -своеобразные преемники традиции самиздатовских журналов литературного андеграунда. В альманахах «Весть» и «Зеркало» печаталась проза Е.Попова, В.Пьецуха, а также концептуалистов и метаметафористов. «Конец века» публиковал В.Сорокина, Э.Лимонова. Помимо маргинального «Апреля» популярностью пользовались также альманахи «Чистые пруды» и «Московский вестник».
Важной особенностью данного периода явилось то, что именно в рамках литературы «новой волны» возник литературно-художественный феномен, ставший известным под именем «современная русская женская проза», «новая русская женская проза» или в своем сокращенном варианте «женская проза»10. Разделяя кризисное мировоззрение альтернативной литературы и концептуальную поэтику бунта против общественного и литературного догматизма, она, тем не менее, заявляет о коренном отличии своего видения обстоятельств и особенностей сложившегося социального и духовного кризисов. Корень этих отличий определяется, по мнению писательниц11, спецификой «женского взгляда» и женского социального и культурного опыта, традиционно занимающих маргинальное положение в системе социальных и общественных ценностей и культурных ориентиров. Принадлежность женщины к маргинальной группе делает уязвимым и зависимым не только положение самой женщины, но и репрезентатируемую ею систему феминных ценностей. Применительно к литературной ситуации 1980-х годов об актуальности данного тезиса свидетельствует тот факт, что, даже двигаясь в русле демократического по своей природе потока ли-
Оперируя в работе в дальнейшем сокращенным термином «женская проза», мы вместе с тем не считаем его наиболее удачным из-за его традиционно широкого использования в отношении любой литературы, созданной женщиной. Мы не сочли целесообразным вводить новый термин в связи с тем, что сами писательницы рассматриваемого периода заявили себя представительницами женской прозы, что и в значительной мере повлияло на рассмотрение их творчества в современной отечественной критике в данных терминологических рамках. Вместе с тем мы надеемся, что теоретическая концептуализация осознанной творческой инициативы писательниц женской прозы конца 1980-х - начала 1990-х годов, являющаяся задачей данного исследования, позволит глубже проникнуть в суть такого привычного и понятного на первый взгляд явления, как женская проза в целом.
11 Взгляды писательниц излагались в предисловиях к сборникам женской прозы и в «автографах», предварявших их публикации в сборниках. Анализ этих, по сути, программных выступлений см.: Глава II (раздел 2.3).
тературы «новой волны», писательницы неизменно оказывались на его периферии в роли неизменного «вторичного чужого» относительно него. С одной стороны, этому способствовала непоколебимость культурно-идеологического штампа о «второсортности», формирующего отношение ко всей женской литературе в целом. С другой, мировидение писательниц и способы отражения ими мира занимали пограничное положение даже в контексте «альтернативности» новой прозы, ибо суть отличий лежала в специфике тендерного преломления окружающей действительности и характере интерпретации практикуемых традиций. Обособление на основе тендерной общности закономерно повлекло за собой формирование и отстаивание женской прозой своего собственного художественно-эстетического и языкового пространства.
Анализ современной женской прозы позволяет выделить несколько этапов в формировании данного феномена. На первом этапе произошла актуализация женской темы в журналистике и литературном творчестве женщин. Этому способствовало не только усиление антисоветских настроений в обществе периода застоя, но и политика замалчивания специфически женских проблем, а также изоляция, которую испытывали на себе женщины, стремившиеся добиться самореализации в социальной и культурной жизни советской России. На фоне острейшего кризиса сознания происходит процесс поиска и самоидентификации личности, и конкретно - женщины, осознание ею себя как категории «Иного»12 сначала вместе с общей направленностью диссидентского движения, а впоследствии относительно его же, развивающегося по модели традиционного правозащитного движения, не учитывавшего специфики положения и проблем женщин13. Важной чертой этого этапа стали первые серьезные попытки женщин с новых позиций осмыслить свои социокультурные роли, давно вступившие в острое противоречие с системой традиционных культурных мифов и идеологических стереотипов.
Начало этому этапу было положено в середине 1979 г., когда из ленинградских нонконформистских изданий - журнала «37» и альманаха «Часы» усилиями Анны Малаховской, Татьяны Горичевой и Татьяны Мамоновой
Термин принадлежит теоретику экзистенциальной ветви феминизма Симоне де Бовуар. Подробнее о данной концепции речь будет идти в Главе 1 (раздел 1.1).
13 Об этом свидетельствует книга Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР»> а также материалы ее интервью. См. Ажгихина Н. «Я никогда не хотела быть мужчиной» // Корни травы (шестнадцать интервью). М„ 1996. С.6-10.
родился альманах, названный ими «Женщины и Россия». Позже А.Малаховская основной пафос этого издания определит так: «Мы открыли для себя и хотели открыть для окружающих нас женщин, что причина несчастий каждой из нас не в том, что каждая такая уж невезучая и неумелая, не в ее личной, так называемой судьбе, а в каких-то гораздо более широких, всеохватывающих законах, по которым живет наш мир. Как мы узнали позднее, в этом же пафос у многих других женских изданий во многих странах мира»14.
Этими же журналистками вскоре был создан журнал «Мария», несколько номеров которого, к счастью, успели увидеть свет в самом начале 1980-х годов. Начав с публикаций, затрагивающих такие острые социальные и общественные проблемы, как состояние родильных домов, абортариев, детских садов, школ, проблемы семьи, они поднялись на новый уровень онтологического осмысления мира. Работа клуба «Мария» выявила острую потребность современной женщины в осознании собственного места в окружающем мире. Это повлекло за собой разрушение ею привычных культурных мифологем и стереотипов15. В клубе обсуждался широкий круг вопросов: политические, философские, религиозные, художественное творчество женщины, а также проблемы воспитания детей, старости и многие другие. Члены клуба впервые подняли в России разговор о запущенных патриархатнои моделью цивилизации губительных механизмах жизни, осуществляющих контроль над огромным женским потенциалом.
Судьба клуба и журнала «Мария»16 наглядно продемонстрировала, как государство тоталитарно-патриархатного типа отнеслось к идее формирования женского творческого союза, сделавшего первую попытку выйти за рамки социального и культурного универсализма17. В появлении альтерна-
14 Из выступления АН.Малаховской на первой Московской феминистской конференции «Женщина как
объект и субъект в искусстве», проходившей в марте 1990 г. Текст выступления см. в журнале «Феминф»
1992.№1.С.5.
15 Так, например, в материале «Ведьмы в космосе» впервые в России исследовался архетип женщины-
разрушительницы, говорилось о том, какие чудовищные формы приобретает женский характер под воздей
ствием современных условий жизни,
16 Судьба первого женского издания и клуба оказалась трагичной. Деятельность клуба, его издания и созда
тели подверглись жестокому преследованию со стороны советской власти практически с начала их работы,
с сентября 1979 г. В январе 1980 г. первый номер журнала «Мария» был конфискован в макете во время
обыска. Его восстановили только к 5 мая 1980 г, 9 июля 1980 г. трем активисткам клуба под угрозой ареста
было предложено покинуть страну. Дело первой редакции журнала «Мария» продолжили Т.Беляева и
Е.Дорон (Шаныгнна) и др. В 1981 г. и они подверглись преследованию, многие были изгнаны с работы, по
теряли средства к существованию, некоторые арестованы и угрозами и пытками приведены к «раскаянию» в
содеянном, многим пришлось покинуть страну.
17 Феминистская писательница и критик М.Арбатова отмечала, что реакция, которую вызывали у советской
и у постсоветской идеологической цензуры проблемы, связанные с мирок и образом жизни женщины, была
тивного феминистского взгляда на окружающую действительность власть и общество почувствовали угрозу не менее, если не более опасную, чем «антисоветская пропаганда». Но если для властных институтов это было, в первую очередь, очередной борьбой с инакомыслием, то в более широких масштабах - это была более серьезная борьба за сохранение контроля над женской персоналией. Трудно было предположить после этого, что последующее появление женской прозы будет встречено если не с энтузиазмом, то хотя бы с пониманием и терпимостью.
Несмотря на недолгий срок своего существования, журнал и клуб «Мария» сыграли значительную роль в либерализации сознания своих современниц, так или иначе оказавшихся среди непосредственных участниц их работы или читательниц. Впервые в Советском Союзе прозвучал голос женщин, высказывающихся по острейшим проблемам современности: Афганская война, последствия всеобщего равенства, экология земли и человеческих отношений и многим другим. Невозможно переоценить значение издания, на страницах которого впервые в нашей стране появились исследования по женскому литературному творчеству и публикации произведений забытых русских и современных писательниц, не прошедших официальную цензуру.18
Второй этап развития женского движения в России - конец 1980-х -середина 1990-х годов - можно было бы условно назвать «литературным», потому что именно на эти годы приходится появление и стремительное развитие женской литературы. 1989 - 1993 гг. выбраны в настоящей работе в качестве основных хронологических и феноменологических рамок, за которые мы будем выходить, только преследуя цель по возможности всестороннего выявления сути настоящего явления.
Определяющим моментом этого этапа стало объединение писательниц, внешне имеющих даже больше черт различия, чем сходства, под эгидой независимого женского творчества. Острая потребность в союзе превалировала над соображениями идейной и художественно-эстетической общ-
более агрессивной, чем на какие-либо другие, более политизированные вопросы. «Разговор о родах, абортах, женской правовой, творческой и сексуальной невостребованности советская государственная цензура выстригала из литературы еще проворней, чем призывы к свержению режима. А постсоветская общественная цензура, глотающая все, что угодно, от порнографии до фашиствующей идеологии, реагировала на этот разговор брезгливым ужасом ют покровительственной насмешкой» (Арбатова М Женская литература как
акт состоятельности отечественного феминизма//Преображение. 1995. №3. C.27.J.
Об истории первого в СССР феминистского клуба и одноименного журнала «Мария» см.; Малаховская А. 20 лет тому назад в Ленинграде зародилось женское движение (К истории первого феминистского журнала «Мария») // Вы и Мы. Диалог женщин. 1999. №9 (25). С.25-31.
ности направления. Женщина конца 1980-х - начала 1990-х гг. заявила о себе как об активной, творческой индивидуальности. Литература и публицистика становятся сферами не только проявления, но и демонстрации ее потенциальной творческой энергии.
Писательницы нашли свой способ заявить о себе и о единстве своих взглядов, их произведения составили семь центральных сборников современной женской прозы19. Один за другим увидели свет сборники «Женская логика» (М.,1989), «Не помнящая зла» (Сост. Л.Ванеева. М.г 1990), «Чистенькая жизнь» (Сост. А.Шавкута. М.,1990), «Новые амазонки» (Сост. С.Василенко. М., 1991), «Абстинентки: сборник современной женской прозы» (М., 1991), «Жена, которая умела летать: Проза русских и финских писательниц» (Сост. Г.Г.Скворцова и М.-Л.Миккола. Петрозаводск, 1993), «Glas». Глазами женщины» (Дайджест. 1993), В редколлегии сборников вошли авторы публикуемых произведений. Сами сборники включали в себя повести, рассказы, пьесы, сказки, стихи как уже получивших некоторую известность Людмилы Петрушевской, Зои Богуславской, Татьяны Толстой, Светланы Василенко, Валерии На рб и ко вой, так и мало известных или совсем неизвестных в то время писательниц Ларисы Ванеевой, Юлии Неми-ровской, Марины Вишневецкой, Нины Садур, Нины Горлановой, Елены Тарасовой, Ольги Татариновой, Татьяны Набатникоеой, Ирины Полянской, Марины Палей, Светланы Васильевой, Галины Скворцовой, Эллы Орешниковой и других.
Первоначально объединение писательниц стало возможным на основе общности цели, желания пробиться к читателю, разрушить стену своеобразного заговора молчания вокруг их имен. Этот лейтмотив лег в основу формирования первых сборников, однако уже в начале 1990-х гг. он уступает место новой творческой задаче. Проблематика творчества писательниц и концепции сборников женской прозы (начиная со сборника «Не помнящая зла», 1990) постепенно начинают отражать потребность в образном самоопределении личности в постсоветском, еще недемократическом обществе. Литературно-художественный феномен определяет новый тендерно мотивированный взгляд писательниц на окружающий мир, предполагающий особый угол зрения, принцип выбора и освещения главных с точки зрения
19 Помимо этих изданий, замеченных критикой и дошедших до читательской аудитории, необходимо вспомнить и те, чье появление осталось почти незамеченным, но без которых картина женской прозы этого времени была бы неполной; Мария. Петрозаводск, 1990; Миля смерти. Тверь, 1992; Русская душа; Сборник поэзии и прозы современных писательниц русской провинции. Wil-helmshorst, 1995,
женщины проблем и новые подходы к их интерпретации. В его основу ложится собственно феминныи опыт, опыт внешней поведенческой практики и внутреннего, субъективного чувствования, индивидуальные для каждой писательницы. Пространство женской прозы начинает представлять собой не место резервации женщины в литературе, как это часто комментировалось в критике и воспринималось общественным мнением адекватно традиционной парадигме сознания, а, по сути дела, творческую мастерскую, в которой происходит работа по «изменению сознания» женщины и обретение ею собственного голоса. Вместе с тем, и это особенно четко просматривается в первых сборниках женской прозы, авторы часто (сознательно и бессознательно) воспроизводят и утверждают патриархатные черты национального контекста и идеологизированные социально-культурные конструкты.
Настоящий, собственно литературный, этап происходит на фоне появления в России женских организаций, таких как Информационный Центр Независимого Женского Форума, феминистские клубы «Преображение» и «Гармония», Московский Тендерный Центр, САФО (Самодеятельная Ассоциация Феминистских Организаций) и многих других. На базе женских общественных и культурных союзов (к середине 1990-х на территории России их было зарегистрировано более 30020) происходило зарождение и активное развитие в России независимой женской прессы21. Работа женских организаций и союзов по всей России охватывают самые разные направления: это и создание архивов, баз данных, библиотек, в том числе и электронных, осуществление юридической, социальной и психологической поддержки женщин, организация работы Телефонов Доверия и Центров оказания помощи. Особое место занимают толстые журналы образовательной и культурной направленности, такие как «Преображение», «Женщина и культура», «Все люди - сестры», «Мария» и др.22 Как можно видеть, этот этап характеризовался расцветом женских творческих инициатив.
Одна из таких инициатив, несомненно, была особенно значимой: в 1993 г. прошел Международный конкурс на лучший женский рассказ. Идея проведения такого конкурса родилась среди членов литературной секции
Айвазова С. Женское движение в России: традиции и современность Н Формирование тендерной культуры у студенческой молодежи. Набережные челны, 1995. 0.25.
Подробнее об этом см. мою работу: Ровенская Т. О чем до сих пор молчали женщины, или Прогулки по страницам независимой женской прессы /У Русские женщины в XX веке. Опыт эпохи. CD. 22 Более подробную информацию о женских общественных и культурных объединениях см,, напр.: Либора-кина М Обретение силы; российский опыт. Пути преодоления дискриминации в отношении женщин (культурное измерение). М, 1996.
феминистского клуба «Преображение». Учредителями конкурса стали также литературно-публицистический журнал «Октябрь» и Колумбийский университет (США). В состав жюри вошли известные писатели и литературоведы: Фазиль Искандер, Владимир Маканин, Зоя Богуславская, Лев Рубен-штейн, Галина Белая, Мария Михайлова, Елена Трофимова. Американскую часть жюри представляли Марина Ледковская (Колумбийский университет) и Елена Гощило (Питсбургский университет). Участвовавшие в конкурсе произведения составили достаточно объемную и многогранную картину современной женской прозы, раскрыли своеобразие манеры и стилистики «женского письма». Они также позволили существенно расширить представление о темах и проблемах, волнующих писательниц. Первой премией была удостоена пермская писательница Н.Горланова за повесть «Любовь в резиновых перчатках»23. Вторая премия досталась москвичке Е.Каплинской за рассказ «Не покупайте корову, если не умеете ее доить»24. Третьим лауреатом стала А.Сельянова, писательница из Санкт-Петербурга и ее рассказ «Новое поколение»25.
Благодаря инициативе феминистского клуба «Преображение» по итогам конкурса был выпущен сборник лучших рассказов «Чего хочет женщина...» (Сост. Трофимова Е. П., 1993), в который, помимо трех рассказов-призеров, вошли произведения ОТатариновой, Н.Голосовской, Р.Полищук, М.Урусовой и др. Заслуга конкурса заключалась еще и в том, что он выявил новые писательские имена (М.Кирпичникова и М.Александрова из Москвы, Л.Агеева из Санкт-Петербурга, С.Боим из Бостона, А.Волек из Парижа) и позволил опубликовать рассказы этих писательниц, расширив тем самым географию женской творческой инициативы и новой женской прозы.
Примечательно, что одновременно с основным на конкурсе работало феминистское жюри. Критерии оценки, которыми оно руководствовалось, дают наглядное представление о тех задачах, которые ставились феминистками перед женской литературой на данном этапе. Так, среди основных назывались способность авторов к самостоятельному осмыслению положения женщины в современном обществе и культуре, желание найти себя и свое место в мире, осуществление ею глубокой и трудной внутренней рабо-
23 Н.Горланова уже была известна читателям по авторскому сборнику: Горланова Н.В. Родные люди: Рас
сказы. М., 1990. Ее рассказы также вошли в уже упоминавшиеся сборники «Не помнящая зла», «Чистенькая:
жизнь», «Абстинентки» й «Новые амазонки».
24 Другие издания писательницы: Кандинская Е, Московская история М., 199S.; КаплинСкаяЕ, Московский
иллюзион: Роман. М., 1991.
25 Ранее вышел сборник: Сельянова А. Позови меня. М., 1992.
ты по преодолению комплексов никчемности, ущербности и вины, постоянно внушаемых женщине и всячески в ней поддерживаемых. Очевидно, что эти критерии имеют мало общего с тем представлением о «женственном», соответствие которому вменяется женской литературе традиционной критикой в качестве образца, и ею же впоследствии осуждаемого.
Тот факт, что феминистское жюри не присудило первой премии свидетельствует о том, что новая женская проза в целом не отвечает ожиданиям феминистского прочтения, а самосознание и творческие задачи подавляющего числа писательниц не отражают собственно феминистского мировоззрения. Однако жюри выделило рассказы некоторых писательниц (0,Лобовой, О,Ложкиной и Л.Романчук) за феминистский подход к раскрытию темы, что позволяет говорить о присутствии отдельных феминистских тенденций в творчестве современных писательниц.
Работа феминистского жюри помогла выявить ряд особенностей женской прозы начала 90-х. Вместе с тем, сфокусировав свое внимание преимущественно на уровне самосознания современной женщины, феминистки не смогли правильно оценить те моменты, о которых писательницы предпочитали не говорить напрямую. Большинство представленных на конкурс рассказов воспроизводили, по мнению феминисток, стереотип отношения к женщине, царящий в обществе патриархатного типа, когда героиня сама возобновляет ситуацию своего унижения и страдания. И это положение - быть постоянно подавляемой и приносящей себя в добровольную жертву близким людям и жизненным обстоятельствам - принимается в качестве естественной и правомерной роли женщины в обществе. Признавая справедливость данного социального диагноза, нельзя не заметить, что практически ни одна писательница не обошла в своем рассказе и, более того, многие вывели на первый план, пожалуй, самый болезненный для женщины конфликт: конфликт между жестким требованием соответствовать определенному комплексу представлений о ее потенциальных способностях, возможностях, желаниях, ее роли и месте, которое общество отводит ей, и внутренним, часто неосознаваемым, представлением о них самой женщины.
Писательницы часто намеренно изображают своих героинь в кризисных ситуациях, где перемешаны осколки разбитых судеб, надежд, семей и нереализованного творческого потенциала. Искалеченное женское тело становится авторской художественной метафорой насилия властных струк-
тур и стратегий над женщиной. При этом сами героини часто не отдают себе отчета, в какой мере этот конфликт оказывает влияние на их судьбу, к каким губительным последствиям для их личности и взаимоотношений с окружающими он приводит. Они продолжают искать причину неизменных и неизбывных неудач в себе, не подвергая сомнению правильность существующего порядка. Героини Р.Полищук («Прощальная симфония»), О.Татариновой («Сексопатология»), А. Волек («Моя богиня»), С.Боим («Салат под русским соусом») только начинают интуитивно догадываться, что потеря себя лишь следствие долгой цепи односторонних компромиссов и добровольного отказа от своего голоса, языка и тела, табу на желание. Горечь разочарования, неизменно и закономерно настигающая героинь, рождает мощный эффект неприятия и протеста, сознательно программируемый писательницами. Однако именно из-за того, что авторская позиция в отношении этих и других социально-культурных проблем часто выражена лишь косвенно и лишена последовательности, дает основание феминистской критике говорить о недостаточном уровне самосознания авторов.
Обеспокоенность феминистской критики объясняется тем, что неспособность героинь к самоактуализации в этом контексте могут традиционно восприниматься читателем как естественные качества женщины, а глубокие социальные и культурные проблемы рискуют получить трактовку как имеющие частный характер. По всей вероятности именно эта двойственность ментальности женщин - писательниц привела к тому, что женская проза конца 80-х - начала 90-х с диаметрально разных позиций подверглась критике как со стороны феминисток, так и со стороны традиционной критики. Обе стороны были склонны видеть в этом a priori слабость женской литературы, а не вполне закономерную особенность текущего этапа ее развития, имеющую глубокие культурно-исторические корни. Данное исследование хотело бы избежать этой ошибки обеих означенных перспектив.
Интересной и знаменательной особенностью настоящего периода явилось то, что при достаточно слабом резонансе, вызванном появлением анализируемого феномена в широких читательских и филологических кругах, он становится предметом пристального внимания и изучения западных литературоведов. Во многом благодаря их усилиям с конца 1980-х годов произведения русских писательниц становятся доступными зарубежным читателям. Так, в финском переводе увидели свет два сборника: «Мимочка
отравилась» (1989)26 и «Какой прекрасный день» (1992) , куда вошли также и образцы дореволюционной русской женской прозы. На английском языке вышли сборники: «Балансирующее искусство: современные женские рассказы» (1989)28 и «Транзитная жизнь: Сборник современной русской женской прозы»29, «Проза русских и польских писательниц»30, а также сборник "Диалоги"31, включивший в себя произведения русских и американских писательниц. Отдельно следует выделить антологии хронологические, охватывающие двухвековой опыт русской женской литературы, и антологии, построенные по жанровому признаку. Среди них наиболее репрезентативными являются работы К.Келли32, Д.Эндрю33 и К.Томей34. Заслуживает внимания и тот факт, что на полках, отведенных русской литературе, во всех профессиональных художественных библиотеках мира наряду с классиками обязательно присутствуют отдельные произведения и антологии русской женской литературы.
Появление феномена женской прозы оказало несомненное влияние на формирование и интенсивное развитие в России нового этапа независимого женского движения, которое, в свою очередь, составило тот идейный и стилистический контекст, в котором настоящее явление приобретает особое общественно-культурное значение, а его рассмотрение - теоретическую, методологическую и терминологическую базы.
Следующий этап, начало которого можно условно датировать 1994-95 гг. ознаменовался, с одной стороны, упрочением положения уже имеющих свою историю женских общественных объединений и дальнейшим укреплением их связей с зарубежными коллегами, с другой, обнаружением сложностей в идейном союзе с отечественными общественными и правовыми институтами и отсутствием поддержки и понимания среди широких слоев российских женщин. По-видимому, только национально-культурным своеобразием нашей страны можно объяснить то, что более чем за 10 лет в России
Mimotska ottaa myrkkya: VenalaistennaistenkertomuksialSOO-luvulta/Toirn A, Rosenheim. Helsinki, 1989. 21 Mika ihana paiva! Kertomuksia VenaJalla I Toim A. Rosenheim. Helsinki, 1992.
28 Balancing Acts: Contemporary Stories by Russian Women t Ed. H, Goscilo, Bloomington; Indianapolis, 1989.
29 Lives in Transit: A Collection of Recent Russian Women's Writing / Ed. H. Goscilo.
30 Russian and Polish Women's Fiction. Tr. and Ed. by H.Goscilo. The University of Tennessee Press Knoxville.
n Dialogues, Literary and Cultural Exchanges between (ex)Soviet and American Women. SKAiken. AMBarker.
Durham, and London, Duke University Press, 1994 (Рецензию на этот сборник см.: Денисова Т. Женский диалог
через океан//Вопросы литературы, 1996. Вып,П. С.378-381).
" An Anthology of Russian Women's Writing, 1777-1992 і Ed. С Kelly. Oxford, 1994.
53 Russian Women's Shorter Fiction: An Anthology 1835-1860/Ed. J. Andrew. Oxford, 1996.
34 Russian Women Writers. Vol. 1-2 ./ Ed. K. Tomei. Garland Publishing inc. W-J. and L.T 1999.
не прижилось ни демократическое, ни собственно феминистское сознание. На этом фоне, а также на фоне стремительно прогрессирующей коммерциализации книжного рынка происходит изменение и формы существования женской прозы. Перестали выходить программные документы, редкими стали совместные художественные проекты писательниц. Однако говорить о творческом конце феномена женской прозы было бы и преждевременно и безосновательно. Пока женщины будут обращаться к перу и бумаге, чтобы рассказать о своем видении окружающей действительности, поднять завесу над своим внутренним миром, миром чувственным, эмоциональным и подвижным, поделиться собственным жизненным и духовным опытом, женская проза будет существовать.
Изменение издательской политики, в частности, объясняется тем, что задача предыдущего этапа была писательницами частично выполнена, они вернулись в литературу, нашли своего читателя, доказали свою творческую состоятельность, провозгласили существование независимой женской литературы как части особой феминнои культуры и привлекли к ней внимание культурной общественности. Имена таких писательниц, как Светлана Василенко, Нина Горланов а, Нина Садур, Людмила Улицкая, Ирина Полянская, Лариса Фоменко, Нина Габриэлян и др. не только вписаны в историю современной русской литературы, но и в достаточной степени определяют ее лицо. Женская проза сумела завоевать определенное место в литературном пространстве и проложить дорогу новым писательницам. И это наглядно доказывает появление в литературе последних лет большого числа молодых талантливых писательниц (например, Маргарита Шарапова и Елена Черникова), новых жанров, завоевавших у читателей огромную популярность (женский детектив, фэнтези), оригинальных форм. Приняв на себя основной удар, она способствовала подготовке в России почвы для более серьезного и объективного отношения к женскому творчеству и проблемам, им поднимаемым.
На данном этапе писательницы отдают предпочтение авторским сборникам и публикациям в периодических литературных изданиях, «толстых журналах», что было невозможно еще в начале 1990-х годов. Крупнейшие в России издательства, такие как «Вагриус» и «Летний сад» публикуют не только отдельные сборники произведений писательниц, но и создают целые серии. Так, например, в рамках проекта «Настоящая женская проза» издательство «Вагриус» (1999 г.) выпустило серию «Женский почерк», в ко-
торой уже опубликованы авторские сборники Светланы Василенко, Марины Вишневецкой, Наталии Медведевой, Ирины Полянской, Нины Садур, Ольги Славниковой, Людмилы Улицкой, Галины Щербаковой. «Смена курса» неизбежно потребует от исследователей и нового, более индивидуализированного подхода к изучению феномена женского литературы в контексте идейно-эстетического своеобразия творчества каждой отдельной писательницы.
Возвращаясь к интересующему нас периоду кон. 1980-х - нач. 90-х годов, хотелось бы отметить, что перспектива обнаружения потенциала новой идейно-эстетической традиции выглядит исключительно заманчивой и заслуживающей научного рассмотрения. Современные писательницы выражают глубокую убежденность в том, что феминный исторический, социальный и культурный опыт является уникальным и альтернативным источником творческого вдохновения. Именно он, по их мнению, позволит с новых позиций переосмыслить наше прошлое, взглянуть на современную действительность и, возможно, наметить новые пути гармоничного будущего.
В этой перспективе главные цели и задачи настоящего исследования заключались в том, чтобы
обозначить контуры научной проблемы, возникающей в связи с оформлением в конце 1980-х годов женской прозы в самостоятельное литературное явление;
обнаружить социальные и культурные предпосылки, которые обусловили возникновение феномена женской прозы и наметить основные пути и перспективы ее изучения;
изучить и проанализировать в этой связи теоретические концепции, а также методологический и терминологический инструментарий, предлагаемые зарубежными и отечественными критическими школами и направлениями в качестве альтернативного понятийного и терминологического аппарата тендерных исследований;
выявить особенности самоидентификации писательниц относительно общекультурной традиции и литературного канона, с одной стороны, и недискурсивным миром феминного, с другой. В этом аспекте особое значение представляет ментальность героинь и их создательниц, обуславливающие выбор сюжетов, стилистики, систему образов женской прозы и своеобразие характерологии и типизации;
5. провести анализ общих и частных тенденций женской прозы, раскрыть ее проблематику на материале произведений Людмилы Петру-шевской, Татьяны Толстой, Валерии Нарбиковой, Ларисы Ванеевой, Нины Горлановой, Нины Садур, Нины Габриэпян, Ларисы Фоменко, Марии Арбатовой, Светланы Василенко, Елены Тарасовой, Ольги Татарине вой, Марины Палей, Ирины Полянской, Татьяны Набатниковой, Рады Полищук, Галины Володиной, Светланы Васильевой и некоторых других.
Материалом для настоящего исследования послужили произведения писательниц, опубликованные на рубеже 1980-х - 1990-х гг. Однако проблема выбора авторов для гендерно-литературоведческого исследования традиционно осложняется тем обстоятельством, что некоторые писательницы до сих пор публично не определили свое отношение к феномену женской прозы и к вопросу рассмотрения их творчества в данном ключе. В значительной степени в этом проявляется вполне обоснованный страх оказаться вытесненными из общелитературного пространства. Объективным, на наш взгляд, фактором, обусловившим в итоге отбор авторов и авторских текстов для настоящего исследования, стало то, публиковались ли эти авторы в сборниках современной женской прозы и/или в литературно-публицистических журналах - печатных органах феминистских и женских клубов, таких как «Мария», «Преображение» и др. По нашему мнению, сам факт публикации в указанных изданиях можно расценивать как выражение объективного признания писательницей самобытности женской прозы как культурного феномена, и, соответственно, принципиального согласия на рассмотрение ее творчества в общем контексте данного явления.
Методологической основой диссертации являются теоретические труды по литературоведению, эстетике, философии, социологии и психологии. В работе с литературными произведениями помимо методов классического анализа текста автор также опирается на постмодернистские практики различных научных школ: постструктурализм, деконструктивизм, феминистская критика.
При рассмотрении разных аспектов феномена женской прозы помимо упомянутых источников и методов были использованы литературно-критические публикации в газетно-журнальной периодике и искусствоведческих изданиях последних двух десятилетий. Одновременно привлекались
данные многочисленных социологических исследований и опросов, материалы Круглых столов, а также дискуссионные выступления в общественно-политических печатных изданиях.
Новизна работы заключается в том, что предлагаемая диссертация представляет собой первое комплексное научное исследование женской прозы периода кон. 1980-х- нач. 1990-х гг. Тем самым проблема форм существования женской литературы, являющейся элементом самобытной женской культурной традиции, ее места и значения, вводится в круг явлений, заслуживающих серьезного и непредвзятого научного рассмотрения. Подход, при котором новая женская проза рассматривается как социально-культурный феномен, позволяет выявить тенденции творческого поиска современных писательниц и особенности женского взгляда на «вечные вопросы» и наиболее актуальные проблемы современности.
В ходе исследования феномена женской прозы и анализа проблематики и поэтики произведений отдельных писательниц была предпринята попытка интеграции методов классических и современных философско-литературных направлений. Привлечение концепций и практик тендерных исследований в теории и методологии отечественного литературоведения может, несомненно, способствовать дальнейшему развитию и углублению общегуманитарного знания.
Структура и содержание работы. Структура диссертации подчинена ее основной задаче - по возможности всестороннего рассмотрения новой женской прозы через выявление социальных и культурных факторов, повлиявших на формирование данного феномена, через исследование проблемы идентификации в контексте женского литературного творчества, а также изучение особенностей мировидения и миропонимания писательниц, отражающих их ментальность и определяющих выбор тем и языка их произведений.
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Во введении мотивируется выбор предмета и аспектов исследования, определяется цель, основные задачи и практическая значимость работы, дается краткая характеристика этапов формирования рассматриваемого феномена, уточняются исследовательские подходы, определяется степень новизны исследования.
Первая глава «Смена парадигм в восприятии мира и науке как основа теории, практики и политики тендерных исследований и феминистского литературного критицизма» состоит из пяти разделов. Данная глава решает задачу освещения концепций, которые легли в основу философского, теоретического феминизма, создавшего понятийную и методологическую базу феминистского литературного критицизма. Анализ данных концепций имеет целью выбор подходов и методов, наиболее адекватных характеру исследуемого феномена. Термины и понятия, вводимые и раскрываемые в этой главе, будут использованы в последующем анализе конкретных текстов писательниц.
Первый раздел «От основ феминистской теории к гендерным исследованиям» анализирует первые философские, теоретические попытки (вне сферы политического и производственных структур) проартикулировать феномен женского в культуре в аспектах женской субъективности, женского опыта и др. Среди них особое внимание уделяется концепции французского теоретика Симоны де Бовуар, основоположниць! экзистенциальной ветви феминизма, нашедшей свое отражение в ее книге «Второй пол» (1949 г.); а также основным положениям теории радикального феминизма, получившего наибольшее распространение в США. В разделе исследуется направление философии, получившее название философии или теории феминизма. В нем также вводятся понятия «исследования женщин» (Women Studies), «гендерные исследования» {Gender Studies).
Второй раздел «Анализ социального и культурного конструирования пола как предмет генберных исследований» рассматривает основные этапы формирования теории феминистской критики: либеральный позитивизм и социальный конструктивизм. Раздел посвящен краткому обзору основных концепций теории социального конструирования тендера, определившей направление, характер и основной инструментарий тендерных исследований. Здесь вводятся и раскрываются основные понятия, разработанные в рамках настоящего теоретического подхода: «гендер», «социализация», с позиций этого же подхода определяются понятия «патриархат», «феминное», «маскулинное» и др.
В Третьем разделе «Концепции языка, власти и телесности в постмодернистской философии и феминистской критике» предлагается анализ основных концепций французской школы феминистской критики о языке, власти и телесности, нашедшие отражение в работах Юлии Кристе-
вой, Элен Сиксу, Люс Ирригарей. В своих работах эти критики отталкивались от идей З.Фрейда, Ж.Лакана, Ж.Делеза, Р.Барта, Ж.Дерида, заложивших теоретическую основу философии постмодерна. Важность теоретического и методологического аппарата этого направления феминистской критики определяется тем, что он в корне меняет ракурс, переводя разговор о женщине и феминном из социального контекста в область символического, и рассматривает в этом ключе проблему женской субъективности, телесности, «женского письма» и др.
Четвертый раздел «От «сардонического гнева» к новой теории феминистской литературной критики» рассматривает проблемы, актуализируемые теоретиками западного феминистского литературного критицизма Э.Моерс, С.Каплан, С.Гилберт, С.Губар, А.Колодны, Дж.Батлер, Э.Шоуолтер, Р.Марш, К.Келли и др., а именно: женская литература и литературный канон, проблема возможности существования женской литературы, ее традиции и истории, проблема языка, проблема чтения женской литературы и др. Особое внимание уделяется западным исследованиям русского женского литературного творчества.
Пятый раздел «Развитие гендерных исследований в российском литературоведении» посвящен краткому обзору основных вех развития гинокритики и феминистской литературной критики в России от работ СИ, Пономаревой, Е.А. Колтоновской, Е.О. Лихачевой, Е.Н. Некрасовой, Е.Н. Щепкиной и др., созданных на рубеже веков, до работ их современных преемниц Н. Габриэлян, М. Михайловой, И. Савкиной, А. Грачевой и др. Здесь указываются основные библиографические данные исследований русской женской литературы отечественных и зарубежных авторов. В разделе рассматривается национальный, социальный и культурный контекст, определивший характер отношения к рассматриваемому нами явлению.
Вторая глава «Женская проза - нелинейный мир в линейном пространстве» состоит из пяти разделов. Она призвана, с одной стороны, определить, какую реакцию и характер аргументов встретила женская проза в литературно-критической и публицистической прессе, и с другой, выявить особенности самоидентификации самих авторов женской прозы по проблемам как затрагиваемым критикой, так и по тем или иным причинам не входившим в поле рассмотрения последней. В главе также уточняются подходы к изучению данного явления, исходя из своеобразия национального и культурного контекста.
Первый раздел «Женская проза в зеркале отечественной критики» освещает аргументы и пафос основных работ отечественных критиков, посвященных проблемам, поднимаемым в связи с возникновением и стремительным развитием женской литературы в конце 1980-х гг.
Второй раздел «Предпосылки формирования женской прозы и выбор подходов к ее рассмотрению» посвящен исследованию социально-экономических, политических и культурных факторов, которые «создали условия» для возникновения феномена русской женской прозы в конце 1980-х гг. и определили его характер. В нем также уточняются подходы, в рамках которых проводится рассмотрение общих и частных тенденций феномена женской прозы.
«Попытки классификации новой женской прозы» представлены в Третьем разделе. Здесь дан обзор существующих моделей классификации женской прозы, наиболее известная из которых принадлежит Э.Шоуолтер. В разделе анализируется и несколько уточняется концепция Н. Габриэлян, которая предлагает выделять в новой русской женской прозе три основные тенденции (мимикрию, бунт и третий путь).
Четвертый раздел, посвященный анализу программных текстов и выступлений писательниц, существующих в виде предисловий к сборникам «Не помнящая зла» и «Новые амазонки» и к отдельным произведениям писательниц, дает представление о «Способах творческого манифестирования женской прозы конца 1980-х - начала 90-х гг.»
В Пятом разделе «Женщина и художественное творчество; Феномен «женщины говорящей» рассматривается разработка и преломление этой темы в произведениях и в публицистических выступлениях писательниц. В разделе также проводится анализ размышлений писательниц о проблемах, препятствующих вхождению женщин в литературу, об эстетике и онтологии феминного творчества, об особенностях женского мировосприятия, о главных для женщины ценностях и т.д.
Третья глава «Ментальность и проблематика женской прозы» состоит из шести разделов. В главе проводится анализ текстов произведений писательниц с применением теоретических концепций, методологических подходов и терминологического аппарата, выработанных в Главах I и II.
В Первом разделе «Женщина - героиня женской прозы. Проблема самоидентификации» исследуются характерные особенности и общие черты героинь современной женской прозы, предстающих перед читателем в
непривычных ему литературных амплуа усталых, озлобленных, сломленных и ни на что не надеющихся женщин. Женская проза рассматривается в этом разделе как обнаруженная многими писательницами возможность глубокой саморефлексии и идентификации своей феминной Самости. Героини вместе с авторами проходят этот путь, воплощая в себе переживаемую ими боль, страх, отчаяние и... надежду. Вслед за писательницами делается попытка разобраться в причинах, приведших к столь деструктивным для женщины последствиям.
Во Втором разделе, озаглавленном «Преломление социальной проблематики в женской прозе и ее «иная реальность» предпринята попытка опровергнуть традиционный аргумент, согласно которому женская литература представляет собой лишь сферу «маленьких женских горестей». В связи с этим в разделе рассматривается система образов и символов, превращающих бытовую проблематику женской прозы в бытийную и переводящих социальный контекст в онтологический и экологический, а именно: образы воды, круга, цепочки постоянных превращений, метаморфоз и др.
В Третьем разделе «Топос женской прозы» доказывается, что барак и коммунальная квартира, ставшие неотъемлимыми атрибутами советской и постсоветскойб посмодернистской литературы, наряду с больницей и абортарием, получили в творчестве писательниц особую символическую интерпретацию,
«Концепты телесности и сексуальности в женской прозе» рассматриваются в Четвертом разделе. Образ тела и телесности в системе символов женской прозы анализируется на основе положений теорий М.Фуко, Ж.Бодрияра, Ж.-Л. Нанси и др. о языке репрессированной телесности, а также Ж.Лакана о «Взгляде», формирующем тело и наделяющем его системой знаков и смыслов. В этом контексте рассматриваются следующий символический ряд: инфантильное тело детства, опыт первой телесной инициации, тело насилия, рождение клинического тела боли, тело матери - мистерия жизни и смерти, тело любви и др.
Язык, на котором современные писательницы самых разных художественных пристрастий говорят о духовной и физической сторонах любви, демонстрирует присутствие общей чувственной эстетической традицц, рассматриваемой в Пятом разделе «Вечные темы» в женской прозе».
Шестой раздел «Кризис маскулинности, или Смерть героя» посвящен изучению моделей маскулинности и мужского в женской прозе. Здесь, в
частности, рассматриваются образы отца и врача, а также проблема кризиса маскулинности, пропущенная через призму женского взгляда. В Заключении подводятся итоги работы.
Автор настоящей работы ни в коей мере не претендует на исчерпывающий анализ заявленной проблемы, так как она допускает не только разноречивые трактовки, но и самые различные мировоззренческие и методологические подходы к определению как самого феномена женской прозы, так и к рассмотрению ее в контексте литературного процесса. Данное исследование не может также претендовать на законченность разработки настоящей темы, так как это было бы заведомо преждевременным. Автор сознает, что для более объективных и глобальных выводов необходима определенная временная дистанция, которая бы обеспечила объемную перспективу для наблюдения тенденций развития литературы и культуры и роли в них альтернативного женского творчества.
От основ феминистской теории к тендерным исследованиям
История феминистской мысли насчитывает уже более двухсот лет35. Феминизм возник в Европе в эпоху Возрождения и буржуазных революций как отклик женщин на идеи либерализма и демократизма36,
Возрождение феминистского движения или «вторая волна», как определяют ее исследователи37, практически захлестнуло Америку в 1960-70-е годы. «Вторая волна» феминизма «расслоилась» на несколько параллельных, часто вступающих в споры друг с другом по принципиальным вопросам, течений. Согласно предложенной в середине 70-х годов типологии38, принято различать либеральный феминизм, направленный на достижение женщинами равных с мужчинами прав и обязанностей как в обществе, так и в семье (равной ответственности за домашнее хозяйство и воспитание детей); социалистический феминизм, ориентированный на изменение сущест вующей системы с уничтожением всех различий; и наконец, радикальный феминизм, провозглашающий превосходство женщин и предлагающий новое общественное устройство с обособленной ролью женщин. Вплоть до последней четверти века все три направления опирались на традиционную аргументацию, основывались на фиксированном, традиционном понимании женской сущности и в целом ограничивались классовой и социальной критикой.
Новый всплеск женского движения «спровоцировал» возникновение, так называемых, исследований женщин (Women Studies) как особой научной области39. Неизменной точкой соприкосновения феминистских исследователей являлось стремление проанализировать место женщины, отведенное ей в обществе и культуре, бороться с сексистскими40 представлениями о половых ролях и способствовать устранению или, по меньшей мере, изменению этих репрессивных структур.
С 1980-х - 90-х гг. теория культуры, разрабатывавшаяся представительницами разных направлений и получившая суммарное обозначение как «феминистская», включила в свою научную базу психоаналитические, постструктуралистские, конструктивистские и системнотеоретические подходы и применила их в конкретном анализе Тендерных исследований (Gender Studies), Представления, стоящие за понятием «радикальный феминизм», также претерпели в отрыве от социальной теории значительные изменения. В понимании современной радикальной феминистской и постфеминистской критики, феминизм на современном этапе обозначает, прежде всего, смену парадигмы в восприятии мира, смену парадигмы в науке41.
В основу радикальных феминистских исследований легла в первую очередь критика принципа дуализма - как основной формы мышления. Оформившись в Западной Европе в Новое время, дуалистический принцип берет свое начало от идей Платона, ранней схоластической философии, Рене Декарта и восходит к современным философским прочтениям. В этой форме дуализма заложен принцип дихотомии и противопоставления: Физического и духовного; Тела и души; Природы и культуры; Эмоционального и рационального; Субъективного и объективного; Частного и общественного; Тьмы и света; Экологии и экономики и т.д.
Данный дихотомический стереотип в ярко выраженной или скрытой, неявной, форме пронизывает все сферы социальной и культурной жизни общества и культивируется в самых различных идеологических конструкциях. Закрепленный на уровне языка, он формирует отношение к явлениям и событиям, имеющим в ней место. Развивая эту мысль далее, феминистки акцентируют внимание на том, что понимание «женского» неизменно связывается в общественном сознании с понятиями левого ряда приведенной схемы, а «мужского» - с понятиями правого ряда. В соответствии с этим подходом женщина рассматривается как часть природы, физического мира. Естественное для нее состояние - подчинение мужчине - подобно тому, как физический мир подчинен духовному миру и интеллекту.
Близость женщины к природе находит в данной структуре свое отражение в «привязывании» женщины к собственному полу. И если мужчина представляется преимущественно носителем качеств человеческих, антропологических, то женщина оказывается в положении «персонифицированного пола». Дальнейшее восприятие женщины, в отличие от мужчины, происходит исключительно через ее пол. А, как пишет Н.Габриэлян, «если учесть ту неприязнь к полу и сексуальности, которую на протяжении достаточно длительного времени явным и неявным образом выражала патриар-хатизированная церковь, то мы увидим, что положение той части человечества, которая обозначена в культуре как воплощение «полового», сексуального начала, не случайно оказалось маргинальным»
Анализ социального и культурного конструирования пола как предмет гендерных исследований
История феминистской мысли насчитывает уже более двухсот лет35. Феминизм возник в Европе в эпоху Возрождения и буржуазных революций как отклик женщин на идеи либерализма и демократизма36,
Возрождение феминистского движения или «вторая волна», как определяют ее исследователи37, практически захлестнуло Америку в 1960-70-е годы. «Вторая волна» феминизма «расслоилась» на несколько параллельных, часто вступающих в споры друг с другом по принципиальным вопросам, течений. Согласно предложенной в середине 70-х годов типологии38, принято различать либеральный феминизм, направленный на достижение женщинами равных с мужчинами прав и обязанностей как в обществе, так и в семье (равной ответственности за домашнее хозяйство и воспитание детей); социалистический феминизм, ориентированный на изменение сущест вующей системы с уничтожением всех различий; и наконец, радикальный феминизм, провозглашающий превосходство женщин и предлагающий новое общественное устройство с обособленной ролью женщин. Вплоть до последней четверти века все три направления опирались на традиционную аргументацию, основывались на фиксированном, традиционном понимании женской сущности и в целом ограничивались классовой и социальной критикой.
Новый всплеск женского движения «спровоцировал» возникновение, так называемых, исследований женщин (Women Studies) как особой научной области39. Неизменной точкой соприкосновения феминистских исследователей являлось стремление проанализировать место женщины, отведенное ей в обществе и культуре, бороться с сексистскими40 представлениями о половых ролях и способствовать устранению или, по меньшей мере, изменению этих репрессивных структур.
С 1980-х - 90-х гг. теория культуры, разрабатывавшаяся представительницами разных направлений и получившая суммарное обозначение как «феминистская», включила в свою научную базу психоаналитические, постструктуралистские, конструктивистские и системнотеоретические подходы и применила их в конкретном анализе Тендерных исследований (Gender Studies), Представления, стоящие за понятием «радикальный феминизм», также претерпели в отрыве от социальной теории значительные изменения. В понимании современной радикальной феминистской и постфеминистской критики, феминизм на современном этапе обозначает, прежде всего, смену парадигмы в восприятии мира, смену парадигмы в науке41.
В основу радикальных феминистских исследований легла в первую очередь критика принципа дуализма - как основной формы мышления. Оформившись в Западной Европе в Новое время, дуалистический принцип берет свое начало от идей Платона, ранней схоластической философии, Рене Декарта и восходит к современным философским прочтениям. В этой форме дуализма заложен принцип дихотомии и противопоставления: Физического и духовного; Тела и души; Природы и культуры; Эмоционального и рационального; Субъективного и объективного; Частного и общественного; Тьмы и света; Экологии и экономики и т.д.
Данный дихотомический стереотип в ярко выраженной или скрытой, неявной, форме пронизывает все сферы социальной и культурной жизни общества и культивируется в самых различных идеологических конструкциях. Закрепленный на уровне языка, он формирует отношение к явлениям и событиям, имеющим в ней место. Развивая эту мысль далее, феминистки акцентируют внимание на том, что понимание «женского» неизменно связывается в общественном сознании с понятиями левого ряда приведенной схемы, а «мужского» - с понятиями правого ряда. В соответствии с этим подходом женщина рассматривается как часть природы, физического мира. Естественное для нее состояние - подчинение мужчине - подобно тому, как физический мир подчинен духовному миру и интеллекту.
Близость женщины к природе находит в данной структуре свое отражение в «привязывании» женщины к собственному полу. И если мужчина представляется преимущественно носителем качеств человеческих, антропологических, то женщина оказывается в положении «персонифицированного пола». Дальнейшее восприятие женщины, в отличие от мужчины, происходит исключительно через ее пол. А, как пишет Н.Габриэлян, «если учесть ту неприязнь к полу и сексуальности, которую на протяжении достаточно длительного времени явным и неявным образом выражала патриар-хатизированная церковь, то мы увидим, что положение той части человечества, которая обозначена в культуре как воплощение «полового», сексуального начала, не случайно оказалось маргинальным»
Таким образом, не женщина противопоставляет себя мужчине, но дихотомический и иерархизирующии подход разводит и противопоставляет друг другу мир «женского» и мир «мужского». Механизм отчуждения был подробно исследован теоретиком экзистенциальной ветви феминистской критики Симоной де Бовуар в ее книге «Второй пол» (1949 г.). Она, в частности, акцентирует внимание на понятиях, которые станут ключевыми в феминистском дискурсе: о дефектности/ущербности женщины, о женщине -как о «втором поле», «Ином» (Другом) относительно мужчины.
Драма женщины, по мнению исследовательницы, «это конфликт между настоятельной потребностью личности утвердить свою самоценность и ее положением, в основе которого лежит представление об ее ущербности»44. Согласно ее теории, ущербность постоянно привносилась в подсознание женщины. Мужчине не пришло бы в голову задумываться над вопросом, какое место занимают в обществе его «соплеменники». Мужчина никогда не станет описывать себя в первую очередь как представителя своего пола: он - человек, а значит, - мужчина.
Одной из первых де Бовуар связала положение женщины с фактором языка. Во французском языке понятие «человек» и «мужчина» обозначаются одним словом «homme», специфическое значение латинского «vir» (муж) поглощено термином «homo» - человек. Женщина же, напротив, определяя себя, всегда должна помнить о своем поле, все другие характеристики будут накладываться на этот фон. Если мужчина - это одновременно положительное и нейтральное начало, то женщина - начало отрицательное. Ее качества как бы стоят особняком и соотносятся с абсолютом мужского только со знаком «минус», тем самым женщина характеризуется тем, что отличает ее от мужчины, но не наоборот. Мужчина первичен, женщина вторична. «Он - субъект, величина абсолютная, она - Иное относительно него»
Женская проза в зеркале отечественной критики
Формирование женской прозы происходило в атмосфере глубочайшего духовного кризиса 1980-х годов, охватившего все слои и сферы постсоветского общества. Либерализующееся массовое сознание, опьяненное атмосферой тотальной гласности и маячившим впереди неясным призраком демократии, требовало не только политических разоблачений, но и все новых культурных сенсаций. Казалось бы, появление нового литературного направления должно было быть встречено если не с энтузиазмом, то с пониманием. Однако реакция на выход в свет за четыре года (с 1989 по 1993 год) девяти сборников женской прозы была весьма своеобразна. Во-первых, он остался в целом незамеченным153; во-вторых, появившиеся вслед за первой реакцией молчания отклики в основном вращались вокруг вопроса о возможности, а точнее, невозможности самого факта существования женской прозы. В начале 1990-х критики, уже признав наличие женской прозы, продолжали отрицать ее как особую идейно-художественную структуру.
Критика 1980-х в целом разделяла общий пафос тотального отрицания женской прозы как самостоятельного направления. Наиболее часто встречающаяся формулировка при этом звучит следующим образом: «Руководствоваться в критике разделением литературы по признаку пола несколько странно. Как не существует «мужской» и «женской» науки, так не существует подобных видов литературы»154. Разделение в стане критики в отношении феномена женской прозы произошло в большей степени по идейным, мы бы даже уточнили, идеологическим принципам. Известные женщины -критики, такие как Н.Иванова, Ю.Латынина, обошли своим вниманием этот провокационный вопрос. Позиция других критиков - женщин обнаруживает свою противоречивость. Ярким примером настоящей тенденции может служить одна из первых статей в отечественной критике, посвященных проблеме женской прозы, критика Е. Щегловой. Несмотря на свое, приведенное выше однозначное утверждение, Е. Щеглова далее вступает с ним же в открытую полемику и начинает перечислять характерные особенности «женской литературы», основной из которых является, по ее мнению, то, что «женское видение мира вообще отличается от мужского»155. Главным в «женской литературе» критик считает истинно женское, материнское отношение к миру.
Весьма примечательно, что именно женщины - критики часто демонстрируют более радикальное неприятие прозы женщин, чем критики - мужчины. Возможно, это происходит потому, что они ощущают постоянную уязвимость в своем профессиональном цеху по тому же признаку пола. Если женщина - критик не отделит себя от своего пола, она сама станет рассматриваться через призму недостатков и несовершенств, якобы присущих ее полу, и ей будет отказано в «объективности» ее взгляда. Поэтому отрицание женской прозы женщинами - критиками несет в себе и элемент самосохранения (этим же принципом руководствуются и писательницы, о чем пойдет речь далее). Таким образом, аргументы и утверждения женщины -критика могут отражать маскулинистский взгляд, усиленный потребностью объекта, занимающего маргинальное положение, утвердиться в господствующем дискурсе. Так, Е.Стрельцова использует следующий безотказный прием: она апеллирует к авторитетам классической литературы и, обнаруживая несоответствие задач и языка женских авторов канону, в целом обесценивает результаты поиска последних156.
Критик ИСлюсарева также не склонна видеть в женской прозе особую категорию, несмотря на то, что высоко оценивает творчество отдельных писательниц. Ее аргументация отражает суть традиционного либерального взгляда на проблему: «Факт, что женщины могут и имеют право заниматься творчеством, стал просто фактом и, пожалуй, не требует оценок и комментариев. А настаивать на типологических отличиях «женской литературы» -неосторожно. Хорошая проза хороша как таковая, как явление словесности»157.
Однако, в среде женщин - критиков присутствует и другая позиция, признающая существование женской прозы как самостоятельной сферы, Так, М.Абашева пишет: «Судя по всему, у нас появилась женская проза. Нет, не то чтобы женщины раньше, десятилетие или два, три назад не пи сали рассказов и повестей. Писали. Печатались. Но такого изобилия женских имен в «толстых журналах» не встречалось, специальные женские сборники ... один за другим не выходили. Да и споры о том, существует ли женская проза, не возникали, поскольку не было предмета»156. По мнению критика, новая женская проза - это новый статус женщины в обществе и новая постановка проблемы о специфике литературного творчества
Писательница Светлана Василенко в целом разделяет мнение Абаше-вой, видя в женской прозе отражение нового менталитета160. Именно общая ментальность способствовала объединению современных писательниц, которые, по ее свидетельству, почувствовали свою принадлежность к новой литературной группе.
Другие женщины - критики, например, Е. Гессен, Н. Габриэлян, И. Сав-кина, Е. Трофимова, М. Арбатова, также увидели в женской прозе закономерную потребность свободы самовыражения современной женщины, попытку отстоять индивидуальность своего специфически женского мировосприятия и возможность его воплощения художественными средствами.
Они активно откликнулись на дискуссию о том, возможно ли делить ли-тературу по половому признаку. Так, М.Арбатова перевела вопрос о существовании женской литературы в разряд правовых проблем. Она пишет: «Литература не делится по половому признаку! - провозглашают фалло-краты. Делится, делится в настоящем и делилась в прошлом, только с оговоркой, что мужская литература - это литература, а женская литература -это резервация... Понимание того, существует ли женская литература и нужна ли она человечеству, упирается только в вопрос о том, человек ли женщина и столь же серьезны проблемы ее мира, ее духовности, сколь и проблемы мира и духовности мужчины»161, В связи с этим М. Арбатова также ставит проблему мужской монополизации литературного пространства и литературного опыта.
Женщина - как героиня женской прозы. Проблема самоидентификации
Проблема выработки подходов к рассмотрению женского творчества как самобытного культурно-эстетического явления, как мы могли наблюдать, осталась практически не затронутой в работах отечественной критики. Вместе с тем, она продолжает оставаться не только самой острой, но и принципиально важной в ходе любых тендерных исследований, и мы не может позволить себе обойти ее. Именно на этом этапе работы мы сталкиваемся с наибольшими трудностями. Обширный опыт и убедительные результаты работы западных исследователей в свою очередь не могут быть в полной мере перенесены на русскую национальную почву, они требуют некоторого пересмотра и уточнения. В России же Women Studies как научная дисциплина начинает формироваться лишь с начала 1990-х годов, что объясняет объективную невозможность выработки последовательных концепций подходов к одной из самых сложных проблем культуры193. Перспектива выработки таковых представляется при знакомстве с концепциями феминистских теоретиков в целом более чем сомнительной. Крайне затруднительно провести границу между мужскими и женскими качествами, она представляется достаточно условной, подвижной и неопределенной. На первый взгляд, кажется, нет ничего проще, как найти различия между мужчиной и женщиной. Однако перейдя от биологических особенностей к особенностям, например, психологии, мы вдруг сталкиваемся с отсутствием четких границ и индивидуальностью пропорции Анимы194 и Анимуса195 в каждом человеке. Чем пристальнее вглядываешься в суть реально присутствующих различий, тем более призрачной кажется эта грань.
Более того, мы сталкиваемся с недостаточностью формальных средств выражения подобных различий, так как методы, пригодные для исследования рациональных явлений, не вполне адекватны в изучении, с одной стороны, метафизической природы пола, с другой, его социализированного конструкта. Таким образом, тендерный вопрос и проблема пола требуют особой корректности при их рассмотрении. Иррациональная природа этих явлений чрезвычайно уязвима для любого насильственного регулирования.
Как мы могли убедиться, мало кто из критиков подвергает сомнению факт существования женской прозы, как общественно-литературного явления, поскольку его возникновение было обусловлено целым комплексом социально-экономических и политических факторов. Однако и женская литература советского периода иногда вспыхивала отдельными именами196, но как самостоятельное направление не могла быть зафиксирована и не существовала ни в официальной культуре времен «застоя», ни в культуре андеграунда. Авторитарная власть, к которой всегда тяготела, отчасти бессознательно, наша страна, никогда не способствовала развитию индивидуальности, ни мужской, ни женской. И это при том, что, как отмечают исследователи, именно положение женщин непосредственно отражает особенности той или иной общественной системы, являясь важным показателем уровня ее развития, ее социальной зрелости .
При официально пропагандировавшемся «равенстве» женщины практически не были задействованы в системе выработки решений, от которых зависела судьба общества и судьба собственно женщин. Главным приоритетом тоталитарной политики СССР провозглашалось военное превосходство страны, главной целью - создание крупнейшего в мире военно-промышленного комплекса. Командно-административный стиль управления и диктатура силы и агрессии были оптимальными средствами для реализации поставленных задач. Для тоталитаризма также характерны апелляция к рациональному в ущерб эмоциональному; возведение в культ насилия над природой; принижение и нивелирование сферы личного и частного и утверждение публичных, общественных и политических интересов; де эротизация человеческого тела и мифологизация тела коллективного и многое другое.
Для поддержания идеологической целостности и устойчивости тоталитарному государству была необходима идея врага, практика отчуждения по признаку партийной принадлежности, социальному происхождению, национальности или полу. Бесправный человек может самоутвердиться только за счет подавления еще более слабых, и в этом культурный стереотип «слабого пола» сыграл свою неоценимую роль. Эти и другие черты позволили исследователям сделать вывод, что тоталитарная система по сути носит фаллоцентристский, маскулинистский характер. Ее жертвами стали в СССР как женщины, так и мужчины .
Тяжелейший кризис, вызванный сменой политического курса в середине 80-х годов, известный во всем мире под именем «перестройка», разворачивался на фоне эйфории свободы, захлестнувшей страну и требовавшей жестокой и незамедлительной расправы над всем, что даже лишь намеком напоминало о долгих годах гражданского унижения. Оно же заставило вслух говорить об «издержках» тоталитарного режима. Так, сегодня мы можем с уверенностью утверждать, что Афганская война стала одним из главных и страшных катализаторов формирования самосознания советской женщины, в первый раз ставших активной или пассивной, но в любом слу-чае оппозицией в государстве . Эта «цинковая» воина стала мощным толчком в развитии независимой женской публицистики200 и прозы201. Таким образом, становится очевидным, что женская литература, как особое явление, не могла возникнуть в Советском Союзе, но, вместе с тем, именно его политика предопределила ее возникновение в кризисный период 1980-х гг.
