Содержание к диссертации
Введение
1. Садово-парковый топос в русской лирике первой трети XIX в.
1.1. Источники формирования садово-паркового топоса в русской литературе первой трети XIX в 17
1.2. Садово-парковый топос лирики В.А. Жуковского и К.Н. Батюшкова 46
1.3. Садово-парковый топос в лирическом творчестве поэтов пушкинской поры 63
1.4. Садово-парковое пространство в лирике А.С. Пушкина 96
2. Садово-парковый топос русской повести первой трети XIX в .
2.1. Становление садово-паркового топоса в исторической повести (от И.М. Карамзина к А.А. Бестужеву-Марлинскому) 127
2.2. Роль садово-паркового топоса в фантастической повести 1820-1830-х гт 145
2.2.1.Сборники фантастических повестей А. Погорельского и М.Н. Загоскина 145
2.2.2. Фантастические повести ОМ. Сомова 160
2.2.3. Философские повести 1830-х гг.: элементы фантастики и садово-парковая образность 167
2. 3. Садово-парковые топосы, мотивы и образы «светской» повести 176
2. 4. Садово-парковый топос «Повестей Белкина» А.С. Пушкина в контексге развития русской повести первой трети XIX в 193
Заключение 214
Список литературы 218
- Источники формирования садово-паркового топоса в русской литературе первой трети XIX в
- Садово-парковое пространство в лирике А.С. Пушкина
- Становление садово-паркового топоса в исторической повести (от И.М. Карамзина к А.А. Бестужеву-Марлинскому)
- Философские повести 1830-х гг.: элементы фантастики и садово-парковая образность
Введение к работе
Постановка проблемы и история вопроса
Первая треть XIX в. в России характеризуется расцветом многих видов искусства и интенсивным их взаимодействием. В частности, историки культуры, искусствоведы называют конец XVIII - 20-30-е гг. XIX в. «золотым веком» русской дворянской усадьбы и садово-паркового искусства, литературоведы - «золотым веком» русской литературы.
Садово-парковое искусство, выявляющее тенденции культурной жизни общества и особенности ее бытового уклада, занимает своеобразное положение среди других искусств. Пространственная организация сада или парка во многом определяются его практическим назначением, существующим наряду с эстетическим, историческим и культурологическим (сад - место, где растут плоды, где человек работает или отдыхает; сад - топос, предназначенный для созерцания красоты природы и произведений искусства; сад - носитель исторической и культурной памяти). В своей структуре сад отражает как природный универсум в целом, так и особенности взаимоотношения человека и природы, человека и общества, человека и повседневности, общества и природы и др.
По словам исследователя русской дворянской усадьбы Е.И. Кириченко, садово-парковая культура «объединяет в единое целое компоненты, символически представляющие мир во всем его природном, культурно-историческом, этническом и социальном многообразии с многообразием духовного и эмоционального мира ее владельцев»1. Кроме того, усадьба «вбирает в себя и неким образом синтезирует самые разные формы выражения поэтических идеалов эпохи»".
Взаимодействие садово-паркового искусства и литературы имеет двустороннюю направленность. С одной стороны, многие русские писатели были знатоками в области паркостроения и использовали свои знания в
1 Кириченко Е. И. Семантика, стиль и планировка усадеб второй половины XVIII века в России // Архитектура
русской усадьбы. -М.: Наука, 1998.-С. 244.
2 Каждан Т. П. Художественный мир русской усадьбы. - М: Традиция, 1997. - С. 14.
литературных произведениях, изображая в них вымышленные сады или реальные памятники садово-паркового искусства, в той или иной смысловой сути и специфике. С другой стороны, садово-парковое искусство хранит в своих недрах память о литературных героях, отражает сюжеты, мотивы, образы, созданные в литературе. В связи с этим изучение взаимоотношений садово-паркового искусства и литературы несет в себе глубокий смысл, помогая решить комплекс проблем, актуальных и для литературоведения, и в сфере интермедиальных связей литературы с другими видами искусства.
Так, проблема пространства художественного произведения, с которой мы напрямую связываем тему нашего исследования, является одной из ведущих в современной науке и культуре. К ней обращались и продолжают обращаться ведущие ученые как в области естественных, так и гуманитарных наук. Данная проблема является фундаментальной в философии и языкознании, искусствознании и литературоведении. Интерес современной науки к исследованию художественного пространства обусловлен прежде всего универсальным характером проблемы. «Самые общие социальные, религиозные, политические, нравственные модели мира, при помощи которых человек на разных этапах своей духовной истории осмысляет окружающую его жизнь, оказываются неизменно наделенными пространственными характеристиками <...>», -указывает Ю.М. Лотман1.
Обоснование категории хронотопа, данное М.М. Бахтиным в одном из основополагающих трудов по теории литературы XX в. «Формы времени и хронотопа в романе» (написанном в 1937-1938 гг.), явилось важнейшим словом в гуманитарных науках. Главные положения исследователя сводятся к тому, что хронотоп представляет собой особую формально-содержательную категорию, определяет единство литературного произведения, образ человека в литературе, обладает изобразительной функцией, а также имеет сюжетное и жанровое значение. Эти идеи послужили основой для дальнейших изысканий в
1 Лотман Ю.М. Структура художественного текста. - М.: Искусство, 1970. - С. 267.
2 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М.:
Худож. лит., 1975. - С. 234-407.
области художественного пространства и времени. В современном литературоведении существует несколько основных направлений изучения художественного пространства.
Особая роль среди них, в разработке теории художественного пространства, принадлежит тартуско-московской школе во главе с Ю.М. Лотманом. Целый ряд работ ученого («О метаязыке типологических описаний культуры», «О понятии географического пространства в русских средневековых текстах», «Проблема художественного пространства в прозе Гоголя», «Заметки о художественном пространстве» и др.) определяют семиотический характер художественного пространства. Ю.М. Лотмаи приводит наиболее характерные для мировой культуры пространственные дефиниции: понятия «верх <-> низ», «правое <-> левое», «внутреннее <-» внешнее», «концентрическое <-> эксцентрическое», «по сю *-> по ту сторону», «прямое <-> кривое», «открытое <-> закрытое», «инклюзивное <-> эксклюзивное», «неподвижное <-> подвижное» и др., которые выражают «совсем непространственные отношения в моделирующей структуре мира» : «хорошее <-* плохое», «свое <-» чужое», «ценное <-> неценное», «смертное *-» бессмертное», «космос <-* хаос» и т.д. По мысли Ю.М. Лотмана, «структура пространства текста становится моделью структуры пространства вселенной, а внутренняя синтагматика элементов внутри текста - языком пространственного моделирования»2.
Крупнейший специалист в области семиотических исследований Б.А. Успенский в своей книге «Поэтика композиции» (в статье «Точка зрения в плане пространственно-временной характеристики») вслед за М.М. Бахтиным развивает положение о взаимоотношении сюжетного хронотопа и авторского. В основе исследовательских концепций Б.А. Успенского - проблема «точки зрения». Ученый выделяет различные точки зрения авторского взгляда на хронотоп, совпадение и отсутствие совпадений позиций повествователя и персонажа, рассматривает варианты движения позиции наблюдателя, в том
1 Лотман Ю.М. Избранные статьи в 3 т. Т. 1.-Таллин: Александра, 1992. -С. 414.
2 Лотман Ю.М. Структура художественного текста. С. 266.
числе точку зрения «птичьего полета», так называемую «немую сцену».
Бесспорная заслуга в разработке концепции художественного
пространства принадлежит В.И. Топорову, раскрывшему феномен индивидуального и универсального пространства и разработавшему методологию изучения городского текста литературы. В работах В.Н. Топорова, Е.М. Мелетинского и их последователей художественное пространство представлено как важнейший элемент мифопоэтической архаической модели мира. Г. Гачев, рассматривая национальные образы мира, также исследует разные векторы организации пространства.
Особое место в разработке и совершенствовании историко-литературного подхода к изучению художественного пространства занимают труды Д.С. Лихачева. В книге «Поэтика древнерусской литературы», впервые опубликованной в 1967 г., в главах «Поэтика художественного времени» и «Поэтика художественного пространства», как отмечает сам исследователь в предисловии к третьему изданию книги (1979), он «протягивает нити между древней литературой, фольклором и новой русской литературой в самой их художественной системе, основным элементом которой является художественное отображение в произведениях времени и пространства»'. Далее автор пишет: «Для меня важна «связь времен», связь и цельность художественного развития литературы» . Поэтому в работе «Поэтика художественного пространства» он прослеживает путь восприятия пространства до XVII в.: специфику пространства сказки и художественного пространства древнерусской литературы. Д.С. Лихачев определяет основное свойство художественного пространства - организовывать действие произведения - и выделяет понятия перспективы и «точки зрения», рассматривает приемы сокращения и расширения пространства.
В монографии Д.С. Лихачева «Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей» (первая редакция - 1982 г.) была поставлена проблема «сад как текст». В данной книге садово-парковый топос был впервые рассмотрен как особый
1 Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. -М.: Наука, 1979. -С. 4.
2 Там же.
микромир, «подобие Вселенной», «аналог Библии», «большая книга», отражающая мир «в его доброй и идеальной сущности»1. Исследователь рассматривает садовые стили как «проявления художественного сознания той или иной эпохи» . Садово-парковое искусство в концепции Д.С. Лихачева - это прежде всего синтез различных искусств (садоводства, архитектуры, живописи, музыки и литературы), теснейшим образом связанный с развитием философии и формами быта той или иной эпохи. При этом сад более всего «устремлен к слову» и теснее всего связан именно с литературой.
В ряду актуальных проблем современного искусствоведения важное место занимает изучение проблем взаимодействия садово-паркового искусства (шире - усадебной культуры) с общими процессами развития художественной культуры и усадебного быта. Долгое время садово-парковые ансамбли рассматривались автономно, исключительно с позиций садово-парковой архитектуры и планировки. Д.С. Лихачевым был сделан значительный вклад в формирование нового подхода к осмыслению искусства создания садов и парков, в русле которого последнее не отделяется от общих закономерностей развития культуры в целом, от развития литературы, в частности.
Вслед за Д.С. Лихачевым интерес к садово-парковому искусству и его взаимодействию с художественной культурой проявили А.П. Вергунов, В.А. Горохов, Т.П. Каждан, Е.И. Кириченко, О.Е. Евангулова, Е.Е. Дмитриева, О.Н. Купцова и др. Важной вехой в формировании нового подхода к изучению садово-паркового искусства явилось возрождение в 1992 г. Общества изучения русской усадьбы. В ежегодном сборнике Общества «Русская усадьба» освещаются наиболее значимые материалы, связанные с усадебной культурой,
'Лихачев Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей.-Л.: Наука, 1982. -С. 19. 2 Там же. С. 4. J Там же. С. 25.
4 Вергунов А.П., Горохов В.А. Вертоград. Садово-парковое искусство России (от истоков до начала XX века). -М.: Культура, 1996. -432 с. Каждан Т.П. Художественный мир русской усадьбы. - М: Традиция, 1997. - 321 с. Кириченко Е.И. Запечатленная история России. Монументы XVIII - начала XX века. Кн. 2. Архитектурные ансамбли и скульптурный памятник. - М.: Жираф, 2001. - 384 с. Кириченко Е.И. Семантика, стиль и планировка усадеб второй половины XVIII века в России // Архитектура русской усадьбы. - М.: Наука, 1998. -С. 226-246. Евангулова О.Е. Художественная «вселенная» русской усадьбы. - М.: Прогресс-традиция, 2003. -304 с. Дмитриева Е.Е., Купцова О.Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. - М.: ОГИ, 2003. -528 с.
уделяется внимание и проблеме взаимодействия садово-паркового искусства и литературы. Так, в выпуске № 6 за 2000 г. , посвященном 200-летнему юбилею со дня рождения А.С. Пушкина, были опубликованы статьи B.C. Турчина «Царство Флоры в поэзии А.С. Пушкина», B.C. Листова «Автор «Пророка» в Михайловском и Болдине», И.Н. Слюньковой «Тема дороги в русской усадьбе и поэзии пушкинской поры». В разделе «Усадьба пушкинского времени» представлена статья Л.А. Перфильева «Сад Вяземских в Остафьевс», где предлагается богатый материал по садово-парковому комплексу имения Вяземских. В выпуске № 11 за 2005 г. представлены статьи В.И. Новикова «Усадебные воды в русской поэзии XVI1I-XIX вв.», Л.В. Никифоровой «"Глядясь в зерцало вод..." Поэтический комментарий к прогулке по Павловску» (посвященная анализу особенностей пространства павловского парка, отраженных в элегии Жуковского «Славянка»); К.И. Шарафадииой «"К своим цветам, к своим романам "(Сад Татьяны Лариной)».
О возрастающем интересе к проблеме взаимоотношения садово-паркового искусства и русской поэзии свидетельствуют появившиеся в 1990-2000-х гг. антологии: «Царское Село в поэзии. 122 поэта о Городе Муз. 1750-2000»3, «Сельская усадьба в русской поэзии XVIII - начала XIX века» .
Библиография по проблеме «сад-текст» собрана в статье А.В. Ананьевой и А.Ю. Веселовой «Сады и тексты (Обзор новых исследований о садово-парковом искусстве в России)» . Авторы статьи помимо многочисленных работ
0 непосредственно садово-парковом искусстве и литературоведческих работ,
отражающих функциональное значение садовой темы «для поэтики и
идеологии текста», выделяют работы Т.В. Цивьян, Ю.М. Лотмана, Е.А.
Погосян, В.П. Ракова, К.И. Шарафадиной, Е.Е. Дмитриевой, О.Н. Купцовой и
др.
Для нашей темы особую актуальность обретают статьи и исследования
1 Русская усадьба. Вып.6 (22). - М.: Изд-во «Жираф», 2000. - 548 с.
2 Русская усадьба. Вып. 11(27). - М.: Изд-во «Жираф», 2005. - 784 с.
' Царское Село в поэзии. 122 поэта о Городе Муз. 1750-2000-СПб.: Фонд русской поэзии, 1999.-386 с.
4 Сельская усадьба в русской поэзии XVIII - начала XIX века. - М.: Наука, 2005.-432 с.
5 Ананьева А.В., Веселова А.Ю. Сады и тексты (Обзор новых исследований о садово-парковом искусстве в
России)// Новое литературное обозрение. - № 75/5. - 2005. - С. 348-375.
К.И. Шарафадиной. Изучению флорошифров в творчестве А.С. Пушкина, К.Н. Батюшкова, П.А. Вяземского, Е.А. Баратынского, А.С. Грибоедова посвящена глава «Я помню, вспоминаю язык любви, цветов, ночных лучей...» ее книги «"Алфавит Флоры" в образном языке литературы пушкинской эпохи»1. Статьи «"Психея, которая задумалась над цветком" (О неосуществленном замысле одной виньетки)» и вышеупомянутая статья «"К своим цветам, к своим романам "(Сад Татьяны Лариной)» раскрывают разное семантическое насыщение флоросимволов лирики А.С. Пушкина и специфику садового топоса в «Евгении Онегине».
Следует выделить и книгу Е.Е. Дмитриевой и О.Н. Купцовой «Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай» , в которой исследователи обращаются к творчеству поэтов XVIII в., к романам М.Н. Загоскина, наследию А.С. Пушкина (лирике, «Дубровскому», «Повестям Белкина»), Н.В. Гоголя (в пятой главе творчеству Гоголя посвящен специальный раздел под названием «Духовный лабиринт Гоголя и сад Плюшкина»), Е.А. Баратынского и др., исследуя семантику и поэтику «усадебного текста». Анализу садового топоса в произведениях Н.В. Гоголя также посвящен раздел «Архитектоника барочного вертограда в художественном мире Гоголя» диссертации Н.В. Хомука". Статья В.П. Ракова «Батюшков и Гоголь (Мифологема сада в русской литературе)» посвящена своеобразию сада в текстах К.Н. Батюшкова и в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя.
Итак, тема взаимоотношения садово-паркового искусства и литературы, в частности первой трети XIX в., является одной из интересных и востребованных в целом ряде гуманитарных наук, что связано с богатством ее семантических аспектов, с глубинным уровнем ее проблематики. Вставая в ряд с такими важнейшими топосами отечественной словесности, как дом, усадьба, садово-парковый топос обращен к основам национального мирообраза и
'Шарафадина К.И. «Алфавит Флоры» в образном языке литературы пушкинской эпохи (источники, семантика,
формы). - СПб.: Изд-во «Петербургский институт печати», 2003. - С. 177-240.
~ Дмитриева Е.Е., Купцова О.Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. - М.: ОГИ, 2003. - 528
с.
3 Хомук Н.В. Художественная проза Н.В. Гоголя в аспекте поэтики барокко. Дисс. ... канд. филол. наук. -
Томск, 2000. - 236 с.
русского национального характера (природа, культура, дружба, любовь, семья, творчество).
Осмысление темы садово-паркового топоса в русской литературе «золотого века», начатое в названных выше исследованиях, не утратило своего значения и сегодня, нуждаясь, с одной стороны, в обобщениях, а с другой стороны - в вычленении в самостоятельную область из круга исследований, посвященных русской усадебной культуре.
Таким образом, актуальность диссертации определяется вниманием современной филологической науки, во-первых, к проблемам художественного пространства произведения, во-вторых, возросшим интересом к взаимодействию литературы с другими видами искусства. Кроме того, изучение садово-паркового топоса русской литературы первой трети XIX в. связано с целым комплексом важнейших для современного литературоведения вопросов поэтики (в том числе и мифопоэтики), семиотики художественного текста, мотивологии, а также теории текста (интертекстуальность садово-паркового топоса, сад-текст, метатекст).
Целью работы является исследование семантики, функциональных элементов и динамики садово-паркового топоса в русской литературе первой трети XIX в.
В соответствии с поставленной целью определены задачи диссертации:
1) выявить основные источники формирования садово-паркового топоса в
русской литературе;
рассмотреть в формально-содержательном аспекте (с точки зрения онтологии и аксиологии, поэтики и типологии) основные составляющие топоса сада, характерные для лирики и прозы первой трети XIX в. (мотивпые комплексы, коды, системы образов);
проследить эволюцию садово-паркового топоса в русской литературе 1800-1830-х гг., соотнести ее с общей логикой жанрово-родовых процессов, с динамикой художественных методов названного периода.
Методологическую основу предлагаемого исследования составили, во-
первых, труды отечественной науки о литературе, решающие проблему пространства художественного произведения (М.М. Бахтина, 10.М. Лотмана, Д.С. Лихачева, В.Н. Топорова и др.), во-вторых, исследования, поднимающие проблему взаимоотношения литературы и садово-паркового искусства (Ю.М. Лотмана, Д.С. Лихачева, Е.Е. Дмитриевой и О.Н. Купцовой, К.И. Шарафадиной и др.), в-третьих, работы по теории литературы и истории русской лирики и прозы первой трети XIX в. (А.Н. Веселовского, Б.В. Томашевского, Ю.В. Манна, Р.В. Иезуитовой, В.Э. Вацуро, ГЛ. Гуковского, Д.Д. Благого, Б.С. Мейлаха, Ф.З. Кануновой, А.С. Янушкевича, Я.Л. Левкович, В.Е. Хализева и др.). В диссертации используется комплексный подход к анализу художественного текста, включающий в себя структурно-типологический, историко-литературный и историко-культурологический методы.
Предметом изучения в диссертации являются статический и динамический аспекты садово-паркового топоса как важнейшего содержательно-поэтического компонента русской литературы первой трети XIX в., отражающего специфику художественного сознания эпохи.
Материалы, положенные в основу предлагаемой работы, определяют особенности объекта исследования. Корпус изученных текстов можно разделить на две группы:
русская лирика первой трети XIX в.: поэтическое наследие В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова, А.С. Пушкина и поэтов «пушкинской поры» (Д. В. Давыдова, П.А. Вяземского, Д.В. Веневитинова, Е.А. Баратынского, В.К. Кюхельбекера, А.А. Дельвига, Н.М. Языкова);
русская повесть первой трети XIX в. (Н.М. Карамзина, А.А Бестужева-Марлинского, В.Т. Нарежного, А.О. Корниловича, А. Погорельского (А.А. Перовского), М.Н. Загоскина, Е.А. Баратынского, И.В. Киреевского, В.Ф. Одоевского, М.П. Погодина, Н.А. Полевого, О.М. Сомова, Н.Ф. Павлова, А.С. Пушкина).
Отбор материала обоснуем специально. История русской литературы первой трети XIX в. дает нам безграничный материал для исследования:
хронологически данный период захватывает эпоху и А.С. Пушкина, и И.В. Гоголя, и Ю.М. Лермонтова. Предметом нашего исследования является «пушкинская пора» русской литературы, поэтому за рамками настоящего исследования остается обширный пласт творчества Гоголя и Лермонтова. Кроме этого, мы ограничиваем материал исследования и жанрово-родовыми рамками, анализируя лирику и повесть, которые достигли расцвета в эпоху Пушкина и являлись определяющими для отечественной словесности первой трети XIX в. Получивший расцвет в последующей литературе жанр романа, а также крупные формы лирического творчества и драматургия представляются перспективными для дальнейшего изучения темы.
Необходимо внести пояснения и в отношении используемой в диссертации терминологии. Вслед за М.М. Бахтиным мы определяем топос (греч. topos -место) как пространство художественного произведения, поэтому используем в качестве его синонима термин пространство. Под садово-парковым топосом (рассматривая понятия сад и парк - как «участок земли, засаженный старанием человека деревьями, кустами, цветами, с убитыми дорожками и разного рода и вида затеями, украшениями» , а также как полиморфный культурный символ, а огород - как «овощник, отдельное и обычно огороженное место, обработанное под посев или посадку огородных овощей<...>»2, и как границу любого конкретного семантического пространства) мы понимаем пространство сада либо парка в художественном произведении.
Так как садово-парковый топос предстает в нашей работе, с одной
з стороны, как архетип , а с другой стороны - характеризуется через динамику
мотивных комплексов и садово-парковых образов , как правило
' Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 4. - М.: Издат. группа «Прогресс», «Универс», 1994.-Стб. 8.
2 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. Стб. 1662.
3 Термин «архетип» в последних научных исследованиях применяется для «обозначения наиболее общих и
фундаментальных мотивов и образов, имеющих общечеловеческий характер и лежащих в основе любых
художественных структур». См.: Якушева Г.В. Архетип// Литературная энциклопедия терминов и понятий. -
М. Интелвак 2001. - Стб. 59-60.
4 Под мотивом мы понимаем «устойчивый смысловой элемент литературного текста, повторяющийся в
пределах ряда фольклорных <...> и литературных произведений». См.: Шемелева Л.М. Мотивы//
Лермонтовская энциклопедия. - М.: «Большая Российская Энциклопедия» , 1981. - С. 291.
представляющих собою аллегории, символы и коды (флористический, цветовой, звуковой, ароматический и др.), то в качестве его синонима мы используем термин образ сада . В ряде случаев мы обращаемся к теме сада, как к аспекту исследования садово-паркового топоса, толкуя этот термин вполне традиционно, как «то, что положено в основу, главная мысль литературного произведения, основная проблема, представленная в нем писателем»3. Научная новизна настоящей работы заключается в том, что в ней
впервые предпринято системное научное описание богатейшего материала, связанного с функционированием садово-паркового топоса в русской литературе первой трети XIX в., выполненное с применением актуальной в современном литературоведении методологии;
впервые выявлены и систематизированы источники формирования садово-паркового топоса в отечественной словесности 1800-1830-х гг.;
предметом детального анализа впервые явились семантика и функции основных компонентов топоса сада, характерных для родоначальников русского романтизма - В.А. Жуковского и К.Н. Батюшкова, а также для писателя, определявшего лицо «золотого века» русской литературы - А.С. Пушкина, и поэтов и прозаиков его эпохи. Это позволило уточнить или выявить некоторые скрытые прежде особенности их мировидения и художественного таланта;
рассмотренная впервые эволюция садово-паркового топоса в русской лирике и прозе первой трети XIX в. вписана в общий литературный процесс данного периода, в его жанрово-родовую динамику и смену художественных методов.
Научно-практическая ценность проведенного исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы для последующего изучения поэтики русской литературы первой трети XIX в., при чтении
' Образ - «элемент или часть художественного целого, обыкновенно - такой фрагмент, который обладает как бы самостоятельной жизнью и содержанием». См.: Роднянская И.Б. Образ// Литературная энциклопедия терминов и понятий. Стб. 669.
2 Ср. определение А.Е. Махова: топос «в широком смысле - стереотипный, клишированный образ, мотив,
мысль». См.: Махов А.Е. Топос// Литературная энциклопедия терминов и понятий. Стб. 1076.
3 Абрамович Г. Тема// Словарь литературоведческих терминов. - М.: Просвещение, 1974. - С. 405.
вузовских курсов по истории русской литературы XIX в., культурологии, а также при разработке спецкурсов и спецсеминаров.
Структура работы
Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения. Библиографический список включает 346 наименований. Основной текст диссертации изложен на 230 страницах.
Во «Введении» обосновывается актуальность работы, ее научная новизна, определены цель и задачи исследования, дается обзор научной литературы по теме, формулируются общие идеи работы, характеризуется материал и методы его изучения, излагаются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе - «Садово-парковый топос в русской лирике первой трети XIX в.» - описываются основные источники формирования садово-паркового топоса в русской литературе первой трети XIX в., рассматривается семантика и динамика садового пространства в лирике названного периода. На материале поэзии В.А. Жуковского и К.Н. Батюшкова анализируется романтическая модель пространства сада, представленная двумя вариантами, реализующими различные пространственные картины мира. Далее рассматриваются художественные значения и функции образа сада, его пространственные характеристики и эмоционально-ценностное содержание, отразившиеся в индивидуальных творческих системах поэтов «пушкинской поры». Особое внимание уделяется эволюции садово-паркового топоса в лирическом творчестве А.С. Пушкина.
Во второй главе - «Садово-парковый топос в русской повести первой трети XIX в.» - исследуется динамика садово-паркового топоса от сентиментальных и предромантических повестей к романтическим и реалистическим. Разные модификации садового топоса рассматриваются на материале исторических (Н.М. Карамзина, А.А Бестужева-Марлинского, В.Т. Нарежного, А.О. Корниловича), фантастических (А. Погорельского, М.Н. Загоскина, Е.А. Баратынского, О.М. Сомова, И.В. Киреевского, В.Ф. Одоевского, II.А. Полевого), «светских» (А.А Бестужева-Марлинского, М.П. Погодина) и др.
типов повести первой трети XIX в. и вписываются в общую логику развития жанра. Особое внимание уделено исследованию садово-паркового топоса в повестях А.С. Пушкина.
Положения, выносимые на защиту
В русской литературе первой трети XIX в. формировался уникальный «садовый» текст - круг текстов, в которых представлена система образов, тем, идей, мотивов, связанных с садом/парком. Вместе с тем, в творчестве каждого писателя складывается индивидуальная разновидность садово-паркового топоса русской литературы.
Садово-парковый топос, сформированный под влиянием западноевропейской (начиная с античной) и национальной традиций, существует в художественном сознании 1800-1830-х гг. как один из важнейших элементов, определяющих эстетические и нравственно-этические каноны литературного произведения. Поэтому возможно осмысление садово-паркового художественного пространства понятиями, напрямую связанными с национальной концептосферой.
Формирование содержательно-поэтической специфики садово-паркового топоса в русской литературе «золотого века» шло в разных взаимодействующих направлениях:
в поэзии и в прозе, в литературе «первого» и «второго» ряда;
в сентиментально-преромантическом, романтическом и реалистическом художественных методах;
в широком жанрово-родовом диапазоне (от идиллии, элегии, дружеского послания, любовной лирики до прозаических «промежуточных» жанров и многообразных модификаций повести);
в богатейшей мотивно-тематической (дружеский пир, семейная идиллия, творчество, вдохновение, объяснение в любви и т.д.) и образно-стилевой палитре (от возвышенно поэтических аллегорий и символов до иронии, от фантастики до бытописания).
4. Наиболее актуальными составляющими садово-паркового топоса
отечественной словесности рассматриваемого периода являются следующие элементы: взаимосвязанные оппозиции сад-лес, сад-огород, сад-дом, культура-быт, человек-природа; концепция человека - свободного творца красоты и гармонии; принцип жизнетворчества; идеалы любви, дружбы, семейной жизни.
1. САДОВО-ПАРКОВЫЙ ТОПОС В РУССКОЙ ЛИРИКЕ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX В.
Источники формирования садово-паркового топоса в русской литературе первой трети XIX в
Рефлексия по поводу сущности такого всеохватного явления, как садово-парковое искусство, обретает вес во второй половине XVIII - первой трети XIX вв. Наследие этого периода оставляет нам ряд существенных источников, позволяющих говорить о постоянно возрастающем интересе к усадебной культуре и ее неотъемлемой части - садово-парковому искусству. Рассмотрим, каким образом деятели культуры в России рассматривали специфику садово-паркового искусства, и - шире - представим базу источников, раскрывающих специфику «золотого века» в искусстве обустройства садов и парков.
Выделим две основные группы источников: первая объединяет деловые документы, инструкции, руководства, путеводители, оригинальную и переводную литературу по вопросам паркостроения и садоводства; вторую группу составляют дневники, мемуарная, автобиографическая, эпистолярная литература, периодика, литература путешествий, переводная и оригинальная художественная литература.
Деление это формально и условно. Поскольку в данный период садово-парковое искусство еще синкретически вливалось в общекультурное наследие, вычленение его происходило постепенно. Например, часто стирались границы между ориентированной на научный подход к садовому искусству прозой и художественной литературой, книга-путеводитель могла содержать лирические прозаические описания и быть написанной красивым образным языком. Представим эти группы более развернуто.
Прежде всего, укажем на деловые документы и деловую переписку, где отражаются бытовые детали жизни помещика, хозяйственная и экономическая сторона благоустройства имений, в том числе садов и парков. К первой группе источников относятся и различные инструкции (или наказы) и руководства. Инструкции составлялись душе- и землевладельцами для управляющих их имениями. «Инструкции XVIII века различаются между собой и по объему, и по широте задач: среди них можно встретить и конкретные указания по частным вопросам, написанные на нескольких листах, и универсальные своды, регламентирующие сельскохозяйственные, домовые работы, организацию крепостной мануфактуры, правовые отношения в вотчине», - указывает Е.Б. Смилянская .
Для нас в первую очередь важны инструкции, раскрывающие особенности усадебной культуры, садоводства и паркостроения, оказавшие определенное влияние на культуру конца XVIII - первой половины XIX вв. в целом. Назовем, например, сочинения Н.П. Осипова - «Новый и совершенный русский садовник, или Подробное наставление российским садовникам, огородникам и наипаче любителям садоводства» (1790) и «Подробный словарь для сельских и городских охотников и любителей ботанического, увеселительного и хозяйственного садоводства» (1791), А.Т. Болотова - «О поправлении старых садов» (1782), «Практические замечания о превращении простых натуральных лесочков в увеселительные» (1784), «Некоторые практические замечания о садах новейшего вкуса» (1784), «Практические замечания о расчерчивании натуральных садов» (1785), «О садах в России» (1786), «О характере местоположений сада» (1786) и ряд других работ, опубликованных на страницах журнала «Экономический магазин». Здесь же можно назвать работы В.А. Левшина: «Садоводство полное в 4-х частях» (1808), «Управитель, или практическое наставление во всех частях сельского хозяйства» (1808), «Псовый охотник или основательное и полное наставление о заведении всякого родов охотничьих собак» (1810), «Опытный садовник» (1817), «Цветоводство подробное или флора русская» (1826) и другие (более ста).
Авторы снабжают свои работы обширными примечаниями, затрагивающими вопросы необходимости издания книг и руководств по паркостроению и обустройству садов. Так, А.Т. Болотов в статье «Еще нечто о садах и происхождении оных» пишет о недостатке хороших работ, посвященных заведению садов, и о возрастающем интересе к садово-парковой теме:
Как ныне век такой, в котором заведение садов, а особливо по новейшему и весьма много от прежнего отменному вкусу в моде, и никогда толики множество сочинений, относящихся до садов и заведения оных, в свете многими и хорошими писателями издаваемо не было, как в наши времена1.
А в предисловии к книге «Управитель, или практическое наставление во всех частях сельского хозяйства, новейшее экономическое сочинение» В. Левшин пишет, что в «настоящее время» существует значительный недостаток в «искусных и верных усадебных управителях и приказчиках»3. Он выделяет две основные причины этого: во-первых, «недостаток в таковых училищах, в которых бы желающие посвятить себя науке сельского хозяйства, были бы в них наставляемы с самого своего юношества»4, во-вторых, «многие из посвящающих себя экономии ... попадают к хозяевам, не имеющим надлежащего понятия о сельском домоводстве»5, и «очень многие из дворян, да и большая часть из разного состояния граждан, взирают на упражняющихся в сельском хозяйстве с презрением»6. Далее Левшин дает справку о великих правителях, которые не пренебрегали обустройством своих имений и «начали опять усматривать важность земледелия, и признавать оное ... » . В частности, он пишет о короле прусском Фридрихе Вильгельме, Фридрихе II, о Екатерине II и Александре I.
Таким образом, садовое искусство постепенно выделяется из таких сфер, как сельское хозяйство, экономика, домоводство, земледелие, хотя еще в конце XVIII в. все это представляло собой нерасчлененное целое. Среди проблем, стоящих на пути к развитию усадебного земледелия, называются, наряду с недостатком литературы, учебных заведений, и отсутствие в России садово-парковой культуры.
Садово-парковое пространство в лирике А.С. Пушкина
Лицейские стихотворения (1813-1817) Садово-парковый топос в лирике Пушкина - явление многоаспектное и динамичное. Садово-парковые образы пронизывают все лирическое творчество поэта, раскрывают существенные грани семантики и поэтики творчества Пушкина. Рассмотрим ключевые моменты и охарактеризуем основные аспекты этой темы.
Первые творческие опыты юного поэта связаны с традиционными садовыми эмблемами, но в то же время они проникнуты неповторимым авторским своеобразием и обаянием великого поэта. По справедливому утверждению исследователей, поэтический мир юного А.С. Пушкина в целом определяется устойчивыми культурными эмблемами «традиционного стиля таких близких молодому Пушкину поэтов, как Батюшков, Жуковский, Державин, Парни...», и представлен «кругом устойчивых литературных ассоциаций» . Традиционные мотивы определяют содержательный и стилистический стержень и пушкинских садово-парковых эмблем.
Так, уже в первом поэтическом опыте Пушкина, стихотворении «К Наталье», перед читателем раскрывается садовый топос, характеризующий традиционную любовно-эротическую тему. Е.Е. Дмитриева говорит о двух типах проявления любовной темы в усадебном топосе: « ... в русской поэзии XVIII - начала XIX в. «усадебная любовь» проявляется еще преимущественно в двух формах. Либо как условно-поэтические любовные утехи, которые герой вкушает на лоне природы в обществе столь же условных харит, граций, Лейл и проч., либо как любовь семейная, супружеская» . Юный Пушкин следует первой традиции, во многом опираясь на батюшковские образы.
Вкруг постели одинокой!1
Здесь - характерные образы из лирики Батюшкова: образ-символ лилии, непорочной чистой девушки из мечты или сна , топос беседки.
Как известно, в ранних стихотворениях Пушкина («К Наташе», «Пирующие студенты», «Блаженство», «К Батюшкову», «Леда», «Красавице, которая нюхала табак» и др.) преобладают «анакреонтические» мотивы. Они определяют и специфику употребления садово-парковых образов, несущих на себе «груз» культурных традиций, которые еще тесно переплетены с естественными природными топосами. Пространство лицейских стихотворений Пушкина определяют как собирательные «садовые» образы (цветы, травы, рощи), так и конкретные (розы, ландыши, лилии, «ясмины», ивы, липы, тополя, плющ). «Все бытовые и пейзажные детали этих стихотворений полностью традиционны, - пишет Б.П. Городецкий, - а самый выбор их всецело определен известным репертуаром книжных образцов ... . Здесь все еще традиционно: рощица - темная, липы - душистые, тростник - высокий, красавица - стыдливая, волна - игривая и т.д. Однако и в этих стихотворениях кое-где проглядывает ... специфически пушкинское начало ... »5.
В свете обсуждаемых в нашей работе проблем интересно первое опубликованное стихотворение Пушкина «К другу-стихотворцу», появившееся в журнале «Вестник Европы» (1814). Теме поэта и поэзии, раскрывающейся в данном послании, соответствуют природные образы «лавра», «крапивы» и «лозы», связанные с классическими образами античной мифологии, с традиционной семантикой. Возникает здесь и характерное для данной эпохи поэтическое пространство «мирной сени», соответствующее, впрочем, уже реальному топосу Царского Села:
Топос сада в раннем творчестве Пушкина определяется и реальными жизненными впечатлениями. В стихотворении «К сестре» (1814) противопоставлены два пространства: топос монастыря (с его «кельей», «полями» и «садами») и Петербурга («пышный Петроград», «невский брег» -Т. 1. С. 40, 38). Первый является местонахождением лирического героя, а второй - это место пребывания адресата послания, куда приводят лирического героя, поэта с «лирою», мечты и полет его фантазии. Он стремится покинуть замкнутое, лишающее его свободы, монастырское пространство, огороженное «воротами», «затворами», «решетками». Его не удерживает здесь ничто: ни келья, ни поля, ни сады.
В связи с характерной для лицейской лирики Пушкина темой монастыря сад становится в ней выражением замкнутости пространства, ограничения свободы. Ю.М. Лотман отмечает: «Лицей изолировали от окружающей жизни, воспитанников выпускали за пределы его стен крайне неохотно и лишь в особых случаях, посещения родственников ограничивались. Лицейская изоляция вызывала в поэзии Пушкина тех лет образы монастыря, иноческой жизни, искушений, которым подвергается монах со стороны беса. С этим связано и стремление вырваться из заточения. Поэтическое любование лицейскими годами ... пришло позднее - во время пребывания в Лицее господствующим настроением Пушкина было ожидание его окончания»1. Новое звучание, гармонично «произрастающее» из мотивов лирики XVIII в. (в частности Ломоносова и Державина) и романтической поэзии Батюшкова и Жуковского, обретают садово-парковые коды стихотворения «Воспоминания в Царском селе» (1814), которое, как известно, явилось знаковым произведением лицейского периода творчества поэта. Оно открывается лирической пейзажной картиной, наполненной элементами природного топоса произведений Державина, Батюшкова, Жуковского: ночь, «дол и рощи», луна, ручей, ветерок, лебедь, облака и др. Но уже в следующих стихах при помощи реальных деталей, становящихся в поэтическом пространстве «Воспоминания» знаками-символами, раскрывается пейзажная картина непосредственно Царскосельского сада. А.Л. Слонимский, сравнивая пейзаж юного Пушкина с державинскими пейзажами, выделяет его неповторимое своеобразие: конкретность, привязанность к реальной местности, присутствие в картине не отвлеченного автора, а «именно юноши лицеиста, безвыездно живущего в тесном соседстве с Царскосельским парком» .
Становление садово-паркового топоса в исторической повести (от И.М. Карамзина к А.А. Бестужеву-Марлинскому)
Расцвет русской романтической повести приходится на 20-30-е гг. XIX в., но, как известно, завоеванные романтизмом эстетические принципы восходят к сентиментальной и предромантическои повести 1800-1810-х гг. Именно в этот период формируются новые приемы художественного изображения человека и мира, во многом основанные на новом историческом мышлении. Обращение писателей разных литературных направлений к жанру исторической повести отражает динамику исторической мысли в первой трети XIX в. и служит базой для возникновения в 1820-30-е гг. исторического романа. «Историческая повесть становится как бы лабораторией романа»1, - пишет Я.Л. Левкович. В статье, посвященной исторической прозе пушкинской поры, исследователь также отмечает: «В пору становления жанров художественно-исторического повествования вырабатывались методы работы писателя с историческим материалом, возникшие в это время приемы часто становились литературным открытием, утвердившимся в последующем литературном сознании ... . Движение литературы от романтизма к реализму шло через исторический роман. Он был оселком, на котором оттачивались черты реалистического метода» .
На материале динамики садово-паркового топоса исторических повестей Н.М. Карамзина, В.Н. Нарежного, А.А. Бестужева-Марлинского и А.О. Корниловича можно проследить особенности развития исторического повествования в целом: путь сентиментальной, предромантическои и романтической повести к роману.
У истоков русской исторической повести, как известно, стоят сентиментальные повести Н.М. Карамзина. Исследователь русской повести первой половины XIX века Ф.З Канунова, оценивая вклад В.Г. Белинского в осмысление Карамзина, пишет, что «великий критик постоянно подчеркивал историко-литературное значение повестей Карамзина, видя его прежде всего в том, что в них впервые в русской литературе в центре внимания писателя-художника становится внутренний мир обыкновенного человека, жизнь его сердца»1. Анализируя характер историзма Карамзина, Ф.З. Канунова указывает: «История у него служит не столько познанию, сколько нравоучению. Главную задачу писателя, обратившегося к историческому материалу, Карамзин видит в том, чтобы исторически значимое сделать эстетически значимым, сделать предметом эстетического наслаждения, извлечь высший "идеальный смысл"» . Изучая формирование жанра повести в русской литературе первой трети XIX в., Н.Д. Кочеткова отмечает: «Несмотря на отдельные попытки создания нового жанра в 1770-1780-е годы, история сентиментальной повести начинается по существу с появлением на страницах «Московского журнала» (1791-1792) повестей Н.М. Карамзина «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь» и др.» .
Садово-парковый топос русской прозы в данный период лишь формируется, но, несмотря на всю свою условность, он является емкой характеристикой исторической повести Н.М. Карамзина. Прежде всего обратим внимание на то, что пространство сада в ранних сентиментальных повестях Карамзина еще тесно связано с такими природными пространствами, как луг, роща, поле. Данные топосы, по сути, в художественном мире Карамзина синонимичны, выражают одни и те же идеи.
Так, описывая образ жизни юной Натальи в повести «Наталья, боярская дочь» (1792), Карамзин обращается к образам сада, поля и «большого зеленого луга», где героиня «рвала цветы, любовалась летающими бабочками, питалась благоуханием трав» . Сад находится здесь в одном ряду с пространством поля и луга, эти топосы в своей связи служат одной цели: раскрытию внутреннего мира героини, в котором естественные чувства становятся главным компонентом2.
Знакомство читателя с героиней первой повести Карамзина, обращенной к историческому материалу, «Наталья, боярская дочь», начинается с описания ее внешнего облика, внешней красоты, которая «бывает всегда изображением красоты душевной» (с.626). Роза на страницах повести Карамзина становится традиционным образом, отражающим внешнюю привлекательность героини. Интересно, что роза рассматриваемой повести не является садовым цветком, розы здесь растут «в поле, роще и на лугах зеленых» (с. 625), что отражает стремление писателя приблизить героиню к образам естественной природы. Автор сравнивает героиню с розой на протяжении всей повести. Розы цветут на «устах» и «щеках» Натальи, отражая ту глубину переживаний, которые сопровождали ее после свадьбы на пути к неизвестному дому; те чувства, которые возникли в душе героини после первой брачной ночи.
Описывая образ жизни Натальи, автор говорит о ее занятиях, среди которых важное место принадлежит прогулкам в саду, в поле или на лугу. Существительные «сад», «поле» и «луг» как обозначения синонимичных топосов часто употребляются в тексте вместе, как однородные члены предложения, связанные сочинительными союзами («или... или», «ни... ни», «и»): «После русского сытного обеда боярин Матвей ложился отдыхать, а дочь свою с ее мамою отпускал гулять или в сад, или на большой зеленый луг, где ныне возвышаются Красные ворота с трубящею Славою» (с. 628). «Зимою, когда нельзя было гулять ни в саду, ни в поле, Наталья каталась в санях по городу и ездила по вечеринкам, на которые собирались одни девушки, тешиться и веселиться и невинным образом сокращать время» (с. 629). «С сего времени Наталья во многом переменилась - стала не так жива, не так резва -иногда задумывалась, - и хотя по-прежнему гуляла в саду и в поле, хотя по-прежнему проводила вечера с подругами, но не находила ни в чем прежнего удовольствия» (с. 630-631).
Садовый топос в повести «Наталья, боярская дочь», как и образ розы, выполняет психологическую функцию, раскрывая мир пробудившихся чувств героини. Так, когда «наступила семнадцатая весна» (с. 629) жизни героини, она замечает в саду сидящих парами птичек. Наталью охватывает целая гамма чувств, грусть, томность, душевная горечь, внутренний трепет и др., во всей сложности и многообразии их оттенков. В саду она плачет, вздыхает, горюет, тоскует. Героиня, «пробудившись» вместе с природой, гуляет в саду, в поле, но чувства ее переменились, они стали «новые, смешанные, темные», теперь ее воображение рисует ей разные образы, призраки (являющиеся во сне и наяву), они манят ее и томят.
Если в «Наталье, боярской дочери» садово-парковые образы служат для раскрытия внутреннего мира героини, ее психологического облика, а исторические события являются «лишь рамой для раскрытия трогательной сентиментальной любовной истории» , то в последней повести Карамзина -«Марфа Посадница, или Покорение Новгорода» (1803) - топос сада уже включен в конкретную историческую ситуацию, а в повести в целом центральное место занимает «героико-патриотическая деятельность Марфы, ее свободолюбивый страстный волевой характер» .
Философские повести 1830-х гг.: элементы фантастики и садово-парковая образность
Фантастические образы и «таинственный колорит» являются важным смыслообразующим компонентом философской прозы 1830-х гг. Фантастика в произведениях таких писателей, как И.В. Киреевский, Е.А. Баратынский, В.Ф. Одоевский служит особой формой выражения авторской мысли. «Она, - как указывает В.Ю. Троицкий, - возникает как следствие диалектического процесса познания, предполагающего наряду с прояснением истины появление новых бездн неизведанного, новых «туманностей» и «таинственных сфер»1.
В 1830-1831 гг. были созданы сказка-аллегория И.В. Киреевского «Опал» и повесть Е.А. Баратынского «Перстень». По наблюдению А.А. Карпова, они «связаны единством темы и конфликта («жизнь в мечте» и возвращение к реальности), рядом характерных мотивов (сна, кольца-талисмана), сюжетных ситуаций (передача перстня возлюбленной оборачивается ее утратой) и проч. На фоне «сказки» Киреевского выразительно звучит и сама фамилия героя «Перстня» Опальского, подчеркивающая соотнесенность обоих произведений и в то же время имеющая значимый характер (именно восприятие опала как магического камня, опасного камня обмана, несчастья, мизантропии). При этом в трактовке ключевых для эпохи мировоззренческих и эстетических проблем произведения Баратынского и Киреевского во многом различны ... »".
Так, повести, обладающие внешним сходством, выражают разный комплекс идей и различные картины мира. А.Э. Еремеев так определяет данное различие, заключенное уже в названиях произведений: «При внешнем сходстве («Опал» - «Перстень») названия несут в себе различные смысловые и стилистические установки. Опал Киреевского - это «магический кристалл», в котором заключен мир мечты, только он истинен. Таким образом, название-символ несет в себе второй план, он-то и становится главным средством философского обобщения» . « ... в названии повести «Перстень» совершенно отсутствует символико-аллегорический план выражения, характерный для прозы любомудров; здесь магический перстень - это предмет, соединяющий людей, вещь» .
Таким образом, представленная в произведениях проблема двоемирия находит разное решение. Садово-парковый топос отражает главную идею как произведения Киреевского, так и Баратынского.
В «сказке» Киреевского на первый план выходит концепция мечты, истиной является призрачный, непостижимый, загадочный мир фантазии, способный отразиться лишь во внутреннем мире человека, он противопоставлен реальному миру (миру суеты, земных благ, где герой дорожил «властью, богатством и славой»). Так в финале провозглашается:
- Благодарю тебя, государь! - отвечал Нурредин, - но из всего, что ты отнял у меня, я не жалею ни о чем. Когда дорожил я властию, богатством и славою, умел я быть и сильным и богатым. Я лишился сих благ только тогда, когда перестал желать их, и недостойным попечения моего почитаю я то, чему завидуют люди. Суета все блага земли! суета все, что обольщает желания человека, и чем пленительнее, тем менее истинно, тем более суета! Обман все прекраснее, и чем прекраснее, тем обманчивее; ибо лучшее, что есть в мире, это - мечта .
Садово-парковый топос становится у Киреевского выражением именно мира мечты. Прекрасные картины великолепного парка возникают в воображении героя, когда он преодолевает времена и пространства и оказывается на другой планете:
Там ослепительные беседки из разноцветных кристаллов. Там роща, и прохладная тень ее исполнена самого нежного, самого упоительного благоухания. Там бьет фонтан вином кипучим и ярким. Там светлая река тихо плескается о зеленые берега свои; но в этом плесканье, в этом говоре волн есть что-то разумное, что-то понятное без слов, какой-то мудреный рассказ о несбыточном, но бывалом, какая-то сказка волшебная и заманчивая. Вместо ветра здесь веяла музыка; вместо солнца здесь светил сам воздух. Вместо облаков летали прозрачные образы богов и людей; как будто снятые волшебным жезлом с картины какого-нибудь великого мастера, они, легкие, вздымались до неба и, плавая в стройных движениях, купались в воздухе .
Здесь реальное (например, беседка) становится нереальным (беседка из кристаллов), логическое (наличие в парке фонтана, реки, рощи и др.) смешивается с фантастическим (фонтан «бьет» вином, вместо ветра веет музыка, вместо солнца светит воздух, вместо облаков летают «образы богов и людей»); боги, люди, культурные образы становятся элементом природной картины. Главный закон этого топоса - перевоплощение материального в духовное, реального в фантастическое.
Сопряженные в одной картине смыслы определяют авторскую философию мира, где, по словам А.Э. Еремеева, «переход одной стихии бытия в другую разрушает одномерность и вневременность аллегории, подобные переключения одного смыслового плана в другой изнутри взрывают статичность изображения, иллюстративность фразы, сообщают ей действенность и динамизм»1. Здесь, в другом измерении садово-паркового пространства и времени, автор сопрягает космическое, природное и мир человека в некий универсум.
В повести Е.А. Баратынского также происходит столкновение двух миров - обыденного реального и потустороннего, сказочного. Но садовый топос характеризует полноту мира реального (для мира фантазий характерен топос леса - мрачного и глухого).
Главный герой, богатый помещик Опальский, ведет довольно странный образ жизни. Он оставил «огромный» дом с «великолепным», «прекрасным» садом (признаками жизни богатой и полной) и поселился в «отшельнической обители», в хижине в лесу:
Опальский (помещик, о котором идет дело) был человек отменно странный. Имея около полутора тысяч душ, огромный дом, великолепный сад, имея доступ ко всем наслаждениям жизни, он ничем не пользовался. Пятнадцать лет тому назад он приехал в свое поместье, но не заглянул в свой богатый дом, не прошел по своему прекрасному саду, ни о чем не расспрашивал своего управителя. Вдали от всякого жилья, среди обширного дикого леса, он поселился в хижине, построенной для лесного сторожа!2
Опальский помогает помещику Дубровину после того, как видит у него перстень: выручает своего хозяйственного, но задолжавшего большую сумму соседа:
На другое утро крестьяне Опальского начали свозить лес на место, избранное Дубровиным, и вскоре поднялся красивый, светлый домик, в который Дубровин перешел с своим семейством. Не буду рассказывать, по какому именно поводу Опальский помог ему развести сад, запастись тем и другим: дело в том, что каждое желание Дубровина было тот же час исполнено» (с. 191).
Но преумножение благ в доме Дубровиных происходит не случайно: в повести существует еще одно пространство, другая реальность. Все благополучие, которое получает Дубровин, источником своим имеет таинственный перстень, связанный с тайной Опальского.
Другой мир - мир сознания Опальского - наполнен духами, бесами, ведьмами и демонами, колдовством, неведомыми силами, магическими фигурами, волшебными чертежами, таинственными знаками, влекущими тенями, мраком. Здесь дрожит земля, летают и кружатся яркие огни, совершаются страшные обряды, и миром правит магический перстень.
К концу повести выясняется, что Опальский - душевнобольной человек, и в финале повести он умирает, оставляя наследство, которое делят между собой Дубровин и бедная девушка Дашенька, влюбленная в одного молодого человека, но без наследства не имевшая возможности составить семейное счастье. Заканчивается повесть словами:
Дашенька вышла замуж по выбору сердца и поселилась в соседстве Дубровиных. Оба семейства не забывают Опальского, ежегодно совершают по нем панихиду и молят Бога помиловать душу их благодетеля (с. 198).
