Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Проза А.Н. Радищева в литературном движении конца XVIII в. - начала XIX в. Со Кван Чжин

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Со Кван Чжин. Проза А.Н. Радищева в литературном движении конца XVIII в. - начала XIX в. : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.01.01 / Со Кван Чжин; [Место защиты: Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова].- Москва, 2013.- 147 с.: ил. РГБ ОД, 61 13-10/219

Содержание к диссертации

Введение

Глава I Диалектика разума и чувствительности у Радищева 17-52

1.1. Понятия любви и чувствительности в произведениях Радищева 17

1.2. Динамика понятия разума и чувства с точки зрения просветительского мировоззрения 27

1.3. Понятие полезности и «со-чувства» у Радищева 47

Глава II Русское масонство и сочувственное отношение Радищева к нему 53-99

2.1. Русское масонство в культурном контексте второй половины XVIII века 53

2.2. Образ русского масона XVIII века и его отношение к государству 68

2.3. «Сочувственное» отношение Радищева к масонству 82

Глава III Апология мужества в произведениях Радищева 100-124

3.1. Понятие самоубийства у Радищева и у Екатерины II 107

3.2. Апология Мужества 115

Заключение 125

Предуведомление к разделу «Библиография» 129

Библиография 130

Динамика понятия разума и чувства с точки зрения просветительского мировоззрения

Пафос у Радищева в контексте любви и страсти (включая и трактат «О любви» и в др. произведениях) поднимался до нравоучения. Так происходит почти всегда у него, не только в контексте рассмотрения любви и страсти. О.Б. Лебедева утверждает что, для чувствительности и чувствительного героя русского сентиментализма «неизбежны дидактика и учительство»41, и в том же самом контексте Н.Д. Кочеткова замечает, что «учительная, воспитательная функция, традиционно присущая русской литературе, осознавалась и сентименталистами как важнейшая»42.

По-видимому, этот нравоучительный момент основан на моральном вопросе, точнее говоря, утилитаризме с точки зрения просветительской философии. Для того чтобы уяснить этот аспект, должно рассмотреть и определить философскую и идейную позицию Радищева.

До сих пор существует расхождение во мнениях между исследователями о философской позиции Радищева. Например, его называют по литературному направлению - или реалистом 43 или сентименталистом 44 , по философскому - или руссоистом или вольтерьянецем45 , по социальному отношению - или дворянином революционером или демократом и т. п. Тут есть противоречие, так как в его творчестве и жизненном пути можно усмотреть противоположные философские и социологические основания, что и дает почву разноречивым оценкам.

Разнообразные суждения об идейной и философской позиции Радищева, во-первых, исходят из широты его деятельности и огромного спектра его идей. Например, Либан замечает универсальность знания Радищева. По его мнению, Радищев не великий «писатель» в собственном смысле слова:

«Историку литературы очень хочется назвать Радищева великим писателем. Тщетная попытка! Радищев никогда не был великим писателем. Он был велик своим прозрением, своей необыкновенной силой мысли и своей универсальностью. ... он просто использует все, то что у него есть в запасе - в запасе русской литературы. ... Но он куда шире и куда больше, чем литературные, эстетические, социальные представление его времени. Он философ и социолог. Он писатель, которому доступны прозрения и прогнозы»47.

Несмотря на возможность продолжать споры о том, был ли Радищев великим «писателем» или нет, мы можем согласиться с мнением Либана, что у Радищева есть универсальный и огромный русский и западноевропейский запас современного ему знания и интеллекта. Эта точка зрения прежде всего указывает на громадные способности и возможности мыслителя Радищева самого по себе. Что же касается вопроса о величии Радищева как писателя, то нам ближе традиционная точка зрения: да, велик Радищев именно как писатель.

Следует также быть очень внимательным к тому нюансу, что вышесказанная многообразная проблематика изучения Радищева «открылась» и развилась довольно поздно, в особенности широко в сороковые и пятидесятые годы советского времени.

Например, согласно исследованию П.Н. Беркова об истории русской литературы XVIII века, современные исследования Радищева обрели иную направленность. Они до революции 1917 г. оставались в зачаточном состоянии и не только не имели итогового и в то же время новаторского характера, но вообще не изучали Радищева в рамках рассмотрения литературного процесса XVIII века. Только после революции произошла переоценка значения «Путешествия» как памятника литературного развития XVIII века. В послевоенное время исследования о роли и значении Радищева в истории русской литературы XVIII века переросли в более широкую проблему - об общем пути развития литературы этого периода, о ее философском смысле. В частности, Радищевские юбилеи 1949 (200 лет со дня его рождения) и 1952 (150 лет со дня его смерти) гг. вызвали огромную и разную по темам литературу об этом писателе. Сюда включаются не только литературоведы, но и историки, философы, экономисты, юристы и т. д.

Во-вторых, и это недалеко от первой причины, Радищев - автор широкий и открытый. Он открытый всем человек. Его философские раздумья обусловили определенные противоречия и даже эклектику умозрительных построений Радищева-мыслителя.49 Иначе говоря, у него нет четкой объединенной и завершенной последовательности философской системы. Этот факт мешает завершить его образ и отражает его многоаспектность.

В этом случае необходимо отметить мнение Лотмана, что «противоречия в мировоззрении того или иного деятеля - отражения конфликтов социальной действительности его эпохи. ... если речь идет о значительном и глубоком мыслителе, а не эклектике-компиляторе, то следует иметь в виду, что противоречия в его взглядах — это отнюдь не элементарный набор взаимоисключающих высказываний. Следует помнить, что одна и та же идеологическая система может выступать как противоречие с точки зрения современного исследователя, и монистическая, непротиворечивая с точки зрения ее создателей. Более того, именно так чаще всего и бывает»50.

В другой статье Лотмана, в которой речь идет об особенности русской культурной традиции и о проблеме ее приема западноевропейской культуры, прямо приводится пример Радищева. Статья исследует культурный процесс и алгоритм: как Россия справляется с заимствованной традицией, когда она приходит в Россию не одна, а вместе с противоречивыми элементами:

«Такой [заимствованный из западной Европы - Со] наплыв текстов был лишь проявлением характерного для русской культуры XVIII в. стремления не включаться в какую-либо одну европейскую традицию, а синтезировать открывшуюся умственному кругозору культуру в целом. При этом несовместимое или взаимоисключающее в идейной жизни Запада становилось деталями единой картины в России. Это объясняет почему, например, у Радищева возможно параллельное цитирование Руссо и Гельвеция, Евангелия и Ламетри, Шиллера и Вольтера (курсив - Ю. Лотман)»51.

Так, например, философское и идейное противоречие у Радищева соотносится не с его личной невнимательностью к философским тонкостям, а с особыми социально-культурными условиями того времени. Для Радищева неопределенность его мышления не обозначает противоречие или порок его мысли, более того, показывает его огромный объем интеллектуала XVIII века. Г.А. Гуковский даже замечает, что «просветительская философия не «создала» Радищева, а только укрепила, упрочила его общественно-политические и эстетические позиции» .

Следовательно, такая культурная особенность не только присуща пониманию Радищева, но и присуща пониманию самого русского Просвещения последней четверти XVIII века. Хотя мнение о подробных философских и идейных позициях Радищева разделяется по-разному среди исследователей, но существует одна общая основа: Радищев относится к философско-социальному направлению того периода, «просветительству».

Исследование направления идей Просвещения в России XVIII века еще требует серьезных изысканий благодаря разнообразию и сложности его теории и взаимоотношений с действительностью. Например, по мнению В.Ф. Пустарнакова, в отличие от Западной Европы, в России существуют два этапа просвещения. В сравнении с просветительским направлением Франции, настоящее просвещение России начинается только после 40-60 годов XIX века. В XVIII веке только существует «классическое» просвещение (или предыстория), соответствующее периоду Радищева54. Еще Д. Чижевский замечает, что в славянском мире XVIII века, как, например, в России и в Польше, просветительская идея не имеет большой силы.55 Тем не менее, Чижевский выделяет роль только одного человека как сильного представителя русского Просвещения -Радищева.56

И.В. Кондаков отмечает «сложность и противоречивость социокультурного спектра Русского Просвещения. Так, одним из знаков эпохи считается появление оппозиций: Щербатов и Радищев, Екатерина и Новиков, Шишков и Карамзин - характерные полюса века русского Просвещения» . Как сложность существует в уровне самой идеи Просвещения, так и воплощается такое же противоположение у Радищева на личном уровне с определенной стороны.

Русское масонство в культурном контексте второй половины XVIII века

Начиная данную главу, мы прежде всего должны отметить значительные трудности, которые встают перед исследователем не только русского масонства, но и масонства вообще.

Во-первых, в силу особых условий его формирования и бытования многие документы до сих пор требуют пояснения. Систематическое и активное изучение разрозненных материалов, которые могли бы дать понять роль и значение масонства в контексте истории русской культуры и общества и с помощью которых мы получили бы более полное представление о масонстве, началось только в конце XIX века и в начале XX века. Например, к этому времени относятся известные и крупные исследования Г.В. Вернадского , А.Н. Пыпина , Я.Л. Барскова и т. д. Хотя сейчас интерес к русскому масонству в культурном отношении поднимается, но до сих пор масонство изучено не в достаточной степени.

Во-вторых, часто ошибочно считают, что масонство - это некая единая организация с единой внутренней системой. Однако, по-видимому, на самом деле, действительное положение дел в масонстве иное. Хотя масонство «нового времени» изначально складывается как единая организация в Великобритании, но вскоре масонские идеи распространяются в иные страны, где преломляются по-разному, так как разные общества адсорбируют масонство согласно своей культуре и собственной ситуации.

Складываются различные мистические союзы со своей идеологией, своим мировоззрением, целями - в том числе и те, что числят себя в потомках древних (едва ли не мифических) оперативных масонов — строителей храмов. Союзы масонских организаций принимают уставы и формируют орденские организации. Они в значительной мере отличаются друг от друга. Так, у каждого ордена есть своя собственная «система».

Никакой единой координации действий и одного центрального органа у различных масонских организаций нет, к тому же члены одних лож могут состоять и в других.

Разнообразие этих мистических организаций было весьма велико в то время.

Например, в России действовали: «розенкрейцеры», «иллюминаты», «мартинисты», «Елагина система», «Рейхелева система», «шведская система», «древнеегипетские ложи» и т. д. Можно, конечно, огульно назвать все эти весьма различающиеся общества «масонством», но это будет означать, что мы игнорируем эти различия. По замечаниям разных исследователей, они отличаются друг от друга и периодом своей активности, и отношением к разуму и чувству. Например, если в 70-х годах более имелась популярность рационалистического масонства (И.П. Елагин, М. М. Щербатов, М. М. Херасков и т. д.), то в 80-х годах было модным анти-рационалистическое (сентиментальное, романтическое и мистическое - A. M. Кутузов, H. И. Новиков, H. M. Карамзин и т. д.) направление масонства и розенкрейцерства.79

Следовательно, по крайне мере, в России существуют разнообразные масонские организации и иные мистические организации одновременно, или почти одновременно, и нельзя сказать, что существует какое-то единое масонство.

Русское масонство должно рассматривать в рамках разных социально-общественных контекстов соответствующего им периода.

Далее, одной из важных сторон масонства и близких ему течений считается секретность как самих союзов, так и членства в них. Масонство называется секретным и закрытым обществом. Мы знаем немало фамилий известных лиц, состоящих членами подобных обществ, и их открытую общественную деятельность, но еще недостаточно знаем, что обсуждалось в частных беседах членов обществ между собой на заседаниях лож.

Хотя ни «тайны» масонских «работ», ни религиозные достижения мистиков-масонов не служат нашим предметом рассмотрения.

Масонство, с одной стороны, является закрытым Орденом, только для участия тщательно отобранных и избранных лиц, а с другой стороны, оно имеет светский характер в общественном отношении. «Масонские начальники - замечает Д. Смит, - иногда предпочитали открыть орденские тайны взору государственных чиновников. Вообще говоря, «секретность» масонских лож не столько служила реальным инструментом политической самозащиты, сколько представляла собой один из важнейших символических атрибутов масонства как такового. Более того, она провоцировала пристрастное любопытство остального общества, стремившегося во что бы то ни стало проникнуть в масонские тайны»80.

Итак, мы всегда должны иметь в виду эту двойственность в понимании масонства.

Несмотря на явную трудность исследования масонства, очевидно, что оно играло огромную роль в развитии духовной и интеллектуальной жизни России в определенный исторический период.

В основе масонства лежит так называемая масонская легенда. Зарождение масонства смутно. Существуют некоторые «истории» (мифы, легенды и предания) о его зарождении. Например, говорят, что масонство берет начало в глубокой древности от «сына вдовы», строителя Хирама, якобы главного архитектора Иерусалимского храма царя Соломона, если верить Библии. Здесь Хирам выступает как мастер, который знает тайную технологию строительства храма. Однако он нашел смерть вследствие зависти и жадности трех своих подмастерьев-учеников, которые убили его.

Общества «вольных каменщиков», в согласии с этой версией, учредили культ Хирама и передавали секреты от поколения к поколению с древних времен.

Еще и другая, не менее мифическая версия зарождения исторического европейского масонства. Она показывает возможность зарождения масонства из общества тамплиеров. Согласно этой истории, потомки неких групп из разгромленного общества тамплиеров в какое-то время превратились в масонов в Великобритании.

Конечно, нельзя верить в эти истории как в исторический факт, но в них отражалась некая идея масонства как «культурный факт». Например, в первой вышесказанной истории отражаются источник особенных статутов и ритуалов масонства, и их практическая связь с каменщиками как профессией. И еще она показывает, откуда произошла секретность масонства и почему тайна играет ключевую роль в масонстве. А во второй показываются связь с первоначальным местом современного «масонства» -с Великобританией, а также их основные идеи - в особенности рыцарство и особое поклонение Богу и т. д.

В исследовании масонства до XVII века принято определять его как доисторическое; «исторический» же период масонства начался в 20-е гг. XVIII века. Их общее мнение заключается в том, что «официальное» масонство возникло из гильдии каменщиков в Великобритании. Например, Г.В. Вернадский заметил, что «первое правильное учреждение масонских лож в Англии относится к 1717 г. До этого года существовали лишь начатки будущих организаций» .

В английских источниках уже в конце XIV века встречаются такие понятия, как «масон» и «франкмасон» для обозначения высококвалифицированных специалистов, которые могли работать с более мягкими, свободными каменщиками. История первых организаций каменщиков тесно связана с общей историей ремесленных гильдий и братств в Англии. Но со временем эта особенность как гильдия каменщиков была удалена и масонские ордена, которые стали появляться в Европе в XVIII веке, потеряли связь со старинными ложами каменщиков, взяв на вооружение лишь их ритуалы и терминологию.

«Сочувственное» отношение Радищева к масонству

Известно, что прочитав «Путешествие» Радищева, Екатерина II возмущенно называла Радищева «мартинистом». В дневнике А.В. Храповицкого, статс-секретаря Екатерины II, 26 июня 1790 года сделана запись: «Говорено о книге «Путешествие от Петербурга до Москвы»: тут рассевание французской заразы: отвращение от начальства: автор мартинист; я прочла 30 стр. Открывается подозрение на Радищева» . Как мы уже указывали выше, здесь тоже наблюдается тот факт, что императрица связывает Радищева с мартинизмом и с «модой французской».

А.С. Пушкин, утверждая, что «Радищев попал в их [мартинистов -Со] общество», тоже замечает этот эпизод в своей статье «Александр Радищев», цитируя по записи Храповицкого: «он мартинист, он хуже Пугачева, он хвалит Франклина» . Кажется, Пушкин особенно любит это звукосочетание «он -, он -, он -», когда он хочет изобразить человека-фармазона. Таковые повторы в романе в стихах «Евгений Онегин»: «Сосед наш неуч; сумасбродит; / Он фармазон; он пьет одно I Стаканом красное вино; / Он дамам к ручке не подходит (курсив - Со)» (Гл. 2, V). Здесь этот повтор подкреплен внутренней рифмой, «он - фармазон - он» ее «перевертышем» «но»: «одно-вино».

Но Пушкин предложил еще одно значительное для нас высказывание. Он признал, что Радищев попал в масонство как сообщество, но и одновременно сказал, что Радищев был один: «Преступление Радищева покажется нам действием сумасшедшего. Мелкий чиновник, человек безо всякой власти, безо всякой опоры, дерзает вооружиться противу общего порядка, противу самодержавия, противу Екатерины! И заметьте: заговорщик надеется на соединенные силы своих товарищей; член тайного общества, в случае неудачи, или готовится изветом заслужить себе помилование, или, смотря на многочисленность своих соумышленников, полагается на безнаказанность. Но Радищев один. У него нет ни товарищей, ни соумышленников. В случае неуспеха - а какого успеха может он ожидать? - он один отвечает за все, он один представляется жертвой закону (курсив - Со)» .

Как мы можем понять это противоречивое высказывание Пушкина о Радищеве? Почему он один, хотя Пушкин уже сказал, что он попал в общество масонов (мартинистов)? Здесь существуют две возможности. Первая - утверждение Пушкина неправильное: Радищев, на самом деле, не вступил в их общество. Вторая - хотя Радищев принадлежал к обществу мартинистов, он сам намеревался как бы дистанцироваться от них.

Уже Ю. Лотман заметил эти возможности : Близкая дружба с A.M. Кутузовым известна Пушкину. И «до него [Пушкина - Со] дошли какие-то искаженные слухи о связи Радищева с московскими масонами 80-х гг. Конечно, рассматривать эти слова в качестве исторического свидетельства в пользу масонства Радищева ... не приходится» .

Пока еще нет достоверного свидетельства о том, что Радищев записался в орден мартинистов. Только существует свидетельство о том, что Радищев посетил другое собрание масонов (система Елагина, основана по английскому образцу). Согласно исследованию Рогова , в архиве ложи «Урания» хранятся протоколы под названием «дневная записка уединенных, ложи Музы Урании» за 1772-1775 гг. Согласно этой информации, Радищев присутствовал в качестве посетителя на заседаниях петербургской ложи «Урания» только два раза: 29 марта и 12 апреля 1774 года. Рогов, подчеркивая слова «в качестве посетителя», решительно заключает тем, что после второго посещения Радищева дальше не интересует масонство вообще и это показывает конец связи Радищева с масонством не позднее 1774 г.

Несмотря на утверждение Рогова, продожались споры о том, был ли Радищев масоном. Нам в большей мере интересно не то, был ли сам Радищев масоном или нет. Для нас важнее идейно-общественное диалогическое соотношение между масонами и Радищевым.

В связи с этим, мы можем посмотреть письмо И.В. Лопухина к A.M. Кутузову в октябре 1790 г., когда Кутузов был в Берлине и уже Радищева арестовали. «Здесь об нем [Радищеве - Со] говорят, что он мартинист, а всию смешивая - и мартинистов, и иллюминатов, и масонов; рады на них горы взвалять. А я не знаю, был ли он когда то и масон... не знаю, есть ли здесь иллюминаты... Уверяют, что поступок Радищева основан на антихристианстве, которое совсем противно истинному масонству»131.

Радищев настолько близок с масонством, что все приняли, что он был масоном. Откуда это ошибочное понимание возникло? В этом отношении мы фокусируем «сочувственное» отношение между Радищевым и масонством.

Среди масонов мы знаем A.M. Кутузова, ближайшего друга Радищева, которому посвящены «Путешествие» и «Житие Ф.В. Ушакова». Само это редкое для того времени слово «сочувственник» впервые использовалось в предисловии к «Путешествию». Мы назвали такое словоупотребление «редким». Между тем оно органически вписывается в характерный для эпохи сентиментализма контекст, где все упирается в «чувство» и производные от корня «чувств...» слова-понятия «чувствительный», «чувствительность», «сочувствие», «сочувственность» и прочее. Правда, может показаться, что в XIX веке слово «сочувственник» было основательно забыто, и когда оно все-таки употреблялось, то подчас воспринималось как некое нововведение, чуть ли не изобретение. Так, в романе И.С. Тургенева «Накануне» один из героев произносит это слово, и тут же сам весело удивляется тому, что он его, это слово, будто бы придумал заново, забывая или не зная о том, что оно присутствует уже в языке Радищева. Оно же встречается в записных книжках П.А. Вяземского. И не откажем себе в удовольствии процитировать «Повесть моей жизни» Н.А. Морозова, русского писателя и революционного деятеля, 1916-1918 гг., который, легко предположить, высоко ценил творчество Радищева как первого русского писателя-революционера: «Третье отделение нахватало не только тех, кто занимался пропагандой, но и всех их знакомых, как сочувственников».

Но вернемся к A.M. Кутузову, другу Радищева и масону. Их взаимоотношения уже становились предметом научного внимания. Придется убедиться в том, что эти взаимоотношения носили весьма сложный характер, но, разумеется, это не ставит под сомнение глубокую искренность и взаимную симпатию, связывавших великого русского писателя с его лучшим другом. Вот краткое предисловие-посвящение, в котором и прозвучало заинтересовавшее нас слово «сочувственник» и которое неопровержимо свидетельствует о дружественном расположении

Радищева к Кутузову (другой вопрос - о том, насколько взаимным было это чувство, но это не столь уже и важно для работы, обращенной именно к Радищеву, - иное дело, если бы мы занимались Кутузовым, а не Радищевым).

«А. М. К. / Любезнейшему другу. Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе оно, О! сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно - и ты мой друг» («Путешествие», 6).

Приведенная цитата из посвящения «Путешествия» ярко показывает отношение Радищева к A.M. Кутузову. Радищев сказал, что мнения между ними различаются, но сердце согласно. Здесь, сравниваясь со словом «сердце», слово «мнение» по всей вероятности соотносится с областью разума. Конечно, противоположность между разумом и чувством (сердцем) у Радищева обозначает не отрицательное отношение, а более динамику между ними, с чем мы уже столкнулись. Это динамичное отношение также соответствует Кутузову. А сам Кутузов очень точно определил время своего идейного расхождения с Радищевым и обновления их дружбы. В письме Е.И. Голенищевой-Кутузовой в декабре 1790 г. он признался в том, что его отношение с Радищевым, несмотря на дружбу с ним, были не вполне гладкими. Имелись и некоторые расхождения между ними: «... о Радищеве, который был со мною вместе в пажем [пажеском корпусе - Со], в Лейпциге и в сенате, с которым был я 14 лет в одной комнате. Нравы наши и характеры были довольно сходны, так что, взяв сие вкупе, составило между нами довольно тесную дружбу. После 24 лет он женился. Покойная жена его смотрела на меня другими глазами, дружба моя к ея мужу казалась ей неприятною, а и того менее присутствие мое приносило ей удовольствия

Апология Мужества

Во сне в главе повествователя «Спасская полесть» о страннице («Прямовзора» и глазной врач) сказано, что она всегда носит яд и отраву: она «есть волхв опаснейший, носяй яд и отраву» («Путешествие», 24). Этот яд у нее (как у волхва) является только смертным ядом для тех, кто не хочет видеть истину и кто мешает государю ее видеть. Но этот яд у нее (как врача) - полезное лекарственное средство для тех, кто хочет увидеть истину и действительность.

Для Радищева яд и отрава у странницы должны быть средством, с помощью которого можно увидеть истину и противоречивую действительность своего общества того времени. Так, Сократ и Ф.В. Ушаков мужественно выдержали это испытание.

В связи с этой темой Ю.М. Лотман отметил роль понятия «мужа тверда» у Радищева . Он, прежде всего, указал на самостоятельность народа в произведениях Радищева. Но для превращения народа-раба в восставший народ, в суверена, необходим какой-то определенный толчок -слово истины. Например, в стихотворении «Песнь историческая», слово мужа тверда возбуждает народы.

«Одно слово, и дух прежний Возродился в сердце Римлян, Рим свободен, побежденны Галлы; зри, что может слово;

Но се слово мужа тверда, Как то древле слово жизни Во творении явилось Было слово се Камилла» (I, 90).

Так, для Радищева-материалиста существует первый стимул для движения: «нужно, чтобы бездейственная вещественность для получения движения имела начальное ударение» (II, 41). Эта идея также действует в человеческом обществе. Слово-толчок или образцовое поведение вождя распространяется среди людей, и этим определяется огромное общественное направление движения. В трактате «О человеке, о его смертности и бессмертии» Радищева обнаруживается процесс распространения идеи: «частое долговременное повторение одинакового действия всегда имея пред собою, может в привычку преобратиться; но подражательность столь свойственна человеку, что единое мгновение оную приводит в действительность. На сем свойстве человека основывали многие управление толпы многочисленныя» (II, 56). И в другом месте трактата Радищев утверждал:

«Повторим: обстоятельства делают великого мужа... Что многие великие мужи родятся вдруг, то естественно есть и быть так долженствует. Изъятия тому есть, но редкие. Редко возмогает тот или другой вознестися превыше своего времени, превыше окружностей своих... Естественно, говорю, чтобы великие мужи являлися вдруг, а не поодиначке. Малейшая искра, падшая на горячее вещество, произведет пожар велий; сила електрическая протекает везде непрерывно и мгновенно, где найдет только вожатого. Таково же есть свойство разума человеческого. Едва един возмог, осмелился, дерзнул изъятися из толпы, как вся окрестность согревается его огнем и, яко железные пылинки, летят прилепитися к мощному магниту» (II, 129).

Искра, возгорающаяся в пламя, - часто встречающийся образ в русской поэзии и публицистике, причем, что особенно интересно отметить, не только в революционной (ср.: «Пламя искра же рождает», « Из искры возгорится пламя» и т. п.).

«Муж тверд» должен быть инициатором общественного преобразования и революции, но он не сам по себе велик. Он велик только в народе и в распространении его инициативы. Например, Ушаков был велик потому, что его идея расширилась среди его друзей и он был образцом мужества для них.

В самом первом населенном пункте (София) «Путешествия» автор уже размышляет о мужественной смерти:

«Несносно пробуждение нещастному. О сколь смерть для него приятна. А есть ли она конец скорби. - Отче всеблагий, не ужели отвратиш взоры свои, от скончевающаго бедственное житие свое мужественно. Тебе источнику всех благ, приносится сия жертва. Ты един даєш крепость когда естество трепещет, содрогается. Се глас отчий взывающий к себе свое чадо. Ты жизнь мне дал, тебе ее и возвращаю (курсив - Со)» («Путешествие», 9).

Здесь, в форме исповеди путешественник как бы предчувствовал свою мужественную смерть. Его жизнь - не своя собственная, а дарование Бога, от которого зависят его жизнь и смерть. Для него мужественное скончание бедственной жизни посвящается «источнику всех благ».

Но, конечно, власть не хочет терпеть мужественных людей. По мнению героя-путешественника, власть стремится удалить некоторые элементы из общества. Одним из этих качеств является мужество. Потому, что человек без мужества сроден рабам.

«И вы желаете лучше тишину и с нею томление и скорбь, нежели тревогу и с нею здравие и мужество. Молчите скаредные учители, вы есте наемники мучительства; оно проповедуя всегда мир и тишину... [поспупает противно им] Желало бы, чтоб везде одинако с ним мыслили, дабы надежно лелеяться в величестве и утопать в любострастии... Я неудивляюся глаголам вашим. Сродно рабам желати, всех зреть в оковах» («Путешествие», 58).

Общество без мужества превращается в крепостничество. В «Проекте в будущем» в главе «Хотилов»: «По истреблении мужественных граждан, останутся и будут подвластны тебе робкие души, рабства иго восприяти готовые (курсив - Со)» («Путешествие», 71). И опять в «проекте в будущем» в главе «Выдропуск»:

«На месте мужества, водворилася надменность и самолюбие, на месте благородства души и щедроты, посеялися раболепие и самонедоверение, истинныя скряги на великое. Жительствуя среди столь тесных душ, и подвизаемые на малости, ласкательством наследственных достоинств и заслуг, многие Государи возмнили что они суть боги, и вся его же коснутся, блаженно сотворят и пресветло (курсив- Со)» («Путешествие», 77).

Рабство - это в определенной степени работа не с властью, а с самими рабами: «Кажется, что дух свободы, толико в рабах изсякает, что нетокмо нежелают скончать своего страдания, но тягостно им зрети, что другие свободствуют. Оковы свои возлюбляют, если возможно человеку любити свою пагубу. Мне мнится в них зрети змию, совершившую падение перваго человека. - Примеры властвования суть заразительны» («Путешествие», 72).

Для того, чтобы разрушить это само-генераторное (добровольное) рабство (крепостничество), нужно мужество каждому человеку. В этом отношении понятие мужества у Радищева имеет общественно-нравственный момент. Следовательно, мужество - орудие против порабощения и самодержавия, средство быть хорошим гражданином: «Мы сами, признаться должно, мы ополченные палицею мужества и природы на сокрушение стоглавнаго чудовища, изсосающаго пищу общественную, уготованную на прокормление граждан, мы поползнулися, может быть, на действия самовластия, и хотя намерения наши были всегда благи и к блаженству целаго стремились; но поступок наш державный, полезностию своею оправдаться не может (курсив - Со)» (Там же).

Мы здесь подчеркиваем, в частности, словосочетание «стоглавное чудовище», отсылающее нас к эпиграфу к «Путешествию» (стих из Телимахиды Тредиаковского» с небольшим текстовым изменением («стозевно» - «стоглавно»),

Для Радищева самодержавие и крепостничество основываются на бессмысленной жадности и не могут увидеть правду, следовательно, раз власть начнет разваливаться, то быстро это будет: «если в жадности своей [Власть - Со] ломит правду. Тогда и едина мысль твердости ее тревожит; глагол истинны ее сокрушит, деяние мужества ее развеет» («Путешествие», 82).

Слово истины, мысль твердости и деяние мужества здесь тоже повторяются.

Похожие диссертации на Проза А.Н. Радищева в литературном движении конца XVIII в. - начала XIX в.