Содержание к диссертации
ГЛАВА 1 Проблема симулякра в контексте философии и эстетики
постмодернизма 14
ГЛАВА 2 Проблема симуляции действительности в русской постмодернистской литературе (на примере особенностей проявления и функционирования симулякров массового сознания «русская интеллигенция» и «образ A.C. Пушкина») 56
Симуляция образа русского интеллигента в романе
Т. Толстой «Кысь» 109
Мир как иллюзия в произведениях Виктора Пелевина 139 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 181
БИБЛИОГРАФИЯ 184
Введение к работе
В конце 80 - начале 90-х годов XX века русская эстетическая мысль активно увлекается теорией постмодернизма. В поисках адекватной эпохе и состоянию культуры модели описания новой художественной действительности российские исследователи и критики во многом ориентируются на философские и эстетические концепции, возникшие в мировой постмодернистской практике, а также близкие им по духу отечественные теории.
Почти сразу была поставлена проблема легитимности постмодернизма как философской и эстетической теории. Под термином «легитимность» нами понимается «признание, объяснение и оправдание социального порядка, действия, действующего лица или события» [193, 360].
Легитимность, в отличие от легальности, обладает моральной функцией
*
оправдания по критериям авторитета и целей и является не свойством социального порядка, но свойством определенного представления о нем: «Процесс легитимации обнаруживает себя составляющим репрезентативной культуры <...>, способствуя восприятию мира и социальной
действительности как «должного» [193, 360].
\
Впервые о проблеме легитимности всякого научного знания на современном этапе заговорил Жан-Франсуа Лиотар в своей программной работе «Состояние постмодерна» (1979). Освещая ситуацию современности, Лиотар констатирует кризис состояния науки, явившийся прямым следствием предыдущего развития культуры и общества в целом. По мнению Лиотара, на протяжении многих столетий разные типы «нарраций» (повествований), разные дискурсивные установки вели мирное добрососедское существование, но с эпохи Просвещения началось время метанарраций (Больших повествований), вступил в силу новый тип дискурса, «дискурс легитимации».
Под понятием «дискурс» мы понимаем открытый тип социальной коммуникации или способ словесно-символического обмена, при котором носители языка подвергают постоянной словесной переналадке общую картину мира.
Главное свойство таких нарраций (повествований) - уверенность в собственной истинности и в том, что мир может быть описан неким универсальным языком, в силу чего этот метаязык вполне вправе диктовать остальным типам нарраций свою волю. Воля быть главным, по Лиотару, - «тоска по метанаррации». Уверенность в собственной истинности тянет за собой уверенность в справедливости своих устремлений и в благотворности для тех, кто по каким-то причинам не может или не желает вписаться в большую наррацию. Естественным образом метадискурс порождает «истинные» социальные институты и способен порождать террор.
Лиотар отмечает свойственную западной культуре «родственность» языка науки и языка этики и,политики. С позиции власти легитимация представляет собой процесс, Наделяющий законодателя правом провозглашать данный закон в качестве нормы, тогда как с позиций знания она есть «процесс, по которому законодателю, трактующему научный дискурс, разрешено предписывать указанные условия <...> для того, чтобы некое высказывание составило часть этого дискурса и могло быть принято к вниманию научным сообществом» [165, 616]. В связи с этим Лиотар задается вопросами: кто решает, что есть знание? и кто знает, что нужно решать?
Постмодернизм, по Лиотару, начинается там, где пропадает доверие к тотальным способам высказывания, и тогда, когда человечество сознает невозможность универсального языка. Социальность, полагает Лиотар, нельзя мыслить в категориях функционального единства (Т. Парсонс) или диалектических противоположностей (Маркс), она носит характер дискурсивной разнородности, в основе которой лежат языковые игры. Языков — великое множество, нормальная ситуация — взаимодействие, взаимопроникновение, спор, но никак не господство одного из них. Мир — место реализации «языковых игр» - «минимальных отношений для существования общества», ограничивающих возможности его дезинтеграции.
Вслед за Лиотаром каждый пишущий о постмодернизме (или просто убежденный постмодернист) по сей день, приступая к работе, оговаривает определенную долю условности и субъективности, выпадающей на долю собственного исследования, уже потому, что в ситуации постмодернизма всякая попытка «систематизированного говорения о явлении, для которого не характерны дружеские отношения со строгостью структур и четкостью систематики» не очень корректна (В. Курицын) [111, 7]. Дискурсивная сомнительность выпадает и на долю употребления слова «постмодернизм», равно как и «постмодерн»; затруднения вызывают определение границ существования явления («не явления, не направления, а лишь интенции» - Курицын), выявление его типологических черт.
Однако пристальный интерес к постмодернизму дал толчок расширению и углублению русской эстетической мысли. Появилось целое поколение ученых и критиков, специализирующихся на изучении постмодернизма: П. Вайль, А. Генис, Б. Гройс, А. Жолковский, И. Ильин, В. Курицын, М. Липовецкий, Н. Маньковская, Г. Нефагина, И. Скоропанова, М. Эпштейн и многие другие.
Следует отметить явные попытки определить специфику русского постмодернизма, его своеобразие и отличие от постмодернизма зарубежного, тем более что литература последней трети XX века - начала XXI века демонстрирует яркие образцы постмодернистского творчества целой плеяды авторов. Назовем некоторых из них: это А. Битов, Вен. Ерофеев, В. Пьецух, Т. Толстая, Д. Пригов, Л. Рубинштейн, Т. Кибиров, С. Гандлевский, А. Курчаткин, 3. Гареев, Вик. Ерофеев, Е. Попов, А. Королев, А. Цветков, В. Сорокин, Н. Коляда, Д. Галковский, В. Залотуха, В. Пелевин и др.
Постмодернизм для русской литературы термин «поисковый», в чем-то условный, но вместе с тем принципиально значимый.
В качестве источников постмодернизма, во-первых, следует отметить теорию и практику романтизма. Несоответствие идеалов прозе бытия породило в романтизме особое отношение к миру. Безусловно, в основу постмодернистского мировоззрения легли представления о романтической иронии. «Немецкие романтики расширили понимание иронии до мировоззренческого принципа: романтическая ирония должна быть универсальной и бесконечной, т.е. направленной на все без остатка как в сфере реального, «обусловленного» бытия, так и в духовной жизнедеятельности субъекта» [124, 132].
Прямым наследием принципа романтической иронии в эстетике постмодернизма явился универсальный релятивизм. Выявляются достаточно определенные соответствия эстетических задач, стоящих перед романтическим и постмодернистским художниками: «Принцип универсальной романтической иронии <...> диктовал художнику внутреннюю установку: не останавливаться ни перед чем, все подвергать сомнению или отрицанию; не будучи связанным никакой окончательной «истиной», свободно переходить от одного мнения к другому, подчеркивая относительность и ограничительность всех установленных человеком «правил» [124, 132].
В романтизме берет начало одно из важнейших понятий постмодернизма - понятие игры: «В произведении должен господствовать «дух подлинной трансцендентальной буффонады» (Шлегель): в своем парении над «необходимостью» художник уходит от всякой ценностной определенности, сознательно делает содержательно и интонационно неразличимыми серьезное и притворное, глубокое и простодушное» [124, 132].
Во-вторых, в постмодернизме отчетливо звучит память о модернизме Серебряного века, почтительное признание важности его уроков и открытий при решительном отталкивании, разрушении и демифологизации модернистских философских и эстетических утопий. Так, имена и даже образы Н. Бердяева, Н. Федорова. В. Брюсова, В. Соловьева, осколки, обрывки модернистских учений и текстов подвергаются постмодернистскому пародированию в произведениях А. Жолковского, Вик. Ерофеева, В. Пелевина и др.
И, тем не менее, постмодернизм проявляет тесную связь с русским модернизмом, как бы замыкая круг развития русской культуры в XX веке. Писатели видят в модернистах своих предшественников, пытаются восстановить прерванную и разрушенную революцией и Советской властью культурную органику русской литературы.
В-третьих, русский постмодернизм своей открытостью мировой культуре продемонстрировал тоску по ней и реальность выхода из изоляции, а также переживание своего отставания от мировой эстетической практики.
Вместе с тем появление и укоренение русского постмодернизма имеет свои объективные причины. Он органически вырастает из российской социальной действительности.
Актуальность темы. Постмодернизм в русской литературе на настоящий момент уже перестал быть чем-то новым и шокирующим. Он перестал ассоциироваться с литературой альтернативной соц- или просто реалистическому направлению, и использование его приемов (комбинирование цитаций, диалогизм, игра с культурными кодами) стало обычным делом у современных авторов, таких как А. Маканин, А. Королев, М. Шишкин, Д. Галковский, В. Шаров. За последние три десятилетия постмодернизм прошел несколько этапов своего развития (три «волны», по классификации И. С. Скоропановой) и типизировался в разнообразных формах. К началу XXI века феномен постмодернизма уже достаточно хорошо ощущается эстетическим сознанием и современной философской мыслью.
Однако это понятие до сих пор не имеет устоявшегося вербального выражения. Практически каждая работа по постмодернизму начинается с признания расплывчатости предмета исследования. Накопилось множество теорий, интерпретаций, определений постмодернизма. Пока это достаточно обобщенное и неотчетливое в смысловом отношении понятие, фигурирующее в гуманитарных науках последней трети XX в. для обозначения ситуации в сферах новейшей художественной культуры, литературы, литературной и художественной критики и эстетики, но также и в философии, политике, науке и культурно-цивилизационном процессе в целом.
Так, И. С. Скоропанова, автор монографии «Русская постмодернистская литература» (2001), пишет: «До настоящего времени термин «постмодернизм» устоялся не окончательно и применяется в области эстетики и в литературной критике наряду с дублирующими терминами «постструктрурализм», «поставангардизм», «трансавангард» (в основном в живописи), «искусство деконструкции», а также совершенно произвольно» [181,9].
Подобные замечания высказывает и М. Липовецкий: «Множество теорий, интерпретаций, определений, накопившихся вокруг литературного постмодернизма, подчас создает впечатление, что сам постмодернизм придуман критиками для собственного удовольствия и исчезнет, как только они, критики, договорятся о том, что же все-таки имеется в виду» [124, С. 3].
М. Эпштейн, автор монографии «Постмодерн в России», отмечает: «Вообще дать четкое и однозначное определение постмодернизма трудно, во-первых, потому, что само это понятие еще только формируется и не успело отстояться для словарных дефиниций; во-вторых, потому, что такое определение может быть скорее результатом, чем предпосылкой самостоятельного исследования» [205, 6].
Таким образом, на вопрос о том, что такое постмодернизм, каковы принципы его определения, существует множество разнообразных и противоречивых ответов, и он требует дополнительной разработки.
В основе теоретической части данного исследования лежит стремление описать постмодернизм как целостную художественную систему (термин
И.Ф. Волкова). Обоснование этого понятия содержится в трудах: Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. - М., 1978, 1989, а также: Волков И.Ф. Теория литературы. - М., 1985.
Понимая затруднительность в рамках одной работы исследовать систему в целом, мы предлагаем осуществление системного подхода через поэтику. В связи с этим объектом нашего пристального внимания стали наиболее важные системные уровни: мир, человек, искусство. Для определения мировоззренческих позиций литературного постмодернизма, равно как и для выявления его отношения к человеку и искусству, нам пришлось задействовать основные понятия и категориальный аппарат постмодернистской эстетики в тесном взаимодействии с «нон-классической» философией (философией постмодернизма), а также семиотикой.
Объект исследования - романы «Пушкинский дом» (1971) А. Битова, «Кысь» (2000) Т. Толстой, «Чапаев и Пустота» (1996), Generation «П» (1999), а также рассказы из сборника «Желтая стрела» (2002) В. Пелевина.
Предмет - литературные приемы, способы повествования, образы, способствующие раскрытию поэтики русского постмодернизма.
Целью нашего исследования является изучение феноменов симулякра и симуляции в произведениях русского постмодернизма, а также определение специфики образа-симулякра по отношению к понятию «художественный образ». В связи с этим нам предстояло решить следующие задачи.
Изучить основные категории постмодернистской философии и эстетики, связанные с функционированием постмодернизма как художественной системы. А именно, определить особенности проявления в постмодернизме категорий мир, человек, искусство.
Проанализировать специфические особенности симулякра как важнейшей категории постмодернистской эстетики.
На материале наиболее значительных художественных произведений русского постмодернизма разных лет («Пушкинский дом» А. Битова (1971), «Кысь» Т. Толстой (2000), «Чапаев и Пустота» (1996), «Generation «П»
(1999), рассказов сборника «Желтая стрела» (2002) В. Пелевина) исследовать особенности проявления симулякров «русская интеллигенция» и «образ A.C. Пушкина».
Научная новизна исследования состоит в том, что предлагается рассмотрение постмодернизма как эстетики симулякров. Современные ученые выделяют три приоритетных свойства постмодернизма: диалогизм, игра, интертекстуальность [175, 306-308]. Однако среди названных характеристик нет управляющего стержня, позволяющего организовать единство их практического применения. Таким образом, симулякр рассматривается в качестве универсальной категории постмодернистской эстетики и узлового элемента поэтики постмодернистского текста.
Для того чтобы достичь поставленных целей и задач, была сформулирована следующая рабочая гипотеза: симулякр является особым видом образа в сравнении с понятием «художественный образ» в традиционном литературоведении. f'
Основные положения диссертации, выносимые на защипгу:
симулякр - одно из ключевых понятий постмодернистской эстетики и поэтики предстает как знак, лишенный отношения референциальности и как образ образа (знак второго, третьего и последующего уровней по отношению к художественному образу).
в романах «Пушкинский дом» А. Битова, «Кысь» Т. Толстой, «Чапаев и Пустота», «Generation «П», рассказах сборника «Желтая стрела» В. Пелевина находит художественное отражение проблема симуляции бытия;
симулякры массового сознания «русская интеллигенция» и «образ A.C. Пушкина» интерпретируются в произведениях А. Битова, Т. Толстой, В. Пелевина как сигнал тревоги в отношении перспектив развития культуры и человека;
нравственно-этическая функция постмодернистской литературы реализуется в процессе поиска выхода за пределы симулякров бытия.
Методологическая основа исследования. Специфика рассматриваемой в исследовании проблемы потребовала сопряжения следующих методов: историко-литературного, в такой его разновидности, как историко- функциональный, сравнительно-сопоставительного, культурологического и контекстуального.
Теоретико-методологическую основу исследования составляют:
произведения ведущих философов и ученых конца XIX — начала XX вв., оказавших значительное воздействие на гуманитарную мысль XX века: Ф. Ницше, Г.В.Ф. Гегеля, Ф. де Соссюра, X. Ортеги-и-Гассета, А. Кожева;
исследования выдающихся западных ученых, лингвистов XX в., основоположников постмодернистской философии: Р. Барта, Ж. Батая, М. Бланшо, Ж. Бодрийяра, Ф. Гваттари, Ж. Делеза, Ж. Деррида, Ч. Дженкса, П. Клоссовски, Ю. Кристевой, Ж.-Ф. Лиотара, Ф. Фукуямы, и др.
труды крупнейших русских ученых XX в., сделавших важные открытия в области литературоведения, культурологии и семиотики: М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, М.Б. Храпченко, М.Л. Гаспарова, И.Ф. Волкова и других.
В работах отечественных ученых-литературоведов Л.А. Аннинского О.В. Богдановой, П. Вайля, А. Гениса, Вик. Ерофеева, А.К. Жолковского, Д.В Затонского, И. П. Ильина, А. Г. Коваленко, В. Курицына, М. Н. Липовецкого, Н. Б. Маньковской, Г. Л. Нефагиной, Л. А. Осповата, И. С. Скоропановой, О. Славниковой, В. Халипова, М. Эпштейна прослеживается формирование новых методологических принципов в области изучения метода, стиля, поэтики постмодернистской литературы
Теоретическая значимость работы состоит в том, что в ней дается терминологическое обозначение явлений, характеризующих современный литературный процесс, делается попытка расширения горизонтов интерпретации художественных произведений конца XX - начала XXI вв.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее положения могут быть реализованы в учебном процессе, в преподавании курса истории русской литературы конца XX - начала XXI вв., раздела о постмодернизме, в разработке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам постмодернистской литературы, в частности, по проблеме симулякра, отраженной в ней. Работа может быть полезной и для совершенствования школьного преподавания литературы, проведения цикла уроков, посвященных проблемам литературы последней трети XX - первого десятилетия XXI вв.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации нашли свое отражение в докладах соискателя на межвузовской научно- практической конференции «XX век в истории литературы и культуры» (г. Чебоксары, ЧГПУ им. И .Я. Яковлева, 7-9 октября 1999 г.), на Международной конференции «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (г. Москва, МГОПУ им. М.А. Шолохова, 22-26 апреля 2002 г.); на Международной научной конференции «Язык, литература, культура: диалог поколений» (Чебоксары, ЧГПУ им. И.Я. Яковлева, 14-16 октября 2003 г.), на Региональной конференции «Новые аспекты преподавания русского языка в условиях би- и полилингвизма (г. Чебоксары, ЧГПУ им. И.Я. Яковлева, 3 декабря 2004 г.); на Международной научно-практической конференции «Проблемы культуры в современном образовании: глобальные, национальные, регионально-этнические» (г. Чебоксары, ЧГПУ им. И.Я. Яковлева, 20-21 октября 2006 г.), на Региональной научно-практической
конференции «Актуальные проблемы изучения и преподавания литературы в
***
вузе и школе» (г. Йошкар-Ола, МГПИ им. Н. К. Крупской, 8-9 ноября 2007 г.); на ежегодных научно-практических конференциях аспирантов и преподавателей в секции «Гуманитарные дисциплины», ЧГПУ им. И.Я. Яковлева (2001, 2002, 2003, 2004, 2005, гг.); на заседаниях кафедры литературы ЧГПУ им. И.Я. Яковлева.
Цели и задачи исследования определили структуру диссертации, которая состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.
