Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Ценностные ориентации героев и особенности их художественного воплощения в рассказах Л. Петрушевскои 21 -67
1.1 Позиции автора и героев в рассказе "С горы" . 27-33
1.2 Вехи духовных утрат у героев "Хэппи Энд". 33-39
1.3 Приобщение мига к вечности (рассказ "О, счастье" ). 40-46
1.4 Миф и реальность в "Мосте Ватерлоо" . 46-51
1.5 Сюжет «невстречи» в "Темной судьбе". 51-57
1.6 Преодоленное одиночество ( рассказ "Младший брат"). 57-67
Глава II. Женское самосознание и традиционный быт в произведениях Чи Ли . 68-109
2.1 Своеобразие конфликта в рассказе «Синяя рабыня». 80-88
2.2 Авторская концепция любви в повести «Не говорить о любви». 89-98
2.3 Проблема женского счастья в романе «Поэтому». 98-109
ГЛАВА III. Типологические «схождения» в произведениях Л. Петрушевскои и Чи Ли . 111-136
3.1 Столкновение реального быта и романтики мечты в рассказах Л.И. Петрушевскои и Чи Ли. 115-126
3.2 Отражение проблемы духовного и материального в сознании современной женщины: на материале прозы Л. Петрушевскои и Чи Ли 126-135
Заключение 136-140
Список литературы 141-152
Приложение 153-400
- Позиции автора и героев в рассказе "С горы"
- Вехи духовных утрат у героев "Хэппи Энд".
- Своеобразие конфликта в рассказе «Синяя рабыня».
- Столкновение реального быта и романтики мечты в рассказах Л.И. Петрушевскои и Чи Ли.
Введение к работе
Литература во многом является отображением действительности, поэтому изучение литературных тенденций последних лет способствует пониманию изменений в.общественном бытии.
Творчество современных писателей России и Китая отражает общественные изменения, имевшие место в самом конце XX - начале XXI вв. Политические преобразования в двух государствах имеют много общих черт. Так, например, пересмотр идеологии, на которой базировались реалии жизни в России и Китае советского периода, начался и в одном, и в другом государствах с середины 80-х годов XX века, а перелом общественных и моральных принципов берет начало в обоих случаях в 1990 - 1991-х годах.
Однако китайская и русская художественная литература последнего периода крайне редко сопоставляются в отличие от исследований на исторические, политологические, социологические и иные научные темы. Вместе с тем, филологические сопоставления необходимы не только для более глубокого понимания общественных ситуаций, возникших в России и Китае, но и для изучения последних литературных тенденций в двух странах в целом.
До настоящего времени крайне мало появляется исследований о творчестве китайских авторов в России, а русских авторов - в Китае, почти отсутствуют переводы на русский язык произведений современных китайских писателей. 1 Лишь в 2007 г. в рамках года Китая в России были изданы совместно издательствами «ACT» (Москва), «Астрель» и «Триада» (Санкт-Петербург): сб. «Современная китайская проза» в 3-х книгах: 1 «Багровое
Между тем, современная китайская "женская проза" развивается параллельно российской, и проблемы, затронутые писательницами Китая, сходны с проблемами, обозначенными Л. Петрушевской, В. Токаревой, Л. Улицкой, Т. Толстой в России.
До настоящего времени практически не сопоставлялось творчество современных русских и китайских писателей, "женская проза", на наш взгляд, наиболее показательна для сравнительного анализа. Во-первых, "женская проза" ярко заявила о себе в обеих литературах, обнаруживая общемировые современные литературные тенденции; во-вторых, она ярко иллюстрирует современный быт; в-третьих, в ней точно отражена национальная самобытность.
Повторим, русскому читателю фактически не известно о китайских представительницах "женской прозы", вместе с тем их известность в Китае и некоторых европейских странах (например, во Франции) показательна.
Русский философ В. Соловьев отмечал в конце XIX века: «Если современная революция начинается с насилия, если она пользуется им как средством для осуществления какой-то новой правды, она тем самым обнаруживает, что в ней кроется явная ложь <....>». Преобразования 90-х поставили перед русской и китайской литературой задачу отделения правды от вымысла. Дилемма материального и духовного в новых экономических облако»; 2 «Жизнь как натянутая струна»; 3 «Месяц туманов» (тир. 5000 экз ), а издательством «Восточная литература» (Москва) сб. «Китайские метаморфозы» (тир. 3000 экз.). 1 Соловьев B.C. Публичная лекция, читанная профессором Соловьевым в Кредитном обществе.
Сочинения в 2-XTT.-T.1. -М,1989.- С. 38. условиях стала еще одной проблемой, решаемой современными писателями.
Особую роль в литературной жизни как России, так и Китая в последние десятилетия получила "женская проза", в которой наиболее ярко прослеживается бытийный аспект. Достаточно назвать такие известные имена, как Людмила Петрушевская, Татьяна Толстая, Людмила Улицкая. Не меньшее влияние на литературную жизнь Китая оказывает китайская "женская проза", практически неизвестная русскому читателю. В России почти незнакомы с творчеством писательниц Чжан Цзиэ, Ван Ан И, а также Чи Ли, которое высоко оценивается китайской критикой ' . В частности, прозе Чи Ли в Китае
Хуан Дан Луан. Китайская модель любви и брака // Научный журнал Университета китайского телевидения.
2004. -№3. тіш-. "ШМіЙЙЬШШ". 1иШ-Ж-Л^'Ш(\у:№№т), 2005^02ДО.
Гу Жуй Ли. Новое мнение о любви в рассказах Чи Ли // Научный журнал Шаньдунского педагогического университета (і уманптарные науки). 2005. - № 2.
ПП: иШШШ№'Ш№кП-..йЪГ, «ФШШИЬТ& », 2004*Ц05ДО.
Вань Цзэ. Попытка анализа женскою сознания в последних произведениях Чи Ли. // Криіика китайских книг.
2005. - № 5. ?#: ишшш-тутшп. «\ітп$ш*^ж», 2<ю4^о2до.
Ли Янь Пин. Расска$ о феминистках из под пера Чи Ли // Научный журнал Университета Шансиского телевидения. 2004. - № 2.
Чжан И Бинь. Поиск нового состояния мещанского бытия: анализ изменений направленности произведений Чи Ли // Гуманитарный институт ЧжэЦзянского университета. 2001 г. «їй: "ШМіШ^ШІН", «ПРЛХ^ГПТи'т'-Ш ». 2003%04йЦ.
Юй Цзи Хун. Анализ художественных особенностей творчества Чи Ли//Научный журнал Шаосинского института. 2003. - № 4.
3fc'i?: "\&ШЛ. ШЯ\'№№\ &#W±№№. «#2Ш&», 2000^03іШ. ЇІЇ44-55Й.
Го Сюе. Попытка анализа творческих различий в прозе Чи Ли и Фан Фан // Критика литературы и искусства.
2000.-№3.-С. 44-55.
Е Лан Тао. Синтетический анализ критики прозы Чи Ли последних десяти лет// Ежемесячный научный журнал Цзаньцзянхайянского университета. 2006.-№ 4. посвящены исследования, позволяющие говорить о литературной значимости творчества этой писательницы. Отметим, что основными чертами прозы Чи Ли являются: отображение женского бытия «без прикрас»; отображение общественных трансформаций; обращение к национальным традициям.
Несмотря на современные преобразования, русская и китайская литература во многом остаются традиционными. В то же время во многих литературных произведениях наглядно представлен конфликт между реальностью и традицией. Это тенденция, проявившая себя в общемировом литературном процессе.
В XIX - XX веках столкновение реальности и традиций становится все более значимо. Особенно ярко это прослеживается во взаимоотношениях женщины и общества. Этот процесс находил свое литературное выражение в западноевропейской литературе XIX века. Положение женщины рассматривалось как зависимое, ставилась проблема расширения ее прав в произведениях известных русскому читателю Жорж Санд, Ш. Бронте и др. В XIX же столетии проблема традиционных (устоявшихся в обществе) отношений и реальность внутриличностного восприятия действительности женщиной нашла свое отражение и в русской литературе. Достаточно вспомнить «Анну Каренину» Л.Н. Толстого. Внимание к правам женщины в литературе XIX века проявилось и на Востоке. Из известных широкому кругу русских читателей произведений восточной литературы в этом плане вспомним роман турецкого видного политического деятеля и писателя Р.Н. Гюнтекина «Птичка певчая».
Наибольшего накала проблема столкновения реальности и традиций по отношению к женскому бытию достигает в XX веке, когда в различных литературах, появляется "женская проза". "женская проза" в России прошла длительный путь развития. Несмотря на постоянное увеличение профессиональных писательниц в советский период, в 80-90-ые гг. XX в. женской прозе пришлось заново открывать путь в литературу. В этот период появляются литературные группы женщин-писательниц (например, «Новые амазонки», 1988.) ' , а ' сборники, выпущенные писательницами становятся своеобразными литературными манифестами. В манифесте к первому такому сборнику «Не помнящая зла» (1990 г., сост. Л. Ванеева) отмечалось: «"женская проза"? А что это такое? На какого читателя рассчитана? Стоит ли вообще делить творчество на мужское - женское, не лучше ли следовать привычной шкале оценок хорошо — плохо?» Отвечая на вопросы скептиков, в том числе и противоположного пола, мы говорим вполне утвердительно: "женская проза" есть. <...> Она существует как неизбежность, продиктованная временем и пространством. <...> Эта проза захватывает обширные географические территории, различные социально-бытовые и жанровые сферы: от Жорж Санд до Маргерит Юрсенар и Вирджинии Вулф, от Натали Саррот до Агаты Кристи. Мы не говорим уже о славной отечественной традиции — от графини Растопчиной до Татьяны Толстой, между именами которых по праву занимают свое место и Авдотья Панаева, и Зинаида Гиппиус, 1 Василенко С. Об истории первой литературной женской писательской группы. Постперестроечное время. (Фрагмент доклада, прочитанного на конференции в Инсбурке (Австрия) в 1997 г.) // «Меценат и мир», 2000 . № 11-13 и Ольга Форш, и Вера Панова, и Ия Грекова, и Людмила Петрушевская» .
Т.М. Колядич отмечает: «В связи с изменившимися социальными условиями, отходом от прямых оценочных характеристик можно говорить об ином наполнении нетрадиционных форм. Литература становится менее официозной и дидактичной, уходит заданность, жесткая нормативность»." "женская проза" 80-90-х годов, на наш взгляд, отражает не только общие тенденции современного литературного процесса, но представляет отдельный «женский» взгляд на реальность. Поэтому проблема счастья/несчастья столь показательна для неё.
Проблема счастья/несчастья человека одна из основных в современной литературе. Она обостряется в конце XX века, в период общественного кризиса и приобретает универсальный характер. Отсюда общественная значимость указанной проблемы сегодня, что обусловило актуальность выбранного аспекта исследования.
Проблема счастья волновала человека всегда. Она связана не только с поиском ответа на вопрос, как быть удачливым, довольным или добродетельным. Стремясь стать счастливым, человек решает для себя, в чем заключается смысл жизни, к чему надо стремиться, в чем видеть свою главную жизненную цель? Разумеется, ответы на эти вопросы могут быть различны, поскольку цели и желания людей тоже различны.
Уже в первых дошедших до нас трактатах по этике рассуждение о морали 1 Не помнящая зла.- М.: изд. - «Московский рабочий», 1990. 2 Русская проза конца XX века. Под ред. Колядич Т.М. -М, 2005. - С. 16. развивается, главным образом, как рассуждение о том, в чем заключается человеческое счастье и как его можно достигнуть. Какие же существуют трактовки этого понятия? Древнегреческое слово "эвдемония" (evdaimonia, ev -добро, daimon - божество) - дословно означало судьбу человека, которому покровительствуют боги.
В русском языке определение понятия счастья многогранно, в том числе счастье определяется как часть чего-то, а счастливый человек, как имеющий эту часть.1 Например, в толковом словаре «Живого великорусского языка» В. Даля понятия «счастный» и «счастливый» синонимичны.
В то же время русское слово "счастье" означает "судьба", "удел" (это легко просматривается в слове "участь" в словаре Даля ). Однако "улыбка судьбы", везение сами по себе не представляют собой счастья — это понятие в* русском языке значительно шире и сопоставимо с участью человека, его судьбой. Таким образом, быть счастливым люди понимали так: находиться под милостью высших сил.
Слово " счастье" в китайском письме состоит из двух иероглифов: "ф|". Содержание этих составляющих дает глубокий философский смысл данной категории. Счастье в китайской культуре по сравнению с другими культурами, означает награду человека свыше за проявленные в жизни заботу об окружающих, добродушие, трудолюбие и терпение. Слова известного китайского поэта династии Сун Фан Чжонянь (X в.) можно перевести так: "Только когда все окружающие меня довольны и веселы, я чувствую себя по 'Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. -4-хтт. - М: Терра,1995. настоящему счастливым."1
Отображение китайской ценностной ориентации наглядно демонстрирует творчество многих современных китайских писателей. Их герои часто отражают традиции китайской философии, живут только на «ближнем береге», не заглядывая в не имеющие отношения к реальности мечты.
Религии одарили западную цивилизацию внутренней духовной ценностью. Поэтому западные ценностные ориентиры основаны на поиске человеком смысла жизни. В России духовность и православие — понятия неразделимые. Православие послужило основой русской культуры. Поэтому не удивительно, что герои Л. Петрушевской ищут счастье в размышлениях о смысле жизни.
Рассуждая о различии между китайской и западной культурами, известный китайский ученый Лян Су Мин в книге «Основы китайской культуры» (1987) отметил: «Жизнь почти без религии - главная особенность китайской культуры. Возможно, некоторые возразят, отметив, что в Китае несколько религий. Но это как раз доказывает, что единой, основной религии в Китае нет. Китайская культура в основном опирается на конфуцианство, а философские идеи жизни в конфуцианстве земные, они заостряют внимание людей на реальной жизни. Даосизм также подчеркивает идеи настоящей, а не последующей жизни. Чжуан Цзы считает, что развитие дела и судьба человека неизменны. Зная неизбежность, люди спокойно ее воспринимают. Это самый высокий стандарт 'ЯШ'Й: «ФИШтШ№іГпі». -Ш.'.^МіШЬ 1993^#3-4]*l.
Хрестоматия китайской литературы с древности до наших дней // Пейкин: Изд-во китайских древних книг.
1993. С. 3-4. моральности. Во-вторых, даосизм утверждает довольство настоящим, его сохранность и, как следствие этого, состояние счастья. Традиционные китайские философии содержат концепцию «ближнего берега», поэтому земная жизнь воспринимается и утверждается ими. Конфуцианство никогда не возражало против желания жить нормальной жизнью. В китайских философиях желание человека жить ограничивалось только пределами разумного, а достижение гармонии только моральными принципами. Даосизм относится к этому вопросу несколько сложнее. Даосисты подчеркивают естественность развития. Они стремятся оберегать естественную, настоящую жизнь человека, уделять внимание сохранению гармонии всей совокупности жизни. Даосисты не навязывают концепцию «дальнего берега».1
Китайские традиции, типичные для восточной культуры, способствовали формированию зависимого положения женщины. Широко известно такие слова Конфуция: «Нет ничего труднее воспитания женщин и простолюдинов»". Так, например, в Китае до 1949 года сохранялся институт многоженства. Женская зависимость определялась рядом китайских традиций, в числе которых распространенное для китайского общества мнение, чем меньше женская ножка, тем красивее женщина. Результатом «бинтования» женских ножек стало практическое исключение женщины из общественной жизни, поскольку вне
ЧШЫ-. «'ШХІШХ». ЗЧ*ШШ1, 1987 4ц.
Лян Су Мин . Основы киїайской культуры // Шан Хай: Изд-во Сюе Лин. 1987. "Конфуции Луньюй «Серия.янхуо»//Шан Хай: Изд-во Сюе Лин. 1990. Чжан Цзе Ковчег // Урожай. 1982. - №2. - С. 98 - 120. ЗЧжанСинь Синь. На одной горизонтали //Урожай. 1981. -№6- С. 98-150. дома женщина передвигаться не могла. Китаянки были лишены права повторного замужества, однажды побывавшая замужем женщина считалась «нечистой» для мужчин. Распространена до настоящего времени поговорка: «если вышла замуж за собаку, всю жизнь жить с собакой, если вышла замуж за петуха, всю жизнь жить с петухом».
За многовековую историю Китая только несколько женских имен получили широкую популярность в обществе, отметим, что среди них преимущественно представительницы императорских домов (жена императора династии Тан Чжан Сун, императрица династии Тан У Цзэтянь, императрица циньской династии Ци Си). Не многим китайским женщинам было доступно образование. В китайском обществе была распространена народная поговорка: «Бесталанная женщина добродетельна». И все же нескольким женщинам до XX столетия за тысячелетнюю литературную историю Китая удалось оставить след в китайской литературе. Среди них поэтесса династии Хан Пан Цзеюй, поэтесса династии Сун Ли Цинчжао и поэтесса династии Сун Чжу Су Чжен.
В XX столетии под влиянием западных веяний женщины Китая проявили себя более ярко. В начале XX века женщины уже отстаивали права равенства и свободы брака, что отражено в творчестве писательницы, получившей широкую популярность в 20-х годах, Дин Лиин ' . Идеи китайских женщин -революционерок основаны на любви к родине, любви к свободе. Они посвятили свою жизнь мечте о социальной справедливости в обществе.
1 Дин Лиин. Дневник Шафы // Ежемесячный литературный журнал прозы. 1928. - № 2.- С. 102 — 140.
В 80-х гг. XX столетия в творчестве писательниц Чжан Цзе и Чжан Син Син" нашли отображение процессы ущемления прав женщин на работе (более низкой оплаты труда в сравнении с мужчинами, отсутствие возможности уделять время детям) и трудностей выбора для женщины между семьей и карьерой. Центральной проблемой "женской прозы" этого периода стал вопрос о том, что формальная отмена традиций не привела к фактическим преобразованиям. Женщина по-прежнему была лишена тех прав, которыми в китайском обществе был наделен мужчина.
Распространено житейское мнение, что счастье - это удовольствие, блаженство. Но подобные состояния быстротечны, мгновенны. К тому же удовольствия отнюдь не непременно ведут к счастью. Не случайно удовольствие могут испытывать и люди, не считающие себя счастливыми.
Согласно еще одному расхожему представлению, счастье заключается в богатстве и достатке. Но и богатством обладают как счастливые, так и несчастные люди.
Наконец, уже с давних пор счастье соотносилось с властью. Но это не столько власть, которой обладают тираны, повелевающие людьми, (они, как правило, редко чувствуют себя счастливыми), сколько власть человека над самим собой. Только внутренняя свобода истинна. Но счастье в свободе мучительно, ибо нет тяжелее бремени, чем бремя свободного выбора. 'Чжан Цзе Ковчег // Урожай. 1982. - №2. - С. 98 - 120.
ЗЧжан Синь Синь. На одной горизонтали //Урожай. 1981. -№6- С. 98-150.
Итак, извечный вопрос: счастье вне нас (везение, "улыбка судьбы", богатство, почет) или внутри нас решается философами в пользу последнего. Поэтому счастливому, то есть внутренне независимому, свободному человеку, не надо беспокоиться о переменчивости обстоятельств, о том, что судьба может отвернуться от него, что он потеряет то, чем обладает. Счастье заключается в душевном спокойствии и безмятежности, в возвышенности духа. А эти качества достигаются усилиями человека, работой его души, поэтому счастье - это результат, это награда. Так полагают философы и мудрецы. Это мнение разделяют и многие писатели.
Поскольку понятие "счастье" связано с представлением о системе ценностей, понятно, что в кризисные, переломные эпохи, когда представление о ценностях утрачивает свою определенность, проблема счастья обнаруживает свою сложность. Стремление к исполнению желаний, к радости и благополучию понятно и естественно. Проблема возникает в ситуациях, когда это стремление приходит в столкновение с нравственными требованиями.
Обозначенная нами проблема крайне актуальна в условиях формирования новых общественных отношений. Отметим, что тема счастья/несчастья в произведениях Л. Петрушевской и Чи Ли является одной из основных, однако до настоящего времени она не анализировалась.
В начале нашего исследования мы обратились к анализу хорошо знакомых русскому читателю произведений Л. Петрушевской (1938 г. р.), поскольку ее проза во-первых, правдиво отражает проблемы женского бытия в России, во-вторых, изображает общественные изменения, в-третьих, в ней проявляется ярко выраженная национальная самобытность.
Автор видит целью диссертационного исследования выявление особенностей идейно-художественного решения проблемы счастья/несчастья в произведениях Л. Петрушевской и Чи Ли. Для ее достижения необходимо решать следующие задачи: выяснить, какой смысл вкладывают герои русской и китайской современной прозы в понятие счастья;; исследовать выбираемые ими пути для достижения счастья; выявить авторскую позицию, для чего осмыслить связь проблемы счастья с концепцией мира и человека в прозе Л. Петрушевской и Чи Ли; раскрыть особенности структуры и стиля в анализируемых произведениях;
Объектом исследования является проза Л. Петрушевской и Чи Ли, в которой ярко выражено внутриличностное и межличностное восприятие героями и авторами проблемы счастья /несчастья.
Материал исследования. Мы выбрали наиболее показательные, на наш взгляд, произведения, Л. Петрушевской и Чи Ли, позволяющие раскрыть особенности подходов к интересующей нас проблеме в русской и китайской прозе. В этом плане среди произведений Петрушевской интересны рассказы: "С горы", "Хэппи-энд", "О, счастье", "Мост Ватерлоо", "Милая дама", "Темная судьба". В сюжетах названных рассказов воплощается попытка обретения героями счастья. С этим связаны и особенности их художественной структуры, характер символики.
Среди наиболее показательных произведений Чи Ли можно отметить рассказы «Синяя рабыня» (1987), «Неприятности жизни» (1987), повесть «Не говорить о любви» (1988), роман «Поэтому» (2006), опубликованные в сборниках: « ^-^С Щ» («Зима без снега»)1, «ЯЛА» («Поэтому»)2, «)f t№, Ш&кТ, Ї&ШМШ» («Холодно ли, жарко ли, живи!») 3 . В качестве основных материалов исследования использованы также факты биографии Л. Петрушевской и Чи Ли.
Методологическая база исследования: В диссертационном исследовании использован комплексный подход при изучении проблемы счастья/несчастья, который включает не только филологический анализ текстов, но и философское, эстетическое а также психологическое понимание проблемы.
В работе используются элементы интертекстуального и типологического методов, принципы системности и объективности. Комплексный анализ особенностей художественных произведений Л. Петрушевской и Чи Ли проведен на основе научных идей, теоретических исследований филологов и лингвистов, в том числе Бахтина М.М., Лотмана Ю.М., Лейдермана, Н.Л., Липовецкого М.Н., Колядич Т.М., Газизовой А. А., Куралеха А., Лебедушкиной О., Васильевой, М., Е Лан Тао, Сун Син Кэ, Гэ Шуэ, Фан Сина. Анализ 'ШІІ: «—^Хмі'» . ЮЇХ&ЩШІЇ > 1995Ф, ^ 373И.
Чи Ли. Зима без снега// Цзяи Су :Издательсгво литературы и искусства. 1995. С. 373. -ШІІ: «ЙШ», ЛЙЇ^И'іШН . 2007 <Ц, ^27851.
Чи Ли. Поэтому //Пэй Кин : Издательство народной литературы. 2007. С. 278
Ш'и': ''ПШ]ЫШЪШ-"> «-3-ЛЗ'ії», аі#2ШШЬ і9Є5 ^, Ж334-352Ж.
Чи Ли. «Холодно ли, жарко ли, живи!»//Цзян Су: Издательство народной литературы. 1995.С.334. проведен на трех уровнях: проблемно-тематическом, сюжетно-композиционном, знаково-символическом. В ходе анализа учитывалась взаимосвязь объективных и субъективных факторов, повлиявших на творчество выбранных авторов.
Научная новизна работы В Китае тема счастья в творчестве Чи Ли не только не исследована, но даже не обозначена. В российском литературоведении эта проблема рассматривалась, но лишь в отдельных аспектах изучения общих вопросов современной "женской прозы" В обзорных статьях китайских критиков, как правило, обсуждалась проблема женского самосознания и его эволюции.
Итак, проблема счастья/несчастья в выбранном нами материале не затрагивалась и тем более не являлась объектом самостоятельного филологического изучения, что подтверждает новизну нашей работы. Впервые проведен сравнительный анализ проблемы счастья/несчастья в русской и китайской литературе, для чего мы обратились к творчеству известной современной китайской писательницы Чи Ли (1957 года рождения).
Бочарова О. Формула женского счастья. Заметки о женском любовном романе // Новое литературное обозрение. 1996.-№22.
Мелешко Т.А. Современная отечественная "женская проза": Проблемы поэтики в тендерном аспектеУ/Кемерово, 2001.
Старцева Н. Сто лет женского одиночества // Дон, 1989. -№ 3.
Пушкарь Г.А. Тендерное своеобразие русской "женской прозы" рубежа XX — XXI веков // Вестник Ставропольского государственного университета. Вып. 50. -2007.-С. 242-248. &Ш№: «ШШйФШ^й.ШД», ФШХЮШ-.. 2001 *ц.
У Хой Мин. Попытка анализа женского сознания в произведениях Чи Ли. // Изд-во Союз китайской культуры. 2001. ш-. «ттжш іші-г'Шй», п-ихих-шш-. гооі^.
Бай Е Новые писательницы - новый литературный пейзаж // Изд-во Союз китайской культуры. 2001.
В работе впервые представлено творчество китайской писательницы, с которой русские читатели и филологи не знакомы.
Впервые осуществлен перевод на русский язык рассказа Чи Ли «Синяя рабыня», повести «Не говорить о любви» и романа «Поэтому». Впервые переведены на русский язык статьи китайских критиков (или их фрагменты), посвященные произведениям Чи Ли.
На защиту выносятся следующие положения:
Одной из основных тем рассказов Л. Петрушевской является положение российской женщины, ее бытие в современном обществе, ее счастье/несчастье.
В рассказах Л. Петрушевской можно выделить ряд вопросов, которые автор решает в ходе осмысления счастья/несчастья у своих героинь: ценностные ориентации; духовная эволюция или духовный регресс; место традиции в жизни женщины; столкновение мечты и реального быта.
Основной проблемой прозы Чи Ли является счастье/несчастье женщины в быту. Повседневной быт выступает в качестве основной проблемы в жизни китайских женщин.
Эволюция героинь в произведениях Чи Ли связана с развитием самосознания в условиях политико-экономических преобразований в Китае.
Проза Л. Петрушевской и Чи Ли имеет ряд сходных черт: общая проблематика положения женщины в современном мире; женское счастье/несчастье и национальные формы его проявления; обращение к национальной самобытности; использование общих стилистических приемов, в числе которых разговорно-бытовой язык, обилие внутренних диалогов.
6. Проза Л. Петрушевской и Чи Ли имеет ряд существенных отличий, обусловленных культурно-ценностными ориентирами в разных литературных традициях, отражающих различные национальные особенности быта и бытия.
Практическая ценность. Материалы диссертационной работы могут быть использованы при изучении современной русской и китайской литературы и сравнительной лингвистики, при разработке вузовских курсов по таким дисциплинам, как современная китайская литература, современная русская литература, лингвистические особенности современной китайской прозы.
Аналитические выводы диссертации будут полезны также философам, психологам, социологам, изучающим особенности самосознания современной женщины - и не только России и Китая.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в разработке комплексного подхода к изучению проблемы счастья\несчастья в русской и китайской литературе, а также в реализации возможностей сравнительного анализа "женской прозы" русских и китайских писателей.
Апробация результатов исследования Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на аспирантском объединении, заседании кафедры русской литературы и журналистики XX — XXI вв. Московского государственного педагогического университета. Основные положения и выводы диссертационной работы отражены в трех опубликованных статьях:
Куан Хун Ни. Концепция счастья/несчастья в рассказах Л.С. Петрушевской (сборник «Дом девушек», 1998 г.) // Гуманитарные исследования,- Астрахань, 2008. № 1.С. 65-69. (0,7 п.л.)
Куан Хун Ни. Особенности организации художественного мира в рассказах Л.С. Петрушевской // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых. Материалы первой межвузовской конференции молодых ученых. К13 0-летию МГТГУ.- Москва-Ярославль :МПГУ-Ремдер,2002.С.85-86. (0,25 п.л.).
3. Куан Хун Ни. Традиция и реальность женского бытия в рассказе Чи Ли «Синяя рабыня» // Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых. Материалы VI Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. (Чтения имени профессора Сергея Александровича Леонова) 7-8 декабря 2007 года. Москва-Ярославль: Ремдер, 2007. С. 352- 357. (0,7 п.л.).
Результаты работы были апробированы на конференциях: 1.Первой межвузовской конференции молодых ученых, ( Москва, 2002). 2.Шестой Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. (Москва, 2007).
Структура работы определяется целью и задачами, поставленными в ней. Диссертация состоит из Введения, трех глав и их разделов ( Глава I
Позиции автора и героев в рассказе "С горы"
Рассказ "С горы" открывает книгу, что является вполне закономерным. В нем ярко проявились особенности авторского взгляда на мир, характерные черты творческой манеры писательницы.
Сюжет рассказа прост, если не банален: двое, он и она, встретились в доме отдыха, полюбили друг друга, но после завершения срока путевки вынуждены были расстаться. Отныне лишь редкие телефонные звонки и письма "до востребования" соединяли их через тысячи километров. Но это только внешняя, событийная канва, то, что литературоведы называют фабулой. Что же скрывается за этой банальной историей?
Герои Петрушевской обычно погружены в быт. Они - самые обычные люди. Причем, писательница даже подчеркивает их приземленность. Вот портрет героини рассказа "С горы", которая "выглядела отталкивающе вульгарной и именно это бросалась в глаза: коротковато острижена, какие-то парикмахерские пружинки, дешевая завивка, мертвые волосы после свежесделанной химии, (...). Выщипанные и выкрашенные сине-черной краской бровки, рот, намазанный( ...), но тоже как-то дешево".
Под стать героине и герой: "Высокий мужчина в сером костюме ..., серьезный голодный самец при параде" (С. 10).
Писательница использует сказовую форму повествования. Мы видим все глазами рассказчицы. Текст передает особенности ее речи, содержит ее субъективную оценку происходящего. Это она из дома напротив наблюдает, как разворачивается история любви героев. Но рассказчица явно близка автору. Возможно, именно поэтому местоимение "Я" заменено "Мы": "Мы наблюдаем - мы, живущие напротив их большого дома отдыха... "Мы" и "приклеили" героям клички: "Кармен" и "Первый дядечка" (С. 9)..
В характеристике героев подчеркиваются не только их вульгарность и пошлость, но даже животные черты: "Она во главе своей стаи (...) и тут же (внимание) толпа восхищенных самцов, с ними она едет на базар ..." (С. 10). Но постепенно, по мере того, как между "Кармен" и "Первым дядечкой" возникает нечто серьезное, их поведение меняется. Иными становятся и оценки рассказчицы. Вначале о героине говорилось с явной долей иронии, хотя и не без сочувствия: "Она покушалась, бедная бабенка, на счастье, хотела вкусить, оторвать себе клочок настоящего, не доступного ей счастья, и той жизни, которую они все видели в телесериалах" (С. 10). Однако затем интонация рассказа становится иной : "Кармен (...) приобрела мягкость и некий золотой ореол (...) стройненькая, ладная, не хуже никакой кинозвезды, наша Кармен вся светилась любовью, жалостью (...)" (С. 11). В этих оценках выражены симпатия, сопереживание рассказчицы по отношению к героине. Дистанция между ними словно сокращается, они становятся ближе друг другу.
Любовь неизменно сочетается у Петрушевской с печалью, грустью, что вызвано сознанием невозможности обрести счастье. В этом отношении символическое значение приобретает имя, данное героине рассказа - Кармен. Оно заставляет вспомнить знаменитую новеллу Проспера Мериме, оперу Ж. Бизе. Это имя воспринимается как знаковое. В нем заключена идея неизбежности трагической развязки любовной истории. Синонимом слову "любовь" становится "несчастье": "Да, это с ними произошло, самое большое несчастье. Печаль светится в их глазах, чуть ли не слезы стоят" (С.11).
Интересно, что рассказчица с самого начала, когда герои только встретились, и теперь, когда они полюбили друг друга, подчеркивает их отделенность от других. Вначале это было связано с борьбой "самцов" за "самку": "(...)высокий мужчина в сером костюме идет с ней голова в голову, первым в этой своре, (...) с самыми жесткими намерениями по поводу остальной стаи" (С. 10). (Подчеркнуто мной. - Х.Н.) Но затем это будет совсем иная отделенность, несмотря на то, что слово "самка" по-прежнему будет звучать: "Он вообще глядит поверх голов, высокий дядечка, оберегающий свою маленькую самку в толпе, и это так становится явно, что они двое любят друг друга и отделены от всех; и толпа их тоже как бы отбраковывает, не одобряет, отшатывается(...)" (С. 11).
Таким образом, банальная история о курортном флирте превращается в историю любви. Любовь противостоит пошлости, и потому толпа "не одобряет, отшатывается" от героев.
Вехи духовных утрат у героев "Хэппи Энд".
Рассказ "Хэппи Энд", на первый взгляд, резко контрастирует с первым в сборнике.
Если сюжет "С горы" связан с движением героев от низменного, удушающего быта к высотам "горы счастья", то здесь, напротив, тяжелый бездуховный быт, кажется, поглощает героев полностью. Название рассказа, на первый взгляд, представляется странным. Американское слово в названии выглядит чужеродным, обнаруживает свою "легкомысленность", несоответствие мрачному содержанию произведения, ибо "Хэппи-энд" наступил у "молодой пенсионерки" со смертью ее тетки, которую она даже похоронить не смогла, ибо "времена были тяжелые, середина девяностых годов двадцатого века, т.е. все проблемы как хоронить обострились до неузнаваемости" (С. 13).
На наш взгляд, в рассказе Л.Петрушевской предстает одна из вариаций темы "маленького человека". В критике уже шла речь о связи прозы Петрушевской с традициями русской классики XX века. Так, М.Васильева утверждает, что писательница продолжает традиции "натуралистической школы", развивает опыт критического реализма1. Данное утверждение представляется нам явно недостаточным. Хотя наличие натуралистических черт в творческом методе Л.Петрушевской отрицать нельзя, ее взгляд лежит в сфере не столько быта, сколько бытия. М.Васильева противоречит сама себе, ибо в той же статье, где она говорит о традициях натуралистической школы, содержится и совсем иная характеристика творчества писательницы: "Назвать прозу и драматургию Петрушевской "бытовой" (...) - пишет критик, - значит перечеркнуть не только сверхзадачу, но и всю пророческую предысторию ее литературы"".
Мы считаем, что в решении темы "маленького человека" в творчестве Л.Петрушевской проявляются не только гоголевские традиции, сколько традиции Ф.М.Достоевского.
Ее герои принадлежат к миру "униженных и оскорбленных". Вечные материальные проблемы, скудный быт отражаются и на их духовном состоянии. Как тут не вспомнить известную фразу Мармеладова из романа Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание": "(...) нищета - порок-с. В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто"
Действительно, в рассказе "Хэппи-энд" речь идет не только о материальных трудностях, о задавленности бытом, но и о нищете духовной. Об атмосфере в рассказе Л.Петрушевской можно сказать словами романа Достоевского: "Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения" .
Мир каждого из героев рассказа замкнут. Связи даже между близкими, родными друг другу людьми порваны. Поэтому все ненавидят друг друга и при этом глубоко страдают от одиночества, непонятости. "Своего собственного мужа Полина ненавидела давно" (С. 13), муж отвечал ей тем же. Сын женился, но "жена попалась базарная, так что он разика два приходил якобы обратно жить, но родители давно разошлись по разным комнатам и лишнюю койку выкинули" (С. 13). "Вадик ночевал, да еще с претензиями, что ему больше некуда идти, последнее прибежище, положили сыночка на полу у отца на матрасе". И вновь в рассказе возникают реминисценции из романа Ф.Достоевского "Преступление и наказание", вновь вспоминаются горестные слова Мармеладова: "Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда-нибудь да пойти!
Для героев рассказа "Хеппи-энд" жизнь становится невыносимой. "Полина металась среди своих мыслей осажденная, искала выход и не могла найти - разве что лечь в чистом поле зимой и заснуть" (С. 15). Среди героев рассказа нет правых и виноватых, все они жертвы, загнанные в западню жизни. У них уже нет иных желаний, кроме как обретение покоя. Дом перестал быть домом, он превратился в арену вечных скандалов, оскорблений и обид. "Трясясь после скандалов, измученные, с не пролитыми слезами, они разбредались по своим комнатам и принимались лечиться" (С. 15).
Своеобразие конфликта в рассказе «Синяя рабыня».
Имя героини Цин ну выбрано автором не случайно, оно переводится с китайского как "синяя рабыня" или "бамбуковая трубка", применяющаяся как веер, для охлаждения. Имя определило и характер героини, и ее появление в деревне, где властвуют темные традиции, где дети едят землю, а женщины не моют волосы. С одной стороны, она как свежий ветер в жаркую погоду, с другой стороны, ее имя определило общественное положение - она рабыня общества, рабыня устоявшихся традиций, рабыня своего мужа.
Впервые Цин ну предстает перед читателем в образе невесты. «Девушка была одета в шелковые юбку и рубашку, которые развевались от ветра. Ее голову покрывала красная фата» \ Она приплывает с женихом в его деревню по реке.
В китайском мировосприятии река и жизнь — синонимичные понятия. Жизнь - это течение реки. Именно с изображения притоков реки Ян Цзы начинается повествование о судьбе Цин ну: «Невозможно подсчитать все притоки реки Ян Цзы. Невозможно подсчитать сколько жизней зависит от этой реки и ее притоков» (С. И).
Река отражает не только пространство, но и время, что еще больше подчеркивает ее философское значение. «Неизвестно, сколько минуло поворотов, сколько прошло времени. Однажды воды реки стали широкими, на берегу раскинул зеленые листья тополь, послышалась песня цикад, звучащая в тени дерева беспрерывно» (С. 11).
Река, как течение жизни, делает невозможным отказ Цин ну от быта окружающих ее людей и традиций, река — неотъемлемая часть традиционного бытия. Именно река закрыла героине рассказа Чи Ли новый путь. «Они причалили к порту с безветренной стороны, вытащили якорь и зацепили его за старые корни деревьев. С этих пор старая джонка приказала долго жить. Обычно такие лодки не промасливали, и когда подходил срок, их просто оставляли гнить. Мужик, следуя этому правилу, навсегда покинул джонку» (С. 13). Итак, с самого начала Цин ну оказывается в положении пленницы -пленницы мужа, оставившего лодку гнить по традиции.
Традицию, показанную в рассказе, Чи Ли, таким образом, связывает с гниением, увяданием. Эта традиция — одно из внешних проявлений консервативности общества.
Рассмотрим, что собой представляет общество, пленницей которого оказалась Цин ну. Автор дает следующее изображение: «Мужчины пьют до пьяна, но не едят до сыта, женщины предпочитают вычесывать волосы гребнем, а не мыть их. Они, мужчины и женщины, любят носить шлепанцы, неряшливо но и весело проживая свою жизнь» (С. 11).
Цин ну и ее муж Цзэ Хао представляют собой два новых и два различных мира в деревне. Цзэ Хао сначала проявляет себя как новатор: «Первым делом после своего возвращения Цзэ Хао открыл лавку. Он собирался расширить кругозор мужЦинродной деревни, разбудить их сонное сознание и найти применение их алчным устремлениям».(С. 18) Новизна Цзэ Хао не имеет ничего общего с духовным благородством, духовным совершенствованием, Цзэ Хао - рачительный и эгоистичный хозяин, привыкший удовлетворять свои потребности. И восстановление родительского дома, и открытие лавки являются проявлением желания утвердить свое я в том обществе, к которому он привык и которому созвучен его внутренний мир. О том, что миры Цзэ Хао и окружающих его людей идентичны, говорит тот факт, что идеи быстро нашли применение. «Торговые корабли и лодки теперь каждые десять дней или хотя бы раз в полмесяца заходили в порт, а по обеим сторонам улиц появлялось все больше и больше магазинов»( С. 21 ).
Мир Цзо Хао прост и понятен мужчинам - купил, продал, получил прибыль. Здесь не требуется духовного совершенствования, и «каждый человек сам для себя может выступать учителем и создать свою собственную веру» .
Под влиянием Цип ну стал меняться внешний вид жительниц деревни, улучшилось питание детей и их лечение, но эти преобразования были встречены настороженно, что не удивительно - она в селе чужая, она выглядит не так, как другие жители, ее мир — красивая загадка.
Столкновение реального быта и романтики мечты в рассказах Л.И. Петрушевскои и Чи Ли.
Противопоставление реалий быта романтике мечты свойственно не только прозе Л.И. Петрушевской и Чи Ли, но и женской прозе в целом. В произведениях Виктории Токаревой, Людмилы Улицкой, Татьяны Толстой быт и мечта находятся в столкновении. Так, например, в рассказе «Инфузория -туфелька», написанном В. Токаревой в начале 1990-х годов, любовь напрямую зависит от проблем, затронувших общество, от исторических катаклизмов. «Любовь реет над ней, как знамя над Кремлем. Красиво полощется на искусственном поддуве. Правда, знаменосцы меняются. Однако сейчас и знамя поменялось. Но это уже другая тема. Это уже политика». Фактически, в рассказе В. Токаревой, любовь уступает место не только бытовым, но, даже политическим реалиям.
У Л. Петрушевской и Чи Ли изображение реального быта и романтики мечты во многом сходны. Важно отметить, что романтика и мечта и у Л.
Петрушевской, и у Чи Ли ассоциируются с чувством любви или влюбленности. В качестве доказательства приведем некоторые типологические примеры. Отметим, что для сопоставления мы привлекаем произведения, которые анализировались в предыдущих разделах исследования, что позволяет целостно охватить поставленную проблему.
Итак, в рассказе Л. Петрушевской «О, счастье» представлен почти классический любовный треугольник. Этот треугольник порожден романтикой возвышенных чувств одной женщины, игрой в любовь другой женщины -Мару си, в которой автор видит «русский смуглый вариант Бриджит Бордо», и бесшабашным отношением к жизни героя. Любовь в треугольнике разбивается циничностью этого самого героя - Боба. Той циничностью, которая берет свое начало на творческих вечеринках шестидесятых годов. Их участники предпочитают не замечать чувств своей двадцатилетней подруги,, разбивают гитару, любят не любя, уничтожают собственных нарожденных детей. Романтика мечты, которая ассоциируется для главной героини рассказа с ее подругой Марусей и ее парнем Бобом, фактически превращается в ничто. Мало того, героиня в дальнейшем счастлива в обычной жизни, хотя поначалу этого и не замечает, а вспоминает по-прежнему свой счастливый день, когда «так страдала и так любила прекрасных своих друзей, Марусеньку и Боба...» (с. 140). Тем не менее, в дальнейшем, она «была неожиданно для себя счастлива и любила своего мужа и сына, забыв обо всем на свете» (с. 140). Романтика игры для этой героини рассказа сменилась романтикой реальных отношений, иными словами, романтика мифа была заменена романтикой реализма. Став женой, женщина получила возможность реализовать свои мечты не в игре, а в жизненных реалиях.
В другом рассказе Л. Петрушевской «С горы» возникновение любви между героиней рассказа Кармен и «Первым дядечкой» переворачивает все традиционные представления о значимости чувства любви, о возвышенности любви. В этом рассказе Л. Петрушевской с самого начала в любовных отношениях нет ничего возвышенного. Курортный роман и любовные игры Петрушевская периодически сопоставляет с «собачьей свадьбой»: «Мужская сторона, как это бывает на собачьих свадьбах, разношерстная, четыре особи, один высокий, тоже во всем праздничном, в сером костюме по такой жаре, то есть надел самое лучшее, далее один дядечка из племени пузатых в простой майке, один молодой ни к селу ни к городу с длинными волосами и некто совсем маленький (непременно маленький позади всех, штаны пузырем), этот последний явно с надеждой выпить по такому случаю»
