Содержание к диссертации
Введение 2-23
Первая глава
Биография Гайто Газданова и ее творческое преломление 24
Ранние годы как творческий материал (1903 -1911) 27-36
Харьковский след в биографии и творчестве Газданова (1911-1919) 36-51
Военные маршруты писателя и его героя (1919 - 1921) 51-60
Продолжение образования (1922 -1923) 60-69
Парижские скитания (1923 -1937) 69-77
Жизнь и деятельность Г. Газданова в период Второй мировой
войны (1939-1945) 77-85
1.7 Г. Газданов и Ф. Ламзаки: история любви 85-98
Вторая глава
Творческий путь: опыт реконструкции 99
История создания романа «Алексей Шувалов» 100-105
Значение романа «Алексей Шувалов» в творческом пути
Газданова 105-111
2.3 Образ повествователи в романе «Ночные дороги». Мотив
смерти в произведениях конца 30-х («Ночные дороги»,
«Вечерний спутник», «Бомбей») 111-120
Проза Гайто Газданова и «шоферская литература» (1939-1949) 120-127
История создания романа «Призрак Александра Вольфа» 127-136
Трансформация образа Вольфа на основе начала романа
«Призрак Аристида Вольфа» и второй редакции романа
«Призрак Александра Вольфа». 136-142
2.7 Драматургическое прочтение романа «Призрак Александра
Вольфа». Анализ четырех черновых вариантов финала романа 142-149
2.8 Художественное своеобразие романа «Возвращение Будды».
Прием сюжетно-композиционного повтора 149-159
2.9 Специфика прозы Газданова 50-60-х гг. Утрата
автобиографичности 159-168
Заключение 169-171
Библиография 172-184
Приложения
Введение к работе
«История до сих пор не знала эмигрирующего искусства. Само сочетание слов «зарубежное искусство данного народа» заключает в себе порочность внутреннего противоречия, некую конечную невозможность. Литература вне родной страны не может не быть ущербной. Искусство, насильственно удаленное от питающей его среды, имеет специфические особенности. Мысли об этом возникают при чтении романа Газданова», -так еще в 1939 году А. Савельев предугадал направление критической и литературоведческой мысли, в котором будут написаны работы, посвященные творчеству этого писателя.1 Можно заметить, что и в наше время разговор о книгах Газданова вольно или невольно превращается в разговор о его «специфических особенностях». Мотив новизны и загадочности сквозит во многих современных исследованиях, посвященных Газданову; в большинстве из них в той или иной степени выражено мнение о его особом месте в русской литературе XX века. На наш взгляд, это абсолютно оправданно.
Сейчас, в начале нового тысячелетия, когда можно, уже не разделяя авторов на эмигрантских и советских, русских и русскоязычных, окинуть взглядом все написанное на русском языке, становятся очевидны глубинные перемены, происшедшие в сознании Читателя и Писателя. Ослабление значимости литературного Слова в современной российской культуре - факт, заслуживающий самого пристального внимания. Его невозможно не учитывать, проводя современные литературоведческие исследования. Ситуацию точно охарактеризовал М. Голубков в своей работе, посвященной Солженицыну:
«Современная русская культура на наших глазах резко меняет свои очертания. Для нас <...> важно изменение статуса литературы: русская
1 Савельев А. Г.Газданов. История одного путешествия:рецензия. //Современные Записки, Париж, 1939 №68
культура перестала быть «литературоцентричной». Хорошо это или плохо? Перед ныне живущими поколениями русских людей, привыкших видеть в литературе одну из самых важных форм общественного сознания, подобная ситуация может предстать как драматическая. Новый писатель, пришедший в литературу, за редким исключением не только не может, но и не хочет предстать реалистом, следовательно, мыслителем, всерьез озабоченным ролью человека в историческом процессе, философом, размышляющим о смысле человеческого бытия, историком и социологом, ищущим истоки сегодняшнего положения дел и нравственную опору в национальном прошлом».
Осознание утраты литературоцентричности - необычайно сложный и болезненный процесс. С этой точки зрения можно говорить о новом делении русской литературы (если таковое вообще необходимо); делении на литературу жизнеопределяющую, общественно-значимую, порожденную литературоцентричным ощущением культурной ситуации, и на литературу частного автора, обращенную к частному лицу, для которого видео- и аудиоряд значат ничуть не меньше, чем печатное слово .
В этой связи одними из первых русских литераторов, кто ощутил совсем иное звучание Слова, от личности к личности, без посредства социума, были младшие писатели-эмигранты первой волны. Уникальность и трагичность их ощущений в том, что их мастерство формировалось в виртуальном культурном пространстве, созданном старшим поколением писателей, которые могли себе позволить, по меткому выражению Ходасевича, перенести свой письменный стол, не передвинув чернильницы, из Белевского уезда в Париж.
Литература русской диаспоры после 1917 года - явление уникальное, неведомое прежде ни Европе, ни России. Жизнь и творчество эмигрантов Данте, Мицкевича, Гоголя, Герцена не годятся для аналогий там, где бежен-
Голубков М. Александр Солженицын - М.: Издательство МГУ, 1999
ство не эпизод частной биографии, а переселение культурной среды. Как заметил Владислав Ходасевич, главная особенность такого рода литературы не в эмигрантском паспорте, а в эмигрантской душе. Слово Герцена, несмотря на его многолетнее отсутствие на родине, было желанным в России. Писатели в послереволюционной эмиграции никак не могли претендовать на роль властителей дум. В отчизне текла иная жизнь, с иными трудностями и задачами, там рождалась новая литература. «Поэтому, - замечает А.Чагин - когда сегодня во многих публикациях на ставший сакраментальным вопрос: «одна или две русские литературы?» следует радостный ответ: «одна!» -надо <...> ясно осознавать публицистическую приблизительность этого ответа. Ограничиться этой констатацией значило бы признать лишь одну из сторон литературной целостности за счет другой, забыть о трагическом смысле этого разделения, рассечения национальной литературы со всеми далеко идущими последствиями».
Одним из самых трагичных последствий, на наш взгляд, явилось противостояние младших и старших литераторов эмиграции. Поколенческий раскол в литературе — дело привычное. Положение «угнетенных» обычно выправляется временем - если время оказывается благосклонно к ним. Однако трудно приравнять (по последствиям, в том числе) эстетическую и идеологическую борьбу в русской литературе XIX века - борьбу на равных — к холодному и страшному неприятию друг друга поколениями в литературе русской диаспоры XX. А ведь именно те, «кого революция застала детьми или подростками», ощутил на себе подлинное разделение русской литературы.4 Литераторов старшего поколения, оказавшихся на Западе уже маститыми художниками, вполне удовлетворило объяснение, брошенное 3. Гиппиус: «Мы не в изгнании, мы в послании». Такая формулировка -порождение предельно литературоцентричного сознания, которое не могло естественным образом сформироваться у молодых людей, не заставших
3 Чагин А. Расколотая Лира (Россия и Зарубежье: судьбы русской поэзии в 1920-1930-е годы).- М.: Насле
дие, 1998. С.22
4 Там же. С.17
литературную жизнь предреволюционной России. Замечание об эмигрантской душе дважды справедливо именно по отношению к младоэмигрантам, потому что их литературная генетика вступила в противоречие с реальной средой обитания. В этой новой среде человек, представившийся «писателем», не вызывал сам по себе невольного интереса и уважения, не придавалось особого значения каждому брошенному им слову. Писательство стало не служением, а профессией там, где по выражению Газданова, все называлось работой: «...педерастия, сводничество, гадание, похороны, собирание окурков, труды Пастеровского института, лекции в Сорбонне, концерты и литература, музыка и торговля молочными продуктами».
Противоречие между двумя системами ценностей - «для души» и «для выживания» - парящее в воздухе, роковым образом сказалось на судьбах начинающих писателей эмиграции первой волны. Лишь немногим удалось преодолеть это двоемирие, и если удалось, то благодаря органичному приятию литературной деятельности как очень частного пространства душевной жизни. Среди прозаиков младшего поколения, безусловно, наиболее успешным в этом смысле оказался Владимир Набоков. Но нельзя не учитывать, что во многом успех Набокова был определен свершившимся прорывом к западному читателю его англоязычных произведений. В этом смысле творческий путь Газданова представляется нам уникальной попыткой на русском языке выстроить новое литературное пространство в чуждой культурной среде.
«Бедой Газданова было существование в литературе Набокова. Георгий Иванович с горечью чувствовал свою второстепенность и свое плебейство» - так в воспоминаниях о «Числах» и числовцах Игорь Чиннов выразил устойчивое мнение о значении Газданова среди прозаиков своего поколения.6
5 Газданов Г.: Собрание соч. в 3-х томах. - М.: Согласие, 1996. Т. 1. С. 600
6 Чиннов И.: Собрание соч. в 2-х томах. - М.: Согласие, 2002. T.2.
Действительно, до сих пор литературу младшего поколения первой волны эмиграции было принято с легкой руки Владимира Варшавского именовать литературой «незамеченного поколения», поколения затененного недосягаемой фигурой Набокова.
Однако очевидно, что определение это («незамеченные») относится больше к судьбе авторов, чем к их произведениям, и потому носит скорее исторический, чем литературоведческий характер. Возможно, именно этот подход - исторический, а не литературоведческий - стал одной из причин того, что, несмотря на слияние двух ветвей русской литературы XX века, свершившегося «де юре» в течение последних пятнадцати лет, фактически этого объединения все-таки не произошло. Противопоставление, сформировавшееся в эмигрантской литературе 30-х годов прошлого столетии («незамеченное поколение» - Набоков), по-прежнему остается. Набоков сам по себе, его к «незамеченным» не причисляют, его издают большими тиражами, о нем написано множество научных работ за рубежом и в России. Проза же (за исключением мемуаров) В. Варшавского, В. Яновского, Ю. Фельзена, Н. Берберовой, И. Сургучева, И. Лукаша, В. Андреева и др. до сих пор не особенно популярна ни среди широкого читателя, ни среди литературоведов, как зару-бежных, так и отечественных.
И только вокруг Газданова, традиционно при жизни занимавшего в среди младоэмигрантов особое место - сравнимого, но «не дотягивающего», - сложилась иная ситуация. Его издают, читают, ему одному уже посвящено научных трудов больше, чем всем «незамеченным» вместе взятым. Однако и в случае с ним исторический контекст биографии ( описанный Л.Дьенешем, Р.Бзаровым и др.,) и западноевропейский литературный контекст восстанавливаются чуть быстрее, чем ближний контекст его ровесников.
И в том случае, если упомянутое противопоставление сохранится и останется до сих пор единственным определением, характеризующим лите-
И.Сургучев и И.Лукаш принадлежали к старшему поколению прозаиков, однако по эстетике и стилистике их творчества в эмиграции мы также склонны причислить их к «незамеченным».
ратурный процесс в молодой эмигрантской прозе, будет невозможно ни полноценное понимание этого процесса, ни полноценное изучение творчества Газданова. И по-прежнему невозможно ответить на вопрос, который не раз звучал из уст современных исследователей, - почему Газданов попал в ряды «незамеченных» и не был по достоинству оценен современниками?
«...в том поколении, которое здесь (в эмиграции) сформировалось, -скажет Газданов много позже в одной из радиобесед, - было гораздо больше поэтов, чем прозаиков, и были поэты действительно выдающиеся. ... Это потому, что поэзия — это литература в более чистом виде, чем проза, которая не требует какой-то бытовой базы; поэтому поэтов было больше, и они были выше по уровню... А с прозой, конечно, дело обстояло более печально»}
Очевидно, что Газданов был одной из наиболее ярких фигур в этом течении молодых прозаиков, которое можно обозначить как «монпарнасская проза». Говоря о ее авторах, стоит подразумевать не тех, кто принимал участие в литературных баталиях на бульваре Монпарнас, а тех, кто формировал традиции этого направления. В этом смысле противопоставление, о котором было сказано в начале, представляется мнимым. В. Набоков, как известно, завсегдатаем монпарнасских кафе не был, однако проблематика, стилистика и эстетика его произведений 20-30-х годов совершенно вплетается в данный литературный контекст. Внутри литературного течения сформировалось два явления - Газданов и Набоков. Первый - продвинулся в том же направлении дальше других, перерос его и стал заметен лишь потомкам. Второй к концу 30-х избрал иное направление движения и остался, по выражению самого Газданова, «идеально и страшно один»9. Но заметен - сразу всем.
В этом случае творчество Газданова - уникальный пример последовательности и верности своему писательскому пути, несмотря на полное осознание трагизма собственной судьбы, соединенное с глубоким
Газданов Г. О русской зарубежной литературе: Радиобеседа / Материалы 4-го тома собрания, соч. - М.: Согласие (в печати). 9 Газданов Г. О молодой эмигрантской литературе: Статья // Современные Записки, Париж, 1935. № 60
пониманием трагичности положения русского эмигрантского писателя. Пессимистический взгляд Газданова на эту проблему был хорошо известен современникам. Он связан с отсутствием привычной и естественной культурной среды как среди читателей, так и среди авторов, о чем жестко сказано в статье «О молодой эмигрантской литературе».10 Сам писатель начал это осознавать после того, как к нему пришло первое литературное признание. В его рассказе «Водопад», написанном за два года до начала дискуссии о молодой эмигрантской литературе, есть ставший уже хрестоматийным диалог:
« - Как вы хотите, чтоб я писал? - говорил мне один из моих товарищей. - Вы останавливаетесь перед водопадом страшной силы, превосходящей человеческое воображение: льется вода, смешанная с солнечными лучами, в воздухе стоит сверкающее облако брызг. И вы держите в руках обыкновенный стакан. Конечно, вода, которую вы наберете, будет той же водой из водопада, но разве человек, которому вы потом принесете и покажете этот стакан, - разве он поймет, что такое водопад? Литература - это такая же бесплодная попытка.
И вот, засыпая, я вспоминаю этот разговор; уже все темнеет вокруг меня, уже сон начинает спускаться, как медленно летящий снег, и я отвечаю.
- Не знаю, может быть, чтобы не забыть. И с отчаянной надеждой, что кто-то и когда-нибудь - помимо слов, содержания, сюжета, и всего, что, в сущности, так неважно, - вдруг поймет хотя бы что-либо из того, над чем вы мучаетесь долгую жизнь и чего вы никогда не сумеете ни изобразить, ни описать, ни рассказать.»
В этом признании нет и тени ощущения миссионерства, великого призвания могучего комплекса задач - всего того, что отличало традицию русской литературы со времен Сумарокова и Ломоносова. В этом смысле
Там же. 11 Газданов Г. Собрание соч. в 3-х томах. - М.: Согласие, 1996. Т.З. С.332
Газданов вполне заслуживал упрека от лица русской общественности, который привел в книге «Одиночество и свобода» Георгий Адамович:
«...Да, в эмиграции вышло много прекрасных книг, но в целом эмигрантская литература оказалась не на высоте. Почему? Потому что будто бы не уловила особого заказа, данного ей эпохой и историческими условиями, словом, продолжала быть «литературой вообще», «литературой как ни в чем не бывало», между тем как ей надлежало стать литературой исключительной, библейски-патетической, страстной, бичующей,
с- 12
взывающей к небу...»
Много позже голос «частного человека» станет доминировать в русской эмигрантской литературе, и станет привычным герой «частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавший». Но прозвучавший впервые в 1920-е из уст молодых русских «берлинцев», «пражан» и «парижан», голос это был встречен враждебно старшими коллегами, не подозревавшими о том, что всего через несколько десятилетий заговорят о новом культурном пространстве, иной системе ценностей, где литература не берет на себя чуждых ей идеологических, теологических и политических задач. Сейчас Писателя-Наставника, Писателя-Пророка не слышат (или не хотят слышать?). Едва ли мы имеем право говорить об уменьшении ценности «литературы вообще», «литературы как ни в чем не бывало», но то, что изучение такой «камерной» литературы требует иного подхода с точки зрения критики и исследования, очевидно. В сознании большинства предыдущих поколений русских читателей была сформирована устойчивая шкала литературных ценностей, и сформировали ее прежде всего русские писатели XIX века: Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой. Принадлежность их произведений к «литературе исключительной, библейски-патетической» несомненна. Собственно, на этой основе и возникло русское литературоцентричное культурное пространство, в котором
Адамович Г. Одиночество и свобода. - М.: Республика, 1996. 13 См. об этом Зубарева Е. Проза Русского Зарубежья (1970-1980-е годы). - М.: Изд-во МГУ, 2000. С. 12
ценность общественной идеи, выраженной в художественном слове, была чрезвычайно высокой, если не определяющей. Для понимания такой литературы момент философской, этической оценки имел огромное значение: именно по тому, как «слово отзовется», и определялось место писателя в историко-культурном контексте своего времени. Но вряд ли это в абсолютном виде применимо в отношении русских прозаиков эмиграции, особенно ее младшей ветви.
Для постижения их творчества требуется не столько определить отзвук их Слова в мире, сколько уловить само звучание в разнообразии культурной многоголосицы. Поэтому мы не считаем возможным, исследуя творчество Гайто Газданова, выделять его место в иерархии русской литературы двадцатого столетия, ибо считаем само построение подобной иерархии неверной, учитывая, что в одно и тоже время ( 30-е - 60-е годы) на русском языке писали люди с различным культурным сознанием, находившиеся в разных культурных ситуациях: эмигранты старшего поколения, эмигранты младшего поколения и писатели Советской России. Этот срез, порожденный сложнейшей политической историей России, отражает не менее сложную историю литературы и подсказывает нам сосредоточить усилия прежде всего на изучении конкретного творческого пути определенного автора, чтобы не был потерян голос каждого Художника в современной ситуации эстетической и философской перенасыщенности.
«Все разговоры о целостности русской литературы так и останутся разговорами, - если не перевести их на пространство конкретных художественных текстов», - замечает А.Чагин, предваряя разговор об особенностях русской эмигрантской поэзии.14 И конкретных писательских судеб, - осмелимся добавить мы, учитывая, как много определялось в эмигрантских текстах эмигрантскими судьбами авторов. Полноценное
14 Чагин А. Расколотая Лира (Россия и Зарубежье: судьбы русской поэзии в 1920-1930-е годы). - М.: Наследие, 1998. С.15
воссоздание жизненного и творческого пути писателя в этом случае вещь необходимая.
Изучение биографии Гайто Газданова имеет более чем сорокалетнюю историю. Еще при жизни писателя в 1964 году владикавказский литературовед А.Хадарцева обратилась к писателю, проживающему в Париже, с письмом, надеясь разузнать о жизни и творчестве своего соотечественника. Газданов прислал благожелательный ответ. Их непродолжительная переписка, хотя и стала первым шагом в длинном пути жизнеописания писателя, по понятным причинам не могла увидеть свет в те годы. В 1967 году собрание сочинений И. Бунина стало первым (и очень долго - единственном) источником информации о Газданове на территории СССР, да и та исчерпывалась лишь сообщением о том, что он был писатель-романист. В 1979 году И. Зильберштейн назовет его имя в публикации в «Литературной газете».15
В осетинской же печати первый раз Газданов будет упомянут в 1984 году Р. Бзаровым в статье «Владикавказский аул». А еще через четыре года, в 1988 году, в Осетии впервые прочтут главы из «Ночных дорог» с предисловием об авторе16.
На Западе к тому времени о жизни и творчестве Гайто Газданова уже вышла отдельная монография и две библиографии. Почти сразу после смерти писателя в 1971 году его жизнью и творчеством заинтересовался американский славист Л. Диенеш. Несколько лет он собирал сведения о жизни Газданова и по крупицам восстанавливал его творческий путь. Результатом этого многолетнего труда стала книга «Русская литература в эмиграции: жизнь и творчество Гайто Газданова. История жизни писателя», вышедшая в Мюнхене в 1982, и первая библиография, вышедшая в Париже в том же году.
Зильберштейн И. Горький - учитель молодых литераторов // Литературная газета, 1979. №17 16 Ночные дороги: Отрывки из романа /Публ. и пред. Р. Бзарова // Литературная Осетия, 1988. №71
Dienes L. Russian Literature in Exile: The life and work of Gajto Gazdanov. - Munchen:Verlag Otto Sagner,
1982.
Точкой отсчета, с которой начинается исследование жизни Газданова в России, явились публикации 1980-х годов Р. Бзарова и Ф. Хадоновой. К концу 1980-х - началу 1990-х годов в осетинской периодике появились публикации А. Хадарцевой, Р. Бзарова, Ф. Хадоновой, Т. Салбиева, восстанавливающие пробелы в биографии писателя, связанные, в том числе, и с его осетинскими корнями, которые, по очевидным причинам, было чрезвычайно трудно заполнить американскому исследователю в середине 70-х - 80-х годах. Ценнейшие сведения о семье Газданова бьши собраны и обработаны Л. Габоевой и В. Газдановой. Значительным событием, связанным с изучением жизнедеятельности Газданова, стала публикация документов из личного архива писателя, привезенного из Парижа во Владикавказ Т.Камболовым и Р.Бзаровым.18
В начале 90-х годов книги Газданова стали выходить массовыми тиражами и привлекли широкое внимание литературоведов по всей России. Собрание сочинений писателя было сопровождено статьями Л.Сыроватко «Газ-данов-романист» и «Газданов-новеллист», раскрывающими жанровое своеобразие писателя. К началу XXI столетия было уже выпущено несколько сборников научных статей под редакциями М.Васильевой и Л.Сыроватко.19 Новый толчок в осознании творчества Газданова дали исследования его литературного архива, проведенные автором данной работы, а также исследователями Т.Красавченко и М.Васильевой. Вслед за этим появились публикации ранее неизвестных вещей Газданова. Серия статей, показывающих сцепление судьбы писателя с поэтикой его прозы, написанных С. Федякиным для научных сборников, для школьных и вузовских учебников, познакомила широкого читателя со спецификой его творчества. Работы Ю.Бабичевой,. С.Кабалоти, Ю.Матвеевой, А.Мартынова, О.Подуст, Н.Цховребова и многих других литературоведов развивали ключевые направления в исследовании самобытности газдановских произведений.
18 Камболов Т. Штрихи к портрету Гайто Газданова: письма матери // Дарьял, 2003. № 3
Возвращение Гайто Газданова: Научная конференция , посвященная 95-летию со дня рождения писателя /
Сост. М. Васильева. - М.: Русский путь, 2000. А также Газданов и мировая культура: Сборник научных ст. /
Сост. и ред. Л. Сыроватко. - Калининград: изд-во ГП «KIT», 2000.
Таким образом, возникла очевидная необходимость пересмотреть биографию и творческий путь писателя. И не случайно, что к 100-летию со дня рождения Газданова к уже упомянутой монографии Л. Диенеша добавились еще две книги, посвященные жизни и творчеству писателя.
Н.Цховребов в своей работе не только описал основные этапы творчества Газданова, но и обобщил итоги исследований последнего десятилетия, связанных с его фигурой, что значительно облегчило литературоведам ориентацию в научном пространстве - газдановедении, - существующем уже наравне с набоковедением и другими направлениями в изучении наследия Русского Зарубежья.
Книга автора данной работы21 стала первой попыткой создания художественной биографии писателя. Эта цель определялась намерением соединить образы Газданова-человека и Газданова-писателя через описание его частного и писательского пути на фоне исторической эпохи.
Каждая из трех монографий о Газданове явилась шагом на пути реконструкции портрета писателя и осмысления его литературной деятельности. Однако у исследователей обнаруживается еще немало проблем самого различного характера. Весьма фрагментарно обозначено свойство Газданова как писателя - носителя трех культур (осетинской, русской и французской). И самое главное - нет ответа на вопрос, сформулированный С.Федякиным: «Когда знакомишься с его биографией, впечатляет уже одно лишь перечисление важнейших событий его жизни. Но как из этого можно объяснить, что Газданов стал столь заметным русским писателем?» А это значит, что до сих пор не определено историческое значение прозы Газданова, не ясны причины острого интереса к его фигуре, возникшего в конце XX - начале XXI столетий не только в России, но и за рубежом. Это обстоятельство и определило актуальность настоящего исследования.
20 Цховребов Н. Гайто Газданов. - Владикавказ: ИР, 2003
21 Орлова О. Газданов: ЖЗЛ - М.: Молодая гвардия, 2003.
22
Федякин С. Преломление традиций русской литературы XIX века в творчестве Гайто Газданова: Материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Газданова. - М.: ИМЛИ РАН (в печати)
Ответить на эти вопросы могла бы полноценная научная биография, создание которой затрудняется наличием ощутимых лакун, как в частном, так и в творческом пути писателя. Базой для такого труда на сегодняшний день могла бы явиться работа, где не только описана его деятельность, но вместе с тем с опорой на имеющиеся факты осмыслена и расшифрована внутренняя мотивация писателя, жизненная и творческая позиция, и обозначены те проблемы в биографии Газданова, которые еще предстоит решить в будущем. Для этого необходимо сопоставить и выявить связь между биографических фактами жизни Газданова и его произведениями, что и является целью нашей работы.
Газданов принадлежит к писателям, чье творчество не просто связано с фактами биографии, но основано на личном житейском и духовном опыте. Черта эта среди его ровесников-прозаиков не редкая. И. Шайтанов, анализируя особенности автобиографической советской послевоенной прозы, указывает на исток одного из ее течений, в 20-х годах сформулированный В. Шкловским: «Я говорю от своего имени, но не про себя». Дорого заплатят те, кто будут считать иначе: «Искренних книг мы не делали потому, что пи-
"У А
шем не о себе, а исторические романы». Лишь за пределами России можно было создавать свою автобиографическую прозу по принципу, обозначенному Буниным: «Действительность — что такое действительность? Только то, что я чувствую. Остальное вздор».
И только много позже произведения, написанные в России, - совершенно несхожие по стилю, по манере, по отразившейся в них биографии, но одинаково восходящие к воспоминанию о пережитом, - будут названы «лирической прозой». «Лирическая проза» создается на материале личной биографии, взятой как момент истории. Взгляд как бы раздваивается, охватывая одновременно широкое пространство исторической перспективы, в которую вписана отдельная судьба, и в то же время — эпоха предстает как
23 Шайтанов И. Как было и как вспомнилось. (Современная автобиографическая и мемуарная проза). - М.,
1981. С.45
24 Белинков А. Черновик чувств // Звезда, 1996, № 8. С.42
25 Карпов И. Авторское сознание в русской литературе XX века, (гл. о Бунине). - Йошкар-Ола, 1994.
факт внутренней жизни человека, запечатленный в его памяти. В этом сближении личного и исторического рождается новое чувство времени. Оно требует новой формы».
Но поиск новой формы, предпринятый младоэмигрантами, в истории русской литературы еще не получил своего определения. И для того, чтобы нужное определение было найдено, изучение творчества Газданова представляется нам необходимым, ибо его фигура среди ровесников Русского Зарубежья - одна из ключевых. Среди писателей своего поколения именно Газ-данов наиболее последовательно выстраивал жизнь героев в соответствии с теми стремлениями и задачами, которые он, как личность, ставил для себя.
Мы не видим необходимости вновь обращаться к уже описанным в упомянутых монографиях основным этапам жизни и творчества писателя. Основная задача нашей работы - ознакомить исследователей с новыми сведениями об отдельных эпизодах жизни писателя, которые необходимо будет учесть при создании научной биография, и ввести в научный оборот найденные в ходе подготовки данной работы черновики и архивные документы.
Исследования литературного архива писателя, проведенные автором данной работы, показали, что Газданов-писатель долго не мог расстаться с героем своего первого романа - Николаем Соседовым. Он не только написал от его лица следующий роман «Алексей Шувалов» (не опубликованный при жизни автора), но и старался описать его дальнейшую жизнь в Париже, дав в черновиках то же имя герою уже послевоенного романа «Призрак Александра Вольфа». Теми же биографическими чертами и свойствами характера Газ-данов наделяет героя-повествователя и в других своих романах («Ночные дороги», «Возвращение Будды»), и рассказах. Однако с 1948 года, после завершения «Возвращения Будды», этот сквозной герой исчезает из произведений Газданова - факт, свидетельствующий о специфическом качестве авто-
Шайтанов И. Как было и как вспомнилось. (Современная автобиографическая и мемуарная проза). - М., С. 7-8
биографичности газдановской прозы и, безусловно, нуждающийся в объяснении исследователей.
На сегодняшний день реконструкция в полном объеме творческого пути Газданова (сорок пять лет литературного труда, десять романов (включая «Алексея Шувалова»), около сорока рассказов и несколько десятков очерков и критических статей) позволяет утверждать, что мастерство Газданова-прозаика развивалось и крепло вне зависимости от того, какой успех имели его произведения у читателей, и что его писательский поиск был намного шире того круга, в котором формировалась проза русского Монпарнаса или эмигрантская «шоферская» литература. Но именно внешняя типичность личных судеб и общность, по выражению самого Газданова, «бытовой базы» молодых авторов 30-х годов в эмиграции заслонила его творчество от непредвзятого взгляда современников. Обозначить границу между Газдановым - литератором своего времени и Газдановым - создателем уникального художественного мира - в этом мы видим еще одну нашу задачу. Ее решение позволит объяснить природу тех клише, которые были прочно связаны с именем Газданова при его жизни, (наиболее типичны среди них: «автор од-ного романа» , «писатель-шофер») и которым не раз приходилось удивляться исследователям конца XX - начала XXI веков, отмечавшим Газданова как писателя неразгаданного и недооцененного.
При написании работы выбраны две сквозные темы: формирование характера и творческой личности Газданова под влиянием трагических событий, связанных с его частной жизнью и с историческими потрясениями, свидетелем которых ему довелось стать; и интерпретация творческого пути Газданова с точки зрения автобиографичности. Этот выбор определил научную новизну данного исследования.
Главная сложность, с которой сталкивались все исследователи, пытавшиеся восстановить биографию Газданова, - это отсутствие дневников в архиве писателя, довольно скупая переписка и очень краткие комментарии и
27 Имеется в виду первый роман Газданова «Вечер у Клэр».
впечатления, связанные с Газдановым, оставленные в мемуарах его коллегами. Таким образом, в материалах данного исследования, помимо художественных произведений писателя, его личных писем и документов, использованы не только устные и письменные свидетельства людей, так или иначе с Газдановым связанных, но и воспоминания его современников, с ним лично не знакомых, но бывших свидетелями тех же событий.
Таким образом, методологической основой диссертации явилось совмещение сразу нескольких подходов к изучению жизни и творчества писателя: биографический, историко-литературный, текстологический, типологический, тематический, а также анализ текстов с точки зрения нарратоло-гии. В теоретической и методологической базе диссертации использованы положения, выработанные в теории и истории литературы М. Бахтиным и В. Виноградовым, а также труды И. Шайтанова, В. Пискунова, Л. Сыроватко, И. Карпова. В области нарратологии мы опирались на исследования Р. Шмида, Н. Фридмана, Н. Кожевниковой, С. Неклюдова.
Апробация работы осуществлялась на международных и межвузовских конференциях («Возвращение Гайто Газданова. Научная конференция, посвященная 95-летие со дня рождения. Москва», «Газданов и мировая культура. Калининград», «Русское Зарубежье: приглашение к диалогу. Международная научная конференция. Калининград», «Газданов в контексте мировой литературы. Международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения. Москва, ИМЛИ РАН», «Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Г. Газданова во Владикавказе», «Международная конференция: Диалог культур -2. Ростов - на - Дону» и др.)
На основе результатов исследования опубликован ряд статей в литературоведческих и литературных журналах в России и за рубежом. Некоторые положения диссертации освещены в монографии автора данной работы «Газданов: ЖЗЛ» (М.: Молодая гвардия, 2003).
Практическая ценность исследования заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы преподавателями школ и гу-
манитарных вузов в общих курсах по истории и литературе Русского Зарубежья. Кроме того, данная работа могла бы найти практическое применение в музейной экспозиции, посвященной как самому Газданову, так и литературному кругу Русского Зарубежья в целом.
Структура работы определяется ее задачами. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии и приложения.
