Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. В. Г. Бенедиктов в общественно-литературном движении 1830-1870 гг. XIX в 21
1.1. Характеристика историко-литературной ситуации 30-х гг. XIX в 21
1.2. Начало литературной деятельности В. Г. Бенедиктова 32
1.2.1. Основные этапы литературно-критической полемики вокруг творчества В.Г Бенедиктова ... 32
1.2.2. К проблеме литературных взаимоотношений А.С. Пушкина и В.Г. Бенедиктова 49
1.2.3. Феномен литературной моды и его функционирование применительно к творчеству В.Г. Бенедиктова 53
Глава 2. Поэтика В.Г. Бенедиктова 69
2.1. Творчество В.Г. Бенедиктова в свете проблемы «автор-лирический герой» 69
2.2. Формирование «декламационно-ораторского стиля»: М.Ю. Лермонтов и В.Г. Венедиктов 81
2.3. Основные литературоведческие и лингвистические особенности идиостиля В. Г. Бенедиктова 101
2.4. Анализ литературных влияний (творчество В.Г. Бенедиктова и поэзия А.А. Фета, Ф.И. Тютчева, Н.А. Некрасова, Е.А. Боратынского) .. 146
2.5. Эволюционная значимость творчества В.Г. Бенедиктова в поэзии XX в. 187
Заключение .205
Приложения 208
Список использованных источников 214
- Основные этапы литературно-критической полемики вокруг творчества В.Г Бенедиктова
- Феномен литературной моды и его функционирование применительно к творчеству В.Г. Бенедиктова
- Формирование «декламационно-ораторского стиля»: М.Ю. Лермонтов и В.Г. Венедиктов
- Анализ литературных влияний (творчество В.Г. Бенедиктова и поэзия А.А. Фета, Ф.И. Тютчева, Н.А. Некрасова, Е.А. Боратынского)
Основные этапы литературно-критической полемики вокруг творчества В.Г Бенедиктова
Творчество Бенедиктова появилось в эпоху переходного периода в литературе, по словам современника Бенедиктова, критика Я. Неверова, «в эпоху самую благоприятную, когда внимание публики совершенно свободно, не приковано ни к какой знаменитости....»[224, с. 192], и отразило зыбкость граней между романтическими направлениями разного уровня. Литературно-критический резонанс на появление в 1835, а следом и в 1836 году поэтических сборников Бенедиктова был необычайно велик. «Не один Петербург, вся читающая Россия упивалась стихами Бенедиктова», - вспоминал Я.П. Полонский , с. 12].
Пристальное внимание к Бенедиктову в литературных кругах можно объяснить не только стремлением понять причину его успеха, но и тем, что представителями самых различных литературно-критических школ Бенедиктов осознавался как явление новое, «явление необыкновенное».
«Он явился самородком. Никого из прежних поэтов не напоминал он звонким, часто блестящим стихом своим, ни Батюшкова, ни Боратынского, ни Козлова, ни Жуковского, ни Пушкина», - замечает Я. Неверов[224, с. 193].
Это была попытка дать новые силы романтизму, и она должна была быть соответствующе критически оценена. Хвалили Бенедиктова П.А. Вяземский, Ф.И. Тютчев, В.А. Жуковский, «с упоением читали» А.А. Фет и А. Григорьев. О его даровании писали критики практически всех литературных периодических изданий: В.Г. Белинский, А.А. Краевский, Я.Н. Неверов, СП. Шевырев, В.М. Строев, Н.А. Полевой, П.А. Вяземский, А.Ф. Воейков, А.Д. Галахов и другие. В период наибольшей популярности Бенедиктова, с 1835 по 1842 год, по нашим данным, творчеству Бенедиктова было посвящено 17 литературно-критических публикаций, из них газетных - 4, журнальных - 13 (по типу периодических изданий); развернутых рецензий - 12, в качестве элемента литературных обзоров - 5 (по объему содержащейся литературно-критической информации).
Интерес к Бенедиктову отразили периодические издания различной идейной и эстетической ориентации, различной степени популярности у читателя. Отношение к Бенедиктову стало для многих критиков выражением! и декларацией их эстетических и идеологических позиций. Нам представляется важным рассмотреть литературную полемику вокруг творчества Бенедиктова, концентрирующуюся в виде двух основных критических позиций, выразителями которых являлись В.Г. Белинский и СП. Шевырев.
В русле «академического» романтизма, «поэзии мысли» рассматривал творчество Еїенедиктова поэт и литературный критик СП. Шевырев, выступивший в своих статьях с апологией бенедиктовского творчества. В 30-е гг. развитие литературы, по мнению СП. Шевыре-ва, до крайности нуждалось в появлении поэта «мыслящего», не декларативно, но на деле отвергнувшего догмы «пушкинского» периода.
Необходимость найти такого поэта диктовалась жизненной необходимостью, его появление было подготовлено всем ходом литературного развития, и поэт был найден Поэта «мысли», по мнению СП. Шевырева, русская литература нашла в лице В.Г. Бенедиктова.
СП. Шевырев, как и В.Г. Белинский, предпринимает попытку периодизации литературы: А.С Пушкина и поэтов «пушкинской плеяды» он зачисляет в период «изящного материализма», который определяет как «период форм, период стихов и пластицизма», период низший по сравнению с наступившим «периодом мысли». Таким образом, творчество Бенедиктова представало для Шевырева высшим этапом в развитии литературы по сравнению с Пушкиным. «Прекрасно - чувственное» соотносится у Шевырева с «духовным», с «миром идеи» как поэтическое с философским, как низшее с высшим. Здесь Шевырев занимает теоретическую позицию философско-идеалистического направления в романтизме, сформулированную Д.В. Веневитиновым: «Философия есть высшая поэзия...», «всякая наука положительная заимствует свою силу из философии»[350, с. 451].
В лице В.Г. Бенедиктова, Шевырев приветствует «нового» поэта, «с высоким порывом неподдельного вдохновения, со стихом могучим и полным, с грациею образов, но что всего важнее: с глубокою мыслью на челе... Вторая черта, которую нам особенно приятно встретить, есть могучее нравственное чувство добра, слитое с чувством целомудрия...»[350, с. 444].
В работах некоторых исследователей ставится вопрос, как мог СП. Шевырев, поэт, талантливый литературный критик, профессор Московского университета, не заметить очевидных эстетических провалов Бенедиктова.
Преувеличенно восторженный тон СП. Шевырева по отношению к Бенедиктову еще раз доказывает, что СП. Шевырев был последователен в своих литературно-критических позициях. По нашему мнению, здесь нет никакой аберрации вкуса и эстетической близорукости СП. Шевырева - недостатки В.Г. Еэенедиктова он предпочел не заметить. Поэзию ВТ. Бенедиктова СП. Шевырев ощутил как новое слово в русской поэзии с поэтикой, отвечающей требованиям философского романтизма. Л.Я. Гинзбург указывает: «Шевырев в своей статье сопоставил Бенедиктова с Шиллером, и это ключ к оценке Ше-вырева»[11, с. 27].
Феномен литературной моды и его функционирование применительно к творчеству В.Г. Бенедиктова
При анализе творчества Бенедиктова многие исследователи обращают внимание на определенную специфичность его поэтической судьбы, которая заключается в сверхординарной популярности и успехе его поэзии у читателя 30-х гг. XIX в. На протяжении XIX в. вряд ли можно найти поэта, которому удалось бы превзойти читательский успех Бенедиктова; в конце XIX - начале XX в. подобной поэтической репутацией пользовались С.Я. Надсон и И.Северянин. Как мы указывали выше, поэтической системе «Бенедиктов» свойственна определенная эстетическая и социально-психологическая маркированность - статус поэта «модного», кумира публики. Наличие подобного фактора позволяет нам говорить о Бенедиктове не только как об эстетическом феномене в поэзии XIX в., но и как о своеобразном феномене читательского восприятия.
Аксиоматичным для исследователей литературы является факт, что Пушкин, по словам П.А. Вяземского, составляет центр Солнечной системы русской литературы XIX в. Однако ход развития его поэтического творчества не оставляет сомнений, что Пушкин как поэт не обладает маркированностью «модного» поэта в полной мере. Исследователи моды как научного объекта подчеркивают, что характер популярности может быть разным. Функционировать «как модное» определенное явление может лишь тогда, когда отражает стереотипные представления читателя о литературе. К творчеству Пушкина подобное определение приложимо во многом вследствие уникальности его поэтического гения. По отношению к Пушкину о моде можно говорить лишь как об элементе его поэтической деятельности (например, успех отдельных его произведений, граничащий с модой, -«кавказских поэм», «Черной шали» и т.д.), тогда как у Бенедиктова мода является главным и определяющим элементом его поэтического имиджа.
Читательская мода, которая трактуется как «динамическая форма стандартизованного поведения», по определению исследователя моды В.Я. Аскаровой, проявляется в демонстративно изобразительном отношении к произведениям печати[51]. По отношению к поэтическому жанру феномен читательской моды проявляет себя особенно своеобразно.
Понятие «модного поэта» тем не менее не нашло в научной литературе до сих пор должного теоретического обоснования, оно бытует на уровне приблизительного, субъективного обозначения. Пропедевтикой к постановке теоретического вопроса о феноменологическом явлении моды можно считать научные труды Н.А. Рубакина. Нам представляется важным выявить эстетические и социальные характеристики понятия «модный поэт» на примере творчества Бенедиктова. Этот вопрос мало изучен в целом и относительно Бенедиктова теоретически не ставился.
Я. Полонский отмечал, что Бенедиктов не находился в трагическом разладе со своим временем[247]. Если следовать делению приверженцев « пушкинского» направления на литературных «аристократов» и «торгашей», представители «торгашеского» направления попадали в литературу, в основном, из «среднего» класса общества.
«Средний» класс не имел ни укоренившихся фамильных традиций дворянской эстетики, воспитания, образования, ни связей в аристократических литературно-художественных кругах. В этом плане биография Бенедиктова представляется типичной: уроженец провинциального Петрозаводска, выпускник Кадетского корпуса, впоследствии чиновник министерства финансов - достаточно рядовая жизненная стезя для молодых людей первой половины XIX в., но не для поэта, претендующего на роль первого поэта России.
Отсутствие фундаментального гуманитарного образования впоследствии, в 60-х гг. XIX в., станет важным препятствием на пути литературного формирования писателей-разночинцев - известно, например, что Н.А. Некрасов, обладая высоким уровнем самокритичности, ощущал недостаток образования всю жизнь и пытался преодолеть его. П.А. Вяземский в статье «Взгляд на литературу нашу в 10-летие после смерти Пушкина» еще в конце 40-х гг. высказывает мнениє, что «один из главных недостатков нашей литературы заключается в том, что наши грамотные люди часто малообразованны, а образованные - часто малограмотны... »[121, с. 189].
Здесь можно говорить и о «врожденном» (как обусловленном традицией) чувстве стиля и меры, которому Пушкин удивлялся, например, в Дельвиге и которое во многом объясняет стремление к гармонической соразмерности и протеизм в поэзии самого Пушкина. В значительной мере в отсутствии этих качеств - истоки многих недостатков поэзии Бенедиктова, того, что получило обозначение «бе-недиктовщины».
В предисловии к сборнику стихов 1902 г. Я.П. Полонский обращает внимание на следующий факт: «Жаль, что Бенедиктов не поступил в университет, так как, едва ли в одних наших университетах... мелькали искорки кое-каких идей, во всяком случае, взгляды на науку и жизнь были шире и требовательнее. Мы говорим - жаль, потому что нельзя писателю иметь влияние на своих современников, если он сам в ранние годы ни разу не подчинялся никаким влияниям и не побеждал их собственным умом своим. Что может быть благотворнее влияния идей, разрабатываемых умственными силами всего человечества?) 9, с. 3].
Бенедиктов не выдерживал романтической традиции - образ автора должен был соответствовать изображаемому им романтическому идеалу. «Байроническая» натура, отвергнутая бессмысленной толпой, облик, иронически воссозданный Пушкиным в образе Ленского в «Евгении Онегине», были непременным атрибутом романтического героя: «Ежели о поэте как о личности судить по его произведениям, то можно представить себе г. Бенедиктова величественным, красивым и горделивым мужем, с открытым большим челом, с глазами, устремленными глубоко вдаль, с движениями смелыми и повелительными»[86, с. 28]. Но Бенедиктов не Байрон, не Шиллер с «кудрями черными до плеч»: «маленький рост, лицо рябоватое, бледно-геморроидального цвета..., вечный пыльный фрак петербургского чиновника...» , с.28].
Формирование «декламационно-ораторского стиля»: М.Ю. Лермонтов и В.Г. Венедиктов
Как мы уже подчеркивали в первой главе нашей работы, первая и самая известная статья Белинского о Бенедиктове (1835 г.) носит характер ярко выраженной полемики. Показательно, что в статье четко осознан антагонизм бенедиктовской поэтики по отношению к пушкинской (т.е. вновь присутствует оппозиция «Пушкин - Бенедиктов», отмеченная нами как часть «системы с ореолом»), причем этому противопоставлению сопутствует точная аргументация, приводятся примеры стихов обоих поэтов. Белинский размышляет о «мысли» и «чувстве» как о единстве эмоционального и рационального начал в поэзии: «...сочинение может быть с мыслью, но без чувства, и в таком случае есть ли в нем поэзия? И естественно, что чем глубже чувство, тем глубже и мысль, и наоборот... из этого взаимного уничтожения рождается высокая художественность...»[ 68, с. 429].
Для Белинского характерно полное неприятие бенедиктовского поэтического стиля, он оценивает его поэзию как риторику и не-видит в ней принципиально новый способ овладения поэтическим материалом.
Традиционной классической основой поэтики «пушкинской школы» было требование ясности, точности, лаконизма и простоты. По выражению Л.Я. Гинзбург, это и «предметная точность»[126, с. 28], величайшим мастером которой стал Пушкин в своей зрелой поэзии; это и точность лексическая, требование абсолютной стилистической уместности каждого слова. Эти качества создавали впечатление гармонии стиха и вместе с тем - чрезмерной «легкости», «гладкости», в чем упрекали поэзию противники элегического стиля. Поэтическая легкость сознательно декларировалась, работа над стихом должна была быть незаметна: «И мысли в голове волнуются в отваге / И рифмы легкие навстречу им бегут, / И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, / Минута - и стихи свободно потекут»[40, с. 248]. В это время Бенедиктов утверждает совершенно иную поэтическую практику - называет поэта «ремесленником во славу красоты», говорит, что «порой и самый блеск венца тяжел бывает вдохновенным»[12, с. 72]. Суть бенедиктовской поэтики, положенные в ее основу дисгармоничность, усложненность, «тяжесть» Бенедиктов неоднократно подчеркивает в стихах эпитетом «откованный», «кованый»: «откованный в горниле сердца стих», «опять красавице надменной ковать венец» («Пиши, поэт!., слагай для милой девы...»)[12, с. 137], «как в кованой клетке дубравная птица...» («Порыв»)[12, с. 154], тогда как его литературный антагонист Пушкин применительно к стихам использует эпитеты «легкие», «свободно». «Легкость стихов Пушкина отнюдь не признавалась безоговорочно за эстетически ценное явление всеми его современниками, и тугой, затрудненный, богатый ударениями сконцентрированный стих архаистов выдвигался ими, как принцип», -отмечает Б.В. Томашевский; говоря о противниках пушкинского направления ! 8, с. 25]. В стихах Бенедиктова ощутима опора на одическую традицию русских поэтов XVIII в., на поэзию до Батюшкова и Пушкина и, наряду с этим, на метафорический стиль поэтов раннего западноевропейского романтизма. Поэтика Бенедиктова - совершенно иной поэтический принцип, рационализм был присущ ему органически. Для разоблачения поэтических (на грани эксперимента) «нововведений» Бенедиктова Белинский использует полемический прием, широко известный в литературной критике «карамзинистского» толка (затем его в своей статье о Бенедиктове поЕзторит И.Г. Чернышевский): переложение языка стиха в прозу. При этом, как справедливо замечает Л.Я. Гинзбург, Белинский полностью «игнорирует специфичность стихового строя»: убираются рифмы и инверсии, расшифровываются перифразы, ассоциативная связь между понятиями переводится в реальную бытийную плоскость и т.п.[127, с. 95]. Например: «любовь гнездилась в ущельях сердец... сверкая всем в очи», «но пламя красоты морозит пар бесстрастного дыханья» и др.[126, с. 361]. Таким образом, легко фактически лишить смысла стих любой семантической системы.
Между тем, семантические образования, подобные бенедиктов-ским, доказали свою плодотворность, найдя в поэзии свое продолжение: «Лермонтов оперирует целыми сплавами слов. Это особая ритми ко-синтакси ческа я и интонационная формула лермонтовского ораторского стиля, которая имеет свою определенную форму (схему) и постоянно повторяется: «Бесчувственной толпы минутною забавой» и т.д.»[365, с. 155]. Б.М. Эйхенбаум подчеркивает особую роль, которую играют в поэтике Лермонтова «далековатые» сравнения, например, «кинжал, покрытый ржавчиной презренья». Строго говоря, они также с точки зрения пушкинской поэтики могут служить примером поэтического «абсурда», как и многие бенедиктовские образования. Лермонтовские стихи тем не менее Белинский не квалифицировал как риторические, лишь отмечая иногда «неясность образов и неточность в выражениях»[71, с. 160]. Речь здесь идет об образовании нового, по определению Б.М. Эйхенбаума, «декламационно-ораторского» стиля, путь к которому прокладывает Бенедиктов своей поэзией и ярким выразителем которого становится М.Ю. Лермонтов[365, с. 190]. П.А. Вяземский в статье «Взгляд на литературу нашу в 10-летие после смерти Пушкина» с проницательностью замечает, что «бури Пушкина были бури внутренние, бури Лермонтова - бури внешние, театральные, заимствованные и, так сказать, заказ-ные»[121, с. 198]. В стихах Пушкина и поэтов школы «гармонической точности» мысль была глубокой, но не выпирала из ткани стихотворения, дидактизм считался дурным тоном. Поэзия Бенедиктова и вслед за ней поэзия Лермонтова - принципиально иная, здесь речь идет, по мнению Эйхенбаума, о поэзии «формульного» типа[365, с.202]. Начинают слагаться стиховые формулы, придающие стихотворению особый смысловой вес и рельефно выступающие на фоне остальных строк, причем часто воспринимающиеся как носящие самостоятельный характер и отличающиеся афористичностью. «Фор-мульность» - неотъемлемая черта бенедиктовского стиля: «Но в радостях редких даются мне слезы,
Анализ литературных влияний (творчество В.Г. Бенедиктова и поэзия А.А. Фета, Ф.И. Тютчева, Н.А. Некрасова, Е.А. Боратынского)
Литературный критик и поэт пушкинского направления П.А. Вяземский в «Письме А.И. Г-ой» формулирует одно из требований, предъявляемых к поэзии «школой гармонической точности»: «Не пишите стихов на общие задачи. Это дело поэтов-ремесленников. Пускай написанное вами будет разрешение собственных сокровенных задач» [121, с. 130]. «Собственной сокровенной задачей» в данном случае для Бенедиктова-поэта было внимание к форме, а не к теме: Изобретай неслыханные звуки, Выдумывай неведомый язык.
Так постулирует он свое поэтическое кредо. Причем он сознательно подчеркивает в поэзии рациональное начало, называя себя «ремесленником во славу красоты», в противовес Вяземскому, который «поэтов-ремесленников» противопоставляет поэтам, имеющим творческое начало, обнаруживая в таком подходе близость к позиции Белинского. (В данном случае это разногласие показательно и носит принципиальный характер: подход Бенедиктова к поэзии как к «ремеслу» и «труду» был непривычно новым и был воспринят не ранее конца XIX в. - начала XX в. русскими декадентами, подтвержден всей поэтикой символизма.) Что касается тематического ряда его стихов, то это именно то, чего советовал избегать в поэзии Вяземский, -«стихи на общие задачи». Лирическим штампом становится в стихах Бенедиктова не только данный конкретный образ, но штампом является и сама тема. «Новый поэт», по словам Шевырева, «поет нам все те же предметы, с каких начинали все поэты мира» [350, с. 99]. Причем «преднамеренность ограничения тематики Бенедиктова явно демонстративна», - указывает К. Шимкевич в своем исследовании [351, с . 99]. Несмотря на уже отмеченный нами ранее факт, что идейный запас поэзии в целом всегда консервативен, Бенедиктов все же не вносит в выбор тем ничего нового, что не было бы характерно для предшествующей поэзии. У романтиков тема была не самостоятельна, круг тем был сравнительно узок и предрешен заранее, т. к. каждому поэтическому жанру, будь то поэма, ода, элегия, дружеское послание, соответствовали свои стандартные темы, хотя для романтиков 30-х гг. было характерно стремление к расширению общеромантического тематического круга. Это проявлялось во внимании к тематическому многообразию западноевропейских романтиков, в стремлении к созданию новой ветви в поэзии - философской лирики (Боратынский, Тютчев), в новых модификациях ш расширении диапазона лирической темы (Оет) и прежде всего освоении нового социального материала (Некрасов, поэты натуральной школы), в нарастании реалистических тенденций в поэзии, которые были характерны для позднего Пушкина. Тем не менее Бенедиктов в подборе тем подчеркнуто традиционен и, как отмечает Л.Я. Гинзбург, эклектичен: «Здесь все, что угодно: наследственная элегическая лирика с сильной примесью архаистического пафоса, словом, Батюшков, приправленный Державиным; здесь романтическая тема «непризнанного поэта» («Скорбь поэта») и рядом мещанская эротика... и, наконец, обильная «натурфилософия» («Утес», «Жалоба дня», «Буря и тишь», «Две реки» и пр. и пр.» [126, с. 170]. Если по отношению к рассмотрению поэзии применить принцип строгой градации тем, то у Бенедиктова можно выделить следующие темы: 1. стихотворения, в которых выразились «философские», эсхатологические, «космические» мотивы; 2. любовная лирика; 3. мотив «избранничества» и тема «поэта и поэзии»; 4. стихотворения описательного характера; пейзажные; 5. характерные для второго периода творчества стихотворения гражданской тематики и стихи в духе «натуральной школы». Для поэта-романтика многообразие тем и «методов подачи», по выражению Л.Я. Гинзбург [127, с. 24], было непременно связано с дифференциацией жанров, строгая иерархия которых тщательно выдерживалась. Для Бенедиктова характерно не только полное смешение лирических жанров в рамках даже одной используемой темы, но и вторжение в его поэзию, по словам К. Шимкевича, «отвергнутого пушкинской группой материала» [351, с. 109]. Бенедиктов обращаеэтся к романсу и элегии Жуковского и вместе с тем опирается на Державина и одическую традицию XVIII в. и многочисленные западноевропейские источники, причем здесь не только популярные у русских романтиков 30-х гг. А. Шенье, Барбье, Гюго, но и, как справедливо отмечает в своей статье Г. Кружков, поэты европейского «барокко» [184, с. 18]. Это поэт, по выражению Ю.Н. Тынянова, «поэтического промежутка», для которого, с одной стороны, характерно подражание выработанным образцам и даже вульгаризация их, эпигонское их использование, с другой стороны, - поиск новых путей. Особенность романтической лирики Бенедиктова состояла в намеренном жанровом синкретизме. Его произведения 30-х гг., за исключением обозначенных им самим сонетов и некоторых посланий, практически не поддаются жанровому определению.
Привычность романтических тем и мотивов возмещалась в стихах ЕЬенедиктова необычностью художественных средств, в которых присутствовала яркая вещественность образов. Интерес поэта прикован прежде всего к «внешнему», к форме явлений и предметов, а не к «внутреннему», не к содержанию, к идейному наполнению стихов. В этом была одновременно и ущербность, слабость его поэзии: «В его стихах не ощущается даже слабых признаков тех напряженных духовных исканий, которые придавали смысл и гуманистический пафос творчеству поэтов 20-30-х гг.» [316, с. 453]. Пристальное внимание к форме было принципиально новым подходом к канонам поэтики 30-х гг., опережающим поэтический опыт современников.
