Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Специфика повествовательной формы «смеха и горя» (художественные функции образа и слова героя-рассказчика) 21
ГЛАВА II. Жанр, композиция, хронотоп лесковской повести как элементы авторской оценочности 58
Заключение 107
Список литературы 112
- Специфика повествовательной формы «смеха и горя» (художественные функции образа и слова героя-рассказчика)
- Жанр, композиция, хронотоп лесковской повести как элементы авторской оценочности
Введение к работе
Самобытный писатель, знаток своей страны, её истории, языка, традиций и нравов, Николай Семёнович Лесков оставил богатейшее литературное наследие, воплощённое в разнообразии литературных жанров и художественных форм. Его перу принадлежит большое количество статей и очерков; неповторимый дар художника слова раскрылся в его рассказах и повестях, хрониках и романах.
Эволюция Лескова-художника настолько сложна, что без учёта не только «главных», многосторонне изученных его произведений, таких, например, как «Соборяне» или «Очарованный странник», но и сопутствующих им, до сих пор остающихся в тени достаточно ярких творений писателя, полное представление об особенностях художественного развития Н.С. Лескова не- возможно.
Одним из таких, на первый взгляд, незначительных произведений является написанная в 1870 году повесть «Смех и горе». Самим писателем повесть оценивалась как одно из этапных произведений. «Я стал думать ответственно, когда написал «Смех и горе», и с тех пор остался в этом настроении - критическом и, по силам моим, незлобивом и снисходительном», - отмечал Лесков в письме к А.С. Суворину в ноябре 1888 года (XI, с.401).
Опубликованное в начале 1871 года в «Современной летописи» (еженедельном приложении к журналу Каткова «Русский вестник») новое произведение Лескова было встречено читателями и критиками неоднозначно. Определённую роль в этом сыграла и репутация катковского издания как реакционного печатного органа.
Первую рецензию на новую повесть Н.С. Лескова дал «Русский вестник» в конце 1871 года. Отталкиваясь от подзаголовка «Смеха и горя» («разнохарактерное potpourri»), рецензент противопоставляет произведение Лескова современному роману: «Роман — это картина, представляющая в живых образах какую-либо страницу из общественной жизни, картина, в которой необходимо соблюдать перспективу, где должны быть крупнее очерчены и ярче освещены лица, поставленные на первом плане, а другие, отодвинутые вглубь, намечены лёгкими штрихами. Этого нет в сочинении, о котором мы говорим; оно не картина, а барельеф, лента, с изображенными на ней фигурами. Но все эти, по-видимому, отдельно друг от друга стоящие фигуры связаны внутренним единством. В числе их нет ни героев, ни героинь; никто не поставлен в центре действия, да и действия нет никакого: вы слушаете рассказ какого-то господина Ватажкова о странных людях, с которыми сводила его судьба и которые не имеют между собою, по-видимому, ничего общего; и однако, невзирая на то, какое цельное впечатление (разрядка наша - В.П.) «Смеха и горя» представляют такие рассказы» (1, с.632).
В целом рецензия «Русского вестника» была благожелательной. Обращает на себя внимание и то, что автор статьи характеризует лесковское произведение с точки зрения его жанровой специфики. И хотя в рецензии нет и не могло быть детального анализа жанровой природы «Смеха и горя», существенным всё яке является уже сама постановка этой проблемы в самом первом отклике на новое произведение Лескова
Иной тон в оценке произведения задаёт литературно-политический журнал «Дело». В рубрике «Новые книги» публикуется статья «Смех и горе». Сатирические очерки Н.С. Лескова
Стебницкого». Это по сути не столько рецензия на новую книгу Лескова, сколько отповедь писателю за всю его предшествующую общественно-литературную деятельность. «Смех и горе» оценивается как «какое-то бесцветное повествование из семейной хроники степного правдодума, приправленное сатирическим элементом. Но сатира г. Стебницкого так беззуба, что не знаешь, кто кого более обличает - автор своих героев или герои автора; по прочтении книги становится горько и смешно не за героев г. Стебницкого, а за него самого» (95, с.40).
«У нас есть обидчики, но истолкователей нет», — с горечью писал Лесков в письме к А. С. Суворину в марте 1873 года (X, с.356).
Самому Лескову новое произведение было дорого, о чём свидетельствует и его беспокойство о дальнейшей судьбе «Смеха и горя». В письме к П. К. Щебальскому (от 16 апреля 1871 года) Лесков просит узнать о причине приостановки выпуска отдельного издания повести. Далее Лесков пишет: «Смех и горе» ... возбуждает у всех большое сочувствие. Могу сказать, что ни одна моя работа не пхла при таком полном внимании читателей, как эта...» (X, с.309).
В 1880 году почти одновременно в журналах «Русское богатство» и «Отечественные записки» выходят две статьи, посвященные новому изданию повести «Смех и горе». Обе статьи отличаются крайне едкими и критическими отзывами на книгу Лескова. Так, «Русское богатство» пишет, что в «Смехе и горе» Н.С. Лесков «с каким-то злорадным ехидством подыскивает всякого рода несообразности, всё равно, к какому бы лагерю они не принадлежали, - и вы ни за что не разберёте, что он при этом -хохочет или плачет, скорбит или радуется» (Цит. по: 83, с.89). В «Отечественных записках» Лесков вообще был назван «певцом курьёзов». В конце статьи рецензент делает следующее заключение: «Г. Лесков заканчивает повесть нравоучением. Он желает нам, читателям, «силы, терпенья и любви к родине, в уповании, что пусть велика растёт чужая земля своей похвальбой, а наша крепка станет хайкою». Не будем говорить, что г. Лесков, посвятивший свою книгу «всем находящимся не на своих местах и не при своём деле», в роли моралиста более чем кто-либо не на своём месте и не при своём деле. Но что он хотел сказать, указывая не необходимость «хаяния»? И что он подразумевал под хаяни-ем? Если клеветать на жизнь и сознательно извращать факты, значит «хаять», то г. Лесков великий хаятель и хороший слуга родине. Если же способность к трезвому и здоровому самоосуждению не имеет и не может иметь ничего общего с ложью, ... тогда пусть о крепости нашей земли заботится кто угодно, только не г. Лесков» (56, с. 111).
И опять в этих статьях, как и в рецензии на «Смех и горе» в журнале «Дело», больше личной неприязни к писателю и желания его обидеть, а не истолковать произведение. Небольшие, часто тенденциозные литературно-критические статьи о «Смехе и горе» так и не переросли при жизни Н.С. Лескова в серьёзный литературоведческий анализ этой повести.
Конец XIX - начало XX веков не принесли в этом отношении сколько-нибудь очевидных изменений. Известный исследователь творчества Лескова А.И. Фаресов в своей книге «Против течений» (1904 г.) обошёл вниманием повесть «Смех и горе» (85). А.Л. Волынский в книге «Н.С. Лесков», написанной в 1898 году (второе издание в 1923), посвящает ей лишь несколько слов, говоря о том, что в повести, «нельзя найти ничего особенно интересного и нового» (23, с. 185).
Одним из первых на рубеже веков, обращается к повести «Смех и горе» А.А. Измайлов. В своей так и неопубликованной рукописи «Лесков и его время» этот исследователь называет «Смех и горе» «типичной повестью писателя, стоящего на распутье, работающего над своим мировоззрением, но ещё не установившего его прочно» (Цит. по: 30, с.51). А.А. Измайлов однозначно оценивает «Смех и горе» как остросатирическое произведение: «Повесть дышит, повесть обжигает раздражением. Это своего рода маленький Щедрин «справа» ... . Повесть - не цветы невинного юмора...» (Цит. по: 30, с.51). А.А. Измайлов убеждён, что, «запутав читателя, писатель увиливает и в самом конце... Всё обесценено, подвергнуто сомнению, расшатано, ничто новое ещё не утверждено» (Цит. по: 30, с.51). Исследователь первым обращает внимание на одну из особенностей всего творчества Н.С. Лескова — проблему непрямого выражения авторской точки зрения.
Интерес науки к творчеству Н.С. Лескова значительно возрос в XX веке и продолжает оставаться столь лее высоким и до сегодняшнего дня. Отечественное литературоведение пересмотрело многие ранее сложившиеся оценки социально-этических и философских взглядов Лескова.
Однако анализ работ, написанных в середине XX века и посвященных творчеству Лескова, показывает, что такие исследователи, как Л.П. Гроссман, Б.М. Другов, М.С. Горячкина, В.Ю. Троицкий рассматривают «Смех и горе» во многом ещё с идеологических позиций, а не с эстетической точки зрения. Характерными в этом отнопіении являются суждения Л.П. Гроссмана в книге «Н.С. Лесков. Жизнь. Творчество. Поэтика». Говоря о «сатирических опытах» Лескова, исследователь пишет: «Сила сатиры определяется прежде всего чёткостью общественного убеж дения автора, а в этом плане Лесков никогда не занимал прочной и непоколебимой позиции. Отсюда неизбежное стремление заменить неумолимую прямоту обличительного гнева «извилистой линией» анекдота, юмора и шутки. Это сказывается уже в «Смехе и горе» (1871), где Лесков стремится изобразить «сюрпризы и внезапности» русской жизни, главным образом пореформенной эпохи, т.е. 60-х годов» (31, с.238). Касаясь образной системы произведения, в частности, изображения Лесковым тех лиц, которые встречаются главному герою, Л.П. Гроссман пишет: «Лица эти отчасти уже стали к тому времени ходячими «масками» сатиры и обличения, но, к сожалению, под пером Лескова они не получили той обновляющей художественной силы, которая оправдала бы эти «вариации» на темы Гоголя и Щедрина. Отсутствие фабулы и бледность общего замысла довершают эту неудачу Лескова-сатирика» (31, с.239).
Линию типологического сопоставления творческого метода Лескова с творчеством Гоголя и Салтыкова-Щедрина продолжают и такие исследователи, как Б.М. Другов, М.С. Горячкина и некоторые другие (5, 17, 18, 61).
Б.М. Другов в книге «Н.С. Лесков: Очерк творчества», указывая на «общность жизненного материала и общие принципы его обобщения», замечает при этом, что в своих «первых сатирических произведениях и в «Смехе и горе» Лесков значительно дальше от Щедрина, чем в произведениях 80-90-х годов» (32, с. 130). Однако тезис этот в работе Б.М. Другова не развёрнут в научную концепцию и звучит как упрёк писателю.
Более подробный анализ повести «Смех и горе» даётся в работе М.С. Горячкиной «Сатира Лескова». Вслед за А.А. Измайловым, Л.П. Гроссманом и Б.М. Друговым автор исследования относит «Смех и горе» к бесспорно сатирическому направлению, сопоставляя на этом основании повесть Лескова с произведениями М.Е. Салтыкова-Щедрина вовсе не в пользу первого. «Коренные вопросы пореформенной жизни России, - пишет о «Смехе и горе» М.С. Горячкина, — ставятся здесь Лесковым далеко не так глубоко и прямо, как они в это время ставились писателями революционной демократии. Он не ниспровергает, как Щедрин, существующего строя, не отрицает его основ. Он берёт лежащие на поверхности факты пореформенной жизни, не отсеивая крупного от мелкого, и осмеивает их, не делая глубоких политических выводов (разрядка наша — В.П.)» (30, с.53). Далее М.С. Горячкина пишет: «Поиски сатирических приёмов шли под несомненным влиянием революционно демократической сатиры Щедрина. Однако, поскольку у Лескова в эти годы не было установившегося миросозерцания, ясного представления о непримиримости классовых интересов, то и сатира «Смеха и горя» не получила ещё должного политического звучания» (30, с.61).
Справедливости ради надо отметить, что исследователь сопоставляет не только идейные позиции двух писателей, но и отдельные художественные приёмы (например, использование зоологических масок), особенности построения композиции повести Лескова «Смех и горе» и «Сатир в прозе», «Писем из провинции», «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина, в частности, цикличное построение этих произведений «с обилием образов и картин, с широким охватом действительности», в «свободной форме сатирической хроники и сатирического романа», со всевозможными отступлениями и «рикошетами» (30, с.151).
М.С. Горячкина обращает внимание и на своеобразие речевой характеристики персонажей «Смеха и горя», указывая на то, что «речь действующих лиц повести мастерски индивидуализирована» (30, с. 194). «Здесь-то, - по мнению исследователя, — и начинает всё ярче обнаруживаться мастерство писателя, умеющего с ощутимой наглядностью нарисовать образы людей различных сословий посредством передачи их живого говора. Речь героя становится основным средством сатирического самораскрытия его духовного мира, его убеждений. Приёмы и способы построения речи у Лескова различны, они обусловлены характером героя и средой, в которой он живёт» (30, с. 194).
Однако, отмечая ряд художественных особенностей повести «Смех и горе», исследователь всё лее делает акцент на идеологической, политической стороне. Повесть Лескова, по мнению Горячкиной, малохудожественна, так как не имеет правильной идеологической установки. Художественность произведения тем самым попадает в прямую зависимость от общественно-политических взглядов писателя.
На отдельные стилистические приёмы в повести «Смех и горе» обращает внимание В.Ю. Троицкий в книге «Лесков-художник». Исследователь пишет: «Стиль сатиры Лескова имеет свои черты. Одна из них - нередкое несоответствие слов предмету. Так, жандармский офицер назван (в повести «Смех и горе» — В.П.) «голубым купидоном», что само по себе саркастично» (76, с.34). Далее, давая общую оценку произведению, В.Ю. Троицкий делает вывод о том, что «незлобивый тон повествования, скорее комический, чем трагический, образ героя снижали обличительную направленность произведения» (76, с. 34).
Принципиально иной подход к повести Н.С. Лескова представлен в двух статьях И.В. Столяровой, которые непосредственно посвящены «Смеху и горю» и принадлежат уже иной эпохе осмысления лесковского творчества.
В статье «Идейно-художественное своеобразие сатирической хроники Н.С. Лескова «Смех и горе» исследователь указывает на специфику лесковского повествования, где присутствуют «традиции западного гротеска, который оказался весьма родственным мироощущению автора «Смеха и горя» (73, с.214). Далее И.В. Столярова пишет: «Внимание к гротескной природе произведения позволит понять содержательность таких его особенностей, которые обычно неправомерно расцениваются критикой как художественный просчёт Лескова (смещение в сюжете значительного и мелкого, отсутствие видимых связей между эпизодами, комически-буффонный характер смеха и т.п.)» (73, с.214). На основании этого исследователь делает вывод о том, что «русская действительность представляется Лескову ненормальной, отнимающей у человека понимание смысла жизни, а вместе с тем и само желание жить. Это обращение Лескова к принципам романтического гротеска и его оценочным категориям связано с особенностями стихийно-демократического миросозерцания писателя, чуждавшегося чёткой ди ф-ференциации (разрядка наша - В.П.) разных общественных явлений» (73, с.215). Именно эта черта, точно подмеченная И.В. Столяровой, и послужила основанием для обвинения Лескова в отсутствии чёткой идеологической позиции. Обвинение, которое не раз звучало и со стороны современной писателю критики, и у некоторых исследователей творчества писателя. На самом лее деле, находясь вне каких бы то ни было узкогрупповых интересов, Лесков был точен в своём объективном реалистическом отражении действительности вообще и в повести «Смех и горе» в частности.
Помимо сходства с принципами западного гротеска, И.В. Столярова указывает и на существенные различия между пове стью Лескова и произведениями Гофмана и Стерна: «В отличие от Гофмана и Стерна, сосредоточивших своё внимание на состояние духа избранной личности, Лесков пристальнее вглядывается в мир действительной жизни. Герой-повествователь важен автору как непредубеждённый наблюдатель, как свидетель на суде, призванный давать верные показания. В то же время он раскрывается писателем как «воплощение положения» (Щедрин), как продукт той же действительности, лишивший его собственной индивидуальности, сделавшей его неоконченным существом, трусливым чудаком, вызывающим иронию читателя. Существующая недооденка хроники Лескова связана с тем, что исследователи не учитывают этой особой композиционной функции рассказчика и, сочтя его личность мало интересной, механически переносят ту же оценку на всю хронику» (73, с.215).
Особая функция рассказчика рассматривается более подробно в другой статье И.В. Столяровой - «Автор и повествователь в сатирической хронике Н.С. Лескова «Смех и горе». «Непонимание современниками адресованной им сатирической хроники «Смех и горе», - пишет исследователь, - во многом объясняется сложной её структурой, присутствием в хронике некоего посредника между автором и читателем - рассказчика, который берёт на себя почти всё повествование» (71, с.81). «Для того чтобы войти в суть авторского толкования русской жизни, - пишет далее И.В. Столярова, — важно понять особую функцию в хронике рассказчика. В отличие от таких произведений Лескова, как повесть «Очарованный странник», рассказов «Воительница» и «Тупейный художник», личность повествователя в хронике «Смех и горе» не имеет самодовлеющего значения, не сосредоточивает на себе главный интерес читателя. Назначение рассказчика в этой вещи - дать добросовестные «показания» о русской жизни, какой она открылась ему по мере всё большего сблиякения с ней и попыток собственного вмешательства в её течение» (71, с.81). Некая заурядность рассказчика связывается исследователем в первую очередь с тем, что автор стремится «сообщить свидетельству Ватажкова предельную степень объективности» (71, с.82).
Авторское «присутствие» в произведении, по мнению И.В. Столяровой, проявляется опосредованно: «Через это подавленное страхом сознание (Ореста Марковича Ватажкова - В.П.) в хронике проступает и действует несравненно более развитое, свободное и активное сознание автора, которое существенно корректирует видение рассказчика, внушает читателям критическое отношение к нему или во всяком случае даёт повод для раздумья» (71, с. 84).
Однако это очень точное наблюдение не нашло в статье своего развития: остаются непроясненными способы выражения авторского сознания, корректирующие точку зрения рассказчика, то есть те художественные средства, в которых воплощается авторская концепция. При этом надо отметить, что указанные работы И.В. Столяровой являются наиболее глубокими по своему научному осмыслению из всего того, что было написано критиками и литературоведами о «Смехе и горе» до этого.
Краткий обзор повести «Смех и горе» встречается и в некоторых других работах современных литературоведов, посвященных жизни и творчеству Н.С. Лескова. B.C. Семёнов пишет, что повесть «Смех и горе» это «маленькая энциклопедия, вобравшая в себя наиболее характерные приметы эпохи» (68, с.90). И.П. Видуэцкая даёт произведению такую оценку: «По своей критической направленности в отношении русской действительности
Смех и горе» - самое острое из всех написанных Лесковым до него произведений» (19, с. 16). Последнее суждение, как видим, противоположно оценкам Л.П. Гроссмана, М.С. Горячкиной, В.Ю. Троицкого.
В 1983 году вышел сборник статей «В мире Лескова», в котором была напечатана статья Э.Г. Бабаева «Похождение Ва-тажкова, или «Смех и горе». В ней автор даёт своё толкование этому произведению Лескова, сопоставляя его с произведением А.И. Герцена «Былое и думы». Э.Г. Бабаев данеє называет «Смех и горе» «герценовской повестью Лескова» (6, с. 121). Автор статьи сосредоточен в основном на сюжетной стороне произведения (что отражено в самом названии статьи) и на некоторых литературных реминисценциях. «Смех и горе» исследователь, как и его предшественники, относит к сатирическому направлению в творчестве Лескова.
Однако есть и ещё одна точка зрения, высказанная безотносительно к исследуемой нами лесковской повести, но имеющая принципиальный характер для выяснения проблемы степени лесковской злободневности и остроты социального обличения. В монографии и работах последних лет B.C. Дыхановой отрицается наличие у Лескова сатиры вообще, в принципе. Это мнение казалось бы эпатажным (поскольку исследователь идёт против устоявшихся научных концепций), если бы не весомость авторской полемики. Б.С. Дыханова аргументированно доказывает, что ни «Сказ о тульском косом левше и стальной блохе», ни «Грабёж:», ни «Полуношники» не укладываются в рамки сатиры, являющейся, как известно, такой формой отражения действительности, которая резко отрицает её некоторые явления, обличая и высмеивая их как антинорму. Характерной особенностью сатирического образа является отклонение от образа реалисти ческого, то есть определённая одномерность, односторонность. «То, что в сатире предстаёт отдельно, как разные стороны одной действительности, - пишет B.C. Дыханова, — выступает у этого писателя (Лескова - В.П.) в нерасчленённом единстве. Именно необычайная диалектичность художественной концепции Лескова исключала резкую контрастность «положительного» и «отрицательного», и потому была понята либо как нравственная неразборчивость автора, либо как его пресловутая «безгневность» (33, с. 171).
Сравнительно небольшой корпус научной литературы, посвященной повести, и конспективность имеющихся обобщений побуждают к подробному рассмотрению текста «Смеха и горя» в его эстетической уникальности.
Не случайно, что в вышедшем в 1988 году сборнике «Лесков и русская литература» один из его авторов говорит о лесков-ском произведении как о «до сих пор неоцененном по достоинству» (86, с.23). Последующие пятнадцать лет также не принесли в этом отношении сколько-нибудь существенных изменений.
Разнообразие оценок не только повести в целом, но и её главного героя - Ореста Марковича Ватажкова («безнатурый человек, не имеющий никаких убеждений» у В.М. Другова, «казённый либерал, со всеми признаками бесхарактерности» у B.C. Семёнова, «человек умный, горячо любящий свой народ» у М.С. Горячкиной, «чистый и честный человек, преданный друг, доверчивая душа» у Э.Г. Бабаева) — побуждает к более обоснованному решению проблемы оценки главного героя произведения.
Уже отмеченные исследователями художественные приёмы требуют системного осмысления в связи с общей авторской концепцией произведения. Сомнения относительно сатирического характера повести заставляют вернуться к нерешённому и по сей день вопросу о специфике сатиры Лескова вообще и художественном своеобразии повести в частности.
Всё сказанное определяет актуальность данного исследования и его ракурс.
Диссертация является исследованием по частной (описательной) поэтике, которая ставит своей целью анализ конкретного литературного произведения во всех его главных аспектах и установление функциональных связей между замыслом и совокупностью воплощающих его художественных средств. По определению В.В. Виноградова, одной из важнейших задач поэтики является «изучение принципов, приёмов и законов построения словесно-художественных произведений...» (22, с. 170), а также анализ приёмов построения произведения «с точки зрения поставленного автором художественного задания...» (20, с.67). С понятием «поэтика» тесно связано понятие индивидуального стиля писателя, который проявляется главным образом в конкретном художественном произведении, понимаемом как «оформленное и не подлежащее изменению содержание» (60, с.422). Я.Е. Эльсберг в третьем томе «Теории литературы» пишет следующее: «Индивидуальный стиль писателя мы рассматриваем здесь как центральное понятие поэтики, то есть той области теории литературы, которая сосредоточена на вопросах содержательной формы» (94, с.35).
Таким образом, под термином «поэтика» подразумевается целостность всех формально-эстетических элементов, приёмов, способов и средств, характеризующих своеобразие данного литературного произведения (то есть его стиля) и его идейного содержания. Иначе говоря, поэтика художественного произведения понимается как «органическое единство стиля со смысловыми сферами произведения» (34, с.24).
Целъ предлагаемого исследования - определение специфики повествовательной формы лесковского текста и функции личности героя-рассказчика — «русского иностранца» в России, уточнение жанровой принадлежности и выявление «зоны авторского избытка» (термин М.М. Бахтина), а также определение значения данного художественного произведения в творческой эволюции писателя.
Для достижения намеченной цели ставятся следующие задачи:
- выявление специфической художественной функции образа героя-рассказчика, определение различий в мировоззренческих позициях автора и главного героя произведения;
- рассмотрение образа героя-рассказчика с точки зрения художественно-антропологических и гносеологических принципов творчества Лескова, а также как центральной фигуры, обеспечивающей целостность всей художественной структуры повествования;
- определение жанрообразующего механизма композиционных связей в повествовании «Смеха и горя»;
- исследование семантики мотивов, объединяющих наблюдения героя-рассказчика в единое смысловое целое (мотив дороги, мотив вербного купидона, мотив сна);
- выяснение авторской позиции и оценки.
Объектом исследования является повесть Н.С. Лескова «Смех и горе».
Предметові исследования - поэтика данного произведения, передающая эстетическую информативность художественного текста.
Методологической и теоретической основой исследования являются принципы изучения поэтики художественного текста, изложенные в трудах М.М. Бахтина, В.В. Виноградова,
Д. С. Лихачёва, Ю.М. Лотмана. Учтены научные результаты изучения лесковского творчества, полученные Л.П. Гроссманом, В.Ю. Троицким, И.В. Столяровой, Б.С. Дыхановой, И.П. Видуэц- кой, О.Е. Майоровой, О.В. Евдокимовой и др. В диссертации использованы конкретно-исторический, проблемно эстетический, структурный и сравнительно-типологический методы исследования.
Научная новизна настоящей работы определяется тем, что впервые предметом специального системного исследования становится поэтика повести Н.С. Лескова «Смех и горе» в единстве всех её формально-содержательных компонентов.
Практическое значение диссертационного исследования состоит в том, что его результаты могут быть учтены в дальнейшем изучении творчества Н.С. Лескова, а материалы диссертации могут быть использованы при разработке общих курсов и специальных курсов по истории русской литературы XIX века.
Апробация материала. Основные материалы диссертации неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы, теории и методики Воронежского государственного педагогического университета. Положения и выводы диссертации послужили основой для докладов на Международных конференциях «Эйхенбаумовские чтения» (Воронеж, 2000 и Воронеж, 2003), «Писатели Орловского края и мировой литературный процесс» (Орел, 2001).
Основные положения работы нашли отражения в четырёх публикациях.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка научной литературы.
Во введении даётся обзор научной литературы по теме диссертации, определяется предмет исследования, устанавливается актуальность, отмечается новизна, излагаются цели и задачи, методологические основы работы, а также её научно-практическое значение.
В первой главе «Специфика повествовательной формы «Смеха и горя» (художественные функции образа и слова героя-рассказчика)» выявляются и исследуются художественная функция образа героя-рассказчика и специфика повествовательной формы произведения. Во второй главе «Жанр, композиция, хронотоп лесковской повести как элементы авторской оце-ночности» предметом анализа становятся жанрово-композиционные особенности произведения и его хронотоп как косвенное воплощение авторской оценочности.
В заключении подводятся итоги исследования.
Специфика повествовательной формы «смеха и горя» (художественные функции образа и слова героя-рассказчика)
Большинство исследователей, писавших о повести Н.С. Лескова «Смех и горе», сходилось во мнении о заурядности, ограниченности главного героя произведения и, как следствие этого, его второстепенности по отношению к изображённой в повести российской действительности. Характерны в этом отношении следующие оценки главного героя: «Фигура Ватажкова получилась слишком малозначительной и неинтересной» (2, с.49), герой-рассказчик в «Смехе и горе» «не имеет самодовлеющего значения, не сосредоточивает на себе главный интерес читателя. Назначение рассказчика в этой вещи — дать добросовестные «показания» о русской жизни, какой она открылась ему по мере всё большего сближения с ней и попыток собственного вмешательства в её течение» (71, с.81). Акцент в исследованиях ставился главным образом на среде, а не на герое, в центре изучения оказывались обстоятельства, а не воспринимающее их сознание субъекта. Однако хорошо известно, что «литературное произведение по своему построению в той или иной форме всегда представляет собой историю человека» (75, с.39). Именно «человек в изображении писателя - это тот центр, к которому стягиваются все нити, управляющие художественным механизмом произведения, тот фокус, в котором получает своё наиболее яркое воплощение «стиль» писателя» (36, с.239).
Совершенно очевидно, что никакой полноценный анализ невозможен без рассмотрения образа главного героя. Для абсолютного большинства произведений Н.С. Лескова центром, вокруг которого строится повествование, является герой-рассказчик. Сама специфика повествовательной формы связана в произведениях Лескова с особой функцией героя-рассказчика. Именно он главный субъект речи.
Необходимо помнить, что «субъектную форму выбирает автор и сам выбор субъектной формы обусловлен идейной позицией и художественным замыслом писателя» (41, с.20). А значит, выявив особенности повествовательной формы произведения, мы приблизимся к пониманию его содержания, так как «любая худозкественная форма является претворенным, опредмеченным в материи данного искусства смыслом и жизненным материалом» (40, с. 435).
В истории русской литературы за Лесковым прочно закрепилось звание непревзойдённого мастера сказа. И действительно, в этой специфической повествовательной манере наиболее ярко воплотилась оригинальность лесковского дара в реализации многообразных возможностей устного слова. Однако творчество писателя включает в себя и другие повествовательные формы, характерные для прозаических жанров. Но прежде, чем приступить к рассмотрению особенностей повествовательной формы «Смеха и горя», необходимо установить чёткие понятийные границы таким терминам, как «автор», «повествователь», «герой-рассказчик», так как именно этими терминами мы будем оперировать на протяжении всего диссертационного исследования.
Под термином «автор» мы вслед за М.М. Бахтиным понимаем непосредственного создателя литературного произведения, то есть писателя. От автора необходимо отличать повествователя, который выступает чаще всего как лицо, непосредственно участвующее в ситуации рассказывания в качестве слушателя и являющееся «записчиком» устного слова героя-рассказчика.
Повествователь может быть персонифицирован, назван (то есть иметь имя и фамилию), а может быть представлен как-то иначе, например, через родственную связь с героем-рассказчиком (так, в «Смехе и горе» повествователь приходится племянником герою-рассказчику). Повествователь по большей части несет на себе функцию передатчика слов героя-рассказчика читателям. Повествователь, в отличие от автора, не обладает всей полнотой знаний о герое-рассказчике. Он такой же плод фантазии автора, как и сам герой-рассказчик. Даже в ситуации, когда повествователь не назван совсем (а это наиболее частый случай в произведениях Лескова), - это не значит, что он равен, идентичен автору - творцу литературного произведения. «Автор», «повествователь» и «герой-рассказчик» - это три обязательные составляющие практически любого художественного текста Н.С.Лескова. Разными оказываются лишь отношения между ними, что также находит своё отражение прежде всего в повествовательной форме произведения. Какова лее она в «Смехе и горе»?
Со сказовой формой «Смех и горе» сближают «установка на устнуто речь рассказчика» (Б.М. Эйхенбаум), а точнее, «имитация монологической речи, которая как будто строится в порядке её непосредственного говорения» (В.В. Виноградов), а также ориентация на «чужую речь», «чужой голос» (М.М. Бахтин). С самим фактом рассказывания связано и особое построение сказового произведения. Во-первых, наличие обрамления к непосредственному рассказу, а именно, завязки рассказа, то есть его ситуативная и проблемная мотивировка, а также развязки, где повествователь обобщает услышанное или кратко обозначает дальнейшую судьбу героя-рассказчика. Во-вторых, присутствие слушателей как необходимого атрибута ситуации рассказывания. Всё это мы находим и в структуре повести «Смех и горе».
Жанр, композиция, хронотоп лесковской повести как элементы авторской оценочности
Готовя «Смех и горе» к изданию в «Современной летописи» (произведение печаталось в 1871 году в NN 1- 3, 8 - 16), а также после его выхода, Лесков по-разному определял его жанровую принадлежность. В письме к С.А. Юрьеву от 18 декабря: 1870 года писатель называет «Смех и горе» «очерками», а в письме к П. К. Щебальскому от 19 декабря 1870 года новому произведению дано обозначение «повесть». Это же жанровое определение «Смеха и горя» повторяется Н.С. Лесковым и в двух других письмах, адресованных тому лее П. К. Щебальскому, от 2 февраля 1871 года и 7 мая 1871 года. В письме же к С.А. Юрьеву от 6 января 1871 года Лесков называет «Смех и горе» «фельетонным рассказом».
В XX веке за этим произведением также не закрепилось однозначного жанрового определения. А.Л. Волынский, В.Ю. Троицкий называют произведение Н.С. Лескова «очерками». «Хроникой» называют «Смех и горе» М.С. Горячкина и И.В. Столярова. К жанру повести относят «Смех и горе» А.А. Измайлов, Л.П. Гроссман, Б.М. Другов, B.C. Семёнов. «Повестью-обозрением» называют «Смех и горе» В.Ю. Троицкий, И.П. Виду-эцкая и М.С. Горячкина. Заметим, что даже в пределах одной работы (у М.С. Горячкиной и у В.Ю. Троицкого) жанровая принадлежность произведения Лескова определяется по-разному.
Не вызывает, однако, сомнений необходимость обоснования и закрепления за «Смехом горем» соответствующей жанровой принадлежности. Невозможно понять содержательную сторону произведения вне его жанровой специфики, так как «каждый жанр обладает своими способами, своими средствами видения и понимания действительности, доступными только ему...» (53, с. 180).
Вне эстетического преломления действительности нет и самого художественного содержания. Именно поэтому ещё в 1928 году П.Н. Медведев, учёный школы М.М. Бахтина, подчёркивал необходимость для писателя, «научиться видеть действительность глазами жанра» (53, с. 182). «Жанр, — пишет уже современный исследователь, - выражает ту или иную эстетическую концепцию действительности, которая раскрывает своё содержание во всей идейно-художественной целостности произведения» (26, с.5). Вышесказанное подтверждает важность выявления жанровой специфики «Смеха и горя».
Жанрология — одна из наиболее дискуссионных областей литературоведения. Принципы жанровой типологии трактуются учёными по-разному. Выдвигаются и собственные классификации жанровой системы. Достаточно сказать, что в литературоведении до сих пор не существует чёткого и однозначного определения термина «жанр». Попытаемся выделить наиболее изученные аспекты жанрологии и на их основе выработать собственное понимание этого термина.
Несмотря на существующие в жанровых теориях различия, следует отметить, что в основе большинства концепций — аристотелевское родовое разграничение литературных произведений.
Своё развитие и закрепление родовая теория Аристотеля получила в трудах Гегеля. Вслед за Аристотелем он делит «поэзию» (литературу) на эпическую, лирическую и драматическую.
« Истинность установившегося деления литературных родов подтверждается многовековой художественной практикой», справедливо отмечает современный исследователь (70, с. 180). Именно художественная практика даёт возможность рассматривать родовую теорию литературы как актуальную вплоть до наших дней.
Сложнее обстоит дело с жанровой классификацией. «Категория литературного жанра — категория историческая. Литературные жанры появляются только на определённой стадии развития искусства слова и затем постоянно меняются и сменяются» (47, с. 55). Это одна из причин трудности установления чётких границ в системе жанров. Здесь наблюдается взаимодействие двух противоположных тенденций: с одной стороны, любой жанр стремится к устойчивости, стабильности, обретению «жанровой памяти»; с другой - в любом жанре есть стремление к преодолению старого, к выходу за существующие рамки. Однако следует сказать, что доминирующей является всё же тенденция к устойчивости, закреплению жанровых свойств, то есть некий жанровый консерватизм, или то, что М.М. Бахтин называл «архаикой жанра». Ю.В. Стенник в статье «Системы жанров в историко-литературном процессе» трактует данную проблему следующим образом: «Стабилизация опыта, полученного в ходе художественного познания, в виде той или иной формальной закреплённости выражения, столь лее постоянно возникающей, как и преодолеваемой - такова наиболее устойчивая функция жанров» (70, с. 189).
Рассматривая жанр как категорию историческую, мы непременно сталкиваемся с проблемой различного смыслового наполнения одного и того же жанрового термина. Недаром Ю.Н. Тынянов писал: «... то, что называли одою в 20-е годы XIX века или, наконец, Фет, называлось одою не по тем признакам, что во время Ломоносова» (79, с.275). Исходя из этого, возникает необходимость исторического подхода к изучению жанровой системы. «Показатель жанровой природы произведения, — пишет Ю.В. Стенник, - устанавливается как регулятор структурных возможностей художественного воплощения определённой идеи, соотносясь всегда с уровнем эстетического сознания эпохи» (70, с. 175). Исторический подход к жанру, безусловно, справедлив. В нём существенной признаётся изменчивая, эволюционная сторона жанра. Однако нельзя забывать о том, что жанр не только историческая, но и типологическая категория. Устойчивые (типологические) признаки жанра необходимо рассматривать в диалектическом единстве с изменчивыми (историческими), так как жанр, подчеркнём ещё раз, это историко-типологическая категория.
