Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Д.С.Мережковский - исследователь творчества Н.В.Гоголя 13-67
1.1. Основные особенности критической манеры Д.С.Мережковского 13
1.2. Творчество Гоголя в мифологизированной культурной системе...37
1.2.1. Гоголевский миф и наследие Достоевского 44
1.2.2. Произведения Гоголя и мировая культура и наука 51
1.2.3. Гоголь и миф о Петербурге 58
1.2.4. Гоголь и Пушкин 61
ГЛАВА 2. Д.С.Мережковский — биограф Н.В.Гоголя 68
ГЛАВА 3. Книга Д.С.Мережковского о Н.В.Гоголе в контексте русской критики конца XIX-начала XX веков 107
Заключение.. 153
Библиография 164
- Основные особенности критической манеры Д.С.Мережковского
- Произведения Гоголя и мировая культура и наука
- Д.С.Мережковский — биограф Н.В.Гоголя
- Книга Д.С.Мережковского о Н.В.Гоголе в контексте русской критики конца XIX-начала XX веков
Введение к работе
Актуальность темы. Д.С.Мережковский, беллетрист, поэт, драматург, публицист, критик и автор религиозно-философских эссе, стоял у истоков русского символизма, был идеологом «нового религиозного сознания» и еще при жизни считался одним из выдающихся представителей русской культуры. Его произведения почти сразу же после их выхода в свет переводились на иностранные языки, современная ему критика не оставляла без внимания не только сборники его стихов и романы, но и его философские, литературоведческие и культурологические исследования. Долгое время находившееся под запретом, его наследие вернулось в русскую культуру, предметом изучения уже стали его романы, стихи, пьесы, отдельные литературно- критические статьи и книги. К характеристике мировоззрения писателя обращались Е.Андрущенко [22, 23], П.Басинский [28], О.Дефье [64, 65], О.Михайлов [112], А.Николюкин [121, 122, 123], Г.Фридлендер [167, 168], и др. Особенности поэтики, проблемы жанра и стиля изучали М.-Л. Додеро Коста [66], С.Ильев [75], О.Матич [104], А.Пайман [128], Отдельные аспекты воздействия Мережковского на развитие русской литературы находились в центре внимания Н.Дворцовой [62, 63] М.Иовановича [78], В.Келдыша [81, 82], И.Приходько [136] и мн.др. Однако по сей день наименее изученным остается литературно-критическое наследие Мережковского и, в частности, его концепция жизни и творчества Гоголя.
Вместе с тем именно в ней отразились важнейшие принципы нового символистского взгляда на литературу и искусство, в переосмыслении которых, по справедливому замечанию Л.К.Долгополова, «XIX век пережил свое второе рождение» [67, с. 43]. Книга о Гоголе, выросшая из реферата до отдельного исследования, знаменовала собой новый этап развития и становления символистской эстетики и без ее целостного изучения трудно в полной мере оценить
своеобразие процесса возрождения и переосмысления гоголевского наследия на рубеже веков.
После многочисленных откликов, которые получила эта книга при жизни писателя, наступил длительный период ее замалчивания. К этой проблеме, да и к имени Мережковского практически не обращались, за исключением нескольких исследователей. И если, скажем, В.В.Ермилов, во многом шедший вслед за открытиями Мережковского, в своих работах вообще не упоминал о его книге [71], то Б.Бурсов, автор исследования «Национальное своеобразие русской литературы» (1967) [42] называл его «талантливый критиком», главной удачей которого стала книга о Толстом и Достоевском, где «много точных и глубоких характеристик». Однако заслуги Мережковского перед русской литературой затенялись в глазах ученого тенденциозностью, заданностью и предвзятостью, схематизмом его мышления [42, с. 219 - 220]. Близкой к этим оценкам были высказывания и других ученых (С.Ф.Юльметова) [178].
О своеобразии критической манеры Мережковского много писала З.Г.Минц [107, 108, 109, ПО, 111]. Ее работы не потеряли своей научной ценности и актуальности по сей день. Статья «У истоков «символистского» Пушкина» (1987) [110] открыла большую тему, возможности разработки которой не исчерпаны до настоящего времени. Речь идет о том, что в проекте русского символизма не только Пушкин, но и другие художники мировой и русской культуры, в том числе и Гоголь, были переосмыслены, возрождены и поняты по-новому. В этой связи статья З.Г.Минц особенно ценна и с методологической точки зрения.
Интерес к творчеству Мережковского стал более ощутимым на рубеже 1980-х - 1990-х гг. В 1991 г. в Институте мировой литературы РАН была проведена 1-я Международная конференция, посвященная 150-летию со дня рождения Мережковского. Материалы этой конференции, коллективная монография «Д.С.Мережковский. Мысль и слово», изданные в 1999 г. [12], показывают, что наука о Мережковском развивается в нескольких направлениях. Предметом
внимания является, прежде всего, художественный мир Мережковского. Уче
ными воссозданы источники его романов, изучается пространство в его произ-
*„ ведениях, миф Мережковского о Петербурге; в науку возвращаются произведе-
ния, написанные в эмиграции. Отдельную группу составляют работы, посвя-
щенные мировоззрению Мережковского, его религиозной философии, а также
Ї его общественно-политическим взглядам. Отдельная тема - статьи о Мережков-
, ском-критике, и наконец, в последнюю группу по общности тематики «Мереж-
ковский и современники» могут быть объединены работы, посвященные взаимоотношениям писателя с литераторами, общественными и политическими деятелями. В связи с проблемами, рассматриваемыми в данной диссертации, наибольшее внимание привлекает третья группа исследований, посвященных своеобразию критического дарования писателя.
Так, в статье И.С.Приходько «Вечные спутники» Мережковского (К про-
. блеме мифологизации культуры)» [136] обращается внимание на особый тип
критических исследований, введенный Мережковским в русскую культуру.
Ученый устанавливает специфику символистской критики, одним из основателей которой был Мережковский. Среди ее ведущих черт — создание мифа о личности, при котором писатель выступает, прежде всего, как художник; отличие осмысления художников прошлого от традиционных биографий; отличие мифологизации и психологизма у Мережковского, определявшего свою критику как психологическую [136, с. 200 - 202]. Во многом опираясь на сделанное этим исследователем, мы, вместе с тем, обращаем внимание на то, что особенности, отмеченные И.С.Приходько, присущи не всем исследованиям МЄрЄЖ-ковского о Гоголе, и проявление названных черт его книг характерно для того
* этапа духовного развития, который был связан с символизмом (подробнее см.
*V главу 2 данной работы).
идет о концепции творчества писателя у Мережковского, о своеобразии изучения Мережковским художественного творчества и взглядов Достоевского, в ча-
6 стности, в книге «Л.Толстой и Достоевский», о значимости критических исследований Мережковского для науки о писателе. Эту тему, однако более развернуто и широко, изучал в своих работах видный литературовед Г.М.Фридлендер. Особое внимание привлекают две его статьи начала 1990-х гг. «Мережковский и Ибсен» [167] и «Д.С.Мережковский и Достоевский» [168]. В этих статьях исследователь, пожалуй, первым из отечественных литературоведов оценил по достоинству вклад Мережковского в русскую культуру. В статье «Мережковский и Ибсен» Г.М.Фридлендер намечает наиболее важные черты критической манеры Мережковского, устанавливает связь между всеми его произведениями, которые, вслед за Мережковским, называет подчиненными одной общей идее. Г.М.Фридлендер также первым ответил на вопрос о влиянии Ибсена на Мережковского, который поднимался еще в начале XX века.
Еще одна работа, важная в связи с поставленными в нашей работе задачами, представляет собой сопроводительную статью к публикации произведений Мережковского в серии «Прошлое и настоящее» [72, с. 561 - 568]. М.Ермолаев дает обзор литературно-критического наследия Мережковского и пишет о восприятии его книг современниками. Обращает на себя мысль о своеобразии мифа, создаваемого писателем: «Миф Мережковского имеет своеобразную почву: это миф человека кабинетного, библиотечного... Он выстраивает свой особый пантеон для «личного пользования», его книжные «вечные спутники» существуют не сами по себе, но воплощают некие «верховные сущности», борются и мирятся между собой, раскрывают прошлое и обещают гармонию в будущем» [72, с. 566].
Важными и ценными для данной работы являются результаты также двух недавних диссертаций, выполненных на различном материале, однако подтверждающих актуальность, продуктивность и важность обозначенного в нашей работе подхода. Речь идет о диссертационном исследовании А.В.Чоботько «Проблемы восприятия В.В.Розановым личности и творчества Н.В.Гоголя» (Днепропетровск, 2002) [173], впервые представившей попытку целостного ос-
мысления интерпретации Розановым наследия писателя, а также Е.Ю.Осмоловской «Л.Н.Толстой в творческом мире Д.С.Мережковского»
^ (Днепропетровск, 2004) [126], наиболее полно рассмотревшей своеобразие
критической манеры Мережковского. Здесь намечены продуктивные пути исследования способов мифологизации деятелей прошлого и настоящего в лите-
"j ратурно-критическом наследии писателя, исследована его концепция жизни и
творчества Л.Толстого. Основные итоги этого исследования были учтены при подготовке нашей диссертации.
Однако следует признать, что ни в одном из названных исследований проблема «Мережковский и Гоголь» не решалась всесторонне и полноценно. Несмотря на значительный вклад, который внесли американские и европейские слависты Т.Пахмусс (Т. Pachmuss), [180],,Б.Г.Розенталь (Bernice G. Rosental [36], Г.Ян. [179], П.Карден [80] в решение проблемы, связанной с литературно-критической деятельностью Мережковского, а также на ряд исследований, открывших тему восприятия Гоголя русским символизмом [37, 43, 50, 70, 83, 95, 108, 129], трудно не согласиться с автором исследования «Гоголь и символисты» (1999) Л.А.Сугай, что «данная тема разработана недостаточно глубоко, освещалась фрагментарно, заслуживает специального исследования» [160, с. 17]. Л.А.Сугай не только восполнила существовавший пробел, но и расширила угол зрения на проблему, поставив своей целью «оценить вклад символистов в изучение и истолкование Гоголя, раскрыть их роль в развитии гоголевский традиций» [160, с. 17], всесторонне рассматривая такие аспекты, как восприятие Гоголя символистской критикой, воплощение гоголевских образов в поэзии символистов, Гоголь и И.Анненский, Гоголь и В.Брюсов, а также Гоголь и ху-
* дожники-мирискусники. В большом обзоре литературы, в охвате материала, в
\ рассмотрении на широком историко-литературном фоне влияние Гоголя как
,/ художника и личности раскрыто в большой полноте.
Вместе с тем нельзя не признать, что размышления о Мережковском как исследователе биографии и творчества Гоголя не представляли для исследова-
тельницы специального интереса, и в ее монографии использованы не все воз
можные подходы к решению этой актуальной и важной проблемы [160, с. 45,
^ 57-61]. Автор отмечает, что уже предприняты успешные попытки изучения
таких тем, как «Гоголь и Блок», «Гоголь и Белый», среди неизученных называ-
ет темы «Гоголь и Брюсов» и «Гоголь и И.Анненский», однако среди них темы
у «Мережковский и Гоголь» нет [160, с. 17].
j Несмотря на огромную работу по изучению наследия Гоголя, которую
проводит Нежинский Гоголевский научно-методический центр, среди опубликованных им исследований также нет ни одной, посвященной восприятию Гоголя Мережковским [см., например, 48, 49, 50, 116].
Эта тема, локальная по своей сути, на самом деле, одна из сквозных и кардинально важных для Мережковского как мыслителя и художника слова, и не только для него. Она вводит в круг важнейших вопросов русского религиозно-философского ренессанса конца XIX — начала XX вв., в общий контекст об-ширной критики о Гоголе, возникшей в русле данного направления мысли. В русской религиозно-философской критике на рубеже веков произошло как бы второе открытие Гоголя, многое определившее в познании его творчества мировой литературой и литературной наукой.
Связь работы с научными программами, планами, темами. Исследова
ние выполнено в рамках реализации планов научно-исследовательской работы
кафедры русской и мировой литературы Харьковского национального педаго
гического университета им. Г.С.Сковороды. Она является частью комплексной
темы «Русская литературная критика XVIII - XX вв.», которую разрабатывает
кафедра.
* Цель и задачи исследования. Цель диссертационного исследования со-
\ стоит в том, чтобы выявить своеобразие интерпретации Д.С.Мережковским
<^! биографии и творчества Н.В.Гоголя, доказать ее важность для понимания осо-
бенностей и внутренних противоречий развития российского общественного
сознания. В соответствии с поставленной целью в диссертации решаются следующие задачи:
- выявить основные этапы восприятия Д.Мережковским личности и твор
ческого наследия Н.Гоголя.
-систематизировать характеристики и оценки Д.Мережковским биографии, духовного и художественного наследия Н.Гоголя;
- показать специфику мифологизированного культурного пространства,
созданного Д.Мережковским, и место в нем Гоголя;
-описать основные приемы создания Д.Мережковским «символистского мифа» о Гоголе;
Объектом исследования является художественно-философская концепция личности и творчества Гоголя, сложившаяся в творчестве Д. С .Мережковского.
Материалом для исследования стали книга «Гоголь и черт» (1906), а также исследования и статьи, в которых нашла отражение оценка Д.С.Мережковским личности и творчества Н.В.Гоголя: «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893), «Вечные спутники» (1897), «Грядущий Хам» (1906), «Пророк русской революции (К юбилею Достоевского)» (1906).
Методология исследования базируется на соединении описательного, генетического, сравнительного и типологического методов. В диссертации также используются общетеоретические выводы отечественного и зарубежного литературоведения, в том числе работы, посвященные анализу творчества Гоголя и Мережковского.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем впервые осуществлен целостный анализ художественно-эстетической концепции личности и творчества Н.В.Гоголя, сложившейся в творчестве Д.С.Мережковского, впервые его книга об Н.В.Гоголе рассматривается в литературно-критическом контексте конца XIX - начала XX века и обосновывается понимание Н.В.Гоголя в контексте символистского проекта. В работе впервые
определяется своеобразие осмысления Д.С.Мережковским конкретных гого
левских произведений и образов, а также анализируются малоизвестные и за-
ь бытые произведения писателя, статьи и заметки, по сей день ни разу не переиз-
дававшиеся, в научный оборот вводятся забытые и малоизвестные материалы.
Практическое значение полученных результатов. Полученные резуль-
* таты могут быть использованы при подготовке исследований по истории рус-
ской литературы, а также в преподавании вузовских историко-литературных курсов, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных творчеству Н.В.Гоголя и Д.С.Мережковского, а также при написании дипломных работ.
Апробация результатов диссертационного исследования. Материалы диссертационной работы нашли отражение в докладах на Международных чтениях молодых ученых памяти Л.Я.Лившица (Харьков, 2001, 2002, 2003, 2004), на Международных научных конференциях «Литература в контексте культуры» (Днепропетровск, 2001, 2003, 2004,). Работа в полном объеме обсуждалась на заседании кафедры русской и мировой литературы Харьковского национально-го педагогического университета имени Г.С.Сковороды. Основные положения диссертации изложены в 5 статьях, опубликованных в специализированных изданиях, и 2 тезисах докладов на научных конференциях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, которая насчитывает 180 наименований. Полный объем диссертации 178 страниц.
Первая глава «Д.С.Мережковский - исследователь творчества
Н.В .Гоголя» устанавливаются специфические особенности изучения Мереж-
ковским наследия писателя. Показано, что наблюдения Мережковского над по-
» этикой произведений Гоголя, по существу, заложили основу научного изучения
*, его творчества.
/ В параграфе 2.1. анализируются основные черты критической манеры Ме-
режковского с учетом его теоретических деклараций и обоснования подходов, сделанных в ранних исследованиях.
11 Творчество Гоголя изучается Мережковским в мифологизированном культурном пространстве, речь о котором идет в параграфе 2.2. Анализируется со-
. отношение гоголевского мифа и наследия Достоевского, творчества Гоголя и
мировой культуры и науки, наследия Гоголя и мифа о Петербурге, а также рассматривается проблема Гоголь и Пушкин в восприятии Мережковского, что по-
ч зволяет всесторонне осветить вопрос о своеобразии функционирования насле-
дия Гоголя в мифологизированном культурном пространстве.
Во второй главе «Д.С.Мережковский — биограф Н.В.Гоголя» разрозненные высказывания о писателе в статьях разных лет и биографический раздел книги о Гоголе рассматриваются как результат субъективно-художественной, психологической критики, в русле которой работал Мережковский; как попытка создания символистского мифа о жизни Гоголя; как одно из проявлений функциональной тенденции в биографике XX века. Устанавливаются источни-ки, с помощью которых Мережковским писалась биография Гоголя, а также причины искажения биографического, эпистолярного материала и воспомина-
* ний современников, введенных в исследование Мережковского о Гоголе. Пока-
зано, что миф о Гоголе имеет четкую структуру, что сказалось также в композиции исследования о нем. Описаны основные приемы создания Мережковским мифа о жизни Гоголя.
Третья глава «Книга о Гоголе в контексте русской критики конца XIX -
начала XX вв.» посвящена изучению того историко-литературного контекста, в
котором создавалось исследование Мережковского о Гоголе. В главе устанав
ливаются причины, побудившие писателя обратиться к изучению жизни и на-
следия Гоголя, анализируется круг его интересов и основные направления ис-
* следований той поры (деятельность Религиозно-философских собраний, иссле-
'*". дования «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литера-
(^ туры», «Вечные спутники», «О новом значении древней трагедии», «Пророк
русской революции (К юбилею Достоевского»), «Грядущий Хам» и др.). Рас-
сматриваются наиболее важные публикации современников Мережковского о Гоголе тех лет, а также их отклики о книге Мережковского.
К анализу привлечены статьи А.Белого, Н.Бердяева, В.Брюсова, А.Волынского, А.Горнфельда, Л.Гуревич, И.Ильина, К.Леонтьева, М.Меньшикова, В.Розанова, Т.Романского, Ф.Сологуба, П.Сосновского, Д.В.Философова, Эллиса и др.
В заключении подводятся основные итоги исследования и намечены возможности практического использования результатов работы.
Основные особенности критической манеры Д.С.Мережковского
Мережковский вошел в историю русской критики, обосновав оригинальный и своеобразный метод подхода к явлениям литературы. Его основные положения он сформулировал, как известно, в ряде ранних статей, в книге «О причинах упадка и о новых течениях в современной русской литературе», а также в предисловии к книге «Вечные спутники». Принципы нового подхода к явлениям литературы, которые Мережковский закладывал в основу их анализа, последовательно реализовались во всех его статьях и исследованиях. Как отмечает современный исследователь, «Мережковский привлекает читателя не столько оригинальностью мысли, сколько бесспорным обаянием художественного метода — настолько сильно, что хочется так же писать о самом Мережковском» [14, с. 565].
В нашу задачу это не входит, хотя такой подход, вероятно, дает богатые возможности для проникновения в его творческий мир.
Цель данной главы состоит в том, чтобы показать основные особенности интерпретации Мережковским творчества Гоголя. Опираясь на высказанные им принципы нового взгляда на художественные произведения, мы попытаемся проследить, как и в какой мере он использовал свои теоретические положения в практическом анализе текста, какой вклад в науку о Гоголе вносит такое своеобразное прочтение.
Первый опыт доказательства плодотворности метода, в русле которого написаны «лучшие критические исследования Сен-Бева, Гердера, Брандеса, Лессинга, Кар-лейля, Белинского», в которых они превращаются «в самостоятельных поэтов», находим в книге «О причинах упадка...». Мережковский называет такой метод «субъективно-художественным, психологическим» и считает, что обращение к нему для критика рубежа веков является своевременным.
Субъективно-художественный метод, по его собственному определению, есть своего рода новый вид художественного творчества, опирающегося не на мир дей ствительности, а на мир искусства: «Книги - живые люди. Он их любит и ненавидит, ими живет и от них умирает... То, что этот род поэзии теряет в яркости и реальной силе, он выигрывает в бесконечном благородстве и нежности оттенков». Роль критика, исповедывающего субъективно-художественный подход к явлениям искусства, подобна роли поэта, отражающего «не красоту реальных предметов, а красоту поэтических образов, отразивших эти предметы. Это - поэзия поэзии» [14, с. 157 -158]. Субъективно-художественный метод критики, по мнению Мережковского, имеет и большое научное значение. «Тайна творчества, тайна гения иногда более доступна поэту-критику, чем объективно-научному исследователю, - пишет он. щ Если художник читает произведение другого художника, происходит психологиче ский опыт, который соответствует тому эксперименту в научных лабораториях, когда исследуется химическая реакция одного тела на другое» [14, с. 158]. Эти высказывания, сопровождающие анализ современного Мережковскому состояния русской критики, представляют собой не только теоретическую декларацию молодого критика, но и своеобразную программу действий, которая была последовательно реализована в его новых статьях и исследованиях. Обратим внимание, что в некоторых своих подходах Мережковский, безуслов но, сближался с представителями психологической школы в литературоведении с их вниманием к образу мыслей, психологии, чувствам и мотивам художника. Однако главное, можно сказать, коренное отличие исследований Мережковского состоит в том, что он был в них в значительной мере художником, а не беспристрастным исследователем, творил миф о творце, создавал его художественный образ, рассматривал его личность и наследие в мифологизированном пространстве, используя выражение И.С.Приходько, речь о котором пойдет ниже. В сборнике «Вечные спутники» Мережковский еще раз возвращается к прин ципам субъективно-художественного метода. Апробированный ранее, теперь он ис пользован Мережковским как сознательно избранный способ исследования произ % ведений прошлого. Причем применимым он оказывается не только к изучению творчества писателей, но и к деятельности, скажем, полководца и философа (Марк Аврелий). Как известно, позднее такой подход оказался плодотворным и при созда нии религиозно-философских эссе («Данте», «Наполеон», «Маленькая Тереза» и др.). Так, в предисловии к сборнику Мережковский говорит: «Цель автора - от кровенно субъективная. Прежде всего желал бы он показать за книгой живую душу писателя — своеобразную, единственную, никогда более не повторявшуюся форму бытия; затем изобразить действие этой души - иногда отдаленной от нас веками и народами, но более близкой, чем те, среди кого мы живем, - на ум, волю, сердце, на всю внутреннюю жизнь критика как представителя известного поколения» [6, с. 309]. k Здесь обращает на себя внимание, что Мережковский выступает уже не только как художник, который читает произведение другого художника и принимает участие в особом «психологическом опыте», а как простой читатель. Именно его позиция «представителя известного поколения», «читателя в конце XIX века», оценивающего произведения прошлого, дает ему возможность их «обновлять», перечитывать заново и своеобразно интерпретировать, вкладывая «новое тело, новую душу по образу и подобию своему» [6, с. 309]. Как сказано в предисловии к сборнику «Д.С.Мережковский. Эстетика и критика», здесь «речь идет уже не о писательской критике, а о том, что позднее стало определяться как функциональный аспект изучения литературы» [22, с. 27]. Принципы субъективно-художественной критики состояли, таким образом, в том, чтобы в оценке художественного явления критик проходил несколько этапов. Первый характеризуется тем, что критик, говоря словами Мережковского, показывает «за книгой живую душу писателя» или, иначе, воссоздает его человеческий облик. Второй - в том, чтобы «изобразить действие этой души... на ум, волю, сердце, на всю внутреннюю жизнь критика как представителя известного поколения», или дать характеристику современного восприятия произведения прошлого. Как пишет Мережковский, «каждый век, каждое поколение требует объяснения великих писателей прошлого в своем свете, в своем духе, под своим углом зрения» [6, с. 310]. И, наконец, последний, третий этап состоит в том, чтобы произведение про h шлого представить не только как «родное», «современное», но и «предвестником будущего». Иначе говоря, найти в прошлом знаки, свидетельствующие о том, каким будет будущее, что в нем питается прошлым и растет из него. Эти этапы анализа художественного произведения сказались и на композиции многих статей и исследований Мережковского, о которой мы говорили ранее: «жизнь» («живая душа писателя»), «творчество» («объяснение в своем духе») и «ре лигия» («предвестники будущего»). Мережковский не сразу стал называть разделы своих исследований в соответствии с такой структурой. В его ранних работах («О « причинах упадка..,», «Достоевский», «Пушкин», «Памяти А.Н.Плещеева» и др.) ни каких разделов вообще нет. Но отмеченные нами этапы анализа художественных явлений сказываются в тексте практически каждого из его исследований: от «жиз ни», т.е. биографических сведений, подробностей становления личности, отношений с окружающими, — к особенностям творчества, а через них - к тому, что будет на звано «религией». Заметим, что подобная структура в целом отвечает сложившейся в символизме мифологической структуре: именно так конструировался и символист ский миф о творце.
Произведения Гоголя и мировая культура и наука
Стремление к созданию собственного культурного пространства проявляется, по нашему мнению, во всех произведениях Мережковского. В них присутствуют свои постоянные величины, представление о которых только углубляется и уточняется, но в основе своей остается неизменным. Среди них важное место занимает древнегреческая культура и культура эпохи Возрождения, образы-символы, связанные с разнообразными литературными явлениями и направлениями мысли. Обычно творчество писателя, которое исследует Мережковский, помещается в это пространство и как некая совокупность, когда за именем писателя подразумеваются все его произведения в целом, и в виде отдельных произведений или их героев.
Отмеченная нами особенность впервые проявилась уже в книге «О причинах упадка...». Разграничивая поэзию и литературу, Мережковский создает два образа-символа «поэзии», которая состоялась как литература. Это, во-первых, древнегреческая литература с Гомером как ее основоположником. «В Афинах, в эпоху Перикла, в среде греческих писателей и философов Гомер приобретает совершенно новое, не только поэтическое, но и литературное значение, - пишет он. - Едва ли не каждая строчка греческой литературы отмечена неизгладимой печатью его гения. Вы до сих пор чувствуете дух Гомера в какой-нибудь полустертой надписи на могильном мраморе, как и в диалогах Платона, и в шутках Аристофана, и в походном дневнике Ксенофонта, и в нежных, как мрамор Парфенона, подобных самым чистым христианским гимнам лирических хорах Софокла. Дух Гомера - ненарушимая литературная связь между всеми отдельными поэтическими явлениями Греции, как бы они ни были различны по своим индивидуальным чертам» [14, с. 140].
Второй образ связан с расцветом Флорентийской живописи, который становится символом гармонического развития гения в подлинно творческой атмосфере. Мережковский дает представление о «месте» действия: «этот маленький клочок земли, у подошвы Сан-Миньято на берегах мутно-зеленого Арно», называет значащие имена: Гирландайо и его ученик Микеланджело, Вероккио и его ученик Леонардо да Винчи. «Нужна была именно эта атмосфера флорентийских мастерских, воздух, насыщенный запахом красок и мраморной пыли, - говорит он, - для того, чтобы распустились редкие, дотоле невиданные цветы человеческого гения» [14, с. 141].
Дух народа, раскрывающийся в произведениях некоторых из своих гениев, «нашел себе полное выражение» и бессмертен как Рим Августа или Афины Пе-рикла. «Я узнаю мощный резец Донателло в отчеканенных, с их металлическим звуком, терцинах Аллигиери, - пишет критик. - На всем печать мрачного, свободного и неукротимого духа флорентийского. Он чувствуется в самых ничтожных подробностях архитектуры», как в «двустишии греческой эпиграммы я узнаю дух Гомера, в ничтожном обломке мрамора, наполовину скрытом мхом и землею, - стиль ионической колонны» [14, с. 141].
Эти два образа дополняются менее значимыми, но также становящимися образами-символами: литературные школы во Франции с «атмосферой всеобщего экстаза» или Веймарский кружок Гете. «Нужна известная атмосфера для того, чтобы глубочайшие стороны гения могли вполне проявиться, - восклицает критик. - Между писателями с различными, иногда противоположными темпераментами устанавливаются, как между противоположными полюсами, особые умственные течения, особый воздух, насыщенный творческими веяниями» [14, с. 142]. В русской литературе такого «воздуха» не было создано, и художник развивается и умирает в одиночестве, доходя в своем развитии даже до отказа от творчества, как, скажем, Л.Толстой или Н.Гоголь.
От создания художественного образа «образцовой», «эталонной» поэзии, ставшей литературой, Мережковский переходит к непосредственному ее сопоставлению с русской литературой. Гёте, говорит он, «лучший тип истинно великого не только поэта, но и литератора. Толстой, великий поэт, никогда не был литератором. В своих автобиографических признаниях Толстой неоднократно высказывает, по-видимому, искреннее и тем более плачевное презрение к собственным созданиям. Это презрение невольно пробуждает горькое раздумье о судьбе русской литературы. Нет, Гёте не презирал того, что создал. Такое отношение, как у Толстого, к собственным творениям показалось бы ему святотатством. Вот бездна, отделяющая поэзию от литературы» [14, с. 147].
Этот прием, — от создания образа, «атмосферы» эпохи прошлого к характеристике таланта писателя использован и в книге о Гоголе. Однако здесь мы видим оригинальную трансформацию данного приема. Размышляя о гоголевских персонажах, Мережковский подтверждает свой тезис о смешении и усреднении в их сознании всех достижений человеческой цивилизации, в том числе культуры и науки. Поэтому образы-символы, являющиеся постоянными величинами в мифологизированном культурном пространстве Мережковского, также смешиваются, перемежаются, в результате чего рождается новый смысл.
Скажем, во второй главе первой части исследования, характеризуя круг умственных представлений Хлестакова, Мережковский замечает: «Вот, например, одна из главных мыслей XVII и XVIII века, Монтеня, Гоббса, Жан-Жака Руссо — мысль об «естественном состоянии», о возврате человека в природу. Когда Хлестаков признается в любви жене городничего, та отвечает ему с робким недоумением: «Но позвольте заметить, я в некотором роде... я замужем». «Это ничего,— возражает Хлестаков.— Для любви нет различия: и Карамзин сказал; «Законы осуждают». Мы удалимся под сень струй»... Это значит человеческие законы осуждают нашу свободную любовь, но мы уйдем от людей в природу, где царствуют иные вечные законы. От древнегреческой идиллии Дафниса и Хлои, которые тоже были счастливы «под сенью струй», до чувствительных романов XVIII века, до пастушеских сцен во вкусе Ватто, Буше и через Карамзина до Хлестакова - какой неимоверный путь прошла человеческая мысль и во что она превратилась!» [7, с. 219 - 220]. Здесь смешиваются и усредняются мысли, идеи, явления, которые в творчестве Мережковского функционируют как мысли-символы и идеи-символы.
Д.С.Мережковский — биограф Н.В.Гоголя
Биография Гоголя была предметом изучения неоднократно [21, 24, 26, 48, 60, 61, 71, 88, 93, 94, 100, 102, 105, 118, 121, 132, 171]. Если говорить о новом толчке к постижению его жизненной судьбы, об открывшихся дополнительных возможностях изучения его наследия на рубеже веков, то им, несомненно, стало 10 издание собрания его сочинений, подготовленное Н.С.Тихонравовым. Как справедливо заметила Л.А.Сугай, «гоголевский текст, свидетель мук творчества, стал достоверным источником изучения внутреннего мира автора... Но сами недостатки нового издания, с точки зрения изучения личности Гоголя, становились неоспоримыми достоинствами», имея в виду, что читателю стали доступными, пусть неточные и не в полной мере выверенные, но совершенно неизвестные ранее грани внутреннего мира писателя [159, с. 43].
На рубеже веков выходили в свет также издания, положившие начало изучению жизненного пути писателя, они стали основой для создания его научной биографии. Речь идет, в первую очередь, о «Материалах для биографии Гоголя» (тт. 1 - 4), подготовленных В.И.Шенроком (М., 1892 - 1897) и воспоминаниях Г.П.Данилевского «Знакомство с Гоголем» (1886). Однако к концу века читателям уже были известны такие вышедшие ранее издания, подготовленные П.А.Кулишом, как «Опыт биографии Н.В.Гоголя со включением сорока его писем. Сочинение Николая М.» (СПб., 1854), им же подготовленные к печати «Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем» (СПб., 1856); «Сочинения и письма Н.В.Гоголя» в 7-ми томах, также собранные П.А.Кулишом (СПб., 1857). О жизни Гоголя в различные периоды рассказывали в своих воспоминаниях С.Т.Аксаков, автор «Истории моего знакомства с Гоголем» (1890), И.И.Панаев в своих «Литературных воспоминаниях» (1861), В.В.Стасов в книге «Училище правоведения сорок лет тому назад, в 1836 — 1842 годах» (1880 - 1881), П.В.Анненков в брошюре «Н.В.Гоголь в Риме летом 1841 года» (1857), множест во других. Иначе говоря, к рубежу веков русская читающая публика уже имела разностороннее представление о личности Гоголя, о его взаимоотношениях с ма н терью, ближайшими друзьями, о его детстве, о становлении как писателя, о его взглядах, о полемике вокруг его произведений, а также, разумеется, о его позиции по различным вопросам литературной и общественной жизни. Среди этой многообразной биографической литературы исследование Д.С.Мережковского занимает значительное место. Несмотря на всю субъективность, с которой он интерпретировал биографию писателя, нельзя не признать, что именно концепция Мережковского во многом определила облик гоголевед-ческой литературы той эпохи и, прежде всего, сказалась на восприятии Гоголя символистами. Мы находим даже отдаленное воздействие Мережковского на В.Набокова («Гоголь»). Отметим, что в исследованиях о Гоголе зачастую именно его болезнь стано вилась предметом самых серьезных размышлений и, как замечает Л.А.Сугай, «непостижимые вершины и бездны, взлеты и «провалы» Гоголя», оказавшиеся «излюбленным мотивом символистов. Андрей Белый не раз рассуждал о бес плодности попыток понять «великого страстотерпца», о том, что «страшно пи сать о Гоголе, не будучи Гоголем», что кощунственно мерить нашим аршином «высоту заоблачных высот и трясину бездонных болот» души гения. «Двухсти хийностью души объясняли все парадоксы жизни и творчества Гоголя... Неожи данно против идеи «разорванности» личности, «двухстихииности гоголевской души, которую отстаивали символисты, выступил Валерий Брюсов, объявивший стремление к преувеличению, жизненный и творческий гиперболизм главенст-вующей чертой Гоголя...» [159, с. 44]. Несмотря на то, что символисты, в сущности, разошлись во мнениях о личности писателя, предметом их обсуждения была все же концепция, выдвинутая именно Мережковским. Не случайно, думается, В.Розанов, автор многих работ о Гоголе, в Послесловии к комментарию «Легенды о Великом Инквизиторе Ф.М.Достоевского» назвал книгу Мережковского «серьезнейшим в нашей литературе началом настоящего отношения к Гоголю» [141, с. 155]. Мережковский не посвятил биографии Гоголя специального исследования. Ему принадлежит большая глава книги, писавшейся на рубеже веков. Впервые это исследование вышло в свет под названием «Судьба Гоголя. Творчество, жизнь и религия» в журнале «Новый путь» в трех номерах за 1903 г., а затем выдержало несколько отдельных изданий. Так, книга «Гоголь и черт. Исследование» (М.; 1906) была выпущена в свет в количестве 1800 экземпляров. Но уже следующее издание под названием «Гоголь. Творчество, жизнь и религия» (СПб.; 1909) печаталось в количестве почти вдвое превышавшем прежнее - 3200 экземпляров. Через два года, в 1911 г., снова предпринимается отдельное издание, его тираж также превышал 3000 экземпляров. Затем Мережковский включил книгу в девятый том своего полного собрания сочинений в 14-ти томах, изданное М.О.Вольфом (СПб, 1911) и в пятнадцатый том полного собрания сочинений в 24-х томах, выпущенное в свет И.Д.Сытиным (М.; 1914). О том, какой интерес она вызвала и какими разнообразными были отклики на нее, мы уже говорили выше (см. главу 1). Мережковский, как полагаем, очень дорожил этой книгой, о чем свидетельствует и такая многократная ее перепечатка. Биографию Гоголя он изучал специально, и черты его собственной версии жизнеописания писателя прослеживаются во всех упоминаниях его имени.
Впервые он заговорил о Гоголе, как уже отмечалось, в связи с оценкой творчества первого русского поэта в статье «Пушкин» [16]. В ней Гоголь представлен как пророчески чувствующий литературный критик, ценитель русской культуры, видевший в Пушкине «явление чрезвычайное», «может быть, единственное явление русского духа» [16, с. 457]. Статья «Пушкин» как бы пронизана гоголевским словом о великом поэте. Более того, Мережковский замечает, что и Достоевский последовал в своих оценках Пушкина за Гоголем — «взял мысль Гоголя, только расширив и углубив ее» [16, с. 475]. Однако они оба «не отметили в творчестве Пушкина одной характерной особенности, которая, однако, отразилась на всей последующей русской литературе: Пушкин первый из мировых поэтов с такою силою и страстностью выразил вечную противоположность культурного и первобытного человека» [16, с. 476]. Здесь Мережковский намечает две линии русской культуры, по принадлежности к которым затем разделит всех русских писателей.
Развивая мысль о преемственности, идущей в русской литературе от Пушкина, Мережковский, однако, замечает, что прижилось в ней не то, что было самым ценным в великом русском поэте, а лишь некоторые мотивы его творчества. Так, скажем, «вся проповедь Достоевского не что иное, как развитие мистических настроений Гоголя, как призыв прочь от культуры, основанной на выводах безбожной науки...» [16, с. 477]. Эти же два художника, «кто глубже всех проникает в дух пушкинской поэзии», «ослепленные односторонним христианством, не видят или не хотят видеть связь Пушкина с Петром». Мережковский также объединяет имена Гоголя и Достоевского, когда говорит о типе маленького человека: «С одной стороны, малое счастье малого, неведомого коломенского чиновника, напоминающего смиренных героев Достоевского и Гоголя, простая любовь простого сердца, с другой - сверхчеловеческое видение героя» [16, с. 512].
Книга Д.С.Мережковского о Н.В.Гоголе в контексте русской критики конца XIX-начала XX веков
Д.С.Мережковский вошел в литературу в 1880-х гг., а его первые замечания о Гоголе пришлись на начало 1890-х, когда уже сложилась определенная традиция в оценке личности и творчества Гоголя журнальной критикой и писателями-современниками. Не останавливаясь на широко известных и уже изученных фактах, обратимся к литературе о Гоголе конца 1880-х - 1910-х гг., т.е. к тому историко-литературному контексту, в котором писались статьи и исследования Мережковского о Гоголе, а также рассмотрим, как сам Мережковский шел к этой теме, и какое место она занимает в его наследии.
Создавая собственную концепцию, Мережковский в значительной степени опирался на опыт своих предшественников и современников. Да и сам выбор имени для крупного исследования соответствовал основным направлениям развития критической мысли того времени. Разумеется, в рамках настоящего обзора нами не ставится задача исчерпывающего анализа всей многообразной литературы о Гоголе той эпохи. Поэтому предметом нашего внимания являются лишь те статьи и исследования, которые позволяют видеть тенденции, сложившиеся в это время, наметить самые существенные моменты в оценках личности и творчества писателя и установить место концепции Мережковского в них.
Как известно, творчество Гоголя в XIX веке становилось предметом споров представителей различных литературных партий, эстетических течений. Многие из них стремились представить писателя своим сторонником или судили его с собственных позиций, что обусловило известную предвзятость их суждений. В оценках нового поколения критиков и мыслителей обозначились иные тенденции. На второй план отходили размышления о своеобразии его таланта, художественных открытиях, ведущее место стали занимать культурологические, религиозно-философские концепции. Это сказалось, в частности, в статьях Н.Бердяева [33, 34, 35], А.Волынского [47], А.Горнфельда [55, 56], Л.Гуревич [59], КЛеонтьева [98], В.Розанова [138, 139, 140, 141, 142, 143, 144], Д.В.Философова [164] и мн. др.
Впервые имя Гоголя возникает в книге Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1983) [14]. В статьях 80-х гг., посвященных Чехову, Короленко, мистической теме в мировой литературе, в двух некрологах — Тургенева и Плещеева, где упоминаются все наиболее значимые имена русских и зарубежных писателей, имени Гоголя нет. Мережковский как будто забыл о его существовании, а вспомнив, ввел его в свою книгу в паре с Пушкиным: «Может быть, раз в сорок лет сходятся два, три русских писателя, - писал он, - но не перед лицом всего народа, а где-то в уголку, в тайне, во мраке, на одно мгновение, чтобы потом разойтись навеки. Так сошлись Пушкин с Гоголем. Мимолетная случайная встреча в пустыне!» [14, с. 144]. Мысль об отсутствии преемственной связи в русской литературе, об одиночестве писателя приводит Мережковского к выводу, что «соединение оригинальных и глубоких талантов в России за последние полвека делает еще более поразительным отсутствие русской литературы, достойной великой русской поэзии» [14, с. 145].
Более того, литература, поэзия, «самое воздушное и нежное из всех созданий человеческого духа», оказывается в руках критики, неспособной по достоинству его оценить. Журналы «предлагают какую-нибудь поразительную приманку, например, неизданное произведение Гоголя, а рядом с Гоголем - новейший стенной календарь... Редактор возлагает столько надежд на стенной календарь, как и на Гоголя» [14, с. 154]. Однако и в этой программной книге Мережковский о Гоголе специально не говорит. По «способности символизма» он лишь объединяет его с Гончаровым [14, с. 178], и, впоследствии сопоставляя художников парами, Гоголя не упоминает вовсе. И это, думается, не случайно.
Его интересы в тот период сосредоточены на статьях, вошедших позднее в известную книгу «Вечные спутники» (1897) [6]. Именно в них определился круг имен, являющихся, по его мнению, символом определенной культуры в определенную эпоху и сопровождающих человечество на всем протяжении его существования. Это Акрополь как место, где основалась и создавалась европейская культура, Марк Аврелий и Плиний Младший, Кальдерон и Сервантес, Монтень и Флобер, Ибсен, Достоевский, Гончаров, Майков и Пушкин. Мережковский был увлечен идеей создания собственного здания всемирной культуры, однако места для Гоголя в нем не было: во всем сборнике он ни разу не упоминается.
Лишь в статье «Пушкин», написанной для сборника «Философские течения русской поэзии» и впоследствии завершившей книгу «Вечные спутники», Гоголь как бы открывается Мережковскому, высоко оценившему его прозорливость и тонкое понимание Пушкина. На наш взгляд, именно в связи с Пушкиным впервые в творческом мире Мережковского обозначилось место Гоголя, как, впрочем, Толстого и Достоевского. Не случайно одно за другим, почти одновременно в свет были выпущены его наиболее значимые исследования «Л.Толстой и Достоевский» и «Гоголь». Имя Гоголя вступает в значащую для Мережковского оппозицию «Пушкин - Гоголь», и в дальнейшем функционирует в его наследии как противоположность великому русскому поэту.
Как справедливо указывает Л.А.Сугай, «штрихи и контуры оценки творчества Н.В.Гоголя, слегка намеченные Мережковским в 1892 г., как в зародыше, несли в себе ведущие идеи, которые несколько десятилетий будут развивать в своих работах о Гоголе и сам Мережковский, и другие представители символизма. Так, предметом особого интереса сторонников направления станет «Судьба Гоголя» и его мистицизм, Гоголь и Пушкин будут трактоваться как образы-символы отечественной культуры (близкие или, чаще противостоящие), а излюбленной темой как критической прозы, так и поэтических откликов «старших» и «младших» символистов, станет тема «Гоголь и Россия»... В каче постве центральной проблемы своих теоретических разработок они выдвинут вопрос о символизме Гоголя» [159, с. 23]. Сформулировав в книге «О причинах упадка...» и в предисловии к сборни ку «Вечные спутники» наиболее важные черты своей критической манеры (см. об этом подробнее главу 1), Мережковский применил ее к изучению судьбы, наследия и религии Гоголя, а также Толстого и Достоевского. Да и все дальнейшие его исследования были написаны с учетом открытий, сделанных им на этом пути.
