Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Изучение мифа, мифотворчества и библейских образов в литературоведении 12
1.1 .Понятие о мифе и мифотворчестве в литературоведении 12
1.2.Изучение библейских образов в литературоведении 31
1.3. Влияние мифа, мифотворчества и библейских образов на становление творческой личности М. Волошина 43
ГЛАВА 2. Мифотворчетво М. Волошина как путь постижения мира и человека 53
2.1. Начало пути: «Быть заключённым в темнице мгновенья» 53
2.2. Миф о жертвенной любви в её зеркальном отражении. Поэт и эдипов миф 57
2.3. «Звезда полынь». Своеобразие духовных исканий 66
2.4.М. Волошин и Киммерийский миф 76
2.5. Блуждания поэта в дантовском лесу 84
2.6. «Киммерийская весна» - продолжение мифотворчества Поэта 88
2.7. МифотворчествоМ. Волошина о Лике и Поэте 101
Глава III. Библейский образ «Неопалимой Купины» как воплощение русского пути в мифотворчестве М. Волошина 115
3.1. Война и революция в понимании Поэта 115
3.2. М. Волошин о своеобразии русского пути 138
3.3. Поиск истоков русской смуты. Лики и личины России 147
3.4. Путь постижения поэтом русской усобицы 156
3.5.Осмысление поэтом русского пути 161
3.6.Дом Поэта как средоточие и перекрёсток мироздания 172
Заключение 179
Список литературы 181
- Влияние мифа, мифотворчества и библейских образов на становление творческой личности М. Волошина
- Миф о жертвенной любви в её зеркальном отражении. Поэт и эдипов миф
- МифотворчествоМ. Волошина о Лике и Поэте
- Поиск истоков русской смуты. Лики и личины России
Введение к работе
Современная культура немыслима вне процессов мифологизации духовного бытия человечества и его демифологизации. Именно в таком аспекте и целесообразно рассматривать творчество М. Волошина как мыслителя и художника слова, творившего и жившего на переломе эпох.
Исследование творческой индивидуальности в контексте ее духовных исканий и историко-литературного процесса - явление сложное и многоаспектное, предполагающее синтез литературоведческого и философского осмысления, тем более, если это относится к личностям, творящим в переломную эпоху конца XIX - начала XX веков. Показательно в этом смысле утверждение известного литературоведа Л. Долгополова: «Мы извлекаем из незаслуженного забвения имена и литературные группировки; восстанавливаем в правах эпизоды литературной жизни, еще в недавнем прошлом не слишком привлекавшие наше внимание» [66:5]. Эти слова в полной мере могут быть отнесены к личности и творчеству М. Волошина.
Именно сейчас, на рубеже веков и тысячелетий, творчество поэта становится предметом пристального внимания исследователей литературы, о чем свидетельствует ряд литературоведческих работ, вышедших в России и за рубежом за последние 20 лет. Первая диссертация на тему «Формирование поэтической личности Максимилиана Волошина» (Киев. 1971), на основе которой вышла книга «Судьба поэта» в 1978 году в Киеве, написана старейшим исследователем творчества М. Волошина И. Куприяновым. Начиная с 1981 года, подготовлено десять сборников «Волошинских чтений» и готовятся к печати еще три. Вышли в свет монографические исследования о М. Волошине С. Пинаева (1996), В. Купченко (1997), 3. Давыдова (1997), Э. Менделевича (2001), «Летопись жизни и творчества Волошина 1877-1932» (2002), осветившие разные стороны творчества поэта. «Разговор о творчестве Максимилиана Волошина никогда не придет «к конечному пределу»» [152:648].
По проблеме же, поставленной в работе, исследований практически нет за исключением книги Э. Менделевича «История в поэтическом мире Максимилиана Волошина»(2005) и его же сборника статей «Пойми простой урок моей земли» (2001). Первыми совершили попытки притронуться к данной теме на широком историческом и биографическом фоне патриархи волошиноведения: В. Купченко, 3. Давыдов, В. Мануйлов, А. Лавров и Н. Рыкова. В частности, В. Купченко, В. Мануйлов, Н. Рыкова и А. Лавров осуществили ещё в 1988 году грандиозное издание в серии «Литературные памятники» сборника критических и литературоведческих статей Максимилиана Волошина «Лики творчества», предисловие к которому написал известный поэт Сергей Наровчатов. Этот же год отмечен сборником «Избранное» М. Волошина. В 1991 году вышло в свет издание «Максимилиан Волошин. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников» с примечательной вступительной статьей 3. Давыдова и В. Купченко «Я - голос внутренних ключей...» Миф и мир М. Волошина». Книга является одним из основных источников исследования мифотворчества М. Волошина. Следует отметить огромный вклад в исследование творчества М. Волошина известного ученого и литературоведа С. Пинаева, автора книги в серии ЖЗЛ «Максимилиан Волошин, или себя забывший бог», а также цикла статей, посвященных личности поэта и регулярно выходящих в сборнике «Волошинские чтения».
Автор предлагаемого исследования также посвятил изучаемой проблематике несколько статей: «Волошин и православие. Путь к вечности»(2004), «Духовный облик Волошина и культура XX века. Личность Волошина и традиции русского символизма»(2006), «Лик мифотворчества М.А. Волошина»(2007), «Слово как самоценное бытие в творчестве М.А. Волошина»(2007), «Значимость библейских образов в творчестве Максимилиана Волошина»(2006), «Слово и миф в творчестве М.А. Волошина»(2008), «Слово как самосущностное бытие в творчестве М.А. Волошина» и «Самосущность Слова в творчестве Максимилиана Волошина»,
вышедших в различных научных и литературно-художественных изданиях России и Молдовы, ставших предметом обсуждения на научных конференциях.
Немалый интерес к творчеству М. Волошина проявляют представители зарубежного литературоведения. В частности, Э. Райе и Б. Филиппов, написавшие предисловие и комментарии к парижскому изданию М. Волошина, вышедшему в 1982 году, в котором исследователи связали идейно-философские поиски поэта с его религиозными воззрениями; А. Ханзен-Лёве, исследующий глубинную связь русской культуры с библейскими и мифологическими преданиями, образами и мотивами. Особое внимание в диссертации уделяется его научной работе «Русский символизм и система поэтических мотивов»(2003). Книга А. Ханзен-Лёве является фундаментальным исследованием русского символизма и представляет значительное явление в современном литературоведении. Расматривая мифопоэтику символистов, А. Ханзен-Лёве затрагивает основополагающие критерии символизма: античность, теософию, астрологию, спиритизм. Вместе с тем, не дает полного представления о мифотворчестве символистов в контексте русской культуры, поэтому, как и работы современных волошиноведов и исследователей символизма, не претендует на отражение универсальности русского символизма.
В рамках нашей научной работы мы опираемся на труд Г. Гадамера «Актуальность прекрасного», который позволяет восполнить пробел в изучении традиций русского символизма. В этой работе он сводит проблему творчества и мифического сознания воедино, ставя в основу их явления человека-мифотворца как акта присутствия в мироздании [53:97].
Большую помощь в создании диссертации оказало научное исследование Ирины Латыповой «Миф о Поэте в художественном мире М.И. Цветаевой», созвучное теме нашей научной работы.
Изучение творчества М. Волошина находится, в принципе, в начале пути. Напомним, что первая диссертация по творчеству поэта вышла только
в 1971 году, и наконец, стали появляться не только отечественные исследования, но и зарубежные публикации (Э. Райе, Б. Филиппов и А. Тюрин). В Швейцарии и Германии созданы центры по изучению творческого наследия М. Волошина. Особенно в этом преуспели современные последователи Р. Штейнера, которые пытаются вписать М. Волошина в систему теософских ценностей. Данная работа является попыткой показать духовное становление художника-мифотворца как единого целого, исходя из личности и творчества поэта Рубежа веков.
Структура работы: диссертационное сочинение состоит из Введения, трех глав, Заключения и списка литературы, включающего свыше 230 наименовании.
Во «Введении» рассмотрены ведущие и приоритетные направления современного волошиноведения, обоснованы актуальность избранной темы, научная новизна, методология, определены предмет, объект, методы и приемы исследования, сформулированы цель и задачи, теоретическая и практическая значимость работы, а также формы апробации результатов исследования.
I глава представляет собой теоретическую часть работы, в которой определяются основные понятия, получившие осмысление в научной литературе по мифопоэтической теории, библейскому образу, а также дано представление о личности и поэзии М. Волошина в контексте поставленной в исследовании проблемы в литературоведении.
II глава представляет собой практическую часть работы, где доказывается выдвинутая автором исследования гипотеза, согласно которой становление духовного облика поэта и мыслителя М. Волошина проходит через осмысление мифологических и библейских образов в их совокупности и взаимовлиянии. Особое внимание уделяется мифологемам Мгновение и Вечность, Остановленное Время, Зеркало, Праматерь-Земля, библейскому образу «Звезда Полынь», созданному поэтом мифу о Киммерии, дантовским блужданиям М. Волошина через осознание таких
мифологем, как Странник и Путник, Жертва и Любовь, Эдип и Антигона, Лампада-душа, Солнце, Вода, Облака, Свиток, Огонь, Ветер, Гроза, Луна, Слово. Также исследуется проблема поэтического Лика, в основе которого лежат образы Христа и Одиссея, мифологема «Подмастерье».
В III главе рассматривается своеобразие волошинского понимания русского пути как «Неопалимой Купины». Осмысление Войны и Революции, своеобразия русского пути сквозь призму мифологических библейских и фольклорных образов и мотивов, таких как Богородица, Китеж, Армагеддон, Сеятель. Поэт изображает духовное становление Лика и его деградацию, превращение в личину; показывает путь поэта как Пророка, Христа и Лазаря, опираясь на библейское понимание мифологем и архетипов Дом и Поэт.
В Заключении отражены результаты исследования, обобщены итоги работы, намечены возможные пути дальнейшего изучения проблемы.
Структура работы определяется целями и задачами исследования:
1. Цели исследования: Определить этапы становления духовного и поэтического мира М. Волошина.
2. Выявить особенности и типологию библейских и мифологических образов в творчестве М. Волошина.
Задачи исследования:
Выявить особенности духовных исканий М. Волошина на рубеже XIX-XX веков, которые непосредственно оказали воздействие на формирование личности и творчества поэта.
Объяснить особенности мифотворчества М. Волошина о Поэте, Лике, Киммерии, Доме, Остановленном времени, Неопалимой купине и осознание русского пути.
Отразить взаимосвязь системы ценностей символизма, мифологии и библии в творчестве М. Волошина.
Поставленные в работе цели и задачи определяют методы и приёмы, которые в ней используются:
Сравнительно-исторический, позволивший на широком историко-литературном фоне рассмотреть проблему мифологического и библейского образа в творчестве М. Волошина в контексте его духовных исканий.
Биографический, помогающий рассмотреть этапы духовного пути поэта в контексте поставленной в исследовании проблемы.
3. Структурно-семантический, предоставивший возможность
выявить структуру библейских и мифологических образов в контексте
духовных исканий М. Волошина. Мы предприняли попытку определить
своеобразный спектр структурных отношений: внутриструктурные
взаимодействия элементов, типологию структур, реализацию множества
вариантов определенного структурного инварианта, многообразие внешних
структур в различных социокультурных контекстах, основываясь, по мысли
Юрия Тынянова, на «анализе структурных законов языка и литературы и их
эволюции» [187:28]. Данный метод позволяет- выявить структурно-
семантические типы в творчестве М. Волошина.
4. Типологический. Этот метод исследования помог в определении
типологии волошинских мифологических и библейских образов в их
сочетании с традициями русской и мировой литературы. Он неразрывно
связан с сопоставительным методом, который предполагает сопоставление
различных типов по структуре.
5. Сопоставительный метод даёт возможность связать воедино
понятие литературной синхронической системы с хронологической системой
истории.
6. Обзор литературоведческих исследований по избранной
проблеме и выбор поэтических текстов для анализа; наблюдение над
языком художественных произведений; контекстуальный анализ
поэтических текстов, позволяющий выявить ключевые смыслы;
комментирование поэтических текстов письмами, дневниковыми записями и статьями.
Методология исследования мифотворчества М. Волошина основана на фундаментальных трудах представителей различных мифопоэтических школ (В. Зарецкий, Б.Корман, Дж. Фрезер, К. Юнг, М. Элиаде).
В своей работе мы опираемся на исследования мифа таких ученых, как С. Артамонов, М. Бахтин, А. Гулыга, В. Топоров, В. Тюпа, А. Тахо-Годи, М. Лифшиц, Ф. Ницше, М. Стеблин-Каменский и К. Юнг.
Символичность культуры в своих работах обосновывали В. Брюсов Андрей Белый, Н. Бердяев, С. Булгаков, Л. Гинзбург, Г. Гадамер, Е. Кассирер, Л. Карсавин, Н. Лосский К. Леви-Стросс, Д. Мережковский А. Ханзен-Лёве, В л. Ходасевич, Г. Флоровский.
Рассматривая проблемы библейского образа в творчестве М. Волошина, мы ориентируемся на исследования различных философских, богословских и литературоведческих школ:
Культурологической (А. Веселовский, Я. Голосовкер, А. Потебня, А. Лосев, Ю. Миролюбов и др.).
Этнографической (К. Леви-Стросс, Дж. Фрезер).
Филологической (А. Афанасьев, Ф. Буслаев и др.).
Структурно-семиотической (Ю. Лотман, Е. Мелетинский, 3. Минц), структурная поэтика которой является основополагающей в методологии исследования.
Особо хотелось бы выделить русский религиозный Ренессанс (Вл. Соловьев «Чтения о богочеловечестве», «Красота как преображающая сила», «Нравственная миссия художника», Н. Бердяев «Смысл творчества», «Смысл истории» и ряд его других работ, о которых будет сказано ниже, Н. Лосский «История русской философии», Вл. Лосский «Боговидение», Г. Флоровский «Пути русского богословия» и др.).
В своем исследовании, рассматривая творчество и духовный путь М. Волошина, мы опираемся на фундаментальные труды по проблемам русской
духовности таких известных ученых, как С. Аверинцев, С. Булгаков, Дм. Лихачев, Л. Успенский. Однако, как показывает анализ научной литературы, понятия символа, мифа и культуры на данный момент не исследованы во всех своих аспектах. Более того, до конца не существует цельного общепринятого мнения и концепции мифотворчества.
Объектом исследования являются стихотворные циклы М. Волошина: «Годы странствий»(1901-1904), «Когда время останавливается»( 1903-1905), «Святая горечь любви»( 1902-1906), «Звезда Полынь»( 1904-1907), «Киммерийские сумерки»(190б-1909), «Тёмный лес»(1910-1917) «Киммерийская весна» (1910-1926), и неизданные при жизни поэта «Неопалимая Купина» и «Паралипоменон», а также статьи из сборников «Лики творчества» и «Записные книжки». Выбор объекта исследования обусловлен следующими причинами: начиная с 1900 года в творчестве М. Волошина мифологические и библейские образы, своеобразно разветвляясь в своих смысловых значениях, всё более и более воздействуют на духовное становление поэта.
Предметом исследования стало изучение этапов становления мифологем как основополагающих культурологических единиц в творчестве Максимилиана Волошина.
Теоретическая значимость данной работы видится в том, что в ней определена типология мифопоэтики в творчестве М. Волошина, выявлена взаимосвязь духовного пути поэта с мифотворчеством как одним из способов постижения и преображения мира и человека, рассмотрено творчество поэта в религиозно-мифологическом аспекте.
Практическая значимость работы:
Данное диссертационное исследование может быть использовано при изучении курса истории русской литературы конца XIX - начала XX века, при написании студентами дипломных и курсовых работ и для ознакомления с творчеством поэта в школе, окажет помощь всем, кто занимается исследованием творческого пути М. Волошина.
Актуальность и новизна работы заключается в том, что автор диссертации обращается к малоизученной проблеме. Впервые системно-аналитически осмыслено поэтическое творчество М. Волошина в контексте его идейно-философских исканий, мировоззренческой эволюции от античного мифа к библейскому тексту.
Показано духовное становление художника-мифотворца, исходя из личности и творчества поэта конца XIX - начала XX веков, опираясь на значимые вехи творческого наследия Максимилиана Волошина, каковыми являются мифологемы (под мифологемой подразумевается использование мифа или части мифа в произведениях словесно-художественного творчества) Остановленного времени, мифологема Путника и Прохожего, Лика и Поэта, киммерийский миф и миф об Эдипе, образы Христа и Одиссея, «Звезды Полыни» и Любви как проявления божественной сути, осмысление Неопалимой Купины, русского Пути и архетипа Дом.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации обсуждались на Всероссийской (с международным участием) научно-практической конференции «Проблемы диалогизма словесного искусства» (Стерлитамак, 2007), на научно-просветительских Покровских Чтениях в 2006-м и 2007-м годах, проходивших в городе Тирасполе (Молдова), на аспирантских семинарах в Стерлитамакской государственной педагогической академии (СГПА) в 2005-2007 годах и на ежегодных вузовских конференциях учёных СГПА.
Особенно значимым для апробации результатов исследования стало сотрудничество с Домом-музеем М. Волошина в Коктебеле (Крым, Украина), выступление с докладами перед сотрудниками Дома-музея в 2007 и 2008 годах.
Влияние мифа, мифотворчества и библейских образов на становление творческой личности М. Волошина
М. Волошин как творческая личность воспринимал себя постигающим мир в водовороте истории жизни. «Водоворот жизни - это было новое понятие, возникшее на почве тех новых форм, в которые отливалась историческая жизнь России на рубеже XIX - XX в.в. Время как бы ускорило свое движение, стало более насыщенным и более содержательным» [66:11]. О водовороте жизни и истории в то время писали многие поэты, писатели, художники и философы. По выражению А. Блока, «мировой водоворот ... засасывает в свою воронку почти всего человека...» [6:298]. Становится явной проблема перерождения личности, пересоздания человеческой судьбы в частности и в целом. Одним из первых на эту проблему откликнулся Максимилиан Волошин в статье «Апофеоз мечты», разбирая трагедию Вилье де Лиль-Адана «Аксель» [13:19].
Человек начинает себя воспринимать как индивидуальность, творящую особый мир, как связующее звено между прошлым и будущим. Оценивая эту эпоху, Г. Флоровский писал: «Под знаком долженствования будущее нам открывается вернее и глубже, чем под знаком ожиданий или предчувствий...» [194:519]. Этот долг, по мысли Л. Долгополова, воспринимался как причастность к историческим и социальным явлениям [66:23- 24]. Не учитывать этих тенденций развития русской культуры конца XIX - нач. XX века по отношению к Максимилиану Волошину было бы нецелесообразно: Поэт прекрасно понимал, что он вписан в эпоху, с одной стороны, трагическую, с другой - мифологическую. Более того, он осознавал свой путь как путь самосознания. Для него характерна тенденция хроникальности повествования, желание вписать свою судьбу в дневник истории и тем самым сохранить себя и свою жизнь. Показательна запись М. Волошина от 27.04.1897 года: «Я начинаю этот дневник с тем, чтобы он заступил мне место молитвы» [8:10]. Это юношеское утверждение поэта вполне сопоставимо с его зрелым пониманием сути искусства и назначения поэта и человека: «Искусство никогда не обращается к толпе, к массе, оно говорит отдельному человеку, в глубоких и скрытых тайниках его души.... Все положительные силы человека- в любви» [16:296,298].
Такое понимание искусства есть ни что иное, как признание первичности духовного. И в этом самый верный способ постигнуть личность Максимилиана Волошина во всем многообразии его связей с мировой и русской культурой. Поэт начинается с осознания себя как личности в мире," как части мироздания в целом. Это мироощущение человека как явления трагичного в мироздании роднит М. Волошина с символизмом, особенно с Дмитрием Мережковским и Вячеславом Ивановым, которых он считал на определенном этапе своего становления единомышленниками в постижении мира и создания новой модели бытия. Для М. Волошина, как для Дм. Мережковского и Вяч. Иванова, близка суть символизма, постигающего «истины» жизни, которая представляется ему как мистическое чувство «распятого Христа». Осмысление явлений действительности как символов «божественного откровения» и образует, по Д. Мережковскому, символистскую поэзию. Что же касается импрессионизма, то это только необходимое средство, «форма» воплощения «русской меры религиозного чувства» [122:19].
Стихотворения и философские труды Вл. Соловьева, Дм. Мережковского, 3. Гиппиус, Андрея Белого, К. Эллиса способствовали формированию мифопоэтического убеждения М. Волошина, ибо каждый из них стремился создать свою концепцию мира, чему находим подтверждение у С. Пинаева [152:116-117]. Однако символизм как система ценностей, как литературное направление не был един по своим эстетико-философским установкам. Вместе с тем всех представителей символизма объединяет одно — мифотворчество, неразрывная связь творчества и жизни, на что указывал один из первых исследователей символизма Вл. Ходасевич: «Самое преобладание лиризма у символистов есть следствие глубокой, первичной причины: теснейшей и неразрывной связи писаний с жизнью» [201:545]. Личный, субъективный, жизненный опыт в конечном итоге определял творчество как преображение мира через слово и миф, а здесь у каждого поэта был свой путь. Особо в этом отношении следует указать по времени на поэзию Вяч. Иванова с его философской системой, повлиявшей на духовное становление М. Волошина. И. Машбиц-Веров в этой связи писал следующее: «Красота, музыка и вещее прозрение — вот оружие и сила поэта. Этим он дает ощутить божественную благость бытия» [122:145]. Характерно, что красота, музыка, вещее прозрение у М. Волошина и Вяч. Иванова связаны с античностью и христианством. На это по отношению к Вяч. Иванову указывал В. Брюсов [7:315], а по отношению к М. Волошину наш современник Э. Менделевич: «Ощущение полноты бытия прослеживается в каждом движении античного сознания, составляет одну из главных прелестей античного наследия» [127:73,75]. Быть посредником между Божественным и земным, между Вечным и мгновенным, уметь узреть в мгновенном вечное, а в вечном мгновенное, создать своеобразный универсум - вот что сближает М. Волошина с Вяч. Ивановым. Именно на эти особенности поэтики художника указывает С. Пинаев: «Творчество в представлении Волошина -это мгновение в вечности, устанавливающее связь человека со всем, что было, есть и только намечается» [154:116].
Если с Вяч. Ивановым М. Волошина связывает понимание поэзии как «теургии» и мифотворчества, то с К. Бальмонтом и В. Брюсовым роднит стремление постигнуть музыку стиха и все та же идея преобразования мира и человека через поэзию. Об этом свидетельствует поиск М. Волошиным новых форм воплощенного поэтического слова и об этом же цикличность его поэзии, стремление к хроникальности своего творческого пути. Путь М. Волошина - это не столько путь К. Бальмонта к свету и радости, сколько трагическая и противоречивая дорога постижения Премудрости Божией, книга откровения [8:119].
Нужно отметить, что уже современники поэта довольно противоречиво воспринимали творчество М. Волошина. Так, В. Брюсов в стихах Максимилиана Волошина больше видел «собрание редкостей, сделанное любовно просвещенным любителем-знатоком, с хорошим, развитым вкусом» [7:345]. Иного мнения о творчестве М. Волошина была Марина Цветаева, которая отмечала не столько литературность, сколько мистичность и теургичность поэзии М. Волошина. «Это был скрытый мистик, то есть истый мистик, тайный ученик тайного учения о тайном. Мистик — мало скрытый — зарытый» [26:257].
Миф о жертвенной любви в её зеркальном отражении. Поэт и эдипов миф
Следующий цикл стихотворений поэт назвал AMORI AMARA SACRUM («Святая горечь любви»). Чувство любви (эроса) является определяющим в творчестве М. Волошина. Это органично для русского символизма, что подтверждается творчеством Вяч. Иванова, Андрея Белого, Д. Мережковского, 3. Гиппиус и др. Для М. Волошина, как и для поэтов символистов, Эрос - преображающая сила: «Гений Слова - Эрос, который руководит переходом с одной ступени на другую» [8:107].
Уже в первом стихотворении «Я ждал страданья столько лет» из цикла AMORI AMARA SACRUM М. Волошин прямо говорит о жертвенности и страдании в любви, тем самым выявляя жертвенность как сквозную тему и главную особенность мистериального духа. Идея жертвенности здесь отражает христианскую версию эсхатологического мифа. Для поэта жертва -это искупление во имя жизни и любви. Не случайно, цикл назван AMORI AMARA SACRUM («Святая горечь любви»).
Каждое стихотворение цикла AMORI AMARA SACRUM - это лирический лик души поэта, который проявляется через нити познания самого себя. Об этом свидетельствует стихотворение «О, как чутко, о, как звонко», где поэт входит в знакомый сад после долгих лет скитаний, приведших его назад [16:33].
Возвращение после скитаний присуще мифологическому герою (Одиссей, Ясон и др.), который в своем путешествии начинает путь познания, в конечном итоге приводящий его к началу путешествия, в котором святое знание равно святому незнанию, т.е. к тому, что святоотеческое предание называет любовью. Поэт «несознанно» ищет начало нити, которая должна привести к сути бытия. Узнавание любви художнику представляется горьким уроком, но в этом уроке, кроме горечи, присутствует святость, а значит надежда на обновление и преображение и, конечно же, освобождение. Любовь — это выход за пределы тварного мира, августиновское исповедование Богу и мирозданию, когда даже в ночи: «Сияет мысль. В душе светло» [16:33] («Спустилась ночь. Погасли краски»), когда «блуждали сны, толпились сказки...» [16:33].
Перед нами образ Артемиды, дающей всему жизнь и очаровывающей сущее, входящей во время, которое «тихо, тихо шло» и развивало и свивало дни, чтобы созидать красоту, вне которой немыслима живая любовь. Но Артемида вплетает сущее в хоровод событий, а Афродита «будит в сердцах богов и смертных любовь. Благодаря этой власти она царит над всем миром» [19:69]. И то, к чему она прикасается, «благоухало и цвело». Совершается важнейший творческий акт победы жизни и любви, соединение сердец между смертными и бессмертными, когда стены тюрьмы раздвинуты [16:33]. Поэт создал и вошел в событие, превратившее его жизнь в реально мифическое бытие, где явственно ощущается личное присутствие в созданном им художественном образе. В данном случае представляется неважным, кому посвящено стихотворение. М. Волошин создает историософскую концепцию пути. Миф становится частью личности и истории в неразрывном единстве. И в этом единстве поэта в первую очередь интересует человек. М. Волошин отмечал: «Человек - это книга, в которую занесена история мира» [8:48-49]. И потому так необходимо заглянуть в его портрет. Чаще всего человеку свойственно создавать портрет любимого человека. Таковым человеком для Максимилиана Волошина являлась Маргарита Сабашникова. В ней поэт хотел видеть воплотившийся миф, творческое отображение потрясающих мгновений мироздания, в которых проявляется личность. Поэт в мгновении пытается обнаружить вечность. В ней «мы можем увидеть весь мир в его целом, пространственном и временном» [8:50]. Это целое запечатлено в деталях портрета любимого человека, потому что настоящий образ и лик рождается только в любви к человеку и сущему. Потому перед нами в стихотворении «Портрет» путешествие по корсиканскому пейзажу, на котором проглядывает облик дорогого и близкого, понимающего твой мир человека: «Я бледные тона жемчужной акварели» [16:34].
Мы видим целокупный образ природы и человека. Согласно волошинскому миросозерцанию, человек - часть природы, но и природа часть человеческого существа, его неотъемлемое составляющее. Эта волошинская концепция истории основана на античном миросозерцании и понимании природы. Человек античного мифа считал себя венцом природы и не выделялся из нее [48:114]. Поэт создает в деталях бытия целостную картину человека и природы или, лучше сказать, воссоздаёт личность, проявляющую себя в каждой черточке мироздания. Античный грек всем своим существом показывал: он - лицо, олицетворение красоты, выраженное телесно: «...индивидуальность была во всем теле, и не столько в неподвижных его формах, сколько в движении» [13:400-401].
Для грека вещественно-телесное проявление красоты было достаточным для полноты бытия. Для поэта, стремившегося к цельности, безусловно, лицо могло вызывать интерес, если все существо человеческое пронизано чистым, мифо-евангельским смыслом бытия. Все нити бытия, все тайны лика заключены для художника в человеческом «я» как части Божественного Бытия. Вот поэтому местоимение «я» является структурно-семантическим центром стихотворения. Каждый раз оно наполняется новым содержанием, открывающим тайны бытия человека, вырастая в исповедь перед миробытием. Поразительность этой исповеди в ее обнаженности и чистоте: «Пройдемте по миру, как дети» [16:34].
Волошинский мир - это мир детей, приносимых к Христу, и Который, несмотря на препятствия учеников, благословил их [4:Мрк. 10:13-16].
Для поэта Царствие Божие есть полнота бытия, полнота знания, поэтому так важны детская непосредственность и гениальность. Античная пластика лица совмещалась с детским восприятием мироздания. Через движения сновидений к обладанию совершенной истины, ибо: «Ребенок -непризнанный гений» [16:34].
МифотворчествоМ. Волошина о Лике и Поэте
Процесс воплощения лика в человеке есть процесс длительный и мучительный. Поэтому М. Волошин стремился подметить проявление лика, лица, личины в жизни и творчестве его современников. Цикл «Облики» -своеобразное отражение поэтом пути становления человека через борьбу в нем различных начал. Сам он писал, что «читает душу» поэта не только «по изгибам его ритмов, по интонации его стиха, по подбору его рифм», но и по тому, «как сидит на нем платье, как застегивает он сюртук, каким жестом он скрещивает руки и поднимает голову...» [16:433].
Именно в некоем синтезе всего в человеческом облике поэт видел лик каждого, его душевную и духовную ценность. Каждое стихотворение цикла -это портретная зарисовка, узнавание, открытие той или иной личности в пределах мифотворчества М. Волошина и самой личности (не следует забывать, что М. Волошин был талантливым живописцем и скульптором). Рассматриваемый цикл отражает время, когда поэт творил свой миф о конкретной личности, о Черубине де Габриак (Е. Дмитриевой), -своеобразной мистификации поэта. Поэтому стихотворение «В янтарном забытьи полуденных минут» из цикла «Облики» конкретно обращено к ренессансному образу Черубины де Габриак, окатолизированной мифогероини Максимилиана Волошина. По воспоминаниям Марины Цветаевой, для М. Волошина это «не мистификация, а мифотворчество, и не псевдоним, а великий аноним народа, мифы творящего» [26:210]. Такое понимание мифотворчества находится в рамках традиций русского символизма, где личное не отделялось от литературы, где писатель не отделялся от человека, где первостепенным было стремление написать свою жизнь как единую книгу, стремясь создать свой миф. Оценивая такой акт мифотворчества, Вл. Ходасевич писал: «Символисты не хотели отделять писателя от человека, литературную биографию от личной...» [201:269-270]. Таким искомым философским камнем являлся лик. Поэтому М. Волошин, посвящая два стихотворения Черубине де Габриак, вписывает ее в ценности различных эпох: от Ренессанса до Серебряного века [16:75], конкретизируя в своем мифе: грех, соблазн, мученичество, связывая воедино библейские образы и мотивы.
Миф у М. Волошина становится одним из средств познания и творения человека. Примечательно стихотворение, посвященное К. Бальмонту, которое так и называется «Бальмонт». Оно является его портретной характеристикой, где поэт сочетает описание внешних черт с голосом его стиха, и оно есть начало создания лика К. Бальмонта: «Тебе к лицу шелка и меч, ... И рифм стремительный парад» [16:80]. Но уже в стихотворении «Напутствие Бальмонту» появляется образ поэта-странника, который весьма близок М. Волошину по духу. С одной стороны, оно связано с реальным кругосветным путешествием К. Бальмонта, с другой - воссоздает облик странника-поэта, которому «Старый мир давно стал духу тесен»[16:81].
Двум поэтам тесно в духе старого мира, их тянет на перекрестки неведомых и мифических миров. Отсюда упоминание Атлантиды (мифической страны), «чтоб подслушать древние обиды» [16:81]. В мифической стране «Лемурии огненной и древней» этот семантический ряд завершается заключительной строкой стихотворения: «Ты пловец пучин времен, Бальмонт»[16:82]. Интересно, что сам К. Бальмонт воспринимал себя избранным поэтом, он видел в себе не только поэта-странника, но и просвещенного, избранного сына солнца. В стихотворении «Избранный» он писал: «О да, я избранный, я Мудрый, посвященный, / Сын солнца» [3:64]. Эти поэтические утверждения абсолютно вписывались в эстетику символизма и мифотворчества. А миф - это не легенда, а представление о жизни, согласно А. Лосеву [103:157].
М. Волошин завершает воссоздание облика К. Бальмонта в стихотворении «Фаэтон». Причём стихотворение строится на бальмонтовских романтических и мифологических представлениях о Солнце. Сам К. Бальмонт в статье «Романтики» писал о пересоздании земли [3:513].
Всё это, естественно, в традициях Древней Эллады и романтической культуры, что великолепно понимали представители русской литературы рубежа веков. Движение к Солнцу воспринималось как движение к жизни, а человек, осознающий себя солнцем, как источник жизни. Об этом писали Андрей Белый в стихотворении «Солнце», посвященном К. Бальмонту, Максим Горький - в драме «Дети солнца » и др.
Облик Константина Бальмонта в волошинском стихотворении «Фаэтон» есть представление о жизни человека как мифотворчестве, как необходимой сути духовного пути поэта. Зная основу бальмонтовского мифа, М. Волошин обращается в первых строчках к поэту: «Здравствуй, отрок солнцекудрый» [16:82], переосмысливая древнеэллинский миф о Фаэтоне, Гелиосе, Аполлоне. Поэт уже в первой строфе вводит понятие времени: «С белой мышью на плече!/ Правь твой путь слепой и мудрый» [16: 82].
В представлении М. Волошина и поэтов-символистов в мышке «сосредоточены та непримиренность и грусть, которые лежат на самом дне аполлонова светлого сна» [13:101]. Отталкиваясь от вполне реального события, случившегося с К. Бальмонтом [13:96], М. Волошин представляет поэта как пророка, рыцаря, сына Солнца [13:96]. Так аполлонистический дух солнца и светлого сна, Красоты, связывается с понятием и пророчества, и времени. В «Записных книжках» М. Волошин отметил следующее: «Мышь под пятой Аполлона. Она посвящена ему. Он истребитель мышей» [8:141]. Лик Константина Бальмонта дополняется ещё одной гранью: поэт живет мгновением и поглощает его, он - истребитель мгновения. Сам Константин Бальмонт в стихотворении «Как Призрак» написал: «Я прихожу, как призрак, я ухожу, как тень» [3:221]. В последующих строках стихотворения тема о поэте-пророке, рыцаре, сыне солнца, расширяется. Как дитя солнца, он, подобно Фаэтону, жаждет быть Солнцем и «править грозной колесницей» [16:82]. В этой связи следует упомянуть, что М. Волошин переосмысливает древнеэллинский миф о Фаэтоне, сыне богов Гелиоса и Климены. Согласно мифу, отец дал обещание исполнить желание сына. Гелиос разрешил Фаэтону один день управлять колесницей солнца. Но Фаэтон не смог сдержать огнедышащих коней, и они бросились в сторону, отклоняясь от обычного пути солнца. Это вызвало страшный пожар, за что Зевс поразил Фаэтона молнией [233:600]. Фаэтон наказан Зевсом за дерзость, но даже распростертый он грезит всё один и тот же сон: «Быть как солнце! До зенита / Разъяренных гнать коней!» [16:83], сгореть в огне орбит и «рухнуть с горней высоты!» [16:83]. Миссия поэта сквозь призму греческого мифа о Фаэтоне и представления К. Бальмонта о Солнце видится киммерийскому художнику следующим образом: поэт, подобно огню, обречен, с одной стороны, быть жертвеным огнем, а с другой - очищающим, несущим свет даже в своем падении: «Чтоб огонь, упавший с неба, / Взвился снова в небеса!» [16:83]. Человек должен быть ввергнут в огонь поэтом, чтобы возродиться вновь. И сам поэт должен пылать в этом Священном огне. Только так он будет, как Солнце. Осмысленный Максимилианом Волошиным бальмонтовский солнечный миф становится напутствием поэту как творить и жить. Связывая воедино свою личность с личностью своих современников, поэт воссоздает единый миф о своем веке. Осознание М. Волошиным бальмонтовского и древнегреческого мифов о Солнце нам видится своеобразным достижением и синтезом нескольких начал в поэтическом мифотворчестве как М. Волошина, так и К. Бальмонта: 1). Аполлонистический светлый сон, благодаря которому постигаются тайны бытия. 2). Очищающий огонь. 3). Служение Красоте. 4). Обреченность поэта служить Слову, дабы быть как Солнце.
Поиск истоков русской смуты. Лики и личины России
Для лучшего понимания происходящего М. Волошин обращается к древнерусским тестам и сказаниям. Близость древнерусской литературы к народным преданиям возбуждала в М. Волошине стремление обратиться именно к древнерусским текстам. Первым опытом в стихотворном переложении оригиналов древнерусской литературы была повесть Катырева-Ростовского, в которой поэт добавил два портрета: Марины Мнишек и Филарета - «создав своеобразную поэтическую стилизацию древнего источника» [16:443]. Значимы в этом отношении образы русских царей, царевен, воссозданные поэтом-летописцем сквозь призму религиозных архетипов, главные из которых - монашество и Власть. Продолжая карамзинско-пушкинскую традицию изображения данных архетипов смутного времени, М. Волошин подчеркивает эти два начала в каждом из обликов царей и царевен, что в полной мере соответствовало истории России (Гришка-Растрига, Борис Годунов, принявший схиму, Ксения, постриженная в монахини и, конечно же, Феодор Романов, в иночестве Филарет, будущий патриарх России).
Демоны и бесы, власть и благодать - все это для М. Волошина - лики России. Так, стихотворение «Дметриус-Император» для художника не просто картина, в которой является лицо самозванца, но это явление демонического лика. В письме к уже упоминаемой А. Петровой он писал: «Мне, может, удастся выявить после и лики русских демонов, не только бесов. Пока у меня единый русский демон - Дмитрий-Император» [16:443]. Для поэта самозванец ассоциировался с упоминаемым в Евангелии легионом бесов. Максимилиан Волошин вспоминает евангельский текст [4:Мрк. 5:9], который он держал в сознании, когда обращался к истории смутного времени, о чём писал сам в статье «Россия распятая» [16:318-319]. И в другом месте, осмысляя русскую историю и евангельский текст, он скажет: «Великая русская равнина - исконная страна бесноватости ... Свойство бесов — дробление и множественность» [16:327].
Надо полагать, что вольное трактование евангельского текста было вызвано происходящими событиями. М. Волошин не спорит, он констатирует, хотя и здесь он оставляет право личности не соглашаться с Богом, ибо иной раз несоглашение Богу, по мысли М. Волошина, более угодно, чем тупое смирение. Поэт считает, что истинное назначение человека в безусловном следовании воле Божьей, некое же противостояние в какой-то степени тоже есть воля Божья, ибо вызвано стремлением познать истину. Вращение же бесов побеждается постом и молитвой, то есть обожением, сотворением в себе совершенного бога и совершенного человека. В противном случае примем пришедших из бездны, спустя триста лет [16:128].
В прошедшей Смуте поэт видел Смуту гражданской войны, видел отравленный бесовским легионом русский дух. Именно приход бесовских полчищ означает близость Страшного Суда. Это апокалипсическое понимание художник воплотил в «Стенькином суде». Сброшена интеллигентская шелуха, выявился подлинный лик России. Разинщина и пугачевщина явили свой темный лик. Можно сказать, что на Русь двинулась мифическая нечистая сила. М. Волошин намеренно стилизует текст под старорусский манер, чтобы дать понять, что прошлое вернулось в будущее, чтобы сделать ужасным настоящее, чтобы вывернуть наизнанку Русь Святую, превратив ее в окаянную и грешную, с перевернутым крестом: «восставши из мертвых — с мечем, - / Три угодника - с Гришкой Отрепьевым, / Да с Емелькой придет Пугачом» [16:130].
Используя фольклорные традиции, поэт добивается ясного понимания истинного русского лика: в «Стенькином суде», «Дмитрии-императоре» он явлен темным, чарующим, гуляющим по Святой Руси. И совсем другим этот лик представлен в стихотворении «Китеж», где так же мастерски используется М. Волошиным мифология и библейская лексика («Неугасимый пламень», «благовест церквей», «помилуй Бог»). Указанные слова соседствуют с мифологемами («светлояр», «огнищан», «нетопырь», «Китеж»). Но есть концепты, которые можно отнести и к мифу, и к библейско-церковному преданию: «Ни Сергиев, ни Оптина, ни Саров», «Огней бесовская игра», «Святая Русь покрыта Русью грешной», «зовет призывный и нездешний / Подводный благовест церквей», «изветчик и наушник», «постельничий и клюшник», «Гнездо бояр, юродивых, смирениц», «Антихрист — Петр», «вздернувши на дыбу», «Анафем церкви одолев оковы, / Повоскресали из гробов», «Землей взыскующей любви», «От угольев погасшего пожара / Затеплит ярую свечу» [16:131,132].
Широко используя народно-библейскую лексику, М. Волошин в историческом разрезе показывает черно-светлый лик России. Этот Светлый лик, к счастью или, к сожалению, ушёл в подводный Китеж, «на дно серебряных озер» [16:130]. Оживают народные легенды о Китеж-граде. Эта легенда есть внутренняя психологическая суть русского человека, верящего в праведный Град Божий. Собственно, это веру поддерживал и поэт [16:326].
М. Волошин верил, что его Россия - это Неопалимая Купина. Феологический огонь, опаляющий и воздвигающий Вселенную, в ядре своем имеющем Россию. Находясь в огне, поэт призывает Русь молиться, взяв крест и трон, ибо «на дне души гудит подводный Китеж - / Наш неосуществленный сон!» [16:132]. Сон — этот тот миф, в котором рождается существо человека, выковываются формы Божественного лика. И эти формы, так уж повелось на Руси, выковываются в огненном урагане. Художник верит, что как народ еврейский был спасен после явления Бога в Купине Моисею, так и Русь, пройдя через огненные испытания, обретет Правду и Любовь.
Можно говорить о проникновении М. Волошина во внутренний мир русского человека, его древний и первичный образ, сформированный сказочным Китеж-градом. Именно в мифах происходит понимание мироздания. М. Волошин писал: «Мир действительности, брезживший перед глазами человека, осознавался в сказках и мифах» [13:351]. К древнему мифу, с глубокой верой в него, обращался поэт. Китеж, скрытый под водой, явился возвращением в более древний миф, когда формировалось славянское сознание. Почему Китеж скрыт под водой? Потому что издревле ещё арийцы искали Живую воду, соединяющую с Вечной синевой, чего не мог не знать М. Волошин, ибо все исследователи мифов соотносили концепты Живой воды, смерти, вещего слова к единому источнику -арийскому мифу [137:45-46].
В стихотворении «Китеж» художник соединил древние мифологические, фольклорные и библейские традиции: арийские, ведические, славянские, эллинские и христианские. Становление универсальной духовности — вот цель. Однако это не гностицизм. Для того и нужен огонь, чтобы в Неопалимой Купине переплавить мифологические сплавы в горниле Православной Истины. М. Волошин понимает, что бродилу Дикого Поля это будет сделать сложно, но такова русская история, переплетённая мифическими сказаниями и библейскими преданиями. Она, несмотря на трагизм пути, даёт надежду.
