Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Автобиографический код в поэзии В. Хлебникова 19
1.1. Трансформация «я-поэта» в творчестве В. Хлебникова: от «мира» раннего периода к «Юноше Я-Миру» позднего периода 22
1.2.. Имя и наименования «я-поэта» 30
1.3. Мифологизированная биография: путь пророка 38
1.4. Новая парадигма: трансформация пушкинского архетипа . 49
1.5. Телесность «я-поэта»: трансформации, связанные с изменением возраста и метаморфозы 55
1.6. Лик Поэта 62
Глава II. Поэт и мир: метаморфозы 76
2.1. Древесный код: Поэт и Муза 76
2.2. Энтомологический код: формы субстанциональности Поэта и Музы 87
2.2.1. Кузнечик 89
2.2.2. Овод 100
2.2.3. Мотылек/ Бабочка 104
2.2.4. Оса 115
2.3. Орнитологический код 120
2.3.1. Вырей 121
2.3.2. Ворон 125
Глава III. Оппозиция я/ другой в мифопоэтике В. Хлебникова 137
3.1. Пушкинский код в творчестве В. Хлебникова 139
3.2. Ивановский подтекст в творчестве В. Хлебникова 150
3.3. Ахматовскийкод в творчестве В.Хлебникова 161
Заключение 177
Библиография 182
- Трансформация «я-поэта» в творчестве В. Хлебникова: от «мира» раннего периода к «Юноше Я-Миру» позднего периода
- Имя и наименования «я-поэта»
- Древесный код: Поэт и Муза
- Пушкинский код в творчестве В. Хлебникова
Введение к работе
На протяжении многих десятилетий исследование творчества В. Хлебникова (1885 - 1922), как и всей литературы, объединенной понятием «авангардная», в рамках отечественной филологической науки было весьма затруднено. Причиной тому явилось господство миметических и гносеологических концепций искусства и, как следствие, недостаточное накопление информации по соответствующей тематике.
Кроме того, литературная репутация Хлебникова - «безумца и искателя» (Тынянов, 1977: 180) - предопределила негативное отношение к творческому наследию поэта, получившему статус «мрачных провалов косноязычия», «словоблудия», «мучительного мусора», «безумного, темного идиотизма», «графоманства», «мешанины», «хаотичной смеси» (Винокур, 2000: 200, 203; Жолковский, 1994: 54, 67).
В 1960-е годы в активный читательский и литературоведческий оборот была введена поэзия рубежа веков, в особенности лирика акмеистов. В этот период «реабилитируются» и вновь вписываются в историю литературы после почти сорокалетнего забвения такие имена, как А. Белый, В. Брюсов, А. Ахматова, Н. Гумилев, О. Мандельштам, А. Крученых, В. Хлебников, М. Цветаева и многие другие. В распоряжении исследователей оказался эмпирический материал, работа с которым привела к иному взгляду на литературоведение как науку.
В литературоведении возникает ряд методологий, помогающих «понять», «прочитать» новый текст, принципиально отличный от текста XIX века. Поэтому именно в этот период широкое распространение получает учение М. Бахтина о «чужом» слове, о диалоге как универсальной общекультурной категории, возникает множество описательных, функциональных, интертекстуальных поэтик, появляются структурно-семиотические исследования (имеются в виду, прежде всего, достижения тартуской и московской структурно-семиотической и культурологической школ). Художественное произведение «прочитывается» уже не с позиций так называемого «жизненного правдоподобия», не как «отражение действительности», а как модель некоей «второй реальности».
С возникновением новых методологических подходов к анализу текста стала разрабатываться авангардная модель творчества. А также вновь начала активно развиваться наименее изученная на тот момент отрасль филологической науки, которую называют «хлебниковедением», или «велимироведением».
Изучение наследия Велимира Хлебникова прошло несколько этапов.
Зарождение хлебниковедения началось еще при жизни поэта. Первыми серьезными работами, посвященными осмыслению творчества Хлебникова, стали програмно-концептуальные исследования P.O. Якобсона, Ю.Н. Тынянова, Б.А. Ларина, Г.О. Винокура и др. Теоретические искания русских ученых развивались на фоне, а зачастую и в среде художественного авангарда, исторические рамки которого 1910-30-е гг. Эстетика и поэтика языкового творчества стали на некоторое время (до 1940-х гг.) продуктивным направлением в русской филологии. Тогда же взгляд исследователей и поэтов был впервые обращен к эксперименту как .. методу в поэзии, поэтике и в науке о языке.
В этот период появились очерки P.O. Якобсона о языке В. Хлебникова, В.В. Виноградова - о языке А. Ахматовой, Г.О. Винокура - о языке В. Маяковского, В.Б. Шкловского - о языке В. Розанова, О. Мандельштама - о языке Данте, А. Белого - о своем собственном языке. В этом же ряду стоят попытки самих поэтов начала XX в. теоретизировать поэтический язык, исследовать художественные факты в собственной системе. Показательными здесь являются работы А. Белого «Лирика и эксперимент», «Поэзия слова» и «Мастерство Гоголя»; В. Маяковского -«Как делать стихи»; О. Мандельштама - «Разговор о Данте»; А. Введенского - «Серая тетрадь». В качестве своеобразного опыта «экспериментального филологизма» (В.П. Григорьев) выступает творчество В. Хлебникова.
Именно в этот период в литературоведении сформировались две тенденции в осмыслении творческого наследия поэта, существующие до сих пор: «оценивающая критика» и «изучающая наука» . Последняя больше известна в истории филологии под названием формализм/ формальная школа.
Оба направления базируются, прежде всего, на принятии/ непринятии «нового» искусства. Так, «оценивающая критика» отказывает Хлебникову в традиции, указывая на асемиотический (антисемиотический) характер творчества поэта, при этом ценя в нем «пушкинский стих» (классическую поэзию) и полагая, что экспериментальная часть его творчества «своеобразная трагедия» (Винокур, 2000: 209) Хлебникова. «Изучающая наука», напротив, увидела в «поэте-теоретике» основоположника новой эстетической парадигмы XX века, переосмыслившего все ключевые параметры языкового семиозиса: прагматику, семантику, синтактику (грамматику), ритмику и т.д., что повлекло за собой создание не просто новой поэтики, эстетики и эвристики, но и новой семиотики.
В 1930-1950 гг. изучению Хлебникова уделялось мало внимания, в литературоведении ему был отведен статус маргинала. Имя Хлебникова упоминалось либо в связи с изучением футуристического этапа в биографии В.В. Маяковского, либо в связи с «революционными» поэмами поэта.
Советский период хлебниковедения, а именно 1960 - 70-е годы, ознаменован появлением исследований Ю.М. Лошица и В.Н. Турбина, П.И. Тартаковского {тема ориентализма, Востока), А.Е. Парниса (биографические разыскания), Вяч. Вс. Иванова (семантическая мотивированность хлебниковского текста) и др. Именно в этот период выходит первая и единственная монография Н.Л. Степанова «Велимир Хлебников. Жизнь и творчество» (1975), в основу которой положена творческая эволюция поэта.
В 80-е годы XX века хлебниковедение достигает наибольшей результативности. Этот период совпадает с переменами в стране, давшими возможность отечественному хлебниковедению активно взаимодействовать с опытом научного освоения хлебниковского наследия зарубежными исследователями. Кроме того, постижению творчества Хлебникова способствует историко-литературные факторы - 100-летний юбилей поэта (1985г.), а также Хлебниковские чтения, регулярно проходящие на базе Астраханского государственного университета.
Именно в это время появляются фундаментальные труды, на сегодняшний день ставшие классикой отечественного хлебниковедения: В.П. Григорьева «Грамматика идиостиля. В. Хлебников» (1983), «Словотворчество и смежные проблемы языка поэта» (1986) и Р.В. Дуганова «Велимир Хлебников. Природа творчества» (1990), а также исследования зарубежных ученых X. Барана, Р. Вроона, Б. Леннквист, В. Вестстейна и др., обозначившие новые методологические подходы к изучению наследия В. Хлебникова.
Современное хлебниковедение является оформившимся направлением филологической науки, представляющим большое разнообразие теоретико-литературных дискурсов в изучении творчества В. Хлебникова.
В лингвистической поэтике большую распространенность получают идиостилевые исследования специфики механизмов хлебниковского языкотворчества и разыскания в области интеридиостилистики, т.е. сопоставления различных индивидуально-языковых систем. Данной проблематики касаются практически все хлебниковеды. Однако в качестве наиболее значимых в этой области следует особо отметить фундаментальные работы В.П. Григорьева, М.И. Шапира, В.В. Иванова, В. Вестстейна, Н.Н. Перцовой, Р. Вроона. Среди них необходимо выделить «Словарь неологизмов Велимира Хлебникова» (1995) Н.Н. Перцовой, представляющий попытку систематизировать богатство хлебниковской неологии.
Особое значение для хлебниковедения имеют статьи М.Л. Гаспарова (1967, 1996, 1998) по стиховедению Хлебникова. Нельзя не отметить, что это, пожалуй, единственный исследователь, изучающий семантику формы хлебниковского стиха.
Деструктивное, но преемственное отношение Хлебникова к символизму и литературе XIX века породило множество работ интертекстуального характера.
Проблема литературных контекстов творчества поэта освещалась фрагментарно. Однако аллюзии, многочисленные цитаты и реминисценции были выявлены по следующим направлениям: Хлебников и фольклоризм/ мифологизм в статьях А.В. Гарбуза (1990, 1991), П.И. Тартаковского (1991), С.А. Ланцовой (1990), X. Барана (1993, 2002), Н.Н. Перцовой и А. Рафаевой (1996), Л.В. Евдокимовой (1996, 2002). Также в хлебниковедении освещались такие темы, как Хлебников и Пушкин (Слинина 1970, Якобсон 1976, Ksicova 1982, Григорьев 1983: 155-172, 2000: 612 - 637, Фарино 1988, Гарбуз, Зарецкий 1992, Баран 1993: 152-178, Turbin 1994), Хлебников и Б.Л. Пастернак (Баевский B.C., 2000), Хлебников и АЛ. Платонов (Вроон Р., 1996), Хлебников и ОБЭРИУ (Эткинд Е., 1995, Гинзбург Л.Я., 2000, Кобринский А. Д., 1995, 2000).
Кроме того, активно разрабатывается проблема внелитературных связей поэта в следующих аспектах: Хлебников и философия (Р.В. Дуганов, А.Е Парнис, Н. Башмакова, Р. Голдт, Ж.-К. Ланн), Хлебников и наука (Иванов Вяч. Вс, 1986, Бабков В.В., 1987, 1993), Хлебников и музыка (Гервер Л.Л. 1987, 1993, 1996, 1998, Кон Ю.Г., 2000), Хлебников и изобразительное искусство (Сарабьянов Д.В., 1990, A. Flaker, 1993, X. Баран, 2002).
Одной из важнейших проблем современного хлебниковедения до сих пор остается создание единого фактографического пространства персоналии как жанра в данном случае Хлебникова. Общеизвестно, что хлебниковедение не располагает фундаментальной биографией, универсальной фактографией и систематизацией хлебниковских артефактов: документов, текстов, рисунков, а также «сводом» адресов Хлебникова-странника.
Проблема биографии Хлебникова была поставлена как современниками поэта, так и литературоведами.
В.В. Маяковский называл биографию В.В. Хлебникова «примером поэтам и укором поэтическим дельцам» (Маяковский, 1961: 346).
Ю.Н. Тынянов в статье «Промежуток» сразу после смерти поэта предупреждал: «Хлебникову грозит его собственная биография. Биография на редкость каноническая, биография безумца и искателя, погибшего голодной смертью» (Тынянов, 1977: 180).
На наличие все той же проблемы, обозначенной еще Маяковским и Тыняновым, спустя почти 70 лет указывает А.Е. Парнис: «Нет краткой летописи его жизни и деятельности, в биографии много белых пятен... Мифопоэтическая биография Велимира I, Председателя Земного Шара заслонила реальную биографию В.В. Хлебникова» (Парнис, 1996: 13-14).
Несмотря на это на всех этапах хлебниковедения повышенное внимание уделялось именно изучению биографии Хлебникова, осмыслению мировоззрения поэта. В настоящее время в этом направлении ведутся историко-литературные и биографические разыскания А.Е. Парниса (1990, 1996), М.П. Митурича (1994, 1997), А.А. Мамаева (1993). Диссертационное исследование СВ. Старкиной «Творчество Велимира Хлебникова 1904-1910 годов (дофутуристический период)» (1998) посвящено важнейшему периоду биографии Хлебникова. Исследовательница убедительно доказывает, опираясь на текстологию и источниковедение, что еще до принадлежности к какому бы то ни было направлению, Хлебников зарекомендовал себя как самобытный автор.
Последние два десятилетия хлебниковедением активно решаются методологические проблемы.
Систематизацией творческого наследия Будетлянина хлебниковедение стало заниматься сразу же после смерти поэта. Итогом ее в 1928 - 1933гг стало Собрание сочинений, опубликованное под редакцией Ю.Н. Тынянова и Н.Л. Степанова. В 1940 г. вышел сборник Неизданных произведений Хлебникова, подготовленный Т.С. Грицем и Н.И. Харджиев ым. Затем, в 1986 г. было издано наиболее текстуально выверенное издание текстов Хлебникова «Творения», под редакцией В.П. Григорьева и А.Е. Парниса.
Работы Р.В. Дуганова по текстологическим, методологическим и жанровым проблемам в творчестве поэта явились своеобразным заделом шеститомного Собрания сочинений поэта под редакцией Р.В. Дуганова и Е.Р. Арензона. В текстологическом плане оно преимущественно опирается на краткий, жанрово-хронологический план собрания сочинений самого Хлебникова, намеченный в конце жизни, по предположению «в январе-феврале 1922г.» (СС, I, 433) , а также, - однако «с существенными оговорками» (СС, I, 433) - на опыт издания Неизданных произведений Хлебникова, подготовленного Т.С. Грицем и Н.И. Харджиевым.
Специально разработанная научно-текстологическая концепция последнего Собрания, изложенная Е.Р. Арензоном и Р.В. Дугановым в статье «О принципах подготовки издания» (СС, I, 433 - 445), соответствует художественной и научно-философской мысли Хлебникова типичного представителя авангардного сознания. В ее рамках решаются многие проблемы текстологического характера (отсутствие полноценного издания «творений» поэта, полной библиографии текстов, а также проблемы футуристического фольклора, завершенности/ незавершенности текстов и как следствие вопрос о «канонических» вариантах текстов). Текстологическая концепция, с одной стороны, опирается на многолетний опыт и достижения всего хлебниковедения, с другой, введена в русло общей текстологии. Хлебникова вписывают в систему авангардного мышления, указывая, что именно он является «символом русского авангарда» (Деринг-Смирнова, Смирнов, 1980: 220). В связи с этим нельзя не упомянуть системные работы по авангарду И.Р. Деринг-Смирновой и И.П. Смирнова, а также статью Вяч. Вс. Иванова «Хлебников и типология авангарда XX века» (1990). Индивидуально-авторская концепция поэта изучается в системе ценностей авангардного искусства с его мифологическим сознанием, изменившим понятие о пространстве, времени, бытии, реальности, а главное, о тексте, который начинает уподобляться мифу. Поэтому осмысление хлебниковской модели в работах Е.Р. Арензона, Е. Фарыно, А.В. Гарбуза, А. Ханзена-Леве, Б. Леннквист, X. Барана и др. осуществляется в рамках мифопоэтического подхода. На сегодня в хлебниковедении определяются следующие аспекты, разрабатывающиеся с позиций мифопоэтики: Б. Леннквист (смеховое, карнавальное начало), А. Ханзен-Леве (связность основных символов художественной системы: мир — текст), Е.Р. Арензон (проблемы мифо-поэтической историософии), Л.Л. Гервер (мифология музыкальных инструментов), X. Баран (Хлебников и мифология орочей и др.), Е. Фарыно (разработка археопоэтического аспекта от анализа хлебниковских текстов «Кусок», «В этот день, когда вянет осеннее» до археопоэтической концепции языка и «Я» в русском авангарде, изложенной в научном трактате « "Антиномия языка Флоренского" и поэтическая парадигма "символизм/авангард" », 1995).
Завершающим и подводящим своеобразный итог истории хлебниковедения XX века явился знаковый в этом смысле сборник трудов под общей редакцией А.Е. Парниса «Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911-1998)» (2000), представляющий антологию хлебниковедения - с 1911 по 1998 год.
Однако изучение творчества Хлебникова продолжается, потому как, несмотря на успехи хлебниковедения, «решена только часть из множества проблем» (В.П. Григорьев) творчества поэта. Одной из них является проблема «прагматической координаты» в творчестве Хлебникова.
На волне сближения методов науки и искусства в 1900—1910-е гг. возникает эксперимент, результатом которого становится переосмысление внутренней формы слова и языка. Речевая деятельность творца-экспериментатора направлена на создание не только новой поэтики, но и нового языка, а, следовательно, новой семиотики. Основными параметрами творческой концепции Хлебникова становятся самореферентность, авторефлексия и мифологизация собственной личности.
Самореферентность - свойство языкового материала рефлексировать , на самое себя, самоорганизовываться («самовитое слово» В. Хлебникова) -представляет собой своеобразное исследование собственных эстетических и познавательных возможностей. Таким образом, поэт выступает не только субъектом - творцом священных текстов, но и их объектом. Зачастую многие тексты Хлебникова (как произведения искусства, так и теоретические работы) являют собой процесс метаязыковой рефлексии.
В творческой концепции Хлебникова происходит максимальное сближение биографии и творчества, а потому совмещение социального и мифологического статуса поэта. На сознательную мифологизацию своей личности Хлебниковым указывают многие исследователи поэта. Например, Р.В. Дуганов отмечал: «Поражает именно ничтожное расстояние, которое отделяет в этом случае поэта как эстетический факт от В. В. Хлебникова как человека, создавшего этот и другие артефакты» (Дуганов, 1990: 12), или X. Баран указывал: «...Хлебников был мифологизирующим (мифопоэтическим) художником слова» (Баран, 1993: 30). Хлебниковская концепция преобразования собственного психо-физического состава (занятие математикой, поиск «закона времени» и др.) вписывается в жизнестроительную программу серебряного века, ставшую, по словам В.П. Руднева, «отражением неомифологизма как общего принципа культуры 20 века» (Руднев, 1999: 30). Кроме того, она связана с символизмом, по замечанию В.Ф. Ходасевича «все время порывавшимся стать жизненнотворческим методом» (Ходасевич, 1991: 7), в частности, с «Башней» Вяч. Иванова, где Хлебников начинал свою поэтическую деятельность и восходит к ницшевскому сверхчеловеку.
В случае Хлебникова мифотворчество является не эстетически обработанным неомифологизмом искусства XX века, а архаичным натуральным «языковым мифологизмом» , суть которого со-творение, с нашей точки зрения, «мифа о поэте» изнутри, через язык.
Однако сам механизм мифологизирования у Хлебникова не сводится только к «языковому мифологизму», потому что поэтом используются богатейшие ресурсы мировой мифологии (античной, христианской, славяноязыческой, восточной) во всех ее геокультурных и типологических разновидностях. Мифопоэтический характер художественного мышления Хлебникова реализуется как в эксплицитной (открытой), так и имплицитной (скрытной) форме, охватывая все уровни текстовой структуры: текст/ контекст/ подтекст. Главное, что из мифологических пластов Хлебников создает некий артефакт, авторский миф, выступая как мифотворец, как своеобразный Демиург, генерирующий мифоблоки в упорядоченную систему, процесс создания которой аналогичен процессу рождения мифа.
Активная, динамическая позиция Хлебникова-мифотворца предполагает преобладание прагматической координаты в семиосфере Хлебникова. Творения поэта, традиционно воспринимающиеся как Единая книга , являются своеобразным дневником - «точной записью своего духа» (СС, I, 9): «Так, душу обмакнув,/ В цвет розово-телесный, Пером тончайшим выводить» (СС, II, 403). Творя свой собственный Миф, Хлебников «переживает» себя в природных стихиях (Космогонический миф) и в Культуре, в свершившихся биографиях (Мифы о Поэтах). Тенденция к осмыслению Мифа о Поэте наметилась в хлебниковедении, но не нашла еще должного освещения . Изучение Мифа о Поэте в творчестве Хлебникова представляется актуальным, так как попытка его специального исследования предпринимается впервые.
Целью диссертации является исследование специфики и функционирования Мифа о Поэте в творчестве В. Хлебникова.
Задачи исследования:
1. Исследовать структурно-семиотический аспект мифологем Поэт и Муза в текстах Хлебникова, с привлечением мемуарного контекста.
2. Выявить и проанализировать формы репрезентации Поэта и их динамику в творчестве Хлебникова.
3. Выяснить содержание и динамику метаморфоз Поэта и Музы в художественном мире Хлебникова, их энтомологический, древесный и орнитологический коды.
4. Исследовать реализацию хлебниковского Мифа о Поэте в оппозиции я/ другой.
5. Обосновать противоречия в истолковании «отношения к традицию), возникающие между теорией футуризма и поэтической практикой Хлебникова.
Объектом исследования является творчество Хлебникова 1904 - 1922 гг. Основным материалом работы стали стихотворения позднего периода, поэмы, массив теоретических текстов (статьи, декларации, манифесты), письма, дневники, автобиографические заметки, а также воспоминания современников.
Предметом исследования является Миф о Поэте в творчестве Хлебникова.
Методология исследования.
Исследование семиотики и мифопоэтики Хлебникова трудно вместить в рамки одной научной дисциплины.
Хлебников не прошел мимо научных изысканий русской мифологической школы. Поэтому большое внимание уделяется отношению Хлебникова к работам А.Н. Афанасьева. На сегодня доподлинно известно, что Хлебников скрупулезно изучал «Поэтические воззрения славян на природу» А.Н. Афанасьева. Это явилось одним из "важнейших (если не самых важных) претекстов хлебниковской мифопоэтики, в частности ее славянского аспекта9. Также учитывается теоретический аспект нового мифомышления XX века (К. Юнг, М. Элиаде, О.М. Фрейденберг, А.Ф. Лосев, Е.М. Мелетинский, В.Н. Топоров), позволяющий исследовать не канонизированный стабильный миф, а авторский «неомиф».
Методологическую базу данного исследования составили труды формальной (Ю.Н. Тынянов, Б.М. Эйхенбаум) и тартуско-московской школы (Ю.М. Лотман, З.Г. Минц, В.Н. Топоров, Вяч. Вс. Иванов, Б.А. Успенский). Кроме того, взяты на вооружение новейшие разработки польского ученого Е. Фарыно в области археопоэтики. В исследовании учитываются работы, освещающие проблемы субъектно-объектных отношений в авангарде и устанавливающие характерологию авангардиста как культурно-психологического феномена (И.Р. Деринг-Смирнова и И.П. Смирнов, В. Вестстейн, Е. Фарыно и др.).
Научная новизна исследования.
В работе предпринята попытка выявить особенности мифологического мышления Хлебникова через реконструкцию и анализ структурно-семиотического пространства Мифа о Поэте. В связи с этим предложен подход, предполагающий обнаружение точек пересечения творчества, биографии поэта и культурно-мифологического контекста. Этот подход дает возможность использовать биографию Хлебникова и культурно-мифологический контекст в качестве комментария к текстам поэта, а тексты Хлебникова - как код к биографии, содержащей множество «белых пятен».
Выдвинута гипотеза о цикле «посмертного инобытия» (термин В.П. Григорьева) в творчестве Хлебникова. Исследованы древесный, энтомологический, орнитологический и др. коды Мифа о Поэте. Выявлено, что одной из особенностей хлебниковского мифомышления является архаический синтез Поэта и Мира.
Как часть структуры Мифа о Поэте, рассмотрены способы мифологизации отношений Хлебникова с «другим». Мифологизация этих отношений интерпретируется как попытка преодоления оппозиции я/ другой и как реализация мифологического принципа мышления: «все во всем».
Теоретическая значимость исследования. Исследовано содержание и функциональность Мифа о Поэте в связи с парадигмой «творец - текст -природа творчества». Наблюдения над спецификой субъектно-объектных отношений в творчестве Хлебникова позволяют осмыслить механизм мифологизирования в поэтике авангарда.
Практическая значимость исследования. Материалы и результаты диссертации представляется возможным применять в дальнейших научных разработках. Основные положения, конкретные наблюдения и обобщающие выводы диссертации могут лечь в основу монографии, посвященной творчеству В. Хлебникова или энциклопедии-словаря, основой которого может стать орнитологический или энтомологический код творчества Хлебникова.
Диссертационное исследование может быть использовано при чтении общих и специальных лекционных курсов, проведении практических занятий и спецсеминаров по русской литературе начала XX века в вузах и школе, в пособиях (теоретического и культурологического характера) для студентов и школьников.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В творчестве Хлебникова важное место занимает авторефлексия: размышление о себе/ другом, о собственном генеративном процессе в разных аспектах: мифологическом, онтологическом, лингвистическом. Поэт становится центральной мифологемой Хлебникова, скрепляющей Мир-Космос и Мир-Текст: все написанное им - «дневник духа», сотворяемый миф.
2. Миф о Поэте трансформируется в творчестве Хлебникова следующим образом: в ранний период Поэт растворен в макрокосмосе (у него нет имени, тела, биографии, истории), в поздний период Поэт собирает себя воедино, обретает Лик, моделирующийся в психике и телесности.
3. Слиянием Поэта и Мира, Музы и Мира объясняются метаморфозы - доминанта всего хлебниковского творчества с 1904 по 1922 гг. Функция метаморфоз - осознать себя как единое «я», как единую космогоническую инстанцию. Механизмы идентификации - способ познания мира, где биографический, древесный, энтомологический, орнитологический и др. коды реконструируют хлебниковский Миф о Поэте.
4. Мифы о поэтах (Пушкине, Вяч. Иванове, Ахматовой) реализуются как инварианты оппозиции «я/ другой». Их специфика сравнивается с Мифом о «я-поэте», выявляет отношение Хлебникова к традиции, разрушает мнение о хаотичности, закрытости хлебниковской поэзии.
Апробация материала: Основные положения диссертации излагались в виде докладов на конференциях молодых ученых «Диалог культур» БГПУ (2001, 2003, 2004), на научных и научно-практических конференциях филологического факультета Барнаульского государственного педагогического университета - «Русская филология» (2003), «Славянская филология: история и современность» (2004) и др., на конференции молодых ученых «Молодежь - Барнаулу» (2004). Диссертация была обсуждена на кафедре русской и зарубежной литературы Барнаульского государственного педагогического университета. По теме диссертации опубликовано 9 статей.
Структура и объем диссертации.
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, включающей 304 источника. Общий объем работы 212 страниц.
Трансформация «я-поэта» в творчестве В. Хлебникова: от «мира» раннего периода к «Юноше Я-Миру» позднего периода
В настоящее время в хлебниковедении существует несколько точек зрения на периодизацию творчества Хлебникова15. Опираясь на наиболее значимые в данном направлении работы В.Ф. Маркова, Н.И. Харджиева, Н.Л. Степанова, А.Е. Парниса, В.П. Григорьева, СВ. Старкиной, мы предлагаем следующую периодизацию творчества Хлебникова, ставшую основой данного исследования:
1. символистский или дофутуристический период с 1904 г. до начала 1910 г. (война и революция 1904 - 1905гг., личное знакомство с Вяч. Ивановым, первые публикации, разрыв с «Аполлоном», начало сближения с будущими «гилейцами»);
2. футуристический (будетлянский) период с февраля 1910 г. по 1917г. (на это, по меткому определению Н. Харджиева «боевое десятилетие», приходится 1913г. - пик будетлянства, первая мировая война ,1914г., объявление Хлебникова королем поэтов, ПЗШ, несение воинской повинности 1916г.);
3. 1917 - 1921 гг. (этот период связан с двумя революциями 1917г., с поисками поэтом «закона времени», многочисленными странствиями, наиболее важными среди которых поездка на Кавказ, в частности, в Баку, а также путешествие на Восток, а именно в Персию).
4. 1921 - 1922 гг. - «посмертное инобытие», как выразился В.П. Григорьев об этом промежутке жизни Будетлянина, именно с этим периодом связано создание творений поэта итогового характера.
С точки зрения прагматики творчество Хлебникова до 1919 года ( дофутуристический, футуристический периоды) и позднее творчество поэта в принципе диаметрально противоположны . В частности, в раннем и позднем периодах творчества Хлебникова можно говорить о разных формах репрезентации Поэта.
В ранний и футуристический период творчества зачастую тексты Хлебникова крайне зашифрованы, похожи на криптограммы, «заумное в хлебнаковском смысле» (Ахматова) , «самопорождающееся письмо» (Гинзбург, 1987: 52). Л.Я. Гинзбург объясняет это отказом авангардистов от «основополагающих структур литературного произведения - автора, истории, персонажа» (Гинзбург, 1987: 52). Творчество Будетлянина в любой период моделирует, прежде всего, Человека, точнее, «себя самого». Вместе с тем в поэтическом мире Хлебникова раннего периода зачастую наблюдается отсутствие всяких форм бытования «поэта». А если они каким-то образом ..наблюдаются, то «я-поэт» и знаки, связанные с ним, крайне зашифрованы.
Чем чаще происходит обращение поэта к своей персоне, тем реже он об этом пишет в текстах открыто, незавуалированно. Так, в каждой из редакций стихотворения «Кузнечик» (1907- 1908, 1912) отсутствует какая бы то ни было форма, выражающая сознание создателя и обычно являющаяся центром организации большинства поэтических текстов.
На наш взгляд, объяснение этому можно найти в многочисленных автокомментариях к указанному тексту. В них Хлебников неоднократно отмечал следующее: «Олег. Кроме случаев уродства, рука имеет пять палы\ев. Не следует ли отсюда, что и самовитое слово должно иметь пять лучей своего звукового строения гривы коня Пржевальского? Казимир. Возьми и посмотри. Олег. Вот «Пощечина общественному вкусу» (стр. 8)» (СП,У, 180).
Далее, опираясь на текст стихотворения «Кузнечик», Хлебников устанавливает, «что в них от точки до точки 5 к, 5 р, 5 л, 5 у. Это закон свободно текущей самовитой речи...Есть много других примеров. Итак, самовитое слово имеет пяти-лучевое строение и звук располагается между точками, на остове мысли пяти осями, точно рука или морские звезды» (СП, V, 181). Следовательно, для Хлебникова текст «Кузнечика» субстатиирует «свернутый» миф о Поэте вообще и о Хлебникове, в частности. Этот вывод можно сделать, не прибегая к дополнительному текстовому анализу, посредством «вдумчивого чтения» комментариев, данных автором, потому .. выполняющих функцию метатекста.
Для биографии и творчества Хлебникова органична идея В.Н. Топорова об «эктропическом пространстве поэзии», согласно чему «происходящее с поэтом во время творения (судьба поэта) интериоризируется в текст, отсюда сопричастность текста поэту и поэта тексту, их - под известным углом зрения - изоморфностъ, общность структуры и судьбы» (Топоров, 1997: 224).
Имя и наименования «я-поэта»
В персоносфере Велимира Хлебникова наиболее значимыми являются имя и фамилия.
Виктор Владимирович Хлебников - имя реально жившего лица, иными словами имя Автора биографического. Примерно в 1908 г. Хлебников меняет имя/отчество - Виктор Владимирович - на славянское «Велішир». Факт замены имени традиционен в литературе XX века. В мифопоэтической традиции смена имени предполагает смерть/возрождение. Мена имени ..является превращением, изменением некоей внутренней, глубинной сущности, того, что вкладывается, налагается (имя - i-men - «в», «внутри»).
В случае Хлебникова псевдоним, хоть и частичный, будет являться не маской, а скорее мистическим превращением, которое, манифестируя в какой-то степени отказ от мира реального, становится знаком своеобразного перехода в иной мир с правом возвращения, потому как паспортное имя официально остается прежним. Отвечая на анкету 5 августа 1914 г., Хлебников в графе «Имя» пишет - Виктор Владимирович (Тв, 1986: 643). К тому же, фамилию поэт не меняет, она остается биографической реалией. Но, изменив имя, Хлебников получает право выхода из реального мира: таковы его внезапные «налеты» - на столицу и долгие «улеты» - периоды, когда он путешествовал «во времена будущего» (Асеев, 1990: 206). Отсюда мотивы неприкаянности, скитальчества в его творчестве.
Случаи транспозиции собственного имени и фамилии нередко встречаются в творческой концепции Хлебникова. Уже в самом начале творческого пути Хлебников именно с замены имени начинает создание модели своего мира. Так с имени - слова - начинается текст.
«Велимир» - так озаглавил Хлебников свою модель, дал ей имя, заглавие, голову, то есть осуществил очеловечивание модели. Хлебников, «возродившийся» в ипостаси Велимира, «строит» такую модель, в которой тело автора является частью его собственного текста. Следовательно, имя и фамилия становятся важными кодами хлебниковской модели. А потому они часто вводятся в тексты поэта, анаграммируются, этимологизируются и выступают в текстах как композиты, кроме того, параномастически обыгрываются. Следовательно, их дешифровка становится обязательным элементом при анализе творчества поэта.
«Я», часто употребляемое автором, выступает основным знаком, указывающим на то, что в текстах Хлебникова речь идет именно о Поэте. В таких местах хлебниковского текста происходит пересечение творчества и .биографии. Это позволяет реконструировать семантическое пространство хлебниковского Мифа о Поэте.
Основными его знаками становятся элементы телесности «я-поэта» (волосы, борода, крылья), его древесные, энтомологические, орнитологические формы субстанциональности, ипостаси (рыбак, пастух, воин, вождь), всевозможные метафоры, обозначающие «текст/ письмо», генеративный процесс, а также муза и ее многочисленные ипостаси.
Хлебников очень редко использует слово «поэт», а употребление его синонимов прямо скажем единичное: «заманник русалкин» (СС, I, 32), «волхвующий словом» (СС, I, 241), «беглец науки лщемерья» (СС, I, 273), «певец» (СС, I, 339), «проводник» (СС, II, 31, 32), «землежитель» (СС, II, 59), кроме того, чисто хлебниковское «безумец/ думец» (СС, II, 126).
В период разрыва с Вяч. Ивановым и «Академией стиха», приходящегося на конец 1909-1910 годов, появляются такие эквиваленты мифологемы поэт, как «небоизгнанник» (СС, I, 224), «изгнанник», «мечтатель» (СС, I, 228).
Кроме того, в футуристический период устойчивыми мифологемами творчества Будетлянина становятся «мы» (СС, I, 256, 281, 307), «тайничие» (СС, II, 64), «семеро» (СС, I, 281), «крылатое жречество» (СС, Г, 324), «сонмы» (СС, I, 363) и др.
В иранский период творчества Хлебников создает ряд произведений, в которых мощный биографический претекст инспирирует создание парадигмы «Хлебников/пророк (провидец)/урус дервиш».
В поздний период творчества, приходящийся на 1921-1922 гг., как неоднократно отмечалось, имеет место явная персонализация «я-поэта». А потому творчество Хлебникова именно этого периода, как никогда, изобилует наименованиями, обозначающими творческое начало. Эквивалентами мифологемы «я-поэта» становятся пророк, певец, провидец (СС, II, 104),учитель (СС, И, 113J, юноша- пророк (СС, II, 190),урус дервиш (СС, II, 207, 208 - 209), творец (СС, II, 114), писатель (СС, II, 200, 383), оісивописец (СС, II, 254).
Также можно выделить комплекс знаков, отсылающих к названной мифологеме, а потому репрезентирующих внутреннюю, психологическую эволюцию «я-поэта/Хлебникова».
Стихотворение «Я видел юношу - пророка» является ретроспективой, открывающей путь юноши - пророка/ священника наготы/Противо-Разина.
Древесный код: Поэт и Муза
В данном параграфе рассматривается семантика дерева в поэтическом творчестве Хлебникова, причем имеется в виду единичность данного мифологического знака . Видовой код древесного мира Хлебникова разнообразен: тополь, ель, сосна, осина, береза, ива, смоковница и т. д. Особенно стоит отметить пристрастие поэта к тополю, хвое (ель, сосна, лиственница), а также к иве (ракитник, бредина, верба, ветла).
Однако часто в текстах поэта фигурирует просто дерево (древо). Его функциональный код различен. Дерево становится «формальным и содержательным организатором» (МНМ, I, 185) поэтического космоса Хлебникова, так как основой ее является вертикаль. Поэтому оно в рамках поэтики Хлебникова обнаруживает самые различные мифологические параллели. В творчестве поэта различается «древо жизни» (СС, I, 77), «дерево времени» (СС, II, 123), «древо слов» (СС, 1,184).
Мифологема «древо жизни» фигурирует в стихотворении «Временель» (1907). Есть основания полагать, что это стихотворение Хлебников если не напрямую адресует Вяч. Иванову, то вступает с ним в диалог, имплицитно обращаясь к текстам поэта-символиста. В частности, имеется в виду дионисийская тематика творчества Иванова.
В любом случае имеет смысл говорить, что «умночий тайных пущ», «он» (СС, I, 77) - это не кто иной, как Дионис/ Иванов. Мифологемы «тайный», «свирель», и особенно архаизм «пуща», означающий лесные заросли, заповедный, обильно заросший лес, являются знаками, принадлежащими творчеству Вяч. Иванова. А точнее, его книге «Эрос», вышедшей в петербургском издательстве «Оры» (1907) в том же году, когда было написано разбираемое стихотворение Хлебникова.
Эта «лирическая поэма», как назвал сборник «Эрос» В. Брюсов, рассказывает о том, как «бог Дионис являлся своему служителю в неожиданной личине» (Иванов, 1991: 7). Неологизм «умночий» также указывает на связь с Вяч. Ивановым. Известно, что символист был учеником Ф. де Соссюра; кроме того, профессионально занимался античной филологией, впоследствии защитил по этой тематике докторскую диссертацию. «Умночий тайных пущ» - предположительно «поэтических зарослей», «свирелью время назвал» - «временель» (временя + свирель), т.е. силой искусства, а именно музыки38 он способен преодолевать временные наслоения:
Он стоял у древа жизни И свирель кустам поднес (СС, I, 77). Поэтому «умничий» стоит именно «у древа жизни», ему подвластны начало и конец, верх и низ. Последний - «нийний мир»39 в интерпретации автора «...как папороть, раскрыл тайны радостные крыл» (СС, I, 77). Позднее этот же сюжет встречается в стихотворении «Мечтатель, изгнанник рыдал» (1911): «Мечтатель, изгнанник рыдал/Под яркой зеленою ивой» (СС, I, 228). Этот текст написан в период разрыва с Вяч. Ивановым и «Академией стиха». Поэтому персонаж мечтателя и изгнанника имеет много общего с самим Хлебниковым, а потому предположительно автобиографичен.
«Древо жизни», как и «дерево времени» в стихотворении «Мощные, свежие донага!» (1920, 192 - 1922), символизирует временной цикл. Рост дерева сопряжен с обновлением, а потому с переменами в жизни людей. Однако человечество, «как щепка белой нечисти» (СС, II, 123) въелось в дерево времени.
Таким образом, дерево, как указывалось выше, олицетворяет временной цикл, связующий прошлое, настоящее и будущее. А потому является носитилем мирогенного алгоритма, некой тайны бытия. Может быть, поэтому, в стихотворении «Верую» пели пушки и площади» (1919 -1920, 1922), выступающим результатом длительной рефлексии на многочисленные события 1917, 1919, 1922 гг., «перевернувшие» все с ног на голову, автор описывает крушение «старого мира»4 : Нами ли срубленный тополь падал сейчас, Рухнул, листвою шумя? Или, устав несть высоту, Он опрокинул и схоронил многих и многих? Срубленный тополь, тополь из выстрелов Грохнулся наземь свинцовой листвой,
Пушкинский код в творчестве В. Хлебникова
«Я верю Пушкина скитается Его душа в чудесный час. И вдруг упав на эти строки, Виет над пропастью намеки. Платком столетия пестра Поет — моей душе сестра». (неоконченная поэма В. Хлебникова «Олег Трупов», 1915-1916, СПб, III, 186). Проблема «преодоления» Пушкина стояла перед всеми значительными поэтами XX века. И Хлебников в этом смысле не стал исключением. Феномен первого поэта Золотого века интересовал Хлебникова всегда: и в периоды притяжения к Пушкину, и в периоды отталкивания от него. По этой же причине Хлебников стремился стать профессиональным пушкинистом, как А. Ахматова, Н. Гумилев, С. Ауслендер, М. Гофман. Известно, что поэт примерно около года (1908 - 1909) посещал Пушкинский семинарий профессора СВ. Венгерова51.
Таким образом, творческая жизнь поэта-будетлянина начиналась под знаком Пушкина. Не случайна, на наш взгляд, в ранний период творчества, выбранная Хлебниковым аналогия молодого Поэта-подмастерья с Кузнечиком в стихотворениях «Кузнечик» (1907 - 1908, 1912), «В мигов нечет...» (1908) и «Зеленнядины трав» (1908). Она мотивирована как мифологией поэта, так и фольклорными традициями. Но, с точки зрения парадигматики, эта аналогия, на наш взгляд, восходит к творчеству разных поэтов, в том числе к мифопоэтике А.С. Пушкина: имеется в виду очевидная параллель Пушкин-Сверчок/Хлебников-Кузнечик.
Пушкинская парадигма начала творческого пути Сверчок - Петербург - Царское Село - Лицей (Жуковский, Карамзин) имеет очень много общего с парадигмой Хлебникова ученического периода Кузнечик - Петербург Башня (Вяч. Иванов, Кузмин). Однако, соотнося себя с первым поэтом, Хлебников принципиально антагонистичен по отношению к нему. Так, локусы, Царское Село, Лицей - пристанище птенцов Александра I, - ассоциируются для Пушкина с замкнутым, закрытым, охраняемым местом. Поэтому в мифопоэтике Пушкина мифологема Сверчка (как известно, это арзамасское имя поэта) связана с «печкой», «шестком»: см., например, в письме А.И. Тургенева П.А. Вяземскому 1817 г.: «...Ахилл и Сверчок, проводя Светлану, сейчас возвратились, и Сверчок прыгает с пастором Ганеманом. Иду усадить его на шесток...» . Ф.Ф. Вигель находил, что прозвище Сверчок «весьма кстати: ибо в некотором отдалении от Петербурга, спрятанный в стенах Лицея, прекрасными стихами уже подавал он оттуда свой звонкий голос»
В поэзии Пушкина лицейского периода, как отмечают многие пушкинисты, преобладают мотивы затворничества «безвестного поэта»: лицей назван «монастырем», «краем уединенным», «пустыней глухой», «мрачной кельей» , ПСС, I, 28 {«К сестре», 1914); «кровом уединенья», ПСС, I, 161 {«Товарищам», 1917); «лицейским уголком», ПСС, I, 162 («В альбом к Пущину», 1817).
Позднее этот мотив «под бурей жизненных невзгод» трансформируется, и Лицей будет восприниматься поэтом иначе:" с нежностью и ностальгией. Хлебниковские локусы иные. Например, в одном из стихотворений раннего периода воображаемым пристанищем - «домом» 141 молодого Поэта-Кузнечика - становится природный мир, в котором «тучи» являются «срубом избы», а «закат» - «резьбой» (СС, I, 137). Для футуристического периода творчества Хлебникова характерно разное восприятие Пушкина, в котором обычно выделяют два этапа: дореволюционный, «антипушкинский» период, когда футуристы и, в частности, Хлебников боролись с Пушкиным, вернее с «культом Пушкина»; послереволюционный, апологетический период, когда они считали себя, чуть ли не главными наследниками Пушкина
А. Блок по поводу первого сделал в январе 1914 года следующее замечание: «А что, если так: Пушкина научили любить опять по-новому -вовсе не Брюсов, Щеглов, Морозов и т. д., а... футуристы. Они его бранят, по-новому, а он становится ближе по-новому. В «Онегине» я это почувствовал» .
Однако отношение Хлебникова к Пушкину всегда было амбивалентным: он, как и все футуристы, боролся с культом Пушкина, «сбрасывал» первого поэта «с парохода современности», но с трепетом относился к его творчеству - «спал с Пушкиным под подушкой», более того Хлебников строил свою жизнь с оглядкой на жизнь Пушкина: «Если Пушкину трудно было быть камер-юнкером, то еще труднее мне быть новобранцем в 30 лет, в низменной и грязной среде 6-й роты...» (СП, V, 366). Эта выдержка из письма (1916, Царицыно) Хлебникова к Н.И Кульбину лишний раз подтверждает: Пушкин был основным двойником Хлебникова"
