Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Русская классическая литература в критическом отделе журнала «Современные записки» 16
1. Философский подход в литературной критике журнала ... 18
2. Психо-биографический аспект историко-литературных публикаций 50
3. Стилистические особенности творчества писателей-классиков 74
4. Сравнительно-исторический метод исследования русской литературной классики 78
Глава 2. Современная русская литература в критике журнала «Современные записки» 88
1. Своеобразие литературного процесса 20-30-х годов XX века 88
2. Современная литература в психобиографической критике 122
3. Особенности стиля современной литературы 134
4. Сравнительно-исторический подход в критике журнала 147
Заключение 160
Библиография 165
- Философский подход в литературной критике журнала
- Психо-биографический аспект историко-литературных публикаций
- Своеобразие литературного процесса 20-30-х годов XX века
- Современная литература в психобиографической критике
Введение к работе
Общественно-политический и литературный журнал
«Современные записки», просуществовавший в Париже двадцать лет (1920-1940), является «крупнейшим, наиболее влиятельным и долговечным журналом русской эмиграции, в котором были напечатаны художественные произведения, публицистические и литературно-критические статьи практически всех сколько-нибудь заметных литераторов» (Богомолов Н.А. «Современные записки» // Литературная энциклопедия русского зарубежья. 1918-1940. Под ред. А.Н.Николюкина. М.: РОССПЭН, 2000. Т.2. Периодика и литературные центры. С.443). Являясь прямым последователем и продолжателем традиций русского «толстого» журнала, что отразилось в самом названии «Современных записок» («Отечественные записки» и «Современник»), парижский журнал служил целям сохранения русской культуры. Как в дебютном, так и в юбилейном 50-ом номере «Современных записок» редакция журнала, состоящая из социал-революционеров Н.Д.Авксентьева, И.И.Бунакова (Фондаминского), М.В.Вишняка, А.И.Гуковского, В.В.Руднева, подчеркивала ориентированность журнала на сохранение преемственности русской культуры. Всестороннее освещение основных направлений в области науки и культуры делало журнал многоплановым, отвечающим различным читательским требованиям, что в шутливой манере
отмечалось Доном Аминадо, который писал о «Современных
записках»: «Книжка в шестьсот страниц / С историей и
географией, / С полной библиографией, / Со статьями о
революции, / Со статьями об эволюции, / С пророчеством грозным,
/ С вопросом религиозным, / С особым мнением, / С романом и
продолжением, / С черным на белом / Экономическим отделом, / С
полемикой, схватками, / С нормальными опечатками. / Одним
словом, хочешь - не хочешь, / А за раз не прочтешь» (Вишняк М.
«Современные записки»: Воспоминания редактора. СПб. 1993.
С. 8). Политический, публицистический, философский,
историософский, беллетристический, литературоведческий
материалы журнала помогают воссоздать духовную атмосферу эпохи, определить основные направления в искусстве и культуре эмиграции, проследить взаимосвязи и закономерности литературно-критического процесса. Редакция «Современных записок» считает своим долгом - «быть особенно широкой в отношении тем и терпимой в отношении свободы суждений отдельных сотрудников» (Руднев В. К юбилею «Современных записок» // СЗ. 1933. №51. С.431). Это делает литературно-критический отдел журнала свободным от узости и ортодоксальности какой-либо школы, что позволяет писателям разных стилей, направлений, мировоззрений «мирно уживаться рядом к вящему удовольствию читателя» (Звено. 1923. №14). На страницах «Современных записок» «утонченный и изломанный А. Белый уживается рядом с рассказчиком в старом стиле Алдановым» (там же), Мережковский, вопрошающий на собрании «Зеленой лампы»: «Вы с кем, с Христом или с Адамовичем?!», в
«Записках» с Адамовичем мирно соседствует, непримиримые литературные враги В.Ходасевич и Д.Святополк-Мирский печатаются в одном номере журнала, «старшие» эмигрантские писатели не только уживаются с «молодым» поколением, но и ведут благодаря «Современных запискам» литературный «патронаж» по исправлению ряда оплошностей начинающих и иногда совершенно «беспомощных авторов» (Вишняк М. «Современные записки»: Воспоминания редактора. С. 102). Однако, конкурирующий журнал «Числа» вменяет в вину редакции «Современных записок» то, что «новейшая русская литература создается большей частью вне «Современных записок» и независимо от них» (Числа. 1933. №7-8). Такой отзыв не остается без внимания редакции журнала, В.Руднев замечает: «Не следует ли отсюда, что лишь та молодежь, которая получила возможность печататься в «Числах» - чему мы только рады за нее -представляет собой какую-то качественно отличную новейшую литературу?» (СЗ. 1933. №51. С.446). Тем не менее, доля истины в критической оценке «Чисел» есть. Отбор молодых авторов в «Современных записках» не беспристрастен, это довольно жесткий отбор, определяемый литературной политикой печатать только «яркое и талантливое» (Вишняк М. «Современные записки»: Воспоминания редактора. С. 119). Оправданность этого подхода, вероятно, объясняется тем, что высокие литературные критерии не позволяли просачиваться в журнал низкосортной литературе. В возражение «Числам» достаточно, видимо, привести факт многочисленных поэтических и литературно-критических публикаций в «Современных записках» редактора «Чисел»
Н.Оцупа, а также художественных произведения, эссе, рецензии М.Алданова (с 3-его номера журнала), В.Сирина (с 7-го номера), П.Муратова, А.Ладинского, Н.Берберовой, Д.Кнута, Г.Пескова, Б.Поплавского, Ю.Терапиано, Г.Раевского, В.Смоленского, Г.Газданова, Л.Зурова, А.Штеигера, В.Яновского и др., как представителей «новейшей» эмигрантской литературы. Вместе с молодыми писателями, считает корреспондент «Воли России», в «Современные записки» проникла струя европейского воздуха, «воздуха окружающей нас современности», без которого журнал, для которого «определение - «лучший в эмиграции» - стало почти подзаголовком», не выражал собой истинного лица этой эмиграции» (Воля России. 1931. №3-4. С.375). По утверждению автора вышеприведенной статьи, подписавшегося Ал.Н., «переливание молодой крови» «случилось не так давно» (там же). Действительно, приоритетное положение в журнале занимали писатели, прославившиеся еще в России. Однако упомянутые критиком М.Алданов и В. Сирин начали печататься в «Современных записках» с первых номеров журнала, на что указывалось выше. Таким образом, строгий отбор авторов наряду с широтой проблематико-тематического литературного диапазона возводит «Современные записки» на самую высокую ступень качества русской эмигрантской журналистики и делает его основным отразителем литературно-критического процесса в 20-е -30-е годы XX века. Предметом настоящей диссертационной работы являются историко-литературные и литературно-критические публикации разделов «Культура и жизнь», «Критика и библиография» 70-ти томов журнала «Современные записки».
Актуальность работы по выявлению своеобразия и
основных тенденций критической мысли русского зарубежья
определяется необходимостью осознания «возвращенного»
литературного наследия. «Одной из наиболее актуальных задач
изучения культуры русской эмиграции является систематическое
исследование литературной журналистики. Большинство ученых,
естественно, пролистывало номер за номером журналы
«Современные записки» и «Числа», газеты «Дни» и «Новое
русское слово», однако по пальцам можно пересчитать статьи,
где закономерности существования эмигрантской периодики
изучались бы сколько-нибудь детально» (Н.А.Богомолов «Об
одной литературно-политической полемике 1927г.» «Культурное
наследие российской эмиграции, 1917-1940» Москва: Наследие,
1994, Кн. 2, С. 25). Ввиду того, что многочисленные современные
исследования литературы эмиграции строятся в основном на
изучении творчества отдельных писателей, а критические статьи
«Современных записок» и других журнальных и газетных изданий
анализируются в связи с конкретными персоналиями, научная
новизна данной работы заключается в рассмотрении критической
мысли «Современных записок» как тематического целого,
отражающего тенденции литературного процесса первой трети XX
века. Впервые критическое наследие журнала систематизировано с
позиции выделения тематических гнезд и рассматривается с
помощью методов литературной критики. Цель данной работы -
выделить основные вопросы литературно-критической
проблематики в изучении классического и современного
литературного творчества, основываясь на литературно-
критических публикациях «Современных записок» и ограничиваясь их хронологическими рамками (20-е - 30-е годы XX столетия). Отсюда вытекают конкретные задачи работы:
рассмотреть и систематизировать литературно-критические публикации журнала «Современные записки»;
обосновать наличие проблематико-тематических связей литератур русского зарубежья и метрополии;
установить пути переосмысления классической литературы с точки зрения философско-религиозной критики русского зарубежья;
выявить некоторые отличительные черты русской литературы 20-30-х годов XX века путем исследования литературно-критических публикаций журнала.
В этой работе большую помощь оказали воспоминания М.В.Вишняка («Современные записки»: Воспоминания редактора. СПб., 1993), где освещена атмосфера создания журнала, многие факты его литературной жизни, правда, без попытки их литературно-критического осмысления. В сборнике статей «Русская литература в эмиграции» под редакцией Н.П.Полторацкого (Питтсбург, 1972) М.В.Вишняк, ссылаясь на книгу своих воспоминаний, подводит итоги тому, «чем русская эмиграция обязана «Современным запискам» (С. 360), считает вклад журнала в области художественной литературы, литературной критики и литературоведения неоценимым. О самом М.В.Вишняке и других редакторах журнала (И.И Фондаминском, В.В Рудневе) дан ценный биографический материал, основанный
на воспоминаниях современников и переписке редакторов
«Современных записок» со своими сотрудниками, в реферативном
журнале (А. А.Ревякина «Мозговой центр» журнала - М.В.Вишняк»,
«Самый принципиальный» редактор журнала - В.В.Руднев»;
В.В.Леонидов «Душа «Современных записок» -
И.И.Фондаминский» // РЖ. Москва: ИНИОН РАН, серия 7, 1995,
№4), там же помещена литературно-аналитическая статья
А.Н.Николюкина «Современные записки» под критическим
взглядом З.Гиппиус», в которой обосновывается место и роль
журнала в среде литературной эмиграции. Чрезвьгааино важной
для данного исследования оказалась статья Н.А.Богомолова в
«Литературной энциклопедии русского зарубежья (1918-1940)»
(Москва: РОССПЭЕН, 2000, т.2), посвященная «Современным
запискам» и определившая их общее направление как ориентацию
на «классичность». Упоминая литературно-критический и
библиографический отделы журнала, Богомолов замечает, что они
отличались большой полнотой, высокой точностью оценок и
предсказаний на будущее. «Привлечение профессионалов высокого
уровня во всех областях знаний (в том числе и в литературе)
позволило журналу создать впечатляющую панораму научной и
литературной жизни русской эмиграции 1920- 1930-х годов. При
этом к минимуму сводится элемент субъективизма и политической
пристрастности»,- подчеркивает автор статьи. На высокий
профессионализм сотрудников «Современных записок»,
обогативших небеллетристический отдел журнала, указывает Г.Струве в книге «Русская литература в изгнании» (Париж: YMCA-Press; Москва: Русский путь, 1996), отмечая среди них
Г.В.Адамовича, В.В.Вейдле, П.М.Бицилли, М.О.Цетлина,
Д.И.Чижевского, Н.К.Кульмана, Г.П.Федотова. Опыт исторического обзора зарубежной литературы Г.Струве оказал влияние на ход данной работы, определив ее основные направления: критика литературы классической и современной. Большое значение для данного исследования имел сборник статей «Культурное наследие российской эмиграции, 1917-1940. (под общ. ред. ак. Е.П.Челышева и проф. Д.М.Шаховского)» (М: Наследие, 1994), впервые опубликовавший переписку редакторов журнала «Современные записки», составленную Дональдом Дэвисом (США), и определивший вопрос о целостности русской литературы как исходный в изучении культурного наследия русского зарубежья. «Принципиально важным является вопрос о соотношении двух потоков русской культуры, развивающихся в Советском Союзе и за рубежом, - отмечается в предисловии. -Иногда эти потоки рассматриваются как самостоятельные направления в мировой культуре. При всем идеологическом, мировоззренческом, эстетическом различиях культуры метрополии и российской диаспоры они являются частями единой, целостной системы - русской национальной культуры» (Культурное наследие российской эмиграции. С.7). Эту проблему подвергает детальному рассмотрению А.Н.Николюкин. И в «Культурном наследии русской эмиграции», где он ведет раздел «Русская литература в эмиграции», и в своей статье «О целостности русской литературы (1920-30-е годы)» Николюкин утверждает, что «шли два литературных процесса, во многом несхожие, однако русская литература оставалась целостной той целостностью «лица
необщим выраженьем», которую Баратынский заметил еще в прошлом веке» (РЛЖ. 1994. №3. С.З). Отмечая необходимость учитывать историзм этой проблемы, Николюкин сравнивает эмигрантскую и советскую литературу с двуглавым орлом, головы которого смотрят в разные стороны, а сердце бьется одно. Задачей данной работы является доказательство цельности русской литературы, исходящей из множества сходных черт в литературе русского зарубежья и советской: язык, традиции, духовный опыт, общность проблематики и основных литературоведческих тенденций. Выявленная при систематизации и анализе критического наследия «Современных записок» общность двух потоков русской литературы становится очевидной.
Методологическая и теоретическая основа
предпринятого исследования опирается на труды деятелей
русского зарубежья Г.В.Адамовича, B.C.Варшавского,
К.В.Мочульского, Г.П.Струве, В.Ф.Ходасевича и других, а также на работы современных отечественных литературоведов А.Н.Николюкина, О.Н.Михайлова, В.В.Агеносова, О.А.Коростелева, С.Р.Федякина, Н.А.Богомолова. При осуществлении поставленных целей и задач использовались психо-биографический, формальный методы литературной критики и метод компаративизма.
Апробация исследования осуществлялась публикацией пяти статей по теме диссертации: «М.А.Волошин в критике русского зарубежья», «Л.Андреев в критике русского зарубежья», «В.Короленко в критике русского зарубежья» в «Литературной энциклопедии русского зарубежья (1918-1940) (Москва: ИНИОН
РАН, т.4, ч.І); «Некоторые аспекты психо-биографической
литературной критики на страницах журнала «Современные записки» в сборнике статей «Словесное искусство Серебряного века и дальнейшее развитие литературы (М.: МПУ, 2001); «Современные записки» на страницах «Нового журнала» (РЖ. Литературоведение. 2001. №4). Депонирована рукопись «Русская литература 20-30-х годов XX века в оценках критиков парижского журнала «Современные записки» (ИНИОН РАН. 21.06.2001. №56577).
Цели и задачи настоящей работы обусловили ее структуру.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.
Во введении обосновывается выбор темы и ее актуальность, рассматриваются работы предшественников, определяются цель, задачи и методы исследования.
Первая глава рассматривает критические работы,
посвященные переосмыслению русского классического
литературного наследия. Подчеркивается философская
направленность критической мысли в оценке творчества
писателей-классиков. В этом аспекте уделяется внимание
трактовке философских категорий смерти и смысла жизни,
определяющих мировоззрение художника, на примере критических
работ Л.Шестова, С.Гессена, Б.Шлецера. Анализируется
религиозно-нравственная концепция художников-мыслителей XIX столетия, сравниваются религиозные воззрения Ф.Достоевского,
Л.Толстого, М.Гоголя, определяется цель творчества в контексте их произведений, как итог духовно-творческих исканий. Освещается полемика вокруг идеи «русской стихии».
В целях всестороннего изучения материала
исследование ведется, как уже говорилось, на основе психо
биографического, формального, сравнительно-исторического
критических методов. Такой подход дает возможность выявить
наиболее характерные черты литературного процесса в сфере
исторических связей, традиций и аналогий в искусстве, подвергнуть
рассмотрению взаимосвязь личности писателя с его творчеством,
обратить внимание на эстетическую сторону художественного
произведения. В рамках психо-биографического метода, не
подвергающего сомнению целостности и законченности
литературного произведения, но усматривающего в биографии
писателя дополнительные средства, способствующие наиболее
полному пониманию авторской идеи, рассматривается творческий
мир художника, особенности его личности. Отмечается
возможность фактографической автобиографичности произведения,
примером которой служат факты, выявленные В.Ходасевичем при
исследовании «Русалки» и биографии А.Пушкина, и
психологической автобиографичности, вскрывающей глубоко
внутренние переживания автора. Являясь важным элементом в
толковании авторского замысла, психологическая
автобиографичность исследуется в свете психоанализа, имеющего
в среде эмигрантской критики своих сторонников и
оппозиционеров и трактующего художественное творчество как
сублимированное символическое выражение скрытых душевных
интенций его создателя. Приверженцем психоанализа является
автор и редактор значительных литературоведческих исследований
(«Тайна личности Достоевского» Прага, 1928; «У истоков
творчества Достоевского» Прага, 1936; «Достоевский.
Психоаналитические этюды» Прага, 1938) А.Л.Бем, критические работы которого печатались в «Современных записках» и находили горячий отклик на страницах журнала.
В работе отмечается сложность адекватной оценки творчества писателя с помощью психо-биогафического критического метода.
В сфере формального метода рассматривается эстетика классических художественных произведений. Исследуются стилистические особенности писателей-классиков.
С помощью сравнительно-исторического метода анализируются традиции и аналогии в литературе. Уделяется внимание теории «родимых пятен».
Целью второй главы является выявление отличительных особенностей русской литературы 20-30-х годов XX века путем исследования литературно-критических публикаций журнала «Современные записки». В ходе работы определяются основные черты своеобразия литературного процесса 20 -30-х годов ХХв.: распад литературы на советскую и эмигрантскую; революционно-военная тематика как доминанта содержательного аспекта литературы; преобладание социально-психологических мотивов в литературе ХХв. С помощью психо-биографического,
формального критических методов и метода компаративизма обосновывается главная особенность современной литературы -социальность, присущая как советскому, так и эмигрантскому искусству, и проявляющаяся во всех литературоведческих ипостасях (психологической, содержательной, стилистической). Прослеживается связь с литературой XX века во взаимосвязях и противоречиях.
В заключении подведены итоги исследования, сделаны выводы по всей работе и намечаются перспективы дальнейшей разработки этой темы.
Философский подход в литературной критике журнала
Неординарная личность высказывает неординарное суждение, новую трактовку, неожиданную оценку, а если эта личность наделена еще литературным и собственно критическим талантом, то даже научные статьи, выходящие из-под её пера, обладают несомненной художественной ценностью, а порой и сами впоследствии являются объектами литературных исследований. Именно такими авторами изобилует критический отдел журнала «Современные записки», среди них известные писатели, философы, историки, искусствоведы, публицисты, целью которых является попытка понимания творческого замысла, раскрытие тайных механизмов творческого процесса, сути литературного произведения. Но какие бы разные гипотезы ни выдвигались, какие бы методы литературоведческого исследования ни применялись критиками, в целом их подход можно назвать философским, вследствие предпочтения, оказанного содержательному аспекту художественного произведения, соотнесенному с главным вопросом философии о смысле жизни, о быте и бытии человека. Это мнение подтверждает ряд литературно-критических работ журнала, выполненных профессиональными философами, среди них фигуры широкой известности, например Л.Шестов, В.Вейдле, Б.Шлецер и др. Однако не следует ставить знака равенства между философской критикой и литературной критикой философов. Подлинные образцы философского подхода встречаются в литературных исследованиях критиков разных специальностей. Хотя и эстетической форме в работах этого направления уделяется достаточно внимания, однако она не ставится во главу угла, как у формалистов. Сам формалистический метод в «Современных записках» оценивается негативно. «Изучение эпитетов вне общей «эстетики» данного писателя ни к чему не ведет» (Карцевский С. // СЗ. 1922. №9. С.374).
Истинного понимания авторского замысла можно достигнуть лишь при целостной оценке, анализируя художественное произведение в органической спаянности формы и содержания. Признание же формы единственно ценным элементом искусства ведет к сведению творческой сути к отвлеченному формотворчеству. С отповедью формализму выступает в «Современных записках» проф. П.Бицилли: «Для формалистов, -пишет он, - все дело в «приемах». От целого они отворачиваются. Но поэтому и «приемов» они в сущности не в состоянии проанализировать как следует. Есть подготовка к анализу, самого анализа нет. Формалисты видят, что художественное произведение не то же самое, что «реальная жизнь», но о том, что оно все - таки связано с жизнью и что только потому оно и может быть художественным произведением, - они и не догадываются» (СЗ. 1930. № 42. С.537).
В изучении классического наследия XIX в. этот так называемый философский подход превалирует. Во многом его определяет само художественное сочинение, философская направленность которого требует соответствующего анализа; осмысление таких собственно философских понятий в литературе как истина, дух, рассудок, Бог, смерть - в рассмотрении произведений А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского неизбежно. Так как писатели-мыслители ХГХ-го столетия ставили вопрос о самобытности России, о русской религии, нравственности, особенностях национальной души, то обойти эти вопросы в литературном анализе их творчества невозможно.
Для литературно-критического процесса в эмиграции характерно новое осмысление русской классики, возросший интерес к ней, в особенности к личностям Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского и их художественным произведениям. «Толстой и Достоевский у нас best seller bi» (Алданов М. // СЗ. 1928. № 37. С. 525). «Наше отношение к обоим, - ко Льву Толстому и Федору Достоевскому одинаково (...) оба они, равно кусок нашей жизни, наша плоть и кровь. А теперь, здесь, без родной земли - нашей плоти, - это наше чувство особенно остро», - так объясняет этот интерес З.Гиппиус (СЗ. 1927. № 30. С. 557). Родственное мнение по вопросу актуальности классического наследия в среде русской эмиграции высказывает Б.Шлецер в статье «Новейшая литература о Достоевском»: «Основоположные для изучения Достоевского работы Мережковского, Розанова, Шестова, Волынского появились еще до революции 1917 г., отдельные, редкие умы понимали уже тогда, что дано нам в творчестве Достоевского; но все значение этого нового, углубленного понимания Достоевского, дальнейшее его развитие (...) стало возможным лишь на почве душевной, вспаханной революцией и войной, которые раскидали, рассеяли верхние слои души и подняли на поверхность, на свет, глубочайшие ее пласты» (СЗ. 1923. № 17. С.452).
Ориентированность «Современных записок» на сохранение духовных основ русской культуры предопределяла обращенность журнала к классическому литературному наследию.
Интерес критики русского зарубежья к Ф.М.Достоевскому объясняется соприродностью его художественных воззрений духовным устремлениям XX века. Литературно-философская система Достоевского, соприкасаясь с философскими исканиями экзистенциалистов, фрейдистов, оказалась близка самым актуальным идеям первой трети XX столетия.
Психо-биографический аспект историко-литературных публикаций
Всесторонний, целостный анализ художественного творчества во всех его взаимосвязях возможен лишь при исследовании, проведенном с позиций различных литературно-критических методов, каждый из которых имеет свою сферу литературоведческого изучения. Формальный подход обращает основное внимание на эстетическую сторону художественного творчества, метод компаративный исследует исторические связи, аналогии и традиции в искусстве, психобиографический имеет целью осветить взаимосвязь личности писателя с его творением.
Эпиграфом к рассмотрению литературной критики в ключе психо-биографического метода могли бы послужить слова М.Цетлина, видного сотрудника журнала «Современные записки»: «Но разве жизнь великих людей не такое же общественное достояние, как их произведения? И не только по тому, что биография помогает нам в понимании этих произведений. Нет. Самое интересное для человека человек» (Цетлин М. Астарта. // СЗ. 1922. №9. С.329). Психо-биографическая критика интересуется духовной, а иногда и бытовой жизнью писателя, не из праздного любопытства, а в поиске разгадки тайны творческой одаренности, самого творческого процесса, природы гения, взаимосвязи писателя с героями его произведений, решается проблема воздействия художника на мир. Правомочность этого метода, однако, вызывала сомнения у литературоведов, считающих, что художественное произведение - явление целостное, не нуждающееся в привлечении дополнительного (биографического) материала. Тем не менее, сторонников метода оказалось значительно больше, нежели его оппонентов. Психобиографический подход не подвергает сомнению целостность художественного произведения, но усматривает в авторской биографии дополнительные средства, способствующие наиболее полному и адекватному пониманию творческого замысла. По мере биографо-психологических исследований начинают выявляться некоторые зависимости и закономерности. Изучая биографии писателей-классиков, эмигрантская критика наталкивается на объединяющие многих из них характеристики: противоречивость натуры, душевная дисгармония, мучительная озабоченность главными вопросами бытия.
В литературоведческих статьях русского зарубежья часто упоминается о противоречивости душевного склада Л.Толстого. В №36 «Современных записок» таких упоминаний несколько; они принадлежат разным авторам и имеют разные толкования. М.Алданов говорит о невозможности «привести Толстого в систему», т.к. «он слишком огромен и слишком изменчив» (Алданов М. О Толстом // СЗ. 1928. №36. С.264). Н.Авксентьев приводит в своей статье слова Т.Полнера о том, что «отличительной чертой Толстого надо признать его вечные перемены. Духовный кризис может случиться с каждым. У Толстого из таких кризисов состоит вся жизнь» (Авксентьев Н. -Т.Полнер. Лев Толстой и его жена // СЗ. 1928. №36. С.535). Не совсем соглашаясь с этим мнением и полагая, что духовный кризис в жизни Толстого был лишь однажды, в 70-е годы,
Авксентьев, ссылаясь на пример из той же работы Полнера, все же упоминает факт осознания Толстым собственной «непоследовательности», и в ответ на упреки какого-то твердокаменного «толстовца» объясняющим ее «слабостью своего характера» (с. 537). «С большой любовью и растроганностью говорит об этом Т.Полнер: «В лабиринте тем его переменчивых мудрствований Толстому всегда светило его великое сердце. И именно этот свет, свет горячей и отзывчивой работы на пользу людей - освещал, освещает до сих пор мрак человеческой жизни». Это сводит многообразные лики его духовного развития к высшему единству. Это поднимает Толстого над его собственной догматикой того или иного периода и делает из Толстого не «толстовца», а истинного учителя жизни» (с.537). В.Маклаков находит объяснение противоречивости Толстого в особом складе его ума. «У него был не систематический ум; когда он отдавался во власть какой-либо мысли, она им овладевала всецело, заслоняя все остальное, он доводил ее до крайних пределов, менее всего, беспокоясь о том, как согласовать ее с тем, что раньше говорил по этому поводу» (Маклаков В. Лев Толстой (Учение и жизнь). // СЗ. 1928. №36. С.221).
Можно объяснить это, вероятно, и динамикой интеллектуального и душевного роста. Толстой - натура чрезвычайно подвижная, при все более и более глубоком проникновении в жизнь, он постигал новую правду и, будучи человеком увлеченным, проповедовал её, нисколько, по исключительной честности своей натуры, не задумываясь о вреде новой проповеди для целостности уже построенной теории. Он писал о себе: «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие - душевная подлость» (Толстой Л.Н.. Собр. Соч. в 22-х тт. М.: Худ. лит., 1978-85. T.XVIII. С.493). Противоречивость Толстого была не просто чертой его характера, а жизненным кредо. В книге М.Алданова «Загадка Толстого» (Берлин, 1923) приводится любопытный факт из жизни писателя о литературной забаве, которая в свое время проходила в Ясной Поляне, каждый участник которой должен был письменно высказать свой идеал. Ответ Толстого был лаконичным «сжечь все, чему поклонялся, поклоняться всему, что сжигал» (Алданов М. Загадка Толстого. Берлин: Ладыжников, 1923. С. 119).
Своеобразие литературного процесса 20-30-х годов XX века
В литературной критике 20-х, 30-х годов неоднократно высказывалось мнение, что русская литература не целостна, что она распалась на две существенно-различные литературы, объединенные лишь национальным языком. Спор о мнимом или действительном распаде литературы на советскую и эмигрантскую занимает достаточно много места на страницах «Современных записок». Он строится на содержательном отличии зависимого от «соц. заказа» искусства в СССР и свободного за его пределами. М.Алданов считает понятие советской литературы «чрезвычайно неопределенным»: «В его основу кладут то признак географический, то признак политический. Первое совершенно не законно (...) Второй признак ясен и уместен, однако приходится делать очень серьезную поправку на условия советской каторги: «либо не пиши вовсе, либо пиши так, чтобы тебя могли считать нашим». Иногда условие ставится и в еще более острой форме» (СЗ. 1930. №43. С.493). Таким образом, спорным становится само существование литературы в условиях политической травли. «Едва ли, - пишет Г.Адамович, - существует целая литература «в катакомбах». Литература требует гласности. В одиночестве могут вырасти только отдельные диковинные и прекрасные явления. Но воздухом одиночества и уединения не может дышать литература» (Адамович Г. О положении советской литературы // СЗ. 1932. №48. С.300). Это мнение именитого эмигрантского критика с годами не рассеивается, а укрепляется. В №61 «Современных записок» Адамович трижды на одной странице утверждает, что советской литературы не существует: «Нет советской литературы. После всяких колебаний, надежд, отсрочек, ожиданий, пора наконец теперь, в 1936 году, в этом признаться: советской литературы нет(...). Литературы нет(...)» (СЗ. 1936 №61. С.207). В статье «Об условиях литературной работы в СССР» Т.Чернавина пишет: «Борьба за кусок хлеба - нудная, мелочная, противная, непрекращающаяся, связанность социальным, или, вернее, жестким правительственным заказом, за исполнением которого следит цензура и ГПУ, и хуже всего, может быть, душная атмосфера принуждения, - таковы условия, в которых ни советской и никакой другой литературе не цвести» (СЗ. 1934. №56. С.413). Основы, на которых может держаться советский писатель - не слышать, не видеть, не помнить, считает Чернавина, тогда ему нетрудно в любой момент поверить в то, что нужно принять без колебаний и уклонов, каждый новый поворот в «генеральной линии партии» (СЗ. 1934. №55. С.423). В.Сирин, полагая, что «в России и талант не спасает», также разделяет русскую литературу на две противоположно-контрастные: «В годы отупения нашей словесности, когда революция аккуратно разделила поэтов на штатных оптимистов и заштатных пессимистов, на тамошних здоровяков и здешних ипохондриков, причем получился поучительный парадокс: внутри России действует внешний заказ, вне России - внутренний» (СЗ. 1939. №69. С.262). Отсутствие советской литературы или ее явная ущербность заставляет некоторых критиков, «впадая в клиническую крайность», полагать, «что только здесь в зарубежье литература и существует, и что столица русской словесности отнюдь не Москва, а, несомненно, Париж» (Адамович Г. О литературе в эмиграции // СЗ. 1932. №50. С.332). «Клиническая крайность» возложения миссии русской литературы всецело на эмиграцию утверждается и С.Савельевым. Однако, упоминая о том, что «под непреодолимым внешним давлением исчезли в России остатки творческой самостоятельности» и что «на данный переходный и, быть может, очень длительный период, свободную русскую литературу представляют только зарубежные писатели» (СЗ. 1939. №68. С.472), критик находит в этом факте мало утешительного, он с горечью замечает: «История до сих пор почти не знала эмигрирующего искусства. Само сочетание слов «зарубежное искусство данного» народа заключает в себе порочность внутреннего противоречия, некую конечную невозможность. Литература вне родной страны не может не быть не ущербной. Искусство, насильственно удаленное из питающей его среды, имеет специфические особенности» (с.472). Из этого следует, что и свободная эмигрантская литература «ущербна». Б.Шлецер называет ее «больной» и винит в этом причины социальные и тот факт, «что на смену старшего поколения нет молодых: ведь приходится признать, нисколько даже не разделяя отвращения и презрения Антона Крайнего к послереволюционной писательской молодежи, что среди нее (насколько издали можно судить) нет сильных талантов и оригинальных умов» (СЗ. 1924. №20. С.432). Г. Газданов упрекает молодую зарубежную литературу в «характерном» явлении отсутствия дерзаний и новшеств (СЗ. 1939. №68. С.480). В статье «О прозе «младших» эмигрантских писателей» В. Варшавский присоединяется к мнению Г.Газданова. «Существует ли эмигрантская молодая литература? Один из наиболее талантливых и плодовитых ее представителей, Газданов, заявил недавно - «есть только одно исключение - Сирин. Вся остальная «продукция» молодых эмигрантских литераторов может быть названа литературой только в том условном смысле, в каком говорят о «литературе по вопросу о свекле» (СЗ. 1936. №61. С.409).
Современная литература в психобиографической критике
Несмотря на вышесказанное, резкая критика и переход на личностные характеристики для «Современных записок» не характерны. В своих воспоминаниях Вишняк отмечает, что «подбор сочувствующих рецензентов заходил в «Современных записках» слишком далеко; рецензии оказывались более чем дружественными, часто незаслуженно благоприятными (...) Бунину, например, предоставлялась возможность прямо выбирать рецензентов, и он этим широко пользовался, бракуя одних и называя ему желательных» (Вишняк М. «Современные записки»: Воспоминания редактора. С. 186). М.Осоргин «неожиданно» отказался от того, чтобы рецензию на его «Чудо озеро» дал В.Зензинов, после чего рецензия была поручена К.Мочульскому (с. 191). Справедливости ради необходимо заметить, что и в отзыве Г.Адамовича на книгу «Родное» Шмелева, о которой упоминалось выше, «была и очень высокая положительная оценка, которая, видимо, привлекла к себе недостаточно внимания» (с. 188), и что восприятие Шмелева этого отзыва «было, во всяком случае, односторонним и болезненным» (с. 190). Один из редакторов «Современных записок» Бунаков «держался того мнения, что рецензент несозвучный автору произведения - не симпатизирующий или не «конгениальный» ему - не способен до конца понять произведение, и потому, не пригоден давать отзыв о нем» (с. 186). Вероятно, поэтому психо-биографическая критика «Современных записок» как исследование взаимосвязи жизни и творчества достаточно поверхностна. Основанием к тому для редакции журнала, видимо, послужили морально-этические причины некорректности внедрения в интимный мир еще живущего и здравствующего писателя. Однако общие, особо характерные черты авторской личности, воплощенные в его творчестве критикой затронуты.
Анализируя творчество А.Белого, Ю.Сазонова пишет: «Он был тот, кого не было» (СЗ. 1938. №66. С.417). Ходасевич вспоминает, что вокруг Белого «то и дело заваривалась суматошная смесь действительности с бредом» (СЗ. 1934. №55. С.268). Эта неподдающаяся определениям особенность личности отразилась в творчестве Белого. В его романах «будто бы «рисующих» и даже «живописующих» эпоху, совсем еще свежую в нашей памяти, - нас тотчас поражает несхожесть «живописуемого» и «рисуемого» со всем тем, что видели мы собственными глазами» (Ходасевич В. // СЗ. 1927. №31. С.257). «Как у Белого, так и у Ремизова, -замечает Ф.Степун, - есть свой, совершенно особенный мир, с тем, в котором мы все живем, связанный, но от него все же и бесконечно отличный. Самый простой и будничный факт и Белый, и Ремизов расскажут так, что от него не останется ни безден, ни факта: у Белого он превратится в пророческое безумие, у Ремизова в мистический курьез» (СЗ. 1923. №17. С.480). «Мистический курьез» Ремизова также исходит из его внутреннего своеобразия. «Чаще говорят о «ремизовских чудачествах», чем о его произведениях», - замечает М.Осоргин (СЗ. 1927. №31. С.453). Впрочем, чудачества в жизни реальной и в творчестве Ремизова так тесно переплетены, что одно с другим просто сливается, представляя своеобразный творческий сплав. «Мир этого писателя, столь замкнутого в жизни личной, столь преданного единой жизненной задаче - своеобразной культуре слова, мало кому доступен и для широкой читающей публики совершенно чужд» (с.453). К.Мочульский считает, что «Я» у Ремизова - самое удивительное и особенное из всех его созданий» (СЗ. 1932. №48. С.480). Рассказчик Ремизова -авторский наследник и двойник - «чудак, выдумщик, начетчик, мастер все клеить и вырезать, сновидец, сказочник, кротчайший духом, проказник-кавалер обезьяньей палаты, истерзанный жалостью и умиленный перед Богом», «русский писатель, которого одни назьіваїот Ремерсдорфом, другие - Ремозом, у которого под потолком на нитках висят сухие сучки, звезды и рыбьи кости, который не только на иностранных языках, но и по-русски толком ничего объяснить не может, который дома разговаривает с «эспри» и «гешпенстами», а на улице забывает, куда идет» (с.480). Из каждого произведения Ремизова смотрит на нас «лукаво печальное лицо этого чудака» (с. 4 80). А.Крайний замечает, что в Ремизове есть «юродство», «он есть и в самых лучших вещах, там, где он не притворяется и ничего не выдумывает» (СЗ. 1924. №22. С.447). Потому-то в сравнении с искусством Белого и Ремизова, творческий мир Горького кажется наиболее приближенным к реальному: «Раскрывая после этих писателей Горького, испытываешь такое впечатление. Как будто бы уходишь от искусства и входишь в самое жизнь» (Степун Ф. // 1923. СЗ. №17. С.480). «Ставя перед читателем этот свой мир, - пишет Степун, - Горький никак не обнаруживает того жеста, которым он это делает. Потому его мир и не кажется нам искусно воздвигнутым миром художника, не искусством, а жизнью» (с.480).
