Содержание к диссертации
Введение
1. Вопросы культурного строительства в общественном сознании на рубеже 1920-х годов и издательство «Алконост» 12
1.1 . Концепция культуры Вячеслава Иванова 13
1.2. Андрей Белый и проблема синтеза искусств 24
1.3.Культурософские взгляды Александра Блока 30
1.4 Конст. Эрберг и сборники «Искусство старое и новое» и «Искусство и народ» 39
2. Функционирование издательства «Алконост» в контексте пореволюционной эпохи 57
2.1 . История издательства «Алконост» 57
2.2.Государственная политика в области издательского дела после революции 88
2.3.Взаимодействие некоторых писателей алконостовского круга с идейно близкими организациями 96
3. Идейно-эстетическая позиция журнала «Записки мечтателей» 122
3.1. Журнал-дневник в русской журналистике 1900-1920-х годов 122
3.2.Анализ журнала «Записки мечтателей» в свете общественно-литературной ситуации конца 10-х - начала 20-х годов 13 7
Заключение 182
Библиографический список 187
- Концепция культуры Вячеслава Иванова
- Андрей Белый и проблема синтеза искусств
- История издательства «Алконост»
- Журнал-дневник в русской журналистике 1900-1920-х годов
Введение к работе
Настоящая работа затрагивает литературные и исторические процессы,
происходившие в России после революции. Подобный выбор предмета исследования актуализирует проблему периодизации литературного процесса, так как касается вопроса, когда же закончился в России Серебряный век. Очевидно, что все явления в человеческом социуме имеют стадии формирования, существования и затухания. Как отмечает СИ. Кормилов, «можно говорить не только о периодах «взрывов» и относительной «стабилизации», но и о периодах основных и переходных»1.
Поэтому в настоящее время одним из актуальных аспектов изучения русской культуры Серебряного века является анализ деятельности литераторов в первое послереволюционное десятилетие. Это было время поистине уникальное, поскольку в художественный процесс оказались включены самые разнообразные идейно-эстетические явления. При этом само развитие культуры во многом стало определяться политической борьбой. В области печати и книгоиздания возникли цензурные ограничения, введенные новой властью. В результате одни литературные течения вынуждены были уйти с исторической сцены, а другим предстояло утвердиться на долгое время в качестве господствующих. Но пока этого не произошло, они существовали в целостном континууме, взаимодействуя между собой. Вот это взаимодействие и вызывает к себе повышенный интерес.
Следует учитывать и тот факт, что культурные явления, которые «маркируются 20-ми годами» (выражение Г.А. Белой), имели свои истоки в начале XX века. Это позволяет утверждать, что литературный процесс оставался непрерывным, соединяя послеоктябрьскую и дооктябрьскую эпохи. Послереволюционное творчество виднейших представителей «старой» русской литературы, созданный ими новый литературный быт, функционировавший
1 Кормилов СИ. Русская литература и литературный процесс после 1917 г.: проблемы периодизации// Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 2002. № 6. С. 13.
«через» деятельность издательств, выпуск книг и журналов, проведение публичных чтений, представляли собой, с одной стороны, реализацию в новых исторических условиях чаемых эстетических прогнозов, свидетельствующую о художественной эволюции, а с другой стороны, являлись проявлением борьбы за выживание. Поэтому в основу формирования литературных групп и союзов был положен иной, чем прежде, принцип объединения. Отныне они создавались не только и даже не столько на общей идейно-эстетической платформе, сколько базировались на прежних дружеских связях и контактах. Внешне эти объединения напоминали дореволюционные кружки и салоны, но условием и результатом их сохранения и «выживания» становилась совершенно иная стратегия действия. О.Р. Демидова предлагает разделять формы литературного быта на: «а) формы организации, к которым относятся профессиональные союзы и разного рода объединения, кружки и группы, организованные в соответствии с определенным эстетическим критерием, периодические издания, издательства и б) формы существования (писательские балы и юбилеи, торжественные обеды по случаю юбилея издания, литературные и литературно-политические салоны, публичные чтения)»1. Для рассматриваемого периода принципиальным является то, что в силу политических и иных условий формы организации писательских сообществ стали выполнять функции форм существования, так как во главу угла была поставлена борьба за выживание.
Необходимо, впрочем, отметить, что лидеры символизма еще задолго до революции пересмотрели свое отношение к символизму как форме творчества и знаку культуры своего времени. Вызвано это было кризисом символистского движения (даже говорилось о его гибели), связанным с пересмотром духовных ориентиров, отходом от изображения субъективных переживаний, попытками приобщиться к народной жизни. После 1910 года уже не возникало потребности в коллективных выступлениях символистов. Несмотря на то, что продолжалась деятельность издательств «Мусагет» и «Сирин», необходимость в подобных
' Демидова О.Р. Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья. СПб., 2003. С. 17.
предприятиях, равно как и в символистских журналах явно уменьшилась. У ведущих представителей этого направления возникло желание общаться друг с другом вне рамок литературной полемики, вести диалог на некие «вечные» темы в пределах каких-либо печатных изданий. Именно тогда стали предприниматься попытки создания «журнала-дневника», который в наибольшей степени отвечал возможности подобного разговора.
После октябрьской революции представители «старой» творческой интеллигенции оказались перед проблемой выбора: жить и творить по новым правилам или же сохранить лучшие традиции русской культуры и собственное право высказываться по наболевшим вопросам. Конечно, для этого необходимо было определить отношения с новой властью. Первые же шаги новых руководителей государства показали, что свободомыслия они не потерпят. Но изобилие сложных вопросов военного времени не позволяло им в полной мере сосредоточиться на культурной политике. Кроме того, некоторые важные посты в советском государстве заняли представители старой интеллигенции. Благодаря этому, несмотря на множащиеся запреты, оставались лазейки для издания книг «неблагонадежных» авторов.
Однако с периодической печатью с самого начала ситуация сложилась неблагоприятным образом. Буржуазные газеты в большинстве своем были закрыты под предлогом их антисоветской деятельности, что нередко было правдой. Издательское дело пытались централизовать. Но созданный Госиздат просто не был в состоянии обеспечить все потребности в книгах, поэтому частные инициативы в сфере книгопроизводства также оказались востребованы большевиками. Государственное же издательство взяло на себя роль регулятора их деятельности, занимаясь отпуском бумаги, сверкой планов и т.д.
У издательства «Алконост» ситуация сложилась несколько лучше, чем у других частных книгоиздателей. Этому способствовала поддержка наркома просвещения А. Луначарского и «главного» пролетарского писателя М. Горького. Их знакомство с писателями, издававшимися в «Алконосте», в особенности с Блоком, относилось к дореволюционным временам. Блок же,
написав поэму «Двенадцать», приобрел репутацию чуть ли не «пособника» большевиков. Все это осложняло его отношения со старыми коллегами по цеху, но упрощало решения ряда проблем с новой властью. Взаимодействие и взаимообусловленность такого множества факторов и способствовали появлению феномена «Алконоста».
Трудности с печатным словом породили массовое обращение к слову живому. Поэтому столь многочисленными были чтения писателями своих произведений, диспуты на различные темы, лекции и т.д. Причем из-за сложностей с бумагой и типографиями большевики также активно прибегали к такого рода методам работы. Одновременно эти мероприятия становились важным инструментом формирования нового литературного быта.
Идейно близкой к «Алконосту» организацией, практиковавшей устную форму актуализации своих взглядов, была Вольная философская ассоциация (Вольфила). Созданная благодаря усилиям ведущих представителей алконостовского круга, ассоциация работала все же несколько в иной, чем издательство, плоскости, хотя обе организационные формы имели множество точек пересечения.
С течением времени деятели дореволюционной русской культуры, оставшиеся в России, особенно остро почувствовали необходимость срочных мер по сохранению духовных ценностей перед лицом насаждаемой государством тоталитарной идеологии. Формы сохранения культурного наследия зависели от репрессивных мер властей, то есть постоянно приходилось искать возможности для выражения своих мыслей и обмена ими. Но, как уже отмечалось выше, представители дореволюционной литературы жили не только мечтами о реставрации прошлого. Они продолжали свое творчество, откликаясь на современные события, и оказали значительное влияние на молодую советскую культуру.
Актуальность темы исследования обусловлена тем, что до сих пор не было проведено комплексного многоаспектного исследования деятельности издательства «Алконост» и его связей с организациями, близкими как идейно,
так и в сфере эстетических поисков. Не осуществлялся также анализ издательской программы с характеристикой всех вышедших книг и установлением логики выбора произведений для издания.
Имеющаяся на сегодняшний день библиография литературы о деятельности «Алконоста» касается только отдельных сторон функционирования издательства. Книги и статьи богаты фактическим материалом, но в них не рассматривается присутствие этого издательства в культурной жизни своего времени. В указанных ниже работах превалирует книговедческий, а не филологический аспект исследования, то есть в меньшей степени выясняются вопросы, связанные с идейно-эстетической составляющей продукции «Алконоста».
Прежде всего, следует отметить книгу СМ. Алянского «Встречи с А. Блоком», содержащую целый ряд важных подробностей, и работу СВ. Белова «Мастер книги», посвященную деятельности самого Алянского. Традиционно в список литературы об издательстве включаются еще две статьи, написанные в советское время. Это работа И.А. Чернова «А. Блок и книгоиздательство «Алконост» и статья Е.А. Диннерштейна «Луначарский, Блок и «Алконост», касающаяся финансового аспекта выпуска книг. Необходимо указать и работу М.М. Глейзера «Изд-во «Алконост»: Краткий историко-книговедческий очерк: Издательский библиографический каталог», где описаны все вышедшие в издательстве книги.
Важные дополнения к указанным материалам содержатся в мемуарной литературе - «Дневнике» К. Чуковского и «Дневнике моих встреч» Ю.Анненкова. Они освещают послереволюционный быт петроградской интеллигенции и обстоятельства создания отдельных произведений, изданных в «Алконосте». Целый ряд эпистолярных материалов, в частности «Переписка» А. Белого и А. Блока, А. Белого и Иванова-Разумника, А. Белого и СМ. Алянского, также привлечены для характеристики участия в издательстве названных писателей. Характеристика культурософских взглядов, которых придерживались основные участники «Алконоста», содержится в работах
З.Г. Минц, Е.В. Ивановой, Д. Магомедовой, А.В. Лаврова, А.И. Мазаева, Л. Долгополова, Л. Силлард, М. Пьяных, А.И. Мазаева, С.С. Аверинцева, Г.В. Обатнина, Л.Д. Зубарева.
Важным аспектом данной работы явилось изучение взаимодействия Вольфилы и «Алконоста» с точки зрения издательских планов. Деятельность Вольной философской ассоциации освещена в статьях Е.В. Ивановой «Вольная философская ассоциация. Труды и дни», B.C. Федорова «Академия исканий»: Петроградская Вольфила (1919-1924) и работах В.Г. Белоуса, среди которых отметим «Вольфила (Петроградская вольная философская ассоциация). 1919— 1924» в двух книгах. Привлечение этих материалов позволило уточнить место Ассоциации в духовных поисках ее основных участников, печатавшихся в «Алконосте».
Место и роль альманаха «Записки мечтателей», связи его участников с издательством «Алконост», анализ опубликованных материалов также до настоящего времени не становились предметом всестороннего исследования. О журнале есть упоминания в отдельных работах об Андрее Белом в связи с его участием в издании. Кроме того, в книге М.А. Чегодаевой «Там за горами горя...» альманах рассматривается с художественно-оформительских позиций. Сведения о журнале содержатся также в уже упоминавшейся работе СВ. Белова «Мастер книги» и мемуарах СМ. Алянского. В настоящем исследовании подробно рассматривается содержание всех вышедших номеров, обстоятельства их создания, анализируются включенные в журнал произведения, что позволяет оценить его роль и место в истории русского символизма.
Процессы образования литературных кружков и групп, а также журнальная форма как рупор коллективных взглядов подробно освещены в кандидатской диссертации А.В. Леденева «Горьковское «Знание» и другие литературные объединения начала XX века». Ценный фактический материал по этой теме содержит работа М. Шруба «Литературные объединения Москвы и Петербурга 1890-1917».
Большим подспорьем в прорисовке фона, на котором развивалась деятельность «Алконоста», Вольфилы, «Записок мечтателей», стала хроника литературной жизни послереволюционного периода, опубликованная в недавно вышедшем издании «Литературная жизнь России 1920-х годов. События. Отзывы современников. Библиография. Том 1. Москва и Петроград» под редакцией А.Ю. Галушкина. Снабженная ценным библиографическим аппаратом, она позволила выявить много неизвестных ранее фактов.
Объектом исследования явились все выпущенные «Алконостом» издания, включая полный комплект альманаха «Записки мечтателей», а также оценки их критикой того времени. Порядок изложения материала хронологический, что позволяет вписать исследование в динамику исторического развития послереволюционной России.
Предметом исследования выступили культурологические, эстетические и литературно-критические взгляды писателей «алконостовского» круга, история подготовки выпущенных издательством произведений, закономерности составления издательского репертуара, сотрудничество издательства с послереволюционными учреждениями, занимавшимися строительством новой культуры.
Цель исследования - показать, какое место занимали издательство «Алконост» и журнал «Записки мечтателей» в истории русского символизма и в художественной жизни послереволюционной России. А также проанализировать, как соотносились выпущенные в издательстве произведения с литературным процессом тех лет, с эволюцией взглядов их авторов.
В связи с этой целью сформировались следующие задачи исследования:
обозначить круг интересов издательства «Алконост»;
проанализировать состав выпущенных книг и дискуссии вокруг них;
3) установить связи между идеями «Алконоста» и проблемами,
волновавшими Вольфилу;
выявить круг проблем, заявленных в журнале «Записки мечтателей»;
установить тип журнала «Записки мечтателей».
Методология работы. В соответствии с задачами исследования был использован системный подход, учитывающий все стороны деятельности издательства «Алконост», а также деловые и творческие связи литераторов «алконостовского» круга. При этом изучение художественной эволюции писателей, формирование закономерностей их творчества в 10-20-е годы XX века, а также взгляд на «Алконост» как на обладающую специфическими особенностями литературную группу потребовали привлечения сравнительно-исторического и историко-литературного методов. И, наконец, анализ воззрений авторов «Алконоста» на культуру и историю, отраженных в их произведениях послереволюционного периода, обусловил присутствие философско-эстетического дискурса в исследовании.
Научная новизна данной работы заключается в комплексном изучении деятельности издательства «Алконост», научно-культурологического объединения Вольфила и журнала «Записки мечтателей» как способа пропаганды заявленных программ и выявлении связей между этими образованиями. На защиту выносятся следующие положения:
1. Издательство «Алконост» как творческая лаборатория выработки
утопических теорий развития культуры.
Общность утопических программ символистов и теоретиков пролетарской культуры, способствующая относительной долговременности существования издательства.
«Совпадения» и «расхождения» продукции «Алконоста» с литературной деятельностью Вольфилы.
Типологическая разновидность журнала «Записки мечтателей» как альманаха, «журнала для своих», журнала-дневника.
Ведущая роль в организации журнала Андрея Белого и вклад в его создание А. Блока.
Роль солярного мифа в структуре журнальных публикаций.
7. Издательство «Алконост» и его «производые» (Вольфила,
Обезвелволпал, ТЕО Наркомпроса, «Записки мечтателей») как вариации
духовной оппозиции возникающим диктаторским тенденциям в культурной политике большевизма.
Структура работы обусловлена поставленными целью и задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Концепция культуры Вячеслава Иванова
Поэт и один из главных идеологов символизма Вяч. Иванов был одним из первых, кто согласился издать свои произведения в только что образовавшемся «Алконосте», ставшем своеобразным мостом между прошлой и строящейся культурой молодого советского государства. Поскольку этот шаг говорил о его определенно позитивном отношении к происходящим в стране переменам, нельзя обойти стороной культурологические взгляды Иванова, которые позволили ему активно участвовать в российском литературном процессе первых послереволюционных лет.
Стержнем духовного бытия Иванова, по словам С. Аверинцева, было «острое переживание всечеловеческого единства - в некотором смысле предельная точка развертывания импликаций славянофильской идеи соборности» . И именно с идеей соборности связывалась Ивановым идея синтетического искусства. А путь к нему виделся следующим: от символа к мифу, от мифа к синтезу. Проблеме всенародного искусства была посвящена одна из ранних статей Иванова «Новая органическая эпоха и театр будущего» (1906). В ней он с сожалением фиксирует наступление эпохи келейного творчества и задается вопросом, станут ли «келейники» «органами мифотворчества», т.е. творцами и ремесленниками всенародного искусства, которое и должно возникнуть в будущем. Осуществление этого «означало бы наступление органической эпохи в искусстве. И если бы такая интеграция художественных энергий осуществлялась в действительности, она, по внутренней логике своего развития, выявилась бы и сосредоточилась в синтетическом искусстве всенародного действа и хоровой драмы» .
Ориентация Иванова на театр, в данном случае древнегреческий, весьма показательна для слома эпох. Как указывает А. Вислова, все стилевые искания эпохи Серебряного века «проходят под знаком игры и театральности. В ее культуре соединились стремление к мистериальному отражению действительности, таинству религиозных обрядов и постижению высших духовных истин с тягой к игре и стилизации»1.
Театр как место, где надлежит произойти синтезу искусств, по Иванову, претерпит значительные изменения. Один из основных процессов, который должен произойти в театре, - это так называемая «борьба за орхестру». Иванов понимал под этим отсутствие деления на актеров и зрителей и соучастие их в общем действе - мистерии. «Мы хотим собираться, чтобы творить - «деять» -соборно, а не созерцать только... Довольно лицедейства, мы хотим действа. Толпа зрителей должна слиться в хоровое тело, подобное мистической общине стародавних «оргий» и «мистерий»2. Подобные взгляды после революции оказались близки практике массовых шествий и тому подобных мероприятий. А некоторые деятели пролетарского искусства, как это будет показано во второй главе, даже взяли отдельные положения Иванова на вооружение.
Иванов, однако, оставался верен самому себе. Его взгляды на синтетическое искусство были одновременно новой стадией «в понимании соборности в русской культуре» и, вместе с тем, началом «глубинного осознания параметров диалогизма. Ибо отказ от романтического монолога французских и первого поколения русских символистов в пользу «соборности», «хора», «хорового действа» есть отказ от антропоцентрического «я» во имя «ты еси» и восстановления «я» в «ты», в «другом», т.е. признание бесконечного многообразия личностей и отношения к ним не как субьекта к объекту, но как к субъектам»3.
Вот почему культурологические взгляды Вяч. Иванова наиболее рельефно предстают перед нами в полемике с оппонентами, в числе которых такие выдающиеся представители философии XX века, как Н.А. Бердяев и М.О. Гершензон. Спор Иванова с Бердяевым касался отношений и взаимодействия между творчеством и культурой. Оба мыслителя, являясь приверженцами идеи жизнетворчества и теургии, выступили, однако, в этом споре противниками.
Связывая с творчеством идею спасения, Бердяев понимал творческое деяние в свете теургической эстетики Вл. Соловьева, в которой творчество означало не только создание духовных ценностей и форм, но вторжение в самою жизнь. Теургическая мысль Соловьева сводилась к христианскому осознанию недолжного состояния мира и ощущению личной ответственности за это состояние. Бердяев, продолжая эти идеи, выступил вместе с Л. Шестовым предтечей экзистенциальной философии, намного опередив адептов этой школы за рубежом. В бердяевской философии «христианское «мир во зле лежит» и его (т.е. мир - Е. 71) надо спасать «дополнено» экзистенциалистским «мир есть зло», которое надо упразднить» . Хотя Бердяев вслед за Достоевским и утверждает, что красота спасет мир, из его рассуждений следует, что единственным источником прекрасного является момент творческого вдохновения. И в итоге развития своей концепции философ освобождает творчество «от всех стесняющих дух ценностно-смысловых детерминаций, от всех стесняющих дух ценностно-смысловых определений». Творчество в интерпретации Бердяева оказывается игрою «переливающихся через край дионисических» сил и связывается «с оргийно-экстатической стихией человека»» . Такое творчество уже мало пригодно для того, «чтобы переделывать жизнь, но может помочь ее избежать, изолироваться от скуки и пошлости бестрагического духа «буржуазности» . И хотя Бердяев настойчиво призывает к положительному творческому действию, он не определяет его границ. Разрушительные же цели творчества четко сформулированы философом в «Опыте эсхатологической метафизики»: «Творчество... есть конец этого мира, хочет конца этого мира... и есть начало иного мира»4. Однако новый мир у Бердяева нигде не обозначен достаточно определенно, и вполне вероятно, что указанное определение просто оправдывает негативное отношение к миру. Так творчество в этой эстетической системе принимает апокалиптическую окраску. Теург лишается здесь каких-либо эстетических ограничений, он призван творить вне норм. Таким образом, в бердяевской системе содержатся предпосылки возникновения авангардистских и леворадикальных концепций.
Андрей Белый и проблема синтеза искусств
Эстетические и культурологические взгляды Андрея Белого во второе десятилетие XX в. претерпели существенную эволюцию и к периоду существования издательства «Алконост» базировались на принципиально иных установках, чем в начале века. Однако некоторые свои «заветные» идеи Белый пронес через всю жизнь. Среди них понятие мистерии - жанра, впрямую сопрягающегося с теорией синтеза искусств.
В статье «Формы искусства», опубликованной в 1902 году (декабрьский номер журнала «Мир искусства»), Белый сформулировал «взгляд на искусство как на исторически подвижную систему составляющих его видов... и стремление как-то научно обосновать этот взгляд»1. «Каждая форма искусства, - писал Белый, - не совершенно замкнута. Элементы, присущие всем формам, причудливо переплетены в каждой форме. ... формы искусства способны до некоторой степени сливаться друг с другом, проникаться духом близлежащих форм» . В этой же статье Белый формулирует свою иерархию изящных искусств в порядке возрастания их совершенства: «Зодчество, скульптура, живопись, поэзия, музыка»3. Здесь обращает на себя внимание панмузыкальность, усвоенная Белым и другими деятелями Серебряного века от йенских романтиков и Вагнера.
Интересным примером синтеза явились четыре «симфонии» Белого -прозаические произведения, в которых он попытался реализовать вагнеровские принципы лейтмотива и контрапункта. Валерий Брюсов так писал в рецензии на третью симфонию «Возврат»: «Симфонии Белого создают свою собственную форму, не существовавшую до них. Достигая музыкального строя истинной поэмы, они сохраняют всю свободу, всю широту, всю непринужденность, которые доставили в свое время роману его преобладающее положение»1.
1906 год стал годом коренных изменений в духовном развитии Белого. В это время он пересматривает свои теоретические позиции и в чем-то отходит от эстетики Вл. Соловьева. Сомнения вызывает у него теперь и идея синтеза искусств. Характерной в этом плане является его статья «Против музыки» (1907), которая «разрушает все те опоры, на которых эта проблематика ранее у него вырастала» . Развивает и завершает эту тему статья «Будущее искусство» (1907). В ней Белый говорит о том, что объединение искусств вокруг музыки чрезвычайно вредно: «Ложное проникновение духом музыки есть показатель упадка... В искусстве, растворенном музыкой, созерцание стало бы целью... искусство будущего, утонув в музыке, пресекло бы навсегда развитие искусств» . Однако Белый на этом не останавливается и критикует далее самою идею художественного синтеза. Требовать от художника стремления к синтезу нельзя, «это стремление выразилось бы в одичании, в возврате к примитивным формам далекого прошлого»4. Впрочем, автор не оставляет мыслей о мистерии, которую он понимал как синтетический жанр, но развивающийся «под знаком» теургии. В той же статье «Будущее искусство» есть такие слова: «Мистерия имела живой религиозный смысл; чтобы мистерия будущего имела тот же смысл, мы должны вынести ее за пределы искусства»5.
Это положение получает развитие в статье 1909 года «Смысл искусства»: «Мистерия в том смысле, в каком она предстоит нашему сознанию теперь, относима к формам искусства; определяемая со стороны формы, она есть синтез искусств в том смысле, что в нее входят как элементы пластические искусства, музыка, поэзия... содержание же мистерии религиозно; иначе говоря - мистерия есть богослужение» . Следует отметить, что понятие синтеза здесь уже чисто формальное и словно бы второстепенное для Белого.
Разделяя мысль Вяч. Иванова о том, что мистерия - это форма соборного творчества, Белый опасался, что в ней может исчезнуть личностное начало, которое он, несомненно, ценил. Это очень важный момент для понимания эстетики Белого. Он писал: «Великие индивидуалисты нашего времени -Ницше, Ибсен, Уайльд - решительно и смело порвали связь с буржуазными традициями общества. Они умело противопоставили личность мертвящему общественному организму... наметили пути отторжения личности от устоев мещанской жизни. Но они же оставили открытым вопрос о возможности в будущем строе проявить свою личность в унисон с обществом».
Однако Белый, скорее, пересматривает идею синтеза искусств, чем отказывается от нее. Просто эта программа из эстетической становится у него этической. Если предположить, что личность будет перерождаться и совершенствоваться, то синтез имеет право на существование в будущем. Творчество понимается здесь как жизнетворчество. Искусство, вырабатывая новые формы сознания, породит и новые формы жизни. «Искусство окрыляется там, где призыв к творчеству есть вместе с тем призыв к творчеству жизни... Надо понимать под этой жизнью не только поверхность ее, кристаллизованную в прочных формах социальных, научных и философских отношений, но и источник этих форм - творчество. Жизнь и есть творчество... Жизнь надо подчинить творчеству, творчески пересоздать ее...» .
История издательства «Алконост»
Издательство «Алконост» было образовано в 1918 г. СМ. Алянским, к тому моменту молодым книготорговцем, хорошо знакомым с современной ему литературой. Биографические сведения об этом деятеле содержатся в работе СВ. Белова «Мастер книги» и книге самого Алянского «Встречи с А. Блоком», поэтому на информации такого рода мы не будем останавливаться в данной работе.
Образованию издательства предшествовало создание книжной лавки, открытой Алянским и его одноклассником В. Васильевым для продажи книг-дубликатов из коллекции известного петербургского библиофила и мецената Л. Жевержеева. Эта акция привлекла большое внимание заинтересованной публики, поэтому книжные запасы стали стремительно таять. Тогда и возникло решение заняться собственной издательской деятельностью.
Учитывая любовь Алянского к творчеству Блока, решено было издать что-нибудь из произведений поэта, не появлявшихся до сих пор в печати, а также попробовать вновь объединить символистов вокруг своего издательства. В результате переговоров Блок проникся симпатией к молодому издателю и предложил выпустить отдельной книжкой поэму «Соловьиный сад», написанную тремя годами раньше, но не вошедшую в трехтомное собрание стихотворений 1916 г. Таким образом, дебют издательства состоялся 6 (19) июля 1918 г., когда поэма увидела свет тиражом в 3 тысячи экземпляров. По информации ММ. Глейзера, книга была издана в кредит, но не исключено, что имела место и финансовая помощь Л. Жевержеева.
Затем, как вспоминает Алянский, с подписанными экземплярами книги он поехал в Москву для встречи с Андреем Белым и Вяч. Ивановым. Однако воспоминания были написаны через много лет после происходивших событий, кроме того, у Алянского не сохранились книги «Алконоста», поэтому в его воспоминания вкрались некоторые неточности. Их исправляет М.М. Глейзер: «В каталоге, напечатанном вместе с поэмой «Соловьиный сад», уже было объявлено о предстоящем издании книги Андрея Белого «Кризис сознания» ... . Кроме того, в каталоге к «Соловьиному саду» уже было объявлено о подготовке к изданию по подписке «Двенадцати» Блока с рисунками Анненкова, хотя в воспоминаниях Алянского и этот вопрос рассказывается иначе»1. Также в этом каталоге была информация о подготовке к изданию старого блоковского цикла «Молнии искусства (Итальянские впечатления)», что является лишним свидетельством расположения поэта к Алянскому.
Естественно предположить, что переговоры с Белым Алянский начал еще до выхода «Соловьиного сада». На это указывает, например, его письмо к Белому от 6 июля 1918 г.: «Ссылаясь на личные переговоры с Вами, спешу сообщить, что на днях к Вам должен зайти мой товарищ, Георгий Федорович Кнорре, которому, согласно нашему уговору, Вы выдадите рукопись Вашей статьи из книги «Кризис сознания», получив с него аванс ... Кроме того, вторично обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой указать, по возможности, больше названий материала, который Вы могли бы предоставить для нашего издательства, которое, кстати, именуется «Алконост». Очень желательно было бы, если бы Вы могли предоставить нам кроме статей небольшой сборник Ваших стихотворений, помещенных в разных периодических изданиях и связанных общей мыслью»1.
Возникновение нового издательства не осталось незамеченным. Первая книга была распродана в кратчайший срок. Хотя нельзя сказать, что восприятие поэмы Блока было однозначным. Раздавались голоса, что в поэме «нет той силы, той смелости поэтической новизны, какой отмечены «Двенадцать», вызвавшие столько споров. «Соловьиный сад» - один из этапов прошлого развития творчества Блока...» (П.Ф. [Филиппович П.] // Наши дни. 1918. № 21)2.
Издательскую марку выполнил Юрий Анненков, учившийся с Алянским в одной гимназии. Однако название издательства на первой книге было напечатано с ошибкой: «Альконост». На нее указал издателю Вяч. Иванов, чья поэма «Младенчество» стала второй книгой «Алконоста». Поэма была создана под влиянием поэмы Блока «Возмездие». На появление «Младенчества» критика отреагировала в целом благожелательно. Так, П. Медведев писал: «Своему «Младенчеству» В. Иванов дал много нового, много приобрел как поэт, ничего не растерявши из своих прежних достоинств»3.
Кроме указанных, в 1918 г. издательством были выпущены еще несколько книг. Это, во-первых, работа Андрея Белого «Кризис жизни», помеченная как первый выпуск цикла «На перевале». Далее - сборник рассказов Л. Зиновьевой-Аннибал «Нет!» под редакцией Вяч. Иванова; издание поэмы Блока «Двенадцать» в альбомном формате и с иллюстрациями Ю. Анненкова, которое разошлось очень быстро, и по заказу Наркомата просвещения издательство отпечатало еще 10 тысяч экземпляров на худшей бумаге; книга Алексея Кириллова «Записки Всеволода Николаевича». Алексей Кириллов - это псевдоним уже упоминавшегося выше Г.Ф. Кнорре, гимназического товарища Алянского, сына известного инженера мостостроителя Ф.Ф. Кнорре и брата писателя Ф.Ф. Кнорре.
Журнал-дневник в русской журналистике 1900-1920-х годов
История журнала «Записки мечтателей», с одной стороны, вписывается в контекст истории модернистской вообще и символистской в частности печати, а с другой стороны, несомненно, должна свидетельствовать о трансформации замысла и журнальной политики в свете изменившихся политических условий и литературной ситуации.
Прежде всего следует отметить, что «Записки мечтателей» продолжали традицию не журнала-манифеста, такого, каким были, например, «Новый путь», «Весы» или «Золотое руно», а «журнала для своих», то есть своеобразного «дневника» или «альбома». В числе его предшественников здесь следует назвать: журнальный замысел В. Пяста, относящийся к 1911 г.; альтернативный ему проект «Дневника трех поэтов», принадлежащий Вяч. Иванову, а еще ранее высказываемое им желание издавать журнал, где бы печатались исключительно его работы и работы Л.Д. Зиновьевой-Аннибал ; выпускаемый «Мусагетом» журнал «Труды и дни» и, наконец. «Дневники писателей» под редакцией Ф. Сологуба (1914 г.).
Неудивительно, что практически все эти проекты возникали среди более или менее постоянного круга людей - ведущих представителей русского символизма. Они же имели самое непосредственное отношение к появлению и существованию «Записок мечтателей». Поэтому представляется целесообразным рассмотреть сначала эволюцию замысла «дневника писателей». И здесь нельзя обойти вниманием находящийся за пределами символистской традиции, но выступивший прообразом для вышеперечисленных замыслов «Дневник писателя», издававшийся Ф. М. Достоевским.
Это был журнал, в котором Достоевский выступал в роли автора и редактора всех публикуемых материалов. На первом этапе, датированном 1873 г., «Дневник» публиковался на страницах журнала «Гражданин» и занимал лишь часть книжки. Так вышло шестнадцать выпусков, по жанру приближавшихся к фельетону или эссе. После перерыва журнал был возобновлен в 1876-1877 гг. как самостоятельное издание, каждый номер которого состоял «из статей, фельетонов (а порой и рассказов), объединенных несколькими общими морально-нравственными, философскими, политическими и историко-философскими темами и написанных «на злобу дня», в форме откликов на события и происшествия общественной жизни, стоявшие в эти годы в центре внимания русских и иностранных газет и журналов и вызывавших у них весьма неоднозначные суждения и оценки»1. Два последних выпуска - за август 1880 и за январь 1881 гг. - носили тот же характер.
Неоднократно отмечалась связь «Дневника писателя» с художественными произведениями Достоевского. Причем для произведений, написанных ранее «Дневника», последний выступал своеобразным комментарием, а для написанного позже романа «Братья Карамазовы» журнал явился еще и творческой лабораторией.
Символистский журнал-дневник имел уже несколько иное лицо, хотя и сохранил некоторые черты, которыми наделил его Достоевский. Противоположной этому типу издания тенденцией явился «журнал для всех», получивший распространение в демократической периодике.
Один из первых замыслов создания подобного символистского журнала появляется у В. Пяста во время его наибольшей духовной близости с А. Блоком. Но хотя сам Пяст пишет о том, что Блок «серьезно и горячо принял к сердцу мысль о журнале» , отношение к этому предприятию у последнего было неоднозначным. В письме Андрею Белому от 17 января 1911 г. Блок пишет: «Здесь затевается журнал. Ближайшие сотрудники: Вячеслав Иванов, Аничков, Пяст, Верховский, Ремизов, Княжнин и я. ... Я лично считаю, что этот журнал будет только бескорыстным застрельщиком - наметит главные точки и расчистит место для будущего» . Упомянутый Е.В. Аничков - приват-доцент, литературный критик и прозаик - был университетским преподавателем Пяста, весьма благосклонно относившимся к модернистским новациям, но в то же время придерживавшимся академических воззрений.
Блок пишет о достаточно тонком журнале, выходящем регулярно: «листа 3 - 12 раз в год». В состав каждого номера должны были входить рассказ, несколько стихотворений и три-четыре статьи.
