Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Комментарий В. В. Набокова к "Евгению Онегину" А. С. Пушкина и "Онегинский" код "Лолиты" Басмова Виктория Геннадьевна

Комментарий В. В. Набокова к
<
Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к Комментарий В. В. Набокова к
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Басмова Виктория Геннадьевна. Комментарий В. В. Набокова к "Евгению Онегину" А. С. Пушкина и "Онегинский" код "Лолиты" : диссертация... кандидата филологических наук : 10.01.01 Новосибирск, 2007 205 с. РГБ ОД, 61:07-10/1003

Содержание к диссертации

Введение

Глава первая. Категория комментария в эссеистике и романном творчестве В. Набокова 26

Глава вторая. Комментарий В. Набокова к «Евгению Онегину» - ключ к «онегинскому» подтексту «Лолиты» 100

Заключение 180

Библиография 185

Введение к работе

Обширнейший, 1100-страничный, Комментарий В.В. Набокова к «Евгению Онегину» (в дальнейшем, как правило, КЕО) первоначально был задуман как дополнение к переводу пушкинского романа в стихах на английский язык.

Рождение замысла КЕО было связано с приходом Набокова в Корнельский университет (1948). Как преподаватель, он не смог найти ни одного перевода «Онегина», который был бы достаточно верен, чтобы удовлетворять его преподавательским нуждам; см.: [60, с. 382-383]. В своем интервью Алвину Тоффлеру, корреспонденту журнала «Playboy», Набоков в 1964 году сказал: «Этот труд обязан своим рождением случайному замечанию моей жены, сделанному в 1950 году. В ответ на мое отвращение к рифмованным парафразам "Евгения Онегина", в которых мне приходилось исправлять для студентов каждую строчку, она сказала: "Почему бы тебе не перевести его самому?"»1 [25, р. 38]. Перевод был задуман как буквальный, дословный. Сам Набоков зовет его «a crib, a pony» [25, р. 38], т. е. «подстрочник, шпаргалка».

Изначально Набоков предложил совместный труд над комментированным переводом своему другу Эдмунду Уильсону, который позже, именно в связи с КЕО, станет его злейшим литературным врагом (см. ниже). В мае 1949 года Набоков написал ему, что задумывает маленькую «книжечку об "Онегине": полный перевод в прозе с комментариями, где приводились бы аллюзии и прочие объяснения по каждой строке» [227, р. 253]; перевод цит. по: [60, с. 163]. «Он и не думал, что эта "книжечка" вырастет до четырех толстых томов» [60, с. 163].

В действительности труд над КЕО занял в жизни Набокова значительно более важное место, чем изначально предполагал писатель. Для Набокова

Здесь и далее, если дана ссылка только на англоязычное издание, перевод мой - В.Б.. В дальнейшем, если в библиографической ссылке указывается два источника, то первый из них - это, собственно, источник цитаты, а второй - источник по которому цитируется перевод.

4 КЕО стал одним из важнейших дел его жизни, так что в 1966 году, уже после выхода КЕО, писатель предсказал: «Меня будут помнить по "Лолите" и по моему труду об "Онегине"» [25, р. 106].

Работа над КЕО охватила пятнадцать лет творческой деятельности Набокова (1959-1964) и, тем самым, послужила фоном для работы над целым рядом других его произведений. За время работы над КЕО Набоков успел создать и опубликовать 3 романа: «Лолита» (писался в 1949-1954, опубликован в 1955), «Пнин» (писался в 1953-1955 гг., полностью опубликован в 1957 г.); «Pale Fire» («Бледное пламя», или «Бледный огонь», писался в 1960-1961, опубликован в 1962). Можно сказать даже, что работы над КЕО Набоков не оставлял до конца жизни, поскольку в 1975 году вышла вторая, переработанная его версия.

Метод перевода, избранный Набоковым, описан им самим в предисловии к КЕО. Мы приведем здесь важнейшие высказанные им положения, без которых невозможны дальнейшие рассуждения о КЕО.

1. Набоков выделяет три типа перевода: парафрастический, лексический и буквальный.

«(1) Парафрастический перевод: создание вольного переложения оригинала с опущениями и прибавлениями, вызванными требованиями формы, приписываемыми адресату конвенциями и невежеством самого переводчика. Иные парафразы могут обладать обаянием стилистической манеры и выразительной идиоматичностью, но исследователю не должно поддаваться изяществу слога, а читателю быть им одураченным.

(2) Лексический (или структурный) перевод: передача основного
смысла слов (и их порядка). Такой перевод сделает и машина под
руководством человека образованного, владеющего двумя языками.

(3) Буквальный перевод: передача точного контекстуального значения
оригинала, столь близко, сколь это позволяют сделать ассоциативные и
синтаксические возможности другого языка. Только такой перевод и можно
считать истинным» [28, p. vii-viii; 5, с. 27].

2. Недостатки буквального перевода могут быть восполнены
примечаниями; см: [28, p. ix; 5, с. 28].

  1. «Математически невозможно» точно передать содержание и форму стихотворного текста; см.: [28, p. ix; 5, с. 28]. А потому, пишет Набоков, «перекладывая "Евгения Онегина" с пушкинского языка на мой английский, я пожертвовал ради полноты смысла всеми элементами формы, включая и ямбический размер, когда его сохранение препятствовало верности» [29, р. х]. «Во имя своего идеального представления о буквализме я отказался от всего (изящества, благозвучия, хорошего вкуса, современного словоупотребления и даже грамматики), что изощренный подражатель ценит выше истины [28, р. х; 5, с. 29].

  2. «Выражения, звучащие по-русски высокопарно или архаично, были со всей тщательностью переведены мною на высокопарный и архаичный английский, а особенно важным я посчитал сохранение повтора эпитетов <...>, если контекстуальные значения не требовали использования синонима» [28, р. х; 5, с. 29].

  3. «Комментарий состоит из ряда примечаний ко всем текстам ЕО, включая отвергнутые строфы и варианты <...>. Среди этих заметок читатель найдет мои соображения, касающиеся различных текстовых, лексических, биографических и топографических проблем. В Комментарии отмечаются и многочисленные случаи творческих заимствований Пушкина, делается попытка путем разбора конкретной мелодии того или иного стиха объяснить магию пушкинской поэзии» [29, р. 3; 5, с. 83).

Таким образом, КЕО задумывался именно как дополнение к буквальному переводу - с целью восполнить то, что в таком переводе невозможно отразить. «Я бы никогда не пустился в этот тусклый путь, -писал Набоков о своем переводе, - если бы не был уверен, что внимательному читателю всю солнечную сторону текста можно объяснить в тысяче и одном примечании» [2, с. 817].

Здесь же следует упомянуть о том, что Набоков в своем КЕО постоянно сопоставляет собственный перевод «Онегина» с другими переводами пушкинского романа на английский язык не в пользу последних. Мишенью Набокову служат переводы Генри Сполдинга, Бабетты Дейч, Оливера Эльтона, а также Доротеи Пролл Радин и Джорджа 3. Патрика. Еще два перевода - Уолтера Арндта (о котором см. ниже) и Юджина М. Кейдена, -вышедшие после того, как КЕО был сдан в печать, Набоковым в здесь не рассматриваются - а только упоминаются в предисловиях к КЕО с самыми уничижительными отзывами.

Та же участь - служить предметом насмешек в КЕО - постигла и других комментаторов «Онегина» - Н.Л. Бродского и Д.И. Чижевского.

Как было сказано, Набоков работал над КЕО с 1949 по 1964 год. Если говорить точнее, рукопись была сдана издательству «Боллинген» в 1958 году, но из-за различных отсрочек перевод вышел только 1964; см.: [60, с. 384]. Вот как описывает вышедшие тома Александр Гершенкрон, автор одной из важнейших рецензий на труд Набокова: «Ошеломляет объем. В четырех изящно изданных томах - 1850 страниц. Первый том содержит разнообразные вступительные материалы и текст набоковского перевода "Евгения Онегина". Второй и третий отданы подробному комментарию, за которым следуют два приложения: первое - это пространное исследование, посвященное происхождению африканского предка Пушкина <...>; другое приложение составляют блестящие «Заметки переводчика», где Набоков, среди прочего, сравнивает роль ямба в русской поэзии и в английской. В четвертый том входит указатель и факсимильное воспроизведение издания "Онегина" 1837 года» [224, р. 336; 80, с. 397].

Пока издание набоковского перевода откладывалось, вокруг него назрела взрывоопасная обстановка. Изложим это подробнее по Б. Бойду и С. Фанку. Задержка издания набоковского перевода и КЕО, принятых к публикации фондом Боллингена еще в 1958 году, была вызвана сразу несколькими причинами. Во-первых, фонд «вверг Набокова в издательские

7 передряги» [188, с. 415]. Надолго затянулось редактирование книги, которое осуществлял Барт Винер, «дотошный и гениальный», по словам Набокова; цит. по: [188, с. 316]. Когда редактирование было завершено, публикация затянулась еще на год «из-за неумелой подготовки материала, по вине неопытного служащего Боллинген Фонда» [188, с. 316]. Во-вторых, Набоков работал над индексацией книги, которую завершил лишь в 1962 году. Отсрочка публикации усугублялась и тем, что пятнадцать мест в переводе грозили, как полагало издательство, судебным разбирательством «из-за нападок Набокова на предыдущие издания и переводы пушкинского романа» [188, с. 316]. «Между тем Набоков опасался, что предпочтение будет отдано работе другого ученого, что вскоре и подтвердилось» [188, с. 316]. В сущности, как говорит Бойд, тревога об установлении приоритета на его находки возникла у Набокова уже в 1956 году, и он опубликовал на русском и английском языках некоторые из своих наиболее важных открытий» [60, с. 384]. Имеются в виду «Заметки переводчика», «Заметки переводчика -II» и «On Translation»; см. [235]. Кроме того, задерживая публикацию набоковского труда и, «возможно, пытаясь смягчить Набокова, Боллинген Фонд выпустил второе приложение к неопубликованному переводу -"Заметки о просодии" - оттиском в количестве 200 экз. и разослал его, не взимая платы» [188, с. 316].

Однако беду все это не предотвратило. «В 1963 году Уолтер Арндт опубликовал стихотворный перевод "Евгения Онегина", в котором старательно выдерживалось строгое построение оригинальной строфы, и получил за свои усилия - ирония судьбы - премию "Боллинджен", присуждаемую за лучший поэтический перевод» [60, с. 385]. Как уже было сказано, в ответ Набоков опубликовал разгромную рецензию; она появилась в New York Reviw of Books. «Яростное негодование этой рецензии и умышленная дерзость абсолютистских принципов его собственного перевода создали взрывоопасную атмосферу, в которой несколько месяцев спустя вышел его "Онегин"» [60, с. 385].

После ряда благожелательных отзывов (Bayley, John. "Nabokov's Pushkin". The Observer, 29 Nov., 26; Ricks, Christopher. "Nabokov's Pushkin". New Statesman. 25 December 1964, 995; Anonymous. "Pushkin, Nabokov and Eugene Onegin" Times Literary Supplement, 28 Jan., 68; Burgess, A. Pushkin & Kinbote. Encounter. May 1965 vol. XXIV No 5., 74-78; etc.) бомба наконец взорвалась. Взрыв имел форму статьи Эдмунда Уильсона, давнего литературного друга Набокова, с которым тот вел переписку с 1940 года, в журнале New York Reviw of Books от 15 июля 1965 года. Эта пространная статья называлась «The Strange Case of Pushkin and Nabokov» («Странный случай Пушкина и Набокова») и содержала ряд замечаний, которые, хотя и были порой нелепы, задали, можно сказать, парадигму дальнейшей критике и исследованию набоковского труда.

В своей статье Уильсон поставил на вид Набокову такие оплошности перевода, как периодический переход ямба в прозу, широкое и неоправданное использование архаичных слов и выражений, неуклюжий и малопонятный английский, языковые ошибки, в том числе русизмы, и часто - неверная трактовка русских слов. Замечания Уильсона по поводу русских слов довольно несуразны. Так, например, Уильсон утверждает, что «почуя» (в отличие от «почуяв») - деепричастие прошедшего времени, а слово «нету» («Ты шутишь. - "Нету"») не является устаревшей и диалектной формой, как утверждает Набоков, ибо он, Уильсон, очень часто слышит это слово от носителей русского языка; см: [242].

Уильсон также критикует систему просодии, разработанную Набоковым: такую, которая была бы приложима как к русскому, так и к английскому стихосложению. Уильсон назвал ее «смехотворной и неприменимой» [242, р. 4], - равно как и набоковскую транслитерацию пушкинских текстов, «процедуру сбивающую с толку и бесполезную»: «Для того, кто не читает по-русски, транслитерированный русский столь же малопонятен, как и кириллический, а для того, кто читает, вновь перелагать его на кириллицу - излишняя морока» [Ibid.].

Более благосклонен оказался Уильсон к КЕО. Он упрекает Набокова лишь за ненужные, с его точки зрения, подробные стиховедческие сведения о всяком упоминаемом здесь стихотворении (так как эти сведения все равно не дадут читателю представления об оригинале), и также излишне подробные обозрения флоры и фауны (тем не менее, критик хвалит Набокова за уточнение дендрологического значения слова «черемуха»). Уильсон не согласен с набоковской трактовкой поведения Онегина на дуэли и с рядом других частных положений. Но находит он и множество поводов для похвал, например, высоко оценивает рассказ об отношениях Пушкина с декабристами.

Уильсон делает также важнейшее замечание о литературной близости Пушкина и Набокова: «Мне всегда казалось, что Владимир Набоков - один из русских писателей, технически наиболее близких Пушкину <...> Лучшие из его рассказов и романов - шедевры быстроты, остроумия и изящно сокрытого расчета» [242, р. 5]. Уильсон сетует, однако, что эти черты не проявились в КЕО и двух приложениях.

Столь же важной является попытка «встроить» КЕО в общий корпус романного творчества Набокова, увидеть некую тему-инвариант, стоящую как за романами Набокова, так и за КЕО: «"Онегин", что важно заметить, кроме своих внутренних достоинств имеет особое значение как часть всего корпуса набоковских произведений. Основная тема его творчества - с его раннего романа "Машенька" до его английских "Пнина", "Лолиты" и "Бледного огня" - положение - комическое и трогательное, полное замешательства и недоразумений - изгнанника, не имеющего возможности вернуться1, и одна из граней этой темы - случай человека, который, подобно Набокову, разрывается между культурой, оставленной позади, и той, к которой он силится приспособиться. Набоков <...> уже в своей первой английской книге "Подлинная жизнь Себастьяна Найта", которая по-

Близка к этому взгляду и концепция Жана Бло, который считает, что основная тема всех романов Набокова - ностальгия по утраченному «раю»; см: [58].

10 прежнему кажется мне лучшим его произведением, рассказал притчу об игре в прятки между его русской и английской индивидуальностью. Такова же и драма "Евгения Онегина" - и это не драма Онегина. Это драма самого Набокова, пытающегося согласовать друг с другом свою английскую и русскую стороны. Как и в "Подлинной жизни Себастьяна Найта", они продолжают ускользать друг от друга. Когда он пытается разработать систему просодии, в которой бы оба языка чувствовали себя как дома, английская поэзия не желает ей подчиняться; когда он пытается перевести "Онегина" "буквально", то, что он пишет, не всегда оказывается написанным по-английски. В то же время иногда он обнаруживает <...>, что и Россия - не вполне его дом» [242, р. 6].

Набоков ответил на эту статью письмом в редакцию (5 августа 1965 года), где высмеял, прежде всего, замечания Уильсона, касающиеся русского языка; см.: [27]. После обмена еще несколькими короткими письмами на страницах того же журнала дискуссия перекинулась в журнал Encounter - по инициативе Набокова, который опубликовал здесь в феврале 1966 года крайне подробный и пространный разгром все той же, первой, статьи Уильсона, где поставил целью опровергнуть каждое из замечаний бывшего друга; см.: [20].

В этой же статье Набоков еще раз утверждает свою комментаторскую позицию (в связи с замечаниями Уильсона относительно поведения Онегина на дуэли). Он говорит, что вообще не признает «интерпретаций» (слово Уильсона), называя «интерпретациями» вырывание персонажей из воображаемого мира автора и помещение их в «куда менее правдоподобный» мир критика. Набоков же остается «с Пушкиным в пушкинском мире». Его не интересует, зол Онегин или добр, мягок или жесток, его интересует только то, что в интересах сюжета Пушкин допустил странное поведение Онегина на дуэли [20, р. 88].

В завершение статьи Набоков обещает, что больше никогда не удостоит даже взглядом всю эту мрачную сцену (т.е. спор с Уильсоном); см.: [20, р. 89].

В своем ответе в апреле того же года Уильсон отмел и высмеял (не последовательно, но в целом) все доводы Набокова, причем основной аргумент его был таков: английские слова и выражения, подобные тем, которые он (Уильсон) привел в своем обзоре набоковского «Онегина», заставляют Пушкина выглядеть гротескным, каковым он никогда не был. Так Уильсон пытается задеть «чувствительную точку» Набокова - его претензию на верность Пушкину; см.: [243]. Это письмо удостоилось лишь очень краткого - в несколько строк - и, как всегда, язвительного ответа Набокова в мае того же года, где он, в свою очередь, задевает «больное место» Уильсона - его знание русского языка.

Тогда же, в мае 1966 года, вышла важнейшая рецензия А. Гершенкрона, как отмечает А. Долинин, автора одного из важнейших трудов XX века по экономике. Мельников называет рецензию Гершенкрона самой обстоятельной и содержащей наиболее глубокий анализ набоковского труда; см.: [128].

А.А. Долинин считает именно эту рецензию самой разгромной, самой резкой и убийственной из рецензий тех лет и указывает на то, что именно замечания Гершенкрона легли в основу тех исправлений, которые сделал Набоков во втором издании своего труда (1975) - без ссылок на замечания критика. При этом А. Долинин отмечает также, что, сочиняя свой «Ответ критикам» (см; [25, р. 241-267]), Набоков не упомянул имя и замечания самого опасного из них - Гершенкрона, - решив просто обойти их стороной1.

Эта статья, опубликованная уже на страницах научной, а не популярной периодики (Modern Philology. Vol. 63, No 4, May 1966), написана куда более спокойным и обстоятельным тоном, чем статья Уильсона; каждое

Эти замечания были сделаны А. Долининым устно; примеры даны в его примечаниях к статье «Eugene Onegin»; см.; [222, p. 129J.

12 замечание глубоко обосновано с научной и логической точки зрения. По сравнению с Уильсоном Гершенкрон выигрывает еще и тем, что является носителем русского языка, и потому с его замечаниями относительно русских слов и выражений трудно не согласиться. Но в целом предметы его замечаний совпадают с теми, которые задал Уильсон в своей основополагающей статье (неоправданное использование архаизмов, неверность Набокова пушкинской эстетической правде, неуклюжесть набоковского английского). Гершенкрон не ставит под сомнение правильное понимание Набоковым английских слов и выражений, но замечает, что в его переводе этих слов порой теряется их связь с народным языком, их важнейшие коннотации и лексические связи. Так, выражение «румяные уста» Набоков перевел исключительно книжным выражением «vermile lips», утратив при этом связь этого выражения с крестьянским идеалом девушки с румяными щеками и устами и с цветом корочки свежевыпеченного хлеба; см.: [224, р. 338]. Семантика порой приносится Набоковым в жертву этимологии - вследствие его заблуждения, будто показав этимологические связи слова, можно точнее отразить его лексический смысл; см.: [224, р. 338]. Использование архаизмов часто является только плодом стремления сохранить ямб; см.: [224, р. 339].

Здесь же (в одной из сносок) Гершенкрон делает важнейшее замечание о том, что в КЕО Набоков последовательно отождествляет себя с Пушкиным: «Вполне вероятно, что некоторые странности Комментария проистекают от того, что Набоков отождествляет себя с Пушкиным. Не этим ли объясняется его неуправляемая страсть к отступлениям? К тому же Набоков вкрапляет в текст Комментария свои биографические отступления, в том числе и о своих предках. Он определяет Комментарий как "нечаянные заметки", вторя лукавому пушкинскому определению ЕО. И Набоков помещает в Эпилоге переводчика свой превосходный перевод прелестного стихотворения Пушкина "Труд", написанного по завершении ЕО, и сопровождает его следующим примечанием: "Пушкин датировал это стихотворение: "Болдино,

13 15 сентября, 3:15". Переведено спустя сто двадцать шесть лет в Итаке, штат Нью-Йорк". День и час не указаны». [224, р. 346 (footnote); 81, с. 415 (сноска)].

Здесь важно упомянуть еще некоторые положения журнальных рецензий на набоковский перевод «Онегина» с комментарием, заложившие основания для всего дальнейшего восприятия этого труда.

Не только Уильсон попытался «встроить» КЕО в корпус романного творчества писателя. Так, Джон Уэйн (апрель 1965 года) заметил, что во многих набоковских произведениях («Лолита», «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Дар», «Бледное пламя») предметом художественного описания становится эдиционная и комментаторская практика, погоня за сведениями; см.: [238, р. 627]. Пол Фасселл в своей рецензии на «Заметки о просодии» (апрель 1966 года) предполагает, что Набоков здесь играет роль фарсового педагога, как в «Лолите» сыграл роль образованного нимфетолепта, а в «Бледном огне» - ученого комментатора; см.: [223, р. 76]. Энтони Берджесс сравнивает Набокова с Кинботом: автор, как и герой, превратил apparatus criticus в средство художественной выразительности; см.: [218, р. 74]1. «Если "Лолита", - пишет Берджесс, - была романом с английским языком, то этот новый труд - великое совокупление с наукой» [218, р. 74].

Не только Гершенкрону бросилось в глаза набоковское самоотождествление с Пушкиным на страницах КЕО. Э. Браун, критик второго, пересмотренного, издания набоковского труда (1975) приходит к выводу, что на страницах своего КЕО Набоков вос-создает Пушкина как «более раннего Набокова, <...> с рядом ограничений - что верно, то верно (ведь английского Пушкин почти не знал, а французский его был ходульным), - но все-таки великого. И даже весьма великого» [217, р. 105]. Подобно Кинботу, использовавшему поэму Шейда для удовлетворения

1 С Кинботом Набокова, то неудивительно, сравнивают также Э. Браун; см.: [217, р. 104] и Дж. Уэйн; см. [238, р. 627].

14 собственных эгоистических нужд, Набоков, по Э. Брауну, присваивает Пушкина в своих собственных интересах, превращая КЕО в коллаж сведений, освещающих прежде всего самого Набокова; см.: [217, р. 104]. И «в сущности, Комментарий, наполненный всевозможными отступлениями, сам по себе представляет собой мимикрию пушкинской поэмы» [217, р. 104]. Джон Уэйн говорит об автобиографическом пласте КЕО и называет набоковский труд «автопортретом»; см.: [238, р. 628].

Таким образом, по наблюдениям критиков, самоотождествление комментатора с автором порой переходит в вытеснение автора комментатором. Комментатор полностью заслоняет собою автора и сам встает на первое место. Сходные наблюдения делает в эти же годы Корней Чуковский в своей статье «Онегин на чужбине» (1969); см. [198]1.

Путем нарочитых сопоставлений себя с Пушкиным, Набоков, по сути дела, сам поставил проблему «Пушкин и Набоков», которая станет одной из важнейших тем набоковедения. «Свою собственную жизнь писатель и комментатор Набоков <...> соизмеряет с биографией Пушкина. Он подчеркивает, что родился спустя ровно сто лет после Пушкина, в 1899 году, что няня его из тех же краев, что и няня Пушкина» [171, р. 15]. Также «подробное освещение обстоятельств неудачного сватовства Пушкина к Аннет Олениной (в КЕО - В.Б.) имеет (для Набокова - В.Б.) личностный подтекст - собственное неудачное сватовство 1922-1923 гг. в Берлине к Светлане Зиверт, роман с которой и его исход писатель проецирует на пушкинский, что прослеживается по упоминаниям его в стихах Набокова того времени. Ее фамилия обыграна в романе "Подлинная жизнь Себастьяна Найта", где главному герою отказывает Нина Лесевр (в переводе с французского - Олень). Следует учесть и тот факт, что Оленина вышла в конце концов замуж за Федора Андро, а Светлана Зиверт - за его правнука Сергея Андро» [174, с. 699].

Примеры см. в главе 1.

Игру «я=Пушкин» Набоков продолжит и в «Память, говори», где о своем «крымском изгнании» напишет, что его «легкомысленный, упадочный и не вполне реальный фон» воскрешал, как он полагал, «атмосферу посещения Крыма Пушкиным за сто лет до того» [АП, V, 529] \

В завершение этого обзора следует сказать, что и в России появление КЕО не прошло незамеченным. В газете «За рубежом» за 19 сентября 1964 года появился отзыв анонимного хвалебного отзыва журнала Times2, а К. Чуковский откликнулся на новый перевод «Онегина» в статье о переводах Онегина на английский язык, которую, однако, не успел завершить и которая была опубликована лишь в 1988 году; см: [198].

Разумеется, КЕО удостоился откликов не только в популярных, но и в научных изданиях, среди которых - помимо уже упомянутых статей Гершенкрона и Э. Брауна - ключевыми можно назвать работы Т. Шоу, К. Брауна, Дж. О. Лайонса, И.О. Уорнера, Д. Б. Джонсона. Содержание большинства из этих работ будет подробно рассмотрено нами в главе первой.

В СССР уже в семидесятые и восьмидесятые годы исследователи (Ю. М. Лотман, B.C. Баевский, В.Э. Вацуро, Д.С. Лихачев и другие) считали необходимым, по меньшей мере, сослаться на набоковский КЕО при рассмотрении тех проблем «Евгения Онегина», которые были так или иначе затронуты Набоковым в этом труде. Но специальные работы о набоковском КЕО появятся в России лишь позже, ближе к выходу двух переводов КЕО на русский язык. Это, прежде всего, труды В. Старка, который был научным редактором перевода вышедшего в 1999 году в Санкт-Петербурге, но также работы таких ученых, как Т.Н. Белова, А.С.Бессонова, В.А. Викторович, Н.М. Жутовская, Р. Иезуитова, Ю. Каган, Т.И. Печерская, Ю.В. Сафина, О. Сергеева, Г.В. Фенина, И.А. Черемисина и другие. К содержанию этих работ мы также будем обращаться в нашей работе.

1 Как видим, Набоков лукавит, когда на вопрос корреспондентов Би-Би-См «Почему вы так страстно
увлечены Пушкиным», отвечает: «Это началось с перевода, буквального перевода» (Strong Opinions, 13).
Разумеется, это страстное увлечение родилось многими десятилетиями раньше, что явствует из
художественных произведений Набокова, начиная с самых ранних.

2 См. За рубежом. - 1964 - 19 сентября (N38) - С. 30-31.

Один из важнейших российских исследователей Набокова В.П. Старк написал, что следы комментирования «Евгения Онегина» отчетливо проявились в романах, которые создавались параллельно с КЕО. Эти произведения оказались как бы «в поле притяжения» КЕО; см: [170, с. 29]. А.С. Бессонова и В.А. Викторович расширяют наблюдение Старка, подчеркивая, что в сфере влияния КЕО оказались также замыслы возникавшие до и после периода непосредственной работы над ним; см: [57, с. 282].

Эти замечания, которые привлекли наше внимание и послужили своего рода отправной точкой для нашего исследования, поставили перед нами ряд вопросов.

1. В чем именно проявилось влияние набоковского КЕО на романное
творчество Набокова?

2. Какие аспекты этого влияния описывались исследователями
творчества Набокова?

3. Как может учитываться это влияние при изучении набоковских
романов?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, нами было предпринято настоящее исследование.

Материалом исследования послужили перевод и Комментарий Набокова к «Евгению Онегину», а также английская и русская версии его романа «Лолита».

Предметом исследования стало отражение комментаторского труда В. Набокова в его романном творчестве, в частности, в романе «Лолита».

«Лолита» была избрана нами как предмет анализа по двум основным причинам.

  1. Этот роман ближе всего соотносится с КЕО по времени своего создания (1949-1954).

  2. По сравнению с другими романами Набокова «Лолита» менее всего исследована с точки зрения «онегинских» влияний.

Целью исследования стала систематизация и анализ различных форм влияния комментаторской деятельности Набокова на его художественное творчество и анализ романа «Лолита» с точки зрения этого влияния.

Цель определила задачи работы:

  1. Представить со всей возможной полнотой материалы, относящиеся к связи комментаторской деятельности Набокова с его художественным творчеством, учитывая не только работы российских ученых, но и зарубежные исследования, в том числе те, которые мало введены в отечественный научный оборот.

  2. Собрать и проанализировать высказывания самого Набокова на эту тему, включая те, где слова «комментарий» и «комментатор» употребляются в метафорическом значении.

  3. Выяснить, чем объясняются устойчивые связи между понятиями «комментатор», «биограф», «переводчик», «подражатель», «плагиатор», которые у Набокова часто предстают как родственные, почти синонимичные друг другу.

  4. С учетом высказываний Набокова, работ ученых и критиков и наших собственных наблюдений представить с возможной полнотой разнообразные формы отражения комментаторской деятельности Набокова и, в частности, КЕО, в его романном творчестве.

  5. Исследовать «онегинский» код «Лолиты» с точки зрения роли КЕО в его организации и соотнести с КЕО «онегинские» реминисценции «Лолиты», уже отмеченные другими исследователями.

  6. Выявить и подробно проанализировать те эпизоды «онегинского» подтекста романа, которые отсылают в первую очередь к КЕО и которые невозможно увидеть без обращения к КЕО.

  7. Показать, как соотносятся философские размышления Набокова со структурой этого романа, раскрыв с помощью КЕО «скрытые взаимосвязанные звенья» [39, с. 12] романа «Лолита».

Актуальность работы связана, во-первых, с тем, что набоковедение в России находится лишь в стадии становления. Потому исследования, посвященные Набокову, имеют в настоящее время особую значимость, так как заполняют важнейший научный пробел, образовавшийся за десятилетия закрытости набоковского творчества для российского исследователя.

Во-вторых, актуальность нашего исследования обусловлена тем, что, тема «Пушкин и Набоков», начало раскрытию которой положил сам В.В. Набоков, стала одной из основных и наиболее разработанных в набоковедении. Существует достаточно много исследований отечественных и зарубежных ученых (таких, как Б. Аверин, Б. Бойд, А. Бессонова и В. Викторович, М. Виролайнен, С. Давыдов, Б. Кац, М. Маликова, А. Мулярчик, Т. Печерская, С. Сендерович и Е. Шварц, В. Старк и других), посвященных влиянию творчества Пушкина вообще и «Евгения Онегина» в частности на сочинения Набокова. «Нет сомнений в том, - пишет Д.Б. Джонсон, что произведения Пушкина в целом и "Евгений Онегин" в особенности имели огромное влияние на все творчество Набокова» [88, с. 402]. «Связь набоковских и пушкинских текстов прослеживается с первых поэтических сборников Сирина и первого романа "Машенька (1926)" <...> и до "Смотри на арлекинов!" (1974)», - говорит В. Старк [176, с. 109]. В другой работе исследователь замечает, что начиная с первого романа «Машенька» в прозе Набокова «явственны пушкинские мотивы, разного рода ассоциации, параллели, переклички, игры с именами героев<...»> [175, с. 780]. У В. Набокова «нет ни одного романа в котором не был бы так или иначе разыгран какой-то мотив из Пушкина. Даже в таком, казалось бы, далеком от русской тематики романе, как "Лолита", пушкинские мотивы, образы цитаты присутствуют и играют свою роль» [175, с. 781].

Но особое место среди пушкинских подтекстов в творчестве Набокова занимают подтексты «онегинские». Этим подтекстам в набоковских произведениях уделили особое внимание В.П. Старк, А. А. Долинин,

19 А.А. Бабиков A.C. Бессонова и В.А. Викторович, Н. Букс М.Н. Виролайнен, В.В. Шадурский, и другие.

Несомненно, пушкинская и, в частности, «онегинская» составляющая набоковского творчества значительно усилилась благодаря работе писателя надКЕО.

Как было сказано выше, комментарий Набокова к «Евгению Онегину» вышел в русском переводе не так давно1 и лишь незадолго до этого (в процессе подготовки этих публикаций) стал предметом внимания российских ученых. Только теперь начинает осознаваться в отечественном набоковедении место этого труда в общей системе набоковского творчества, что также сообщает актуальность теме нашего исследования.

Наконец, своевременность нашего исследования определяется тем, что в настоящее время проблема «комментария и его роли в культуре и обществе вновь оказалась чрезвычайно актуальной» [124, с. 67], о чем свидетельствуют, в частности, такие научные события последних лет, как, например, XI Лотмановские чтения (Москва, РГТУ, 18-20 декабря 2003 года), специально посвященные этой теме, или научная Летняя школа «Текст и комментарий» (Новосибирск, 15-18 августа 2005 года). «В этом же ряду следует упомянуть появление в последние годы целой группы содержательных, значительных по объему и зачастую новаторских по форме комментариев, востребованных читателем» [124, с. 67]. Как показывают выступления многих участников упомянутых нами научных событий (М.Л. Гаспарова, А.А. Долинина, В.В. Мароши, Т.И. Печерской, А.П. Чудакова, Ю.Н. Чумакова, Ю.В. Шатина), имена Набокова и Пушкина чаще любых других звучат при обсуждении проблемы комментария - и, как правило, в связи с комментированием романа «Евгений Онегин».

В неменьшей степени актуальность задач настоящего исследования определяется тем, что роман «Лолита», «единственный роман Набокова,

1 В.В. Набоков. Комментарий к роману А.С.Пушкина "Евгений Онегин". - СПб.: Набоковский фонд, 1998 -925 с; В.В. Набоков. Комментарии к "Евгению Онегину" Александра Пушкина. - М: Интелвак, 1999. -1006 с.

20 который был тщательно прокомментирован западными литературоведами» [93, с. 357], в силу особенностей своей поэтики, скрывающей в себе множество зашифрованных пластов и слоев смысла, по-прежнему является предметом повышенного интереса комментаторов. На фоне уже имеющихся многочисленных комментариев и исследований этого произведения все явственнее проступают пробелы, которые необходимо заполнить.

А.А. Долинин подчеркивает особую значимость комментариев, учитывающих русскую версию этого романа, «уникальный образец творческого автоперевода» [93, с. 357], который должен «считаться новой редакцией текста» [93, с. 357] ввиду своих значительных отличий от оригинала. В последнее время появились два важнейших комментария «Лолиты» на русском языке - А.А. Долинина (1991) и A.M. Люксембурга. В этих комментариях наряду с зарубежными был очерчен круг важнейших подтекстов этого романа. Однако поскольку все элементы этого сложнейшего произведения «означают и нечто иное, прямо в нем неназванное, выступая в функции развернутых метафор, которые требуют многократной перекодировки» [90, с. 9], «Лолита» (и особенно русский ее вариант) требует дальнейшей «расшифровки» своих многочисленных подтекстов.

Новизна настоящего исследования заключается, с одной стороны, в том, что, в работе впервые предпринята попытка учесть все высказывания Набокова о комментарии, содержащиеся в его эссе, письмах, интервью, лекциях, художественных произведениях. Опираясь на эти высказывания, собственные наблюдения и достижения других исследователей, мы показали, что влияние КЕО пронизывает собой все романное творчество Набокова и мысль о комментарии - важная составляющая набоковской рефлексии. Отдельные проявления такого влияния наблюдались и раньше, но мы показали, что оно носит характер системы, закономерности и принимает в произведениях Набокова ряд характерных форм. Новизна нашего исследования также определяется тем, что при изучении этого вопроса мы

21 мы обращаемся к широкому кругу важнейших англоязычных работ о КЕО (Р. Meyer, A. Appel, С. Brown, Е. Brown, D.B. Johnson, J.O.Lyons, L. Maddox etc.), которые не всегда бывают доступны российскому исследователю.

С другой стороны, новизна настоящей работы состоит в том, что «онегинский» подтекст «Лолиты» изучен мало, почти не учитывается в комментариях к «Лолите» и не является общепризнанным. Американская исследовательница Присцилла Майер в своем труде «Find What the Sailor Has Hidden» («Найдите, что спрятал матрос», 1988) выявляет довольно обширный пласт параллелей между набоковским и пушкинским романами, но лишь в редких случаях учитывает при этом КЕО. Новизна нашего исследования по сравнению с работой Майер заключается в том, что мы систематически обращаемся к КЕО, используя его в качестве ключа к «расшифровке» «Лолиты», что позволяет нам обнаружить такие параллели между двумя романами, которые нельзя увидеть с опорой лишь на тексты самих этих произведений.

Методологической основой исследования послужила совокупность таких методов, как структурно-семантический анализ, элементы имманентного и интертекстуального, а также мотивного анализа. Методологической и теоретической базой работы явились труды крупнейших исследователей творчества Набокова - В.Е. Александрова, Ю.Д. Апресяна, Б. Бойда, С. Давыдова и других, - и виднейших исследователей набоковского КЕО, таких, как К. Браун, Э. Браун, Д.Б. Джонсон, В.П. Старк и другие; также мы взяли за основание исследования А. Аппеля, А. Долинина, А. Люксембурга, П. Майер, К. Проффера, -комментаторов «Лолиты», указавших основные подходы к пониманию структуры и поэтики этого романа, к способам обнаружения его многочисленных «кодов» и к их расшифровке.

На защиту выносятся следующие положения: 1. Работа над КЕО - не частный эпизод научной деятельности Набокова. Здесь отразились проблемы, занимавшие Набокова на протяжении

22 всего его творческого пути. Категория комментария в разных формах нашла свое отражение в документальных и художественных произведениях Набокова. Для самого Набокова слово «комментарий» связано с размышлениями о природе творчества, о мировоззренческих и философских проблемах, о взаимоотношениях писателя и Творца.

Романы Набокова впрямую соотносятся с размышлениями Набокова о комментарии и с КЕО. Это выражается в том, что

а) в его романах художественно осмысляется тот круг проблем,
который прочно связан для Набокова с
комментарием/переводом/биографией;

б) в романах Набокова заметно структурное влияние комментария;

в) набоковский КЕО и пушкинский роман в стихах часто служат
источником романных замыслов Набокова;

г) понятие комментария приобретает в художественных
произведениях Набокова целый ряд важнейших метафорических
значений, в основном метафизического характера.

Роман «Лолита» принадлежит к тому кругу художественных произведений Набокова, в которых особенно сильно сказалось влияние КЕО. Анализ структуры этого романа с опорой на КЕО вводит «Лолиту» в число тех произведений, в которых наиболее широко представлен «онегинский» подтекст.

Анализ эпизодов этого подтекста показывает, что между ними имеются скрытые смысловые связи, которые и образуют то, что мы называем «онегинским» кодом. Некоторые из этих связей не могут быть выявлены без помощи специального ключа (каковым служит в данному случае КЕО), что ставит вопрос о соответствии между метафизическими взглядами Набокова и структурой его романов, так как постижение скрытых связей между различными элементами этой структуры подобно по своей природе прозрениям в потустороннее,

«епифаниям» набоковских героев, отражающим, по мнению

исследователей, представления Набокова о «моментах познания,

озаряющих жизнь человека» [39, с. 13].

Теоретическая значимость исследования заключается в переосмыслении места и роли КЕО в творчестве Набокова. КЕО предстает не просто как научный труд, стоящий особняком в корпусе сочинений Набокова, но как средоточие размышлений писателя о ряде важнейших творческих, научных и мировоззренческих проблем, занимавших его на протяжении всего творческого пути и нашедших отражение в его художественных произведениях. КЕО в творчестве Набокова является не только собственно комментарием к произведению А.С. Пушкина, но и кульминацией творческого эксперимента, начатого уже в романах, где подвергаются проверке идеи Набокова, связанные с комментированием, биографией, переводом, писательским творчеством.

В работе демонстрируется также структурная и тематическая связь КЕО с романным творчеством Набокова.

Наблюдения над «онегинским» подтекстом «Лолиты», представленные в работе, показали, что роль КЕО в творчестве Набокова в значительной мере заключается и в том, что он служит ключом к подтекстам и самостоятельным подтекстом романов писателя, в особенности тех, которые создавались одновременно с ним и вслед за ним, и должен учитываться при анализе этих произведений.

Обнаружен «онегинский» код романа «Лолита», ключом к которому является КЕО, и поставлен вопрос о соответствии между метафизическими взглядами Набокова и структурой его романов.

В исследовании показано, кроме того, что идея комментария в сознании Набокова приобрела значение мыслительной и мировоззренческой категории и как таковая пронизывает собой рефлексию и художественное творчество писателя.

Практическая значимость исследования. Результаты могут быть использованы для дальнейшего изучения творчества Набокова при подготовке общих и специальных курсов и семинаров по истории русской и зарубежной литературы XX века, в проведении уроков и факультативных занятий по литературе в средней школе.

Работа состоит из двух глав, введения и заключения.

В главе первой анализируются различные формы влияния КЕО и комментаторской деятельности на романное творчество Набокова. Исследовав вопрос о том, в чем именно различные ученые видят проявления такого влияния, мы рассмотрели их наблюдения как систему и обнаружили, что они очерчивают совершенно определенный, четкий спектр проблем, связанных в творчестве Набокова с темой комментария. Мы также проанализировали авторефлексивные высказывания Набокова о проблеме комментирования и обнаружили, что влияние КЕО на художественной творчество Набокова сказалось двояко. Как комментарий он

а) влияет на структуру художественных произведений Набокова;

б) связан для Набокова и его исследователей с рядом проблем, которые
проецируются и на другие темы его творчества (такие, прежде всего, как,
перевод и биография);

в) осмысляется Набоковым метафорически, и эта многозначная
метафора реализуется также в романном творчестве Набокова.

С другой стороны, как труд, посвященный «Евгению Онегину», КЕО сказывается на содержании и форме набоковских художественных произведений, усиливая «онегинскую» составляющую их подтекста.

В завершение главы, в связи с метафорическими значениями слова «комментарий» в творчестве Набокова, мы освещаем некоторые аспекты метафизики писателя.

В главе второй мы занимаемся только одной формой влияния КЕО на романное творчество Набокова, а именно ролью КЕО в организации «онегинских» подтекстов набоковских романов.

Начало главы второй посвящено характерным свойствам поэтики В. Набокова, особенностям структуры его романов, в которых отражаются метафизические представления писателя.

Далее мы сужаем сферу своего исследования, занимаясь лишь одним художественным произведением Набокова - романом «Лолита», в котором нашли свое воплощение все характерные черты набоковской поэтики, в том числе и обилие подтекстов, кодов, нуждающихся в расшифровке, сложное переплетение скрытых связей между деталями. Поэтому КЕО рассматривается нами как ключ к дешифровке «онегинского» подтекста «Лолиты».

В заключении суммируются полученные результаты, подводятся итоги и делаются выводы по теме диссертационного исследования и намечаются перспективы дальнейшего изучения затронутых в нем вопросов.

Если не указано иначе, все ссылки на тексты В.В. Набокова приводятся нами по изданиям: Набоков В.В. Собрание сочинений русского периода в 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2000 и Набоков В.В. Собрание сочинений американского периода в 5 томах. СПб.: Симпозиум, 1999-2000. В этом случае мы даем в скобках указание на собрание сочинений (РП или АП), номер тома и номер страницы. Например: [АП, Ш, 166].

Также, если нет иных указаний, все ссылки на тексты А.С. Пушкина даются нами по изданию: Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 16 томах. М.—Л., Изд. АН СССР, 1937—1949. В этом случае мы указываем в скобках номер тома и страницы. Например: [VI, 22].

В своем исследовании мы пользовались оригинальным, английским текстом КЕО (библиографические данные см. в разделе «Библиография»), но для удобства цитируем КЕО на русском языке по изданию: Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». - СПб.: «Искусство-СПБ»; «Набоковский фонд», 1999. Поэтому при цитатах из КЕО мы даем в скобках сразу две ссылки, указывая номера страниц оригинала и перевода.

Категория комментария в эссеистике и романном творчестве В. Набокова

В этой главе мы продемонстрируем ту роль, какую сыграл в творчестве Набокова не только собственно его Комментарий к «Евгению Онегину» но и сама идея комментария в разных ее аспектах.

Учеными, несомненно, ощущается и признаётся весьма значительная роль идеи комментирования в творчестве Набокова. Свидетельством тому -необычайно широкое, в том числе метафорическое, использование самого слова «комментарий» в набоковедческих работах, многочисленные попытки представить различные структурные аспекты произведений Набокова в терминах «комментария» и т.д.

Например, Б. Аверин пишет, что «"поэтика" шахматной игры отражается в поэтике повествования, комментирующей сюжет» романа «Защита Лужина» [33, с. 287]; «в "Соглядатае" есть эпизод, комментирующий описанную черту поэтики» этого романа [33, с. 340-341]; «лекция Набокова о Марселе Прусте может служить комментарием» к одному эпизоду романа «Дар» [33, с. 354]. «Многие критики называли книгу искусным сатирическим социальным комментарием Америки. Правы ли они?» [25, р. 22], - спрашивает Набокова Алвин Тоффлер. В следующих разделах настоящей главы мы встретим много других примеров подобного рода.

Ясно, что значение слова «комментарий» в таких высказываниях никоим образом не укладывается в словарное определение: «1. Разъяснительные примечания к какому-нибудь, тексту. ... 2. Рассуждения, пояснительные и критические замечания о чем-нибудь»1.

Можно сказать (оставляя в стороне чисто метафорическое употребление слова «комментарий»), что в набоковедении получил распространение обычай называть «комментарием» все, что обычно именуется в филологии «метатекстом», «рефлексией», «интерпретацией», «интертекстуальностью», «диалогическим словом», «автореминисценцией» и просто пояснением.

Такому словоупотреблению положил начало сам Набоков. В. Александров заметил, что во многие ключевые слова и понятия, объединяющие художественное и нехудожественное творчество Набокова, писатель «вкладывает смысл, часто не имеющий ничего общего ни со словарным определением, ни с теми значениями, которые придают тем же словам другие авторы» [39, с. 16].

Это высказывание в полной мере можно отнести к набоковскому употреблению слова «комментарий». «Все они, эти жизни, - лишь комментарии к главной теме» [АЛ, 1,167], - говорится в кратком изложении одной из книг Себастьяна Найта. «Чистое Время, Перцептуальное Время, Осязаемое Время, Время, свободное от содержания, контекста и комментария - вот мои время и тема» [АП, IV, 335], - пишет Ван Вин в своем трактате о времени. «Узор коричневых цветов на обоях, какая-то надпись ... , картонные круги, служащие базой для пива, ... и отдаленная стойка, подле которой пил, свив ноги черным кренделем, окруженный дымом человек, - все это было комментариями к нашей беседе, столь же бессмысленными, впрочем, как пометки на полях Лидиных паскудных книг» [РП, III, 451], - говорит Герман в «Отчаянии». В лекции об «Улиссе» сказано, что «на протяжении всей главы происходящее в школе перебивается или, лучше сказать, комментируется внутренним течением мысли Стивена» [6, с. 381]. В эссе о Гоголе Набоков называет «комментарием» присовокупленный к нему в конце разговор с издателем. В своих лекциях по литературе писатель именует исследователей литературных произведений почти исключительно «комментаторами».

Много других примеров такого расширительного, часто -метафорического употребления слова «комментарий» встретится нам в дальнейших частях этой главы.

Кроме того, в ряде текстов Набокова слово «комментарий» вступает в синонимические отношения с другими словами, такими, как «перевод», «биография», «подражание», «плагиат» и другие. Например: «Мы же, переводчики Божиих творений, маленькие плагиаторы и подражатели его...»; цит. по [86, с. 320]. «Убожеством другого перевода, а именно уже упомянутого комментария Чижевского, на английский язык объясняется...» и т.д. [2, с. 815]. «...любой предложенный от моего имени комментарий может показаться читателю - может даже показаться и мне самому -подражанием Владимиру Набокову, разбирающему свою книгу» [АЛ, И, 377]. Основанием для подобного сближения по сути различных понятий служит то, что все они в творчестве Набокова связаны с одним и тем же кругом проблем, как будет показано в дальнейшем. Это сближение имеет важное значение для исследователя, поскольку подразумевает, что все рассуждения Набокова о биографии и переводе могут быть в равной мере отнесены и к комментарию - и наоборот.

Комментарий В. Набокова к «Евгению Онегину» - ключ к «онегинскому» подтексту «Лолиты»

Альфред Аппель, один из важнейших исследователей творчества В.В. Набокова, писал, что некоторые его романы «содержат комментарий к себе же». И действительно, Набоков повсюду рассыпал на страницах своих произведений намеки и указания на то, как читателю и исследователю следует понимать его произведения.

«...вполне насладиться "Призматическим фацетом", - говорит герой «Подлинной жизни Себастьяна Найта», - возможно, лишь понимая, что его герои суть то, что можно расплывчато обозначить как "приемы сочинительства". Это как если бы художник сказал: смотрите, здесь я хочу показать вам не изображение ландшафта, но изображение различных способов изображения некоего ландшафта, и я верю, что их гармоническое слияние откроет в ландшафте то, что мне хотелось вам в нем показать» [АП, 1,101].

«Следует понимать, - писал Набоков в своих автобиографиях, - что соревнование в шахматных задачах происходит не между белыми и черными, а между составителем и воображаемым разгадчиком (подобно тому, как в первоклассных произведениях писательского искусства настоящая борьба ведется не между героями романа, а между романистом и читателем), а потому значительная часть ценности задачи зависит от числа "иллюзорных решений", - обманчиво сильных первых ходов, ложных следов, нарочитых линий развития, хитро и любовно приготовленных автором, чтобы сбить будущего разгадчика с пути» [ATI,V, 567-568].

Здесь же он описывает «одну, определенную» составленную им шахматную задачу: «Простак-новичок совершенно бы не заметил ее пуанты и нашел бы довольно простое, "тезисное" решение», но «опытный умник попал бы в узор иллюзорного решения, основанного на теме, весьма модной и "передовой"» и « пройдя через этот "антитезисный" ад» добрался бы «до простого ключа задачи» [АП,У, 568-569].

Другую метафору, описывающую поэтику Набокова, находим мы в самом последнем абзаце его автобиографий, где говорится о «загадочных картинках, где все нарочно спутано ("Найдите, что Спрятал Матрос")», но однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда» [АП,У, 584].

Есть и другие метафоры-подсказки на страницах набоковских автобиографий. Это и «волшебный ковер», который нужно научиться складывать так, «чтобы один узор приходился на другой» [АП,У, 434], и «цветная спираль в стеклянном шарике» [АП,У, 553], и «блестящая паутина ходов» [РП,У, 322], и «лабиринт», где автор опутывает читателя «поддельной нитью лже-Ариадны» [РП,У, 322], и «мимикрия» [РП,У, 420].

В «Speak, Memory», говоря о себе в третьем лице, Набоков пишет: «...подлинная жизнь его книг протекает в строе его речи, который один критик сравнил с "окнами, открытыми в смежный мир... метелью следствий, тенью, оставленной караваном мыслей"» [АП, V, 565].

«Звон путеводной ноты» исследователь Набокова может расслышать и в эссе «Николай Гоголь». «Всякая реальность - это маска», - говорит автор [9 С. 130]. «Провалы и зияния в ткани гоголевского стиля соответствуют разрывам в ткани самой жизни» [Там же, с. 126], и через эти «провалы и зияния», во «внутренней структуре» произведения за «фабулой» можно различить «подлинный сюжет» [Там же, с. 127].

Такие же «провалы и зияния» в ткани повествования, сквозь которые просвечивает «подлинный сюжет» есть и в «Bend Sinister», где «продолговатая лужица, похожая формой на клетку, готовую разделиться» (она «субтематически вновь и вновь возникает в романе»), есть «прореха» в мире Адама Круга, ведущая в мир автора [АЛ, 1,198].

В рассказе «Сестры Вэйн» такой «прорехой» является последний абзац, представляющий собой акростих, где первые буквы слов образуют ключ к «подлинному сюжету» рассказа.

Указания на то, как следует читать Набокова, в изобилии содержатся и в интервью, статьях, лекциях, предисловиях и послесловиях Набокова. Так, в послесловии к «Лолите» Набоков сам обозначает для читателя «нервную систему книги», «тайные точки, подсознательные координаты ее начертания» [АЛ, И, 348].

В предисловии к «Bend Sinister» автор подсказывает читателю «скрытые темы» и «подлинный сюжет» своего произведения, обращает его внимание на «тонкие вешки» повествования: «стилистические искажения», «каламбуры, скрещенные с анаграммами», «подмигивающие неологизмы», «пародии на повествовательные клише», спунеризмы, шекспирианизмы, псевдоцитаты и т.д.

В одном из интервью Набоков объясняет, как следует читать «Прозрачные вещи»; см.: [25, р. 194-195]. В другом он говорит, что «хороший читатель вынужден прилагать яростные усилия в борьбе с автором, но эти усилия могут богато вознаградиться, после того как уляжется яркая пыль» [Ibid., р. 183]. В одном из интервью Би-Би-Си Набоков так ответил на вопрос о «функции» его романов в частности «и романа вообще: «Одна из функций всех моих романов в том, чтобы доказать, что "роман вообще" не существует. ... Над словесной массой я тружусь упорно, тружусь долго ... . Если читателю, в свою очередь, тоже приходится потрудиться, - тем лучше. Искусство трудно. Легкое искусство вы можете найти на современных выставках безделок и безделушек» [Ibid., р. 115].

Похожие диссертации на Комментарий В. В. Набокова к "Евгению Онегину" А. С. Пушкина и "Онегинский" код "Лолиты"