Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. «Книга публициста» (КП) как вид массово-публицистической книги (проблемы теории и исторического развития) 14-75
1.1. К вопросу о жанровой природе КП 14-18
1.2. Особенности образа автора в КП 19-32
1.3. Предпосылки возникновения КП 33-52
1.4. «Дневник писателя» Ф.М.Достоевского как образец КП 53-63
1.5. Роль КП в творчестве А.П.Чехова. Книга «Остров Сахалин»... 64-76
Глава 2. «Книга публициста» в современной социокультурной ситуации, (1990 2000 гг.) 77-171
2.1. Новые парадигмы развития журналистики и литературы 77-91
2.2. КП и ироническая панорама современности (А.Колесников, И.Иртеньев, В.Шендерович) 92-122
2.3. КП и стратегия эссеизации повествования (К.Метелица) 123-140
2.4. КП как «летопись времени» (М.Соколов) 141-155
2.5. «Отказ от игр» в КП (В.Панюшкин) 156-163
2.6. «Кризис гуманизма» и пути его преодоления в КП (А.Архангельский) 164-171
Заключение 172-179
Библиография
- Особенности образа автора в КП
- «Дневник писателя» Ф.М.Достоевского как образец КП
- КП и ироническая панорама современности (А.Колесников, И.Иртеньев, В.Шендерович)
- КП как «летопись времени» (М.Соколов)
Введение к работе
В диссертации рассматривается комплекс вопросов, связанных с бытованием особого вида массово-публицистической книги, а именно - «книги публициста» (далее - КП).
Актуальность предпринятого исследования определяется той ролью, которую играет сегодня слово писателя и журналиста в СМИ, а так же в литературе и искусстве. В информационном пространстве сегодня находятся тысячи текстов, закрепленных за известными и безвестными именами авторов, но в памяти остаются лишь наиболее популярные творцы. Растёт авторитет слова, закрепленного за Именем.
Авторитетное слово материализуется в книге. Объединенное обложкой, слово приобретает особый смысл, переставая быть сиюминутным и становясь продуктом долговременного действия.
Печатная полоса живёт один день, а «книга публициста» - до тех пор, пока существует проблема, зафиксированная на её страницах. Книга превращает текст публициста из частного свидетельства в документ эпохи. Книга помогает понять закономерности происходящего, сохраняет в исторической памяти живое движение мысли автора.
Именно с этой стороны сегодня интересны книги Н.И. Новикова, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, В.Г. Короленко и других писателей, оставивших после себя, помимо богатого художественного наследия, публицистически актуальные книги, сохранившие свою ценность по сей день.
Актуальность изучения КП определяется так же наличием достаточно большого количества современных прозаических текстов, обладающих сходной семантикой и сходными структурными особенностями, вытекающими из их собранного характера. В 2003 году Министерство по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций РФ учредило премию «Лучшая книга журналиста года», традицию присуждения которой продолжил правопреемник Минпечати - Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям. Таков был отклик на обилие книжных продуктов, выходящих из-под пера журналистов, тяготеющих к публицистике. За эти годы лауреатами премии стали известные журналисты Максим Соколов, Василий Голованов, Валерий Панюшкин, Ольга Кучкина, Александр Архангельский, Андрей Колесников, Игорь Свинаренко, Леонид Парфёнов.
Между тем, в современном литературоведении этому явлению (массовому возникновению «книг публициста») не было уделено должного внимания. Сборники лучших выступлений в печати прославленных публицистов выходили ранее и нередко становились предметами научного интереса. Однако, на наш взгляд, граница между «книгой» и «сборником» применительно к ним представляется не до конца осмысленной. Их дифференцирующим признаком можно признать наличие целостности, которая возникает как проявление авторской концепции.
Признак целостности и является ключевым для КП как архитектонического и композиционного единства. Цель её - экспликация стиля автора, содержание и знаковая форма - публицистические материалы различных жанров (фельетон, очерк, эссе и др.), как правило, предназначенные для СМИ. Её материальная конструкция - произведение печати, изданное типографским способом, потребность - удовлетворение читательского спроса, желающего видеть произведения популярных авторов-публицистов в новой форме. Как писал известный канадский исследователь новых жанров медиа М.Маклюэн, «гибридное смешение, или встреча, двух средств коммуникации - момент истины и откровения, из которого рождается новая форма». Встреча двух средств коммуникации - газеты (или если говорить шире - журналистского произведения) и книги - рождает новую форму, а именно «книгу публициста». Её предназначение - возвести уже напечатанную и предназначенную к забвению газетную строку в степень относительной «вечности» книги. Книга соединяет прошлое и настоящее с будущим, давая возможность проследить закономерности развития и социально-нравственного бытия общества.
1 Маклюэн Г.М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека. - М.; Жуковский, 2003. С.67.
В российском книговедении существует подробно разработанная типология книг, учитывающая двойственность подхода: с одной стороны, книга как тип издания, с другой, классификация произведений, составляющих содержание книги. Исходя из неё, диссертант подходит к определению «книги публициста» как типа издания. Книга публициста - это целостное структурно-семантическое единство моноавторских публицистических произведений, которые были созданы как публичный авторский дискурс, нередко были опубликованы в средствах массовой коммуникации и отобраны, как правило, самим автором для публикации в виде книги.
В случае «книги публициста» моноавторство является не столько «внешним» типологическим признаком, сколько её концептуальным жанрообразующим свойством. Уникальность «книги публициста» в том и состоит, что без автора, единственного и неповторимого, она не может состояться.
Целью и задачами диссертационной работы является определение специфики функционирования КП в современной социокультурной ситуации, выявление форм её бытования и роли в истории отечественной словесности, описание КП как архитектонически-композиционного единства, созданного или специально выстроенного, установление особенностей образа автора и стилеобразующих факторов в творчестве авторов КП. В соответствии с поставленной целью выделяются следующие задачи:
Выявить роль КП в литературном процессе.
Определить функции КП.
Определить её соотнесённость с художественной и документальной литературой.
Описать её жанровые признаки, способ авторского присутствия в КП, её стилеобразующие факторы.
Выявить композиционные особенности КП.
Методологическая и теоретическая основа исследования обусловлена выбранным материалом и поставленными задачами. Работа опирается на метод структурно-семиотического и сопоставительного анализа текстов, а также в некоторой степени на культурологический подход. Наряду с этим используются методы системного анализа, аналогии, экстраполяции, методы подобия и моделирования.
Жанрово-теоретическая часть исследования объединяет работы, посвященные теории жанра, образа автора, стиля в литературе и публицистике. Она представлена именами М.М.Бахтина, Д.С.Лихачёва, Ю.М.Лотмана, В.В.Виноградова, Ю.Н.Тынянова, Л.Я.Гинзбург, Ю.В.Рождественского, а так же П.Н.Беркова, И.Л.Волгина, А.В.Западова, В.В.Кожинова, Л.Е.Кройчика, М.Маклюэна, Г.П. Макогоненко, И.Н.Сухих, А.А.Тертычного и др.
Объект исследования - произведения, опубликованные в жанре КП, как авторами классической русской литературы (Ф.М.Достоевский, А.П.Чехов), так и современными публицистами (А.Колесников, И.Иртеньев, В.Шендерович, М.Соколов, К.Метелица, В.Панюшкин, А.Архангельский).
Предмет исследования - особенности воплощения образа автора, публицистической образности, стилевых особенностей в КП, стратегия авторского целеполагания, приводящая к созданию КП и способы её воплощения, теоретическая модель КП.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые описаны жанровые и типологические признаки «книги публициста» как структурно-семантического единства, диктуемого авторским замыслом. Предложен сам термин «книга публициста» для обозначения жанровых образований, которые порождаются особым типом автора -публицистом.
Данный тип и жанр книги исследован в контексте исторического развития как классической, так и современной русской литературы и журналистики. По итогам этого исследования впервые предложена теоретическая модель КП.
Основные положения, выносимые на защиту.
Развитие журналистики способствует усилению интереса читателей к труду автора-публициста. Оптимальной формой для представления его работ является КП. Образ автора-публициста в КП выступает как конституирующая категория составляющих её текстов, а скрепляет КП как жанр осознанная автоконцепция её автора. Данная автоконцепция чаще всего базируется на биографической определённости, константой которой выступает имя публициста.
Создателем протоКП можно считать Н.И.Новикова, который заложил традицию «персонального журнализма» в России. Она была продолжена в публицистических произведениях Ф.М.Достоевского «Дневник писателя», А.П.Чехова «Остров Сахалин». Эти книги стали образцами жанра КП.
В современной социокультурной ситуации актуализируется потребность в авторском труде. Авторы-публицисты всё чаще прибегают к жанру КП. В книги группируются произведения со следами авторского присутствия. При этом образ автора тяготеет к одному из двух главных направлений: автор-комик, собиратель забавных историй (А.Колесников, В.Шендерович, И.Иртеньев, К.Метелица, М.Соколов), и автор-ритор, целью которого является не развлечение, а убеждение читателя (В.Панюшкин, А.Архангельский).
Теоретическая модель КП может быть понята как целостное структурно-семантическое единство публицистических текстов, объединённое образом автобиографического автора и его именем. Личность автора, являясь метаинтегратором, продуцирует архитектоническую целостность КП на всех её уровнях. Представляя собой жанр-синтез, жанр-сумму, жанр-summary, КП может содержать тексты различных жанров: заметка, репортаж, статья, фельетон, журналистское расследование, новелла, колонка и др. Иными словами, КП представляет собой так же способ организации пространства книги, а не только один из видов массово-публицистической книги.
Научно-практическая значимость работы. Наблюдения и выводы, изложенные автором, могут быть использованы в разработке теоретических курсов, посвященных актуальным проблемам современной литературы и публицистики, в частности при рассмотрении и изучении специфики стиля современных авторов.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации изложены в публикациях и сообщениях автора на четырёх научных конференциях: на всероссийской научно-практической конференции в г. Самара 15-16 марта 2007 г. «Эволюция жанров в истории российской журналистики»; на научно-практической конференции 15-16 ноября 2007 г. в г. Набережные Челны «Журналистика и информационная политика в регионе: теория и практика функционирования»; на всероссийской научно-практической конференции в Москве 4-6 февраля 2008 года «Журналистика в 2007 году. СМИ в условиях глобальной трансформации социальной среды»; на всероссийской научно-практической конференции в г. Самара 20-21 марта 2008 г. «Жанровая палитра современных массмедиа».
По теме работы осуществлены четыре научные публикации. Диссертация в целом обсуждалась на заседании кафедры теории литературы и русской литературы XX века Ивановского государственного университета и рекомендована к защите.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и списка использованной литературы.
Особенности образа автора в КП
Для М. Бахтина автор - это прежде всего иерархически организованное явление. Из работ ученого можно получить представление о триаде: биографический автор - первичный автор - вторичный автор. «Первичный (не созданный) и вторичный автор (образ автора, созданный первичным автором). ... Первичный автор не может быть образом: он ускользает от всякого образного представления. Когда мы стараемся образно представить себе первичного автора, то мы сами создаем его образ, то есть сами становимся первичным автором этого образа. ... Первичный автор, если он выступает с прямым словом, не может быть просто писателем: от лица писателя ничего нельзя сказать (писатель превращается в публициста, моралиста, ученого и т. п.)» .
Бахтин чётко фиксирует одну из ключевых особенностей публицистического дискурса - это главным образом говорение от первого лица литературе: она является искусством «непрямого говорения» . О том же пишет современный исследователь публицистики Г.Солганик: «Задача писателя, романиста - изображать, рисовать, показывать действительность и только посредством созданных им картин, персонажей выражать свои симпатию и антипатию. Здесь функция убеждения, оценки вторична. Публицист же прямо и открыто агитирует, убеждает, пропагандирует. Здесь функция убеждения первична, она выражена в слове (в его предметном значении, эмоциональных и оценочных оттенках) и не опосредствована другими факторами и категориями (образ, например)»39.
Итак, образ автора в публицистическом тексте тяготеет к автобиографичности и автодокументальности, подразумевающей максимально возможное тождество позиции говорящего с позицией биографического автора, олицетворяемой его конкретным именем. Иными словами, оставаясь, безусловно, автором-творцом любого произведения, в т.ч. и публицистического (т.е. являясь «эстетически деятельным субъектом» (М.М. Бахтин), создателем произведения как целого), автор в публицистике избегает создавать свой вторичный образ, что характерно для автора-писателя.
Бахтиным была намечена линия дальнейшего исследования проблемы соотношения различных компонентов в структуре автора. Учёный задавался вопросом о том, в какой мере можно говорить о субъекте языка, или речевом субъекте языкового стиля, или об образе ученого, стоящего за научным языком, или образе делового человека, стоящего за деловым языком, образе бюрократа за канцелярским языком и т. п. На наш взгляд, такая постановка вопроса применима к образу автора в публицистике, где можно говорить об особенном образе публициста как речевом субъекте публицистического стиля.
Каковы же существенные признаки этого образа? Их можно понять, лишь уяснив специфику публицистической деятельности. На главнейшую трудом указывал М. Бахтин: «Журналист - прежде всего современник.-Он обязан им быть, он живёт в сфере вопросов, которые могут быть разрешены в современности (или, во всяком случае, в близком времени). Он участвует в диалоге, который может быть кончен и даже завершён, может перейти в дело, может стать эмпирической силой. Именно в этой сфере возможно «собственное слово»40. По мнению современного исследователя Е. Прохорова, специфика публицистики в том, что она «воссоздает целостную панораму современности как «момента» перехода из прошлого в будущее»41.
Публицистичность, понимаемая как «постановка современных вопросов и ответы на запросы современной аудитории в связи с проблемами текущей действительности»42 оказывает особое воздействие на образ автора. На такой её аспект как тяготение к синхроническим связям обратил внимание М. Горохов: «Автор публицистического текста существует и профессионально функционирует в рамках постоянных субъективно-объективных связей... Причем в первую очередь связей синхронических. В этом принципиальная особенность публицистического авторства: сложно представить себе журналиста, который бы писал в стол или исключительно в расчете на признание потомков. Интерсубъективное взаимодействие - очень важный гуманистический аспект публицистического текста»43. Действительно, для автора-публициста в отличие от автора-писателя главным является фактор действенности публикаций, т.е. включённости в синхронические связи современности. «В сущности, публицист пишет всю жизнь о том же, о чем и любой из собратьев его по перу, работающий в ином литературном «цехе», - о добре и о зле. Но существует и одно отличие: он пишет о совершенно конкретном добре и совершенно конкретном зле, добиваясь в самой жизни и торжества добра, и уничтожения зла. Он должен заставить сиять человечность в самой действительности, - и в этом его ответственная миссия» , - справедливо . отмечает публицист Евгений Богат. И резюмирует: «Спасенная жизнь стоит хорошо написанной книги. Полагаю, это и есть кредо подлинного публициста»45. В то время как «хороший тон, диктуемый нормами литературы, состоит в том, чтобы делать вид, будто читателя не существует вовсе. (Общение условного автора с условным читателем опять-таки ограничено сферой произведения). Если же писатель нарушает литературный «этикет», замечая читателя, апеллируя к нему, пытаясь его завоевать, тогда мы говорим о публицистических тенденциях в художественном творчестве»4 .
Исследователь Е. Щелкунова выделяет три типа коммуникатора в публицистическом тексте - ярко персонифицированный автор, обобщенный коммуникатор и его формальное отсутствие в тексте (деперсонификация повествования)47. По крайней мере о шести вариантах образа автора в современной публицистике говорит исследователь М. Старуш: «репортажное «я», образ автора в путевых очерках, эссеистическое «я», образ автора, применяемый в фельетонах, эпистолярное «я», диалогическое «я». В данном случае авторское «я» можно рассматривать как один из жанрообразующих факторов, во многом способствующий оптимальном использованию того или иного жанра»48. Ёмкое определение приводит М. Горохов: «Автор публицистического текста - это сложное, многоуровневое образование, включающее в себя разнообразные формы проявления авторской активности, свойственные художественному творчеству (конкретно-биографический субъект высказывания, образ автора, автор-демиург, концепированный и идеальный автор, художник), и вместе с тем сориентированное на установление Щелкунова Е.С. Публицистический текст в системе массовой коммуникации: специфика и функционирование. [Электронный ресурс]: Автореферат дисс. ... канд. филол. наук: 10.01.10 /Щелкунова Е.С. [Воронежский госуниверситет]. - М.: РГБ, 2005 (Из фондов РГБ). С. 137.
Иными словами, различные образы автора проявляются в публицистическом творчестве под влиянием художественного творчества, в то время как публицистичность прорывается в литературу в виде «прямого говорения». В контексте нашего исследования важно то, что содержание «книги публициста» составляют произведения, образ автора в которых максимально приближен к первичному автору, то есть имеет конкретно-биографический субъект, это ярко персонифицированный автор. На наш взгляд, создание КП в этом смысле является попыткой сопротивления процессу «постепенного забвения авторов — носителей чужих слов» (М. Бахтин), приближения к собственному слову как авторитетному.
Очевидно, что подобные задачи могут решать лишь тексты особого типа, специфику которых определяет их публицистичность. В состав «книги публициста», за редким исключением, входят медиа-тексты. Именно так отдельные современные исследователи называют любой текст, попавший в систему медийных связей и отношений (различая при этом «вербальный журналистский текст» и включенный в него «вербальный публицистический текст» ).
«Журналистский текст может быть определен как публицистический текст, очищенный от иных прагматик, помимо создания у аудитории объективной картины мира благодаря ее оперативному непредвзятому информированию об актуальных общественных событиях, явлениях и процессах»52.
«Дневник писателя» Ф.М.Достоевского как образец КП
Литературный текст, напротив, стремится к тому, чтобы избежать называния биографического имени и фамилии героя, даже в тех случаях, когда его образ строится на принципах строгой документальности. Вспомним знаменитую «Повесть о настоящем человеке», где автор сознательно изменил всего одну букву в фамилии реально существующего героя, чтобы иметь максимальную свободу для создания подлинно художественного образа.
Создание образа в искусстве регламентируется лишь художественными законами, в то время как аналогичная работа в публицистике регламентирована юридически (реально действующими в данной стране законами). И там, где публицист переход границу достоверного и вымышленного, его может ждать судебное преследование. Жанр КП в этом смысле не исключение. Можно сказать, что именно статус книги (классический способ издания литературного произведения) подчас порождает двоякое толкование. Так, в 1993 году белорусский суд удовлетворил иск героя книги «Цинковые мальчики» к писательнице С. Алексиевич. В книге был опубликован монолог героя под его подлинной фамилией. По прошествии времени и в связи с публикацией в газете отрывков из книги герой счёл, что не мог говорить того, что опубликовала писательница. Та в свою очередь доказывала, что её книга является художественным произведением и не может быть подвергнуто суду по юридическим канонам. Однако один лишь факт упоминания в тексте реальной фамилии героя свёл на нет этот довод.
Очевидно, что дело тут в пограничном статусе книги между публицистикой и литературой. Что в свою очередь характерно для многих КП, в которых документализм, т.е. фактическое и буквальное соответствие содержания текста реальной действительности, с которой он корреспондирует, является имманентным качеством публицистического дискурса.
В отличие от собственно литературных произведений публицистический текст не создает самодовлеющих художественных образов. На специфику искусства в этом смысле указывал В. Кожинов: «Искусство слова, с одной стороны, осваивает все многообразие общественной жизни, создавая ее - - художественное—инобытие,- и— в— то _же_ время_ создает ряд замкнутых, самодовлеющих миров. Ибо искусство слова как таковое - это совокупность художественных произведений.
Ничего подобного нет в других явлениях общественной жизни, с которыми имеет дело публицистика, - в экономике, политике, быте и даже науке... ... Этот, казалось бы, «внешний» признак является на самом деле исходным пунктом глубочайшего своеобразия искусства среди других общественных явлений.. .»64.
Немаловажным фактором создания публицистического произведения в отличие от литературного является хронологическая ограниченность автора рамками служебного задания. В годы Великой Отечественной войны многие писатели стали журналистами, и дифференциация газетного и литературного творчества проступала особенно наглядно. «Боевое газетное задание, - писал А. Сурков,- вело писателя из редакционного блиндажа к переднему краю, где решалась судьба войны, вело к человеку, который держал в руках эту судьбу. Возвращаясь в редакцию, писатель какую-то часть своих наблюдений отражал в очередном номере. Но большое и заветное откладывалось где-то в глубинах памяти, на страницах блокнотов, чтобы нарисовать в будущем обобщающие картины и образы.
Так после войны, вслед за «Василием Теркиным», появилась глубоко драматическая поэма А. Твардовского «Дом у дороги». Так через несколько лет после войны завязался большой роман В. Гроссмана «За правое дело» .
Таков, очевидно, путь «литературной эволюции» (термин Ю.Тынянова) -по индуктивной цепочке от частного к общему, от публицистического образа к литературному. С переходным звеном в виде «книги публициста». КП как целостное структурно-семантическое единство публицистических текстов автора, не претендуя, как правило, на создание собственно художественных образов, указывает на потенциал художественности образов публицистических, выступает в роли пограничного пункта между публицистикой и литературой. — При этом образ автора-публициста в КП выступает как конституирующая категория составляющих её текстов, а скрепляет КП как жанр осознанная автоконцепция её автора. Нельзя не отметить, что данная автоконцепция чаще всего базируется на биографической определённости, константой которой выступает имя публициста.
ІО. Тынянов в 1929 году писал в письме В. Шкловскому: «Необходимо осознать биографию, чтобы она впряглась в историю литературы, а не бежала, как жеребенок, рядом. «Люди» в литературе - это циклизация вокруг имени-героя; и применение приемов на других отраслях, проба их, прежде чем пустить в литературу; и нет «единства» и «цельности», а есть система отношений к разным деятельностям, причем изменение одного типа отношений, например в области политической] деятельности, может быть комбинаторно связано с другим типом, скажем, отношением к языку или литературе (Грибоедов, Пушкин). Вообще, личность не резервуар с эманацпями , в виде литературы и т.п., а поперечный разрез деятельностей, с комбинаторной эволюцией рядов»66. Отмеченную учёным «циклизацию вокруг имени» можно считать базовым принципом организации корпуса авторских текстов в КП, который получил значительное развитие во второй половине XX века.
КП и ироническая панорама современности (А.Колесников, И.Иртеньев, В.Шендерович)
М. Горохов, исследуя современную публицистику, в свою очередь приходит к выводам, что в современных условиях, когда имя автора и его точка зрения становятся товаром, максимально актуализируются функциональные признаки творца публицистического текста как субъекта высказывания. При этом текстопорождающая стратегия сориентирована на оптимизацию отношений автора с аудиторией, что усиливает такие качества публицистистического текста, как диску рсивность, диалогичность и интерактивность. Актуализация авторской точки зрения в публицистическом тексте приводит к возникновению в современной российской публицистике новых жанровых образований и дальнейшему расширению жанровых границ интервью, репортажа, очерка, фельетона, эссе . При этом «степень авторской активности в публицистическом тексте зависит от жанра: она персонализирована в интервью, репортаже, реплике, комментарии, персонифицирована в «колонке», фельетоне, эссе, обозрении, очерке, деперсонифицирована в остальных жанрах»1 .
Процессы, идущие в массмедиа, не могли не повлиять и на литературный процесс. Как справедливо отмечал Ю.М. Лотман, «внутренняя классификация литературы складывается из взаимодействия противоположных тенденций: ...стремления к иерархическому распределению произведений и жанров, равно как и любых иных значимых элементов художественной структуры, между «высоким» и «низким», с одной стороны, и тенденции к нейтрализации этой оппозиции и снятию ценностных противопоставлений. В зависимости от исторических условий, от момента, который переживает данная литература в своем развитии, та или иная тенденция может брать верх» . Очевидно, что в девяностые годы XX века в русской литературе, как и в журналистике, возобладала тенденция к «смешению» верха и низа, снятию ценностных противопоставлений. В начале девяностых годов нашумела статья литературного критика А.Агеева «Конспект о кризисе», где было констатировано: «Запреты сняты, всё опубликовано, свобода самовыражения полная, и вот на этом-то фоне - столь всеобщее и столь острое ощущение кризиса»" . Агеев утверждал, что русская литература авторитарна по сути своей и культивировала в головах и душах читателей тоталитарную ментальность. По аналогии с парадигмой развития экономики, актуальной в то время, Агеев призывал к «приватизации» в литературы, т.е. к переходу к «литературе частного лица». Этому способствовала отработанная в СМИ стратегия эссеизации, корреспондирующая с концептами постмодерна. «Эпоха постмодерна («послесовременного» времени), - пишет в своей монографии современный исследователь Е. Тюленева, - начинается с недоверия к
Агеев А. Конспект о кризисе: Социокультурная ситуация и литературный процесс// Литературное обозрение. - 1991. - №3. - С. 15. универсальным и легитимирующим дискурсам и с последующей дискредитации метанарраций кактотального способа ысказыванщь Возврат к самоценности индивидуального опыта приводит к утверждению необходимости взаимодействия равноправных повествований, поскольку ситуация, в которой сосуществует множество дискурсивных практик, а любой дискурс имеет статус наррации, по определению застрахована от возникновения абсолютных дискурсов и господства. Сегодня, по свидетельству Лиотара, происходит расщепление «великих историй» и возникновение мелких, локальных «историй-рассказов», гетерогенных «языковых игр»
Направленность этого процесса отчётливо выражена в программном произведении Р. Барта «Смерть автора»: «литература (отныне правильнее было бы говорить письмо), отказываясь признавать за текстом (и за всем миром как текстом) какую-нибудь "тайну", то есть окончательный смысл, открывает свободу контртеологической, революционной по сути своей деятельности, так как не останавливать течение смысла - значит, в конечном счете отвергнуть самого бога и все его ипостаси - рациональный порядок, науку, закон»" ".
Именно средства массовой информации выступают в первом ряду этой борьбы со смыслом, создавая в качестве «повестки дня» общества мозаику занимательных фактов, «коллаж» из всего и вся, для которого безразличны любые оппозиции, включая «высокое» и «низкое». Поэтому «гетерогенность газетного текста (которую также называют «коллажностью», «клиповостью») является его универсальным свойством, проявляющемся как на экстралингвистическом, так и на речевом и собственно языковом уровне. Это текст принципиально нового типа, вобравший в себя достижения речевой культуры всех сфер речевой практики общества»203.
Редькина Т. Ю. Особенности номинации в публицистическом тексте. На материале универбатов неологизмов. Дисс. ...канд.филол. наук. - М., 2005. С. 44. И именно журналистский текст, или медиа-текст, в девяностых годах во многом повлиял на развитие современной литературы, как это не раз бывало в переломные моменты истории. Ведь именно «в неканонизированной словесности, находящейся за пределами узаконенной литературными нормами, литература черпает резервные средства для новаторских решений будущих эпох» .
Один из столпов российского постмодернизма Дмитрий Пригов так говорил о литературной ситуации девяностых годов: «Конкретно Ельцин на литературу и искусство вряд ли повлиял. Но он создал атмосферу свободных, может быть, несколько анархичных высказываний, что для литературы, искусства, массмедиа было очень полезно. Так что повлиял не столько Ельцин, сколько названная его именем эпоха - время, когда я чувствовал себя на своем месте»" . Таким образом, принцип «плюрализма», который был на знамени советской прессы эпохи перестройки, трансформировался в ключевой принцип современного восприятия действительности — «радикальный плюрализм» всех возможных концепций и практик. В литературе это отразилось утратой единого, генерализующего курса, привело к дискуссиям о конце «литературоцентризма», «исчезновении литературного процесса».
Множество литературных практик породило членение аудитории на сотни, а то и тысячи подгрупп, в то время как резонансное выступление писателя в любом жанре, привлекающее внимание всех слоев населения, представляется с момента выхода брошюры «Как нам обустроить Россию?» практически невозможным.
КП как «летопись времени» (М.Соколов)
Может быть, из общения с природой произрастает у Метелицы нередкая апелляция к фауне. Одно из наиболее глубоких, на наш взгляд, ее эссе «Муракозы и стрековьи» выросло из развернутого сравнения людских психотипов с образами насекомых: «Среди множества разделений человечества на психотипы есть и такое: тип «стрекозы» и тип «муравья». В социуме стрекозы - бездельники, богема, а муравьи - трудяги. Прорабы, буржуа; но психотип и социальный тип не всегда совпадают» (с. 211).
«Муравьи всегда все считают: деньги, письма, звонки, ответные звонки, приглашения, подарки. Муравей буквально обожает вещи, которые, как пишут в экономических учебниках, «похожи на деньги», например, бытовую технику. ІЬСЕА - их, муравьиный рай. Дрожат при мысли о недвижимости, в то время как стрекозы предпочли бы, пожалуй, жить в гостинице.
Стрекозы - они создания летучие, почти что ангельские, или, наоборот, инфернальные. Муравьи - соль земли, столпы общества.
Но только у очень многих людей с муравьиной натурой есть неодолимая потребность прикидываться, наоборот, стрекозами... На этом построено, в частности, то, что мы называем искусством» (с. 214). Обращение к образам растительного и животного мира у Метелицы нередко носит фельетонный характер, например, полемизируя с теорий Дарвина, Метелица может возразить, что сама рада произойти и от морской свинки. Но всё же интерес к человеку превалирует над тягой к познанию флоры и фауны. Он проявляется у автора прежде всего интересом к узнаванию чужого интимного: «Читая Живой Журнал, я узнаю о далеких знакомых такие интимные вещи. Даже стыдные. И о незнакомых. Часто можно попасть нечаянно в чужой разговор, в чужую переписку. Это вообще удивительное удовольствие, почти запретное» (с. 321).
Она восхищается писателем Лимоновым именно потому, что тот в своем творчестве детально раскрывает себя: «Кто для нас Лимонов: это человек, чьи, фактически, интимные дневники мы читаем и перечитываем много лет подряд. Поразительный факт. Мало о ком из ближайших друзей я знаю столько сокровенного: обо всех событиях их жизни, о чувствах, переживаниях. Физиологии. Уже за одно это к Лимонову нельзя относится иначе, чем как к близкому, родному человеку. Который (вроде как случайно) является талантливым писателем» (с. 288).
Из этого интереса к чужой индивидуальности рождается потребность выразить собственную неповторимость. Метелица вспоминает, как проходила в школе сказку Льва Толстого «Лев и собачка»: «Лев любил собачку, оказавшуюся в его клетке, - мы помним, да. И когда она умерла, остался ей верен. Дали ему другую собачку - он ее разорвал... Кто эта «вторая собачка», брошенная в клетку льву? Как ее звали? Не сродни ли она христианским мученикам, погибшим в римских цирках? Нет ответов на эти вопросы. ... Наверное, я псих - со своей детсадовской травмой — но меня преследует эта тема. Это очень страшно, мне кажется,- быть «другой собачкой» (с. 185). Проблема «второй собачки» далее по тексту экстраполируется. Автор пишет о гибели сотрудника московского зоопарка в канун детского праздника «День Льва». В СМИ, повествуя о празднике, упомянули, что он-де был омрачен «неприятным происшествием». Комментарий Метелицы: «День Льва состоялся, хотя и омрачен неприятным происшествием. «Неприятное происшествие». Вторая собачка» (с. 185).
Как видим, даже после всех искушений постмодернистских «крушений великого синтеза», «войны с целостностью», «деконструкций смысла» наиболее искренние авторы приходят к тому, что прямо противоположно релятивистскому духу девяностых вообще и постмодернизма, в частности, - к «новой искренности» и к «гуманизму».
Любопытно ещё одно направление развития творчества Кати Метелицы. В журнале «Большой Город» (который можно назвать «правопреемником» журнала «Столица») с пилотного номера по август 2003 года она публиковала правдоподобные дневники московского «черного маклера» Луизы Ложкиной. Отдельной книгой «Дневник Луизы Ложкиной» вышел в 2006 году.
Если в газетно-журнальыых колонках, в книге «Лбюовь» автор говорит от себя, то есть от имени Кати Метелицы, то в литературном произведении - от имени придуманного персонажа, в данном случае Луизы Ложкиной. В этом проявляется свойство собственно литературного произведения - ведь как было уже сказано выше, появление образа рассказчика для публицистики вообще и «книги публициста», в частности, вовсе не характерно.
Другим средством «олитературивания» является гипербола: характерные для имплицитного автора колонок Кати Метелицы приемы преувеличиваются до карикатурности. Например, чертой автора в «книге публициста» «Лбюовь» является экспрессивность: «У меня было маленькое черное платье с вырезом, которое я сочла страшно подходящим» (с. 41). В «Дневнике...» это свойство гиперболизируется. Постоянно высокий градус эмоций выражается, к примеру, наречием «очень» в сокращенном виде: «оч. Симпатичная дворняжка»" ; «вела себя оч.скромно» (с. 130), «оч.умная» (с. 427). Экспрессивность проявляется и в других формах: «Черт! Черт! Черт!!!!!!! Дико неприятно» (с. 92); «Ужасное, нет, хуже, чем ужасное!! Завершение эпопеи с домом во Внукове» (с 95); «Луша сейчас пойдет вытрет сопли, пойдет и повесится» (с. 112); «Страшно, страшно возбуждена, невероятное событие» (с. 130); «нахожусь в диком возбуждении по поводу предстоящих проб на ТВ» (с. 133); «Только что видела на кухне таракана. Значит, опять пришли. Это катастрофа» (с. 203); «... к нам из Питера приехала моя тетя С, включила телевизор и пятьсот сиксиллионов лет подряд смотрела там концерт Петросяна!!!!!» (с. 276)
