Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Литературная репутация как историко-литературное явление и пути ее научного изучения 15
Глава 2. Литературная репутация Иосифа Бродского на этапе формирования
2.1. Бродский и ленинградский литературный андеграунд 48
2.2. Ахматова и Бродский: жизнь как замысел 65
2.3. Поэт и власть: «дело Бродского» в контексте социокультурной ситуации 1960-х гг . 82
Глава 3. Триумф Иосифа Бродского как осуществление жизнетворческой стратегии
3.1. Литературный и социальный успех Бродского 98
3.2. Роль журнала «Звезда» в формировании литературной репутации Бродского 115
3.3. Репутация Бродского как предмет литературно-критических дискуссий 127
3.4. Бродский и массмедиа 142
Заключение 156
Библиография 163
Приложение
- Литературная репутация как историко-литературное явление и пути ее научного изучения
- Ахматова и Бродский: жизнь как замысел
- Поэт и власть: «дело Бродского» в контексте социокультурной ситуации 1960-х гг
- Роль журнала «Звезда» в формировании литературной репутации Бродского
Введение к работе
Диссертационное исследование посвящено изучению механизмов формирования литературной репутации выдающегося поэта ХХ века Иосифа Александровича Бродского.
Актуальность исследования обусловлена тем, что неразработанность данной проблематики не позволяет более глубоко и объективно осмыслить как роль Иосифа Бродского в литературном процессе второй половины ХХ века, так и его собственное творчество.
Предмет исследования - литературная репутация Бродского как социокультурный феномен, особенности ее формирования и функционирования на различных этапах историко-литературного процесса второй половины ХХ - начала XXI вв.
Цель исследования - последовательный анализ процесса формирования литературной репутации Бродского, функционирующей в русском литературном и общественном сознании с учетом различных факторов, на нее влияющих. Подобный анализ дает возможность проследить творческую эволюцию писателя, ее рецепцию разными социокультурными группами и раскрыть особенности формирования его образа как поэта, художника, творческой личности в историко-культурном контексте советского и постсоветского периодов.
Поставленная цель достигается решением следующих задач:
1. Систематизировать накопленные в современном литературоведении представления о репутации писателя как литературоведческой категории и выявить основные факторы, оказывающие влияние на формирование литературной репутации автора в связи с конкретными литературными и социокультурными обстоятельствами.
-
Проанализировать литературную репутацию Бродского в начале творческого пути.
-
Выявить основные события и обстоятельства, оказавшие влияние на создание литературной репутации Бродского.
-
Определить механизмы формирования литературной репутации Бродского в период успеха.
-
Изучить трансформацию образа исследуемого автора в общественном сознании советского и постсоветского периодов.
Научная новизна диссертационной работы обусловлена тем, что такое исследование предпринимается впервые.
Хронологические рамки исследования: 1957- 2010-е годы.
Источниковая база исследования.
Тексты Иосифа Бродского: художественные произведения, статьи и рецензии, интервью, письма.
Привлекая источники этой группы, мы преследовали цель проследить эволюцию литературной репутации поэта, создание биографического мифа. Важно учитывать, что часть этих источников может быть достаточно субъективна, так как содержит те идеи и ценности, которые литератор осознанно хотел бы себе приписать, видеть своими (т.е. выражают его взгляд на себя и свое творчество).
Вторую группу источников составляют переписка, дневники, интервью, мемуары современников, отражающие этапы становления репутации Бродского. Необходимо учитывать особую субъективность источников этого рода: реальные черты личности поэта неизбежно в них искажались в силу самых разных обстоятельств как литературного, так и личного характера.
Третью группу источников образуют критические статьи, рецензии и другие материалы, которые охватывают период с середины 1980-х до 2010-х гг. и отражают аспекты полемики о Бродском и его творчестве, а также позволяют судить об аргументах и методах спора как его апологетов, так и оппонентов. Источники этого рода противоречивы, ибо на них повлияли особенности личных взаимоотношений, обстоятельства конкурентной борьбы, финансовые, карьерные и иные соображения.
В контексте изучения проблемы «Поэт и власть» и более частного вопроса, связанного с ролью журнала «Звезда» в формировании литературной репутации Иосифа Бродского, изучались документы и материалы, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации, в личном архиве поэта в библиотеке редких книг и манускриптов Байнеке (Beinecke Rare Book & Manuscript Library) Йельского университета США, в домашнем архиве профессора В. Полухиной (Лондон, Великобритания), а также ряд публикаций, посвященных судебному процессу И. Бродского, ссылке, досрочному освобождению, обстоятельствам его отъезда в эмиграцию и сотрудничеству в постсоветский период с журналом «Звезда».
Методологическая база исследования.
Методология исследования обусловлена его междисциплинарным характером. В работе широко привлекаются как литературоведческие исследования творчества Иосифа Бродского, так и материалы междисциплинарных исследований по социологии литературы, проблемам взаимодействия текста и аудитории, литературных репутаций и иерархий И.Н. Розанова, Б.В. Томашевского, Ю.Н. Тынянова, Б.М. Эйхенбаума, Ю.М. Лотмана, Н.Н. Акимовой, М.Ю. Берга, Н.А. Богомолова, М.М. Голубкова,
Л.Д. Гудкова, Б.В. Дубина, М.А. Литовской, М.С. Макеева, Г.Е. Потаповой, А.И. Рейтблата, Е.Б. Скороспеловой и других исследователей.
Научно-теоретическая значимость диссертационного исследования выражается в том, что в нем предпринята попытка теоретического обоснования понятия «литературная репутация» и определены этапы формирования литературной репутации конкретного автора в контексте социокультурных и литературных обстоятельств советской и постсоветской эпох.
Практическая значимость диссертации связана с возможностью использования ее основных положений в учебном процессе при разработке вузовских лекционных курсов по истории русской литературы второй половины ХХ века, а также спецкурсов и спецсеминаров по современной русской литературе рубежа XX-XXI вв., посвященных жизни и творчеству Иосифа Бродского.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации обсуждались на заседании кафедры истории русской литературы ХХ века МГУ им. М.В.Ломоносова (2012 г.). Отдельные положения исследования были представлены на IV Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» в МГУ им. М.В.Ломоносова (2010 г.), Международных научных конференциях «Иосиф Бродский в XXI веке» в СПбГУ (2010 г.); «Русская литература: тексты и контексты» в Институте русистики Варшавского университета, Польша (2012 г.).
На защиту выносятся следующие положения:
-
На протяжении творческого пути Бродский имел две диаметрально противоположные репутации: на уровне идеологизированного общественного сознания и правящей партийно-государственной элиты поэт воспринимался как «антисоветчик», «отщепенец» и «тунеядец», а среди либеральных кругов советской и западной интеллигенции - как непризнанный тоталитарным режимом гений.
-
На литературную репутацию Бродского на начальном этапе ее формирования в силу политико-идеологической и социокультурной ситуации в СССР внелитературные факторы, в частности, конфронтация поэта с властью, оказали более существенное воздействие, нежели художественно- эстетические достоинства его поэзии.
-
Преемственность Ахматова - Бродский целесообразно рассматривать не столько на сопоставлении их поэтических систем (они различны), сколько на уровне сравнения их жизнетворческих стратегий.
-
Образ Бродского-поэта, культивируемый читательской аудиторией, самим поэтом, его ближайшим окружением, средствами массовой информации (mass media), а вследствие этого подвергающийся тотальной мифологизации, существенно влияет на формирование его литературной репутации и не идентичен образу Бродского-человека, хотя и отражает своеобразие миропонимания, мироощущения, интересы, особенности характера поэта.
-
В 1990-е годы на формирование литературной репутации Бродского в России значительное влияние оказало его сотрудничество с журналом «Звезда», соредактором которого является давний друг и единомышленник поэта Я.А. Гордин.
-
В массовом общественном сознании понятие «успеха» в России и на Западе разнится: символом наивысших достижений в области литературы, науки в России является международная награда - Нобелевская премия, на Западе, в частности, в США и Великобритании, приоритет отдается национальным наградам: званию поэта-лауреата (лучшего национального поэта), степени почетного доктора Оксфордского университета и т.д.
-
В современной России творчество Бродского востребовано и литературоведами, и широкой читательской аудиторией, при этом интерес к поэту как к личности, к его биографии и перипетиям феерической судьбы не менее велик, чем непосредственно к его художественным текстам.
-
Литературный триумф И. Бродского надлежит рассматривать как результат осуществления им жизнетворческой стратегии, основополагающим принципом которой являлся девиз, четко осмысленный и сформулированный еще в юности: «Главное - это величие замысла».
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, разделенных на параграфы, заключения, библиографии, приложения.
Литературная репутация как историко-литературное явление и пути ее научного изучения
Изучение репутации писателя изначально предполагает внелитературные контексты, существование писателя в обществе, поэтому с полным правом рассматривается как социокультурный феномен. Особую актуальность приобретает проблема выявления факторов, определяющих славу писателя и его успех у читательской аудитории в переломные эпохи в развитии литературы, какими для русской словесности в XX веке явились 20-30-е гг. и вторая половина 80-х - 90-е гг. Не случайно именно в эти периоды времени в отечественном литературоведении поднимался вопрос о важности изучения литературных репутаций. В конце 1920-х годов отдельные аспекты понятия «литературная репутация» (без употребления самого термина) рассматривали в своих статьях ученые, принадлежащие к «формальной» школе. В своих работах формалисты пытались доказать важность изучения не только чисто литературных явлений, но и литературного быта, в контексте которого и должны рассматриваться писательские репутации.
Ю.Н. Тынянов в статье «Литературный факт» предлагал смелый ответ на вопрос «Что такое литература?» и рассматривал проблему соотношения литературного факта и литературного быта. Ученый убедительно доказывал, что эти два понятия находятся в непрерывном динамическом взаимодействии: то, что в одну эпоху является литературным бытом, в другую может стать литературным фактом. В частности, он отмечает: «Обособляя литературное произведение или автора, мы не пробьемся и к авторской индивидуальности. Авторская индивидуальность не есть статическая система, литературная личность динамична, как литературная эпоха, с которой и в которой она движется. Она — не нечто подобное замкнутому пространству, в котором налицо то-то, она скорее ломаная линия, которую изламывает и направляет литературная эпоха» . Насущная задача историков и теоретиков литературы -не просмотреть «огромного значения литературный факт, то всплывающий из быта, то опять в него ныряющий»5.
Б.М. Эйхенбаум развил идеи, заложенные в статье Ю. Тынянова, в своей работе «Литература и литературный быт». Декларируя свою позицию в этом вопросе, исследователь констатировал: «Каждый писатель пишет как будто за себя, а литературные группировки, если они и есть, образуются по каким-то "внелитературным" признакам, - по признакам, которые можно назвать литературно-бытовыми. Вместе с тем, вопросы технологии явно уступили место другим, в центре которых стоит проблема самой литературной профессии, самого "дела литературы". Вопрос о том, "как писать", сменился или, по крайней мере, осложнился другим - "как быть писателем". Иначе говоря, проблема литературы, как таковой, заслонилась проблемой писателя. Можно сказать решительно, что кризис сейчас переживает не литература сама по себе, а ее социальное бытование. Изменилось профессиональное положение писателя, изменилось соотношение писателя и читателя, изменились привычные условия и форма литературной работы - произошел решительный сдвиг в области самого литературного быта, обнаживший целый ряд фактов зависимости литературы и самой ее эволюции от вне ее складывающихся условий»6. В заключение статьи ученый настоятельно призывал своих коллег пересмотреть существующую историко-литературную систему заново и осмыслить происходящие эволюционные процессы.
Своеобразным ответом Эйхенбауму стала вступительная статья В.М. Жирмунского к книге известного немецкого филолога Людвига Шюккинга «Социология общественного вкуса» (оригинальное немецкое издание: "Die Soziologie der literarischen Geschmacksbidung", Munchen, 1923), опубликованная в СССР в 1928 году. Издание этой монографии стало для русских «формалистов» своего рода знаковым событием, т.к. служило дополнительным обоснованием важности постановки проблемы «литература и общество» в отечественной науке. В предисловии Жирмунский подчеркивал, что в Германии социологическое направление в литературе интенсивно развивается и имеет многочисленных приверженцев, а книга Л. Шюккинга является теоретическим обоснованием методологических принципов этого течения и поэтому заслуживает серьезной дискуссии в советской научной печати. Литературовед также отмечал, что идейно-теоретические воззрения немецкого филолога в некоторой степени соотносимы с концепцией «литературного быта» Эйхенбаума, «однако круг социологических интересов Шюккинга гораздо более широк, и выбор предмета исследования определяется строго продуманной и обоснованной методологической системой: вопросы профессионального быта писателей („литературного быта"), с этой точки зрения, являются лишь одним из элементов быта социального, которым обусловлена для Шюккинга эволюция художественного вкуса в социологически-дифференцированных читательских группах»7.
Публикация монографии Л. Шюккинга вызвала резонанс в отечественном литературоведении. В обсуждение проблемы включились и «младоформалисты».
Авторы книги «Словесность и коммерция» , изданной в 1929 году, акцентируя внимания на проблемах литературного быта в России в первой половине XIX века, дают предварительную сводку фактов, которые до сих пор не сопоставлялись и не оценивались в эволюционном плане. Первоначально авторы взяли объектом исследования Эпоху Смирдина , т.е. время, когда в литературном производстве окончательно установились товарные отношения и писатели резко разделились на две группы - профессионалов и дилетантов. Но по мере описания Смирдин «растворился» в исторической эпохе и оказался лишь одним ее звеном. Кроме того, авторы подробно рассматривают литературную и журнальную деятельность отдельных малоисследованных писателей.
Не менее интересна и книга под названием «Литературные кружки и салоны»10, изданная тоже в 1929 году. В ней авторы дают описание различных домашних литературных объединений (кружков и салонов) в России начала XIX века. Они существовали в быту и раньше, но статус «литературного факта» начали приобретать только в эту эпоху.
Таким образом, рассматривая в конце 1920-х гг. в своих трудах различные аспекты литературного быта, представители «формальной» школы пытались сделать его предметом рефлексии в отечественной науке.
Ахматова и Бродский: жизнь как замысел
Тема «Ахматова и Бродский» не является новой для литературоведения. Ей посвящены работы В.П. Полухиной, Л.В. Лосева, Д. Л. Лакербая, М.Н. Лебедевой, А.А. Александровой и др. Главный вопрос, который ставят перед собой литературоведы, анализируя творческие методы и приемы двух поэтов, заключается в том, оказала ли Ахматова непосредственное влияние на поэтическую практику Бродского, или же оно ограничилось только духовно-нравственным воздействием. Выяснение этого вопроса для исследователей тем более привлекательно, что сам Бродский в многочисленных интервью, выражая Ахматовой свою благодарность, не раз подчеркивал, что «дело было не в литературе, а в чисто человеческой (и - смею сказать) - обоюдной привязанности» .
Как известно, жизненное и творческое кредо Иосифа Бродского: «Главное - это величие замысла», - сформировалось именно в период его знакомства и общения с Анной Ахматовой. В связи с этим проблема «Ахматова - Бродский» нас интересует, прежде всего, в аспекте влияния «императрицы русской поэзии» на молодого Бродского в качестве «учителя величия».
Многие современники, вспоминая Анну Ахматову и отдавая дань восхищения ее поэтическому таланту, неоднократно отмечали важную особенность ее личности, манеры поведения. Корней Чуковский писал: «Главнейшая черта ее личности: величавость. Не спесивость, не надменность, не заносчивость, а именно величавость "царственная", монументально важная поступь, нерушимое чувство уважения к себе, к своей высокой писательской миссии» . Тема величия, а именно - «величия замысла», стала своеобразной путеводной звездой, доминантой и для Иосифа Бродского еще в начале его литературной карьеры. Парадоксальным кажется факт, что Бродский очень рано почувствовал свое великое предназначение и задумался о стратегии его воплощения в жизнь, а Анна Ахматова оказалась для молодого поэта тем высочайшим образцом творческого поведения, которое служило для него ориентиром на протяжении всей жизни.
Тема «величия», столь интересовавшая обоих поэтов, нашла свое отражение не только в их устных диалогах, но и в дневниках Ахматовой, ее письмах и даже в тексте одной из телеграмм, отправленных Бродскому в ссылку: «Постоянно думаю [о величии замысла] о нашей последней встрече и благодарю Вас»125.
Документы свидетельствуют, что слова Бродского о «величии замысла», случайно сказанные в одной из их многочисленных бесед, произвели на Ахматову не просто неизгладимое впечатление, а оказались «спасительными» и занимали ее мысли на протяжении последних лет жизни.
Много лет спустя Бродский в интервью С. Волкову так рассказывал о возникновении темы «величия замысла» в их диалоге с Ахматовой: «Мы сидели как-то с Ахматовой, и она говорит: "Иосиф, что делать человеку (имелось в виду, конечно, поэту, но мы слово «поэт» почти не употребляли, потому что Ахматова этого не одобряла126, приговаривая, не понимаю я этих больших слов - «поэт», «бильярд») - так вот, что делать человеку, если он знает себя наизусть, все свои любимые приемы и так далее. Какой у него выход из этого положения?" И я с бухты-барахты ответил: "Анна Андреевна, главное - это величие замысла\" (Курсив мой - Л.М.) Я тогда, помнится, подумал, что если ты ставишь перед собой большую задачу, то она выводит тебя на новые технические приемы. И эта мысль Ахматовой очень понравилась. Потому что она, вероятно, думала о себе, когда задавалась этим вот вопросом о творческой инерции. ... Ну а потом в беседах с ней я эту мысль развивал - говорил ей, что даже если большой замысел проваливается, то игра все равно стоит свеч»127. Можно предположить, что для Ахматовой в финале жизни стали спасительными не только слова Бродского о «величии замысла» (она сама об этом думала постоянно), а и тот, кто их произнес. Она воспринимала Бродского как равного: «Иосиф, мы с вами знаем все рифмы русского языка»128, а следовательно, его мнение ей было важно. В словах молодого поэта она услышала своеобразное подтверждение правильности выбора своей не только творческой, но и жизненной позиции. Бродский словно бы ответил на тайные душевные сомнения и терзания великой поэтессы. Не зря она цитирует в своих записных книжках 8 августа 1965 года строки из поэмы Т. С. Элиота «East Coker» (1940), предварив их комментарием: «В тот месяц, когда я нуждалась в утешении, мне прислал его только - Элиот: The only wisdom we can hope to acquire Is the wisdom of the humility: humility is endless. Единственная мудрость, которую мы можем надеяться достичь, - это мудрость смирения: смирение бесконечно»129. Ахматова делает запись сначала по-английски, а чуть ниже - русский перевод, подчеркивая тем самым значимость («спасительность») для себя этого изречения. Преданность своему призванию, умение прощать, бесконечное смирение и мужество перед лицом неотвратимой трагедии и есть основа ахматовского величия. Вспоминая Ахматову, Бродский говорил: «...В моем сознании всплывает одна строчка из того самого «Шиповника»: «Ты не знаешь, что тебе простили...» Она, эта строчка, не столько вырывается из, сколько отрывается от контекста, потому что это сказано именно голосом души - ибо прощающий всегда больше самой обиды и того, кто обиду причиняет. Ибо строка эта, адресованная человеку, на самом деле адресована всему миру, она - ответ души на существование. Примерно этому - а не навыкам стихосложения -мы у нее и учились»130.
Судьбоносное для Бродского знакомство с Ахматовой, случившееся летом 1961 года по инициативе Евгения Рейна, не представляло собой ничего необычного. Литературная молодежь всегда нуждается, даже если и пытается иногда это отрицать, в учителях и, как правило, находит их среди поэтов и писателей старшего поколения. Она ищет у признанных литературных мэтров оценки, одобрения и поддержки своих поэтических опытов. Причем в «диалоге поколений» заинтересованы обе стороны: начинающие поэты постигают секреты техники и литературного мастерства, а мэтры, в свою очередь, посредством общения с молодежью воспринимают и осмысляют новые тенденции в развитии литературы.
Поэт и власть: «дело Бродского» в контексте социокультурной ситуации 1960-х гг
Особый статус поэзии («языка богов») и поэта («пророка») как ее носителя, закрепившийся в секуляризованной культуре в послепетровскую эпоху, на всех последующих этапах исторического развития России не только не терял своего привилегированного положения в обществе, а наоборот, неуклонно возрастал, достигнув своего апогея в XX веке. По силе воздействия на умы и души современников поэзия (литература) нередко составляла серьезную конкуренцию реальной политической власти, что и определяло характер их взаимоотношений в ту или иную культурно-историческую эпоху. Любая власть, независимо от «измов», всегда стремилась поставить себе на службу талант создателя духовных ценностей, а тот, в зависимости от своих морально-этических принципов, культурных, социальных и политических установок (и не в последнюю очередь творческих амбиций), старался к ней либо приблизиться, либо дистанцироваться от нее. В отечественной ситуации от того, какой тип творческого и социально-политического поведения, прежде всего отношения к власти, выбирал поэт, зависела не только его литературная карьера или репутация, но - часто - и сама жизнь. Эта максима была чрезвычайно важна для всех форм государственно-политического устройства России, но наиболее выраженный драматический (трагический) характер она приняла в советскую эпоху.
Советская власть, руководствуясь лозунгом: «Кто не с нами, тот против нас», фактически не оставила литератору права выбора своего творческого пути. Поэзия (литература), как и все искусство в целом, в качестве «идеологического оружия» была полностью подчинена партийному диктату и ориентирована на выполнение так называемого «социального заказа». Судьбы тех писателей, кто не разделял политику партии в области литературы и искусства , а тем паче пытался ей противостоять, были предопределены: репрессии, аресты, ссылки, тюрьмы (вплоть до физического устранения), и как лучшая участь - эмиграция. При этом необходимо отметить, что в диалоге-споре «поэта и власти» исход поединка, за редким исключением, был предрешен: поэт либо становился жертвой, либо уступал власти. Одним из таких исключений стала творческая судьба Иосифа Бродского.
«Дело Бродского», если говорить о нем не как о репрессивной пропагандистской кампании партийных и правоохранительных органов Ленинграда, направленной против конкретной творческой личности, а как о неком процессе, в результате которого фрондирующая личность подвергалась наказанию, изначально ничем не выделялось среди других подобных дел советской эпохи.
В СССР модель борьбы с «инакомыслием» в среде творческой интеллигенции была разработана еще в 1920-е годы и впервые опробована в «деле» Пильняка и Замятина (1929 г.): «...Это «дело» было показательным процессом. Замятин и Пильняк символизировали «прошлое» и «будущее» советской литературы. Диаметрально противоположные, они находились на разных полюсах, и в промежутке между ними мог представить себя практически любой из тогдашних литературных деятелей. Также была разработана схема, согласно которой писатель, «покаявшись» после совершенного «антисоветского поступка», возвращался на свое законное место, естественно приняв к сведению все «дружеские» советы «старших» товарищей» . В расправе над неугодными писателями в обязательном порядке должны были участвовать их коллеги по литературному цеху. «Уклонистов» ждало не менее суровое наказание, чем того (тех), кого они отказывались порицать. Коллективное осуждение «еретиков» стало непременной составляющей публичных карательных акций: «Всех сразу приучили к тому, что писатель, объявленный виновным в чем-либо, должен каяться устно и печатно, а его коллегам надлежит - коллективно и в индивидуальном порядке - осуждать провинившегося»186. Как отмечает Е.Б. Скороспелова: «Дело» Пильняка и Замятина открыло новую эру в истории литературы в России - эру безоговорочного подчинения писателя государству» .
Впоследствии эта схема наказания была многократно применена по отношению к другим «оступившимся» писателям, в том числе к А. Ахматовой и М. Зощенко, Б. Пастернаку, И. Бродскому, Ю. Даниэлю и А. Синявскому. В 1950-1960-е годы - в так называемую эпоху «хрущевской оттепели, наступившую вскоре после смерти Сталина, - в СССР были произведены существенные демократические преобразования (в том числе ограничения полномочий правоохранительных органов), в результате которых преследовать инакомыслящих по политическим мотивам стало гораздо труднее - нужны были веские и неопровержимые доказательства. Однако «компетентные» органы быстро выработали альтернативный способ наказания: если намеченную жертву нельзя было привлечь к ответственности за антисоветскую деятельность, то привлекали за какие-либо правонарушения, подпадавшие под действие других статей уголовного кодекса. Например, диссидента Александра Гинзбурга - составителя одного из первых самиздатовских сборников (альманах «Синтаксис»), в одном из выпусков которого были опубликованы и стихи И. Бродского, - осудили за «подделку документов» (сдал за своего товарища экзамен в вечерней школе).
Процесс Иосифа Бродского, состоявшийся на исходе «оттепели» (1964 г.) в Ленинграде, был инсценирован по этой же схеме. Формальным поводом к его началу послужило обвинение Бродского, избравшего в тот период времени амплуа свободного художника в качестве творческого поведения, в антиобщественном и паразитическом образе жизни - «тунеядстве».
В советском государстве понятие «свободный художник», т.е. человек, создающий те или иные произведения искусства и не относящий себя к какому-либо творческому объединению, фактически приравнивалось к понятию «тунеядец» (согласно толковым словарям - жизнь на чужой счет, чужим трудом, паразитизм, безделье), которое в массовом общественном сознании имело ярко выраженную негативную окраску. Иными словами, заниматься каким-либо видом творческой деятельности самостоятельно, вне рамок профессиональных союзов (Союза писателей, Союза художников, Союза композиторов и т.д.), до 1953 г. запрещалось, а в послесталинскую эпоху - не поощрялось. При этом доступ в творческие союзы был ограничен. Не будучи убежденным «марксистом-ленинцем», отражающим в своих произведениях принципы и идеалы соцреалистического искусства, получить заветную книжку члена Союза, служащую своеобразной разрешительной грамотой на творческую деятельность, а также предоставляющей ее обладателю определенный набор социальных привилегий, было невозможно.
Роль журнала «Звезда» в формировании литературной репутации Бродского
Первые журнальные публикации произведений И. Бродского появились в СССР в постперестроечное время, в 1987 году263, и очень быстро их количество стало увеличиваться в геометрической прогрессии. При этом качество публикаций далеко не всегда устраивало самого автора: «Обидно, конечно, что все это рассыпается по журналам: «Зимнюю Эклогу» надо бы печатать рядом с «Летней», да и стишки уж больно разнесены по времени. Мне не жалко себя, «своего доброго имени»; просто читатель бы больше выгадал: ради него, в конечном счете, стараешься...» . Поэт часто оставался недоволен редакционным отбором своих произведений. Опыт сотрудничества с российскими журналами нередко заканчивался для него недовольством и констатацией факта: «Порядок стихотворений чудовищно перевран, полно опечаток, три стихотворения просто сняты, а те, которые я просил снять, оставили» 5. Но возможности самостоятельно контролировать этот процесс по ряду причин, прежде всего из-за географической удаленности, у поэта не было. Предложений же от журналов и издательств поступало так много, что очень скоро назрел вопрос о том, кто будет представлять литературные и финансовые интересы поэта на родине. Участие в разрешении этого вопроса в разное время принимали его друзья В. Голышев, Я. Гордин, Е. Рейн, В. Уфлянд, но для упорядочивания литературных дел и преодоления различных бюрократических препонов требовалось единое руководство.
Историка и публициста, члена редколлегии литературно-художественного журнала «Звезда», а с 1992 года и его соредактора (вместе с А.Ю. Арьевым -Л.М.), Якова Аркадьевича Гордина с Иосифом Бродским связывала давняя дружба. Они познакомились в 1957 году . В интервью Соломону Волкову поэт однажды заметил: «...Яков Гордин, замечательный человек. Он был среди первых моих литературных знакомств» . Давая такую характеристику своему давнему ленинградскому другу, вряд ли Бродский представлял, какую роль сыграет тот в становлении его литературной репутации на родине.
Между тем Я. Гордин оказался именно тем человеком, который взял на себя ведение литературных дел И. Бродского в СССР (после распада страны - в России). В 1988 г. он предложил Бродскому свою помощь: «Что же до лица, которое бы присматривало за твоими здешними делами, то могу сказать следующее: ежели твои публикации здесь станут неким правилом, то такой человек будет необходим. Выбор - дело твое. ... Я, разумеется, мог бы взять это на себя в случае твоего желания» .
Иосиф Бродский согласился принять предложенную помощь и, как показало время, не пожалел об этом впоследствии. Гордин к тому времени уже был опытным профессионалом, хорошо разбирающимся и в редакционно-издательской деятельности, и в реалиях бурной постперестроечной социокультурной жизни страны, за пределами которой поэт жил в течение шестнадцати лет. В это переломное для российской истории и культуры время Гордин убеждал Бродского в письмах: «...Ты должен в культурном процессе сегодняшнем присутствовать в полной мере. Ты точно пишешь: «нынешнее дело — дело нашего поколения», вот и придется тебе, несмотря на то, что ты всех нас непростительно юнее, выступить...» . Дело не том, что поэт сам не понимал важности социально-культурных и политических преобразований на родине или отказывался принимать в них участие, он просто смутно представлял масштабы этих изменений, а следовательно, свою роль и место в них. Как ни была тщательно разработана его авторская стратегия, все же в ней не была предусмотрена возможность возвращения на родину в ближайшей исторической перспективе. В 1984 году Бродского не впустили в страну даже на похороны отца, а спустя всего три года ему позволили предстать перед отечественным читателем во всем блеске своей нобелевской славы. Такие метаморфозы было сложно спрогнозировать даже самому изощренному уму. Возможность печататься в СССР в официальных изданиях и представить свое творчество широкой читательской аудитории наступила почти внезапно. Бродский очень опасался оказаться в ложном положении перед отечественным читателем, боялся быть неправильно им понятым и воспринятым из-за редакционно-издательской политики, в значительной мере строившейся исходя из конъюнктурных соображений, а не интересов автора. Подобная ситуация требовала разрешения. Необходимо было разработать новую авторскую стратегию, которая бы включала в себя и успешную презентацию творчества поэта на родине. Находясь за пределами страны и тем самым не имея возможности полноправно участвовать в литературном процессе в новой политико-идеологической и культурной ситуации, Бродский как никогда нуждался в помощи своих российских друзей-литераторов. Журнал «Звезда» в лице ее соредактора Я. Гордина оказался как раз той инстанцией, которая и возложила на себя эту трудную, но почетную и, самое главное, взаимовыгодную как для издания, так и для автора, миссию.
Я. Гордин и А. Арьев возглавили журнал «Звезда» в кризисное постсоветское время, когда тиражи «толстых» литературных журналов по сравнению с постперестроечным временем резко сократились, а государственные дотации на их содержание значительно уменьшились. В трудном, можно даже сказать бедственном положении находилась не только «Звезда», но и почти все литературные журналы страны. Для выживания в рыночных условиях существования экономики редакциям необходимо было выработать новую издательскую политику, способную если не сохранить прежние социокультурные позиции (это было невозможно), то хотя бы удержаться на плаву. Постперестроечный издательский курс, основанный на републикации запрещенных ранее произведений и вызвавший небывалый читательский бум, уже исчерпал себя. Для сохранения внимания подписчиков журналам необходимо было создавать свой неповторимый индивидуальный облик, привлекать к сотрудничеству интересных авторов («громкие имена»), более тщательно отбирать произведения для печати. Отличительной особенностью журнала «Звезда», например, стала его ориентация на публикацию текстов авторов-петербуржцев (ленинградцев) или произведений, тематически связанных с Петербургом (Ленинградом).
В 1992-1993 гг. Гордин писал Бродскому: «Я главным образом занят тем, что вытаскиваю из болота «Звезду». Работа трудная. В этой связи -просьба. Что бы ты мог напечатать в журнале во втором полугодии сего года и в 1994 году? Можно ли поставить твое славное имя среди авторов журнала в рекламе?» . Бродский, конечно же, не остался равнодушным к просьбе друга и ответил согласием.
В переписке Гордина и Бродского обращает на себя внимания стиль их общения. Несмотря на то, что они давние друзья и обращаются друг к другу на «ты», фамильярность в их эпистолярном диалоге полностью отсутствует. Особенно ярко проявляются в письмах личностные особенности Гордина: деликатность, сдержанность, скромность в сочетании с умением убедить адресата в обоснованности своей позиции. Друг-редактор, к тому времени уже несколько лет добровольно занимающийся литературными делами поэта на родине, не настаивает на ответных «благотворительных» акциях, а тактично просит оказать содействие.
